Текст книги "Редактор Линге"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Казалосъ, нуженъ былъ именно этотъ перерывъ, это маленькое противорѣчіе, чтобъ разгорячить Лео Хойбро.

Онъ насторожилъ уши. Онъ узналъ этотъ голосъ, зналъ, откуда онъ идетъ, онъ улыбнулся неудовольствію, которое онъ вызвалъ, и бросилъ своимъ глухимъ голосомъ нѣсколько фразъ: онѣ были какъ искры, какъ молніи. Прежде всего, онъ хочетъ сдѣлать маленькое замѣчаніе о господинѣ Бендезенѣ, какъ о радикалѣ.

– Радикализмъ господина Бондезена очень великъ, онъ намъ объ этомъ самъ заявилъ, но онъ хочетъ сказать, что собраніе не должно преувеличивать его значенія.

Не нужно его бояться, потому что, если бы господину Бондезену пришло въ голову въ одинъ прекрасный день предложить радикаламъ свой радикализмъ, тѣ отвѣтили бы ему: – Да, мы когда-то занимались этимъ вопросомъ, но, впрочемъ, это было очень давно, это было еще тогда, когда мы конфирмировались…

Бондезенъ не могъ больше сдерживаться. Онъ вскочилъ и крикнулъ:

– Я знаю… я знаю этого человѣка, эту блуждающую комету; я не знаю, можетъ ли онъ вообще говорить о какихъ-нибудь политическихъ вопросахъ, но въ политикѣ Норвегіи онъ такъ же много смыслитъ, какъ любой ребенокъ. Онъ не читаеть даже «Новостей»! (Смѣхъ.) Онъ говоритъ, что «Новости» надоѣли ему, и онъ потерялъ къ нимъ всякій интересъ. (Взрывъ смѣха.)

Хойбро улыбается и продолжаетъ: – Тѣмъ не менѣе пусть ему разрѣшатъ разобрать еще одну мысль, высказанную сегодня…

Предсѣдатель вмѣшивается:

– У васъ больше нѣтъ времени.

Хойбро оборачивается къ каѳедрѣ и говоритъ почти умоляющимъ голосомъ:

– Еще только пять минутъ, а то мое введеніе будетъ совершенно непонятно.

– Только всего пять минутъ!

Но предсѣдатель требуетъ, чтобы уважалось его рѣшеніе насчетъ ограниченія времени, и Хойбро принужденъ былъ сѣсть.

– Какъ жалко! – сказала фру Дагни, – онъ только что началъ.

Она, можетъ быть, была единственной во всей залѣ, которая слѣдила за нимъ, даже во время его плохой рѣчи.

Въ этомъ человѣкѣ было что-то, что производило на нее впечатлѣніе, – звукъ его голоса, его своеобразный взглядъ на вещи, образъ блуждающей кометы; это былъ какъ бы слабый отзвукъ голоса Іотана Нагеля; и передъ ней вставали воспоминанія.

Она пожала плечами и зѣвнула. Когда начался шумъ и крики въ залѣ, она сказала:

– Не уйти ли намъ? Будьте такъ любезны, проводите меня домой.

Линге сейчасъ же поднялся и помогъ ей надѣть накидку.

Для него это будетъ громадное удовольствіе, ничего другого онъ и не хочетъ! И онъ шутилъ и острилъ, заставляя ее смѣяться, когда они спускались по лѣстницѣ и вышли на улицу.

– Не пустить ли мнѣ замѣтку насчетъ этого человѣка съ его блуждающей кометой?

– Ахъ нѣтъ, – сказала она, – оставьте его въ покоѣ. Ну, въ чемъ же ваша исторія? Разскажите мнѣ, что такое вышло?

Но Линге всегда знаетъ, что дѣлаетъ; никто не можетъ его поймать, онъ никогда не скажетъ лишняго. Всего нѣсколько словъ о самомъ фактѣ, а остальное неизвѣстно. Между тѣмъ, они дошли до желѣзнодорожной площади, гдѣ сѣли въ экипажъ и поѣхали въ Драмменевененъ, на глазахъ у всѣхъ, при яркомъ освѣщеніи газа.

V

Нѣсколько дней подъ-рядъ Христіанія только и говорила, что о скандалѣ.

Въ первое утро, когда разорвалась бомба, казалось, что городъ зашатался. Каждому невольно приходило въ голову – кому отецъ, кому дочь. Даже такое вліятельное лицо, чье имя было извѣстно всей странѣ, такъ позорно низвергнуто!

Линге былъ увѣренъ въ своемъ дѣлѣ, онъ не обращалъ вниманія ни на крики, ни на угрозы, – его твердость была непоколебима.

Онъ постоянно упоминалъ объ этомъ дѣлѣ, повторялъ свои обвиненія въ рѣзкой формѣ, а когда первое впечатлѣніе ослабло, онъ позаботился о томъ, чтобы разными маленькими дополненіями, подробностями, поддержать интересъ къ его доносу, и постарался вполнѣ исчерпать все это дѣло; онъ самъ заботился о томъ, чтобы ему противорѣчили, печаталъ гнѣвныя анонимныя письма, которыя онъ получалъ отъ приверженцевъ обвиняемаго, и заинтересовалъ весь городъ своимъ открытіемъ.

Пришлось сдаться; не стоило и пробовать уйти какъ-нибудь отъ этого редактора. Всѣ, даже его самые ярые противники, преклонялись передъ нимъ и сознавались, что дѣйствительно ему самъ чортъ не братъ.

Наконецъ-то Линге торжествовалъ въ большомъ дѣлѣ!

Благодаря сенсаціи онъ пріобрѣлъ довольно много новыхъ подписчиковъ. Люди, жизнь которыхъ была достаточно безупречна, читали его газету ради занимательности и съ любопытствомъ слѣдили за скандальной исторіей, а тѣ, у кого былъ какой-нибудь тайный грѣхъ на душѣ, лихорадочно проглатывали «Новости», съ бьющимся сердцемъ и со страхомъ, что очередь скоро дойдетъ и до нихъ.

Ну, теперь нужно только не останавливаться, продолжать въ томъ же духѣ, нужно, какъ говорятъ билліардные игроки, не терять удара.

Линге не изъ такихъ, которые скоро успокаиваются. Эта исторія была его первымъ настоящимъ большимъ ударомъ; но онъ еще не всюду проникъ не въ каждый домъ, не въ каждое сердце. Передъ нимъ постоянно стояла эта мысль.

Онъ говорилъ и надѣялся, что скандалъ произведетъ еще больше шуму. Собственно говоря, списки не показывали массоваго наплыва подписчиковъ, – они не появлялись цѣлыми группами; были даже единичныя личности, отказавшіяся отъ газеты именно изъ-за скандала. Ну, какъ понимать такихъ людей?!

Онъ привелъ въ газетѣ лишь одну единственную новость, – и вдругъ отказывались ее читать. Ну, во всякомъ случаѣ, онъ достигъ того, что одно время былъ у всѣхъ на языкѣ, а это ужъ само по себѣ было очень цѣнно.

Онъ былъ далекъ отъ того, чтобы чувствовать себя утомленнымъ, наоборотъ, онъ воспрянулъ духомъ; онъ смѣялся, когда вспоминалъ, какъ долго полиція и власти боялись вмѣшаться въ это дѣло, и какъ онъ, въ концѣ концовъ, все-таки заставилъ ихъ поступить такъ, какъ онъ хотѣлъ. И виновникъ былъ самымъ блестящимъ образомъ смѣщенъ.

Линге не сдѣлался высокомѣрнымъ послѣ этой побѣды; напротивъ, успѣхъ сдѣлалъ его очень обходительнымъ, гуманнымъ и добрымъ, онъ безъ всякой выгоды для себя помогалъ многимъ бѣднымъ и даже сталъ писать не такъ рѣзко. Но съ правительствомъ онъ обращался по-прежнему; со всей безпощадностью своего пера онъ геройски защищалъ своихъ и принципы лѣвой; никто не могъ обвинить его въ низости.

Нѣкоторое время, вслѣдствіе его открытія, къ нему въ бюро приходило еще больше посѣтителей, чѣмъ прежде. Люди приходили выразить свое уваженіе, пожать ему руку, прибѣгали ко всякимъ предлогамъ, только чтобы увидѣть его; привѣтствовали его по телефону, прося извинить за безпокойство, и получали такимъ образомъ отъ него отвѣтъ. Всѣхъ онъ встрѣчалъ съ одинаковымъ радушіемъ. Въ городъ пріѣхалъ президентъ второй камеры – членъ королевской комиссіи, и сейчась же отправился къ Линге. Всѣми уважаемый президентъ, видный политикъ, очень вліятельный человѣкъ въ оппозиціи правительству, привѣтствуетъ редактора съ неподдѣльной искренностью, какъ друга, какъ знакомаго. Линге оказываетъ ему уваженіе, которое онъ заслуживаетъ, и слушаетъ его внимательно.

– Да, эта королевская комиссія, она черезчуръ нераціонально составлена, очень трудно ждать отъ нея какой-нибудь плодотворной работы: одинъ хочетъ одного, другой – другого. Если бы правительство хотѣло поправить свои отношенія съ лѣвой, оно могло бы это сдѣлать при выборахъ въ комиссію.

Линге на это возражаетъ:

– Правительство? Развѣ вы что-нибудь ждете отъ него?

– Нѣтъ, къ сожалѣнію, – говоритъ президентъ, – я ничего не жду и ни на что не надѣюсь, – я убѣжденъ, что оно должно пасть!

Линге, принявшій это за комплиментъ, отвѣчаетъ:

– Мы будемъ исполнять свой долгъ!

Когда президентъ собрался уходить, Линге вдругъ замѣтилъ, какой измученный и надломленный видъ у этого стараго борца за интересы лѣвой. Его фризовая куртка криво сидѣла у него на плечахъ, а по полоскамъ вдоль брюкъ было замѣтно, что онъ зажигалъ сѣрныя спички о свои панталоны. Въ дверяхъ онъ остановился и сказалъ, что собирается черезъ нѣсколько дней созвать собраніе, – онъ хочетъ сдѣлать докладъ въ политическомъ клубѣ и хочетъ попросить Линге о его содѣйствіи. Нужно, чтобы всѣ объ этомъ знали. Ему очень хотѣлось бы видѣть и самого Линге, онъ надѣется, что онъ придетъ.

– Само собою разумѣется, – отвѣчаетъ Линге. – Конечно, онъ приметъ участіе въ такомъ важномъ дѣлѣ, какъ докладъ президента одельстинга [1]1
  2-я камера норвежскаго стортинга.


[Закрыть]. До свиданья, до свиданья!

Потомъ онъ обернулся къ вошедшему Лепорелло и спросилъ его:

– Ну, что новенькаго? О чемъ говорятъ въ городѣ?

– Городъ говоритъ о статьѣ въ «Норвежцѣ» о положеніи нашихъ моряковъ, – сообщилъ Лепорелло.

– Эта статья обращаетъ на себя очень большое вниманіе, – гдѣ я сегодня ни былъ, вездѣ говорятъ объ этой статьѣ.

– Вотъ какъ? Правда?

Хотя они сейчасъ же перешли къ чему-то другому, Лепорелло очень хорошо видѣлъ, что мысли редактора гдѣ-то витаютъ; у него были какія-то собственныя соображенія на этотъ счетъ, и онъ что-то обдумывалъ.

– Вчера былъ очень веселый вечеръ въ Тиволи, – говоритъ Лепорелло, – я очень весело провелъ время.

– Я тоже, – возражаетъ Линге и встаетъ.

Онъ открываетъ дверь въ сосѣднее бюро и кричитъ секретарю:

– Послушайте, напишите что-нибудь насчетъ нашихъ моряковъ, скажите, что наши прежнія статьи о флотѣ произвели очень большуго сенсацію, даже такіе листки, какъ «Западная Почта», начинаютъ насъ поддерживать…

Хотя секретарь и привыкъ получать изъ бюро самыя странныя приказанія, тѣмъ не менѣе, на этотъ разъ онъ удивленна уставился на редактора.

– Да вѣдь у насъ не было такой статьи, – говоритъ онъ, – она напечатана въ «Норвежцѣ».

Линге нетерпѣливо хмурится и говоритъ:

– Какая наивность! Очень вѣроятно, что и у насъ была какая-нибудь замѣтка, какое-нибудь замѣчаніе объ этомъ. Не будутъ же люди справляться въ старыхъ газетахъ, было ли тамъ напечатано то или другое. Скажите, что наша статья о положеніи нашихъ моряковъ привлекла всеобщее вниманіе, и что это неудивительно и т. д. и т. д. Вы можете наполнить этимъ цѣлый столбецъ; но поторапливайтесь, чтобъ это вышло завтра же.

Редакторъ закрылъ дверь и исчезъ въ бюро. Лепорелло не очень много слышалъ отъ него сегодня: онъ былъ очень требователенъ, его занимали какія-то свои мысли, и онъ отвѣчалъ на все, что онъ ему говорилъ, односложнымъ «гмъ» и «да».

Въ сущности говоря, жизнь, которую Линге велъ, была очень утомительна: тутъ поневолѣ будутъ замаранныя руки, благодаря такой утомительной и грязной работѣ. Нужно было постоянно пробиваться, постоянно быти на чеку, а какая за все это награда? Его заслуги не признавались. Его живость исчезла, и ему показалось, что вся исторія не стоитъ такого огромнаго труда: вотъ сегодня, напримѣръ, прибѣжала эта прачка изъ Гаммерборга и жаловалась, что ея воззваніе о помощи не попало въ газету. – Не попало и не попало – это постоянная жалоба, не можетъ же все попадать! Женщина поблагодарила за деньги, которыя она получила, а потомъ начала плакать, что ей нечѣмъ жить, а воззваніе все еще не напечатано

Эта сцена была очень не во время; онъ не былъ въ настроеніи – нельзя же постоянно быть въ хорошемъ настроеніи духа; онъ далъ понять женщинѣ коротко и ясно, что у него у самого есть жена и дѣти, о которыхъ нужно заботиться; и кромѣ того, существуетъ пріютъ для бѣдныхъ, пусть она туда обратится. Развѣ онъ ей не помогъ ужъ разъ отъ всей души? Видитъ Богъ, онъ пожалѣлъ ее, хотя онъ не долженъ былъ этого дѣлать, принимая во вниманіе свою собственную семью. О воззваніи онъ совсѣмъ позабылъ. Нельзя же постоянно помнить весь міръ. Впрочемъ, онъ отложилъ ея объявленіе въ сторону, заботясь о ней же самой; если бы ея воззваніе было напечатано вмѣстѣ съ сенсанціонной статьей, то ни-одна душа не прочла бы его. Это объявленіе проглядѣли бы, какъ и всѣ другія въ этотъ день. Онъ сдѣлаетъ все, что возможно, и завтра же объявленіе будетъ напечатано.

Нѣтъ, ни у кого не было ни благодарности, ни пониманія, а въ особенности у этихъ необразованныхъ людей. А онъ въ продолженіе многихъ лѣтъ работалъ какъ рабъ; лучшія свои силы онъ отдалъ этимъ людямъ изъ народа. Они не стоили его труда, они всегда останутся такими же грубыми.

Какъ хорошо онъ чувствовалъ себя въ квартирѣ фру Дагни, гдѣ все такъ красиво и богато, гдѣ имѣешь дѣло съ образованными людьми, гдѣ цѣнятъ твои заслуги. Но онъ ни на одинъ шагъ не былъ къ ней ближе, чѣмъ въ первый разъ, когда онъ ее встрѣтилъ; она кокетничала съ нимъ, смутила его слабое сердце, положивъ свою бѣлую ручку на его руку; но ни на что большее онъ надѣяться не могъ, вѣдь никто, никто не былъ безупречнѣе этой молодой женщины изъ приморскаго города. Вотъ почему ему приходилось возвращаться къ своей перезрѣвшей актрисѣ, которую очень немногіе, вѣрнѣе никто, не ходилъ смотрѣть. Да, откровенно говоря, фру Л. была всегда у него подъ рукой, но эта женщина, которую прозвали камбалой за бѣлую кожу и жиръ, начинала ему невыносимо надоѣдать, а онъ не переносилъ никакого стѣсненія. Если онъ и не могъ произвести впечатлѣнія на фру Дагни, то, по крайней мѣрѣ, онъ наслаждался, глядя на нее, онъ испытывалъ блаженство отъ пожатія ея руки и отъ аромата ея комнатъ. На каждомъ шагу въ ея квартирѣ онъ наталкивался на что-нибудь красивое и нѣжное, постоянно слышалъ вѣжливый, изысканный разговоръ.

Совсѣмъ не такъ было у него дома. Политика и опять политика, жалкое положеніе правительства, королевская комиссія, воззванія бѣдныхъ и неблагодарность за его работу. Все насквозь было пропитано этимъ, и его артистическая душа страдала.

Ну, а какъ обстояли теперь дѣла президента одельстинга, самой большой силы въ партіи, послѣ паденія его свѣтлости? Мужикъ, человѣкъ безъ всякаго воспитанія, съ сѣрыми полосами на панталонахъ! Да зачѣмъ далеко ходить, – а крестьянинъ, продающій за деньги, за звонкій металлъ позоръ своей дочери? Это просто невѣроятно и переходитъ всякія границы. Ему пришлось торговаться съ негодяемъ!

И такъ было повсюду. Ни образованія, ни благородства – одна грубость, куда ни посмотришь. Но развѣ нельзя было бы этому помочь какъ-нибудь? Вѣдь что-нибудь долженъ же онъ сдѣлать! Его самой любимой мечтой было покорить сердца, подчинить себѣ страну. Не одинъ только сбродъ долженъ читать его газету и говорить о ней, онъ стремился къ болѣе высокому; никто еще не знаетъ, какія у него цѣли.

– Самое лучшее, если я уйду, – сказалъ Лепорелло, – господинъ редакторъ очень разсѣянъ сегодня.

– Нѣтъ, подождите минутку, мы пойдемъ вмѣстѣ; я сейчасъ готовъ.

И опять все было такъ, какъ и раньше: когда редакторъ и Лепорелло шли по улицѣ, ему кланялись, смотрѣли вслѣдъ, толкали другъ друга, чтобы обратить на него вниманіе. Но что это были за люди, оказывавшіе ему вниманіе! Ахъ, это все были люди середины, масса, толпа, но не было избранныхъ. Но все таки его настроеніе подымалось, къ нему вернулась его шутливость, и, тихо разговаривая, они гуляли по улицѣ. Нельзя быть задумчивымъ; люди должны видѣть, что его глаза ясны, что его голова попрежнему продолжаетъ работать. Онъ сдвинулъ немножко на бокъ шляпу.

Какой-то господинъ съ дамой проѣхали мимо нихъ на велосипедахъ. Линге чуть было не остановился, – дама на него пристально посмотрѣла, онъ видѣлъ, какъ промелькнула мимо него ея пышная фигура, и онъ спросилъ:

– Вы видѣли эту даму? Кто это?

Лепорелло, знавшій весь городъ, знаетъ, что это сестра Софи Илэнъ. Онъ отвѣтилъ коротко:

– Это фрёкэнъ Иленъ, Шарлотта Илэнъ.

Бѣдный Лепорелло, онъ не забылъ, какъ хитрая Софи провела его за носъ и представила цѣлому обществу съ сапогами въ обѣихъ рукахъ. Вотъ почему онъ отвѣчаетъ такимъ недовольнымъ голосомъ.

Но Линге хотѣлъ имѣть болѣе подробныя свѣдѣнія; онъ что-то вспомнилъ и опять спрашиваетъ:

– Илэнъ?

– Да.

Линге вспомнилъ, что гдѣ-то въ бумагахъ у него лежитъ рукопись, принесенная Илэномъ. Молодой человѣкъ въ сѣромъ костюмѣ,– онъ вдругъ ясно представилъ его себѣ.

– Не знаете ли вы, есть ли у этой Шарлотты братъ? – спрашиваетъ онъ.

– Да, у нея есть братъ, кандидатъ Илэнъ, – немного слабъ, немного глупъ, но въ общемъ превосходный человѣкъ.

Линге задумчиво смотритъ вслѣдъ обоимъ велосипедистамъ. Господина онъ узналъ: это радикалъ Бондезенъ изъ рабочаго кружка; но онъ не помнитъ, видѣлъ ли онъ гдѣ-нибудь даму. Какой страшный взглядъ она бросила ему, почти умоляющій. Онъ поразилъ его прямо въ сердце. И какая она элегантная въ своемъ новомъ синемъ платьѣ, немного короткомъ. Для Линге это было какимъ-то видѣніемъ, этотъ взглядъ молодой женщины мгновенно зажегъ его.

Вдругъ онъ повернулъ. Онъ говоритъ Лепорелло, что онъ что-то забылъ въ бюро, и уходитъ.

Илэнъ, это старое красивое имя заставляетъ его задуматься. Глаза бросили ему мимоходомъ взглядъ, онъ никакъ не могъ устоять противъ нихъ. Что, если онъ напечатаетъ эту маленькую статью о ягодахъ, подписанную самымъ громкимъ именемъ въ странѣ? Что скажутъ на это? Въ самомъ дѣлѣ, Илэнъ – въ «Новостяхъ»! Это дастъ ему извѣстность и не меньше подписчиковъ, даже чѣмъ самый скандалъ. Нужно быть осмотрительнымъ, добиваться повсюду доступа, а передъ именемъ Илэна никто не посмѣетъ поднять носъ. А какую радость онъ доставитъ этимъ его семьѣ! Нѣтъ, какъ только онъ вспомнитъ этотъ просящій взглядъ…

Линге идетъ въ редакцію и запираетъ дверь. Онъ начинаетъ рыться въ бумагахъ на столѣ и находитъ, наконецъ, статью о сортахъ ягодъ. Пробѣжавъ ее, онъ началъ искать что-то между журналами, находитъ какой-то иностранный журналъ, разрѣзаетъ его и просматриваетъ. Теперь все сложилось въ его головѣ, все готово, и онъ начинаетъ писать.

Завтра же должна быть напечатана статья Илэна, – давно пора, нельзя откладывать ни на одинъ день. Онъ можетъ вѣдь выпустить нѣсколько вещей изъ завтрашняго номера. Пришлось вычеркнуть объявленіе о докладѣ президента одельстинга и воззваніе прачки. Для всего въ газетѣ не хватитъ мѣста.

VI

Илэны чутъ не лишились разсудка отъ радости, когда статья Фредрика была, наконецъ, напечатана. Они потеряли уже всякую надежду, самъ Фредрикъ безутѣшно качалъ головой и говорилъ, что его работа, по всей вѣроятности, брошена въ корзину съ бумагами, но мать никакъ не могла этого понять; если статья не напечатана, значитъ, она никуда не годится. И она начала работать, еще прилежнѣе, чѣмъ прежде. Теперь все представлялось ей въ болѣе мрачномъ свѣтѣ, чѣмъ раньше. Она не понимала, что сдѣлалось съ Шарлоттой въ послѣдніе мѣсяцы; она потеряла всякую охоту къ работѣ и ни о чемъ другомъ не думала, какъ только о своемъ синемъ платьѣ и ѣздѣ на велосипедѣ. А этотъ молодой человѣкъ, Бондезенъ, былъ постоянно вмѣстѣ съ нею. Ну пусть, хорошо, – Шарлотта, кажется, ему очень нравится; но, Боже мой, если молодой человѣкъ не хочетъ ни учиться, ни заниматься дѣломъ, то въ этомъ мало хорошаго. Правда, у него богатый отецъ, помѣщикъ, но сынъ не можетъ вѣчно на него разсчитывать.

Потомъ бѣдную женщину очень огорчало то, что ея квартирантъ, господинъ Хойбро, пришелъ къ ней однажды и отказался отъ угловой комнаты. Это было на другой день послѣ одного собранія, на которомъ присутствовала вся семья. Она всплеснула руками и спросила, почему онъ хочетъ бросить комнату? Можетъ быть, ему что-нибудь не нравится? Она постарается сдѣлать все возможное, чтобъ снова ему было хорошо. Когда Хойбро увидѣлъ, какъ неохотно она его отпускаетъ, онъ взялъ обратно свой отказъ, – съ грустью, съ покорностью. Онъ сказалъ, что ничего другого не хочетъ, какъ только остаться у нея, но что онъ предпочелъ бы быть немножко ближе къ банку, гдѣ онъ служилъ. Онъ остался; но можно было ожидать, что онъ опять повторитъ свой отказъ самымъ серьезнымъ образомъ; онъ приходилъ очень рѣдко къ нимъ въ квартиру, большей частью оставался у себя въ комнатѣ и былъ очень молчаливъ.

Теперь фру Илэнъ очень мрачно смотрѣла на будущее.

Она такъ много ждала отъ Фредрика, когда онъ окончилъ свое ученіе. Правда, она знала, что онъ не геній, – это былъ обыкновенный молодой человѣкъ съ средними способностями; это внушила ей Софи, которая въ своемъ родѣ была не глупа. Но человѣкъ, сдавшій экзаменъ, не можетъ же сидѣть сложа руки, долженъ же онъ предпринимать что-нибудь со своей ученостью, зарабатывать кусокъ хлѣба и скромно поддерживать свое существованіе. Фру Илэнъ была въ отчаяніи, что Бондезенъ и дочери возлагали такія большія надежды на статью Фредрика, а ему такъ не повезло. У нея явилась даже мысль отправить Фредрика въ Америку, если здѣсь изъ него ничего не выйдетъ; было много прекрасныхъ людей, которые тамъ выбивались на дорогу, – она знала такихъ.

И вдругъ все сразу приняло совсѣмъ другой оборотъ. Въ одинъ прекрасный день появился цѣлый номеръ «Новостей», весь посвященный Илэну, – тутъ была и статья Фредрика, а потомъ еще замѣтка о немъ самомъ.

Весь домъ переполошился; даже у Хойбро было странное выраженіе лица, когда фру Илэнъ разсказала ему, что случилось. Бондезенъ шумѣлъ, былъ въ восторгѣ, гордился, что всему причиной онъ. Во всякомъ случаѣ, долго имъ пришлось ждать; даже вѣра Бондезена начала понемногу исчезать, но какъ только пришелъ этотъ номеръ, онъ вскочилъ на велосипедъ и полетѣлъ стремглавъ къ Илэнамъ.

– Ну, вотъ видите! Что онъ говорилъ все время?! Онъ ни одного дня не сомнѣвался въ Линге! Развѣ видано когда-нибудь, чтобы Линге не исполнилъ своего долга! Развѣ не онъ нашелъ студента Ойзна, писателя Ойзна, развѣ не онъ поддержалъ его талантъ? Ничто не могло избѣгнуть вниманія Линге; тотъ, кто утверждаетъ противное, – не читаетъ «Новостей».

Бондезенъ въ особенности гордился тѣмъ, что относительно заглавія случилось такъ, какъ онъ сказалъ. Статья больше не называлась: «Нѣчто о сортахъ нашихъ ягодъ», такое заглавіе «ничего не говорило людямъ». Теперь было три заглавія, одно другого громче, одно подъ другимъ: – Ягоды. – Два милліона экономіи. – Національный вопросъ. – Посмотрите, вотъ заглавія, бросающіяся въ глаза; благодаря имъ редакторъ сдѣлалъ статью всѣмъ понятной, облагородилъ ее. Пусть-ка люди пропустятъ ее, если могутъ; но они не могутъ этого сдѣлать, потому что это – національный вопросъ, – вопросъ двухъ милліоновъ; это – сама жизнь.

А рядомъ съ этой внушительной статьей, на первой страницѣ была очень тонкая, но сильная замѣтка редакціи о самомъ Илэнѣ. – Господинъ Илэнъ, чью сенсаціонную статью о ягодахъ печатаетъ сегодня наша газета, помѣстилъ въ послѣднемъ номерѣ журнала Леттерштедта статью о грибахъ, строго научную и безусловно выдающуюся, она произвела сильное впечатлѣніе. Это блестящій анализъ грибовъ съѣдобныхъ, ядовитыхъ, грибовъ съ запахомъ и самой удивительной окраски. Если господинъ Илэнъ будетъ писать подобныя статьи, то въ Норвегіи однимъ ученымъ больше.

Илэнъ былъ честенъ и чувствовалъ себя совсѣмъ маленькимъ. Онъ прочелъ эту замѣтку съ удивленіемъ и безпокойствомъ. Бондезенъ разсѣялъ его сомнѣнія. Какъ, онъ еще не доволенъ? Онъ теперь участвуетъ въ «Новостяхъ»! Бондезенъ объявилъ, что будетъ телеграфировать своему отцу, помѣщику, чтобъ получить нѣсколько лишнихъ кронъ, – отпраздновать это событіе.

Между тѣмъ, друзья рѣшили, что Илэнъ долженъ пойти къ Линге и поблагодарить его за замѣтку. Илэнъ пошелъ. Но внизу въ городѣ онъ встрѣтилъ Хойбро. Хойбро принялся разубѣждать его:

– Не дѣлайте этого, – сказалъ ему Хойбро. – Я право не знаю, развѣ это такъ нужно?

Но оказалось, несмотря на слова Хойбро, что это нужно было сдѣлать. Линге принялъ его вообще очень любезно. освѣдомился, надъ чѣмъ онъ теперь работаетъ, и попросилъ новыхъ статей. Въ заключеніе Илэнъ получилъ изъ кассы очень высокій гонораръ за статью. Да, Илэнъ былъ очень доволенъ, что пошелъ поблагодарить Линге.

У Хойбро всегда свои особыя мнѣнія обо всемъ. Но онъ не замѣчалъ, что, благодаря этому, онъ казался страннымъ, почти смѣшнымъ. Съ того вечера, когда онъ привлекъ общее вниманіе своей неудачей въ кружкѣ рабочихъ, Хойбро сдѣлался совсѣмъ неузнаваемъ – онъ сталъ блѣднымъ, тихимъ и пугливымъ. Дома всѣ старались сдѣлать такъ, чтобы онъ забылъ о своемъ фіаско, но Хойбро улыбался этимъ дѣтскимъ попыткамъ.

Какъ-то разъ утромъ онъ встрѣтилъ Шарлотту на лѣстницѣ; машинально они оба остановились, и она покраснѣла. Хойбро не могъ удержаться, чтобы не спросить ее съ улыбкой:

– Какъ, фрёкэнъ, вы все еще не въ синемъ платьѣ? – потомъ онъ посмотрѣлъ на часы и прибавилъ иронически:– Вѣдь уже половина девятаго!

Это было черезчуръ. Можетъ быть, въ сущности, синее платье доставляло ей не такое большое удовольствіе, какъ всѣ это думали. Но что же ей было дѣлать? Бондезенъ предложилъ прокатиться, велосипедъ былъ вычищенъ и готовъ, нужно же ей было надѣть платье. Она молчала, углы ея губъ дрожали.

Онъ видѣлъ, что оскорбилъ ее и хотѣлъ поправить дѣло. Она, вѣдь, была самая красивая, самая лучшая на всемъ свѣтѣ. Несмотря на то, что онъ былъ золъ на нее, она простила ему: она стояла около перилъ и не уходила. Этого онъ не заслуживалъ.

– Простите меня! – сказалъ онъ. – Я не хочу сказать, что не имѣлъ намѣренія васъ оскорбить, потому что я имѣлъ это въ виду. Но я раскаиваюсь въ этимъ.

– Мнѣ кажется, вамъ должно быть совершенно безразлично, сѣрое или синее на мнѣ платье, – возразила она.

– Да, да.

Это были лишь слова. Онъ приподнялъ шляпу и хотѣлъ итти.

– Я думала только, – сказала она опять, – что для васъ это безразлично. Вы совсѣмъ больше не приходите ко мнѣ.

Онъ понялъ, что она сказала это изъ вѣжливости, чтобы замаскировать предшествующія слова. Онъ отвѣтилъ осторожно, тоже хладнокровно:

– У меня масса всякихъ мелкихъ дѣлъ, я очень много работаю теперь.

Онъ улыбнулся и низко поклонился.

Въ этотъ вечеръ вся семья отправилась въ театръ; Хойбро одинъ остался дома. Онъ уставился въ книгу, но не могъ читать. Шарлотта стала такой блѣдной. Это не портило ея, нѣтъ, – ея красивое лицо съ полными губами стало еще красивѣе, еще нѣжнѣе, благодаря этому; не было ничего такого, чтобы не шло къ ней. Но, можетъ быть, ее что-нибудь мучило, безпокоило. Хойбро казалось, что произошла какая-то перемѣна въ ея обращеніи съ Бондезеномъ; они стали какъ-то ближе другъ съ другомъ, – какъ-то разъ онъ видѣлъ, что они шептались въ прихожей. Ему нечего было больше здѣсь дѣлать. Это не изъ-за него она покраснѣла на лѣстницѣ сегодня утромъ; объ этомъ можно было заключить изъ того, что она сказала потомъ. Ну и что же? Остается одно: – стиснуть зубы, Лео Хойбро, и сжать кулаки. Теперь онъ только ради самого себя будетъ приводить въ порядокъ свои печальныя дѣла въ банкѣ, а потомъ будетъ стараться чтеніемъ и работой вернуть себѣ снова покой. Впрочемъ, онъ могъ бы скоро покончить съ банкомъ, если бъ не пришла къ нему однажды въ комнату фру Илэнъ и не попросила одолжить ей денегъ до полученія полугодовой пенсіи. Хойбро не могъ отказать ей въ этой услугѣ; онъ видѣлъ, что это было довѣріемъ съ ея стороны къ нему, и это его очень обрадовало. Какъ-нибудь онъ справится съ банкомъ; можетъ быть, онъ сможетъ еще ограничить свои расходы; кромѣ того, у него еще были часы и пальто, въ которыхъ онъ не видѣлъ особой надобности. Во всякомъ случаѣ, банкъ получитъ все во-время.

* * *

Отецъ Бондезена, помѣщикъ, не прислалъ сыну денегъ столько, сколько онъ просилъ, но тотъ не пришелъ въ отчаяніе. И этихъ денегъ хватило все-таки на покупку необходимаго. Правда, Бондезенъ не отложилъ мы одного хеллера, но зато пиръ удался на славу.

– Нѣтъ, оставь, предоставь мнѣ откупоривать бутылки, – сказалъ онъ и отнялъ у Илэна штопоръ, – въ земныхъ дѣлахъ я столько же свѣдущъ сколько ты въ духовныхъ. Ха-ха-ха!

Всѣ были въ превосходномъ настроеніи. Фру Илэнъ предложила уговорить Хойбро присоединиться къ нимъ; но Хойбро, вѣроятно, уже слышалъ хлопанье откупориваемыхъ бутылокъ. Онъ собирался уйти изъ дому, и шляпа у него была уже надѣта, когда фру Илэнъ вошла къ нему въ комнату.

– Онъ очень благодаренъ, но никакъ не можетъ, онъ приглашенъ въ городъ и вернется очень поздно…

Бондезенъ крикнулъ ему черезъ открытую дверь:

– Войдите, войдите! Я нисколько не обиженъ тѣмъ, что вы говорили противъ меня въ кружкѣ рабочихъ, я уважаю всякое честное убѣжденіе!

Хойбро усмѣхнулся и спустился по лѣстницѣ.

– Вотъ медвѣдь! – сказалъ Бондезенъ спокойно. – На любезность онъ отвѣчаетъ смѣхомъ.

Вдругъ кто-то позвонилъ. Илэнъ самъ пошелъ отворять. Онъ оставилъ дверь въ прихожую открытой; – это, по всей вѣроятности, почтальонъ. Пожалуйста!

Но это не былъ почтальонъ, – это былъ редакторъ Линге.

Илэнъ, удивленный, отступилъ назадъ. Линге улыбается и говоритъ, что у него къ нему маленькое дѣльце, онъ какъ разъ проходилъ мимо и вотъ зашелъ.

Смущенный оказанной ему честью, Илэнъ крикнулъ въ открытую дверь.

– Мама, это редакторъ Линге, не хочешь ли ты…

Фру Илэнъ сайчасъ же вышла и радушно попросила его войти. – Она очень рада, это такая честь для нихъ…

Линге, наконецъ, соглашается.

Дѣло въ томъ, что спекуляція съ именемъ Илэна оказалась удачной. Уже не говоря о томъ, что люди удивлялись неизвѣстному дотолѣ генію и тому, что раціональная культура ягодъ можетъ любого сдѣлать капиталистомъ и обогатить страну двумя милліонами, но, кромѣ того, всѣ обратили вниманіе на безпристрастность Линге, признававшаго даже человѣка противоположной партіи. Одинъ Линге, и только Линге могъ это сдѣлать! Онъ былъ и оставался безподобнымъ. Впрочемъ, безпристрастность этого человѣка была засвидѣтельствована и раньше: напримѣръ, когда онъ открылъ писателя Ойзна, о которомъ онъ ровно ничего не зналъ, кромѣ того, что онъ геній. Несмотря на это, вѣдь онъ могъ бы быть самымъ ужаснымѣ реакціонеромъ въ мірѣ. А какъ Линге выдалъ своего же Лепорелло, когда тотъ пустился въ ночныя приключенія? Да, Линге, дѣйствительно, исполнялъ высокое призваніе прессы. И, благодаря этому, онъ пріобрѣлъ еще новыхъ подписчиковъ.

Теперь у него явилась еще новая идея, удивительная идея, – вотъ почему онъ безъ всякихъ дальнѣйшихъ разсужденій зашелъ къ Илэну. Правда, ему пришлось пропустить изъ-за этого собраніе въ политическомъ клубъ, гдѣ долженъ былъ говорить президентъ одельстинга; но нельзя же быть вездѣ сразу. Онъ уже былъ на большомъ собраніи рабочаго союза. Есть же, наконецъ, границы тому, что можно спрашивать съ человѣка.

Онъ обращается къ Илэну и тотчасъ же переходитъ къ цѣли своего визита; онъ совсѣмъ забылъ объ этомъ, когда Илэнъ былъ у него въ бюро въ послѣдній разъ; онъ хотѣлъ узнать, нельзя ли напечатать въ «Новостяхъ» статью Илэна о чистой культурѣ дрожжей, прежде чѣмъ она появится въ брошюрѣ, а если онъ не можетъ предоставить ему всей статьи, то, по крайней мѣрѣ, хоть часть, главное содержаніе. Онъ пришелъ къ нему съ этой просьбой, имѣя въ виду булочныя и пекарни; ему хочется, по мѣрѣ возможности, ввести нововведенія и въ эту область.

Но Илэнъ уже отослалъ свою статью въ одинъ журналъ, очень незначительный популярный журналъ; онъ надѣялся, что ее тамъ примутъ. Ему пришлось сказать Линге, что она уже отослана.