Текст книги "Тебе, Победа!"

Автор книги: Кирилл Мошков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Кирилл Мошков
Тебе, победа!

посвящается Никите

Книга первая
ДРУГОЙ КРАЙ МИРА

Часть первая
БЕГЛЕЦ

До позапрошлого года население Акаи никогда не бывало больше двадцати человек. Да и вообще первые постоянные обитатели появились на ней пятнадцать лет назад. Это были не переселенцы – переселение тогда еще было закрыто – а планетологи из Института планет земного типа. Было тогда такое поветрие в Институте. Фонд имени Галацкого выделил тогда Институту деньги на создание стационаров на отдаленных планетах. Примерно на сотне еще не описанных планет земного типа станции были заложены в таком количестве, чтобы покрыть хотя бы основные климатические зоны: ближе к Центру и тем более к Солнечной Стороне – по восемь на планете и даже по двенадцать, ну а на таких безнадежно удаленных мирах, как Акаи – по четыре. Конечно, об организации сменяемости состава речь не шла, набрали добровольцев. Поселиться здесь предстояло надолго, скорее всего – навсегда.

От Солнечной системы до звезды Пеллинор, в систему которой входит Акаи, в среднем сто семьдесят дней лету. Конечно, на современных кораблях – класса дзета или дзета-дельта – можно добраться и дней за сто десять – сто двадцать, но кто станет гонять дорогущую дзета-машину ради нескольких планетологов? Так что здесь, в противоположном от Солнца конце Галактики, люди селились прочно и основательно.

В ста двадцати часах лету от Акаи, вблизи соседней звезды – Амбера – есть ретрансляционная станция, которая обслуживает несколько сотен радиобакенов этой части Пространства. Это ближайший пункт, куда летают корабли. Раз в полгода через станцию «Амбер» проходит служебный инерционник связистов. Примерно в это же время со станции в профилактический облет отправляется катер, который в течение двух месяцев обходит двадцать шесть ближайших к Амберу бакенов «нулевого» диапазона. Один из этих бакенов висит над северным полушарием Акаи, и катер сутки проводит у него. Пока двое инженеров тестируют бакен, один из двух пилотов на одноместной торпеде спускается на планету. Пилот доставляет почту, разнообразные посылки, некоторые приборы и оборудование, которое Объединенная служба ретрансляции берется передавать сотрудникам Институтов планетологии. С собой он ничего не забирает – все данные планетологи передают в Институт через Галанет, на который у них есть выход через «нулевой» диапазон. Разве что пакет каких-нибудь закусок соберут ему с собой обитатели планеты, чтобы он угостил скучающий по натуральной пище экипаж.

Торпеда прилетает всегда в одни и те же дни – седьмого мая или пятого октября – и садится на бетонной, поросшей травой площадке перед домиком станции «Акаи – Северо-Запад». Торпеду ждут: из домика выходит Александр Мартен и его жена Моник, жизнерадостные галлы на пятом десятке, и выбегают их дети – Реми и Клярис, которую вся семья называет Клю. Пилот обедает у них, болтает с ними часа полтора, выгружает багаж и улетает – иногда, чтобы еще раз появиться у них через полгода или год, иногда – чтобы исчезнуть из их жизни навсегда: на «Амбере» персонал сменяется каждые восемнадцать месяцев.

Естественно, что и багаж и почта предназначены не только Мартенам. В тот же вечер Александр связывается с тремя остальными станциями и сообщает, что посылки прибыли.

Доминик Эрве, их соплеменник, всегда прибывает за своими посылками первым. Его станция на том же материке, что и «Северо-Запад». только в восточном полушарии, в девяти тысячах километров от Мартенов.

«Северо-Запад» стоит в бескрайних холмистых равнинах, на карте планеты именуемых «Благодатной землей». На тысячу километров раскинулся этот край с долгим теплым летом и короткой, но крепкой и снежной зимой. Здесь отличные урожаи на небольших полях при станции и прекрасно растет мясо в баках маленькой белковой фермы. Когда прилетает массивный, кряжистый Эрве, которому шестьдесят с лишним лет, Мартены никогда не отпускают его без солидного запаса их собственной муки, овощей, ветчины и пива, потому что станция «Северо-Восток» стоит на хотя и прекрасном, но почти бесплодном побережье бурного Восточного океана, Океана Ветров, как он обозначен на карте. Эрве всегда обеспечен продуктами моря, но вот с хлебом и мясом у него туговато. Впрочем, он никогда не бывает в долгу: на «Северо-Запад» его глайдер летит не порожняком, он умудряется запихать в него килограммов пятьдесят соленой рыбы, консервов из моллюсков (это его хобби) и вареных в масле водорослей вроде морской капусты.

В течение ближайших трех дней после визита Эрве, как правило, появляется кто-то из обитателей станции «Юго-Запад». она почти на той же долготе, что и станция Мартенов, но до нее шесть с лишним тысяч километров к югу. Там живут целых две семьи. Собственно планетологи – это Али Юсуф Джабер, семидесятилетний темнокожий гигант, и его родная младшая сестра Лейла Джабер. У шестидесятилетней Лейлы есть дочь, Айше, которая живет всего в паре километров от матери с мужем Экибо Н'Коту и тремя малолетними детьми. Это семейство к планетологии отношения не имеет и тихо-мирно занимается сельским хозяйством. За Али Юсуфом на Акаи тоже последовала семья – жена Зейнаб, маленькая сухонькая арабка, и младший из их детей, Рахмет, со своей белокожей подругой Тони. Детей у Рахмета и Тони пока нет, к планетологии они тоже имеют мало отношения и в основном занимаются бесконечными пешими путешествиями по просторам южного материка, на картах обозначенного как Новая Аравия.

К Мартенам, как правило, прилетает либо Лейла, либо Рахмет и Тони. Сам Али Юсуф у них после высадки на планету был лишь однажды. Джаберы очень приветливы и общительны, но времени у них хронически не хватает – на Новой Аравии у них огромная ферма, да и природа материка невероятно пышна и многообразна, и изучение ее поглощает их целиком. Джаберы обычно тоже привозят гостинцы – рис, сушеные фрукты – но от северного хлеба с благодарностью отказываются, из вежливости принимая только немного пива и копченостей. Не в пример Эрве, обычно остающемуся ночевать, Джаберы, как правило, улетают обратно часа через два-три после прилета.

Последний же из обитателей Акаи, сорокалетний славянский медведь Иван Ряполов, обычно собирается почти неделю – всегда у него оказываются неотложные серии опытов, которые он должен завершить, «а то касатки уйдут рожать и фиг их достанешь до осени». Он живет на своем «Юго-Востоке» с женой, Милой, тоже русской, его ровесницей, но ее Мартены в последний раз видели при высадке на планету: потом у них пошли дети, каковых теперь четверо, и Мила со своей станции не выезжает. Ряполов нелюдим, хотя и не мизантроп. С собой он обычно привозит килограммов пять сушеной рыбы, которую называет смешным словом «taran'ka». и двухлитровую бутыль из-под фиксанта, наполненную чистым, как слеза, самогоном – эту жидкость он гонит из плодов хлебного дерева, произрастающего на его гористом острове. Сам он почти не пьет и гонит самогон специально к визиту (Мартены, впрочем, тоже крепче пива почти ничего не пьют, и бутыль растягивается у них на полгода – остатки, как правило, с удовольствием употребляет очередной пилот). Мартен-старший обычно отдаривается двадцатилитровым бочонком пива, и обе стороны этим совершенно довольны.

Ряполов прилетает обычно под вечер, усталый после пятнадцати часов полета, ужинает, отпуская за вечер две-три грубоватые шуточки и роняя несколько слов о своей жизни посреди спокойного, как исполинское озеро, Юго-восточного океана, и остается ночевать. В пять утра он улетает, чтобы продолжать свои опыты.

Так обитатели Акаи жили до позапрошлого года.

Тем летом Реми Мартену должно было исполниться четырнадцать, а его сестре в январе сравнялось двенадцать. Сразу после прилета очередной торпеды, в середине мая, Мартен-старший вышел на обычную связь с Институтом, чтобы подтвердить получение заказанных приборов и выяснить, нет ли новостей, касающихся Акаи. Выяснилось, что новости есть.

– Два месяца назад с Талейрана к вам вышел корабль с переселенцами, – сообщил дежурный. – Будет на орбите Акаи дней через двадцать. Какая у вас посадочная полоса?

– Сорок на девяносто, – ответил пораженный Александр. – Переселенцы? К нам? С Талейрана? Разве на Талейране мало места?

– Это какая-то религиозная группа, – ответил дежурный. – Они обратились в Институт, дирекция им разрешила занять участок, какой вы им выделите.

– Сколько хоть их? – спросил Александр.

– Шестьдесят человек, – ответил дежурный.

Через три недели в рубке станции действительно раздался вызов.

– Господин Мартен? – спросил очень вежливый голос, когда к терминалу подошел Александр.

– Да, – отозвался планетолог.

– Мы говорим с вами с борта баржи 2-12-85, которая час назад легла на орбиту Акаи, – сказал очень вежливый голос. – Мы – шестьдесят переселенцев, получивших разрешение поселиться на этой планете. Номер нашего разрешения 724548. Можем ли мы приземлиться?

– Естественно, – сказал Александр. – Мы рады всем. Планета совершенно не заселена, места хватит на всех. Дать вам пеленг на посадку?

– Да, благодарю вас, – отозвался очень вежливый голос. – Сможем ли мы посадить баржу на вашу посадочную площадку?

– А каковы размеры баржи?

– Высота сто семь метров, посадочный диаметр – двадцать три. Не беспокойтесь, мы потом отстрелим ее назад, и она автоматически уйдет на траекторию буксировки. Мы прибыли сюда навсегда, если вы не против.

Через час баржа с переселенцами показалась в зените. Все четверо обитателей станции вышли на крыльцо и, задрав головы, смотрели, как серо-стальная цилиндрическая башня медленно и беззвучно приближается к ним, все увеличиваясь в размерах. Наконец, стосемиметровая толстая свеча замерла на бетонной площадке, точнее, в нескольких сантиметрах от ее поверхности – если бы тысячетонная громада встала на бетон, она промяла бы и раскрошила всю площадку.

Мартены спустились с крыльца и пошли к барже. Тем временем в нижней части корабля открылся люк, опустился трап, и по нему в покрывавшую край площадки траву спустились босые человеческие ноги.

Монаху было лет пятьдесят или, может быть, больше. Оранжевое его одеяние контрастировало с коричневато-желтой кожей тела и бритой головы. На удлиненном носу сидели круглые очки. Он смиренно поклонился Мартенам и с едва заметной улыбкой покивал каждому в отдельности – бородатому длинноволосому Александру, ради встречи гостей принарядившемуся в новые джинсы и новую рубашку; сухопарой смешливой Моник в голубом платье; тощему, прокаленному солнцем Реми – он был в шортах и босиком, длинные, как у отца, волосы были забраны в хвост и повязаны косынкой; такая же алая косынка была на длинных темных волосах голенастой Клю, одетой в такие же, как у брата, шорты и красную футболку.

– Господа, – очень вежливо сказал бритоголовый монах. – Мое имя Сакамото Кодзё. Мы ни в коем случае не собираемся мешать вашей жизни или злоупотреблять вашим гостеприимством. Укажите нам район, который мы можем занять, и мы немедленно двинемся в путь: мы прибыли сюда, чтобы построить монастырь.

Мартен развел руками.

– Что ж, Сакамото-сан… Если таково ваше желание… Что касается района – вот карта. Видите, вот здесь? Мы как раз называем это место Долиной Мудрости, нам кажется, для монастыря оно идеально подойдет. Там прекрасные леса, луга, река, озеро. Точно на востоке отсюда. На чем вы будете двигаться?

– На животных, – серьезно сказал монах.

Мартен забеспокоился.

– На животных?

– Не волнуйтесь, – улыбнулся монах. – Это мулы, они неспособны к размножению, поэтому здешний биоценоз не пострадает. Разве что животные пощиплют немного травы.

– Ну что ж, ваша святость, – успокоился Мартен. – Тогда счастливого вам пути. Да, извините за нескромный вопрос… тысячу раз прошу извинения, если невольно задену вас… я слышал, что буддийские монахи живут только подаянием и не должны работать, как же вы…?

Сакамото с улыбкой слегка поклонился.

– Вопрос резонный, и вы нисколько нас не задели. Действительно, монахи древнейших направлений буддизма, каковых в Мире большинство, должны следовать названным вами правилам. Но, кстати, и прежде так было не во всех школах. Например, монахи Дзэн сами готовили себе пищу и убирали свои жилища. Но мы не принадлежим к тхеравадинам и даже к махаяне, наше учение, Сингон, Сообщество истинных слов, родилось уже в галактическую эру. Это вовсе не древнее учение Сингон, созданное Кобо Дайси. Это новая его ступень, возникшая, когда человек начал свое продвижение в Галактике, которое принято называть Экспансией. Естественно было, что прибывающие на новый мир монахи могут умереть с голоду, не исполнив своего предназначения, потому что нет мирян, которые могли бы обретать духовные заслуги путем постройки монастырей или пожертвования пищи монахам. Наш великий первоучитель, сэнсэй Кавабата Ясунори, создал новую доктрину Сингон, которая предписывает монаху несколько иной путь по сравнению с древними доктринами. Кстати, он использовал некоторые положения Дзэн. Мы направляем свое познание не только внутрь, но и вовне, мы исследуем и сравниваем, мы кормим себя сами, но все это нисколько не противоречит учению Будды. Все это – лишь часть расширенной медитативной практики и весьма результативно в деле конечного освобождения от страданий. Впрочем, это несомненно предмет более продолжительного разговора, который мы, я надеюсь, совершим в будущем. Пока же нас ждет дорога, если вы не возражаете.

– Конечно, – несколько смущенно отозвался Мартен. – До Долины Мудрости отсюда всего семьдесят километров. Завтра-послезавтра вы будете на месте. Если у вас будут возникать проблемы, обращайтесь к нам в любое время.

– Благодарю вас, – поклонился монах. – Милостиво извините за причиненное вам беспокойство, за нарушение пылью наших странствий чистоты вашего очага. Защита и благословение ваших трудов да будут с вами.

Мартены смущенно поклонились, стараясь повторить движение Сакамото, а пожилой монах легко взбежал по трапу в брюхо баржи и вскоре появился оттуда, ведя под уздцы смирного мула, нагруженного связками книг и шанцевым инструментом. Еще раз поклонившись Мартенам, Сакамото поднялся в седло и тронул поводья, и тут же на трапе показался еще один монах, также ведя под уздцы мула. Шестьдесят человек, все в оранжевых дхоти, и шестьдесят мулов вышли из чрева баржи. Каждый монах вежливо кланялся Мартенам, затем садился на мула и присоединялся к каравану.

Когда шестидесятый монах, поклонившись, оседлал мула, замыкавшего уходящую на восток длинную вереницу всадников, люк баржи тихо закрылся, гигантское тело дрогнуло и тронулось в зенит. Всадники в оранжевых робах все еще виднелись среди холмов, а свеча баржи уже растаяла в синеве неба…

Мартены посудачили немного о шестидесяти новых обитателях планеты, затем Александр пошел сообщить о них на три остальные станции, а его жена и дети вернулись к своим делам. Прошло полтора года, в течение которого они никаких сведений от монахов не получали. Однако Александр и Реми, отправляясь в далекие экспедиции, дважды пролетали над Долиной Мудрости на глайдере и видели, что монахи строятся и вообще жизнь у них кипит. Так что за переселенцев не беспокоились.

Полтора года спустя по первому снегу из Долины Мудрости на станцию приехал монах. Он ехал уже не на муле, а на гипподе, местной лошадке, какими и Мартены пользовались для недалеких путешествий. Оранжевый дхоти был надет поверх снежно-белого шерстяного костюма, бритую голову защищала от холода плотная белая войлочная шапка с ушами, за спиной монаха висел лук.

Бхикку был крайне молод и представился как Сакамото Ёсио, ученик настоятеля Сакамото Кодзё. Он принял приглашение войти в дом, войдя – призвал благословение Трех Драгоценностей на семью хозяев и не без удовольствия разделил с Мартенами трапезу, поскольку провел в седле много часов.

После обеда Александр пригласил гостя осмотреть окрестности. Тот надел свои войлочные, подбитые кожей сапожки, и они вышли.

– Все ли благополучно у вашей уважаемой братии? – спросил Александр, с удовольствием вдыхая морозный воздух. Увязавшиеся с ними Реми и Клю в одинаковых замшевых костюмах умчались куда-то вперед, и в ближнем перелеске звенели их веселые голоса.

– Да, благодарю вас, – любезно отозвался молодой Сакамото. – Мы уже отстроили временный храм, жилую пристройку, конюшню… Правда, большая часть наших мулов пала в первую зиму от какой-то болезни. Но среди нас есть два опытных коневода, они определили, что эти местные лошадки вполне пригодны и для работы, и для верховой езды и легко приручаются…

– Да, мне надо было, конечно, сразу дать вам мои материалы по здешней флоре и фауне, – виновато сказал Мартен. – Это сэкономило бы вам много усилий. Впрочем, наверное, это никогда не поздно? Я с вами передам флоппик.

– Мы были бы вам очень признательны, – слегка поклонился монах, – но у нас нет компьютеров.

Мартен приподнял брови.

– Ну, тогда распечатаю и дам на бумаге. А, простите, как вы живете без компьютеров?

Ёсио улыбнулся.

– Все материалы мы держим в бумажном виде, как заведено. Пользование бумажными книгами прекрасно развивает память, внимание, и потом, оно заповедано издавна. А для связи нам не нужны компьютеры, мы пользуемся мысленной связью.

– О-о, – поразился Мартен. – Я читал о таком. Это телепатия?

– Своего рода. Мы не можем мысленно общаться с каждым. Только специально подготовленные члены общины могут связаться с другими столь же подготовленными на частотах обычной нуль-связи. Используя входные каналы радиобакенов, через нуль-диапазон мы можем связываться с членами нашей общины во всей Галактике. У нас есть монастыри даже на Земле.

Мартен только головой покачал.

– Так я вам распечатаю кое-что по этим местам.

– Мы были бы вам очень признательны. Мы еще, честно говоря, не принимались за подробное изучение здешней природы, поскольку обустройство отняло практически все это время. А хотелось бы. Особенно нас интересуют травы: среди нас есть специалисты по траволечению… Кстати, – вдруг спросил Ёсио с детским любопытством, – кто это так ухает по ночам возле воды?

– Мы тоже недоумевали, – хмыкнул планетолог. – В первое лето я думал – помрем со страха. Оказалось – это такая не очень большая птичка, что-то вроде утки или, скажем, водяной вороны. Я так и назвал ее «вран водяной».

Осмотрев – с большим вниманием – ферму, младший Сакамото вышел вместе с Мартеном на берег небольшого ручья – вода его чернела в снежной раме, коричневые ветви ив красиво склонялись над берегами, уже тронутыми льдом.

– Msieu Martin, peui-je ave quelqe mo avec vou? – очень серьезно спросил монах на франсэ-эспасьяль. Мартен вздрогнул:

– Vou parle ma langue? Et-vou de Saqe-Chazze?

Он встречал людей, говоривших на земном французском, франсэ-орижиналь, но никогда не встречал никого, кто говорил бы на франсэ-эспасьяль – ну, кроме своих земляков с далекого Сак Шаз.

– Oui, je parl, mai je ne soui-pa de Saqe-Chazze, – ответил монах и продолжал на том же языке: – Мсьё Мартен, мой Учитель просил передать вам следующее. Вы знаете, что наша община ушла с Талейрана?

– Да.

– Тамошний настоятель, преподобный учитель Мидорикава Андо, послал нас освоить для праведной жизни этот новооткрытый мир.

Ёсио помолчал, вглядываясь в темную быстротекущую воду.

– Вы знаете Талейран?

– Да, конечно, – кивнул Мартен, крутя в пальцах тонкий ивовый прутик. – Я даже жил там несколько месяцев, и там я познакомился с Моник – мы сдавали выпускной курс на полигоне нашего Института. Девятнадцать лет назад, в двадцать пятом, надо же…

– С тех пор на Талейране многое изменилось, – сказал монах. – Его Южный континент постигла ужасная судьба.

– Южный континент? – удивился Александр. – Странно. Что там могло случиться? Он ведь в аренде у частной горнодобывающей компании, по-моему – Lightning Mining and Engineering. Там же одни горы и пустыни.

– Там добывали уран, – тихо сказал монах. – Много лет там работали рудники и шло некое строительство. Федеральная администрация Талейрана не обращала на это строительство внимания, пока над пустыней не произошел ядерный взрыв.

Мартен вскинул брови.

– Взорвались склады урана?

– Нет. Это было испытание оружия.

– Ведь ядерное оружие запрещено, – пробормотал Мартен. – Их арестовали?

– Это оказалось невозможным. – Монах столкнул ногой в воду немного снега с берега. – Аренда заключена в пятнадцатом году сроком на сто сорок лет. Адвокаты Lightning доказали как дважды два: арендуемая территория – собственность компании до окончания срока аренды; запрещение атомного оружия не действует на Талейране, поскольку Талейран – Особая федеральная территория, и Конституция Конфедерации действует на нем только в чистом виде, без законов Основного кодекса. А Конституция запрета на разработку, производство и испытания оружия не предусматривает. Так что Lightning продолжает испытывать там оружие. Все Южное полушарие Талейрана теперь отравлено.

Мартен негодующе покрутил головой и вполголоса сказал слово, которого Моник терпеть не могла и он поэтому при ней никогда его не произносил:

– Merd!

– Пять дней назад учитель Мидорикава Андо с Талейрана обратился по мысленной связи к моему сэнсэю Сакамото Кодзё. Он предупредил, что мы вместе с планетой Акаи можем оказаться в большой опасности. По его сведениям, Lightning – только легальная часть большой криминальной структуры, которая действует уже около тридцати лет и постепенно крепнет по всей Конфедерации. Так вот, эта компания пыталась приобрести лицензию на несколько территорий следующих планет: Кадавр, Тесла, Роланд, Саура и Акаи.

– Кадавр? Саура? – переспросил Александр. Теслу и Роланд он знал.

– Это марсоиды, – объяснил бхикку, – в той же системе, что и Тесла.

– Но им же, наверное, отказали в лицензии?

– Безусловно. Но Lightning – очень, очень мощная организация. Зарегистрированы они на Луне, но там у них только представительский офис. Есть отделения и на Земле, и еще на полудюжине федеральных планет, и даже в Империи – и в Космопорте Галактика, и на Телеме. Однако нет достоверных сведений, где находится их штаб, мозговой центр. Есть подозрения, что он замаскирован под какую-нибудь дочернюю или смешанную компанию где-нибудь на федеральной или независимой Периферии. Вы ведь знаете, на многих независимых планетах очень мягкое законодательство, налоговые льготы, оффшорные зоны…

– Знаю, – кивнул Александр. – Я же как раз родом с такой планеты, с Сак Шаз.

Он кинул в ручей свой прутик, с которого в волнении ободрал всю кору.

– Так вот, – продолжал монах. – В лицензии «Лайтнингу» отказано, но это не означает, что они не попытаются достичь своих целей иными путями, через подставных лиц, через липовые контракты, через взятки, в конце концов. Я прислан сказать вам, чтобы вы были начеку, как основной представитель вашего Института на этой планете. Остерегайтесь принимать какие-либо деловые предложения, касающиеся передачи территорий хотя бы во временное пользование, пока не убедитесь всеми доступными вам средствами, что вас не обманывают. И знайте, что в лице нашей общины вы имеете верного союзника…

Монах и планетолог еще немного посовещались и, обменявшись рукопожатиями, двинулись обратно к станции. Фигурки Реми и Клю мелькали уже возле заснеженного прямоугольника посадочной площадки, где у них была выстроена снежная крепость.

– Кстати, мсьё Мартен, – тут Ёсио вновь перешел на линк, – если весной или летом вы или ваши дети захотите посетить нас, мы будем очень этому рады. Ворота нашей обители всегда открыты для гостей…

Прошла зима. После последних жестоких февральских морозов быстро установилось тепло, и за март сугробы осели и посерели. Двадцать шестого Александр, как обычно, вышел на ежемесячную связь с Институтом и передал очередной пакет информации. После чего задержался в эфире на пару минут – поболтать со знакомым дежурным.

– К вам там, кстати, опять летят, – сказал дежурный.

Александр слегка вздрогнул, вспомнив предостережения монаха, и нервно спросил:

– Кто?! Кто летит?

Несколько удивленный дежурный отозвался:

– Да отшельник один. Один человек летит. Вышел в отставку, хочет от мира удалиться. Разрешение у него есть, номер запишите.

– Что-то зачастили к нам, – сказал Александр, фиксируя номер.

– В «Экспансии» спецвыпуск вышел – «Новый переселенческий бум». – усмехнулся дежурный. – Вы просто далеко, поэтому к вам не так ломятся. А вот на Шарк – знаете Шарк, в системе Хануман, во Внешней Сфере? – туда только за февраль пошло два транспорта по три тысячи семей…

Экстренный сигнал разбудил Александра около двух ночи. Он открыл глаза и стал спускать ноги с кровати, да тут еще сонная Моник толкнула его: «живей, дети проснутся». но, когда Александр вошел в рубку, там уже был Реми в широких трусах, который говорил в микрофон:

– Акаи, Северо-Запад…

Александр присел рядом с сыном и подумал, что Реми уже совсем взрослый, ему скоро шестнадцать – уже в июне – и ему пора решать, полетит ли он все-таки учиться или останется на Акаи. И еще он с уважением подумал о дочери – хотя ей только в январе исполнилось четырнадцать, она уже твердо знает, что будет ксенобиологом, следующим летом полетит учиться если и не на Землю, то хотя бы в Левантский университет и вернется на Акаи через пять лет дипломированным специалистом. Реми же все еще колебался. Он соглашался с родителями, что образование нужно, но ему вовсе не хотелось улетать с Акаи куда бы то ни было.

– Акаи, Северо-Запад, – повторил Реми.

– Извините, – послышался смущенный голос. – Задумался… Здесь личный модуль гамма-669-17, меня зовут… э… Джон Смит. У меня есть разрешение поселиться на вашей планете…

– Добро пожаловать, – сказал Реми, взглядывая на отца.

– Номер разрешения, – проговорил ему в ухо Мартен и показал на экран блокнота, где в столбце напоминаний между «сводить итоги серий по миграции голубянки болотной» и «проверить третий или пятый дозатор на ферме, западает» виднелся и номер разрешения, записанный вчера.

– Назовите, пожалуйста, номер вашего разрешения, – очень любезно сказал Реми.

– Пожалуйста, – откликнулся Смит и продиктовал номер.

– Все правильно, – кивнул Реми. – Пожалуйста, садитесь. Вам нужна площадка?

– В принципе не обязательно, у меня тут личный модуль, я его арендовал у связистов на Амбере, это такой шкафчик в два моих роста, он сядет где угодно, только я потом должен его обратно отправить.

– Погодите, – прервал Реми многословного гостя, протирая заспанные глаза. – У вас что, нет вещей?

– Мало, – отозвался Смит с готовностью немедленно все перечислить, и Реми торопливо предложил:

– Есть два варианта, господин Смит. Либо вы летите в южное полушарие, там сейчас поздняя теплая осень. Либо вы сядете на нашу площадку, несколько дней поживете на нашей станции, а мы поможем вам выбрать место для постройки дома. У нас весна.

– А это не будет неудобно? – опасливо спросил Смит.

– Нет, конечно, – засмеялся Реми. – Возьмите пеленг на нашу площадку. Только садитесь после рассвета, у нас нет световой сигнализации.

– А когда у вас рассвет?

– Часа через четыре, четыре с половиной.

– Три витка… Тогда я пока посплю. О, да я вас, выходит, разбудил. Извините…

– Ничего, мы тоже поспим. – ответил Реми. – До встречи.

Отец с сыном вышли в маленький холл. Здесь было темно. Через полуоткрытую дверь с террасы вливался холодный ночной сумрак, отблеск истаивающих снегов окрестных равнин. Реми поежился. Александр задумчиво сказал ему:

– Взрослый ты уже, парень. Решай скорее.

– Да я уже решил, – отозвался в темноте Реми, с хрустом потягиваясь. – Клю пусть летит, у нее шило в попе. А я тут останусь. Запишусь на какие-нибудь заочные курсы, по картографии там, по геологии, еще на какие-нибудь – и буду тут с тобой вкалывать. Нам ведь тут делать – не переделать.

– Ну что ж, – Александр невольно зевнул. – Может, так и лучше. Биология требует фундаментального, очного образования… А вот картография и геология – это можно и по заочным курсам. Года два… и я помогу, и мама… Даже диплом кое-какой будет, уровня колледжа… А Клю пусть летит. На билеты у нее будет три скидки – по возрасту, по абитуре и от Института. Значит, обойдется тысячи в четыре с половиной… Ничего, осилим. Пусть там мужа себе какого-нибудь найдет и тоже сюда привозит.

– Это какого еще мужа? – отозвалась из своей комнаты Клю и тоже вышла в холл, белея в темноте длинной ночной рубашкой. – Я полечу учиться, понятно? А за шило в попе ты щас получишь, – двинула она брата в бок.

Реми засмеялся, поймал в темноте сестру за плечо и обнял.

– Это что еще за нежности, – рассердилась Клю, звонко шлепнув брата по голой спине.

– Не сердись, сестрица, – сказал Реми. Голос у него ломался: когда он говорил громко, получалось высоко, а вполголоса – низко и бархатисто, как сейчас. – Хочешь, новость скажу? На рассвете у нас тут переселенец приземлится.

– Какой еще переселенец? – заинтересовалась Клю. – Врешь небось?

– Пап, скажи ей.

– Не врет. Ладно, дети, я спать пошел. Не шумите. Ложитесь-ка лучше.

Александр удалился в свою комнату. Моник спала. Александр лег и закрыл глаза, но уснуть мешали возбужденные голоса детей из холла. Пришлось еще раз встать и цыкнуть. Дети забились в каморку Клю и зашептались неслышно.

– А может, это беглый преступник? – Клю свернулась под одеялом. Реми, сидевший на краю ее постели, прыснул:

– А откуда у него тогда разрешение? Нет, это человек богатый, иначе как бы он смог арендовать личный модуль? Ну, понимаешь, есть такие люди – не нравится им жить на старых мирах. Суета, тысячи людей, города там… И они уходят жить на такие планеты, как наша.

– Я бы тоже не смогла жить на старой планете, – задумчиво проговорила Клю. – Я сроду больше семи человек вместе не видела.

– Как же, а когда монахи прилетели?

– Ну, Реми… Это, знаешь, как сон. Все одинаковые, в этих их оранжевых штуках… Нет, здесь у нас хорошо.

– А хочешь на Левант лететь.

– Я ж учиться. А потом, посмотреть – так, недельку – я бы и Землю хотела, и Космопорт, и всякие другие планеты… Миры Кальера, Телем, Ашдол, конечно… Легору…

– Я бы хотел на Землю и на Телем. И в Космопорт. Там, говорят, есть залы, где собираются по десять тысяч человек и слушают музыку…

– На Земле, я читала, прямо под открытым небом собиралось по полмиллиона человек слушать музыку…

– Полмиллиона человек, – покачал головой Реми. – Не могу представить… Ой, полтретьего уже. Пойду я посплю, а то он в полседьмого прилетит.

Клю вздохнула и вытянулась под одеялом, устраиваясь поудобнее. Реми вскользь провел рукой по ее волосам и выбрался в холл. Сунулся на террасу: сквозь прозрачную стену мигали звезды в разрывах медленно плывущих седых туч, озаренных единственной луной Акаи. Реми поежился от холода и нырнул в свою комнату – под одеяло…