Текст книги "Игрок (ЛП)"
Автор книги: Клэр Контрерас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Серхио не мог понять, почему я воротил нос от их предложения. Мне предлагали практически вдвое больше, чем мне платили сейчас, а это сделало бы меня одним из пяти самых высокооплачиваемых футболистов в мире. Но на этот раз речь шла не о деньгах или славе. Речь шла о спокойствии. В Барселоне я мог бы жить рядом с любимыми бабушкой и дедушкой. Мог бы жить в сельской местности, вдали от вспышек камер и стай папарацци. Мог бы сбежать от фальшивых улыбок и притворства, к чему когда-то стремился. Когда-то. Я попытался вспомнить, когда изменилось мое мировоззрение. Когда я перестал желать славы? Когда перестал мечтать о тачках и спонсорах? Каждый вопрос приводил к одному и тому же ответу: когда одна бедная девушка из Вашингтон-Хайтс пришла на встречу в «Бельмонте» и украла мое дыхание.
Когда я заговорил с ней в первый раз, я понял, что она должна быть моей. Но как только я начал ее добиваться, то стал от нее зависим. В Камилу было легко влюбиться. Она не давала ложных обещаний и сторонилась материальных ценностей. Она не оправдывалась ни за то, кто она такая, ни за то, что делала. Она была искренней, с телом, способным свести с ума любого мужчину, и золотым сердцем, которое сделало бы любого мужчину счастливым, если ему удалось поймать и удержать. На некоторое время это удалось мне.
С этой мыслью я встал с кровати в доме бабушки и дедушки и присоединился к ним за ужином. Они не разрешили остановиться мне в отеле, и я был благодарен им за настойчивость, потому что в такие времена мне была нужна семья. Пока мы ужинали, бабушка бросала на меня жалостливые взгляды, добавляя «Eresunidiota, Warren» [1] везде, где могла.
Она называла меня идиотом, хотя даже не видела Камилу. А если бы познакомилась с ней, то я не сомневался, что она точно ударила бы меня по голове дедушкиной тростью. И была бы права. Я повел себя как круглый дурак, но меня беспокоило не только это. Не сейчас. Мне следовало разобраться с переходом. Я был удивлен, узнав, что моя команда действительно хотела отдать меня «Барселоне» на три года, хотя я был вторым лучшим игроком в составе. Это я выяснил, встретившись с владельцами «Барселоны». Они были готовы заплатить мне и моей команде миллионы евро за три года, и почти убедили меня принять предложение, когда сказали, что собирают команду, которая вполне возможно станет чемпионом. Но я не смог заставить себя сделать это, не посоветовавшись с Камилой.
– Она не твоя жена, – проворчал за ужином дедушка. – Тебе не нужно с ней советоваться.
– Мануэль, пожалуйста, – угомонила его бабушка. – Ты так говоришь, потому что тебе горько.
– Горько?
– Да, потому что он играл за команду соперников.
– У меня не было выбора, – напомнил я им.
Дед стиснул зубы.
– Выбор есть всегда.
Бабушка закатила глаза.
– А что мне оставалось делать? Сломать ногу? – хмыкнул я.
– Чем не вариант? – сказал он, вскинув густую бровь.
Я мог только посмеяться над этой нелепостью, но сразу перестал, как только вспомнил разговоры Камилы о моих коленях. Я соскучился. Скучал по ее голосу, по ее глазам, по ее оживленной манере говорить. Скучал по утешению, которое она приносила одним своим присутствием. Больше всего я скучал по ней.
[1] Ты идиот, Уоррен
Глава 35
Камила
Три дня спустя, когда я вернулась с работы, возле порога меня ждали букеты красных роз. Не два букета. И не три. Их было так много, что я не знала, что с ними делать. Я стояла, разинув рот, и таращилась на розы. Слезы обжигали мои глаза, пока я представляла, как он брал трубку, чтобы заказать цветы и диктовал, что написать на каждой карточке. Интересно, когда их доставили и как принесли? Сколько людей потребовалось? Удивительно, что охрана здания позволила курьеру оставить их все в коридоре. Я была уверена, что это пожароопасно. Но потом вспомнила, что Уоррен владел зданием, и мои плечи поникли. Мой мыслительный процесс был хаотичным: менее чем за тридцать секунд я из польщенной стала расстроенной.
Перед таким невозможно было устоять. Если только не переехать, чего я пока не могла сделать, так как подписала договор аренды. Вдобавок ко всему, я платила копейки, а если «Бельмонте» окажет такое же влияние на Гарлем, как и на Бруклин, то наш район наводнят писатели, певцы и актеры, тем самым расценки на жилье здесь взлетят до небес.
Я все еще стояла у двери, пытаясь сообразить, что мне делать со всем этим, когда дверь лифта открылась, и за моей спиной раздался удивленный свист. Обернувшись, я увидела Чарли. Последний раз мы виделись тогда в баре, но он писал мне, чтобы убедиться, что я в порядке. В этом был весь Чарли. Он так хорошо меня знал, что позволил мне побыть одной.
– Что за... прости. Помочь занести внутрь? – спросил он, вкинув брови и изучая взглядом цветы. Когда я вздохнула, он снова заговорил: – Или спустим их в мусоропровод?
Это меня рассмешило. Я рассматривала такой вариант, но к каждому букету была прикреплена карточка, да и пахли они слишком вкусно. Что он написал? Прошло больше недели, а он даже не позвонил. Даже не прислал смс. Единственный намек на извинения я получила, когда он забил гол по телевизору, но он не мог точно знать. Ну правда, как, черт возьми, он мог знать, что я это видела? Возможно, он извинялся перед кем-то другим. Возможно, он встречался с несколькими женщинами одновременно. Гнев пронзил меня, когда я подумала об этом. Каждый раз, когда я надеялась, что переживу это или, по крайней мере, буду менее расстроена, воспоминания обрушивались на меня, и я снова ощущала вкус предательства.
Чарли помог мне занести цветы в квартиру и остался на ужин. В отличие от Ванессы, он не расспрашивал об Уоррене, что я оценила. В отличие от матери, он не интересовался моими отношениями с отцом. Он просто был рядом. Мы посмотрели телевизор, а когда он заметил, что я часто зевала, без лишних вопросов спустился в свою квартиру, оставив меня наедине с моими мыслями и цветами.
Я пошла в спальню с твердым намерением оставить открытки непрочитанными до завтра, но сладкий аромат роз вернул меня в гостиную.
Я откупорила бутылку белого вина, которую подарила мне Ванесса в честь моего выхода на новую работу. Я помолилась, чтобы не умереть от алкогольного отравления, на случай, если срок годности бутылки истек. Загуглив этот вариант, немного успокоилась, поэтому со спокойной душой начала топить свою печаль, изучая прикрепленные к букетам открытки. Допив второй бокал, потянулась к одной из карточек.
«Мне очень жаль. С любовью, Уоррен».
И это все?
Я открыла вторую, третью, четвертую, пятую. Во всех было написано одно и тоже. Я выпила еще. После четвертого бокала я настолько взбесилась, что схватила телефона и сделала то, что делают идиоты во всем мире, когда в их организм попадает алкоголь... Я позвонила ему.
Точнее, я сделала видеовызов, потому как мои большие пальцы работали быстрее, чем мозг. К счастью, я успела сбросить вызов прежде, чем Уоррен ответил, и как только мой адреналин утих, я решила забыть обо всем этом. Я не хотела его благодарить за цветы. Мне нечего было ему сказать, кроме оскорблений. Но когда телефон завибрировал в моей руке, сообщая о звонке по FaceTime, мое сердце подпрыгнуло к горлу. Я нажала на сброс. Мобильный снова завибрировал. И снова. Наконец я ответила.
– Камила? – позвал он.
Мое сердце ухнуло в пятки, когда я его увидела. Я открыла рот, но потом закрыла его. Может, если я положу трубку, он ничего не вспомнит? Следовало так и сделать, но я не могла перестать смотреть на его обнаженный торс, руки, губы и... Боже мой, зачем я с ним общалась?
– Что случилось? Ты получила мои цветы?
Цветы. Верно.
– Да. Ты извинился в двадцати шести карточках после того, как я сказала, что не хочу никаких извинений.
Он хлопал глазами, сидя на кровати. Простыня сползла, обнажая его грудь.
– Ты пила?
– Нет, – я усмехнулась.
Он улыбнулся, но его улыбка была ненастоящей.
– Я вижу пустую бутылку вина у тебя за спиной.
– Ох. – Я протянула руку назад и неуклюже убрала ее с глаз долой.
– Я скучаю по тебе, детка.
– Ты потерял право называть меня так, – прошептала я, стараясь сдержать слезы.
– Прости меня, Камила. Я знаю, что похож на заезженную пластинку, но не знаю, что еще сказать.
– Мне нужно идти.
Он закрыл глаза и поерзал на кровати. Простыни под ним зашелестели, и я изо всех сил старалась не вспоминать, как они ощущались на кончиках моих пальцев. Неужели прошло уже больше недели? Я вроде только вчера была там.
– Я скоро буду в городе.
Мое сердце подпрыгнуло. Я отвернулась от экрана.
– Дела отца идут неважно, – сказал он. Я держала рот на замке, стиснув зубы. – Я смогу увидеть тебя, пока буду там?
Я по-прежнему не поворачивалась, сосредоточившись на дыхании, потому что чувствовала, что в любой момент могла начать плакать.
– Мне нужно идти.
Я нажала на отбой, прежде чем он успел возразить. Было невыносимо слышать его протесты, говорить с ним о его отце или планировать встречи. Я отключила телефон, легла в постель и плакала, пока не заснула. На следующее утро я проснулась с головной болью размером с Техас. Дурацкое вино. Глупая я. Глупое все.
В голове воскрес вчерашний разговор с Уорреном, и я съежилась. Неужели я действительно это сделала? Боже, я действительно сделала это!
Хуже всего было то, что каждой клеточкой своего существа я понимала, что не смогу стереть Уоррена из памяти. Или из моего сердца.
Глава 36
Уоррен
Приземлившись поздно вечером, я первым делом попросил Антуана отвезти меня к ее дому. Когда мы припарковались на другой стороне улицы, я вышел из автомобиля, прислонился к нему и просто смотрел на ее окно, представляя, что она сделает, если я постучу в ее дверь. Вместо этого я отправился в пустую квартиру брата на Парк-авеню, которая по сравнению с домом Камилы была словно из другого мира.
Вопреки здравому смыслу, проснувшись на следующее утро, я отправился на торжественное открытие футбольного парка, зная, что она будет там. Я понимал, что она не обрадуется, увидев меня, но это лучше, чем вообще ее не увидеть.
Я не мог удержаться, хотя даже Антуан предупредил меня, что это не самая лучшая идея. И все же я не сдавался.
Стоило мне подойти туда, меня заметила Ванесса. Она трижды крутанулась на месте, как будто не могла поверить, что я действительно там. Затем подошла ко мне.
– Какого хрена ты здесь забыл?
– Мне нужно ее увидеть.
Она уставилась на меня.
– Здесь? Ты хоть представляешь, под каким давлением она сейчас находится?
Я оглядел парк, который оказался очень милым. Газон был идеально ухоженным, трибуны новехонькие, а собравшаяся толпа ребят на футбольном поле впечатляла.
– Похоже, здесь все отлично. Что может пойти не так? – спросил я, смотря на Ванессу, которая все еще таращилась на меня так, словно я был психом. Впрочем, так оно и было. – Послушай, я здесь не для того, чтобы создавать проблемы. Я просто хочу ее увидеть.
– Понятно, – вздохнула она, качая головой. – Но если она чем-нибудь в тебя метнет, не говори, что я тебя не предупреждала.
Она ушла к Адаму и что-то ему сказала. Он поднял голову и посмотрел на меня, затем с улыбкой кивнул и помахал. Я еще раз прошелся взглядом по полю, пытаясь найти Камилу. Когда я, наконец, заметил ее, то почувствовал, как мое сердце остановилось. Она стояла рядом с Куинном, тем гребанным музыкантом, и улыбалась чему-то, что он ей говорил. Затем он повернулся к женщине рядом и что-то сказал ей, обняв Камилу за плечи и прижав к себе. Я проглотил огромный ком в горле и расстегнул пуговицу на воротнике рубашки. Никакой ревности. Это же был Куинн – парень из любительской группы; тот, кто часто ходил с ней в кино; тот, кто хотел только одного – залезть в ее трусики.
– Ну как, увидел? – напугал меня голос. Я отвел взгляд от Камилы и Куинна снова на Ванессу. – Она счастлива. Просто оставь ее в покое.
– Счастлива? – переспросил я, опять посмотрев на Камилу. – Прошло две недели. Она...
Я хотел продолжить, но не смог.
– Тебе какое дело? – задала вопрос Ванесса. – Ты живешь на другом континенте и солгал ей о том, с чем ей до сих пор тяжело смириться. Не думаю, что ты вообще это понимаешь.
– Она ненавидит моего отца, это я понимаю. Но я не имею никакого отношения к его поступкам. Меня здесь тогда даже не было.
– Да суть не в этом! Ты настолько глупый? Тебе стоило быть откровенным с самого начала. Моя сестра – одна из самых всепрощающих людей, но ты действительно насрал ей в душу.
– Я понимаю.
Я чувствовал себя ужасно из-за этого, но не умел извиняться. Мог только сказать «прости», и хотя знал, что Камиле этого будет недостаточно, я не знал, что делать еще.
Ванесса снова отошла и заговорила с кем-то другим, а я еще немного понаблюдал за Камилой и Куинном, прежде чем уйти.
Может это и правильно. Может быть, Камиле нужно найти свое счастье с другим. Добравшись до тротуара, я в последний раз оглянулся и поймал на себе взгляд Камилы. Она нахмурилась, прежде чем поняла, что это я, а не игры ее разума, но как только узнала меня, выражение ее лица изменилось, и она побежала в противоположную сторону через толпу. Я попытался последовать за ней, но не видел, куда она пошла. Как будто она исчезла совсем. Я задержался еще на несколько минут, прежде чем уйти навсегда.
В машине я отправил ей сообщение.
«Я горжусь тобой. Парк отличный. Надеюсь, ты действительно счастлива».
Она не ответила. Не то чтобы я ожидал от нее этого, но все равно разозлился.
Глава 37
Камила
Я села перед телевизором, положив тарелку с горячей едой на колени. Накануне, чтобы не готовить, я заглянула к маме и взяла ужин у нее. После вечности переключения каналов, я остановилась на одном. Мои пальцы замерли на пульте, когда на экране появилось лицо Уоррена. Именно поэтому я не смотрела спортивные передачи (к тому же, меня не особо интересовали спортивные новости). Информация о переходе Уоррена, или о его «аренде», как они говорили, появлялась повсюду. Везде говорили о футболе, хотя, возможно, я просто только сейчас стала это замечать.
Я не могла заставить себя переключить канал.
– Вы всегда утверждали, что футбол – это единственная любовь в вашей жизни. Что вы никогда не променяете его ни на что и ни на кого. Может быть, что-то изменилось? – спросила репортерша.
Услышав вопрос, я сделала глубокий вдох. Положила вилку с ножом на стол и придвинулась поближе к телевизору. Я же обещала себе, что не буду. Обещала, что не буду смотреть на него, слушать его, говорить с ним, искать любые контакты, когда он уйдет. Увидев его на прошлой неделе в парке, я поняла, что вовсе ненормально, если я буду двигаться дальше и притворяться, что все в порядке. Я была далеко не в порядке.
И все же я, как и бесчисленное множество других женщин, я торчала у ящика с затаенным дыханием в ожидании его ответа. Когда камера переключилась на него, я перестала дышать. Боже. Как же я соскучилась! Я ненавидела его. С трудом выносила.
На экране он выглядел совершенно расслабленным, пока ему задавали вопросы: откинулся на спинку кресла, закинув лодыжку на колено; двигал точеной челюстью, одаривая журналистку сексуальной улыбкой, от которой любая здравомыслящая женщина покраснела бы; шевелил мускулистыми татуированными руками, к которым я прикасалась и которые обнимали меня в течение многих бессонных ночей...
– У меня все по-прежнему. Почему нет? – спросил он, склонив голову. Его зеленые глаза блеснули на свете.
Я застонала. Ну что за мудак?
– Итак, слухи о женщине, которую вы оставили в Штатах во время...
– Думаю, мы оба понимаем, как много обо мне ходит слухов. – Он оторвал от нее взгляд и посмотрел прямо в камеру. Прямо на меня. – Я бы никогда не оставил особенную женщину.
– Насколько я понимаю, – продолжила репортер, – эта таинственная женщина недавно к вам приезжала. Многие предполагают, что именно из-за нее вы еще не дали никаких комментариев о том, собираетесь ли вы переходить в «Барселону» или остаться в «Манчестере»?
Уоррен покачал головой.
– Абсолютная ложь.
– Ясно. И в завершении, ради той самой вы бы задвинули карьеру на второй план? Даже если это означало бы... переезд в другую страну и отказ от всего?
Он долго молчал и, наконец, снова посмотрел в камеру. Его лицо стало серьезным, все следы веселья исчезли.
– Я бы отказался от карьеры ради правильной женщины.
Я была слишком ошеломлена, чтобы двигаться.
Глава 38
Уоррен
Я попросил Антуана проверить как там Камила самым безобидным способом, но новости не подняли мое и без того упадническое настроение. Он видел ее три раза, и все три раза она была с Куинном.
– Они держались за руки? Целовались? – допытывался я.
– Нет. Просто разговаривали.
– Он прикасался к ней? – процедил я, стиснув зубы. Мне нужно было перестать задавать вопросы, на которые я не хотел получать ответы, но не мог ничего с собой поделать. Мне нужно было знать.
– Он обнимал ее.
Я так сильно прикусил язык, что почувствовал вкус железа. Мне не удавалось избавиться от образов, промелькнувших в моей голове. Я постоянно думал о ней, мечтал о ней, хотел, чтобы она взяла трубку, когда я звонил, или ответила на одно из моих сообщений. Даже когда мое имя проносилось по стадиону, это не заглушало мысли о ней. Но каким-то образом мне удавалось сосредотачиваться на игре. Я забивал мяч в ворота, проталкивался через противников, передавал его товарищам по команде, убегал...
Сейчас я готовился к пенальти, держа ногой мяч и смотря на ворота. Часто во время игры это был единственный раз, когда нужно было очистить свой разум, и сегодняшний день ничем не отличался.
Пока стоял там, я воспользовался моментом, чтобы осмотреться по сторонам, послушать скандирования людей: «Уор-Зон! Уор-зон!» Мужчины мечтали оказаться на моем месте, дети мной притворялись, а женщины хотели со мной быть. Обычно я ловил кайф от этого. Сегодня же я чувствовал себя опустошенным. Та, которую я хотел, которую я все еще считал своей, находилась в другой стране и проводила время с другим мужчиной. И пусть она не видела его в роли любовника, я знал, что он просто выжидал подходящего момента, чтобы сделать свой ход. Что будет, когда он это сделает? Потеряю ли я ее навсегда?
Я глубоко вздохнул и подкатил мяч перед собой. Вложив всю злость, я по нему ударил.
Толпа обезумела. Товарищи по команде подбежали ко мне с воплями и криками.
А я просто стоял, ожидая чувство восторга, которое обычно приходило с адреналином. Но оно так и не прорвалось сквозь меня.
Глава 39
Камила
Сквозь дымку сна я услышала, как звонил телефон. Зевнув, села в кровати и слепо потянулась к мобильнику на тумбочке, но никак его не нащупывала. Когда он зазвонил во второй раз, мне удалось полностью проснуться и посмотреть на экран – Нэнси. Я нахмурилась и посмотрела на улицу. У меня не было причудливых штор, как у Уоррена (или его брата), а самые обычные пластиковые жалюзи, которые постоянно заедали. Так что, одна всегда оставалась открытой, несмотря на мои попытки держать ее закрытой. Поэтому я знала, что еще нет и шести утра. Я быстро ответила на звонок и приготовилась к плохим новостям, потому что хорошее не приходит так рано. Не от человека вроде Нэнси, у которой хватало ума звонить после восьми утра и только до девяти вечера.
– Трейвон.
Мое сердце остановилось. Я закрыла глаза.
– Боже. Что случилось?
– Его подстрелили вчера.
– Что? – я ахнула так громко, что закашлялась, а потом взвизгнула: – Что?
– С ним все в порядке. Он не... – она выдохнула. – С ним все будет в порядке. Мне позвонила его мать. К счастью, пуля задела плечо. Я просто хотела, чтобы ты услышала это от меня. Я уже позвонила его консультанту.
– Где он?
– Бруклинская больница.
Я быстро оделась и помчалась туда. В приемной происходил конец света – повсюду были люди: дети, взрослые, пожилые... Все собрались в маленьком пространстве, ожидая информации о близких, и теперь я стала одной из них. Я забилась в угол, чтобы никого не беспокоить, и отправила сестре сообщение, сообщив, где я и что произошло. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем медсестра разрешила мне посетить Трея.
Я попыталась представить заранее, что увижу. Он находился в педиатрическом отделении, где стены и декор были сделаны под детей. Почему-то это показалось мне странным. Я познакомилась с Треем, когда ему было четырнадцать, сейчас ему семнадцать, и я не могла припомнить случая, чтобы он напоминал мне ребенка. Может быть, это потому, что он был таким независимым, сам о себе заботился и помогал матери. Может быть, это потому, что он под метр восемьдесят ростом, и я почему-то ассоциировала его со взрослым мужчиной. В любом случае, все это напомнило мне, что это не так. Он был ребенком. Несовершеннолетним ребенком, который был вынужден нести ответственность за своих родителей.
У меня перехватило горло, когда я взялась за ручку двери в его палату. Я сглотнула и усилием воли прогнала тяжелые эмоции прочь. Мне нужно было быть такой же сильной, как он. Для него. Я многим обязана парню.
Толкнув дверь, украдкой взглянула на него и увидела, что он лежал посреди кровати с телефоном в руке. Как только он меня заметил, огромная улыбка появилась на его лице.
– Мисс!
Я покачала головой, улыбнулась и пошла к нему, смаргивая слезы, которые было невозможно сдержать. Он выглядел как прежний Трейвон, несмотря на повязку на левой руке.
– Ти, ради всего святого, что произошло? – всхлипнула я, поцеловав его в лоб и опуская маленький синий пакетик на тумбочку.
– Что ты мне принесла? – спросил он, игнорируя мой вопрос.
– Ничего такого. Я купила это в магазинчике внизу. – Я пристально посмотрела на него. – Какого черта произошло?
Он поднял брови и тяжело вздохнул.
– Ты же знаешь, как это бывает...
– Нет, я не знаю! Почему бы тебе не рассказать мне?
– Я бросал мяч, и тут какой-то парень полез на меня, потому что видел, как я разговаривал с его подружкой в школе. – Он пожал плечом своей здоровой руки. – Мы немного поспорили, я начал уходить, а он вытащил пистолет.
Я закрыла глаза, представляя этот сценарий. Я часто видела подобное, но никогда ни в кого из дорогих мне людей не стреляли. Никогда бы не подумала, что кому-то может не нравиться Трей. Он был хорошим парнем. Одним из лучших ребят в «Фонде Уинзора». Неплохо учился и мог подняться в баскетболе.
Я покачала головой и открыла глаза.
– Тебя могли убить, Трей, – прошептала я, протягивая ему руку.
– Я понимаю.
– Трей, – повторила я, ожидая, когда он встретится со мной взглядом. – Ты мог умереть.
– Я понимаю. – Он сглотнул, и я увидела, что он сдерживал слезы.
– Как же я попаду на матч «Никсов», если ты умрешь?
Это заставило его улыбнуться. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Ты действительно думаешь, что я справлюсь? – спросил он.
Сколько из нас идут по жизни без капли уверенности? Скольким никто не скажет: «Ты можешь это сделать!» или «Продолжай. Когда-нибудь ты станешь великим». У Трея этого не было, несмотря на то, что у него была семья. Просто никто из них не знал, каково это – оказаться за пределами тридцати километров от района, где они выросли. И это нормально. Моя бабушка по материнской линии не покидала свою ферму до двадцати пяти лет, и счастливо при этом жила. Впечатлений ей хватало и от посещения средней школы. Но мы не в Доминикане или Гаити, откуда перебрались родные Трея. Мы были в Америке. И здесь, черт возьми, у каждого были возможности.
Я выдержала его взгляд.
– Трейвон, я уверена, что у тебя все получится. – Я сжала его руку. – И я никогда больше не хочу навещать тебя в больнице, ну разве что, когда тебе будет тридцать и у твоей супруги начнутся роды.
Он засмеялся и съежился.
– Фу, мисс. Меня сейчас стошнит. Как новый парень?
Я долго и тяжело вздохнула.
– Теперь бывший.
– Ох, блин. Вы расстались? – я пожала плечами. – Это из-за расстояния?
Я с улыбкой покачала головой.
– Может тебе стоит начать беспокоиться о выздоровлении и перестать собирать все сплетни «Уинзора»?
Пообещав, что загляну к нему на следующей неделе, я ушла. Оказавшись на работе, я сразу позвонила его матери и умоляла ее переехать в жилой блок «Уинзора». Это был один из способов держать Трея подальше от улиц и убедиться, что он на правильном пути. К счастью, она не стала возражать.
Я понимала, что не смогу решить все проблемы и сделать всех счастливыми. Будь это в моих силах, Уоррен не лгал бы мне, работал бы в дурацком офисе с девяти до пяти и жил бы в Нью-Йорке.
Но я была рада, что благодаря работе могла, по крайней мере, помочь другим получить шанс на одну из этих вещей.
Глава 40
Камила
В утро смерти Хавьера Бельмонте по новостям только об этом и говорили. В газетах было тоже самое: магнат недвижимости умер. Внезапная смерть. Остались жена, два сына и внук. Как обычно, имя Уоррена не фигурировало. Томас Бельмонте был повсюду. Интересно, почему? Интересно, расстроило ли это Уоррена?
Я не знала наверняка, должна ли послать ему сообщение, что сожалею о его утрате, послать цветы или оставить все как есть. Поэтому решила сделать то, чего никогда в жизни от себя не ожидала: позвонить отцу и спросить его.
– Похороны завтра, – сказал он.
Я сглотнула.
– Ты пойдешь?
– Конечно. Он пришел на похороны твоего дедушки, чтобы отдать дань уважения. Я тоже обязан.
Я пробежалась взглядом по своему небольшому офису в «Уинзоре». Дверь была слегка приоткрыта, поэтому я увидела Трея, который шел по коридору с перевязанной рукой.
Я встала с телефоном в руке.
– Я хочу пойти с тобой.
– На похороны? – он не мог показаться еще более удивленным, даже если бы попытался.
– Угу.
– Сегодня прощание. Похороны завтра.
Я сделала глубокий вдох.
– Ты идешь сегодня?
– Да.
Мы с папой долго говорили об Уоррене, его отце и о фиаско с «Бельмонте». Он не вдавался в подробности кто что сделал, да это и не имело значения. Я знала, что никогда полностью не пойму, как кто-то может отказаться от свободы и семьи, но знала, что папа сделал это с пониманием того, что Хавьер позаботится о нас. Что он и сделал, если верить маме. Я знала о деньгах, которые нам присылали ежемесячно, но когда мне исполнилось восемнадцать, отказалась от любой предложенной мамой помощи, потому что понимала, откуда это шло. Решение было полностью моим, и я оставалась ему верна. Если бы я могла повернуть время вспять, то поступила бы также, несмотря на студенческие кредиты, которые ежемесячно наносили брешь в моем бюджете. Никакие деньги не были достаточной платой за потерянное время с отцом.
Интересно, Уоррен будет на похоронах отца? Мое сердце сжалось от этой мысли. Меня накрыло облако печали. Не потому что мне было грустно из-за смерти Хавьера. Я никогда не встречала этого человека и даже сейчас презирала его, но это заставило меня вспомнить похороны дедушки и собственную потерю. Я вспомнила охватившее меня оцепенение и боль от утраты, когда гроб опускали в землю.
Я отогнала эти мысли.
– Как думаешь, мне пойти сегодня или завтра?
– Я уверен, Уоррен это оценит, в какой бы день ты не пришла, милая, – настолько мягко сказал он, что я закрыла глаза.
– Окей. Я дам тебе знать, – прошептала я. – Мне нужно идти.
Я догнала Трея, спросила его о руке и о переезде в жилье от «Уинзора». Он рассказал, что в больнице его навещал представитель колледжа и о своих планах на учебу.
– Я должен отучиться хотя бы год, прежде чем попаду в Лигу, – поделился он, смеясь над тем, как я на него смотрела. Он прекрасно знал мое отношение к людям, которые бросают учебу ради спорта.
– Учись столько, сколько сможешь, – попросила я, ну, потому что давайте смотреть правде в глаза, когда кого-то вроде Трея выбирают в Лигу, он ни за что на свете не откажется от миллионов долларов ради учебы в школе.
По дороге домой я мысленно готовилась к встрече с Уорреном. Я вспоминала, каково это – видеть его, пусть даже на секунду, пусть даже с противоположной стороны поля. Словно кто-то вырвал мое сердце и растоптал его... дважды. Не было никаких гарантий, что я смогу смотреть на него вблизи на похоронах, но я должна была это сделать.
Когда я ушла с работы, мне позвонил Куинн и пригласил в кино. Я вежливо отказалась. Мы проводили вместе много времени, и хотя я ценила, что он меня отвлекал, из-за него я постоянно думала о мужчине, которого я действительно хотела в своей жизни, и о том, что его там больше нет.
На прощание я решила не идти. Мне казалось, что это скорее для семьи и друзей, а я все-таки ненавидела этого человека. На следующее утро я надела черное платье и отправилась с отцом на похороны. Оказавшись на кладбище, я сразу заметила маму Уоррена. Затем Томаса, который удивился моему присутствию, но ничего не сказал. Неподалеку от них стоял Кайден с красивой женщиной, по моим предположениям, она была его мамой. И, наконец, я увидела Уоррена. Как только это случилось, мое сердце подскочило к горлу. Он был в темном костюме с черным галстуком, белой сорочкой и в солнечных очках. На его лице застыло жесткое выражение: зубы стиснуты, губы сжаты в тонкую линию.
Папа ходил вокруг, здороваясь с людьми, а я стояла на месте. Казалось, отец знал здесь каждого, поэтому я почувствовала себя не в своей тарелке. И все же осталась. Я снова посмотрела на Уоррена. Каждый раз, когда я это делала, мое сердце сжималось в груди. Оно болело. Наконец, я собралась с духом, подошла к нему и села на свободный складной стул рядом. Он даже не взглянул на меня. Я сосредоточилась на дыхании: вдох-выдох, вдох-выдох... и после положила руку ему на колено.
– Соболезную, – прошептала я.
Его нога дернулась под моей рукой, когда он повернулся ко мне. Сначала он приоткрыл рот, а потом снял очки. И тут я увидела, что белки его глаз налиты кровью, а нижние веки опухли. У него только что умер отец. Разумеется, он плакал. Я просто не ожидала увидеть его таким, и определенно не ожидала, что это будет ощущаться так, как если бы страдали члены моей семьи. Больше всего на свете мне хотелось забрать его боль себе.
Уоррен моргнул, снова моргнул, потом заморгал еще быстрее, словно прогоняя слезы.
Затем он быстро обнял меня, впечатав мое лицо в свою грудную клетку. Мне ничего не оставалось, кроме как позволить ему это. Он уткнулся лицом в мою шею и глубоко вдохнул. Мы сидели так долго, что мои руки устали сжиматься вокруг него. Когда он, наконец, отпустил меня, то обхватил мое лицо руками и заглянул мне в глаза. Наши лица были так близко, словно он собирался поцеловать меня. Хотела бы я подарить ему этот момент покоя, но этого я бы не выдержала. Должно быть, он заметил мою панику, потому что прижался к моему лбу и выдохнул. Я закрыла глаза.
– Боже, Камила, – хрипло прошептал он, все еще держа мое лицо. – Ты так нужна мне.
