Текст книги "Тебе, Победа!"

Автор книги: Кирилл Мошков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Взрыв был субъядерным, – с облегчением сказал он. – Все чисто.

Все напились воды из ручья: она имела странный привкус, но и Легин, и Ёсио сочли ее безопасной. Постарались устроиться так, чтобы их нельзя было заметить сверху, положили под голову заряженное оружие – и почти мгновенно все заснули. Не спал только Реми, подремавший ночью, но высидел только четверть часа – монотонный плеск ручья и шум волн с побережья сморили и его.

Книга вторая
ОТ КРАЯ ДО КРАЯ

Часть первая
КОСМОПОРТ С ИЗНАНКИ

Реми Мартен открыл глаза. Открыл легко, как будто долго спал и проснулся утром в своей комнате на станции «Акаи Северо-запад». Открыл и долго смотрел вверх, не понимая, почему потолок не белый, а светло-зеленый. И где карта окрестностей? Где карта планеты? Где портрет академика Ловано, директора Института, где пейзаж Западной равнины, нарисованный им самим?

Потом он вспомнил, что станции «Северо-запад» больше нет, вспомнил полузасыпанную могилу в лесу, вспомнил Сардара, Легина, чудовищную ночную катастрофу на побережье. И вскочил.

Реми находился в очень маленькой комнате, буквально в каморке. Лежал он на полу. Пол был упругий, но довольно мягкий, как резина, и такого же цвета, как потолок и стены. Окна не было. Дверь была, но она была закрыта или заперта – во всяком случае, не поддавалась.

Больше того: на Реми не было одежды. Вообще никакой. Даже цепочки с крестиком, которую он никогда не снимал. Нигде в каморке не было его вещей. В ней вообще не было ничего, кроме самого Реми.

Он обнаружил, что тяжело дышит, что лоб его и шею внезапно залил пот, что ноги задрожали. Страх. Он не постеснялся признаться сам себе, что испытывает внезапный, очень сильный, липкий и вязкий страх.

Он несколько раз толкнул дверь – рукой, босой ногой, плечом. Ничего. Он сел возле двери на пол. Постепенно дыхание его пришло в норму. Он ладонью стер пот со лба и еще раз огляделся.

В каморке был свежий воздух. Воздух пах не так, как на Акаи. Проще было бы сказать, что воздух вообще никак не пах. Пахло покрытие пола – чем-то синтетическим. Пахло покрытие стен. Тело Реми тоже пахло. Воздух же не пах ничем – ни лесом, ни горами, ни морем. И воздух шел откуда-то сверху.

Реми поднял голову. Над дверью была пластмассовая решетка – сантиметров пятьдесят в ширину, сантиметров сорок в высоту. Воздух шел оттуда.

Реми встал и встряхнулся, глядя на решетку. Он согнул одну ногу, потом другую, помахал руками. Тело действовало. Его не били, не связывали, он не был особенно голоден, не особенно хотел пить и вообще не испытывал особенно острых физиологических потребностей. Он внимательно осмотрел себя: незаметно было, чтобы ему куда-нибудь делали, к примеру, укол. Он в последний раз с размаху толкнул дверь и убедился, что она не поддается. Тогда он поднялся на цыпочки, уцепился за середину решетки правой рукой и потянул.

Решетка поддалась и послушно выгнулась. Тогда Реми ухватился за нее обеими руками, уперся ногой в дверь и рванул.

Что-то хрустнуло, и Реми, не удержавшись, повалился, успев смягчить падение перекатом. Решетка сломалась у всех четырех углов и осталась у него в руках. Почесывая ушибленный бок, мальчик поднялся, разглядывая решетку. Как оружие она не годилась – пластмасса была слишком мягкой, но с собой больше ничего не было, и Реми осторожно разломал рамку решетку решетки пополам, получив две продолговатые рогульки с крюками.

Реми подошел к двери, разглядывая открывшееся отверстие, потом отошел к противоположной стене, поднялся на цыпочки, потом задумчиво почесал в затылке – и ойкнул, ощупывая голову: по всей голове волосы были буквально обкромсаны, будто их отрезали ножом или очень тупыми ножницами.

Некоторое время мальчик, вылупив глаза, ощупывал череп, и тут ему пришло в голову, что с таким выражением лица и такой прической он должен выглядеть довольно смешно. Он прыснул и, хихикая, посмотрел на свои ладони. На ладонях полно было стриженых волосков: значит, стригли его совсем недавно. Реми подумал еще немного, но ничего не надумал. Он не мог уяснить себе, почему он не в прибрежных скалах у ручейка, а в какой-то комнате, голый, немытый и грубо остриженный. Он не мог также выйти из этой комнаты через дверь. И он решился. В отверстие над дверью видно было низкий потолок, но дальней стенки видно не было, и Реми с места, как в лесу, прыгнул, стараясь уцепиться за края отверстия – и уцепился. Кряхтя, он заскользил босыми пятками по гладкой двери, стенам, рванул себя вверх и вперед, больно ударившись грудью. Извиваясь, Реми втянулся верхней частью туловища в дыру, увидав сумрачную плоскую нору; повернулся на бок, пытаясь развернуться; наконец, ему удалось, работая локтями и плечами, втянуть себя в отверстие, одновременно складываясь, чтобы втащить ноги. Наконец он весь очутился в низком широком ходу, снизу и сверху крытым гладким твердым пластиком, и замер, переводя дыхание. Высота лаза была не больше полуметра, и ему еле удалось приподняться, чтобы посмотреть вперед и назад. Сзади – слева от двери, если смотреть из комнаты – была полная темнота, а впереди брезжил слабый свет, и Реми пополз было туда, но вспомнил, что оставил внизу обломки решетки. В сердцах он ругнулся по-французски: слезать обратно за обломками, а потом опять влезать ему не улыбалось. Он пополз вперед, с неудовольствием подумав, что его перемещение слышно за километр – тонкий пластик под ним гулко отзывался на каждое движение. По расчетам Реми, прополз он метров десять. Справа то и дело возникали такие же решетки, как та, что он выломал в своей каморке, но за ними было темно. Ток воздуха шел сзади, а впереди все усиливался отблеск света. Наконец Реми увидел, что часть свода лаза освещена снизу. Через несколько метров под ним оказалась решетка – тоже вроде тех, в комнатах, только больше. Реми глянул сквозь решетку – и увидел, что под ним желто-зеленый, хорошо освещенный коридор. По левую руку стена коридора была сплошная, по правую в ней были двери. Через каждые три метра такие же двери, как в той каморке, где он проснулся.

Реми глянул вперед, в лаз. В трех метрах впереди, над очередной дверью (ее Реми только что видел в коридоре) лаз был освещен справа, изнутри комнаты. Реми еще раз посмотрел вниз и со всей возможной осторожностью, чтобы как можно меньше производить шума, пополз вперед: ему очень хотелось посмотреть, что может быть внутри комнаты.

В комнате была его сестра. Реми даже не удивился. Голая, как и он, с такой же обкромсанной головой, Клю задумчиво рассматривала свои руки – видно, увидела остриженные волоски. Реми с внезапной нежностью увидел, что ноги и руки его сестры за эти дни покрылись синяками и ссадинами, что лицо ее осунулось и потемнело, и что уши у нее точно такой же формы, как у него самого – раньше под волосами это не было заметно.

– Клю, – тихо позвал он.

Девочка подняла голову, и глаза ее вспыхнули радостью.

– Frero, – сказала она своим обыкновенным, чуть хрипловатым голосом, и Реми чуть не закричал от удовольствия видеть ее живой. – Ты откуда? Мы где вообще?

– Где – это я не знаю, – сказал Реми. – Я проснулся в такой же комнатке, тоже голый и стриженый. Сломал решетку и полез. Здесь нора.

– Кстати, ты меня так не разглядывай, – строго сказала Клю. – Я уже не маленькая.

– Да ладно, – улыбнулся Реми. – А то я тебя всякую не видал.

Он отполз вглубь лаза, развернувшись пятками к решетке, и выбил ее ногами внутрь комнаты. Потом опять развернулся, сунул в комнатку руки и сказал:

– Лезь сюда.

Клю ухватила его за руки, и ему удалось, отодвигаясь, относительно безболезненно втащить сестру наверх. Они лежали в узком лазе рядом, глядя друг на друга в неярком свете сбоку, и улыбались. Реми погладил сестру по обкромсанной голове.

– Je suiz-eureu que tu'e vivan, – сказал он наконец.

Клю фыркнула.

– Я тоже рада, что жива, и что ты жив. Только отодвинься. От меня разит потом, сдохнуть можно.

– А от меня?

– От тебя, наверное, тоже. Кстати, ты заметил, какой воздух? Ничем не пахнет.

– Ага. Интересно, где мы?

– Мне кажется, что в Космопорте.

– Ты что, обалдела? Какой Космопорт? Это же на другом краю мира.

– Ну и что? Вот увидишь, Космопорт. Помнишь, Йон рассказывал про Ужас Космоса?

– Ну?

– Они появлялись и исчезали, помнишь? А вдруг они появились на Акаи, схватили нас и вместе с нами перенеслись в Космопорт?

– Да ну. Что ты выдумываешь. Это же сказка! И зачем им нас хватать, стричь и раздевать? И почему Космопорт?

– Ты не спорь. Вот увидишь! – Клю толкнула брата локтем. – Ползи давай. Куда теперь?

– Сейчас, я вперед сползаю. Вдруг там еще комнаты, а в них Йон, Легин, Ёсио…

– Давай вместе сползаем.

Впереди не было больше комнат. Точнее, комнаты были темные и пустые. Через три темных решетки лаз уперся в стальную сетку, перегораживающую более широкий горизонтальный ход, куда в призрачной полутьме ощутимо утекал воздух без запаха. Чувствовался не просто ток воздуха, а ветерок; Реми сразу стало холодно, и он почувствовал, что сестра тоже зябнет. Стальную сетку подергали, но она была вделана надежно. Повернули обратно и, проползя мимо опустевшей комнатки Клю, оказались над решеткой в коридоре.

– Может, я еще в ту сторону сползаю? – предложил Реми.

– Зачем? Там наверняка такая же сетка. Давай спустимся.

Повозившись, они выломали решетку и осторожно спрыгнули вниз.

Узкий и низкий, всего чуть больше двух метров в высоту, желто-зеленый коридор заканчивался тупиком метрах в двадцати в той стороне, откуда шел воздух. А в той стороне, где Реми и Клю уперлись в сетку, коридор упирался в дверь. Причем все выходящие в коридор запертые двери комнат были непрозрачные, а в этой на уровне груди было застекленное окно.

– Подойдем? – Реми колебался. Все это было слишком непохоже на его родную станцию или киберферму, а других помещений он не знал. Лесной человек, он чувствовал себя дезориентированным в отсутствие горизонта, неба и ветра.

– А что? Подойдем. Да перестань ты на меня таращиться! – возмутилась Клю, шлепнув брата по груди ладонью. – Думаешь, я испытываю массу удовольствия ходить голой? А ты представляешь, если это Космопорт, тут ведь должна быть тьма народу. Как же мы будем голые?

И, не дожидаясь ответа, она пошла к двери. Реми ничего не оставалось, кроме как идти за ней. Слова Клю его взволновали: из книг и фильмов он знал, что в Космопорте трудно кого-нибудь удивить экстравагантностью одежды, там много странных приезжих из разных странных уголков Мира, да и сами портмены любят поэкспериментировать с одеждой, но голыми в Космопорте не ходят.

Они подошли к двери в конце коридора, и тут Клю показала брату на единственную во всем коридоре дверцу в левой стене, которой сверху видно не было.

На дверце было написано:

АКТИВАТОРНЫЙ ПУНКТ

БЛОК ЭМБРИОНА № А 701

Реми несколько раз перечитал табличку. Она явно была написана на линке. Реми знал, что такое эмбрион, что означают слова «блок» и «пункт». и даже значение прилагательного «активаторный» он мог себе представить. Только вот смысл всей надписи от него ускользал. Он переглянулся с Клю, и они одновременно пожали плечами. Тогда Клю осторожно толкнула дверь с окошком, ту, что закрывала вход в коридор.

Дверь открылась.

С величайшими предосторожностями и массой лесных хитростей они сначала выглянули, а потом и вышли в поперечный коридор.

Коридор был пуст. Справа, метрах в трех, был тупик, украшенный огромным квадратным щитом с надписями «ПОЖАРНАЯ ТРЕВОГА – ЗДЕСЬ» и «АВАРИЙНЫЙ ТЕРМИНАЛ». Слева коридор уходил далеко – метров на сто. Правая стена была глухая, в левой через каждые пять-шесть метров были такие же двери, как та, через которую они только что прошли. У каждой двери перпендикулярно стене торчала табличка. У «их» двери было написано:

БЛОК ЭМБРИОНА № А 701

У следующей:

БЛОК ЭМБРИОНА № А 702

И так далее. Реми быстро сосчитал: дверей было восемнадцать. Легко вернуться назад. Они быстро, на цыпочках, добежали до дальнего конца коридора, вдоль «блоков эмбриона». последний из которых, естественно, был «А 718». быстро и легко, почти без предосторожностей, открыли дверь с окошком в конце коридора – и замерли в ужасе.

Угол желто-зеленой стены, которую они видели сквозь окошко, оказался своего рода карманом, выходившим на узкий балкон над гигантским залом. Зал был не слишком ярко освещен, а глаза Реми и Клю не привыкли определять расстояние без горизонта и неба, но казалось, что в обе стороны зал уходит на километры, вниз было метров сорок-пятьдесят, вверх – не меньше двухсот. Зал был, сравнительно со своей длиной, узким – до противоположной стены, казалось, было не более ста метров. Вся эта противоположная стена состояла из титанических, во всю высоту помещения и метров по пятьдесят в поперечнике, полупрозрачных цилиндров.

Присмотревшись, Мартены поняли, что цилиндры – прозрачные, просто внутри них – вода. Снизу доверху. Только у самого решетчатого свода зала, у верхнего края цилиндров, можно было заметить границу воды, налитой в эти неимоверные стаканы.

Внизу справа что-то двигалось. Они отпрыгнули за дверь. Вдоль цилиндров споро проползло что-то безногое, как помесь глайдера и черепахи. И даже из-за двери было слышно, как, уйдя влево, оно грозно и тоскливо завыло.

Реми и Клю повернулись и пулей бросились назад по коридору.

Конечно, если б они родились не на другом краю мира, а в самом Космопорте, они знали бы, что это всего лишь дежурный транспортный робот и что гудки его предназначены только для датчиков состояния атмосферы, которые по степени удаленности, а значит – по скорости и условиям распространения звука определяют состав и параметры атмосферы в секторе, и что за такую остроумную идею – расположить общий для всех датчиков сектора источник тест-сигнала на дежурном роботе, который все равно круглые сутки курсирует по секторам с резервуарами воды – четыреста девяносто лет назад конструктор Роберт Шниттке получил первую премию на конкурсе «Сделаем Космопорт жемчужиной Мира». Но Реми и Клю этого не знали, а потому бросились бежать, побежденные открывшимися им неведомыми чудесами. А если бы они не бросились назад, вся остальная история могла бы пойти совсем иначе.

Добежав до восемнадцатой, последней, двери, они нырнули за нее и затаились. Минут пять они сидели на полу у двери, глядя друг на друга и постепенно успокаивая дыхание. Затем Реми поднялся на ноги и осторожно подошел к двери «активаторного пункта».

– Не надо, – сказала сзади Клю, ожидая еще какого-нибудь подвоха, но Реми осторожно потянул за ручку – у этой двери была ручка. Дверь не поддалась. Тогда Реми толкнул ее. Дверь опять не поддалась.

Тогда он просто нажал на ручку, что-то лязгнуло, и дверь открылась.

Реми прянул было назад, но ничего страшного не происходило, и он осторожно просунул голову в дверь. За дверью было темно. Он осторожно сделал шаг внутрь, и тут в помещении зажегся свет. Это не испугало Реми: в лаборатории родителей в подвале станции «Акаи – Северо-запад» тоже была световая автоматика.

Перед ним была небольшая комната, чуть больше, чем та, где он очнулся. У правой стены стоял стол с терминалом, у левой – большой зеленый шкаф.

– Сестренка, иди сюда, – позвал Реми. Клю осторожно заглянула в комнату, вошла и аккуратно прикрыла за собой дверь.

– Смотри, Реми, ой, как здорово! – вдруг захлопала она в ладоши. За полупрозрачной дверцей у шкафа обнаружился санузел с душем. – Чур, я первая! – И девушка исчезла за дверцей.

Реми подошел к терминалу. Форма плоского монитора была незнакома. Он нащупал активатор питания и прижал.

Машина загружалась непривычно долго, секунд десять. Наконец на дисплее возникла симпатичная 3D-картинка, на которой веселые человечки маршировали по длинным коридорам и радостно разбегались по комнаткам за желто-зелеными дверьми. Наплыли слова:

УПРАВЛЕНИЕ АКТИВАЦИЕЙ И ДЕЗАКТИВАЦИЕЙ ЭМБРИОСТРОЕНИЙ

СИСТЕМА КОНТРОЛЯ

версия 9.2

Космопорт Галактика, 3449-50 гг.

Управление резервных помещений

Магистрата Космопорта Галактика

За дверцей шумел душ. Реми постучался к сестре, та недовольно спросила:

– Ну, чего тебе?

– Слушай. – Реми сунулся было в дверцу, но тут же получил мокрой ладонью по носу.

– Ку-уда? – строго сказала Клю. – Я моюсь. В туалет тебе надо? Давай, я отвернусь. Гляди, тут даже полотенца есть, целых два.

Ополоснувшись под теплым душем без мыла и вытираясь на ходу маленьким вафельным полотенцем, Реми с увлечением рассказывал сестре:

– Это и правда Космопорт. Хоть убей, не понимаю, как мы тут оказались. Сколько вообще времени прошло? Если лететь, то сама знаешь – от нас до Космопорта месяцев пять. И смотри, система очень старая, без трех лет пятьсот. Полтыщи лет, представляешь? Полистай.

Клю села листать «Управление активацией и дезактивацией». а Реми, поглядывая ей через плечо, открыл зеленый шкаф.

– Уя! – воскликнул он так, как вопил в детстве, обнаружив в ветвях гнездо с кладкой яиц незнакомого вида. – Клю, гляди! Одежда!

В шкафу была не только одежда, но первым делом они кинулись одеваться. Через три минуты они были полностью одеты – с их точки зрения, очень странно, но зато одеты. Реми, видимо, обнаружил нечто вроде НЗ работника «активации и дезактивации». на них оказались белые полотняные штаны, белые куртки и – поверх – белые халаты на пуговицах, да еще белые носки и белые шапочки в придачу. Правда, нательного белья в шкафу не оказалось, зато нашлась обувь – липучие одноразовые бахилки без размера. Еще в шкафу была аптечка, которая отказалась открываться, замигав транспарантом «срок годности гарантированно истек». Было два комплекта инструментов неясного назначения в футлярах с надписью «резервный комплект АДК». Было четыре длинных ножа или тесака, которым Мартены очень обрадовались (на пластиковых чехлах было написано непонятно: «делить оболочки а7 и а10 до 50 % раскрытия».. Было четыре тестера-мультиметра, комплект аккумуляторов с зарядным устройством, ряд неясных приборов с названиями типа «стартовый блокиратор самосворачивания БСС-45ЕБЭ». А самое главное – был стандартный для всех космических флотов мира серый контейнер с маркировкой «Аварийные рационы-концентраты». Реми вскрыл контейнер. Рационы срока годности не имеют, это ведь не еда, а средство для поддержания сил – тюбик с таблеткой концентрата под крышкой и ста граммами дистиллированной воды, чтобы запить.

Съев по четыре таблетки концентрата и запив водой, довольные Мартены устроились в кресле перед терминалом – Клю в самом кресле, Реми на подлокотнике – и принялись рыться в системе. Теперь они чувствовали себя увереннее. Местонахождение их определилось, нашлось кое-какое оружие, да тут еще по четыре рациона в желудках – сытости никакой, зато прилив энергии – можно было жить. Реми и Клю не так интересовала сама система контроля, как ее справочная часть. Помогало то, что на их детском компьютере на «Северо-западе» тоже стояла примитивная 3D-графическая операционка, как здесь; после мультиобъемной системы большого станционного терминала было тяжело, но по крайней мере понятно.

После получаса листания справок они выяснили следующее.

Они находились в Космопорте Галактика, в его восточном полушарии, в районе Четырехсотых Северных горизонтов. Вокруг на сотни километров во всех направлениях простирались никем не населенные сектора стратегических складов. Они даже выяснили точное наименование своего сектора – ON07-40-417: только вот чем это могло им помочь – непонятно..

Восемнадцать коридоров на их этаже были эмбрионом жилого сектора, пятьсот лет назад пристроенным к сектору ON07-40-417 – тогда после колоссального потока беженцев из системы Толимана, вызванного Последней войной с Мирами Кальера, Космопорт запасался резервными жилыми помещениями. В справочной системе пятисотлетней давности, конечно, ничего не было сказано о том, почему эмбрион сектора так и не был востребован и активирован.

Конечно, из этой системы нельзя также было узнать и того, как попали сюда Реми и Клю, где Йон, Легин и Ёсио. А главное – что делать дальше. Об этом предстояло догадаться самостоятельно.

Расхрабрившись, Реми и Клю через некоторое время предприняли новую вылазку. На этот раз они были одеты в лабораторную униформу, за поясами курток под халатами таились тесаки. Клю несла то, что они сочли полезным в «резервных комплектах АДК» – два фонаря с зарядным устройством и аккумуляторами (для переноски идеально подошел кофр от «резервного комплекта»). Реми нес на плече серый контейнер на ремне – в контейнере оставалось еще целых тридцать два рациона.

Они долго выглядывали с галерейки, пытаясь по тоскливым гудкам определить, где находится робот, который их все еще страшил. Наконец робот прополз под ними и удалился в десятикилометровую даль сектора с резервуарами. Тогда они выскочили на галерейку, пробежали по ней метров сорок и отправились в долгое путешествие вниз по ребристым ступенькам бесконечной лесенки. Справочная система, конечно, не могла подсказать им, где искать выход из сектора и как вообще попадать из одного сектора в другой. Для того, чтобы знать такие вещи, надо долго жить в Космопорте. А представления Реми и Клю о Космопорте были совершенно умозрительными – с десяток книг, где действие происходит в Космопорте, и с десяток фильмов, где мельком показаны помпезные Залы Ожидания, богемная Субурбия или аристократическое Старое Ядро. Поэтому они поступили так, как подсказывал им лесной опыт – единственный, который у них был: быстро перебежали открытое пространство, ненадолго затаились среди «стаканов» с водой и перебежками вдоль их сверкающих прозрачных выпуклостей двинулись в сторону, противоположную той, куда ушел робот.

Когда они спустились в тоннель, вдоль которого тянулись гигантские трубы и кабели – это был межсекторный тоннель, только они об этом не знали – Клю вдруг схватила Реми за локоть:

– Смотри, тут кто-то есть.

Впереди через тоннель кто-то перебежал.

И Реми, и Клю мигом выхватили тесаки, не зная, то ли вперед бежать, то ли назад.

Впереди кто-то метнулся обратно через тоннель. Реми острым лесным взглядом увидел мальчишку. Обыкновенного мальчишку.

– А ну стой! – гаркнул вдруг Реми. – Руки за голову и ко мне!

Клю невольно глянула на братца: губы сжаты, боевая стойка, тесак вперед, общий вид угрожающий. Чтобы не отставать, она сама приняла стойку на полшага сзади.

– Дяденька, не бей! – донеслось спереди.

– Ко мне, я сказал! – крикнул Реми. – Считаю до трех!

– А если он там не один? – шепотом сказал Клю, но мальчишка уже приближался, заложив руки за голову и спотыкаясь. Нет, обыкновенным он не был: длинные, спутанные волосы, грязная одежда, за спиной обвисший рюкзак, на ногах рваные кроссовки. Клю вспомнила фильм «Крысы идут в рай» и поняла, кого она видит перед собой. Чаннаго. Бездомные нищие Космопорта – чаннаго. Несчастные люди без жилья, денег, работы. Их отлавливает полиция, чтобы отправлять на каторгу – за нищенство полагается каторга на безжизненных индустриальных планетах Империи. Их, чаннаго, боятся другие категории бродяг – хиппи и родстеры, у которых есть паспорта и которых, если что, полиция просто вышлет на родину в грузовом корабле. Чаннаго – как затравленные крысы, но крысы опасные. От безнадежности они очень коварны и жестоки, но боятся тех, кто сильнее.

– Видно, он по одежде нас принял за какую-то власть, – шепнула Клю брату.

Тот кивнул и прошептал в ответ:

– Это чаннаго. Будь осторожна.

Приблизившись шагов на десять, чаннаго остановился, быстро глянув на Реми, на Клю и снова опустив глаза. Не такой уж он был и маленький – лет, наверное, пятнадцати – только очень тощий и грязный. Снова стрельнув глазами, чаннаго вдруг набрал в грудь воздуха и заныл:

– Начальник, ну чо я сделал-то? Ну я тут ничо не трогал, в натуре, нача-альник! Начальник, не надо, дядь, а дядь? Хошь, вот щас смоюсь ваще, следов моих не будет?

С этими словами он вдруг сунул руку куда-то за воротник, выхватил оттуда что-то стальное и метнул в Реми.

Лесной человек, Реми среагировал моментально. Пока его рука с тесаком поднималась, чтобы отбить брошенное в него оружие, он успел еще сильно удивиться: что такого он сделал этому бродяге, чтобы тот сразу напал на него? Потом он напомнил себе, что это – чаннаго, несчастный человек, что он порожден неправильностями в социальном устройстве Космопорта в частности и Империи вообще, что опасная и мрачная жизнь приучила его, как крысу, защищаться всеми способами… Все равно не получалось: зачем тогда бродяга не убежал сразу? Реми легко отбил вертикально вверх то, что в него бросили, нашел предмет глазами и поймал левой рукой. Это был сточенный, блестящий кухонный нож длиной сантиметров тридцать.

– Это ты, парень, зачем? – спросила Клю.

Чаннаго заметно посерел, азиатское плоское лицо мгновенно покрылось потом.

– Это ты, парень, зря, – объяснил Реми. – Ну-ка, медленно и осторожно кидай в сторонку все, что там у тебя еще есть. И учти, если дернешься, я из тебя сделаю мясо на вертеле.

Реми решил быть максимально суровым.

– Я понял, – тихо сказал чаннаго, осторожно вытаскивая еще какие-то железки и медленно откладывая их на пол. – Я все понял. Не убивай только, ладно? Я все, что хошь, сделаю.

– Пять шагов назад, руки в стороны, – сказала Клю. Ей нравилось, как спокойно и уверенно повел себя ее брат, и ей хотелось вести себя так же. Чаннаго послушно отступил, Клю подошла и подняла то, что он выложил – еще один нож, покороче, два заточенных гвоздя и какую-то спицу.

– Говори, – сказал Реми. – Что ты тут делаешь?

Ему казалось, что именно такой вопрос должна задать бродяге «какая-то власть».

– А чо? Ну, чо мы тут можем делать? Пожрать искал, – ответил чаннаго, искоса разглядывая то Реми, то Клю. – Я ж не знал, что тут работы. Мы сюда заходим, как мохнатые уходят, они мясо всегда оставляют.

– Мохнатые? – переспросила Клю. – А они ушли?

– Ну как, вчера еще, – удивился чаннаго. – Все знают.

– Кто все?

– Ну… мы, в общем, чаннаги, кто ж еще? Тут подряд семь секторов со съемом хорошим: здесь мохнатые мясо бросят, там, – он показал через плечо, – раз в неделю робот на конвертер старый хлеб привозит, ну и так дальше. Вчера я в том секторе встретил Руди Таракана. Ну, он у нас как бы ветеран, он в Восточных Четырехсотых уже года четыре. Он мне говорит: утром были мохнатые, чо-то притащили, попрятали, мяса пожрали и ушли опять. Ну, в Дыру свою ушли. Я и пошел. Где ж мне знать, что тут у вас работы? А вы сегодня, что ли, приехали, раз мохнатых не видали?

– Сегодня, – сдержанно сказал Реми.

– Чой-то я не видал. А, вы, видать, с той стороны?

– С той, – на всякий случай подтвердил Реми. – А ну, пошли, покажешь, где они мясо бросают.

– А вы чо, не знаете? Ну пошли. Покажу. Только дяденька, а дяденька, можно я себе чуток мяса возьму?

– Можно. Веди. Идешь на семь шагов впереди, не оборачиваешься, если хочешь что сказать – сначала руку поднимаешь.

Чаннаго, опасливо косясь, прошел мимо них и стал подниматься в сектор ON07-40-417. Реми и Клю, переглянувшись, двинулись за ним; Реми шепнул сестре:

– Peut-etr c'que le velu laissai, peut-etr ce son-nos-ami…

Чаннаго мигом обернулся на звуки незнакомой речи, очень внимательно посмотрел на Мартенов, но опять двинулся вперед.

– Pensa-tu qu'il comprenai fransai-espacial, non? – зашептала Клю.

– Je pens non, mai… – ответил Реми и вдруг громко сказал: – Il doi mourir! Donne-moi la pistol!

Чаннаго на этот кровожадный призыв никак не отреагировал, шагая вперед, из чего Реми сделал вывод, что по-французски, а тем более на франсэ-эспасьяль, тот не понимает. Реми, не зная космопортовских порядков, не понимал, что насторожило бродягу; а насторожило бродягу то, что работники в обычной униформе технарей-водников заговорили не по-немецки, не по-английски и даже не по-русски – именно эти старые языки были самыми распространенными в Космопорте, да еще урду, но на говорящих на урду эти работники никак не походили. Только и всего. Но это насторожило бродягу так, что его живот свело противным страхом: а вдруг это никакие не технари, а комитетчики? А чо тогда такие молодые? А может, курсанты ихние какие? Может, у них практика такая – нас отлавливать? Чаннаго шел на подгибающихся ногах, и слава Богу, что Реми больше ничего не говорил – непонятный язык страшил бродягу так, что он готов был бежать без оглядки. Останавливало его только воспоминание о том, как неправдоподобно ловко этот технарь – или комитетчик? – отбил его нож. Он, чаннаго, такими бросками даже крыс прибивал, а тут пацан, рохля – и вдруг такой ловкий…

Чаннаго все-таки довел их до узкой галерейки в самом углу большого секторного зала, метрах в пятистах от той лесенки, с которой они спустились полчаса назад. Хорошо, что он не оборачивался, а то заметил бы, как пугаются таинственные технари далеких приближающихся гудков дежурного робота.

– Во, глядите. – Чаннаго показал внутрь галерейки.

Реми заглянул. Из галерейки тянуло сложным букетом запахов: жареным мясом, луком, сивухой. Внутри, неподалеку от входа, громоздились кучи объедков весьма неаппетитного вида. Реми пробрался между кучами, в которых преобладали огромные полуобглоданные кости и луковая шелуха. За его спиной чаннаго шмыгнул к объедкам и принялся набивать ими свою торбу, а Реми, преодолевая отвращение, дошел до дальнего конца коридора. Здесь был еще один темный коридор, из которого несло испражнениями.

За спиной кто-то метнулся, вскрикнула Клю. Реми бросился назад, увидел, что Клю хватается за стену, удерживая равновесие, а чаннаго не увидел.

– Что с тобой? – крикнул он, схватив сестру за руку.

– Ничего, он меня толкнул и удрал, – быстро ответила девочка, устремляясь к выходу. Реми выскочил первым, перепрыгнув гору объедков.

Чаннаго, не оборачиваясь, пулей мчался через зал обратно к выходу из сектора.

– Реми! – вдруг закричал кто-то сверху странно знакомым голосом. – Реми! Оставь бродягу, пусть себе бежит!

Реми остановился, едва не упав. Ноги его подкосились от обилия мгновенно нахлынувших эмоций. Задрав голову, он смотрел вверх; там над галерейкой был балкон, которого он сначала не заметил, и с балкона этого через перила лез кто-то в черном, наголо обкромсанный и странно знакомый.

– Клю! Ты тут? – спросил странно знакомый и спрыгнул вниз.

– Йон, – ясным радостным голосом сказала Клю из дверей галерейки. – Йон!

Спрыгнувший странно знакомый поднялся на ноги, улыбаясь.

Это был всемирно известный журналист Йонас Лорд.

Но Боже, в каком виде он предстал перед Мартенами! Пожалуй, теперь его не узнали бы не только те, кто знал его как всемирно известного журналиста, но и те, кто видел его в образе техника Джона Б. Смита.