Текст книги "Винки"

Автор книги: Клиффорд Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Винки осужден

Одноцветный седан со скрипом притормозил у большого зеленоватого здания без окон, с квадратной белой крышей, похожей на крышку коробки от обуви.

– Хорошо, мисс, выходите, пойдемте, пойдемте, пошли, пошли, мисс, пойдемте, – говорили два агента, хотя Винки не оказывал ни малейшего сопротивления, когда они открыли заднюю дверь, вытащили его из машины и повели настолько быстро, что его ноги попросту волочились по земле.

«Да уж», – подумал медведь в ярости.

В здании стоял сильнейший запах дезинфицирующего средства. Агент неприветливо поздоровался с двумя тюремщиками, сидящими у стола за окном с толстым стеклом.

– Аль.

– Джо.

– Майк.

– Мэри Сью.

Казалось, здесь все знают друг друга. Они обменивались обрывками фраз и заканчивали предложения друг друга.

– Двести двадцать седьмой?

– Да.

– Участок?

– «Б», конечно.

– Тебе нужен…

– Да. Спасибо.

Над их головами большие круглые часы непривлекательного вида показывали ровно четыре. Казалось, они характеризовали мир, который их окружал, будто тюрьма, и заключенные могли существовать лишь в этот отдельно взятый момент ночи.

Медвежонка поспешно тянули по многочисленным коридорам, построенным из бетонных блоков, быстро переводили через ворота и двери и наконец привели в большую белую комнату, где ряд мониторов зеленоватого цвета отображал еще большее количество бетонных коридоров, вдоль стен которых виднелись камеры с решетками или прочные двери. По дороге были все те же немногословные приветствия, и сейчас агенты поздоровались с двумя мощными тюремщиками, что стояли у огромного пульта, усыпанного кнопками и экранами, и выглядели так, будто управляли полетом космического корабля.

– Билл.

– Синди.

– Майк.

– Мэри Сью.

Из этого Винки сделал бесполезный вывод об именах своих агентов. Их звали Майк и Мэри Сью.

– Двести двадцать седьмой.

– Да.

– «Б»?

– Спасибо.

Нажали на кнопку, раздался все тот же резкий визг, и агент Мэри Сью втолкнула Винки в маленькую комнату, примыкающую к этой. Он еще не успел обернуться и увидеть, как она уходит, а дверь с громким щелчком захлопнулась за ним, и медведь остался в одиночестве. Он повернулся к довольно большому окну, ожидая увидеть в нем мониторы и охранников, но вместо этого в тусклом зеркале увидел лишь себя, в наручниках, сбитого с толку, все еще одетого в больничную сорочку. Винки увидел, как он сам вздохнул.

На следующее утро в девять утра в здании Федерального суда, что находилось неподалеку, судье, грузному человеку округлой формы, одетому в черную мантию, передали список поверенных, которые смогут сделать юридическое заключение касательно бедной подсудимой мисс Винки. Он зачитал вслух фамилии:

– Скорбь, Досада, Удушье, Страшила, Доносчик, Взрыватель, Гильотина, Лжец, Монстроски…

Судья хлопнул себя по подбородку.

– Хм. Любопытно. – Он посмотрел на небольшого роста, опрятную секретаршу, которая принесла ему этот список, но она стояла в безмолвии. Она определенно была более привлекательной, чем его помощницы. Он спросил: – Вы здесь недавно, ведь так?

Секретарша пожала плечами. Судья продолжил зачитывать список:

– Мрак, Треск, Таракан, Соня, Неряха, Зубрила, Змеюка…

Он перевернул страницу, но с оборотной стороны она была пуста.

– Эти поверенные не самые преуспевающие в нашем округе, – задумчиво заметил он. – Например, Мрак. Я сомневаюсь, что у него есть хотя бы несколько лет практики на данный момент.

Секретарша закатила глаза.

– Сэр. Это и есть поверенные.

Ее дерзкий белокурый хвост дергался от каждого слова. Внезапно судья почувствовал себя совершенно уставшим. Он вздохнул. Этим утром ему позвонили три заместителя министра юстиции и напомнили, что это дело особое и могло бы стать венцом всей его карьеры. Судья устал от своей профессии. Теперь он говорил себе, поскольку последнее время у него вошло в привычку говорить это себе много раз в день, дабы успокоить себя: «Порой неудачи не избежать». И его усталый взгляд остановился на имени, которое стояло в конце списка.

– Неудалый? – осторожно произнес он.

Секретарша кивнула.

– Это господин Чарльз Неудалый Четвертый, – промолвила она, вырывая из его рук список. – Из конторы «Неудалый, Деспот и Подлец». Я немедленно с ним соединюсь.

Белые бетонные стены были звуконепроницаемы, однако временами Винки слышал хихиканье или ругательства по ту сторону двери.

Ему показалось, будто кто-то, наверное, агент Мэри Сью, произнес: «Отвратительно».

Несмотря на спешку, в которой они привели его сюда, представители власти теперь оставили его в комнатенке одного на долгое время. Медвежонок начал беспокоиться за Франсуаз: куда же они увели ее; может, она тоже в тюрьме, расплачивается за свою доброту? Он сомневался, что кто-либо из тех, кто посадил его сюда, поделится с ним этим, даже если у него появится возможность спросить их об этом. Порой казалось, что вот-вот кто-то войдет, но в итого ничего не происходило. Винки задремал. Ему снилась Рут и пятеро ее детей, каждый из которых был игральной картой в руке медведя. Рут сидела напротив него, сконцентрировавшись на собственных картах. Наполовину проснувшись, причем понимая, что, проснувшись, он испортит всю игру, Винки положил каждую из карт лицевой стороной вверх на покрытую войлоком поверхность стола – Кэрол, Хелен, Пола, Кена и Клиффа. Теперь игра подошла к концу; больше не было возможности делать ставки или вытягивать карты. «Это была семья Рут», – прошептал он печально, просыпаясь еще больше. У него было такое ощущение, будто он подвел итог всем своим утверждениям, которые возникли у него за все прожитое время, включая, нет, даже выделяя, надежды и потери, которые случились в лесу, пусть он и не видел их в этом сне.

Дверь тюремной камеры щелкнула и отворилась. Вошла полного вида тюремщица, жалуясь агенту Майку на то, что тюрьма не располагает одеждой для такого ничтожно малых размеров преступника, убийцы, и что пришлось сделать для него специальный заказ, а это заняло большую часть этого ужасного дня, а таких почестей он попросту не заслуживает.

– Надень! – крикнула она, кинув медведю связку детской одежды серого цвета, которая тут же выпала из его рук. – Подними! – закричала она теперь.

Винки снимал с себя больничную сорочку и натягивал маленькую футболку и штаны мучительно долго; и на самом деле, агент Майк проворчал: «Господи, ну, наконец-то», когда Винки переоделся. Глядя на эту детскую одежду, медведь подумал, что так его еще не унижали. На передней части футболки трафаретом был нанесен ряд цифр.

– Это твой номер, – сказала тюремщица, четко и злобно выговорив слова, как будто подозреваемый не понимал или притворялся, что не понимает этих простых слов. – Отныне и навсегда. Не забывай его.

Затем она вместе с агентом Майком потащила медведя по очередному коридору, чтобы того сфотографировали и взяли отпечатки пальцев. Его толкнули к белой стене, на которой были нанесены отметки высоты. Пока настраивали фотоаппарат, Винки откашлялся, собираясь с духом, чтобы спросить о Франсуаз…

– Заткнись и улыбайся! – крикнул Майк, и блеснула вспышка.

Пятна в глазах у Винки были похожи на те, что появляются, если посмотришь на солнце, поскольку, пока он стоял вот так, щурясь, его внезапно охватило воспоминание о лесе, подробное и незваное, как сон. Вместе со своей малышкой он пробирался сквозь тенистую заросль папоротника, где шелестел и журчал ручей. Увидев воду, малышка облегченно вздохнула.

– Да… – тихо протянул Винки так же, как проделывал это каждый день, поскольку они приходили сюда каждый день; и каждый день на полпути она вздыхала, сначала – когда он нес ее, и теперь – когда они шли рядом сквозь молодые светло-зеленые листья папоротника. – А потом? – задавал вопрос Винки, впрочем, как всегда, говоря о том, что будет после водопоя; и карапуз отвечал, как обычно: «Виолончели» – так малышка шутливо называла скрипящие деревья, потому что Винки однажды заботливо объяснил ей, что скрипка и виолончель – музыкальные инструменты одного семейства.

Затем они оба смеялись, впрочем, как и каждый день, над ее шутками, потому что малышка, конечно же, никогда не видела скрипки и, возможно, никогда и не увидела бы, по крайней мере здесь, в темном лесу…

– Эй! – окликнул Майк, резко дернув за цепь, что была на Винки. – А ну-ка двигай на участок.

Худощавый мужчина в мешковатом сером костюме был крайне раздражен и говорил настолько быстро, что медведь едва его понимал.

– Здравствуйте, мисс Винки. Уже достаточно поздно, у нас не так много времени. Меня зовут Чарльз Неудалый, суд назначил меня вашим защитником, ведь я понимаю, что вы не в состоянии позволить себе адвоката, мне тоже приятно с вами познакомиться, и позвольте сказать вам, что мне сегодня пришлось нелегко: мне необходимо было вас увидеть, но у них была тысяча отговорок, сначала одна, потом другая, и все помощники окружного прокурора смеялись надо мной у меня за спиной, я знаю, смеялись: они всегда смеются, и с какой стати им бы перестать это делать сейчас, но как бы то ни было, гм, все это сейчас в прошлом, и я уверен, что мы с вами подружимся. – Он резко присел, открыл папку и в течение нескольких минут был поглощен изучением большого количества бумаг, на которых были напечатаны слова; он кивал головой и что-то бормотал. Через несколько минут Винки снова откашлялся, дабы поинтересоваться о судьбе Франсуаз, но адвокат поднял руку, сурово нахмурился и закрыл глаза так, будто, перебив его, вы бы причинили ему невыносимую боль. Он продолжал читать еще несколько минут. После этого, даже не поднимая головы, он выпалил в том же темпе:

– Мне пришлось приложить кое-какие усилия, я даже не знаю, как у меня получилось, но мне удалось добиться того, чтобы ФБР рассекретило по крайней мере некоторые из обвинений против вас – как вы видите, – он поднял груду бумаг и тут же опустил их, – и хотя мой запрос о залоге был отклонен, так что это не обсуждается. Но, безусловно, вы уже знаете, что в противном случае мы бы с вами не сидели сейчас здесь, в окружной тюрьме, мы находились бы у меня в офисе или сидели бы где-нибудь в кофейне, согласны? – Щеки Неудалого покрылись розовыми пятнами, и он принялся быстро листать назад документы один за одним. – Наконец мне действительно удалось – опять же, не понимаю, каким образом, но все-таки получилось, несмотря на то что это заняло у меня целый день, и поэтому у нас не так много времени, что крайне неприятно, – но как бы то ни было, мне в итоге удалось пробраться сюда сегодня, ах да, я уже сказал об этом, ужасно повторяться, когда так мало времени, у меня всегда так, и в любом случае, вы видите, как я сижу сейчас здесь перед вами, так что теперь в курсе, как у меня ловко получилось пройти к вам, ха-ха, так, гм, так, угу, так… – От возбуждения его лицо покрылось малиновым румянцем до кончиков ушей, его влажный взгляд метался по комнатенке из угла в угол, и казалось, что он вот-вот охрипнет. – Как я сказал, гм, преступления, в которых вы обвиняетесь, я уверен, вы это знаете, гм, я уверен, в курсе всего этого, тяжкие, весьма и весьма тяжкие. – Хотя покраснения на его лице начали отступать, глаза Неудалого все так же метались из стороны в сторону. Винки даже и не знал, на что смотреть. – И действительно, обвинений так много, они продолжаются и продолжаются, идут одно за другим, страница за страницей, что, по правде говоря, я с трудом представляю себе целостную картину – я имею в виду, что, конечно же, я понимаю, о чем идет речь, независимо от их количества и сложности, я хочу сказать, что это моя работа. Так, так, так, так, так… О, да, так, теперь я обязан вам сказать, что, мисс Винки, сейчас… подзащитные никогда не желают слышать это, и я не особенно-то умею рассказывать такое… о, ну что же теперь поделаешь?… В сложившейся ситуации я должен подготовить вас… теперь же, не стреляйте в гонца и не принимайте этого близко к сердцу… лично я воспринимаю все близко к сердцу, но вам не следует этого делать… опять же, я не утверждаю, что вас непременно ожидает смертная казнь, это лишь одно из возможных наказаний, их множество, но на самом деле вы должны принять во внимание общественное мнение по этому вопросу… и позвольте заметить, на данный момент имя Винки является синонимом «радиоактивной падали, плавающей в яде»…

В этот момент скользящий взгляд Неудалого остановился на одном из документов, на котором был плотно напечатан текст, и адвокат снова принялся читать, пролистывая его вперед, затем назад, и, как увидел Винки, от мучительного состояния на его лице не осталось и следа. Другими словами, словно по волшебству, изможденное лицо этого человека оживилось. Ему на глаза упали его прямые седеющие волосы.

– Теперь это… Теперь это, – бормотал Неудалый, тряся указательным пальцем и представляя, что находится в зале суда. Потом он снова затих, быстро перелистывая бумаги, и читал их сосредоточенно, но очень быстро. Винки спокойно вздохнул и через несколько минут погрузился в еще одну беспокойную дрему, полную сновидений.

– Так что надежда есть всегда, не так ли? – неожиданно спросил Неудалый, принявшийся быстро собирать свои вещи. – Именно это вы должны повторять себе. Не волнуйтесь, не волнуйтесь, не волнуйтесь. Просто скажите себе, что, ей-богу, так или иначе, не знаю как, никогда не понимаю как, но как-то, каким-то образом, я вытащу вас отсюда!

Винки был рад, что мистеру Неудалому стало легче, но медвежонка все-таки мучал вопрос, и он должен был его задать.

– Где… – попытался он сказать и почувствовал, что голос не слушается его. Он откашлялся и попытался снова, однако так ничего и не вышло. Адвокат собирался уходить. Схватив его шариковую ручку, Винки нацарапал на столе «Формайка»: «Где Франсуаз?»

– Мистер Винки, что вы делаете? Вы же наносите ущерб общественной собственности, пожалуйста, верните это…

Медведь решительно указал пальцем на имя своей подруги.

– Франсуаз? Кто такая Франсуаз? – произнес Неудалый. – Ничего не знаю ни о какой Франсуаз. – Он помахал рукой.

«БОЛЬНИЦА», – написал на этот раз медведь.

Неудалый оставался озадаченным с минуту, но внезапно его лицо просветилось.

– О, вы имеете в виду соучастницу?

Винки не стал исправлять адвоката и лишь вернул ему ручку.

– Мисс, мисс, мисс – давайте посмотрим – да, да, да, мисс Фуа, мисс Франсуаз Фуа, – невнятно произнес адвокат, листая толстую папку с бумагами. – Или Фау. Можно и так, и так. – Он прищурился, разглядывая одну из бумаг, затем вернулся к предыдущей странице. – Пособничество и подстрекательство… Стала соучастником после совершения преступления. Да, похоже, ее также арестовали. Я ответил на ваш вопрос?

Теперь Неудалый был абсолютно готов уйти, но Винки выглядел совершенно убитым горем.

– Не беспокойтесь! – сказал Неудалый, быстро похлопав медведя по плечу, и направился к двери. Винки не знал, что думать и что чувствовать. – Ну, что ж, хорошо. – Адвокат постучал по двери три раза, дверь отворилась, и Неудалый исчез в коридоре, кинув через плечо: – Не волнуйтесь же!

В другой мрачной комнате, на другом этаже, Франсуаз сидела перед главным следователем. В течение последних двух дней ее безрезультатно допрашивали несколько раз, поэтому было решено устроить ей персональный допрос.

Главный следователь:

– Нить, которой зашиты раны мисс Винки, точно такая же, как у вас в наборе для шитья. Полное совпадение. Неопровержимо. Бесполезно это отрицать.

– Как я уже не раз говорила, да, я заштопала его. И я требую адвоката, – отвечала Франсуаз Фуа.

– «Его»? О ком вы говорите? Вы зашили еще одного террориста? Где и когда это произошло?

– Нет, я зашила только медвежонка. Он мальчик, и я уже говорила вам об этом, причем не раз.

– Хорошо, пусть будет по-вашему, – еще громче рассмеялся главный следователь. – Итак, кто приказал вам «зашить» «его»?

– Никто. Я услышала, как он стонет, и мне захотелось…

– Кто научил вас пользоваться иглой и нитью для лечения огнестрельных ранений?

– Он плюшевое животное, – вздохнула Франсуаз.

– Это ваша версия. Это всего лишь ваша версия.

– Никакая это не версия! Он всего лишь игрушка!

– Всего-лишь игрушка. Кто приказал вам так говорить?

– Никто.

– Итак, вы лжете.

– Моя версия заключается в том, что никакой версии нет, – ответила Франсуаз, снова вздохнув.

– Не умничайте. Хорошо. Конечно. Этот «плюшевый медведь» умеет ходить, разговаривать, устраивать взрывы?

– Я не верю, что он что-то взорвал, но да, он ходит и разговаривает.

– И как вы это объясните?

– У меня нет этому объяснения.

– Сколько же еще плюшевых медведей может ходить и разговаривать?

– Законы матери-природы непостижимы, – через какое-то время сказала Франсуаз.

– Мы поговорим о ваших экстремистских убеждениях чуть позже. Вы лесбиянка?

– Да.

– Хорошо. Это вы признаете.

– Я уже не раз говорила вам о том, что у меня нетрадиционная ориентация.

– Достаточно нетрадиционная, чтобы иметь сношения с тридцатисантиметровым террористом? – пронзительным голосом спросил главный следователь.

– Что?

– Мы знаем наверняка, что вы имели сношения, что мисс Винки соблазнила вас и именно таким образом вы были затянуты в эту тайную организацию. Именно так она и привлекала всех остальных. Вы в этом не виноваты. Если бы только вы нам открыли правду, мы бы помогли вам.

– Я же сказала, что это мальчик, а мне нравятся девушки, да и, кроме того, он ведь плюшевый медведь.

– Каждому свое.

Тишина воцарилась в комнате.

– Не запрещает ли ислам подобное?

– Запрещает что?

– С уродами тридцать сантиметров ростом!

– Сэр, я агностик и феминистка, и, хотя я соблюдаю многие заповеди ислама, для меня не существует интимных ограничений ни между мужчинами, ни между женщинами, ни между, как вы выразились, уродами.

– Это нам подходит. Итак, однополые сношения с террористами не возбраняются агностиками?

– Я говорю вам, что между нами ничего не было и он не террорист. Он хороший медведь, и он мой друг. Я не хочу сказать, что активная интимная жизнь – это плохо.

– Этот разговор ни к чему не приведет.

– Именно это я и пытаюсь сказать вам все это время.

– Вы меня утомили.

– Я приехала в Америку для того, чтобы быть подальше от таких людей, как вы. Но я, похоже, совершила ошибку!

– О, вы совершили ошибку, отлично.

– Я сказала, что хочу видеть адвоката.

– Мисс Фуа, как вам, конечно же, объяснили, вы – иммигрант и до сих пор еще ни разу не привлекались к уголовной ответственности, следовательно…

– Я гражданка Соединенных Штатов!

– Верно, будьте добры, скройтесь за свободой, которую вы так стремитесь разрушить.

Стоя лицом к лицу с Винки в дверях его камеры, полная тюремщица читала список правил вышеупомянутого заведения: «Я буду уважительно относиться к себе, к своим товарищам-заключенным, и прежде всего к своим надзирателям…» Ее голова, в коротких и жидких кудрях багряного оттенка, напряженно качалась из стороны в сторону. Винки посмотрел на каждую из четырех белых стен так, будто отсюда можно было убежать, затем – на бейдж тюремщицы, на котором было написана «Помощница Винг».

– И наиважнейшее правило из всех, – заканчивала она свою речь, и ее глаза засверкали от импровизации. – Я буду за тобой следить!

Помощник Финч, грузный мужчина, чья лысина была похожа на круглую шапку, зловеще рассмеялся.

– Мы устанавливаем особенное наблюдение за изменниками родины и террористами, – добавил он и толкнул Винки так, что тот упал на спину. – Недоделок.

«Вот как все и будет происходить», – не без страха подумал медведь. Он вычислил, что помощник Финч в шесть раз выше его и от тридцати до сорока раз тяжелее, чем он. Винки медленно заполз на ничем не устланные нары, ощупью пытаясь определить, насколько они тверды.

Винг сказала:

– Ты можешь попытаться повеситься или выкинуть что-нибудь еще… – Однако она не стала продолжать. Как будто проводя урок английского языка, она принялась указывать на предметы пальцем и называть их: – Раковина. Кран. Кровать. Еще одна кровать. Дверь. Щель для еды. Табурет. Водосток. Полка. Туалет. Туалетная бумага.

Неожиданно и без единого слова они с Финчем удалились, и тяжелая дверь камеры захлопнулась. Винки был уже готов вздохнуть с облегчением, как вдруг увидел эту парочку за окном с колючей проволокой, что было вырезано в двери. Они глупо ухмылялись и махали ему руками. Эта сцена продолжалась еще некоторое время, и когда наконец стало казаться, что тюремщики подустали от этого занятия, в окне появился какой-то заключенный и дверь отворилась.

– Эй! – окликнула прибывшая тощая женщина с рыже-седыми волосами и миловидными очками, какие носят старушки. К этому моменту она была единственной белой заключенной, которую Винки здесь встречал. – Презент! Домашняя трепка!

Тяжелая книга просвистела мимо морды медведя. Сквозь последовавший за этим смех помощник Финч прокричал что-то о «таком, как ты», и дверь снова захлопнулась.

Они наблюдали за медведем еще какое-то время, но вскоре Винки услышал, как их откуда-то позвал властный голос, и луг же из окна стала видна лишь белая стена коридора. В этой внезапной тишине Винки подошел к книге, поднял ее и увидел, что это был Коран.

* * *

– О, я навел справки по поводу мисс, гм, мисс, гм, гм, Фуа, – сказал Неудалый несколько дней спустя, когда вытаскивал бумаги из раздутого портфеля.

Винки обрадовался, правда, совсем немного.

– Я не знаю, я думаю, что, возможно, все испортил.

Винки опечалился.

– Ну, не то чтобы испортил…

Винки обрадовался.

– Ну, может, и испортил. Не знаю… – Неудалый достал из портфеля большую катушку серебристого кабеля и вопросительно посмотрел на него.

– Ха, я удивлен, что они не забрали у меня это, когда я вошел сюда. Я хочу сказать, что приносить сюда вещи противозаконно, практически все противозаконно. – Он протянул кабель Винки. – Он вам нужен?

Медведь яростно покачал головой.

– Да, наверное, у вас нет причины для этого. – Он покраснел. – Гм, как бы то ни было, как бы то ни было, как бы то ни было…

Винки уставился на него.

– О да, мисс Фуа, мисс Фуа, гм, боюсь, что мог все испортить. Помощник прокурора сказал, что я чрезвычайно интересуюсь судьбой свидетеля. На это я ответил: «Угу, ничего, угу, подобного», а она сказала: «Зачем же вы тогда справлялись о ней?», и я сказал: «Да так», а она отвечает… – Этот рассказ продолжался еще очень долго, пока Неудалый рассеянно просматривал бумаги. – И наконец я сказал: «Гм, и где же теперь мисс Фуа?», и она ответила: «Ну, вообще-то мы уже собирались ее освободить, но теперь, похоже, не выпустим, я полагаю, нам придется допрашивать ее еще», и так далее и тому подобное, с этой своей улыбочкой – и все говорят, что у нее с главным прокурором, гм, вы понимаете… Гм, так, гм, как бы то ни было, я попытался сказать: «Гм, это, конечно же, очень несправедливо по отношению к мисс Фуа», на что она ответила: «Это не моя проблема», и я в итоге… Я немного погорячился. – Он вытащил вторую катушку кабеля из портфеля, пожал плечами и вернулся к бумагам. – Но теперь, когда я думаю об этом, гм, они, скорее всего, и не собирались освобождать ее. Да, они наверняка просто дразнили меня. Должно быть, это так, потому что они любят этим заниматься…

Винки думал, что вполне может расплакаться от разочарования и гнева, когда Неудалый вдруг оторвал взгляд от своего портфеля и его маленькие голубые мечущиеся глаза, как ни странно, замерли на мгновение.

– Я лишь надеюсь, что не ухудшил положение вашей подруги, – сказал он простодушно.

Теперь медведь не мог решить, стоит ли его простить или задушить.

– Гм, гм, гм, гм, – продолжал Неудалый. – Как бы то ни было, как бы то ни было… Так, как бы то ни было… Так, так, так…

Именем Бога, сострадающего и милосердного…

В то время как Винки пытался читать, помощница Винг и ее старушка-заключенная, которая успела заслужить определенные привилегии образцовым поведением, стояли у окна камеры, сложив руки и пародируя молитву.

– Полотенчатый, – пропела старушка, которую звали Рэнди.

Это началось в тот момент, как он сюда попал. Когда бы он ни брал в руки книгу, казалось, вот они, снова у окна, глумятся обе или одна из них, либо какой-нибудь другой охранник и другой заключенный. Винки с презрением отвернулся, но, как обычно, Рэнди начинала стучать по толстому стеклу ногтями, покрытыми толстым слоем лака, напевая «полотенчатый» снова и снова.

Медведь вздохнул. «Что ж, у меня матерчатая голова, – думал он, – и что с того?»

Он пропустил несколько страниц и попытался сконцентрироваться. Во время многочисленных допросов главный следователь часто цитировал Коран, и казалось, он думает, будто медведь знает его весь и, более того, неверно его истолковывает, дабы оправдать преступления, в которых его обвиняют. Винки не проявлял к этому никакого интереса и не реагировал на подобные доводы, однако сама книга пробудила в нем любопытство. Она являлась единственным, что ему было позволено читать, и все же каждый раз, когда он открывал ее, у него вырывалась насмешка. К сожалению, книга эта была сложна для понимания, и Винки удавалось не столь много прочитать к тому моменту, когда от полной неразберихи у него начинали слипаться глаза.

Неужели вы считаете, что войдете в райский сад, не пройдя через испытания тех, кто покинул сей мир до вас?

– В общем-то да, – пробормотал медведь несколько обиженно. – А почему нет? – Он подумал: «Кроме того, что если ты уже побывал в райском саду и потерял его? Возможно ли было вернуть его, если пройти через новые испытания? Если это так, почему же их так много?» – Возмутившись, Винки снова пропустил несколько страниц.

…Когда Господь решает что-либо, Господь говорит: «Да будет так!», и его воля выполняется.

Винки закрыл глаза и открыл их снова. Слова прошлись по нему, словно нож. Ведь если это и вправду было так: если Господь решил, что Винки будет жить, – тогда почему? Для чего он даровал медведю свободу и тут же ее отнял? Не лучше ли было бы совсем не иметь надежды?

– Ака-мака ха-му! – выкрикнула Рэнди на «арабском». У помощницы Винг вырвался смех, похожий на лай.

Винки свернулся клубком у книги, чтобы его мучители не заметили, как он плачет.

Убедительно шурша мантией, судья спешил из своего личного кабинета в зал суда.

– Всем встать! – Церемония его приветствия была единственным мгновением дня, от которого судья получал удовольствие. В абсолютной тишине он поднялся по трем ступенькам к своему величественному креслу…

– Ваша честь, гм, ваша честь, позвольте заверить вас… – начал Неудалый.

– Заверить меня в чем? – спросил судья, основательно сбитый с толку. – Советник, я даже еще не заговорил. – Он присел на кресло, напустив на себя раздраженный вид.

– О, конечно же, судья, я извиняюсь. Это, это все выражение вашего лица… Я воспринял его так, будто вы желаете что-то заявить…

Прокурор и его любимая помощница едва сдерживали смех, а судья несколько раз ударил молоточком.

– Советник, – обратился он к Неудалому, – теперь я начну. Затем продолжите вы, основываясь на том, что я скажу. Понятно?

– Да, конечно, судья, да, о да, естественно…

Судья снова ударил молоточком.

– Так, на чем мы остановились? – Он раздраженно потер таза, но не для того, чтобы на минуту забыться, а для того, чтобы не видеть этого высокого, худого, растрепанного Неудалого, который стоял перед ним с таким жалким видом, будто на самом деле предстал обнаженным перед самим Господом. От этого он чувствовал себя так, словно он сам, судья, стоял сейчас обнаженным перед лицом Бога. Представив то, как он, должно быть, выглядит сейчас на тазах у присутствующих в зале суда: свое розовое толстое раздраженное лицо поверх черной мантии, – он вздрогнул от неожиданного и странного смущения.

– Сокрытие улик? – подсказал прокурор, довольно улыбаясь.

– Да, – ответил судья.

– Ваша честь, ваша честь, ваша честь, ваша честь! – никак не мог угомониться Неудалый. – Позвольте…

Судья старался на смотреть на него.

– Что вам позволить?

– Выступить. Я хочу выступить с речью.

Судья понял, что еще никогда не встречал более мерзкого создания, чем господин Чарльз Неудалый Четвертый. Этот человек с бледным лицом, качающийся из стороны в сторону в своем мешковатом сером костюме, краснел от смущения. Еще более остро, чем когда-либо, судья почувствовал, что вся его жизнь – отвратительный обман и что больше так не может продолжаться. Так… просто… не может… дальше… продолжаться! Его черная мантия стала невыносимо тяжелой и горячей. Он ощутил покалывание во всем теле. «Что будет, если я просто-напросто разорву ее, и окажется, что под ней на мне женское белье, и затем выбегу из зала с криком «Достали!» – подумал он, чтобы успокоиться. Это ничуть не успокоило его, однако по крайней мере позволило сделать жест рукой и дать понять Неудалому, что тот может продолжать.

И все же защитник стоял, нахмурившись и не говоря ни слова, уставившись в пол, будто в бесчувствии.

– Мистер Неудалый, – громко вырвалось у судьи. Он надеялся, что, если заговорит очень громко, он добьется своего. Но это не сработало.

– Что? – сказал Неудалый мгновение или два спустя, как будто испугавшись.

– Вы намеревались что-то сообщить суду?

– О, я и не знал, что уже могу это сделать.

Судья посмотрел в потолок, состоявший из множества прямоугольников белого цвета и ламп.

– Я лишь сказал, что уже можете.

– О, о, о. Я вас не услышал. Странно. Странно… – Его глаза двигались в разные стороны, и Неудалый выглядел так, будто никогда не сможет выбраться из затруднительной ситуации, в которой находится.

– Я указал жестом, – последовало от судьи, который ненавидел себя за то, что разговаривает с этим неудачником, причем на его же условиях.

Покрытое пятнами лицо Неудалого засияло от облегчения, словно ему вылили бальзам на душу.

– А это все объясняет, – пробормотал он. – Так, так, так, так…

Судье захотелось узнать, получится ли у него провести заседание и больше ни разу не посмотреть на защитника?

Время отхода ко сну здесь называли «вырубай свет», но светящийся предмет, похожий на пончик, что висел над бетонной кроватью Винки, горел всю ночь. Тусклый свет вдруг каким-то образом становился то голубым, то зеленым, то оранжевым; и он мерцал сотни раз в секунду, словно крылья мотылька. Рядом с лампой находилась камера наблюдения – безжизненное одноглазое существо.

Который был час? В тюрьме время летело странным образом, и особенно причудливо – ночью. Из другого конца тюремного блока раздался крик молодой женщины. Рэнди завопила: «Глупая стерва!» – и крик утих.

Детский костюм с тюремным номером Винки отдавал стиральным порошком, и от этого его потертый мех чесался. Днем это не доставляло медведю особого беспокойства, однако ночью, во время которой было так же светло как и днем, непрекращающийся зуд здесь и там становился невыносимым, и он принимался чесать себя. То небольшое количество меха, что оставалось у него на животе, постепенно стиралось, и даже во сне он понимал, что это необходимо прекратить, но не мог остановиться. Он царапал и царапал себя. Казалось, это приносит ему какое-то странное облегчение, временное облегчение; когда он чесался, он как будто бы ни о чем не думал. Перед тем как пойти спать, он старался доказать себе, что, если Винг или Финч найдут клочки меха на полу в камере, его непременно накажут, однако это не приносило никакой пользы. Каждую ночь он раздирал свое тело когтями.