Текст книги "Сказ о Дайири Наследнице (СИ)"

Автор книги: Кирилл Александрович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Мидра смотрел на небо. Еще сумерки и рано разводить огонь. Ночи становились теплее и уютнее. Именно в такие ночи разум предает неге то, что называют воспоминаниями. Время превращает память в отрезок пространства, наполненный мирами, в которых всё становится разным, всё и все, даже тот, кому принадлежат эти созданные миры. И эти миры живут той жизнью, которой их наполняют оставленные в них эмоции. И цвет этих эмоций отделяет один мир от другого. Кому как не ему, живущему вне времени старику, этого не знать. Стоит лишь закрыть глаза – и вот она гладь речной воды, несущая его лодью, наполненную верными ему воинами, и воинский азарт, рождаемый где-то в груди, как яростный крик, когда видишь лихого и бесстрашного противника перед собой. Сделай два шага и видишь ночь за пологом землянки и легкое шуршание шкур за спиной. И так это странно, что все и сладкая истома и вкус своей и чужой крови в ноздрях при сражении, становится одинаково отрывистым и из всего пройденного остается лишь ощущения пережитого. Опыт увиденного, отрывками наполнявший прошедшее время.

Вот бледное свечение ночи за пологом входа. И шуршание шкур. И как он, тогда уже Мидра, молодой пилигрим, повернулся на этот шорох – как чувствует себя она, та, что спала на кровати? И как он, сидя рядом с ней, опустил свою ладонь на ее щеку, погладив большим пальцем ей по брови. И она, высунув руку из под шкур, положила на его грудь свою ладонь. И её, еще не успевший окрепнуть голос, спросил в тишине: "Выха, ты здесь? Мне холодно и жарко…все сразу". И его слегка срывающийся голос ответил: "Я здесь, Мичана.". И он, опустившись на локоть, припадает губами к ее лбу, ее рука обвивает его шею, жар поцелуя сливает пространство вокруг них в единый пожар. Отрывки памяти всплывая показывают их нагие тела, слитые воедино, светящиеся от жара и страсти ярче огня очага, и ее прогнувшаяся спина перед ним. Его рука, скользящая по покрытой испариной упругой спине к ее шее…

Шорох у подножия холмов стряхнул пелену с глаз Мидры и пристальный, испытующий взгляд наполнился холодными зелеными искрами. Мидра знал, что к нему идет Арид.

6

Разложенный шатер, по ту сторону северной границы Империи Объедененных Земель, мог вместить войско. Но при этом он не казался пустым, принимая под свой полог двух правителей со своей свитой.

– Император, ответь, зачем ты поставил свою армию к моим южным границам?

– Как мне обращаться к тебе, Багир? Какой титул ты носишь, после безвременной кончины царя Аливира Златорукого? Прими мои соболезнования, кстати, связанные с этой печальной утратой.

Воймаз держался раскованно, стоя напротив постамента со скамьей, на которой восседал приемный сын царя Аливира Златорукого Багир Йорн Мёдри Зоркий.

– Наместник трона Бейтан Тьёра, наследник Виевара земли, горы Агли, – спокойный и одновременно жесткий голос Багира заставлял всех, затаив дыхание, слушать, когда он говорил. Всех кроме выскочки, который стоял перед ним. Воимаз огляделся, заметив небольшую лавку с пристроенной к ней мягкой спинкой, подтащил проворно на середину зала, так, что даже обе расторопные свиты пальцем пошевелить не успели. Развалился на ней вольготно, положив меч к себе на колени.

– Да, куда уж мне до вашего сорокосложного титула. Хотя, постой! Лучший воин сражения в Ладре, Император Объедененных, причем им же и оъедененных земель, Держатель длани златоокой Ачадслы и её же любовник. Так что, думаю, можно разговаривать на равных. Видишь ли, на МОЕЙ земле, а точнее её северной границе есть рудник. Все кто копают, копают вглубь. Ну, бишь в твою сторону, Багир меткий…

– … Йорн Мёдри, повелитель, – шепнул кто-то из свиты, позади Воймаза.

– … А? Ну да, Багир Мёдри. О чем это я? Ну так вот, рудокопы продолжат приносить мне золото из недр граничных гор. И войско моё, – Воймаз сделал жест указательным пальцем в сторону входа в шатер, – стоит здесь, чтоб тебе не вздумалось трогать моих рабов.

– Не высоко же ты ценишь своих рабов. Пусть копают.

Легкий ропот по сторонам обеих рук Багир раздался от его приближенных войнов. Багир слегка приподнял руку и ропот стих:

– Пусть копают. Эти горы называют Джеиль Дьёдем. Твои рабы больше мора вынесут из этих гор, чем золота. Но если хоть один прокаженный житель появится на моей земле, я выжгу всю твою землю от гор до Идолима, с рабами и женщинами!

– Ты забыл упомянуть детей и стариков. Будем считать, что мы условились.

Воймаз встал, и вся дюжинная свита засеменила вслед своему, выходящему из-под полога, правителю.

Вечер на границе двух империй озарил поляны и взгорки, покрытые степным кустарником светом костров двух войск: Северного и Имперского.

Воймаз покинул свое войско и со свитой верных рёвенов и войнов Стражей покоя Императора отправился в Идолим.

Шатер Багира был пуст. Лишь несколько коптящих напольных факелов освещали пространство под пологом. Освещали, отбрасывая тень, от ходящей из угла в угол, фигуры наместника трона Бейтан Тьёра. Спокойная, размеренная поступь, сложенные за спиной в замок ладони, холодный взгляд перед собой, глаз, сверкающих серым ледяным огнем, из под слегка приопущенных век. Наместник ждал.

У полога раздался звук переговаривающихся. Чей-то усталый, сиплый голос просил разрешения встречи с Багиром у стражей шатра.

Повернув голову на голос, остановившийся Багир, громко и отчетливо произнес:

– Впустить! И принести умыться, еды и питья.

Черный от пыли дороги, с серыми разводами пота на лице перед наместником стоял, пошатываясь, гонец.

Пелена усталости на глазах и сбивающееся хриплое дыхание никак не давали начать ему доклад.

Вошедшие войны принесли кадку с водой, миску тушеной, дымяшейся от свежести, только приготовленной телятины и запотевший кувшин с холодной родниковой водой.

Гонец припал губами к кувшину и Багир, стоя напротив, обернув лишь голову в его сторону, молча и терпеливо ждал, когда гонец придет в себя.

– Наместник, изгои империи морей во главе с Къёк Усулом подняли бунт на острове Оса Кьёсари. Они убили рёвенов Империи объеденненых земель и, захватив флот, выдвинулись по морю на юго-запад.

– Где сейчас Итар?

– Итар ранен во время восстания. Он просил сообщить, что Алида не найдена.

– …Видимо, реликвия тоже утеряна…, – под нос себе проговорил Багир, – Умойся и поешь.

Багир прошел ко входу в шатер и, выглянув из под полога, обратился к стражу:

– Разбуди и позови ко мне Тира.

Вернувшись в шатер, Багир уселся на скамью на возвышении и задумчиво уставился на огонь факела.

7

Дротта вошел в покои в южном крыле дворца Императора Воймаза. Услужливый, сгорбленный старикан, с лысой головой и льстивым взглядом, с приторной улыбкой на лице следовал перед ним, постоянно держа руку перед собой, указывая гостю на приемный покой, приготовленный для особых докладов. Позади Дротты шла стража покоев – попробуй невежливо обойтись с прислугой правителя. И между ними шла Оли. Шла, ведомая за цепь на шее, конец которой сжимал в своем кулаке её отчим, ее рот был завязан кляпом, и цепь, свешенным за спиной девчонки концом, смыкала запястья.

Покои особых докладов представляли собой длинную комнату с высокими сводчатыми потолками. Когда-то это было началом коридора в каземат, но по повелению правителя был быстро переделан в приемные покои, сохранив при этом сообщение с тюрьмой. Дротту усадили в узкое кресло с высокими подлокотниками, в котором его массивное тело едва помещалось. Оли один из стражей тяжелой рукой усадил прямо на холодный каменный пол на колени. Услужливый горбун проблеял:

– Всепокорнейше прошу ожидать приема. Если вашей, рёвен, величие понадобится, стоит лишь похлопать в ладони два раза. Всепокорнейше. Ожидайте, рёвен.

И исчез за дверью. Дротта от неудобства сидения и от нетерпения начал покрываться испариной.

Прямо посередине покоя было возвышение, состоящее из трех ступеней, на верхней из которых, стоял массивный огромный стол, с придвинутым к нему таким же массивным стулом. Справа и слева от возвышения были двери. Левая дверь отворилась и в покои вошел человек одетый в длинный халат на, видимо, почти голое тело.

– Приветствую тебя, Равдан, держатель секиры Ачадслы, приказчик покоев Императора, – встал ему на встречу Дротта.

– Что за дело, рёвен, не терпящее отлагательств? – видно было, что Равдан не особо рад встрече.

– Есть новости с севера? Будет ли война с Виевара землями? Давно поживы не было. – не спешил переходить к сути визита Дротта.

– Если новости, что ты принес, будут стоить хоть что-то, пожива придет раньше, чем ты уедешь воевать.

Голос Равдана стал жестким. Он приблизился к Дротте и, встав в двух шагах от него, принялся сверлить его взглядом.

– Такой разговор лучше. У меня есть мнение, что в стенах Идолима находится шпион с Косматых хребтов.

Равдан еле заметно покачнулся, побелевшие скулы выдали закипающую в нем ярость: как посмел этот, пахнущий навозом червь обойти его в осведомленности того, что творится в стенах его города. Его города.

– За твое мнение я заплачу вомьзхем. Мне нужны доказательства, Дротта.

– Моя падчерица нашла человека на окраине рудника. Это был житель северо-востока. Мои примакарахи обыскали все до стен города, но не нашли чужака.

Равдан спокойно обернувшись, пошел к столу, сцепив за спиной пальцы.

– Северо-восток… еще один твой намек на войну с Виевара землями за посягательство на престол Императора?

– Нет, Равдан. Видимо ты плохо разбираешься в происходящем. Тебе самому осточертел этот выскочка. Это ты основал новую веру воинов в златоокую деву. Это твоими стараниями войско разорило храм с теми, никому не нужными жрецами. Этот шпион выгоден лишь одному тебе. А я не хочу терять своей выгоды.

Равдан злобно ухмыльнулся. Открыв один ящик стола, извлек кошель. Дротта подошел к столу, тогда приказчик извлек из второго ящика кинжал.

– Твоя падчерица побудет здесь. Мне нужно чтобы она узнала этого шпиона.

С этими словами Равдан постучал кулаком по столу. В покои вошли стражи и подняли Оли на ноги.

Дротта взял кошелек и покачал его в руке.

– Ты забываешься, приказчик!

Равдан побагровел от злости.

– Ты же знаешь, сколько стоит хорошая рабыня. Здесь, – он слегка приподнял кошель на раскрытой ладони, – здесь не хватает, Равдан.

Краска медленно спадала с лица приказчика. Он расхохотался и бросил на ладонь Дротте второй такой же кошель.

Стражи потащили Оли за постамент со столом и протолкнули в дверь в конце покоя. Оли спускалась по длинной, изогнутой лестнице смирившись со случившемся. Даже если вырваться, то бежать в этом каменном мешке некуда.

В конце лестницы стражники отпрели глухую тяжелую дверь в каземат и, протащив в самый дальний угол мимо всех клетей, запихнули за решетчатую дверь.

– Прижмись спиной к прутьям, крысёныш. Руки освобожу, – сказал грубо один из стражей.

Оли повернулась спиной. Стражник снял цепи с запястий, оставив обрубок ошейника. И жестко, с силой оттолкнул девчонку от решеток так, что та еле успела выставить руки, чтоб не ударится о стену.

Оли без сил повернулась и, сползши спиной по стене, стянула еле слушающимися руками повязку с лица. Хотелось кричать от отчаянья, и глухая боль застревала в горле. Слезы падали на новое платье-отчим велел переодеться. Она надела новое.

В темноте каземата раздался шорох. Сердце Оли подскочило к горлу от страха. Она перестала всхлипывать, пытаясь разглядеть что-либо во мраке. Встреча со зверем в отчимовом амбаре до сих пор стояла перед глазами.

– Кто ты?

Голос, раздавшийся из темноты, был спокоен и даже ласков. Глаза Оли привыкли к темноте, и перед ее взором показался силуэт человека одетого в грязные лохмотья и с повязкой на глазах, на которой проступали бурые пятна.

– Пленница. За что тебя так?

Человек слегка приподнялся, и в свет попало его лицо. Это был старец.

– Клянусь Всеведущей Одарой, я знаю твой голос. Как зовут тебя?

Оли голос старца показался тоже знакомым. Она на коленях подползла ближе к старцу.

– Оли меня зовут. Приемная дочь рёвена…

– Оли?… Оли, дочь Сваны?…ты, наверное, не узнаешь меня. Я, наверное, и сам бы себя не узнал.

Оли подбросило на месте, она подскочила к старцу, прижав его израненную, слепую голову к своей груди.

– Отец Вохан.!

Слезы хлынули из глаз Оли, промокая свалявшиеся волосы старого её знакомца. И Оли не хотела думать горечи слезы это или слезы счастья. Старец обнял ее и стал успокаивать, поглаживая по руке.

– Ну что ты? Что ты? Не конец еще это? Успокойся.

Подземелье освещалось лишь факелами. Оли смотрела на темный коридор каземата и слушала мерное дыхание своего сокамерника. В соседних клетях, за каменными стенами, такие же, как и она, молодые и лишенные надежды увидеть вновь небо, юноши и девушки сидели, молча, и слушали ритм где-то капающей воды.

– Ты спишь, отец Вохан?

– Нет, дитя. Рано же еще, с чего бы спать?

– Как ты узнал, что рано? Не видно же ни неба, ни спутников.

– Спутников… хочешь, я расскажу тебе, как устроено небо над твоей головой? – голова старца слепой повязкой повернулась в сторону Оли.

Оли закрыла глаза и откинулась спиной к стене, запрокинула голову назад, приподняв подбородок к потолку клети.

– Расскажи.

Старец еле заметно улыбнулся.

– Этот мир устроен, как и многие другие. Наша земля похожа на большую луковицу. Она крутится в Великой Пустоте. То, что кто-то когда-то нарек спутниками не все спутники на самом деле. Первым над горизонтом показывает свои бока светило, спутником нас не является – наша земля это спутник. В одних мирах их называют солнцами, в других звездами. В нашем мире это Абэ Сольве– первое рожденное тело. Оно огромное и горячее. Оно греет и светит нам, как мать освещает заботой свое дитя. Поэтому в этом мире принято заботится о детях вперед. То, что появляется на небосводе следом – Вабе Тьёфе. Это обман. Там, где ты что видишь, не обязательно что-то есть. Поэтому всегда будь внимательна, и обман существует средь нас. И третим на небосводе появляется Трибэ Хаале. Ты уже не видишь то, с чего начался день, но свет еще остается. Поэтому ты никогда не должна сдаваться. Потому, что после всего на небе властвуют кольца погибшей луны – Драахринэ, обители Великого Змея, защитника людей от Тьмы. Когда-то он ушел, окончив битву. И мы уйдем, и по его завещанию оставим после себя след.

Вохан умолк. Он слушал мерное дыхание Оли, сморенной усталостью и успокоенной рассказом старца.

Вохан знал эту клеть, помнил – он не попал сюда ослепленным пытками. Аккуратно подняв, он перенес Оли в самый темный угол, там, где была сухая земля и остатки настила из сухой травы. Мрак проглотил спящую девушку. Поглотил, чтобы скрыть и не тревожить мирного сна.

Какое– то время спустя скрипнула входная дверь каземата и по глиняному полу раздались шаги.

8

В свете факелов коридора каземата шагал Император Воймаз, в сопровождении двух стражей. Уверенной походкой он подошел к клети, в которую заточили старца. Воймаз, подойдя, оперся одной рукой на прутья решетки.

– Что ж, старик, я вижу, что пытки не развязывают твой язык.

С этими словами он убрал руку с решетки, поглядел на ладонь, слегка сморщившись от пренебрежения, оттер руку об отворот рубашки одного из стражей.

– Он вообще ничего не поведал? – обратился он ко второму стражу.

– Он назвал свое имя, Император. Вохан.

– Вот как?! Это уже начало разговора. Оба, пошли вон за дверь и никого сюда не пускать! – велел Воймаз.

Когда стражи закрыли тяжелую дверь, Император снова обратился к старцу:

– Старик…. о, наверное, нет! Прошу простить мою неучтивость! Вохан, великий старец, соизвольте поведать мне тайну Джеиль Дьёдем. Иначе я буду вынужден калечить эти милые создания в соседних клетях. Признаюсь, мне будет очень жаль так поступать – редкостный товар, холеный, в моем личном бардаке за них бы платили золотом за каждую ночь, проведенную в такой компании, но….

Старец, молча, поднялся от стены и плавной походкой направился к решетке клети. Он слышал, как этот правитель обходит каземат.

– …но, видимо по-другому я не узнаю то, что хочу, – закончил Воймаз, стоя у клети, перебирая в руке прядь волос одной из пленниц. Камера, где её держали, была тесная, человек в ней мог только сидеть.

– О какой тайне ты меня спрашиваешь? – спросил Вохан.

– Молчи! – закричал один из юношей в клети, – молчи, Отец Вохан! Пусть лучше убьют нас всех! Никому нельзя знать эти тайны! – юнец вскочил на ноги, схватившись кулаками за прутья клети и прижав лицо, искаженное отчаяньем, к ним, молил своего наставника.

Воймаз, слегка прищурив веки, смотрел на юнца, с гладким, мальчишечьим лицом. Со скоростью змеи взметнулась рука Императора и, проскользнув между прутьев, схватила парня за волосы на затылке, прижав лицом к прутьям с такой силой, что парень застонал от боли и стыда-руки были скованы и не вытянуть, не задушить ненавистного.

– Какой ты смелый. И еще мил в придачу. Я знаю одного рёвена, которому ты понравишься. Скажи, тебе нравится потеющие, толстые рёвены?

Парень лишь скрежетал зубами от злости, прутья давили на лицо и не разомкнуть глаза, не посмотреть, не прицелится для плевка унижения в лицо Императора.

Больше книг на сайте – Knigoed.net

– Молчи. Из тебя плохой советник, – продолжал Император, обращаясь к юнцу, – еще одно слово и ты познакомишься с постелью и голыми телесами этого рёвена… тайна гор Джеиль Дьёдем.

Он отшвырнул юношу одной рукой в угол, отошел от клети и вновь обратился к Вохану.

– Расскажи мне, старик, что скрывают рудники этих гор?

Вохан стоял спиной к решетке и, выставив ладонь перед собой, так чтоб было не заметно со стороны, пытался предупредить Оли о том, чтобы та не шевелилась и не выдавала своего присутствия.

Оли понимала, что Вохан знает, что делает: не ей учить эту седую голову.

– Ты узнаешь тайны недр гор Джеиль Дьёдем, император, – после недолгого молчания упавшим голосом поведал ему старец о своем решении.

Он повернулся и осторожно ступая, подошел к решетке.

– Но учти, – голос Вохана стал тверд, – если хоть один волос упадет с голов моих учеников, я не открою тебе главный секрет.

– Не упадет. Говори.

– Рудник горы – это путь недра земли. Это тюрьма, закрывающая в себе перворожденных. Страх и Зависть хранят двери в залу, где живет Великая Тьма. И в Великой пустоте недр ходят асины – воины битвы далеких лет. Тот, кто осмелится подойти к дверям Зала Тьмы, будет прокажен. Его глаза перестанут видеть свет, его тело будет ненасытным и он никогда не сможет согреться у огня, постоянно ощущать ледяной холод внутри. Но тот, кто сможет зайти через двери предстанет перед Тьмой и сможет разговаривать с ней на равных.

– И какой же секрет? Каким является главный секрет? – Воймаз, дрожа от возбуждения, медленно подходил к решетке. И вот уже его пальцы сомкнулись на прутьях.

– Помни договор, правитель?

– Помню, помню, продолжай!

– Тьма уже вечность ищет предводителя своей армии асинов. Того, кто не убоится её.

– Это хороший секрет. Это тот секрет которы мне и нужен… – бубнил себе под нос Император Воймаз, обернувшись и отходя от клети, – Знаешь, старик, сколько можно сделать с таким секретом? – император обернулся к Вохану. Его глаза блестели безумными огоньками.

– Что ты намерен с этим делать? – спокойно спросил Вохан

– Я расскажу тебе, старик. Расскажу.

– Я расскажу тебе, старик, с самого начала. Эту историю передавали из уст в уста в моем роду. Я, Воймаз, сын предков дома Лиса. Я единственный из всех своих глупых родителей поверил преданию рода о том, как Тьма сразилась с Драконом и отомстила за моего пращура. Мы, предки дома Лиса, мы и только мы – наследники способные управлять Тьмой! Ты знаешь, что можно сделать, имея таких союзников как она? Я и только я, повел армии свои на восток. Из тысяч выжили крупицы при битве в Ладре. Тогда я понял, что только алчные способны победить всех. Алчность моих приближенных сделала их лучшими в битвах, потому как закрывала глаза их. Ты видел их глаза в битве, старик? Нет, они не боятся смерти. Они жаждут наживы! Я! Я дал им алчность! Но они обрюзгли, они жалки сейчас. Они опустились до жалости к своим рабам. Один из рёвенов, по слухам, взял одну из жриц в вашем храме себе в сожители, и даже родила ему та дочь! – Воймаз расхохотался.

Во мраке угла Оли сжала кулаки, вспомнив мать, забитую до смерти в порыве истеричной жестокости и ревности ненавистного отчима.

– Представляешь, старик? – еле отдышавшись, продолжал Воймаз. – Представь, какими мы станем непобедимыми? С нами будет Тьма. И она обратит всех в наших рабов!

Воймаз сжимал прутья клети, его дыхание было прерывистым и рот искажен зверской ухмылкой.

За дверью в каземат раздались голоса.

– Не велено пускать!

– Срочное донесение из Стойлима! Для Императора лично! Либо пустите, либо вызовите его сюда. Дело безопасности трона и границ Империи!

Воймаз отдышался, опрокинув лоб на прутья решетки, сказал:

– Видите, почтенный Вохан, они ничего без меня не смогут.

Он отошел от прутьев, встал посередине коридора и приказал:

– Впустить гонца!

Двери каземата отворились, и в помещение вбежал запыхавшийся, раскрасневшийся гонец. Упав на одно колено и положив ладони перед ногами Императора на пол, доложил, еле переводя дыхание:

– Повелитель! Флот острова Оса Кьёсари прошел за южной окраиной осторова Примаили. Во главе идет лодья, на носу которой… Кьёк Усул, Повелитель.

Воймаз не выдал ни одной эмоции, ни вздохом, ни движением. Лишь глаза стали похожими на два кругляша вомьзхема: жесткими, безликими, со стальным отбликом.

– Собрать всех рёвенов Идолима. Снарядить мои колесницы в Стойлим.

Гонец попятился на согнутых ногах к выходу из подземелья, а Император обернулся к камере Вохана.

– Видишь, старик, как важно иметь нужное оружие. Самое нужное оружие – это Страх.

– И как же ты намерен открыть зал?

– Как и все в своей истории – мечом. Мой меч ковал Алиса коваль дома Лиса Одноногого. Мой предок. Меч откроет мне двери везде.

Он, не отвернувшись, попятился к выходу.

– Но для начала, я своим мечом вспорю брюхо рабу, решившему поднять бунт в моих владениях.

Тяжелым стуком грохнула дверь каземата за удалившимся Императором.

– Что же ты наделал, Отец Вохан, – с горечью сказал тот самый юноша, спорщик.

– Лех? Воймаз верит, что меч Алиса это меч, который откроет врата Зала Тьмы. Пусть верит в это и впредь. Но для начала, пусть уйдет живым из битвы с бунтарями.

Совет рёвенов был не долгим: из всех наместников, держателей телес Ачадслы в Идолиме оставались лишь двое. Равдан и Дротта. Дротте было поручено следить за порядком в поселке ремесленников под стенами Идолима – Рёдма.

Тем же вечером вереницы обозов запряженных турами, нагруженных оружием и окованными бочатами с горючей бурдой, той, что прославила флот Императора при Ладре, городе бывшей столице островной Империи, и легкие повозки-упряжи четверки карахов, уже покинули холмы рудников при Идолиме и пыльной полосой исчезали за горизонтом. Осиротевший Идолим погружался в сумерки. В бардаках было пустынно, по кривым проулкам уже не томились полуголые девицы – некого стало поить и ублажать. Только все те же люди в длинных халатах и с корыстным взглядом семенили по улицам изредка.

Одну такую личность и привлек высокий широкоплечий старец с посохом в руке.

Личность звали Мадм. Мадм-соглядатай, правый глаз и верные уши приказчика Равдана. Старец шел неспешной походкой по центральным улицам Идолима. Шел, не оглядываясь назад. Слишком уверенно это было в глазах Мадма. И ему, Мадму стоило проследить за этим чужеземцем. Что ему надо в городе Мадма? Почему он так уверен, что не коснется его праведный суд Ачадслы, вещающей устами Приказчика идолимского Равдана.

Старец шел по центральной улице, почти неосвещенного города. Посреди этой улицы возвышалось изваяние голой девы Ачадслы с секирой в правой руке и тремя головами врагов её в другой, на поясе, единственном одеянии девы, висели ножны с кинжалом. Старец остановился перед изваянием, задрав голову вверх. Мадм пристально следил за ним из-за угла.

Старец огляделся воровато влево и вправо. Затем, приподнял край балахона, торчавшего из под длинной кожаной куртки и принялся испражняться на изваяние. Мадм со скрежетом ногтей о блоки дома, за углом которого было его укрытие, сжал кулак.

– Как смеешь ты, грязный, осквернять нашу деву? – шипел еле слышно за углом Мадм, – … я лично заставлю тебя вылизать тобой свершенное… а потом, моя златоокая позволит вымыть ей ноги.

Глаза Мадма наполнились сладостной пеленой. Но лишь на мгновенье. Прояснившийся взор увидел как старец, закончив, направился в проулок, примыкающий к центральной дороге. Мадм шмыгнул за ним, крадучись продолжая преследовать осквернителя.

– Я лично тебя поймаю! – шипел соглядатай, – и лично заставлю…

– Заставишь, если останешься жив.

С хрипотцой голос раздался из тьмы закоулка, Мадм почувствовал острие кинжала затылком. От страха его ноги затряслись, и перехватило дыхание.

– Рассказывай, где находится личная тюрьма приказчика Равдана?

– Я…я… я не зна… не знаю, – заикаясь просипел соглядатай.

– Врешь. Ты был там не раз. Отвечай.

Острие кольнуло сильней.

Помещение тюрьмы находилось под одним из бардаков. Личная тюрьма Равдана, под личным бардаком Равдана. Вход находился в амбаре, через который, на трясущихся ногах, запинаясь о бочки с брагой и перекисью, Мадм вел своего неумолимого новоиспеченного стража и теперь еще и личного врага его, Мадма веры. За бочками находилась дверь, с небольшим окошком на уровне глаз.

– Стучи. И не вздумай сделать глупость.

Мадм попытался повернуть голову, чтоб посмотреть, но острие больно кольнуло, отвращая от этой затеи. Мадм постучал. За дверью послышалась тяжела поступь стражника. Окно было стражнику по грудь и было заметно, как он наклонился, чтоб разглядеть пришедшего.

– Я, это я. Этот…. как тебя там?… открывай! Тут личное… для приказчика личное! Ну, это… донесение тут! – пот градом тёк с лысой головы соглядатая.

За дверью грохнула щеколда засова. И прежде чем пустить Мадма, страж протиснулся в проем, глядя сверху вниз на не прошеного гостя.

– Равдана нет. Утром… уууй!…

Прежде чем он успел договорить, старец ударил его по не прикрытым пальцам ноги, концом посоха и резко взметнув свое орудие вверх, обрушил наконечник посоха на пах стража. Верзилу сложило пополам. Старец не раздумывая, тем же набалдашником громыхнул по затылку стража и, следом, на голову Мадма, решившего сбежать. Помедлив мгновение и оглядев поверженных. Старец шагнул за порог каземата. Орлиный нос и холодный взгляд зеленых глаз мелькнул в свете факела. Мидра.

Мидра-Старец прокрадывался вдоль стен подземелья, держа посох наготове – не сразу же он стал жрецом, повоевать приходилось и ему.

Каземат был невелик и из недр одной из камер слабый голос обратился к старцу.

– Тебя ли вижу, Мидра?

– Меня, Ладим. Где ключи от клети?

– Зачем они тебе?

– Со мной пойдешь.

– А подраться там придется?

– Даже если и не там, то я найду где.

– Отойди-ка.

Ладим обхватил поперечный прут решетки и слегка приподняв, скинул дверь с петель. Дверь, жалобно скрипнув, повисла на замке, открыв лаз из камеры.

– Бежать все– таки собирался, – заметил Мидра, – а ждал то чего?

– Случая. С верзилой-стражем за раз не расправишься.

Мидра ухмыльнулся в бороду. Ладим, покопавшись в судуке, на котором постоянно сидел стражник, вооружился добротным мечом и длинным ножом. Взял кожаные бро́ни и прикинув к плечам, сунул обратно – троих Ладимов эти бро́ни бы в себя поместили.

– Тяжел же этот…уф! – пыхтел Ладим, таща под руки бессознательное тело стража.

Они с Мидрой заперли обоих по разным клетям, завязав им рты, и скрутив за спиной руки.

Когда темные проулки Идолима привели сообщников к дворцу Императора, Ладим спросил:

– Именно сейчас мне больше всего стало интересно: ты что задумал?

– Вытащим из каземата всех учеников храма.

– Я спрашивал драку, а не верную смерть.

– Император прошлым днем отбыл в Стоилим. С войнами.

– Он всегда с войнами.

– И рёвенами.

– Дела.

Мидра не ответил. Он внимательно следил за стражем у входа в покои южного крыла. Скоро рассвет и нужно торопиться.

– Мы не успеем вывести пленников из Идолима до рассвета, – встревожено произнес Ладим.

– Каждый день заканчивается сумерками, начинаясь с рассветом. Придется довериться, коваль.

Ладим почесал затылок. Спорить он с Мидрой не привык. Как и не привык к тому, что исход действий ему одному известен наперед.

– Пошли, – шепнул Мидра Ладиму.

Сообщники под покровом темноты нырнули в двери покоев за спиной стража. Оставалось пройти в каземат незамеченными.

9

Оли мирно дремала, положив голову к Вохану на ноги. Вохан сидел, прислонившись к каменной стене, слушал мерный стук капель воды о глиняный пол тюрьмы и нежно гладил растрепанные волосы Оли. Скрипнула отворившаяся дверь каземата и вошел стражник, неся в руках деревянное ведро с водой. В ведре плескался черпак. Стражник зачерпывал воду и выливал в приделанные внизу решетки поилки-емкости из которых можно было пить, лишь зачерпнув ладонью воду. О том, что пленники без воды он вспомнил только ночью. Ему, войну, одному из тех, кто остался жив во время битвы при Ладре, оставшимся в живых ценой одного глаза, уха и левой стопы, не позволил приказчик Равдан идти в поход. И сейчас, допив третий кувшин браги, он вспомнил о пленниках. Он разлил воду по поилкам и поставив ведро в один из углов решил сходить по нужде, направившись в сторону двери. В двери он поднял палец к потолку и стоя спиной к клетям произнес, слегка запинаясь:

– Велением приказчика покоев нашего светлого И… ие… императтррра, пост покидать страж не должен… под сра… страхм смерти. Смееерти, – прошептал последние слова страж и, обернувшись, добавил, – смерть не страшна мне, но я помочусь именно здесь!

И он направился к дальней клети, той, где томились Вохан и Оли.

Прислонившись головой к решетке и спустив порты, страж принялся справлять нужду на глиняный пол внутри камеры. Оли, разбуженная громкими возгласами, сначала недоуменно посмотрела на происходящее, но смутившись, отвернулась к стене лицом и свернулась клубком, сжимая кулаки. Страж заметил ее движение:

– Что?! Что, неумойка?! Не нрави… ик!… ится тебе?! Не кривляйся, тебе же нравится?

– Не пожалел бы ты о содеянном, – спокойно заметил Вохан. Он сидел, не меняя позы и не выказывая своего возмущения.

– Что?! Что ты там промямлил, рухлядь?! – взревел страж, – сейчас вы оба познакомитесь со мной. Она со своей долей, а тебе я вырву еще и язык!!!

Не заправляясь страж направился к двери клети и отперев её вошел пошатываясь.

– Иди сюда, замарашка, я познакомлю тебя с твоим новым другом. Смотри, какой он…