Текст книги "Винки"

Автор книги: Клиффорд Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Здесь они ждали с агентом Майком, Мэри Сью и двумя полицейскими, пока судья не позвал их. Винки посмотрел в обеспокоенное лицо адвоката с чем-то, напоминающим надежду. Он был единственным человеческим существом, знавшим всю историю его жизни. Адвокат завоевал его доверие. В таком случае, спрашивал себя медведь, не был ли этот человек его спасителем?

– Я полагаю, все, что мы сейчас можем сделать, – это расслабиться до тех пор, пока судья не позовет нас. Порой только это мы и можем сделать, ведь так, правда, правда? – спросил Неудалый. «Что ж, хорошо», – ответил он сам себе, решительно кладя руки на колени. Несколько минут он молчал. Затем, будто медведь подозвал его к себе, Неудалый кивнул, сказав «хорошо», и наклонился к нему, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз.

– Возможно, я не должен говорить вам этого, – прошептал он. Винки посмотрел по сторонам на присутствующих в комнате. – Но у меня всегда это ужасное, неконтролируемое предчувствие того, что я проиграю дело. Глупо, не правда ли? Просто глупо, я знаю, я знаю, я знаю.

Агенты и полицейские рассматривали свои слишком хорошо начищенные туфли, самодовольно улыбаясь, но Неудалый, казалось, не обращал на них внимания. В трубах кондиционера громко свистело. Винки нахмурил брови.

– Понимаете, это все моя фамилия, – продолжал Неудалый. – Боюсь, она приносит одни несчастья. Знаю, что глупо так думать, но не могу не думать об этом. Я постоянно повторяю себе: «Не думай об этом!» Но прежде чем я осознаю, что же происходит, я проигрываю очередной процесс. – У него был тревожный вид, и бегали глубоко посаженные глаза. – По сути, я не выиграл ни единого дела. Ни одного! Этого мне бы тоже не следовало вам говорить. – Неудалый сглотнул несколько раз, прочистил горло и закашлялся. Винки посмотрел на свои ноги, закованные в кандалы. – Ближе всего я подошел к победе, когда присяжные были не в состоянии вынести приговор, – продолжал адвокат. – Ах, как это было мило! Это было в самом деле великолепно! Когда это произошло – лет пять назад? Нет, гм, семь. – Он вздохнул. – Но я помню все, будто это было вчера. Когда присяжные гуськом вернулись в зал суда и их старшина сообщил, что они зашли в полнейший тупик, на короткое мгновенье мне вдруг показалось, что… – Он благодарно вскинул руки и улыбнулся. – Я хочу сказать, что чувствовал себя пушинкой! Это было… это было… это было удивительно. Но затем – ну, что ж поделаешь? – месяц спустя моего подзащитного снова судили и приговорили к двадцати годам каторги.

Неудалый замолчал, его лицо сначала выражало надежду, но потом – опустошение, снова и снова. Винки медленно опустил голову на лапы. Трубы продолжали свистеть. Время от времени он побрякивал цепями.

– Внимание, внимание, почтенный судья…

Махнув напоказ мантией, судья сел на свое место и серьезным взглядом посмотрел на медведя.

– Мистер Винки, – строго сказал он. – За сим вы обвиняетесь в следующих преступлениях. – Он стучал молоточком каждый раз, когда называл преступление. – Терроризм. – Бум. – Государственная измена. – Бум. – Организация тайного заговора с целью свержения правительства Соединенных Штатов. – Бум. – Оказание материальной поддержки иностранной террористической организации. – Бум! – Владение составными элементами средств разрушений, таких как бомба. – Бум. – Сто двадцать четыре обвинения в покушении на убийство. – Бум, бум, бум и т. д.

Полный список оглашался на протяжении пяти часов и четырнадцати минут. В середине судья сделал перерыв на обед, а после него продолжил:

– Имитация образа женщины. – Бум. – Мошенничество. – Бум. – Оказание сопротивления при задержании. – Бум.

К этому моменту почти все присутствующие спали, расслабившись после обеда и загипнотизированные заунывным, гнусавым голосом судьи и широкими черными полосками его бровей, которые были абсолютно неподвижны.

– Развращение молодежи Афин. – Бум. – Склонение к ложному учению о том, что Солнце – центр Вселенной, а Земля вращается. – Бум. – Богохульство. – Бум.

Однако сам Винки не дремал. Он сидел, свесив голову, и прислушивался к каждому слову, даже к тем, смысла которых не понимал.

– Черная магия. – Бум. – Преподавание учения об эволюции в школе – Бум. – Организация сатанинских ритуалов. – Бум.

Из окна в зале суда было видно, как солнце начало заходить, озаряя крошечного подзащитного огненно-красным светом.

– Создание безнравственных произведений искусства. – Бум. – Непристойная брань. – Бум. – И в заключение, – судья, величественно перевернув последнюю страницу, произнес отчетливо и с особым отвращением: – Грубые непристойные действия по отношению к молодым людям в Лондоне. – И он громко стукнул молоточком еще три раза.

Зал проснулся от яростного удара.

– Мистер Винки, что вы ответите на эти обвинения?

В зале воцарилась мертвая тишина.

– Гм, – сказал Неудалый, выпрямляя спину. – Гм. Гм. Не виновен. Не виновен по всем статьям!

В зале разразился гам.

– Ужасно! – слышались крики, в то время как Винки уводили из зала. – Негодяй! Подлец! – Он даже не смел поднять головы. «Раз они говорили такое, – думал Винки, – должно быть, на самом деле я отвратительный, гнусный медведь».

Ураган

1

Сегодня Клифф, как и его старший брат Кен, сразу лег спать. Медведь слышал усталые шаги Рут в прихожей, когда она поднималась по лестнице, затем – голос отца Клиффа в гостиной. С полки Винки смотрел на маленькие очертания тела Клиффа, лежавшего под темным одеялом, и размышлял, почему все происходит именно так.

Винки уже пять раз видел, как растет ребенок, и это было уже шестой раз. Иногда это было прекрасно, а иногда он едва сдерживался, чтобы не закрыть свои стеклянные глаза.

Ребенка воспитывали, и ребенок рос сам. Работали эти две силы, и никто не мог предугадать, что из этого получится. Ребенок был лишь тем, чем был, и потом с ним происходило разное, и, таким образом, пока Винки наблюдал за этим не моргая, потому что не мог моргать, ребенок становился тем, во что в итоге должен был превратиться.

Порой Винки казалось, что ребенок и окружающий мир – это два поезда, которым не избежать столкновения. Поэтому ребенок вполне мог стать калекой. Такого никогда не случалось с детьми из этой семьи, но бывало вполне могло произойти, потому что в мелочах частенько так, снова и снова – Винки был тому свидетелем. Точно так же, как он видел и чувствовал, медвежонок старался помочь каждому ребенку обрести себя заново, делая это незаметно. И затем ребенок превращался в того, кем должен был стать: нечто починенное, как и сам Винки, пусть даже и совсем немного.

– Нет-нет, это необходимо. Необходимо, – пробормотал медведь себе под нос. – Необходимо выжить. – Но он не был в этом уверен. Возможно, Клиффу снились чудовища, и, конечно же, во сне он останется в живых. Но для чего? Через некоторое время по едва заметному изменению его дыхания Винки догадался, что мальчик почти проснулся. Кисло-сладкий запах его газов витал в неподвижном воздухе. Клиффу хотелось в туалет, но он продолжал лежать. Он пытался сдержаться, но у него не вышло. Так случалось уже далеко не единожды.

Винки хотел, чтобы все было иначе, и пытался осмыслить, что мир устроен именно так, и для него в том числе. Пятилетний мальчишка проснется от стыда и попытается спрятать испачканные трусы на дне корзины для белья, но он все равно не захочет или не сможет прекратить это делать, хотя в последнее время его постоянно и отчитывают за это.

Винки также знал, что все это, в свою очередь, воспитывает его. Именно так и произошло, когда Клифф дал ему новое имя. Мальчик только начинал ходить, когда назвал его «Винки», и медвежонок, ставший Винки, вдохнул это имя себе в душу, превратившись в мальчика, но внутри оставшись девочкой, Мари; и всем этим он очень гордился, потому что все это и была его судьба. И с тех пор он смотрел на Клиффа стеклянными глазами, еще более старыми и в то же время новыми.

Что же касается того, необходимо ли было произошедшее или нет, было ли оно тем, в чем медведь нуждался больше всего, он не знал. Воспитание – процесс необходимый, так Винки приобретал жизненный опыт, с которым делал то, что считал нужным.

И все же он порой размышлял, для чего ему приходилось наблюдать за тем, как ребенок рос в своем мире, так много раз, снова и снова. Сначала – Рут, затем, в течение многих лет, пожив в разных местах, – пятеро ее детей. Как и Рут с Дейвом, Винки считал, что Кен был последним ребенком в семье, родясь спустя пять лет после Пола. До этого он думал, что Пол будет самым младшим ребенком и что на этом все и закончится. Но вот на свет появился Клифф, который теперь уж наверняка был последним, а почему именно он?

То, что их родилось пятеро, было случайностью, и каждый из них играл со случаем: они были словно пять возможных путей, исходящих от Рут. Сама Рут была первой дорогой, по которой Винки было суждено пройти. Она и не думала, что кто-то может дать ему другое имя. Так что теперь он осознавал себя целиком и полностью принадлежащим Клиффу, точно так же, как и всегда принадлежал Рут. Он считал, что это тоже было случайностью.

Постоянное продолжение рода. Его нельзя остановить. Клифф снова заснул, и теперь его детское дыхание было идеально ритмичным. В бесконечной темноте Винки, казалось, видел дерево жизни, дающее почки и безгранично ветвящееся перед его глазами, как в калейдоскопе, залитое светом. Из полуоткрытого окна доносился тонкий, приторно-сладкий аромат луизианской гардении, что росла вдоль дороги; и он размышлял над тем, каким же сочетанием действий А и Б (бесконечно давно и на уровне крошечных молекул) он, Винки, был избран наблюдать за всем этим и понимать это. По улице проехала машина, и сквозь закрытые шторы он увидел тусклый, быстро исчезнувший свет фар.

– Особенный медведь, – прошептал он, засыпая сам, – видит особенное.

2

Клифф стоял у раздвижной двери, держа на руках Винки, туго заворачивая его ноги одну за другую и стараясь не шевелиться. Его братья лежали на диване и смотрели по телевизору какую-то игру. Сверху доносился звук скрипки Рут, которая в быстром темпе исполняла гамму, то вверх, то вниз.

– Тебе не нужно в туалет? – спросил Пол, который сегодня был за главного.

– Нет, – возмущенно сказал Клифф, но Винки знал, что все было наоборот. Прошло не так много времени после того, как семья переехала в Новый Орлеан, когда мальчик начал накладывать в штаны.

– Ты уверен?

– Да.

На самом деле это происходило по крайней мере раз в неделю, обычно чаще, иногда ночью, иногда днем, и продолжалось вот уже почти два месяца. Сначала Рут просто не обращала на это внимания. Потом она серьезно поговорила с Клиффом, напомнив ему о том, что ему уже пять лет, а не три. Вскоре его братья оказались вовлечены в мероприятие, целью проведения которого были чистые трусы.

– Он терпит! – пропел Кен, которому уже стукнуло одиннадцать. – Терпит! Терпит!

– Заткнись, – отреагировал Пол, долговязый подросток, стремившийся, как и подобает молодому человеку его возраста, брать на себя ответственность, но Винки уже слышал, как у Клиффа громко урчит в животе, к которому он прижимал медвежонка все крепче.

– Не терплю! – закричал мальчик и выбежал из гостиной.

– А теперь посмотри, что ты наделал, – сказал Пол Кену.

– И что с того?

Когда Клифф приблизился к лестнице, он почти совсем остановился. Здесь гаммы Рут звучали еще громче, но все же были приглушены закрытой дверью в спальню. Хотя никто не смел ее беспокоить, жалобные ноты были знакомыми и поэтому успокаивающими звуками. Все эти годы, где бы семья ни жила, Рут играла в местных оркестрах. Теперь она сфальшивила, проворчала «черт» и начала заново, так же как она и раньше начинала тысячу раз. И от этого Винки и мальчишка, казалось, плыли вне времени по бесконечному океану, имя которому было Рут.

Клифф взглянул через перила убедиться, что за ним никто не пришел. Конечно же, никого не было, но Винки знал, что мальчику нужно было спасти репутацию, подождав немного перед тем, как пойти и сделать то, что ему нужно.

Зайдя в туалет, Клифф снял испачканные трусы, положил их в желтую плетеную корзину и надел чистые. Вот и все дела. Затем он снова спустился вниз.

– Зачем ты таскаешь с собой повсюду этого глупого медведя? – спросил Пол. – Не будь таким младенцем. Ты уже слишком большой для этого.

Клифф держал Винки под мышкой.

– Я не младенец.

– Ты ведешь себя как маленький, – сказал Кен. – Посмотрите на этого малыша с медведем.

Винки был почти в ярости, но почувствовал, как Клифф сменил позицию и стал держать его уже не так крепко. В то мгновение старенький медведь понял, что, как бы грустно ни было осознавать, все эти годы он был лишь игрушкой. Теперь же он стал совершенно никудышной игрушкой. Тут он ощутил, что летит по комнате. Винки приглушенно плюхнулся на потрепанный коричневый диван.

– На-на-на, на-на, на-на-на, – пропел Клифф, подражая тому, как дразнил его Кен. Он вышел из комнаты, топая ногами, и захлопнул за собой стеклянную раздвижную дверь.

– Я позову маму, – лениво заметил Пол.

Винки разглядывал обивку дивана, на которой виднелось множество шишек. Он все еще пытался сфокусировать взгляд, когда Кен поднял его и посмотрел ему прямо в морду. Медведь даже не успел уклониться.

– Идиот, – сказал одиннадцатилетний мальчик. Затем он ударил медведя по носу и тут же выпустил из рук. От удара Винки отлетел назад. Он снова плюхнулся на диван. Пол захихикал.

Винки знал, что трудно было заставить старшего рассмеяться, поэтому, после того как у него все-таки получилось, можно было не сомневаться, что он проделает это еще раз.

– Идиот! – Бух. Плюх – Идиот! – Бух. Плюх.

После того как Кен повторил это пять или шесть раз, хихиканье Пола становилось все тише, и Винки стал надеяться, что все закончилось. Он неподвижно лежал, испытывая ярость. Рут играла наверху, но куда же подевался Клифф? Краешком глаза он увидел, как мальчишка заходит в дом с заднего двора, на этот раз закрывая раздвижную дверь более аккуратно. Он молча остановился у телевизора. Затем, не глядя на медведя, Клифф начал играть в какую-то свою игру с занавесками, поднимая и отпуская их отчего они волной падали на линолеум.

– Взгляни-ка, что я с ним делаю, – пропел Кен, ухмыляясь, держа высоко медведя и целясь в него кулаком. – Смотри-и. Смотри-и. – Он снова ударил Винки, и оглушенный медведь опять полетел на диван.

Еще вчера Клифф закричал бы от такой несправедливости, но сегодня он лишь сказал: «И что с того?» – и направился в столовую. Винки слышал, как мальчик открыл ящик, где лежали его принадлежности для рисования.

Теперь Пол вздохнул от скуки и тоже вышел из комнаты.

– Хочу кока-колы, – пробормотал он.

Через секунду Кен выключил телевизор и пошел за ним, а Винки остался лежать на коричневой подушке, забытый всеми. Один глаз его закрылся, а второй был открыт, отчего он видел половину ровного белого потолка. Наверху Рут сфальшивила, играя быструю мелодию первый, второй, третий раз. «Черт!» Внутри медведя росло и увеличивалось неприятное чувство, и казалось, он не сможет пролежать так больше ни минуты, а Клифф все не приходил. Из столовой можно было лишь едва услышать, как по плотной бумаге царапают карандаши.

3

Однажды во время долгой поездки на машине из Нового Орлеана, наблюдая за тем, как телефонные провода поднимаются и опускаются, в то время как Клифф дремал, а Кен и Пол лениво пытались побороть друг друга на заднем сиденье, Винки размышлял о том, не был ли он ангелом-хранителем этой семьи. Вряд ли. Но затем снова подумал, что, наверное, поэтому на Земле и происходит столько неприятностей: все ангелы были такими же, как и он, – никчемными.

В Иллинойсе Винки был свидетелем того, как семье не везло целых два года. Он накапливал у себя в голове все, что происходило, подслушивая через стены. Только они переехали в Чикаго, как отец Клиффа потерял новую работу. В течение нескольких лет он был безработным, и потом единственной работой, которую ему удалось найти, оказалась низкооплачиваемая должность на фабрике по производству лаков для волос, которая находилась в трех часах езды от дома. Семья не могла позволить себе снова переехать, так что они виделись с Дейвом лишь по выходным. Рут много жаловалась – Дейву, старшим детям – на счета, которые необходимо оплачивать, на сбережения, что заканчивались, на то, что у Дейва нет выбора работы и его вечно не было дома. Еще с тех пор, как Рут была маленькой, ей нравилось, чтобы все происходило так, как она того хотела; сейчас же казалось, что ничего и никогда больше не будет так, как этого хочется. Находясь днями в кухне, Винки наблюдал за тем, как Рут жалуется, и смотрел на Клиффа, который глядел на маму.

– Папа только пожимает плечами, – говорила она Кэрол, старшей дочери, – а я связана по рукам и ногам. – Девочкам пришлось оставить частные колледжи и перевестись в государственный университет, что был неподалеку, – это обходилось дешевле. Рут устроилась секретаршей, и Клифф начал ходить в сад. В выходные, когда Дейв находился дома, поздними ночами, когда Клифф спал, Винки вслушивался, как супруги спорили шепотом:

– Ну, я не понимаю, почему ты… А как же?.. И мне что теперь, только?..

– Дорогая, я понимаю, но… Я знаю, но не могу… Мне сорок восемь лет… А мне приходится…

Облако беспорядка проникало повсюду, и от этого даже дом начинал разваливаться, постоянно требуя ремонта, который, говорила Рут, семья не в состоянии была себе позволить. Однажды Дейв даже чуть не погиб автокатастрофе; он вернулся домой с перевязанными ребрами. Через несколько дней он упал с дамбы и чуть не утонул. Возможно, думал Винки, эти события были причудливой разновидностью удачи, ведь Дейв все-таки остался жив, и казалось, что-то в Рут изменилось к лучшему, как когда-то и было или почти как было. Она уже не так много жаловалась. По крайней мере, однажды в пятницу, вечером, Дейв объявил, что нашел хорошую работу и что семья переезжает в Новый Орлеан. После этого Рут говорила детям снова и снова, что теперь все будет по-другому.

Вскоре Рут закончила играть, спустилась вниз и приказала Клиффу отложить в сторону карандаши, потому что уже почти пришло время ужинать.

– И Винки тоже, – добавила она, что вызвало у брошенного медведя горький приступ самоуверенности. – Я же просила тебя не разбрасывать свои вещи по большой комнате.

– Кен брал его последним, – пожаловался мальчик, но немедля отправился за медведем. – Ну, пойдем, – вздохнул он так, будто Винки был его надоедливым младшим братом.

И все же, когда его несли по лестнице, медвежонку казалось, что, возможно, все встало на свои места, и он тяжело про себя вздохнул, подумав, что снова находится во власти Клиффа. Он еще не успел заметить, что один глаз у него открывался, как и прежде, а второй, правый, был намертво закрыт.

В спальне Клифф, как обычно, немного потряс медведя, чтобы его глаза открылись и закрылись, и, увидев, что правый глаз никак на это не реагирует, снова потряс его, и каждый раз медведю хотелось закричать от боли.

– Винки, – спросил мальчик, – почему твои глаза не открываются как следует? – Он говорил это, выказывая изящный гнев, словно медведь просто отказывался выполнять его волю. А так ли это было? Когда Клифф начал трясти его с еще большей силой, Винки внушал больному глазу, чтобы тот снова открылся.

Тряска резко прекратилась, и здоровым глазом Винки увидел, как к нему приближается указательный палец мальчика. Он повернул направо, и медведь ощутил его влагу и тепло на глазу, который не открывался. Затем палец надавил на глаз.

В Новом Орлеане все будет совсем по-другому

Ощущение было просто невыносимым, зато теперь закрытый глаз поддался и со скрипом открылся.

Теперь обоими тазами он видел лицо Клиффа, совсем близко, такое озабоченное, и пристальный взгляд его серых таз.

– Хм, – пробормотал он, как это делал один из его братьев. Мальчик нахмурился, и затем Винки увидел, как к нему снова приближается палец. Он еще раз надавил на правый глаз, отчего медведю захотелось кричать. Глаз снова со скрипом закрылся. Обычного щелчка не последовало, лишь послышался звук, затем боль, как от наждачной бумаги. Клифф надавил, и глаз открылся и закрылся еще несколько раз, и на какое-то мгновение ему показалось, что уже не так больно…

Мальчик неожиданно крепко обнял медведя, и какую бы боль Винни ни пришлось сегодня испытать, казалось, это того стоило.

– Скоро тебе станет легче, – сказал Клифф. Эти слова были словно успокаивающий бальзам и для его больного глаза, и для него самого, так что, несмотря на то как с ним обращались до этого, сердце Винки начало медленно и не без боли раскрываться…

– Разговариваешь со своим медведем? – насмешливо спросил Кен.

Винки слышал, как он топал по лестнице, но сделал вид, что не замечает, словно мальчик как-то мог помешать медведю.

– Нет, – ответил Клифф, неожиданно отстранив от себя медведя на расстояние вытянутой руки.

– Ах, Винки, ах, Винки, как твои дела? – пропищал Кен по-детски.

Клифф быстро положил медведя на полку, не обращая никакого внимания на то, что один глазу него открыт, а другой закрыт. Затем выбежал из комнаты и побежал по лестнице к ужину.

Той ночью, после того как Клифф переоделся в пижаму, он нежно посмотрел на медведя, но затем с растерянным видом, будто не помня, что собирался сделать только что, просто полез в кровать. Внизу заиграла быстрая мелодия к фильму «Золотое дно».

В течение следующих нескольких дней Винки все смотрел и ждал, что его заберут с полки и еще раз крепко обнимут, но Клифф приходил и уходил, засыпал и просыпался, не говоря ему даже ни слова. И все же у медведя оставалась некоторая надежда: ведь, хотя Клифф со всей силы старался вести себя как большой, он продолжал накладывать в штаны.