Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 9"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– В нашем замке никто не голодает, – прервал лорд Стэндиш. – Мы заботимся о своих людях, а они заботятся о нас. Мы запасаем продовольствие на случай неурожая, который хоть и редко, но случается, и потому…

– Милорд, – проговорил архиепископ, – прошу прощения. Я говорил в общем, а не конкретно о вашем хозяйстве.

– Наш род, – заявил Стэндиш-старший, – владеет этими землями без малого десять веков, и мы, как держатели надела, приняли на себя соответствующие обязательства…

– Прошу прощения, – проговорил прелат, – я не имел в виду лично вас. Вы разрешите мне продолжить?

– Извините, что перебил, – буркнул лорд, – но я чувствовал себя обязанным доказать, что в Стэндиш-Хаусе голодающих не найти.

– Целиком и полностью с вами согласен, – заверил церковник. – Однако мы слегка уклонились от интересующей нас темы. По моему мнению, бремя Зла, навалившееся нам на плечи, препятствует поистине любому развитию. Так было не всегда. В прошлом люди изобрели колесо, научились делать посуду из глины, приручили животных, окультурили растения, стали использовать железо. То было время великих свершений; с той поры мы добились весьма скромных, если не сказать ничтожных, успехов. Допустим, что история не обманывает нас. Тогда из нее следует, что иногда человек обретал надежду. Искорка надежды затеплилась в Греции, затеплилась… и потухла. Рим предвещал нечто великое, но обратился в прах. Кажется, что уж теперь-то, в двадцатом столетии, должен появиться тот или иной признак прогресса: лучшие средства передвижения, лучшие дороги, более совершенные плуги и знания по возделыванию земли, новые способы строительства домов, красивых и просторных, а не тех, в которых ютятся крестьяне, новые корабли, чтобы бороздить моря. Но где все это? Временами я воображаю себе альтернативную историю, альтернативу нашему миру – мир, где не существует Зла, где века прогресса открыли перед человечеством возможности, о которых мы даже не догадываемся. Представляете: наш мир, наше столетие?.. Впрочем, от мечты до яви ужасно далеко.

Тем не менее мы знаем, что на западе, за Атлантическим океаном, лежат бескрайние, неизведанные земли. Моряки с южной оконечности Британии и западного побережья Галлии заплывают туда в поисках косяков трески; остальным же дорога пока заказана, ибо надежных кораблей, к сожалению, раз-два и обчелся. Может, оно и к лучшему, ибо мы не слишком стремимся побывать там. Мы топчемся на месте, зачарованные Злом, и, пока его чары не разрушены, наше топтание будет продолжаться.

Наше общество больно, оно страдает недостатком развития и многими другими болезнями. Я часто думаю о том, что Зло питается нашими несчастьями, становится тем сильнее, чем нам хуже, и потому намеренно держит нас, если можно так выразиться, в черном теле. Мне кажется, оно не всегда было с нами. В прошлом люди совершали те или иные деяния, чего-то добивались и создали в конце концов нынешнее общество в его первоначальном виде. Было время, когда люди трудились, чтобы сделать жизнь безопаснее и удобнее, и потому я полагаю, что они не ведали того Зла, которое одолевает нас, а если и ведали, то каким-то образом справлялись с ним. И тогда возникает вопрос: откуда взялось Зло? Ответа на него, разумеется, не существует. Но в одном я уверен – Зло остановило наше развитие. То малое, что имеем, мы унаследовали от предков – чуточку от греков, крупицу от римлян и так далее.

Когда я изучал историю, у меня сложилось впечатление, что Зло вполне сознательно обрекает нас на застой. В конце одиннадцатого столетия святой отец Урбан объявил крестовый поход против язычников-турок, которые угнетали христиан и оскверняли святыни Иерусалима. Под стяг креста собралось множество рыцарей, они наверняка пробились бы в Святую Землю и отвоевали Иерусалим. Но тут вмешалось Зло: оно ударило в Македонии и быстро распространилось по всей Центральной Европе, опустошив ее подобно той местности, что находится к югу от нас. Рыцарей охватила паника, и поход не состоялся. Иных походов, естественно, не предпринималось, ибо на то, чтобы оправиться от нашествия Зла, потребовались столетия. И посему Святая Земля, принадлежащая по праву нам, до сих пор томится под игом язычества. – Архиепископ провел ладонью по щекам, стирая хлынувшие из глаз слезы, судорожно сглотнул, а когда заговорил снова, то по его голосу можно было догадаться, что старец едва удерживается от рыданий. – Неудача Крестового похода, пускай даже ее никоим образом нельзя вменить в вину нам, ознаменовала собой крушение последней надежды на то, что однажды мы отыщем истинного Иисуса, то бишь достоверные свидетельства о его жизни. В ту пору они еще могли встретиться, но теперь в большинстве случаев оказались вне досягаемости смертных. Вот почему мы придаем такое значение манускрипту, найденному в стенах этого замка.

– Время от времени принимаются поговаривать о новых походах, – заметил лорд Стэндиш.

– Одни только разговоры, – вздохнул архиепископ. – Нашествие Зла, равного которому по масштабам не случалось за всю историю, лишило нас мужества. Люди цепляются за свои наделы, снедаемые, должно быть, тайным страхом, что повторение затеи с походом приведет к поистине ужасающим последствиям. Зло превратило нас в трусов, заставило позабыть о том, что на свете возможна иная, лучшая доля.

В пятнадцатом веке, когда лузитанцы предприняли попытку выйти из застоя, вознамерились отправиться за море на поиски неоткрытых земель, Зло объявилось снова – на Иберийском полуострове. Все планы и намерения пошли насмарку, полуостров обезлюдел, а соседи преисполнились ужаса. Другими словами, мы имеем два неоспоримых свидетельства того, что Зло стремится удержать нас в бедности и невежестве, поскольку наши несчастья, как я уже говорил, придают ему сил. Нас низвели до положения скота: выгоняют на пастбища, где травы едва хватает на прокорм, и наслаждаются нашими мучениями. – Старец вновь провел ладонью по лицу. – Я раздумываю обо всем этом вечерами, перед тем как заснуть, и потому сплю просто отвратительно. Мне кажется, если подобное будет продолжаться, рано или поздно наступит конец всему. Свет гаснет, гаснет по всей Европе. По-моему, мы снова погружаемся в первобытную тьму.

– Вы с кем-то делились своими мыслями? – спросил лорд Дуглас.

– Кое с кем, – отозвался прелат. – Все предпочли притвориться, будто не понимают меня, пренебрегли моими опасениями.

Внезапно в дверь библиотеки постучали.

– Да, – откликнулся Стэндиш-старший. – Кто там?

– Это я, сэр, – сообщил голос Уэллса. – Я решил, что вы не откажетесь от рюмочки бренди.

– О, – сразу оживился архиепископ, – бренди – это хорошо, тем более что у вас оно просто замечательное, гораздо лучше, нежели в монастыре.

– Завтра утром, – пообещал отец Данкена, – я отправлю вам целый бочонок.

– Буду вам весьма признателен, – ответил елейным голоском прелат.

– Входи! – крикнул лорд Уэллсу.

Дверь распахнулась. Пожилой слуга, держа в руках поднос, на котором стояли бутылка бренди и три стакана, приблизился к очагу, разлил напиток и вручил стаканы сидевшим у огня. Когда он удалился, ступая почти неслышно в своих ковровых туфлях, архиепископ откинулся на спинку кресла и, прищурясь, поглядел сквозь стакан на пламя.

– Великолепно, – пробормотал он. – Какой нежный цвет!

– Сколько, по-твоему, человек должно быть в отряде? – спросил Данкен отца.

– То есть ты согласен?

– Я прикидываю, что к чему.

– Тебе предстоит совершить подвиг, достойный героической традиции твоего рода, – заметил церковник.

– Традиции тут ни при чем, – отрубил Стэндиш-старший. – Мне кажется, – прибавил он, обращаясь к сыну, – десятка человек вполне хватит.

– Слишком много, – возразил Данкен.

– Может быть. А сколько предлагаешь ты?

– Двоих, себя и Конрада.

– Двоих? – архиепископ от неожиданности даже поперхнулся бренди. – Кто такой Конрад?

– Наш скотник, – объяснил лорд Дуглас. – Знает толк в свиньях.

– Ничего не понимаю, – признался прелат.

– Мой сын дружит с Конрадом еще с мальчишеских лет. Собираясь на охоту или на рыбалку, Данкен обязательно берет с собой приятеля.

– Он в лесу как дома, – сказал Данкен, – потому что вырос там. Когда ему нечем занять себя, а такое случается, он обычно идет в лес.

– На мой взгляд, – буркнул архиепископ, – умение ориентироваться в лесу никоим образом…

– Ну почему же? – перебил Данкен. – Ведь нам придется путешествовать нехожеными тропами, верно?

– Кроме того, – сказал лорд Стэндиш, – Конрад отличается громадной физической силой. Около семи футов росту, приблизительно двадцать стоунов [4]4
  Примерно 62 кг. (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]мышц; ловок как кошка, наполовину животное, и, что самое главное, беспрекословно повинуется Данкену. Я уверен, он, если надо, умрет за моего сына. Из оружия он предпочитает дубинку…

– Дубинку! – простонал архиепископ.

– Видели бы вы, как он с ней обращается! – воскликнул Данкен. – Случись ему сойтись в схватке с десятком мечников, я бы не задумываясь поставил на Конрада.

– Предложение Данкена не лишено смысла, – проговорил лорд. – Вдвоем они будут двигаться быстро и скрытно, а при случае вполне смогут защитить себя.

– Мы возьмем Дэниела и Крошку, – прибавил Данкен.

– Дэниел – боевой конь, – пояснил владелец Стэндиш-Хауса, заметив недоуменное выражение на лице своего гостя. – Он стоит троих людей. Что касается Крошки, это кличка нашего мастифа, который натаскан в два счета расправляться с врагами.

Глава 3

Седрик покинул путников задолго до рассвета. Расставание произошло в лесной чаще, где Данкен с напарником решили провести остаток ночи. Вскоре после того как взошло солнце, Конрад разбудил Данкена; они позавтракали хлебом с сыром – костер разводить не стали, чтобы не привлекать к себе внимания, а затем двинулись дальше.

Погода улучшилась. Ветер сначала сменил направление, а потом и совсем утих. С безоблачного неба светило яркое солнце.

Путь пролегал в лесистой местности, пересеченной глубокими лощинами и оврагами. Порой попадались заброшенные фермы: сожженные строения, неубранный урожай на полях. Если не считать воронья, кружившего в воздухе и словно зачарованного раскинувшимся окрест запустением, да мелькавших в подлеске зайцев, живых существ не встречалось. Как ни странно – ведь вокруг простиралась Пустошь – над этой местностью витал дух покоя и благополучия.

Несколько часов спустя перед путниками возник крутой склон холма. Лес мало-помалу становился все реже и наконец сошел на нет. Впереди возвышался голый скалистый гребень.

– Оставайтесь тут, – велел Данкену Конрад, – а я посмотрю, куда нас занесло.

Стоя рядом с Дэниелом, Данкен наблюдал за тем, как Конрад взбирается на вершину, направляясь, по всей видимости, к венчавшему ее огромному валуну. Конь ткнулся носом в плечо хозяину и тихонечко заржал.

– Замолчи, Дэниел, – прикрикнул на него Данкен. Пес сидел поблизости, настороженно поводя ушами.

Красотка переместилась так, чтобы оказаться возле Данкена. Тот протянул руку и потрепал ее по холке.

Тишина, казалось, вот-вот нарушится, но ничего подобного не случилось. Ни движения, ни звука, ни даже шелеста листвы. Конрад исчез из виду. Дэниел, на сей раз молча, вновь ткнулся в плечо Данкену. Внезапно из-за камней появился Конрад: он не шел, а полз, извиваясь всем телом. Очутившись на достаточном удалении от вершины, он поднялся и в мгновение ока скатился вниз по склону.

– Я видел две вещи, – проговорил он. (Данкен промолчал, ожидая продолжения.) – Под холмом расположена деревня, – сообщил Конрад после паузы. – Все дома сгорели, кроме церкви, она ведь каменная, а камень не горит. Людей никого… Что-то мне не нравится. По-моему, нам лучше обойти деревню стороной.

– А вторая вещь?

– По долине движется конный отряд.

– Люди?

– Мне показалось, я узнал Потрошителя. Человек тридцать или около того. Они еще довольно далеко, но вряд ли я ошибся – нашего приятеля трудно с кем-то перепутать.

– Ты думаешь, они гонятся за нами?

– Разумеется. Не на прогулку же они выехали.

– Что ж, – произнес Данкен, – нам известно, где они, зато им неизвестно, где мы. Однако они опередили нас. Я, честно говоря, не предполагал, что они отважатся на преследование. Выходит, жажда мести сильнее страха.

– Им нужна не месть, – возразил Конрад, – а Дэниел и Крошка.

– С чего ты взял?

– Кто откажется от боевого коня и сторожевой собаки?

– Пожалуй, ты прав. Я им не завидую. Наши животные не согласятся поменять хозяина за здорово живешь.

– Что будем делать?

– Разрази меня гром, если я знаю. Они направляются к югу?

– Почти. Долина немного уклоняется к западу.

– Значит, мы повернем на восток. Обогнем деревню и постараемся оторваться от бандитов.

– Чем дальше, тем лучше.

Крошка вскочил, повернулся влево и издал низкий горловой рык.

– Пес что-то почуял, – заметил Данкен.

– Человека, – отозвался Конрад. – Он всегда так рычит, когда чует человека.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю все его повадки.

Данкен посмотрел в ту сторону, куда уставился Крошка. На первый взгляд там никого не было.

– Друг мой, – проговорил юноша, – на вашем месте я бы вышел сам. Мне не очень хочется натравливать на вас собаку.

Какое-то мгновение все оставалось по-прежнему, затем кусты зашевелились, и из них показался человек. Крошка кинулся вперед.

– Ко мне! – крикнул Конрад.

Незнакомец был высок ростом и бледен, как смерть. Его облачение составляла потрепанная ряса темно-коричневого цвета, ниспадавшая до лодыжек; на плечах топорщился капюшон. В правой руке человек сжимал длинную, сучковатую палку, а левой стискивал пучок травы. Кожа столь туго обтягивала его череп, что поневоле чудилось, будто из-под нее выпирают кости. Лицо обрамляла жидкая бороденка.

– Я Эндрю, отшельник Эндрю, – произнес незнакомец. – Увидев вас, я испугался и поспешил спрятаться. Понимаете, я собирал травы, чтобы было из чего приготовить ужин. У вас, случайно, не найдется сыру?

– Случайно найдется, – буркнул Конрад.

– Я грежу о сыре, – объяснил отшельник. – Просыпаюсь ночами и вдруг сознаю, что думаю о нем. Я так давно не пробовал сыра!

– В таком случае, – сказал Данкен, – мы рады будем угостить вас. Конрад, сними-ка с Красотки мешок с припасами.

– Подождите, подождите, – воскликнул Эндрю. – Не надо торопиться. Вы ведь путники, правильно?

– А то по нам не видно, – пробормотал Конрад.

– Переночуйте у меня, – предложил отшельник. – Знаете, я стосковался по человеческим лицам и голосам. Правда, у меня есть Призрак, но говорить с ним – вовсе не одно и то же, что беседовать с человеком из плоти и крови.

– Призрак? – переспросил Данкен.

– Да, самый обыкновенный и весьма порядочный. Не бряцает цепями, не стонет по ночам. Он поселился со мной с того дня, как его повесили. Дело рук Злыдней…

– Понятно, – протянул Данкен. – А вы каким образом ускользнули от них?

– Я спрятался в своей пещере, – ответил Эндрю. – Я называю ее кельей, однако она не такая маленькая и убогая, какой следует быть настоящей келье. Мне кажется, меня можно и нужно упрекнуть в отступлении от правил. Я не умерщвляю плоть, как то положено истинным отшельникам. Поначалу моя пещера была крохотной, но с годами я расширил ее, и она стала просторной и удобной. Там вполне хватит места для всех. К тому же, она надежно укроет вас от посторонних глаз, что, по-моему, немаловажно для тех, кто путешествует по Пустоши. Скоро вечер, вам так или иначе придется выбирать, где остановиться на ночлег, а лучшего прибежища, нежели моя келейка, клянусь, не найти.

– Что скажешь? – справился Данкен, посмотрев на Конрада.

– Прошлой ночью вы совсем не спали, – отозвался тот. – Сдается мне, отказываться не стоит.

– А Призрак?

– Призраков я не боюсь, – ответил Конрад, пожимая плечами.

– Ладно, – решил Данкен. – Отец Эндрю, показывайте дорогу.

Пещера располагалась примерно в миле от уничтоженной пожаром деревни; чтобы добраться до нее, пришлось миновать кладбище, которое, судя по многочисленности и состоянию надгробий, некогда использовалось весьма широко. Посреди него возвышалась гробница, сооруженная из местного камня. На ней возлежал развесистый дуб, поваленный, должно быть, особенно яростным порывом ветра; падая, он разбил установленную на крыше гробницы статую и слегка сдвинул плиту, что перекрывала доступ внутрь. Почти сразу за кладбищем высился холм, в крутом склоне которого и находилась пещера отшельника. Склон зарос деревьями и кустарником, так что, сколько ни смотри, заметить пещеру было невозможно; перед ней струился ручеек, сбегавший далее в глубокий овраг.

– Вы идите, – сказал Конрад Данкену, – а я расседлаю Дэниела и сниму поклажу с Красотки.

В пещере было темно, однако даже во мраке чувствовалось, что ее размеры довольно внушительны. В очаге теплился огонек. Отшельник пошарил у стены, отыскал свечу, зажег ее от пламени и поставил на стол. Свеча осветила толстый слой тростника на полу, грубый стол со скамьями, кособокий стул, множество корзин, соломенный тюфяк в одном углу и шкаф со свитками манускриптов – в другом.

Поймав взгляд Данкена, отшельник сказал:

– Да, я почитываю. Так, по чуть-чуть. Когда выдается время, я зажигаю свечу и сижу, разбирая слово за словом, пытаюсь постичь смысл речений древних отцов Церкви. Впрочем, вряд ли я постигаю его; не с моим скудным умишком стремиться к этому. Вдобавок, славные отцы, как мне порой мнится, придавали гораздо больше значения словам, чем смыслу. Я уже говорил, отшельник из меня никудышный, но я стараюсь, хотя иногда спрашиваю себя: каков на деле истинный отшельник? Бывает, мне чудится, что он – глупец из глупцов, самый никчемный человек на свете.

– Однако вы же не станете отрицать, что для отшельничества необходимо призвание? – полюбопытствовал Данкен.

– Когда я погружался в размышления, мне приходило в голову, что люди становятся отшельниками, чтобы избежать тягот жизни, – ответил Эндрю. – И впрямь, ведь удалиться от мира проще, нежели добывать пропитание собственным горбом. Я задавался вопросом, не это ли побудило меня отринуть мирские радости, и вынужден был признать, что не знаю.

– Вы сказали, что спрятались здесь от Злыдней. На мой взгляд, концы с концами здесь как-то не вяжутся. Неужели они не обнаружили вас? Мы не встретили никого, кому удалось спастись, за исключением шайки бандитов, захватившей поместье и сумевшей, благодаря то ли своей многочисленности, то ли простому везению, отстоять его.

– Вы разумеете Гарольда Потрошителя?

– Да. Откуда вы знаете его?

– Пустошь полнится слухами, тем более что есть кому их разносить.

– Что-то не понимаю.

– Малый Народец. Эльфы, гномы, тролли, феи, брауни…

– Но они же…

– Они местные, живут здесь с незапамятных времен. Возможно, соседи из них беспокойные и надоедливые; вдобавок, попадаются отдельные личности, которым ни в коем случае нельзя доверять. Тем не менее, несмотря на всю свою проказливость, они редко таят злобу на людей. Они не примыкают к Злыдням, наоборот, стараются улизнуть от них, а заодно предостерегают всех прочих.

– Выходит, они предостерегли вас?

– Ко мне пришел гном. Я не считал его другом, ибо он множество раз разыгрывал со мной жестокие шутки. Однако оказалось, что у меня был друг, о существовании которого я и не подозревал. Он вовремя предупредил меня, и я успел затушить огонь в очаге, чтобы дым не выдал моего местонахождения. Правда, как вы видите, дымок такой хилый, что вряд ли способен привлечь чье-то внимание. Кроме того, он наверняка бы затерялся в дыме учиненного Злыднями пожара. Сгорело все – дома, сеновалы, амбары, сараи и даже уборные. Представляете, они сожгли уборные!

– Не представляю, – проговорил Данкен.

В пещеру вошел Конрад. Развернувшись, он сбросил с плеч поклажу – седло и мешки.

– Ну и где ваш Призрак? – проворчал он. – Что-то я никого не вижу.

– Он боится, – объяснил отшельник. – Понимаете, ему кажется, что никто не хочет его видеть. Он не любит пугать моих гостей, хотя, по совести говоря, не способен кого-либо напугать. В общем, таких порядочных призраков еще поискать. Эй, Призрак! – возвысил голос Эндрю. – Выходи! Ну-ка, покажись!

Из-за шкафа с манускриптами медленно выплыла струйка белого дыма.

– Давай, давай, – прикрикнул отшельник. – Можешь показаться. Эти джентльмены не боятся тебя, так что прояви радушие и поприветствуй их. Беда мне с ним, сэр. Вбил себе в голову, что быть призраком недостойно, если здесь уместны такие слова, живого существа.

Призрак неторопливо материализовался над шкафом, затем величаво спустился на пол. Укутанный в белый саван, он выглядел в полном соответствии с классическими образцами. На шее у него болталась веревка, конец которой, в пару футов длиной, свешивался на грудь.

– Я Призрак, – заявил сосед отшельника низким, утробным голосом, – но мне негде являться. Обычно призраки являются в местах своей гибели, однако как быть, если меня повесили на дубе? Злыдни вытащили мое бедное тело из кустов и прицепили к ветке. Они могли бы уважить меня, повесив на одном из тех могучих деревьев, которых в нашем лесу просто не перечесть, – на высоком, неохватном, настоящем патриархе среди дерев, но предпочли какого-то невзрачного коротышку. Даже моя смерть послужила поводом к развлечению. При жизни я просил милостыню на паперти; мне подавали, но скудно, ибо кто-то распустил слух, что я здоров и полон сил. Дескать, не верьте ему, он притворяется.

– Он был отъявленным мошенником, – вмешался Эндрю. – Отлынивал от работы, хотя здоровье имел богатырское.

– Слышите? – горестно вопросил Призрак. – Слышите? И после смерти меня попрекают мошенничеством, изображают бездельником и глупцом.

– Вообще-то мы с ним неплохо уживаемся, – признал отшельник. – Он ничуть не склонен к тем штучкам, которые выкидывают другие привидения.

– Я стараюсь не причинять вреда, – сказал Призрак. – Я изгнанник, иначе меня бы тут не было. Мне негде являться.

– Ладно, знакомство состоялось, – проговорил Эндрю, – теперь можно заняться другими делами. – Он повернулся к Конраду. – Вы упоминали сыр.

– Еще у нас есть грудинка и окорок, хлеб и мед, – заметил Данкен.

– И вы согласны разделить их со мной?

– Разумеется. Не можем же мы утолять голод в одиночку у вас на глазах.

– Тогда я разведу огонь, – воскликнул Эндрю, – и мы устроим пир. Долой траву! Или оставить ее как приправу к грудинке?

– Лично я траву не ем, – буркнул Конрад.