Текст книги "Призрак оперы N-ска"

Автор книги: Кирилл Веселаго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Да что мы все молчим, в самом деле: будто Стакакки не знаем; будто не свой он нам?! – горячо заговорил баритон-спортсмен Селезень. – Голосуем за него, и дело с концом!

В общем, скоро на репетиционной сцене возник бодрый гул голосов: стали избирать счетную комиссию, секретаря и ответственных лиц. Стакакки хохотал, изредка скашивая взор на часы; Залупилов взглянул на нескольких крепких молодых людей, стоявших возле дверей, и послал им успокоительный жест рукой.

Однако блестящее воплощение безупречного плана музыкантов-революционеров внезапно нарушило одно странное происшествие.

Воздух перед импровизированным, из разношерстных декораций составленным столом счетной комиссии вдруг заколыхался, замерцал, заходил ходуном и поначалу принял причудливые очертания наподобие облака – а затем, спустя какое-то мгновение, из облака этого шагнула величественная фигура очень высокого человека, облаченного в старомодный черный сюртук и цилиндр.

Невзирая на абсолютно седые волосы, выглядывавшие из-под цилиндра, определить возраст незнакомца было нелегко.

– Господа! – негромким, но звучным голосом обратился он к враз притихшему собранию. – Насколько я понимаю, ставя свои подписи под этими бумагами, вы сейчас избираете директора и художественного руководителя оперной антрепризы города N-ска. Позвольте же мне вас спросить: как вы решаетесь на это, не ознакомившись с собственно художественной программой этих людей, с их творческими планами? Они обещали вам некоторые экономические блага, но никто из вас не поинтересовался: откуда возьмутся деньги? И разве только лишь из-за денег да приватных огородов вступили вы на стезю артиста оперы; о деньгах ли – или о королевской охоте – мечтали вы в полуголодное студенческое свое бытье? Нет! Вы мечтали о профессиональных успехах, о славе и признании. И не деньгами грезили вы, засыпая с урчащим от голода желудком, но ведущими партиями в любимых операх! Что же приключилось с вами теперь? Неужели вы всерьез можете ссылаться на «нелегкое время» – ведь даже семьдесят лет назад, и солисты Императорских театров, и певцы из частных антреприз вели куда как более тяжкий образ жизни, скитаясь по российским просторам в нетопленых поездах и на собственный счет покупая костюмы!..

Первым от шока опомнился Драчулос.

– Эй, ты кто вообще такой?! – недовольно спросил он странного незнакомца.

– Я – Призрак оперы! – с глубоким достоинством ответил тот.

– Ха! Видали его: призрак! – неприязненно хохотнул Драчулос. – Если призрак, то и вали к себе на кладбище, или еще там куда… А у нас здесь нехера тебе делать, морда жидовская!

Последние слова Драчулоса в точности произвели ожидаемый им эффект, а именно: крепкие парни в кожанках, все это время скучавшие у дверей, быстро приблизились к Призраку. Славянские лица их, не оскверненные ни малейшим намеком на интеллект, ничего хорошего не предвещали.

– В том-то и беда, что сегодня я уйду!.. – грустно усмехнулся Призрак. – …А вам-то и уходить некуда… – последние слова незнакомца прозвучали уже не совсем ясно: воздух вновь заколыхался каким-то маревом, и видение исчезло так же внезапно, как и появилось.

И опять Стакакки оказался на высоте: спустя какое-то время он первым нарушил молчание:

– Ну, что скажете – как установочка? Любое привидение, на заказ! Специально для «Пиковой» придумали; сцена в казарме со старухой, а!? Я хочу новую постановку сделать; Михалков и Соловьев мне ассистировать обещали!..

– …Вот это да!.. Видал, блин, примочку?! …Это ж такие штуки теперь на сцене откалывать можно!.. – зашуршали тут и там, расправляясь от смятения, голоса солистов.

– …А сама мандула, машинка для эффектов, не больше портфеля!.. – горланил Драчулос, сам еще до конца не опомнившись. – …Мужики из оборонки сделали, я с нашим N-ским ракетным «почтовым ящиком» договорился!.. Нам еще и не такого теперь для театра понаделают; они теперь наши шефы будут – а мы для них только один спектакль в сезоне отдать должны!..

– Молодец, Стакакки!.. Что значит – сам актер!.. – слышались возгласы; голосование бойко пошло своим чередом.

– Что это за фигня была? – придвинувшись, вполголоса спросил Залупилов.

– Да я почем знаю?! Херня какая-то! – негромко ответил Стакакки. – Пошли; пора ковать железо.

– Товарищи, нам надо идти сейчас; увидимся завтра. Сегодня оркестровую и сценическую я отменяю – вы и так славно поработали!.. Лапоть, ты закончил с протоколами? Давай их сюда!

* * *

Нервно посмеиваясь, Драчулос и Залупилов быстро шли по коридору под сценой. Был поздний вечер; под предлогом большой технической репетиции для телевидения и пробы сценических механизмов хор и оркестр были отпущены домой; однако силовой кабель, питавший электричеством все театральные системы, как назло, оказался сегодня почему-то перебит – и работники технических служб тоже разбрелись по домам.

«Нет, ему теперь трудновато дернуться будет!», «У самого рыло в пуху; а у нас – сила!» – всячески подбадривая друг друга, стареющий тенор и бывший тромбонист вышли к огромным воротам с тыльной части театра, служившим для загрузки декораций. «Давай!.. Здесь вот, нажми-ка!..» – кряхтя и отдуваясь, они сняли запорную перекладину с ворот; одна из створок с протяжным скрипом отворилась. Выглянув наружу, Стакакки замахал кому-то рукой, и стоявший неподалеку автобус тоже, в свою очередь, открыл двери. Человек двадцать-тридцать здоровых молодых ребят в черных куртках и с повязками на рукавах, вооруженных мощными дубинками, проследовали к воротам театра.

– Русский театр надо вернуть русским! Долой позор нации с подмостков!.. Ни одна жидовская морда, ни одна чурка черномазая не должны уйти невредимыми! – заявил Драчулос бригадиру; Стакакки едва доставал своей начавшей исподтишка лысеть макушкой тому до плеча. Здоровяк, ухмыльнувшись, успокаивающим жестом положил на плечо тенора тяжеленную ладонь.

– А где остальные? – лихорадочно спросил Залупилов.

– Все в порядке; стоят с фронту, ждут сигналов… – ответил бригадир и забубнил что-то в портативную рацию.

– А с этими, охранниками в длинных пальто, что там? – поинтересовался Драчулос. Громила в черном деланно изобразил удивление:

– Какими такими, в длинных пальто? В морге со всех польта снимают!.. – и несколько боевиков, стоявших поблизости, подхватили жеребиный хохот старшего.

– Давай, еще человек пять – и пошли с нами! – распорядился Стакакки, и после недолгой возни импровизированная боевая единица, возглавленная Драчулосом и Залупиловым, направилась в сторону административного крыла театра.

* * *

…Да, друзья: все ближе развязка, и все ускоряется время – незыблемый закон любого финала. И если, в безнадежной попытке оттянуть конец, мы просто попробуем вспомнить – отталкиваясь, как говорится, от противного: был ли Абдулла вовсе бездарен? – то нам придется признать: конечно же, нет. И определенное вокальное мастерство, вкупе с ярким актерским талантом, также были свойственны и тенору Стакакки Драчулосу; и даже Позор Залупилов в лучшие годы свои был способен выпискнуть на тромбоне такую высокую ноту, что трубачи не из последних принимали вдруг от зависти бурый оттенок. Но, будто компас под воздействием топора, подложенного под него коварным поваром – как порой причудливо смещаются ориентиры в головах человеческих! и имеющий весьма значительную власть стремится к власти абсолютной, а человек далеко не безбедный неукротим в своем желании урвать от жизни еще и еще!.. И только лишь наивный оперный Мефистофель до сих пор полагает, что Сатана там правит бал – увы, это далеко не так; и падший ангел еще многому и многому смог бы научиться от удивительной, странной популяции, имя которой – советский человек. Советский человек в условиях дикорастущей демократии: не есть ли это новый Франкенштайн? Вопрос, впрочем, достаточно праздный – и я чувствую, как нетерпеливый читатель уже застучал пальцами по столу. Что же; будем играть по правилам и вернемся к нашим героям.

Сделали мы это как нельзя более вовремя: Стакакки и Залупилов, прихватив с собой двух бойцов национальной партии «Великая Русь» (и оставив других на всякий случай непосредственно за дверью), как раз вошли в кабинет главного дирижера N-ского Государственного театра оперы и балета имени Дзержинского.

Бесноватый, отдыхая после бурного дня, сидел в своем кресле, мирно попивая коньячок с режиссером Забитовым и обсуждая перспективу постановки «Русалки» Даргомыжского. Улыбка, засиявшая поначалу на лице Абдуллы Урюковича при виде Драчулоса, стала быстро угасать, как только дирижер повнимательнее присмотрелся к выражению лица тенора – и мгновенно сошла на нет при виде двух верзил в черном, на манер Сциллы и Харибды остановившихся у двери.

– Подпиши это; затем – ключ от сейфа и вали отсюда! – мрачно, не глядя другу в глаза, сказал Драчулос, положив перед Абдуллой на стол лист бумаги.

– Что?!. Что это значит?!. – заикаясь от неожиданности, спросил Абдулла.

– То и значит! – хрипло буркнул Залупилов. – Вы больше не художественный руководитель и должны немедленно сдать все дела, а после этого тотчас же покинуть театр…

– То… то есть как это?.. Позор, Стакакки, как это вы могли…

– Мы тебе жизнь и пост главного дирижера оставляем, паскуда! – вдруг визгливо заорал Драчулос; увидев на столе связку ключей, он попутно тут же сгреб ее себе в карман. – Думаешь, никто не догадывается, сколько ты наворовал уже?! Не хочешь делиться – пошел к чертовой матери; другим пожить да приподняться дай! Не хочешь добром – все потеряешь, козел черномазый!!! Ты всерьез что ли думаешь, что каждой чурке оперы о себе ставить дозволено?!

– Так это просто бунт!.. – вдруг крикнул Арык Забитов, все это время сидевший молча, как вкопанный. (Кресло его располагалось спиной к двери, и посему легкой кавалерии мятежников он не видел). – …Да ты как смеешь в таком тоне разговаривать с маэстро, шакал?! Или ты не понимаешь, что…

– Взять мартышку нерусскую! – гаркнул Залупилов; боевики радостно устремились к Забитову. Лихорадочно обернувшись, Забитов как раз успел увидеть стремительно приближавшийся к его лицу кулак, но увернуться от него уже не успел. Ощутив мощный, резкий удар и разом увидев несколько ярчайших звезд первой величины, Забитов раненой птицей рухнул под стол.

– Хватай чурку!.. Научи-ка узкорылого жизни!.. – как будто сквозь туман доносилось до его слуха.

Каким-то шестым чувством (которое в данный момент, потеснив все остальные, вылезло на первый план), Арык Забитов почувствовал близость смерти. Возможно, если бы у него в запасе было немного больше времени, он бы даже процитировал Германа: «О, страшный призрак, смерть! Я не хочу тебя!..» Но на подобные отвлечения времени у режиссера не было – и потому, встав на четвереньки, он обходным маневром со скоростью голодного таракана пронесся под обоими столами в сторону выходной двери – и, поднявшись на ноги, рванулся к спасению.

– Ребя, держи гада!!. – раздался вопль за его спиной. Выскочив за дверь, Забитов со всего маху налетел на кованый сапог, кем-то заботливо подставленный – и кубарем покатился с лестницы. Услышав дробный топот множества ног, он вновь встал, и опрометью, почти не разбирая дороги, рванул куда-то по узким театральным коридорам.

В этот момент Абдулла Урюкович, воспользовавшись всеобщим смятением, бочком подобрался к двери, что вела в гостевую ложу – и, выскользнув в неосвещенную зрительскую часть театра, припустил бегом, что только было духу.

* * *

В черной «Волге» с еле слышно урчавшим мотором, припаркованной в тенистом уголке Театральной площади, приемник был настроен на волну «Классика». «Не счесть алмазов в каменных пещерах…» – доносился из динамика томный голос тенора Матевосяна. Майор уголовного розыска Илюшин, задавив в пепельнице очередную сигарету, с сожалением прикрутил приемник и взял микрофон спецсвязи. «Седьмой… Седьмой… Я – Ленский!.. Как слышите? Прием!» – включился он на передачу. «Ленский, вас слышу! Доложите обстановку! Прием», – несмотря на помехи, оперативник узнал голос генерала Аксенова.

– Седьмой, пока все идет по плану… Только одна неувязочка: у двух подходов к объекту были обнаружены вооруженные боевики запрещенной националистической группировки «Великая Русь» в количестве тридцати двух человек. Что?.. Так точно; в настоящий момент все разоружены, нейтрализованы и находятся на базе отряда специального назначения «Гамма»… Есть!.. Так точно!.. Немедленно информировать; понял. До связи!.. – и отключившись, Илюшин прибавил громкость радиоприемника.

Спустя какое-то время его внимание привлекла высокая фигура довольно странно одетого человека с цилиндром на голове, который неторопливо – вроде как прогуливаясь – пересекал Театральную площадь. Посреди площади человек вдруг встал, и, обернувшись и сняв цилиндр, задумчиво воззрился на театр. «Интересно, а это что еще за птица? – подумал Илюшин. – Подойти, проверить?»

Заглушив мотор, он неловко выронил ключи под ноги – но когда майор выпрямился, площадь уже была совершенно пуста; лишь здоровый рыжий кот трусил через площадь прочь от театра, не оглядываясь.

«Черт; в самом деле, пора уже хоть немножко отдохнуть! – подумал Илюшин. – Хоть с Трофименко из РУВД на охоту съездить, что ли…»

* * *

Абдулла Урюкович долго шарил впотьмах по каким-то переходам и лестницам, попадая то в бенуар, то во второй ярус; по иронии судьбы, дирижеру так и не привелось освоиться в зрительской части вверенного ему театра. В темном здании было неспокойно: то и дело прокатывавшийся низкий гул заставлял старинную постройку буквально ходить ходуном. «Землетрясение? – мельком подумал Бесноватый, – или просто нервы шалят?..»

Наконец, пробежав еще какую-то лестницу, дирижер очутился в фойе. Чутье подсказывало ему, что возвращаться в закулисные приделы театра явно не стоило: откинув латунную щеколду с одной из дверей главного входа, Абдулла осторожно приотворил ее – и оглядевшись по сторонам, крадучись побежал вокруг здания в сторону служебного входа.

Его синий «Вольво», как ни в чем не бывало, стоял на обычном месте; увидев через стекло силуэт шофера, дирижер вздохнул с облегчением. Подбежав к машине, Абдулла, рванув дверцу, плюхнулся на переднее сиденье и… замер от ужаса: верный его водитель Омар Юсуф смотрел на Бесноватого недвижным взором широко раскрытых, остекленевших глаз; по светлой его рубашке расплылось огромное черное пятно, а из груди торчала рукоять солдатского ножа.

Раньше, чем он успел что-либо сообразить, Абдулла уже стремглав рванулся к выворачивавшему с улицы Мазохистов такси и отчаянно замахал руками. «В аэропорт… Пожалуйста… Опаздываю…» – срывающимся голосом забормотал дирижер.

«Не могу, старик: движок „троит“ – что-то с зажиганием; надо в парк ехать…» – приветливо, как бы предлагая не всем известную игру, сообщил шофер, не торопясь уезжать и испытующе поглядывая на музыканта. Судорожно пошарив по карманам, Абдулла нашел пачку денег; наощупь отделив одну бумажку, он протянул ее водителю – это оказалась стодолларовая купюра. «Падай в тачку, братан; чего на улице мерзнешь?!» – гаркнул таксист и не дожидаясь, пока за Бесноватым захлопнется дверца, машина, взвизгнув колесами по асфальту, резко рванула с места.

* * *

Старший лейтенант Климов, боец отряда специального назначения «Гамма», снова растворил дверцы гардеробных шкафчиков, и глазам его представилось множество прозрачных пластиковых мешочков, наполненных белым порошком. «Ну вот, и нашему брату – нет-нет, да и упадет звезда-другая на погон!..» – подумал он весело. Группа захвата, чуть поплутав по театральным подземельям, добралась до цели почти без труда; а пьяные и обкуренные какой-то гадостью горе-контрабандисты были настолько ошарашены, что сопротивления почти не оказали – что, впрочем, не помешало бойцам как следует их отметелить – просто, как говорится, для профилактики. Правда, воспоминание о неожиданной схватке с национал-боевиками, почему-то сгрудившимися у театра – о чем никто «Гамму» не предупреждал, немного портило настроение: спина от удара дубиной какого-то верзилы ныла препротивно. «Сволочи!» – подумал он.

Вдруг Климов насторожился: помимо странного гула, от которого уже довольно давно вибрировал весь театр, ему слабо послышались какие-то посторонние звуки. Звуки приближались; теперь стало ясно, что кто-то шел по коридору в его сторону. Боец напрягся и положил руку на рукоять пистолета.

Долго ждать ему не пришлось: Арык Забитов, напрочь заблудившийся в театральных лабиринтах в отчаянном стремлении оторваться от погони, появился в раздевалке рабочих оркестра. «Не двигаться! Руки за голову!» – крикнул старший лейтенант Климов.

Неожиданный окрик застал Забитова врасплох – и здесь-то он и совершил свою роковую ошибку. Увидев одним глазом (второй, заплывший от кровоподтека, не видел ничего) молодца могучего телосложения в спецобмундировании и черной маске на лице, режиссер ясно почувствовал, что силы его на исходе, и новой погони он уже выдержать не сможет. Хотелось жить. И потому, подняв согнутую в локте правую руку со сжатым кулаком, Забитов истерически, изо всех сил закричал: «Бей жидов! Спасай Россию!» Затем лицо Забитова вдруг приняло испуганно-недоуменное выражение – а тело, нелепо загребая ногами, плавно опустилось на землю, отброшенное к стене двумя пулями, выпущенными из пистолета системы Стечкина.

* * *

– Нет, ты посмотри, какая сволочь!.. – воскликнул Стакакки, вчитавшись в очередную бумагу, извлеченную из бесноватовского сейфа. – За поездку в Шотландию на гонорары солистам приглашающей стороной было выделено сто тринадцать тысяч долларов!!! Позорушка! Ты понимаешь, сколько денег загребла эта свинья?!

– Да, нам надо будет наверстывать и наверстывать… Но теперь-то труднее будет: чурка ведь все сливки сняла!..

– Я просто офигеваю… – Стакакки, бросив бумаги на стол, подошел к бару. – Давай-ка, Позя, выпьем: сегодня мы сделали великое дело; мы молодцы с тобой…

– Стаканчик, это мне просто кажется – или… Ты ничего не чувствуешь?..

– Ты чего?

– Да будто трясет как-то театр, как если бы землетрясение какое-то… И гул все время какой-то… А?..

– Так это наши ребята Абдуллу по театру гоняют!.. Ха-ха-ха! – расхохотался Драчулос. Он протянул Залупилову стакан, налитый почти до краев. – Рвани-ка, старик: все землетрясение как рукой снимет!..

– Слушай, а если они его… того? Если замочат Абдуллу – не повесят на нас мокруху?

– Позик, мы ж не дети: уже два дня заява в Речном РУВД лежит: терроризировала-де нас «Великая Русь»; деньги вымогали, здоровью близких угрожали… Я ведь наполовину грек, на четверть – грузин… А ты?

– А я молдаванин… На все сто! – неуверенно откликнулся Залупилов.

– Ну вот! Чего же нам бояться?..

Революционеры подняли стаканы; оглядевшись в кабинете уже как бы на правах хозяина, Залупилов просто по старой привычке вдруг выпалил: «Аллах акбар!» – и осекся, испуганно глядя на Драчулоса.

– «Бесмелла рахман рахим!..» – откликнулся тенор, как ни в чем не бывало, и истово прильнул к своему стакану.

* * *

Приехав в N-ский международный аэропорт «Большие Полянки», Абдулла Урюкович подошел к кассе. У него в паспорте стояли австрийская, уругвайская, гвинейская, французская и финская визы.

– Когда ближайший самолет? – спросил он в кассе. – Что?.. Все равно, куда…

Ближайший рейс был на Франкфурт, и отправлялся он через два часа. Пройдя таможенный контроль – вещей у Абдуллы с собой, как вы помните, не было – он принялся нервно расхаживать по залу ожидания.

– Наши граждане на Франкфурт есть? – интересовался тем временем таможенный офицер у служащей на регистрации. – Поступил циркуляр Федеральной службы безопасности; четыре фамилии: Бесноватый; Огурцов… Что?! Это точно?.. Немедленно проверьте! Времени до посадки еще достаточно…

…Прильнув лбом к холодному стеклу, Абдулла тупо смотрел в темноту. Какой-то маленький частный самолетик, сверкая огнями, лихо подрулил почти к самому зданию аэропорта. Что-то в облике самолета задержало внимание Бесноватого; приглядевшись, он понял, что именно – и волна горячего восторга обдала его с головы до ног: на борту летательного аппарата красовалась эмблема Шайзебергского фестиваля!

Дверца самолета открылась, и на ступеньках появился Бустос Ганс. Оглянувшись по сторонам и затаив дыхание, Бесноватый подошел к двери с надписью: «Выход без сопровождения запрещен!» – и опрометью бросился к самолету.

– Бустос, родной мой!.. Неужели это ты?! Тут такое случилось…

– Я знаю, милый… Я уже все знаю! Ты без багажа? Скорее; забирайся скорее – нельзя нам медлить…

И личный самолет Бустоса Ганса, так и не заглушив моторов, бойко покатил ко взлетной полосе.

* * *

…Майор Илюшин сидел в своей видавшей виды «Волге», не трогая ее с места. Операция была закончена, но он все покуривал, слушал радио, да задумчиво смотрел на театр. По радио как раз началась спортивная сводка, – когда, чем-то необычайно встревожившись, Илюшин вышел из машины.

На Театральной площади, постепенно нарастая, явственно слышался какой-то гул, похожий на подземные взрывы или отдаленную артиллерийскую стрельбу. Вдруг, как раскат грома, окрестности потряс страшный грохот – и криво расчертив фасад, как будто перечеркнув его крест-накрест, на здании театра образовались две огромные трещины. Одна из колонн, украшавших театр, медленно-медленно отделившись верхушкой от аттика, повалилась вниз; упав на крышу автобуса – передвижной телестудии фирмы «Пи-Си-Пи» и приплющив его к асфальту, колонна грузно раскололась надвое. Другая колонна, недолетев до земли, рассыпалась в воздухе огромной кучей камня и штукатурки, похоронив под собой «Мерседес» администратора Есаулова (выпив сегодня больше, чем обычно, он отправился домой на такси).

Илюшин потер глаза. Оконные стекла оглушительным градом посыпались на мостовую. Вновь раздавшийся удар грома ознаменовал собой следующее: правая стена, покачнувшись, целиком полетела вниз – а левая часть театра вдруг, на глазах обращаясь в труху, ссыпалась внутрь – туда, куда только что с треском обрушился купол здания. Какое-то время купол еще был виден, но фасад, лопнувший на множество частей, тут же разбил, сплющил его и погреб под грудами битого камня.

Скрежетало кровельное железо, гулко взрывались софиты, звонко лопались тросы; балки и трубы, выворачиваемые с веками насиженных мест, отчаянно визжали… Где-то бахнуло; посыпались голубые искры – и вот уже тут и там по развалинам заскакали веселые язычки пламени, с каждым мгновением становясь все больше…

Раскаты грома не утихали; вот левое крыло здания, до сих пор почти неповрежденное, вдруг развалилось, как карточный домик – и из какой-то лопнувшей магистрали высоко в небо забил мощный фонтан воды и пара. Среди всего этого светопреставления одна из колонн все еще продолжала стоять, указывая ввысь беспомощным перстом; но вот и она пошатнувшись, повалилась вправо – и административная часть здания, расколовшись надвое, вдруг начала быстро проседать в разверзающийся под ней асфальт.

Разбуженные шумом и грохотом, жители близлежащих домов стали высовываться из окон и выходить на улицу, но здание театра (а вернее то, что от него оставалось) полностью скрылось в плотнейшем облаке цементной пыли, дыма, трухи и пара. Поэтому никому не было видно, как откуда-то прямо из развалин, словно из преисподней, выскочил человек. Густой слой грязной пыли и мусора покрывал его с ног до головы; полы длинного плаща обгорели. Под мышкой левой руки неизвестный влачил кое-как свернутый в рулон старинный гобелен из кабинета главного дирижера; правая же его рука была занята огромным портретом Чайковского в бронзовой раме. Часто-часто матерясь и шмыгая носом, Стакакки Драчулос (а это был именно он), поудобнее закинув гобелен себе на спину, быстро доковылял до улицы Мазохистов и, не оглядываясь, скрылся за углом никем не замеченный.

…Когда же дым и пыль, наконец, рассеялись, то вместо N-ской оперы имени Дзержинского взорам горожан предстала огромная куча строительного мусора – и, в перспективе, ранее зданием театра наглухо закрытой – купола окруженного тополями Преображенского Собора и спуск к реке. Внизу, у реки, просветлевшее небо уже принимало нежный золотисто-розовый оттенок: приближалось время рассвета.

1994 – 1995

Лондон – Цюрих

КОНЕЦ?

notes

Примечания

1

© Кирилл Веселаго, 1996 © Оформление и рисунки В. Б. Б., 1996.

2

«Выше всех был Сергей Верновкус – прекрасный баритон, одаренный как актерским талантом, так и талантом искуснейшего оперного певца». (англ.)

3

…Кто вы такой?.. Что вам нужно? (искаж. словацк.)

4

Вы его знаете? (искаж. словацк.)

5

Это русский из N-ска… Он сумасшедший и пьяница. Свяжитесь с их театром. (искаж. словацк.)

6

Извините, маэстро… но мы не можем понять ваших рук. Не могли бы вы дать нам более точный жест – нам нужен четкий ауфтакт? (англ).

7

«Вы действительно хотите, чтобы я это открыла?!» (англ.)