Текст книги "История оборотня"

Автор книги: Кирилл Алейников

Кирилл Алейников
История оборотня
(Свет и Тьма-2)

Прежде чем начнётся повествование романа, я бы хотел сделать небольшое вступление. Те, кто не читал первый роман трилогии «Свет и Тьма. Актарсис против Яугона» – роман «Познавший Кровь», – могут спокойно пропустить вступление. Остальным же я рекомендую с ним ознакомиться.

Итак, вначале факты. «Познавший Кровь» был написан за полтора месяца, зато данный роман, по объему лишь немногим больший, писался в течение четырех месяцев. Дело в том, что по не зависящим от меня обстоятельствам пришлось сначала писать роман на обычной бумаге в обычной тетради формата А4 в клетку, а уж потом – перепечатывать в электронный вид. структура романа «История оборотня» отличается от структуры романа, открывшего трилогию. Если во втором случае повествование разбито мною на три смысловые части, то теперешнее произведение состоит из десяти глав, КАЖДАЯ из которых разбита опять-таки на три отдельных части. Одна часть – это магистральная линия повествования, непосредственное действие от первого лица. От первого же лица написана каждая вторая часть каждой главы (стоит отметить, что структурные элементы идут без определенного порядка и в каждой главе могут находиться в её начале, середине либо конце), но её смысл сводится к этакому монологу, где интервьюер рассказывает некой Лидии историю своих приключений. Третья часть глав – отдельные рассказики, так или иначе касающиеся оборотней.

Кое-кто может по прочтении романа спросить, зачем в повествование введено столько эпизодов, не имеющих на первый взгляд ничего общего с, собственно, сюжетом. Однако я спешу заметить: на первый взгляд. Проблематика борьбы Света и Тьмы слишком сложна и обширна; чтобы хоть как-то осмыслить эту борьбу, мало пары историй о нечисти. Необходимо более детальное, более близкое знакомство с потусторонними сущностями, их жизнью. Вот поэтому-то в каждой главе есть внутренняя независимая история (кроме главы восьмой, где эта история является по сути прологом к заключительной части трилогии), рассказывающая о том или ином случае, прежде всего – случае жизни оборотней.

Ещё иные могут возмутиться, мол, в романе многовато нецензурных выражений, насилия и, вероятно, эротик. На что я отвечу: описываемый мир – мир оборотней, зверей по натуре: злобных, агрессивных, беспощадных. Даже аристократичные вампиры ругаются матом, убивают и так далее. Что уж говорить про зверьё... И ещё один аргумент: мат как таковой – часть культуры. Его избыток вызывает отвращение, но полное отсутствие – недоумение. Действительно, в жизни каждого из нас порою наступают такие моменты, когда крепкое ругательство как нельзя больше, гармоничнее сочетается с действительностью, чем пространная, грамотная и культурная речь.

И в заключение несколько слов о музыкальном сопровождении. Мне кажется, любое произведение литературы, тем более произведение современное должно нести в себе ещё и звуковое наполнение. Как то: эпиграфы, цитаты, тексты и фрагменты песен. А издательства в порядке эксперимента могут попробовать продавать подобные книги с обилием музыкальной подоплёки в комплекте с «саундтрэками». Глядишь, кое-что и получится...

Один из моих любимых режиссёров, Квентин Тарантино, например, никогда не начинает съемку нового фильма, пока не определится, какая музыка будет открывать картину. Кое-что подобное испытываю и я: сюжеты произведений приходят после прослушивания самых обычных песен. Темой предыдущего романа я бы назвал песню «Серебро» в исполнении «Би-2», а тему нынешнего – «Десять шагов» в исполнении Вячеслава Бутусова. Думаю, вы согласитесь со мной, прочтя следующее:

 
Я шепнул себе только: «Ура».
Я промолвил всего лишь: «Вперёд».
И когда наступила пора, я сказал:
«До свиданья, народ».
 
 
Я не думал, какой я боец,
Я не ведал, какой я солдат.
Но я чувствовал скорый конец,
Сделав первый свой шаг.
 
 
И это не песня, это не подвиг,
Это только лишь десять шагов
По недолгой весне.
 
 
И это не радость, это не тайна,
Это первые десять шагов
К ближайшей войне...
 

Вот так. Спасибо, что уделили внимание прочтению этого небольшого вступления.

Сказка будет впереди...

ПРОЛОГ

Всё в порядке, всё нормально...

«Смысловые галлюцинации».

Знаете, какие странные и порою страшные случайности могут произойти с вами в обыденной жизни? Я говорю о том Его Величестве Случае, который вертит людьми подобно цирковому жонглеру, вертящему сонмом факелов. Говорю о том Случае, который направляет молнию в дерево, сидит за баранкой неисправного автомобиля, крутит лотерейный барабан... Случайность на то и случайность, что ее невозможно предугадать. И редко можно успеть хоть как-то приготовить себя к встрече с ней. Особенно, когда случайность выходит за рамки понимания, за пределы разумного и обоснованного описания окружающей тебя действительности.

Молния, лотерейный барабан, неисправный автомобиль – всё это случайности банальные, я бы сказал, неинтересные. Каждый день десятки, сотни, тысячи серебристых разрядов бьют вниз, вырываясь из свинцовых недр грозовых туч. Каждый день проводятся неисчислимые розыгрыши, и сотни счастливчиков становятся обладателями ценных призов или мешком с деньгами. Каждый день под колесами внезапно потерявшего управление транспорта гибнут люди... Это неинтересно, потому что привычно и обыденно. Скучно. И к такой случайности можно более или менее подготовиться.

Гораздо интереснее становится, когда ситуация полностью выходит из-под контроля, теряя при этом всяческое логичное либо научное объяснение. Вряд ли у вас была возможность оказаться в такой ситуации. По-настоящему оказаться в такой ситуации... Вряд ли – до сегодняшнего дня. Когда-то я был таким же, как вы: прожженный атеист, уверенный в себе и в завтрашнем дне, искрящийся оптимизмом и желающий знать всё. В моих глазах горел тот же самый свет, который я вижу в ваших. Теперь мои глаза свет не излучают. Во всяком случае, не излучают тот, прежний свет...

Я расскажу вам историю, которую вполне можно назвать историей моей жизни, потому что ничего более существенного со мной не происходило и вряд ли уже произойдет. Все биографические сюсюканья вроде того, где родился, где учился и кому писал любовные письма, я откину сразу, потому что необходимости в них ни на грош. Эта история не о любви, знаете ли... К тому же, вы сами можете всегда навести интересующие вас справки о моем прошлом, которое для меня больше не существует, не имеет веса...

Итак, с чего бы начать? Хм, даже не знаю. Конечно же, начинать следует с начала – трудно представить себе иной вариант. Я лишь задумался о том, сразу ли говорить вам то, из-за чего, собственно, вы и решили со мной встретиться. Или потомить вас немного, поиздеваться... Ведь это в моей крови чуть ли не главная составляющая – использование людей...

Ладно, если вы закажете мне еще пива, я начну.

Что ж, премного благодарен. Вы не скупитесь, когда речь идет о сенсациях, верно?

История, которую я намерен изложить, началась пятого ноября позапрошлого года, то есть около двадцати месяцев назад. С неба падал мягкий снег, непривычно теплый для последнего месяца осени. Хлопья его переливались, сверкали цветами спектра в ярких лучах фонарей уличного освещения, в окнах приступивших к ужину многоэтажек, в горящих глазах редких автомобилей. Было тепло, чуть ветрено, но по-странному пустынно. Рабочий люд сидел дома, смотрел вечерние выпуски новостей, звонил родственникам, пил чай, читал газеты и ужинал. Хозяева темноты – молодежь – еще не спешили в свое царство асфальта и бетона, но наслаждались дешевыми сериалами для подростков, чтобы после было что обсудить в прокуренных и заплеванных подъездах.

А у меня были кое-какие проблемы личного плана. Думаю, у всех людей есть подобные проблемки, вроде бы и не такие уж большие, но в совокупности нагоняющие тоску. А тоску я всегда умел лечить только одним способом – выпивкой. В компании друзей, знакомых, или в полном одиночестве – не важно. И вот шел я по набережной родного города, вдыхал запахи почти зимнего вечера и пил пиво: в моей руке покачивалась бутылка «Балтики». Не спорю, это пиво из разряда дерьмовых, но считаю, что соотношение «цена-качество» вполне приемлемо. То есть, и то и другие держится на том низком уровне, который ещё приемлем. Проделав путь от Ленинградского моста до моста Железнодорожного, я свернул в обратную сторону. Постоял над пришвартованными теплоходами, уснувшими до летней навигации; понаблюдал за искрящимися торговыми кварталами на том берегу; полюбовался яркой полной луной, окруженной роем вечных спутниц-звезд. настроение было никаким: ни хорошим, ни плохим.

Тоска, что говорить...

За пазухой, приколотый к внутреннему карману куртки, висел маленький цилиндрик mp3-плэйера, подаренный мне на день рождения ещё прошлой девушкой. Случайный выбор послал по тоненьким проводкам электросигнал, преобразовавшийся на динамиках дуговых наушников в звук. На самом деле мне неизвестно, как называются такие наушники: обхватывают ушные раковины сзади и плавно прилегают к слуховому отверстию, так что как ни мотай головой – наушники не соскочат.

 
Сколько лет прошло,
Всё о том же гудят провода,
Всё того же ждут самолёты...
 

Довольно печальная музыка подстрекнула во мне новую волну тоски. Опершись руками о парапет, я посмотрел в тёмную воду реки, никогда не замерзающую, вечно текущую с юга на север, равнодушную к раскинувшемуся по берегам городу и равнодушную к человеку, одиноко стоящему над каменным обрывом набережной.

Солист протянул жестокую фразу:

 
Девочка с глазами
Из самого синего льда
Тает под огнём пулемета...
 

Я плюнул в неспокойную реку и закурил. По аллее промчалась женщина с сумками, автомобильный мост ниже по течению огласила тревожная милицейская сирена. В голове звучали пророческие слова:

 
Должен же растаять
Хоть кто-то...
 

Не мог я знать, что произойдёт в ближайшее время, как круто переменится жизнь, как все её устоявшиеся основы рухнут с грохотом в пропасть, уступая место совершенно иным взглядам, действиям и желаниям. И если бы узнал, то в ужасе содрогнулся, выронил недопитую бутылку пива, легкий хмель вмиг улетучился бы из головы. Но, повторяю, я не мог знать ничего о будущем, о будущем, весьма недалеком и будущем, отстоящим на многие месяцы. И не мог догадываться, насколько слова играющей в наушниках песни соответствуют грядущим событиям.

 
Скоро рассвет, выхода нет,
Ключи поверни, и полетели.
Нужно писать в чью-то тетрадь
Кровью, как в метрополитене...
 

Выхода нет. Сейчас я уже могу так сказать, и вы согласитесь со мной, едва прослушаете всю историю до конца. Всё о том же будут гудеть провода, всё того же будут ждать самолёты, поезда и океанские лайнеры, всё по-прежнему кто-то будет таять за высшие цели, вроде бы и благие, но достигающиеся слишком жестокими средствами. Но, как было сказано, выхода, к сожалению, нет...

Почувствовав, что озяб, я поднялся до кленовой аллеи, покрыл расстояние в двести шагов до ближайшего перекрестка и уже хотел пойти на остановку или, быть может, спуститься в метрополитен, чтобы вернуться в свое скромное жилище. Но тут заметил вывеску бара. Называется бар «Арабика». Он и по сей день стоит на том самом перекрестке в конце кленовой аллеи. Что означает слово «Арабика», я не знаю. Да и наплевать мне, честно говоря.

Что-то арабское, надо полагать...

Дернул меня черт зайти в это заведение. В конце концов, времени было еще мало – начало восьмого. Внутри посетителей оказалось немного. Я взял кружку пива, тарелку соленых орешков и прошел вглубь зала, поближе к вопящим динамикам стереосистемы. Не успел я, однако, как следует устроиться, ко мне подсел мужчина. Самый обычный среднестатистический мужчина лет тридцати пяти, с аккуратной прической, в приличной куртке, позолоченных часах... «Не возражаете, если я присяду вместе с вами?», – спросил он, едва я перевел на него взгляд. Скажу по секрету, что в тот момент он показался мне немножко странным, если не сказать больше. Знаете, иногда случается такое, когда каким-то непостижимым образом вдруг чувствуешь в незнакомом человеке определенные вещи, которые заставляют тебя смущаться. А смущение, в свою очередь, вызывает недоверие и нежелание находиться рядом с таким человеком. «Да ради бога», – тем не менее ответил я нейтральным голосом, догадываясь, что же именно мне так не понравилось в незнакомце. Причиной тому были его глаза, контрастировавшие с прочими элементами внешности, как пятна грязи контрастируют с едва выпавшим девственным снегом. Его глаза были похожи на две язвы. У меня сложилось впечатление, что они вовсе не принадлежали мужчине, но были кем-то и зачем-то пересажены.

Однако после кружки пива чувство неприязни к незнакомцу пропало. Тем более что он был, так же как и я, озабочен личными проблемами: постоянно вздыхал, надолго задерживал взгляд на одной точке, внезапно бледнел или, наоборот, покрывался горячей испариной.

Я заказал еще пива и решил завести беседу. Решил и, как говорится, завел. Да так завел, что мы говорили часов шесть кряду. Обо всём. Сейчас я уже не помню, какие темы мы затрагивали в разговоре, но это был самый обычный для вечернего бара разговор. Естественно, мы изрядно выпили, угощая друг друга. Думаю, выпили более чем достаточно, потому что когда бар стал закрываться, мой собеседник в буквальном смысле храпел на столе среди россыпи ореховой шелухи.

Официантка попросила меня забирать своего «друга» и уходить. Другом незнакомца, у которого даже имени не удосужился узнать, я, понятное дело, не считал. Но после шестичасовой задушевной беседы говорить этого девушке-официантке не стал. Покрепче схватив безвольное храпящее тело, я выполз на улицу. Если б я сам не был пьян, то вряд ли стал бы возиться с этим человеком. Но! Я был, черт возьми, в дымину пьян. Профессионально обшарив недавнего собеседника, я нашел паспорт, из которого с трудом вычитал прописку. Затем поймал машину, запихал туда храпящее тело и сел сам. Человек может по-настоящему жить там, где прописан, верно? Вот и я подумал: «Почему бы и нет?». Подумал и решил сопроводить мужчину до дома.

По-моему, в ту минуту я руководствовался соображениями, что в большом мегаполисе одинокому пьяному мужчине нечего делать ночью на темных улицах. Может быть, во мне опять сыграли профессиональные привычки.

Как бы там ни было, я сопроводил мужчину до самой квартиры. Немного потрудившись, сумел отомкнуть входную дверь ключами, найденными в кармане его куртки. Затащив почти мертвое от пива тело в комнату и как можно аккуратней уложив его на диван, я посетил туалет, а потом прошел на кухню, чтобы просто-напросто выпить воды. Но едва я протянул руку за кружкой, как из комнаты, в которой должен был тихо-смирно спать хозяин квартиры, до моих ушей донеслись подозрительные звуки. Немного удивившись, я вернулся и обнаружил своего собутыльника стоящим в центре комнаты. Позу он выбрал самую что ни есть стандартную и несложную, в простонародье именуемую «раком».

Я нагнулся, чтобы спросить, хорошо ли мужчина себя чувствует, но в ужасе отшатнулся, едва взглянув на его лицо. Дальнейшее запечатлелось в моей памяти как набор кадров, ряд статичных картинок...

Безобразный оскал жемчужных зубов...

Пылающие то ли красным, то ли зеленым туманом глаза...

Стремительная трансформация...

Прыжок...

Боль...

Его Величество Случай, о котором я говорил в самом начале нашей беседы, подкинул мне такую штуку! Ни я, ни вы, ни один нормальный человек никогда бы не подумал, что вещи, призванные жить лишь в сказочных историях, могут существовать в реальности.

В первые секунды нападения я совершенно не отдавал себе отчет о происходящем. Виной тому были мощный психологический шок и сильная боль. Я даже не смог бы сказать, какой именно частью тела чувствую боль. Казалось, меня с головой окунули в расплавленный металл. Прошла целая вечность, прежде чем я смог выползти в подъезд, где потерял сознание. В подъезде меня и нашли жильцы, собравшиеся с утра на работу. Они вызвали «скорую», ментов, неумело перевязали рваные раны, отвратительные лохмотья, в которые превратились мои ноги и спина, руки и живот...

Случайность свела меня с таинственным незнакомцем, и случайность же оставила меня в живых. Мне крупно повезло, если можно так сказать. Ведь мое тело изорвал не человек, а существо, задуманное как машина убийства. И я уцелел.

Что вы говорите? Вервольф? Ну почему же таким тоном, будто я вам впыживаю дешевенькую бульварную сплетню... Да, то существо было вервольфом.

То существо было оборотнем...

И моё знакомство с ним, как выяснилось много позже, случайностью не являлось...

ГЛАВА I

Я вижу огни,

Вижу пламя костров.

Это значит, что здесь

Скрывается зверь...

«Наутилус Помпилиус».

Я почувствовал, что включился. Это было похоже именно на включение, а не на подъем с условной глубины условного озера. Точно чья-то рука щелкнула переключателем, впуская в мое тело жизнь. Вместе с тем масса запахов ударила в нос, среди которых я безошибочно определил характерный запах медикаментов. До моих ушей донеслось ритмичное попискивание, слабое, но тем не менее отлично различимое на фоне полной тишины. Электронный писк раздавался синхронно с ударами моего сердца, так что не оставалось сомнений, что источник этого завораживающего, гипнотизирующего звука – медицинский аппарат.

Очевидно, я в данный момент нахожусь в больнице; иные предположения делать просто бессмысленно. Ни с чем не сравнимый запах лекарств, аромат обеззараживающего хлора и кварцевой лампы, писк анализирующей аппаратуры...

Я невольно дернулся. Все тело ощутимо покалывало, но нельзя сказать, что это было неприятно. Резкое движение спровоцировало появление «мурашек», которые решили устроить на моей коже и в моих мышцах всемирный, массовый забег. Впрочем, я не обратил на них ни малейшего внимания, кроме как отметил появление оных.

В данную минуту моя голова была занята совсем другим. Ведь когда я очнулся, когда резко выскочил из небытия в мир реальный, в этот же момент безо всяких нарастаний и переходов в мозгу разом вспыхнули воспоминания. Картинки, цветные, четкие картинки с изображением того, во что я не мог заставить себя поверить.

Желудок отчаянно завибрировал, и по телу от кончиков пальцев на ногах до самой макушки разлилась паника. Я почувствовал необходимость немедленно что-то делать. Лишь бы отвлечься от сумасшедших, бредовых воспоминаний. Я дернулся сильнее, стараясь разогреть отекшие конечности. Открыл глаза. На беленом потолке не было ничего примечательного кроме истрескавшейся под действием времени и влаги известки, и я скосил взгляд в сторону источника единственного доступного мне для восприятия звука. Слева от кровати, на которой мне посчастливилось очнуться, стояла тумбочка с вазой, в которой медленно увядали астры. За тумбочкой разместилась подставка с электронными устройствами, напомнившими мне древние катушечные магнитофоны для шестнадцатимиллиметровой пленки. Среди этих ящиков мягко излучали два небольших монитора. По экрану одного из мониторов бежала кривая линия кардиограммы, на втором – непонятные английские аббревиатуры и графики.

Напрягшись, я принял сидячее положение, попутно вырвав из носа кислородные трубочки. Кислород по ним явно не шел, и что они делают в носу – непонятно. Еще раз глянув на астры, сделал вывод, что посетителей было не так уж много.

Дверь в палату резко открылась, и я шумно выдохнул от неожиданности. Вошла ничем не примечательная медсестра среднего возраста.

– Виталя, вам нельзя вставать! – заботливо сказала она, положив свою ладонь мне на лоб. Таким ненавязчивым, мягким, но настойчивым образом она заставила меня вновь улечься. – Вам нужен покой.

– Всё в порядке, – нерешительно возразил я.

– И ничего не в порядке, – наставительным тоном ответила медсестра. – Пока врач не разрешит вам двигаться, будете лежать.

Я вздохнул. Желания спорить с женщиной не появилось. Да и сил, честно говоря, на это не было. Все силы, которыми я располагал после пробуждения, ушли на подъем корпуса, а большая их часть – на подавление панического ужаса, вознамерившегося завладеть моим существом. Ведь то обстоятельство, благодаря которому я оказался на больничной койке, не может не вызвать дикого первобытного страха, пробирающего до мозга костей ужаса. Однако я все же спросил ломающимся голосом:

– От кого цветы?

Медсестра, деловито проверяющая что-то на регистрирующей и анализирующей аппаратуре, бросила взгляд на вазу, затем на меня.

– Это ваш друг принес, Николай. Он каждый день заходит. – Она улыбнулась. – Друг ваш и сейчас здесь.

– Серьезно? Я бы хотел его увидеть.

– Вы слишком слабы, Виталий. Вам нужно поспать, набраться сил, а там уж и посетители...

– И все-таки я бы попросил вас пригласить его, – перебил я заботливое ухаживание женщины.

– Вот когда лечащий врач разрешит посетителям навещать вас...

– Так позовите врача, – уже окрепшим голосом сказал я. Смутная, призрачная, едва ощутимая волна раздражения разлилась от живота.

– Сейчас почти три часа ночи, Виталя, – с улыбкой ответила медсестра, и я только теперь заметил, что улица за наполовину занавешенным окном в самом деле темна. – Врач спит дома. Возможно, завтра...

Договорить она не успела, потому что в дверь просунулась белобрысая голова Николая. Медсестра обернулась, уперла руки в бока и пару секунд с укоризной смотрела на визитера, а потом махнула:

– Ай, ладно. Только сильно не утомляйтесь! – Это она сказала мне. Затем уже Николаю добавила: – А вы его не утомляйте!

Николай хмыкнул и кивнул. Когда женщина вышла, прикрыв за собой дверь, он подошел к кровати и участливо спросил:

– Как ты?

– Как будто по мне асфальтовый каток проехался, – трагично скривился я. – Туда и обратно.

Николай присел на краешек кровати. Приятель мой был крупным человеком. Не толстым, а просто крупным. Скрипнув, сетчатая основа моей койки заметно прогнулась.

– Не хочешь рассказать, что произошло?

– А по-твоему, что произошло? – уклонился я от ответа. Желание делиться с кем бы то ни было своим предположением не появилось, но вот некая потребность в такой исповеди ощущалась ясно. Да, именно, потребность в исповеди...

Черт, все-таки сложно удержать в себе то знание, которым я сейчас обладаю. Практически невозможно, бес меня побери...

– Ты хочешь услышать мою версию? – вскинул бровь Николай. – Честно говоря, первый раз в жизни у меня нет ни одной рабочей версии, ни одного более или менее разумного объяснения. Поэтому мне очень хочется услышать от тебя, что же произошло.

Я отвел глаза:

– Вряд ли тебя удовлетворит мой ответ, Колян.

– И все же попытайся, – посоветовал друг. – Ты пришел в себя, а это означает, что завтра тебя навестит следователь. К сожалению, я твое дело по объективным причинам вести не могу, но так как мы с тобою давние друзья, хочу во всем разобраться.

Я вновь посмотрел в глаза Николая. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые, как я знал, больше всего нравятся женщинам: высокий мускулистый блондин с голубыми глазами и пухлыми, как у ребенка, губами. Работал Николай следователем по убийствам при городской прокуратуре, что добавляло изрядную ноту романтизма в общую картину окружающего его шарма.

Короче, девки тащились по Коляну как ненормальные. Не удивлюсь, что и медсестра попала под действие его харизматической личности, раз оказалась такой сговорчивой.

– Ты получил серьезные травмы, мощный психологический и болевой шок. Я понимаю, что сейчас ты можешь ничего не помнить...

Я заметил синюю папку, что Николай держал в руках, едва он зашел. Спросил:

– Материалы касаемо меня?

– А? – Он опустил взгляд на папку. – Ах, да. Здесь кое-какие фотографии и копии медицинских отчетов.

– Дай взглянуть, – попросил я.

– Ты уверен?

– Уверен.

Синяя папка перекочевала в мои руки. Я не без усилий принял удобную позу и выудил из папки тонкую стопку цветных фотографий. От первой же из них я бессознательно вздрогнул и открыл рот. Не очень приятно оказалось смотреть на самого себя, распластавшегося на бетонном полу в луже крови, сочащейся из многочисленных рваных ран.

– В таком виде тебя обнаружил один из жильцов, – прокомментировал приятель, – он живет двумя этажами выше. Где-то в половине седьмого утра он отправился на работу. Говорит, что предпочитает лифту лестницу. Именно он нашел тебя и сразу же позвонил в «скорую», а потом в милицию. Кстати говоря, он работает фотографом на одну из городских газет, и никогда не расстается со своим фотоаппаратом. Поэтому у нас есть эти снимки.

Я попробовал мысленно представить себе того фотографа. Получился этакий высокий, худощавый мужчина с густой черной бородой длиной в пару сантиметров и с бакенбардами. На шее на красно-черном ремне болтается добротный фотоаппарат, который при ходьбе легонько шлепается о выпирающее пивное брюшко. Вполне возможно (даже более чем вероятно), я представил фотографа совсем не так, каким он выглядит в действительности. Он может не носить бороду и баки, вовсе быть не брюнетом, но животик, я уверен, отрастил. Иначе как объяснить его предпочтение пользоваться лестницей вместо лифта, тем более что, получается, он живет на одиннадцатом этаже. Такие люди хотят внести в свою жизнь хоть капельку спорта, но бегать по утрам и три раза в неделю ходить в спортзал им лень. Вот и отделываются сами от себя коротенькой утренней разминкой, да ходят там, где гораздо удобнее воспользоваться техникой. Полагают, что такой «спорт» может принести пользу.

Я взглянул на следующий снимок. Рваная рана ноги крупным планом, видна кость.

– Тебя изорвали в буквальном смысле. Живого места не было. Благодари Господа Бога и медиков за то, что до сих пор дышишь. Я таких травм не видел с тех пор, как служил в Чечне. Да и то парень, подорвавшийся на мине, выглядел не в пример живее...

Новый снимок. Широкие кровавые разводы на полу. Скорее всего, от спазматических движений руками.

– Такое впечатление, будто на тебя напала стая собак. Это были собаки?

– Нет, это были не собаки. На меня напало лишь одно существо, но точно не собака.

– Врачи за то время, что ты провалялся в коме, успели провести анализ укусов и других ранений. У меня есть копия отчета, в котором сказано, что они не смогли установить, какие именно животные на тебя напали. Нет сомнений в том, что ты подвергся нападению крупных хищников, но укусы не похожи ни на собачьи, ни на кошачьи. Это были не волки, не тигры, не кабаны и не медведи. И даже не акула, а ведь ходило такое предположение.

– Какое сегодня число? – спросил я, когда Николай сделал паузу.

– Двенадцатое ноября, – ответил тот, пристально глядя на меня.

– Выходит, я пролежал в койке целую неделю.

– Ты мог бы проваляться бесполезным мешком с костями гораздо дольше, кабы не милость Небес. Не томи, скажи уже, что именно тебя так покалечило.

– Вряд ли тебя удовлетворит мой ответ, – повторил я, сделав попытку улыбнуться. Получилось не очень хорошо.

– Послушай, Виталя, – медленно и холодно произнес Николай, – в квартире, из которой ты выполз, нашли труп мужчины. Мертвый голый мужик лежал посреди коридора кверху жопой. Видимых телесных повреждений на нем не нашли, но впоследствии обнаружилось, что причиной смерти явилось какое-то ядовитое соединение мышьяка. (В гостиной, ко всему прочему, нашлись изорванные остатки одежды.) Тебя никто ни в чем не обвиняет, но я не хочу, чтобы дело внезапно приняло неожиданный поворот.

Я взглянул на очередную фотографию и увидел то, о чем, точнее, о ком говорит приятель. На снимке голый и явно мертвый мужчина в неестественной позе согнулся на линолеуме. И в самом деле – кверху жопой.

– Начни с того, как ты оказался в этой квартире, – предложил Николай.

– Чисто случайно. Решил съездить в центр, прогуляться по набережной. Зашел в кабак, а там ко мне подсел этот... Ну, разговорились, пива нажрались дико. Когда бар закрывался, он просто-напросто спал, и мне как-то неудобно было оставлять его на улице. Вот и решил сопроводить бедолагу до дома. Нашел у него паспорт, узнал прописку, поймал тачку. Когда я затащил его в квартиру, то направился на кухню, чтобы воды попить, но тут же услышал странные звуки. Вернулся, а он стоит на четвереньках и хрипит. Я-то думал, что ему от пива плохо стало, подошел, спросил, как самочувствие. Потом...

– Что потом? – прищурился Николай.

– Потом он на меня напал.

– Кто? – не догадался друг.

– Мужик этот, – спокойно пояснил я.

– Какой мужик? – еще больше удивился Николай.

– Этот самый. – Я щелкнул средним пальцем по фотографии.

– Ты ведь не хочешь сказать, что это он стал причиной всех твоих травм?

– Именно это я и хочу сказать, – вздохнув, согласно кивнул я головой.

– Бред, – констатировал Николай. – Ни один из укусов не принадлежит человеку. К тому же есть раны от когтей. Когтей животного...

– Я говорил, что ты будешь не в восторге от моего объяснения, – опять вздохнул я, исполненный печали.

– Но это не объяснение, а чистой воды бред! Как человек, пусть ополоумевший, находящийся в состоянии аффекта, может нанести такие раны?

– На меня напал не человек.

– Но ты же сказал...

– Послушай! – перебил я раздраженно. – Когда я к нему нагнулся спросить о самочувствии, он был человеком. Но через секунду, спустя какое-то мгновение превратился в косматое чудовище!

Николай открыл рот и с тоской во взгляде посмотрел мне в глаза. Затем, быстро переменившись в лице, покачал головой и небрежно сказал:

– Бред. Пожалуй, зря я к тебе сегодня зашел. Ты далеко не в норме, приятель.

– Я не псих и не в бреду, – еще больше раздражаясь от неверия друга, ответил я. – Я отчетливо помню, что произошло в тот момент.

– Ты же не понимаешь, что несешь! – воскликнул Николай. – Ты утверждаешь, что подвергся нападению... оборотня!

Я не стал отвечать словами, просто кивнул.

– Бред, – в очередной раз бросил приятель.

– В том-то и дело, что это не бред, а чистая правда. И пока ты в конец не поверил, что я псих, послушай следующее. В ночь с пятого на шестое было полнолуние; характер разрыва ткани одежды, которую ты наверняка видел, может навести на мысль, что ее обладатель внезапно увеличился в объеме; предполагаемый хищник или хищники, которые меня якобы искусали, никем не обнаружены, разве не так?

– Причем здесь луна? – поморщился Николай, игнорируя мой вопрос. Его лицо, и так от природы светлое, приобрело цвет молока.

– Оборотни превращаются в кошмарных тварей именно в полнолуние. – Я ответил поспешно. – Но самый главный аргумент в мою пользу – это мое теперешнее состояние. Получив столь многочисленные и столь серьезные раны, я через неделю выгляжу как новенький! – В подтверждение своих слов я откинул одеяло, демонстрируя другу рубцы от затянувшихся ран. Одновременно с этим я поместил фотографию своих изуродованных ног прямо перед его носом. – Да после всего этого я вообще жить не должен!