Текст книги "Леопард из Батиньоля"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Как это?..

– Вот портсигар, который вы предъявили мне в качестве образца. По-вашему, он сделан из некой искусственной субстанции, имитирующей балтийский янтарь? Ничего подобного! Он из настоящего янтаря! У меня возникли сомнения, и я попытался проткнуть портсигар раскаленной иглой. И что же? Острие иглы не проникло внутрь – оно лишь оставило ничтожную царапину на поверхности, что неопровержимо доказывает естественное происхождение вещества. Это самая натуральная застывшая древесная смола, черт побери! Вы одурачили меня и благородных людей из моего окружения и будете отвечать в суде!

– Вы забываете, что меня самого обвели вокруг пальца!

– Но это выпродавали бумажки, вы выступали гарантом изобретателя!

– Я ему шею сверну!

Герцог де Фриуль расхохотался:

– Ваш изобретатель в данный момент уже раскуривает гаванскую сигару где-нибудь на Лазурном берегу и хихикает при мысли о том, как ловко он нас надул.

– А если… – робко начал Эдмон. – Если не было никакого обмана? Может быть, это вещество имеет все свойства янтаря, потому и…

– Ну как мне еще сказать, чтоб до вас наконец дошло?! – взвился герцог де Фриуль и, багровый от гнева, сопровождая каждое слово ударом по клавиатуре пишущей машинки на столе, проорал: – Нет! Никакого! Амбрекса! Есть! Янтарь! – Взяв себя в руки, он холодно добавил: – Я пытался разыскать этого нотариуса, мэтра Пиара, ходил в коллегию, мне ответили: в списках не значится. Что до печатника, суд его, вероятно, оправдает, но вас…

– О горе мне! Я разорен!

– Вздор! У вас еще есть этот театр.

– Он в закладе и ремонтируется в кредит! Я по уши в долгах! О нет, это невыносимо! – И тут Эдмон Леглантье сделал то, чего ни герцог де Фриуль, ни сам он не ожидали. Эдмон Леглантье разрыдался. Он и не думал скрывать стыд – слезы катились по щекам, актер всхлипывал, выдувал носом пузыри, подвывал и всем своим видом являл воплощенное отчаяние. Растерявшийся герцог де Фриуль неуверенно похлопал его по спине – не помогло. Причитания стали громче, лицо быстро опухло и сделалось похоже на морду земноводного.

Побежденный герцог поспешил ретироваться, отказавшись от мысли о дуэли, – он просто не мог добить раздавленного обстоятельствами бедолагу.

Когда дверь за герцогом тихо закрылась, Эдмон Леглантье выждал еще несколько минут, а затем вытер лицо фланелевым жилетом и в него же высморкался.

– Тьма тьмущая, чтоб меня расплющило! Какой спектакль я разыграл, а публики не было, один этот сиятельный олух! Вот жалость, на сцене я бы произвел фурор. Конец первого акта. Начало второго: моя двоюродная бабуля Августина только что отдала Богу душу в Конде-сюр-Нуаро, и с минуты на минуту меня известят, что я стал единственным наследником ее несметного состояния. – Эдмон подошел к зеркалу и, положив руку на сердце, продекламировал: – Сегодня – драма, завтра – комедия! Это очень по-французски, – заключил он и принялся наносить на лицо кольдкрем.

Розоватый свет заката четко обрисовывал контуры каминных труб на макушках домов. Казимир Мион, весь день проторчавший в тесном закутке консьержа, стоял на дне двора-колодца и рассматривал, запрокинув голову, прямоугольник неба, стиснутый фасадами пятиэтажек. Теперь, когда немного распогодилось, можно было выкурить трубочку на свежем воздухе и предаться метеорологическим размышлениям. «С утра ливмя поливало, только что прояснело, если не считать этих легких облачков. Стало быть, завтра будет вёдро… А облачка-то что твоя рисовая каша… или нет, тапиока». Желудок откликнулся на эту ассоциацию урчанием – пришла пора поужинать. Наполнив кувшин водой из колонки во дворе, Казимир Мион вернулся в свою каморку у служебного входа в театр «Эшикье».

Когда вода, булькая, полилась в кастрюлю, черный кот, свернувшийся клубком на подоконнике единственного окна, потянулся и мяукнул.

– Потерпи, Мока, у меня же не десять рук. Пока вода закипает, надо почистить овощи… Ладно, вот тебе закуска. – Казимир неспешно порезал кубиками на газете говяжье легкое и, пока Мока подкреплялся, уселся за стол и начал чистить картошку и морковь, которые собирался заправить свиным салом.

В коридоре, ведущем к оркестровой яме, стучали молотки – театр прихорашивался, готовясь к открытию сезона. Из закутка консьержа обитая дверь вела в холл и к кассам – Казимир Мион забаррикадировал ее креслом, чтобы оградить себя от вторжений актеров и реквизиторов. У этой публики здравого смысла ни на грош, а уж про совесть и поминать нечего – то за сигаретами им сбегай, то любовную писульку отнеси. А то, бывает, посреди ночи ломятся – впусти их, дескать, платочек на сцене обронили…

«У меня тут, конечно, не хоромы, но это таки моя территория, здесь мои пенаты, как сказали бы древние римляне, так что брысь отсюда, шантрапа», – любил говаривать консьерж.

Потому, когда в дверь заколотили из холла, он лишь испустил тяжелый вздох и возвел очи гор е . Но в следующую секунду женский крик заставил его выронить нож:

– Мсье Мион! На помощь, мсье Мион! В театре пахнет газом!

Кресло незамедлительно было отодвинуто, и в каморку вбежала актриса, исполнявшая в новом спектакле роль Марии Медичи.

– Спокойствие, мамзель Эжени, где вы учуяли газ?

– На лестнице в фойе. Меня предупредил столяр, который шел от мсье Леглантье.

– Значит, мсье Леглантье в курсе?

– Не знаю, он заперся в кабинете. Должен был спуститься на примерку костюмов, мы его уже час ждем. Меня послали к нему, и по дороге я встретила столяра, который отправил меня обратно из-за того что наверху пахнет газом.

Казимир Мион подбежал к ступеням и удостоверился, что дышать действительно нечем.

– Так, главное, чтобы никто не зажег спичку, пока не проветрится. Я открою окна.

Прижав к носу платок, Казимир преодолел один лестничный пролет, на тускло освещенной площадке распахнул окно и заодно проверил состояние газовых труб – оно не вызвало никаких подозрений. У него за спиной непрерывно кашляла Мария Медичи.

– Утечка пролетом выше, у мсье Леглантье. Возможно, он вышел и забыл перекрыть кран, – предположил консьерж.

Они поднялись на этаж, и Казимир Мион растянулся под дверью гримерки Эдмона Леглантье. Из щели в нос ударила такая вонь, что он чуть не потерял сознание. Схватившись за дверную ручку, с трудом поднялся.

– Мсье Леглантье, вы здесь?!

Ответа не последовало.

– Где дежурный пожарный? – обернулся консьерж к Эжени.

– Альфред Трюшон? На своем посту в зрительном зале.

– Быстро бегите за ним, и пусть кто-нибудь протелефонирует в полицию. Скорее! С минуты на минуту все взлетит на воздух!

Путаясь в юбках, Мария Медичи кинулась на нижний этаж, а когда вернулась с пожарным, застала у гримерки целую толпу аркебузиров, дворян в коротких панталонах и придворных дам в фижмах. Все они наседали на консьержа, забрасывая его советами.

Пожарный просунул ножницы между косяком и створкой, с усилием нажал, выломав замок. Толкнул дверь, но она не открылась – что-то мешало изнутри. Когда все вместе навалились на створку и та наконец поддалась, выяснилось, что препятствием служило тело директора театра «Эшикье». Он лежал на полу, раскинув руки и ноги, будто пьяный.

Андреа икнула от ужаса. Первые ряды ряженой толпы попятились – из комнаты выплеснулась концентрированная волна газа. Преодолевая головокружение, Казимир Мион с трудом открыл оконную раму, пожарный опустился на колени рядом с Эдмоном Леглантье.

– Он не дышит… Врача! – крикнул Альфред Трюшон в любопытные лица.

Консьерж схватился за спинку стула – головокружение усилилось. В глазах на миг помутилось, а когда зрение вернулось, он увидел лист бумаги, заправленный в каретку печатной машинки. И его первейшим долгом было прочитать, что там написано.

– Он… он… умер? – промямлила Андреа, икая и цепляясь за плечо Марии Медичи, которая молча смотрела на труп.

На сей раз Генриха IV прикончил не Равальяк. Его прикончила городская система газоснабжения.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вторник 18 июля

Виктор пребывал в отвратительном настроении. Он злился на Таша и Жозефа, которые вероломно подселили к нему котенка, да еще блохастого. В два часа ночи Кошка разбудила его пронзительным мяуканьем. Этого ей показалось мало, и она яростно заскреблась в дверь.

– Впусти ее, – сонно посоветовала Таша.

– А можно, я ее запру в мастерской?

– Чтобы она разодрала в клочья мои картины?

Пришлось встать и впустить.

Кошка немедленно устроилась между ними на подушках, выразив свой восторг громким тарахтением. В итоге Виктору удалось заснуть только к рассвету – до этого он ворочался с боку на бок и тщетно закрывал голову подушкой, недоумевая, как такая маленькая тварь может производить столько шума.

Теперь он, невыспавшийся, с покрасневшими глазами, гнал велосипед по улице Месье-ле-Пренс. Ни вчера, ни позавчера ничего любопытного здесь обнаружить не удалось. Но на третий раз ему повезло. Из дома с изразцами, когда он проезжал мимо, выскочила простоволосая женщина и накинулась на мальчугана, который самозабвенно копался в куче конского навоза посреди мостовой. Выслушав крики, звук подзатыльников и опять крики, Виктор получил возможность задать дежурный вопрос:

– Простите, что беспокою, вы случайно не слышали взрыва перед тем, как загорелась мастерская месье Андрези, переплетчика?

Женщина замерла, вцепившись в мальчугана, который яростно отбивался.

– Догадались, значит? Ну да, так громыхнуло, что я с перепугу кастрюлю молока из рук выпустила – хорошо хоть, оно остыть успело. Бедный мсье Андрези, такой милый, услужливый мужчина, всегда соглашался присмотреть за моим сорванцом. – Она вдруг осознала, какой опасности избежал ее отпрыск, и прижала его к себе.

– У переплетчика было много друзей?

– Что вы, он был не очень-то общительный. Но в последнее время к нему часто заглядывал такой толстенький улыбчивый господин. Они вместе обедали в кафе «У Фюльбера», там, на углу улицы.

В этот момент мальчуган извернулся, и ему удалось вырваться. Мамаша бросилась вдогонку, поймала беглеца и, забыв о своем недавнем порыве нежности, посулила ему хорошую трепку, если не прекратит безобразничать.

Перед входом в кафе «У Фюльбера» на доске, водруженной на козлы, были расставлены стаканы и кувшины с розоватой жидкостью. Грифельная табличка извещала:

Десять сантимов за порцию гренадина!

Сонная девочка-подросток, присматривавшая вполглаза за хозяйством, увидев Виктора, вяло предложила:

– Это, не угодно освежиться? Колотый лед есть.

– Эй, Мари-Луиза, такой продукт надо от души втюхивать, а то все думают, ты снотворное продаешь! – раздался молодой голос из зала кафе. Другие посетители засмеялись.

Виктор подошел к стойке, у которой рядком расположились завсегдатаи.

– Твоя егоза, может, и небольшого ума деваха, зато смазливая, без мужа не останется, – подмигнул хозяину заведения парень в тужурке дорожной службы.

– Ты, это, Арсен, не зарывайся, не то мой сапог познакомится с твоим задом, – буркнул бочкообразный хозяин и поставил перед одним из посетителей кружку пива, сердито смахнув с нее пену. – А вы чего изволите? – неприветливо обратился он к Виктору.

– Вермут с ликером из черной смородины, пожалуйста, – сказал Виктор. – Я разыскиваю знакомых Пьера Андрези. Мне сказали, он иногда обедал у вас в компании с другом.

– Верно вам сказали. Каждое первое воскресенье месяца заказывали столик, вон тот, у витрины. Они были знакомы уйму времени, оба сражались на той грязной войне… [60]60
  Имеется в виду Франко-прусская война 1870–1871 гг. – Примеч. перев.


[Закрыть]Да, такая трагедия…

Посетитель, читавший газету неподалеку, поднял голову, прислушиваясь к разговору.

– А имя этого друга вы не знаете? – спросил Виктор.

– Мсье Андрези называл его Гюставом. Он живет где-то в районе Шапель, на улице… э-э… Вам официанта моего спросить надо, только он в отпуске до двадцать второго, свадьба у него. В прошлом году он доставлял мсье Гюставу ящик красного вина в подарок от мсье Пьера. Отличное вино, знаете ли, прямо с виноградника, без дураков! У меня брательник – виноградарь в Жиронде, от него получаю. Да вот, попробуйте, всяко получше вашего вермута будет! – Хозяин до краев наполнил бокал рубиновой жидкостью.

Заслышав мелодичное бульканье, завсегдатаи навострили уши. Читатель даже сложил газету, чтобы понаблюдать за дегустацией – результатом невиданной щедрости месье Фюльбера.

Виктор сделал глоток и поцокал языком.

– Терпкое, с фруктовым ароматом, насыщенный букет… Мои комплименты вашему брату.

– Представьте себе, он с женой гостил в городе две недели назад, я послал к ним Мари-Луизу отнести касуле, [61]61
  Касуле– бобовое рагу с мясом, запеченное в горшочке. – Примеч. перев.


[Закрыть]а она, раззява, упала по дороге, и горшок разбился…

– Во-во, его дочурка еще и под ноги не смотрит.

– Арсен! Последнее предупреждение: заткнись или я тебя выставлю вон! Поговорить с человеком спокойно не дадут… О чем бишь я?.. А, да. Когда люди часто сюда заходят, к ним привыкаешь, знаете ли. И если с кем случается такое вот, как с мсье Андрези, сразу понимаешь, что жизнь-то уже под уклон свернула, самому, это, недолго небо коптить.

– Ну ты философ, Фюльбер, – одобрительно покивал человек с газетой.

– Да уж, станешь тут… Они оба были холостяками. А у холостяков какие радости? Пропустить стаканчик с другом – и все дела. Да что это я о мсье Гюставе в прошедшем-то времени? Он ведь жив-живехонек.

– Вы его видели после пожара? – спросил Виктор.

– О, он был потрясен. Пришел сюда узнать подробности и с горя употребил три стопаря бормотухи, – покачал головой Фюльбер, вытирая стойку.

Виктор поблагодарил за рассказ и вышел из кафе. За ним последовал человек, читавший газету:

– Милостивый государь, вы, часом, не из клиентов месье Андрези будете?

– Да, я книготорговец, регулярно отдавал ему в переплет манускрипты.

– Я так и думал! У вас еще есть компаньон – если не ошибаюсь, китаец?

– Японец.

– Да-да, а вашего управляющего зовут Жозеф Пиньо, он печатал в «Пасс-парту» роман с продолжением. Я залпом прочитал все выпуски – очень жизненно, очень. И еще я наслышан о ваших подвигах – ну, об участии в расследовании того криминального дела. Столько шума было! Вы тогда даже чуть не погибли…

– Вы прекрасно осведомлены.

– Мы с месье Андрези внимательно следили за расследованием. Так волнительно – встретить человека, который раскрыл преступление под носом у полиции! Вообще-то я пошел за вами, потому что мне нужен совет. У месье Андрези не было семьи, и теперь я не знаю, что делать с его часами. Я часовщик – починка, продажа. Месье Андрези просил привести в порядок его карманные часы, они зимой остановились, и всё – ни туда ни сюда, а он ими чрезвычайно дорожил. Так что же мне с ними делать? Оставить у себя или отдать фликам, как думаете? – Он посмотрел на небо. – Глядите-ка, опять дождь собирается, давайте зайдем ко мне в лавку, это в двух шагах.

Плохо освещенный магазинчик на излете улицы был населен причудливыми тварями, которые, разбежавшись по стенам, стрекотали, будто глодали дерево, каждая в своем ритме. В полумраке Виктор различал бесчисленные маятники, круглые циферблаты, кукушкины домики, напольные часы – ими было занято все пространство. От сарабанды, исполняемой множеством стрелок, закружилась голова.

– Слышите, какой оркестр? – тихо сказал часовщик. – Время неустанно шепчет мне в уши, что секунды бегут, жизнь убывает. Как говаривал папаша Ламартин: «О время, не лети! Куда, куда стремится часов твоих побег?». [62]62
  Из сборника «Поэтические раздумья» (1820 г.), стихотворение «Озеро». Пер. А. Фета. – Примеч. авт.


[Закрыть]Так, куда я их задевал?.. А, вот они. На крышке есть надпись, подойдите к окну, там посветлее.

Виктор поднес луковку часов к свету и прочитал полустертую гравировку:

САКРОВИР

ДА ЗДРАВСТВУЕТ К…

– «Да здравствует» – что?

– «Корпус», «казарма» – не знаю, – пожал плечами часовщик. – Так как же? Если я отнесу их в комиссариат, придется заполнить уйму бланков – подумать страшно.

– Давайте, я оставлю вам расписку и сам улажу это дело. Уверен, месье Андрези был бы доволен, узнав, что его часы попали к тому, кого он считал своим другом, – к месье Мори.

– Ах, милостивый государь, вы меня очень выручили! Я счастлив, что все будет именно так.

Прежде чем оседлать велосипед, который дожидался его, пристегнутый цепочкой к фонарному столбу, Виктор записал в блокноте: «Приятель переплетчика: имя Гюстав, живет в районе Шапель. Зайти 22-го к Фюльберу, поговорить с гарсоном – точный адрес Гюстава».

Он поехал в сторону Люксембургского сада. Припекало так, что рубашка вымокла от пота. Вдруг вспомнились оплавленные карманные часы, виденные им в кабинете инспектора Лекашера среди вещей из переплетной мастерской. На фоне стилизованной маргаритки на крышке была выгравирована дарственная надпись, не оставляющая сомнений в принадлежности тех часов:

П… от его …ы

«„П“ – несомненно первая буква имени „Пьер“. А вот „…ы“? Кажется, Пьер Андрези не был женат…»

Озадаченный Виктор свернул на улицу Медичи, идущую под уклон, и, не крутя педали, насладился скоростным спуском и бьющим в лицо ветром, который его немного освежил. За садовой оградой на скамейках спали клошары.

«Двое часов? В общем-то, ничего странного – пока часовщик чинил первые, переплетчик носил с собой вторые».

Он притормозил и вырулил на улицу Суфло. На тротуаре валялась собака, чуть живая от жары. Виктор, примерно в таком же состоянии, ухватился за вертикальный поручень на краю платформы омнибуса Курсель – Пантеон. Отсюда было видно тройку тащивших омнибус лошадей – взмыленные, в хлопьях белой пены, они тянули морды вперед, словно это могло приблизить их к концу крестного пути. Подковы скользили по мокрой, только что политой дворниками мостовой. Виктор устыдился – он ведь стал для бедных животных лишним грузом – и отпустил поручень. Обогнав першеронов, которые, выбиваясь из сил, совершали последний рывок в надежде освободиться поскорее от хомутов и получить воду и овес, он утешил себя мыслью, что им стало немного легче.

«Что такое „Сакровир“? Имя? Название?»

Виктор ударил по тормозам точно перед книжной лавкой «Эльзевир», и велосипед встал как вкопанный, чуть не опрокинув импозантную даму, вооруженную гигантским зонтом от солнца. Зонт был в цветочек, а дама нацелила на Виктора лорнет, как дуло двустволки. Она уже собиралась высказаться об адской машине и сумасшедшем ездоке, но тут из лавки выскочил Жозеф:

– Я отведу вашего мустанга в стойло, патрон! О, день добрый, госпожа графиня. Погоды нынче стоят – спасайся кто может, вы не находите? А лучше сиди дома и не высовывайся – такие вот погоды. Сейчас ливанет – мало не покажется.

Графиня де Салиньяк, поджав губы, проворно отстранила его с дороги и на всех парусах устремилась в лавку, где Кэндзи разговаривал по телефону.

– Что нового? – шепнул Жозеф Виктору.

– Идите в хранилище и найдите мне в словарях, что такое или кто такой Сакровир.

– А как же доставки книг клиентам? Месье Мори разгневаются… Сакро… что?

– Сакровир. Название или имя, вероятно латинское: «vir» означает «муж», как в слове «triumvir».

– Ага! A «os sacrum» – это по-латыни «крестец». Я понял, патрон, речь идет о мужчине, страдающем люмбаго! И зачем нам эта бледная немочь, скрюченная ревматизмом? Или нет, знаете, «сакро» – это от «сокровище»…

– К черту ваши гипотезы, Жозеф! Это не шарада. Сначала проверьте в словарях, потом будете истолковывать, – прошипел Виктор и, изобразив приветливую улыбку, направился к графине де Салиньяк, которая нервно обмахивалась веером, стоически ожидая, когда Кэндзи соизволит уделить ей время.

– Не желаете ли присесть, дорогая мадам? – любезно осведомился Виктор.

– Я пока еще способна держаться на ногах и не намерена садиться – если, разумеется, меня выслушают до наступления темноты.

– Могу я вам помочь?

– Нет. Мне необходимо побеседовать с вашим компаньоном. – Графиня отвернулась, приняв позу, каковую она считала исполненной достоинства, и опять изо всех сил замахала веером.

Виктор отступил к своему столу, но его взгляд то и дело возвращался к томику ин-кварто в лимонно-желтом сафьяне, прижатому к сердцу матроны. Эта книга была ему знакома…

Жозеф наткнулся в темноте на препятствие и с шипением потер коленку. Ругаясь сквозь зубы, он в конце концов нашарил на стене выключатель. С тех пор как месье Легри переехал на улицу Фонтен, сюда, в это темное полуподвальное помещение, служившее ему некогда для проявки фотографий, провели электричество и обустроили здесь читальный зал хранилища. На полках теснились библиографические справочники, каталоги, словари и энциклопедии, в центре стоял стол.

– Ну и кирпичи, – бормотал Жозеф, перетаскивая на него книги. – Вот сейчас надорвусь, скрючит меня, и тогда я с полным правом смогу называться Сакровиром.

Он рассеянно пролистал несколько томов. Какая жалость – его вчерашнее рандеву с хорошенькой приемщицей объявлений из «Фигаро» закончилось фиаско!

Вчера, терзаемый угрызениями совести из-за того что отверг авансы девушки в шляпке с атласными крылышками, Жозеф расторопно доставил заказы клиентам и, выиграв время, решил не возвращаться в лавку. Подкараулив приемщицу у выхода из редакции, он галантно препроводил ее в «Неаполитанское кафе» выпить стаканчик и побеседовать. Еще он втайне надеялся встретить там Жоржа Куртелина и Катулла Мендеса [63]63
  Жорж Куртелин(настоящая фамилия Муано; 1858–1929) – французский писатель. Катулл Мендес(1848–1909) – французский поэт, драматург и романист. – Примеч. авт.


[Закрыть]– хоть посмотреть на них одним глазком.

Раскрасневшись от мадеры, девушка из «Фигаро» велела звать ее Франсиной, но по лицу Жозефа поняла, что он ждет от нее других откровений.

– Да, по поводу вашего извещения о похоронах… Я тут напряглась и вспомнила: его принес буржуа средних лет, такой полноватый.

– Полноватый – это как? Толстый, что ли?

– Ну, не то чтобы толстый. Я бы сказала – упитанный. И он был косой на один глаз. Нет, на оба. – С этими словами Франсина легонько наступила под столом Жозефу на ногу; лицо ее при том осталось невозмутимым. Она допила вино, облизнула губы и продолжила: – А еще у него был шрам на подбородке. И он говорил с эльзасским акцентом.

Жозеф благоразумно задвинул ноги под стул. Ворох подробностей вкупе с атакой на его штиблету возбудили подозрения: девица, похоже, плетет небылицы. Поэтому, к великому разочарованию Франсины, молодой человек внезапно вспомнил, что у него запланирован визит вежливости к дальней родственнице, которую на днях разбил паралич. Заплатив по счету неприлично большую, на его взгляд, сумму, Жозеф стремительно сбежал из кафе.

«Упитанный косоглазый эльзасец со шрамом на подбородке? Она считает меня идиотом! Решительно, все женщины подобны сфинксам: сегодня „да“, завтра „нет“, за аперитивом ногу отдавят, а на десерт вообще жди беды… Жаль, конечно, – малышка Франсина на мордочку очень даже ничего…»

В этот момент стоявшее перед его мысленным взором лицо девушки из «Фигаро» стало приобретать черты Айрис.

– Тревога! Отставить! – скомандовал сам себе Жозеф и, водя пальцем по строчкам «Галльской истории», углубился в чтение. – Черт побери! – воскликнул он через некоторое время. – Сакровир, ты попался!

Графиня де Салиньяк молча буравила Кэндзи неодобрительным взглядом. Она уже устала размахивать веером – и теперь ее щеки сделались похожи на два красных сладких перца. Не было сомнений, что терпение вельможной посетительницы вот-вот лопнет. Наконец японец повесил телефонные рожк и на рычаг. Пребывание на севере не остудило пылкую натуру Эдокси Аллар, в бытность танцовщицей канкана в «Мулен-Руж» известной также как Фифи Ба-Рен. Видимо, русский князёк ей наскучил, и она вернулась к родным пенатам с твердым намерением возобновить старые знакомства. И судя по всему, Кэндзи Мори был первым, кому она позвонила.

Кэндзи согнал с лица мечтательное выражение, придававшее ему сходство с игривым Крысодавом, [64]64
  Кот из басни Лафонтена «Кот, Ласочка и Кролик». – Примеч. авт.


[Закрыть]и куртуазно осведомился у графини, чем обязан приятностью визита.

– Приятностью? Ах, месье Мори, я пришла сюда не ради удовольствия, меня привела постыднейшая необходимость. Не соблаговолите ли вы вернуть мне деньги за эту книгу Монтеня? Ее приобрел у вас дядюшка месье де Пон-Жубера.

Пока японец с непроницаемым видом разглядывал том в сафьяновом переплете, Виктор уже без колебаний мог сказать, что речь идет об «Эссе Мишеля, сеньора де Монтеня», пятом издании, датированном 1588 годом, – этот раритет он лично отхватил на аукционе два года назад.

– Тысяча девятьсот франков, – произнес Кэндзи.

Губы графини сложились в негодующее «О», на щеках снова вспыхнули пятна.

– Как! – вскричала она. – Вы шутите? Герцог де Фриуль заплатил за книгу шесть тысяч франков! Это был подарок на свадьбу моей племяннице Валентине!

Это женское имя неприятно отрезонировало в ушах Жозефа, который как раз вскарабкался по лестнице из полуподвала.

– Ошибаетесь, дорогая мадам, герцогу де Фриулю Монтень обошелся всего в пять тысяч двести франков. И вам еще повезло – обычно мы перекупаем книги за треть цены. Я сделал исключение только ради вас.

Тут уж губы графини скривились в горькой усмешке:

– Месье Мори, но я ваша постоянная покупательница… Мне кажется, такие клиенты, как я, достойны особого отношения…

– Увы, госпожа графиня, книжный рынок столь же нестабилен, как рынок антиквариата: цены то растут, то падают. А что же, месье де Пон-Жубер пребывает в стесненных обстоятельствах?

Графиня пошмыгала носом и засунула веер в ридикюль.

– Его постигли страшные неудачи, состояние трагически уменьшилось, теперь ему даже приходится во многом себя ограничивать. И все из-за герцога де Фриуля – он совсем сбил с толку наивного Пон-Жубера. В какое ужасное время мы живем! Родственники больше не дают поводов гордиться ими!..

Притаившись за стопками книг у выхода из подсобки, Жозеф ловил каждое слово и внутренне ликовал: «Есть на свете справедливость, есть!»

– …И вот какие унижения я вынуждена терпеть ради сохранения репутации семьи, месье Мори. Этот Фриуль не только разбазаривает собственное состояние за игрой в баккара, он еще додумался накупить фальшивых акций и подбил на ту же глупость Пон-Жубера! Подумать только, и это родной дядя мужа моей племянницы Валентины! А знаете, что он имел наглость подарить близнецам на их первый день рождения? Янтарные портсигары, один Гектору, второй Ахиллу! Старый скряга! О, это был настоящий скандал!

Виктор отвернулся, давясь от смеха. На невозмутимом лице Кэндзи, напротив, не отражалось ничего, кроме внимания и участия.

«Боже, какой актер! – с завистью подумал Виктор, кусая губы. – Как ему удается сохранять серьезность?»

Графиня де Салиньяк порылась в ридикюле, извлекла оттуда скомканную бумажку и сунула ее Кэндзи под нос:

– Извольте, месье Мори, ознакомиться с доказательством!

Виктор, подавив приступ хохота, поспешил на помощь компаньону.

– Поведайте нам эту печальную историю в подробностях, – сочувственно предложил он графине, пододвигая ей стул.

Мадам обрушилась на сиденье и дрожащим голосом рассказала, как герцога де Фриуля облапошил какой-то фигляр, актеришка, именующий себя директором театра «Эшикье», некто Эдмон Леглантье.

– Герцог возжелал снять со счета часть денег по акциям, дабы обеспечить себе несколько партий в баккара, явился в «Лионский кредит», и что же ему там сказали? «Никакого общества „Амбрекс“ не существует, это фальшивки!» Естественно, он без промедления связался с полковником де Реовилем, который тоже стал жертвой означенного Леглантье. Полковник бросился в свой банк – и услышал то же самое! Боже мой, ну кто знает про этот театр «Эшикье»?! – Она, кряхтя, поднялась со стула и вручила акцию Виктору. – Вот, возьмите, повесьте у себя над конторкой! У меня такого добра хватит, чтобы оклеить будуар. Так что же будем делать с Монтенем, месье Мори?

Виктор, машинально сунув акцию в карман сюртука, предпочел удалиться, тем более Жозеф уже несколько минут делал ему отчаянные знаки из подсобки.

– Однако, патрон, наш месье Мори не слишком-то милосерден.

– Кто бы говорил, Жозеф, вы тоже всепрощением не отличаетесь. Что вам удалось выяснить?

– Откопал я вашего Сакровира, сделал выписку, сейчас вам вкратце доложу и помчусь книги доставлять. Короче, это галльский вождь. В начале первого века от Рождества Христова он завоевал Отен, [65]65
  Во времена галла Сакровира на месте французского города Отена был галльский оппидум Бибракта. – Примеч. перев.


[Закрыть]а затем потерпел поражение от римских легионов, пришедших из Верхней Германии, – резня была жуткая, город предан огню. Потрясающий сюжет для романа! А почему вас интересует этот Сакровир? Хотите написать трактат по галльской истории?

– Нет, это имя связано с Пьером Андрези. Могу я зайти к вам домой сегодня вечером? Введу вас в курс дела.

– О, как раз сегодня вечером матушки не будет дома – у них с мадам Баллю назначена партия в «желтого карлика». [66]66
  «Желтый карлик»– карточная игра. – Примеч. перев.


[Закрыть]До скорого, патрон!

Виктор вернулся в торговый зал в тот самый момент, когда графиня де Салиньяк его покидала. Перед тем как закрыть за собой дверь, она смерила обоих компаньонов взглядом убийцы.

Кэндзи с благоговением оглаживал переплет Монтеня.

– Сколько? – усмехнулся Виктор.

– Две с половиной тысячи франков. Битва была кровавая. Кстати, я провел расследование по поводу «Сказок попугая». Расспросил Белкинша, книготорговца, выставившего на аукционе Друо лот из нескольких восточных манускриптов, в числе которых был один без титульного листа. Белкинш описал мне того, кто этот манускрипт ему продал: низкорослый, полный, седоватый, старше пятидесяти.

– Что-нибудь еще?

– Я наведался на улицу Ришелье, но пока не смог установить, был ли наш манускрипт среди недавних поступлений в фонд Национальной библиотеки. Однако есть зацепка, и я намерен выяснить все до конца.

– Не сомневаюсь.

– Я должен вас покинуть, Виктор, и возможно, вернусь поздно. Предупредите Айрис.

Оставшись в одиночестве, Виктор задумчиво провел ладонью по лимонно-желтому сафьяну. Раз уж все его бросили в лавке, можно заняться кое-какими важными делами.

Было за полдень. Солнце поумерило пыл, ветер стих, на акварельно-голубом небе – ни облачка. В водосточных желобах, весело чирикая, плескались воробьи. Плетельщик стульев зазывал клиентов оперными руладами. На омытых дождем набережных Сены дремали рыбаки.

Чисто выбритый, благоухающий лавандой Кэндзи обогнул «Театр-Франсе». Ему нравилось срез а ть путь через сад Пале-Рояль – здесь на аллеях прогуливались тени Ретифа де ла Бретона, Андре Шенье, Мюссе, Стендаля, Калиостро. Вот уж кто-кто, а граф сумел бы разгадать загадку и ответить на вопрос, что за манускрипт без титульного листа скрывается в недрах Национальной библиотеки… Люсьен де Рюбампре [67]67
  Герой романа Оноре де Бальзака «Утраченные иллюзии». – Примеч. авт.


[Закрыть]нашептывал отринуть иллюзии и жить сегодняшним днем.

Японец замедлил шаг под вязами у фонтана. Листья дрейфовали на поверхности воды, их плавное движение действовало умиротворяюще, на душе стало легко. Что сказала Эдокси по телефону? «Возраст лишь добавляет вам шарма, дорогой друг, седина вам к лицу». Забавно, раньше наедине она всегда обращалась к нему на «ты», а он никак не мог на это отважиться.

Кэндзи вышел к торговым рядам и у лотка торговца гравюрами взглянул на себя в зеркало. Если Эдокси хотела его утешить, то он в этом не нуждался. Когда в смоляной шевелюре появились первые белые волоски, Кэндзи и не подумал о том, что их можно закрасить, – многие женщины считают весьма привлекательными посеребренные сединой виски. Японец улыбнулся своему отражению и поправил большой бант галстука. Целых полгода его нога не ступала на улицу Альжер!