Текст книги "У ворона два крыла (СИ)"

Автор книги: Кира Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Измайлова Кира
У ворона два крыла

1938 – 1939

Как и все юные волшебники, первого сентября я села в Хогвартс-экспресс, отправляясь в Школу чародейства и волшебства, чтобы научиться обращаться со своим даром. Немного страшно было уезжать от родителей и привычной жизни на целых полгода, да еще так далеко, но я привыкла к этой мысли с раннего детства и надеялась справиться достойно.

Знакомство с кем-либо не заладилось: в купе со мною оказались две девочки, которые явно сошлись еще на перроне, и теперь весело болтали, а третья уткнулась в книжку и на предложение познакомиться только назвалась и разговаривать не захотела. Ну что ж, подумала я, может быть, в школе дела пойдут лучше?

Поезд шел долго, я от скуки сперва листала «Историю Хогвартса», хотя прочла ее еще дома, потом достала свой ланч в промасленной бумаге и вежливо предложила остальным угощаться. На меня не обратили внимания ни веселые болтушки – они накупили сластей у разносчицы, – ни книжная девочка. Поев, я решила сходить выбросить обертку и вымыть руки, но туалет оказался занят. Хуже того, там кого-то отчаянно тошнило.

Я отошла подальше по коридору и встала у окна, делая вид, будто любуюсь пейзажами. Пейзажи и впрямь были очень хороши, и я едва не упустила момент, когда дверь туалета открылась, и в коридор вышел высокий мальчик примерно моих лет, темноволосый, бледный до зелени. Его откровенно пошатывало.

– С тобой все в порядке? – спросила я на всякий случай.

– Не твое дело, – огрызнулся он и распахнул форточку.

– Извини, я просто шла мыть руки и случайно услышала… – тут я подумала, что вряд ли кому-то будет приятно, если его застанут в такой ситуации, и попробовала исправить положение: – Если тебя укачивает, могу дать таблетку. Меня тоже иногда в поезде…

– Ты вроде бы шла мыть руки? – недобро посмотрел он на меня. – Вот и иди.

Я вздохнула, вошла, выбросила скомканную бумагу в урну. Тут было чисто, как ни странно, так что я сделала то, за чем пришла, и вышла.

Тот мальчик еще не ушел, он открыл форточку и дышал заоконным ветром. Что и говорить, в поезде было душновато. Еще бы, столько студентов!

Я прошла было мимо, но он вдруг повернулся и сказал вслед:

– Погоди. Извини, что нагрубил.

– Ничего, я не обиделась, – ответила я. – Видно же было, что тебе нехорошо.

«Мужчины, когда болеют, делаются невыносимыми, даже если это всего лишь легкая простуда», – всегда говорит мама.

– Все равно, я не должен был срываться.

– Ну хорошо, извинения приняты, – ответила я. – Можно, я тоже подышу? В купе душно, а соседка не дает открыть форточку, говорит, боится простуды.

Разумеется, я солгала, но разве что самую чуточку. В купе мне возвращаться и впрямь не хотелось, а мальчик мне понравился.

– Это же не моя собственность, – серьезно ответил он и подвинулся, давая место у форточки. – Красиво, правда? Никогда не видел ничего подобного.

– А откуда ты?

– Из Лондона, а ты?

– И я. Неужели ты никогда не выезжал из города?

Он покачал головой, глядя в окно, и больше вопросов я задавать не стала: вдруг он из небогатой семьи, которой поездки на природу просто не по карману? Это меня на лето отправляли к бабушке на ферму, там похожие холмы и поля…

– Ты чистокровная? – спросил вдруг он.

– Нет, полукровка, – ответила я, – ну если можно так выразиться. А ты?

– Я тоже, – мальчик вдруг помрачнел. – Но кто мои родители, не знаю. Я сирота с рождения.

– Прости, пожалуйста, я не знала…

– Откуда же тебе знать, если я не говорил? – криво усмехнулся он. – Я даже не знаю, кто именно был волшебником, мать или отец. Скорее, все же отец.

– А почему ты так решил? – не поняла я.

– Потому что мать умерла через час после того, как я родился, в сиротском приюте. Там я и вырос… Как думаешь, могла волшебница умереть от такого?

– Я не знаю, – честно призналась я. – Может, что-то пошло не так, она потеряла сознание и не успела произнести заклинание. Или у нее забрали палочку…

– Она была в сознании и успела сказать, как меня назвать, – ответил он задумчиво и явно процитировал с чужих слов: – Том – в честь отца, Марволо – в честь деда, а фамилию дать Риддл. Ну а служащим приюта все равно, как звать сироту.

– Симпатичное имя, – сказала я.

– Терпеть его не могу, – фыркнул мальчик. – Но это единственное, что может привести меня к отцу. Хочу посмотреть ему в глаза…

Я помолчала, потом сказала:

– Ну, тебя хотя бы не назвали в честь кошки.

– О чем ты? – обернулся он. – При чем тут кошка?

– О! Это семейное предание, – улыбнулась я. – Родители хотели мальчика и собирались назвать его Томасом. А родилась девочка. Мама сперва огорчилась, но потом вспомнила, что в детстве у нее была любимая кошка, которую тоже сперва считали котом и звали Томом, ну а потом она вдруг окотилась и после этого стала Томасиной. А я еще и черноволосая, как та самая кошка, – объяснила я. – Случай похожий, решили родители, и вот я перед тобой – Томасина Редли. Имя как имя, но лучше бы я не знала этой истории!

Том неожиданно заулыбался, и ему это очень шло.

– Папа обычно зовет меня Томми, – добавила я серьезно, – на что мама возмущается и говорит, что это кошачья кличка.

Тут он и вовсе засмеялся.

– Вот так дела, – произнес Том наконец. – Послушай, а кто из твоих родителей…

– Никто, – ответила я.

– Но ты ведь сказала, что ты полукровка, – не понял он.

– Я добавила «если можно так выразиться». Мой папа – сквиб. А фамилия у меня, сразу предупреждаю, мамина, потому что папа родом из достаточно хорошей семьи и попусту их имя упоминать не хочет. Когда он женился, то взял фамилию мамы.

– Вот оно что… – протянул Том. – А ты уже умеешь что-нибудь?

– Конечно. Только самую чуточку, потому что объяснить папа может, а показать – нет. Ну и книги у него кое-какие имеются, кажется, прихватил, когда уходил из дома. И от родителей со старшими братьями наслушался, конечно. Его же не гнали, как во многих семьях, просто он сам решил перебраться в обычный мир, когда маму встретил, – пояснила я. – А ты можешь что-то делать?

– Только то, что сам придумал, – усмехнулся Том. – Мне, сама понимаешь, некому было растолковать эту премудрость. Но я думаю, мой отец был сильным волшебником, потому что мне удаются кое-какие штуки, которых мне уметь еще не положено, так Дамблдор сказал, когда спрашивал, случалось ли со мной что-нибудь странное.

– Вовсе не обязательно, – пожала я плечами, – мой-то отец вовсе сквиб, а я волшебница.

– Кем бы ни был мой, он порядочная сволочь, – процедил он.

– Почему?

– Он бросил мою мать в положении, без средств к существованию и, похоже, выгнал из дому, либо же она ушла сама. Может быть, случись иначе, она и не умерла бы. Разошлись бы потом… – Он снова отвернулся к окну. – Нет, я должен его найти. Как ты думаешь, в школе есть списки волшебников?

– Не может не быть, письма ведь как-то рассылают.

– Значит, точно найду. Его имя и имя деда я знаю, фамилию тоже…

На лице его читалась непримиримая решимость.

– На какой факультет ты хочешь попасть? – спросила я, чтобы сменить неприятную тему.

– На Слизерин, – ответил Том.

– Ты же полукровка, а там, папа говорил, таких недолюбливают.

– Ну и что? – приподнял он брови. – Я успел прочитать, там учатся в основном чистокровные, а они хорошо знают родословные. Понимаешь, к чему я клоню? Я заставлю эту Шляпу отправить меня туда, чего бы это ни стоило!

– На других факультетах чистокровных тоже достаточно, – вздохнула я.

– А ты куда хочешь?

– А я не могу решить, – задумчиво ответила я. – Некоторые родственники отца учились на Гриффиндоре, но я послушала пересказы историй, которыми делились с ним братья, и что-то расхотела на тот факультет. На Слизерин мне хода нет, я же буду считаться магглорожденной! Остаются Рэйвенкло и Хаффлпафф. Но для второго я недостаточно тихая. Если Шляпу и впрямь можно уговорить, попрошусь на Рэйвенкло.

– Понятно… – протянул Том.

– Бабушка говорит, ворон ворону глаз не выклюнет, – зачем-то добавила я. – А папа сказал, что на Слизерине в самом деле нужно быть скользким, как змея, иначе сожрут. Дядья там учились, о многом ему рассказывали.

– А я умею разговаривать со змеями, – неожиданно сказал он. – Дамблдор как услышал, аж позеленел. Это что, вредно для здоровья?

– Если верить преданиям, то со змеями умел разговаривать сам Слизерин и его прямые потомки… – начала я и поняла, что зря это сказала: темные глаза Тома вспыхнули. Ясно, он решил, что ему теперь прямая дорога на этот факультет.

– Значит, решено, – подтвердил он мою догадку и улыбнулся. – И еще я вроде бы слышал, что у слизеринцев много тайных знаний…

– Да, только делятся они ими не со всяким, – ответила я и снова стала смотреть в окно. Там проплывала какая-то деревушка. – Пока ты не узнаешь наверняка, кто твой отец – а неизвестно, сколько это у тебя займет времени, фамилия-то вполне может быть материнской, как у меня, – будешь собирать крошки с королевского стола, выкручиваться и подлизываться, чтобы рассказали хоть что-то стоящее.

– Что ты такое говоришь? – нахмурился Том.

– Правду. Говорю же, кое-кто из папиной родни там учился. Один из папиных родственников – полукровный. Со слов папы, если бы тот все время, что потратил на подхалимаж и интриги, посвятил учебе, вполне мог бы прославиться, он неплохой зельевар.

Честно говоря, я сама не вполне понимала, зачем пытаюсь его переубедить. Просто как-то чувствовалось: Том и так, судя по всему, не страдает излишней добротой и человеколюбием, а на Слизерине из него может выйти что-то… что-то… я не смогла подобрать названия.

– Ты бы еще сказала «во многом знании – многие печали», – зло фыркнул он. – Ненавижу проповеди!

– Я и не думала проповедовать, я говорю, что думаю и о чем слышала от отца, – пожала я плечами. – Решать все равно тебе.

– Ты не понимаешь, – сказал Том, взявшись обеими руками за оконную раму. – Мне необходимо узнать правду. Любой ценой, и чем скорее, тем лучше!

– Не ищи торных путей, – ответила я еще одним афоризмом бабушки Марты, – они порой в болото заводят.

– И доказать, что пусть я вырос в приюте, я не хуже, чем эти аристократы! – продолжал он, явно не слушая меня.

– Чем доказывать, что ты не хуже, докажи просто, что ты лучше. Сам по себе, – это тоже было из бабушкиных анналов. – Извини, я пойду переодеваться, прибытие скоро. Очень приятно было с тобой познакомиться.

Том не ответил, он неотрывно смотрел на дальние холмы, и в глазах у него разгорался нехороший огонек.

Я вздохнула, постояла еще пару секунд и ушла в купе. Сняла с полки свой чемодан, надела мантию и стала ждать прибытия. А пока ждала, подумала вдруг: папа как-то слишком много знает о хогвартских порядках и о магии вообще. Может, он вовсе не сквиб, просто слабый волшебник, не доучившийся до окончания школы или просто решивший уйти к обычным людям? Либо же папа поддерживает постоянную связь с родней, это более вероятно, иначе откуда бы у нас периодически брались новые книги и даже свежие журналы о магии? Повторюсь, его не выгоняли из дома, он ушел сам и, по его словам, оборвал все связи. Но так ли это на самом деле?

«Приеду на каникулы, спрошу прямо», – решила я, и тут поезд дал гудок и остановился.

* * *

Большой зал был действительно очень большим и поражал воображение, особенно магглорожденных, остальные-то хоть представляли, к чему быть готовыми.

Началось распределение. Я осмотрелась и увидела Тома: он был рослым и заметно возвышался над сверстниками. По сторонам он не смотрел, на привидений не отвлекался, красоты зала его не занимали. Взгляд у него был сосредоточенным, а лицо будто превратилось в бесстрастную маску.

– Редли, – прочитала распорядительница, и преподаватели переглянулись с явным намеком, но тут она неожиданно для них закончила: – Томасина.

Я прошла к древнему массивному табурету, вроде тех, что стояли у бабушки на кухне, уселась на него, чинно сложив руки на коленях, а на голову мне надели потрепанную шляпу. То есть Распределяющую Шляпу.

«Так-так, – раздался в голове скрипучий голос, но я не испугалась, папа объяснял, что так и будет. – Интересно-интересно. Рассудительности в меру, но и смелости достаточно. Хитрость в наличии, но сердце доброе. Ума довольно. Скорее всего, тебе на Гри…»

«Нет! – мысленно выпалила я. – Уважаемая Шляпа, там много родни моего отца, я туда не хочу!»

В голове словно бы пощекотали.

«А-а-а, вон в чем дело, – хихикнула она, – ты вовсе не Редли… Да, с такой наследственностью тебе лучше туда не надо.»

«Я Редли, – обиделась я и вдруг насторожилась: – О чем это вы?»

«В тихом омуте…» – ответила она загадочно.

«Только папину фамилию не упоминайте, пожалуйста!» – спохватилась я.

«Зачем бы мне? Как в списке значишься, так и зовешься… Ну и что бы тебе предложить? Не Слизерин, нет, стало быть…»

«На Рейвенкло можно?»

«Да как угодно, – ответила Шляпа и добавила загадочно: – Факультет ничего не меняет в человеке.»

– Рейвенкло!

Я выдохнула с облегчением, передала Шляпу распорядительнице и поискала взглядом свой стол. Ага, вот их цвета – синий с бронзовым…

– Риддл, Том, – зачитали тем временем, и мой случайный знакомый сел на табурет.

Шляпа думала так долго, что я решила, будто Том вступил с нею в философский диспут. Лица его почти не было видно, только сжатые в тонкую линию губы, поди пойми, о чем он думает?

– Рейвенкло! – провозгласила вдруг Шляпа.

– Вот это пополнение, – весело сказал кто-то из старшекурсников. – Том и Томасина! Вы не родственники?

Том в ответ ожег его таким взглядом, что парень враз замолчал. Молчала и я, о чем разговаривать? Спросить, мои ли «проповеди» повлияли на его решение или Шляпа просто оказалась упрямее? Вот еще…

Том тоже молчал, ел как-то без аппетита, явно о чем-то думал. О чем-то нерадостном. Возможно, о предстоящем длинном пути.

* * *

Надежды мои не оправдались, близкого знакомства с однокурсницами я не свела, ну да что ж теперь… Учиться было интересно, и, хотя мне напрочь не давались чары, по другим предметам я успевала вполне достойно. Том же мгновенно выбился в лидеры, и видно было, что на уроках ему скучно. Впрочем, сперва ты работаешь на репутацию, потом она работает на тебя. У него уже к концу сентября сложилась репутация круглого отличника, самородка, но почивать на лаврах Том не собирался. Он постоянно что-то записывал, вычислял, и по лицу видна была напряженная работа мысли. Иногда его озаряло, тогда он улыбался и снова начинал строчить, то и дело зачеркивая и перечеркивая написанное. И вечно пропадал в библиотеке. Должно быть, все искал упоминания об отце.

А была уже середина октября…

– Томасина, – поймал он меня как-то за рукав, когда я проходила мимо со стопкой книг. От неожиданности я все их разроняла, и библиотекарша гневно зашипела. – Простите, пожалуйста, я не нарочно.

Пока мы собирали книги, Том негромко сказал мне:

– Ты была права начет торных путей.

– То есть?

– Сдавай книги и пойдем, расскажу.

Из любопытства я согласилась, и он привел меня на одну из башен, откуда открывался замечательный вид на Запретный лес. Там мы уселись на парапет. Ветерок был свежим, зато солнце пригревало.

– Я нашел отца, – просто сказал Том и лицо его заледенело. – Путь был непростым, зато коротким.

– И как ты это сделал? – удивленно спросила я.

– Шляпа, – коротко сказал он, а я вдруг поняла. Она ведь каким-то образом узнала фамилию моего отца! – Когда она начала кудахтать о славных предках, я уцепился за это и заставил ее выложить все имена. Переупрямить ее непросто, но возможно…

Том вдруг ссутулился, зажав руки меж колен.

– Я действительно прямой потомок Слизерина, – сказал он наконец. – Но не по отцу. По матери. Ее звали Меропа Гонт, а этот род восходит к Певереллам и самому Слизерину, я проверил. Вроде бы ее брат еще жив, а возможно, и отец.

– Но это же здорово, что ты нашел родных! – воскликнула я.

– Нет, это совсем не здорово, – ответил Том серьезно. – Потому что матушка моя была замужем за Томом Риддлом, обычным человеком. И семья… ты понимаешь.

– Ее изгнали? Раз она не пошла к ним за помощью? Или просто из гордости…

– Этого я не знаю, но постараюсь как-то разузнать. Главное я выяснил, прочее уже детали. Пока я буду делать то, что ты сказала мне тогда в поезде.

– Я много чего наговорила, – улыбнулась я. – Проповеди тебе не нужны, как ты заявил.

А сама с досадой подумала, что не сообразила попросить Шляпу сказать – учился тут мой отец или нет.

– Я имею в виду, доказывать, что я лучший – сам по себе, – серьезно сказал он. – И еще… Ты мне помогла. Я в самом деле потратил бы уйму времени на все эти расшаркивания и прочую пакость, а тут все вышло хоть и непросто, зато быстро. Теперь я должен помочь тебе.

– Как это? – не поняла я.

– Тебе чары не даются, я видел. А это ведь плевое дело, Томасина. Просто… – он задумался. – Нет, объяснить не могу. Не хватает слов. Достань палочку и отойди от парапета.

– А что ты намерен делать? – с опаской спросила я.

– Я тебе не говорил, но я умею заставлять людей делать то, что нужно мне, – произнес Том серьезно. – Я покажу тебе – на тебе, как работают чары. Не испугаешься?

– Звучит это все зловеще и отдает непростительными заклятиями, – честно ответила я.

– Я даже палочку вынимать не буду, – заверил он. – Дай что-нибудь, носовой платок, что ли… Брось на пол. А теперь встань вон там и смотри мне в глаза. Не бойся.

– Я и не боюсь… – пробормотала я и уставилась в черные глаза.

И вдруг с ужасом поняла, что не владею собственным телом. Что Том легко может заставить меня подойти к парапету и спрыгнуть вниз. Что рука с зажатой в ней палочкой поднимается сама собой…

– Не дергайся так и произнеси заклинание, – спокойно произнес он. – Ну? Вингардиум Левиоса!

– Вингардиум Левиоса, – повторила я, а рука вычертила в воздухе необходимую фигуру. И вот тут я, кажется, что-то почувствовала: от предплечья к кисти побежали горячие мурашки, сдавило виски, а мой носовой платок легко взмыл в воздух, хотя раньше я не могла поднять и перышка.

– Левее, – сказал Том. – Теперь вверх. Направо. Давай его сюда… Кстати, я тебя уже давно не держу.

Я моргнула и чуть не села там же, где стояла.

– Ты запомнила это ощущение? – спросил он.

– Кажется, да…

– Тогда попробуй сама. Это просто. Нужно просто захотеть.

Мой платок висел над его ладонью, не касаясь ее. Палочки у него в другой руке не было.

Я сосредоточилась и постаралась снова вызвать то ощущение. На этот раз мурашки пошли по позвоночнику, рука дрогнула, а платок, вместо того, чтобы взлететь, вспыхнул.

– Не совсем то, что надо, но принцип ты уловила, – совершенно серьезно сказал Том, оттирая закопченную руку о мантию. – Просто нужно потренироваться. Начинай прямо сейчас.

– Я платков не напасусь, – буркнула я, потирая плечо.

Вместо ответа Том вытащил из сумки стопку исписанных листков, видимо, черновики, и бросил мне под ноги.

– Начинай, – повторил он.

Наверно, меня раззадорило то, что он мог выполнять эти чары даже без палочки. Так или иначе, но час спустя площадка на башне была закопчена, залита водой и покрыта обрывками пергаментов.

– Ну это уже на что-то похоже, – сказал Том. Он сидел на парапете и болтал ногами в потрепанных ботинках, наблюдая за моими тщетными усилиями совладать с магией. – И, знаешь, по-моему, тебе твоя палочка не подходит.

– Как так? – удивилась я. – Выбирали у Олливандера, все как у всех. На других-то предметах она работает нормально!

– Так-то оно так… – протянул он. – Но я тут вычитал, что некоторые материалы больше годятся для чар, другие для трансфигурации, третьи для боевых заклятий. А ну, попробуй моей!

– А разве так можно?

– Даже если нет, кто узнает, если мы не скажем? Давай Инсендио для разнообразия, заодно приберем тут мусор…

Столб пламени видно было, наверно, даже в Хогсмите. Надеюсь, никто в этот момент на верхушку башни не смотрел.

Том затушил пожарище и подбежал ко мне.

– Не обожглась?

Я молча помотала головой – пострадать я не пострадала, просто испугалась до смерти.

– Видишь? Силы у тебя предостаточно, а проводник негодный. Купи другую.

– Ну это только на каникулах, – вздохнула я.

– Само собой. А пока со своей потренируйся. Или без нее.

Я помолчала, оттирая копоть с носа.

– Том, а все же, ты чего такого начитался? – спросила я, памятуя о том, что он вечно торчит в библиотеке.

– Я не только начитался, я попытался представить, как это работает, – ответил он. – Видела, я всегда что-то пишу? Я наблюдал, кто в чем успевает лучше, а потом старался разузнать, какая у него палочка. Правда, четкой закономерности пока не вывел, но уже близок к тому.

– А у тебя-то какая?

– Тис и перо феникса. Понятно, почему так полыхнуло? Тебе явно нужно что-то в этом духе. Может, дерево другое, но хорошо бы с пером феникса или драконьей жилой, чем-то, что связано с огнем. У тебя какая сейчас?

– Береза и волос единорога.

– Ну тогда мои выводы только подтверждаются, – фыркнул Том. – Это для целителя какого-нибудь, скорее, или герболога, а для твоих возможностей этого маловато будет.

– Ладно, – неожиданно загорелась я. – На каникулах куплю другую. Представляешь, как удивится Олливандер, если я буду не пробовать их по очереди, а требовать определенную?

– Я бы на это посмотрел, – серьезно ответил он, убирая свою палочку.

– А как я объясню, что мне другая потребовалась?

– Села неудачно или упала, вот и сломала, – без тени улыбки ответил Том. – Или собака сгрызла. Ты что, врать не умеешь?

– Еще как умею, – ответила я и вдруг решилась: – Том, а садись со мной на занятиях? С тобой интересно, а с девчонками я не дружу.

– Я только что хотел предложить то же самое, но ты опередила, – серьезно сказал он.

* * *

Вот так мы и устроились за одной партой. Без дразнилок, ясное дело, не обошлось, ну, Риддл и Редли, Том и Томасина, но поскольку мы не реагировали, от нас отстали. Все, кроме гриффиндорцев, тех просто раздирало желание придумать шутку посмешнее, а поскольку чувство юмора у них жеребячье, то я только морщилась, а Том мрачнел. Мрачность его ничего хорошего не сулила, я уже успела это понять, и только следила, как бы вовремя поймать его за руку. Запрета колдовать в коридорах он не нарушал, он и так мог избить, благо школу жизни прошел суровую и драться умел жестоко. А то, что он умел делать без палочки, вообще доказать было нельзя, и Том этим частенько пользовался: ну не полезет же мальчишка его лет в открытую драку с пятикурсниками? Чувство самосохранения у него все-таки имелось, поэтому он предпочитал выждать, а потом устроить обидчикам какую-нибудь пакость, причем так, чтобы на него и не подумали.

Но это были пусть неприятные, но мелочи. Другие занятия оказались куда как интереснее: чары мне худо-бедно покорились, хотя усмирить палочку Тома я была не в состоянии. Ладно, со своей совладала. На зельеварении Том доводил Слагхорна бесконечными вопросами и уточнениями и все так же строчил что-то. Мне не показывал, да я все равно не разбирала его почерк, если что, он мне сам объяснял. Память у меня отменная, но я тоже записывала пояснения, что Слагхорна, что самого Тома, вдруг все-таки что-то вылетит из головы? С трансфигурацией проблем не было у обоих, а вот полеты Том не любил.

– Когда-нибудь я полечу без этой дурацкой палки, – сказал он как-то. – Только осталось придумать, как это сделать.

– Ты уж придумаешь, – фыркнула я. Мы как раз устроились на опушке Запретного леса, куда выбрались вопреки всем предупреждениям, и теперь грелись у костра и пекли на огне яблоки. – Даже не сомневаюсь.

– А ты вот ленишься читать и не подозреваешь даже, сколько возможностей у магии… – Том повернул яблоко на ветке. – А используется только крохотная доля от всего этого.

– Том, мне бы по основным предметам успевать, – честно сказала я. – И да, я лентяйка, ты верно сказал.

– Но разве тебе не интересно? – повернулся он ко мне. В темных глазах плясало пламя. – Жизни не хватит, чтобы охватить все это…

Том вдруг замер.

– Ты что?

– Да так, задумался о бессмертии, – сказал он совершенно серьезно. – Но сперва надо вырасти, а то обидно будет застрять в возрасте одиннадцати лет. Впрочем, готовиться можно начать уже сейчас.

– Том, скажи, что ты шутишь, – попросила я.

– Я не шучу. Я не хочу умереть в самый интересный момент.

– Волшебники и так живут долго.

– Скажи это моей матери.

Я помолчала. Извиняться смысла не было.

– Пусть это будет не вечность, – добавил Том задумчиво, – но я бы хотел посмотреть, как люди покорят звезды. Вдруг там найдется что-нибудь интересное?

– А ты не устанешь жить столько лет? – спросила я. – Все знакомые умрут…

– Появятся новые.

– А если ты влюбишься?

– Ну а что мешает мне подарить любимой такое же бессмертие? Даже если она не будет волшебницей.

– А если этого не захочет она? – задала я провокационный вопрос.

– Уж поверь, самоубиваться на могиле я не стану, – хладнокровно ответил Том. – Захочет – отлично, ну а нет – значит, нет. У человека должен быть выбор. А у меня его нет. Или я, или…

Том помотал головой, подумал, потом медленно произнес:

– Знаешь, мы, приютские, может, не слишком-то воспитанные и умные, зато очень острожные и подозрительные.

Я проглотила замечание насчет его ума и приготовилась слушать дальше.

– Дамблдор с меня глаз не сводит, – сказал Том.

– В каком смысле? – не поняла я.

– В прямом. Куда я хожу, что делаю, с кем общаюсь и чем занимаюсь.

– Может быть, он о тебе беспокоится? – предположила я.

– Может быть… – иногда улыбка Тома выглядела пренеприятно. – Он постоянно вызывает меня к себе поговорить по душам, и это при том, что он не мой декан. Расспрашивает о том о сем. Интересуется знакомствами… Впечатление такое, будто ему что-то от меня нужно.

Я припомнила газетные статьи о маньяке, который предпочитал мальчиков, и поняла, что краснею.

– Не это, – легко прочел мои мысли Том. – Хотя кто его разберет… Но, скорее, у него есть на меня какие-то планы. Он понимает, что я сильный волшебник, а стану еще сильнее. И это я ведь еле-еле на уроках работаю. Ты-то знаешь.

Я-то знала, что Том может дать фору любому первокурснику (а может, и старшекурснику), но старается этого не показывать. И ищет всякие и всяческие способы обуздать эту свою силу, придать ей нужную форму, придумать что-то новое… Фантазия у Тома была бурная, если не сказать больная, поэтому постоянно приходилось его одергивать, чтобы не натворил беды. Наверно, я выполняла роль стоп-крана, а то пойди такой локомотив вразнос, добра не жди! И это ему только одиннадцать…

– Может, просто опасается молодого конкурента? – предположила я.

– Нет, это не то. Он сам мне кое-что интересное подсовывал, не из школьной программы.

– Тогда надеется, что ты угробишься до совершеннолетия со своими экспериментами.

– Не-а. Тогда бы он их просто запретил.

– А ты бы послушал?

– Нет, конечно. Скорее… – Том машинально кусал от истекающего соком яблока, закапав подбородок, и я сунула ему носовой платок. – Скорее, я ему нужен для каких-то делишек, для которых у него кишка тонка. Ну как безотказное орудие. Бац – и готово.

Я только развела руками. Профессор Дамблдор мне не нравился, он был приторно-сладкий и какой-то…

– Душный.

– Прекрати мысли читать! – возмутилась я. – Просила же!

– Какие мысли, у тебя на лице все написано. Словом, позавчера он мне заявил, что ты для меня – неподходящая компания.

– Это почему?!

– Я тоже так спросил, а он заблеял, мол, мальчик и девочка в таком возрасте…

– В каком возрасте, нам одиннадцать!

– Не перебивай, – Том прожевал остаток яблока, сглотнул и, заев свежим снежком, продолжил: – Мол, пока вы дружите, а через пару лет она влюбится в кого-нибудь, а ты станешь ревновать, или же в тебя, и ты вообще забросишь учебу… Каково, Томми?

Он давно звал меня Томми – и короче, и забавнее.

– По-моему, он перепил, – честно сказала я. – Чаю с лимонными дольками.

– Это не все! Потом он загадочно помолчал, воздел палец, погладил бороду и изрек, цитирую: «Все беды от женщин, мой мальчик! Если ты желаешь посвятить себя высокой магии, держись подальше от них! Тем более магглорожденных, это до добра не доведет…»

Том сплюнул в костер семечко и добавил:

– Жаль, я сходу не нашелся, как ответить. На ум одна матерщина лезла.

Я нахмурилась.

– Не понимаю, разве он не твердит все время, что чистокровные и магглорожденные – суть одно и то же, любовь, дружба и все такое?

– То на уроках, а со мной он иначе говорит, – мрачно сказал Том. – Как же меня выворачивает после его чаепитий…

Видя по моему лицу, что я не поняла, он спросил:

– Помнишь, как мы познакомились? Сказать, почему мне так паршиво было?

– Скажи, если хочешь.

– Я сладостей обожрался. Дорвался, называется… У нас-то их сроду не было, ну там… тиснешь конфету-другую, а так хотелось! Дамблдор же мне оставил мелочь на расходы, я и спустил все на шоколадки, остановиться был не в состоянии… С тех пор вообще сладкого видеть не могу, а у него все чаи да лимонные дольки с пирожными.

– Бедняга, – невольно улыбнулась я. – Тогда шоколадку я тебе на Рождество дарить точно не буду. Ой, кстати, никак не спрошу: когда у тебя день рождения?

– Тридцать первого декабря, – мрачно ответил Том. – Но дарить ничего не надо. Радости в этот день никакой, сама понимаешь.

Тут он вдруг помрачнел еще сильнее.

– Ты что?

– Каникулы на носу.

Я кивнула. Скорее бы домой!

– А ты в школе останешься? – задала я бестактный вопрос.

– Если бы! – Глаза Тома сверкнули в свете костра красным. – Я просил оставить меня здесь, а ты знаешь, до чего я этого не люблю… В смысле, просить.

– И?..

– Возвращайся в приют, мальчик мой, – передразнил он Дамблдора. – Повидайся с друзьями! Нет у меня там друзей и никогда не было, только подхалимы и те, кто меня боялся как огня… И ни тех, ни других я видеть не желаю!

– Погоди, – опешила я. – Но ведь многие остаются…

– А я, видимо, особенный.

– А декану ты об этом говорил? Хочешь, я скажу? Это же безобразие!

– Какой смысл, Томми? Скажем декану, тот передаст директору, а директору нашепчет что-то Дамблдор, и все пойдет по кругу! Нет уж, – он бросил ветку с огрызком в костер. – Вымаливать я ничего не буду. Перетерплю, каникулы не очень длинные.

Я подумала. И придумала:

– Ты поедешь со мной.

– Чего?! – опешил он.

– Того! – передразнила я. – Ты же из Лондона? Я тоже. Сядем в поезд, выйдем – и ко мне домой. Не дело это…

– А родители твои? – негромко спросил Том.

– Они войдут в положение, особенно папа, – твердо сказала я. – И потом, ты же хотел посмотреть, как я буду покупать новую палочку, разве нет?

Угасшие было глаза Тома снова вспыхнули.

– И книг у нас дома порядочно. Пусть колдовать нельзя, но читать-то можно, – коварно сказала я.

– Это ведь расходы, Томми, а у меня ни пенса за душой…

– Отработаешь, – ответила я, понимая, о чем он. – Посуду там помоешь, полы, снег уберешь, поможешь отцу крышу починить, а то ему тяжело наверх забираться, а тебе это раз плюнуть. Я как вспомню твой поход по карнизу на спор, так вздрогну… Вот и все.