Текст книги "Edamastra (СИ)"

Автор книги: Кира Соловьёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

  – Язу, что здесь...

  Колдун посторонился, и у мужчины перехватило дыхание.

  Мальтри, его оруженосца, пригвоздили к земле копьем, и он промучился, вероятно, всю ночь, пока потеря крови не взяла свое. Побелевший, измученный, он умер ближе к рассвету, и в его распахнутых небесно-голубых глазах все еще отражались тяжелые серые тучи, скрывшие солнце, появления которого Мальтри ждал. Его черты выражали удивительное спокойствие, словно оруженосец умер не от боли, словно его уничтожили не страдания, а чертово отсутствие дневного светила, одинакового над Этвизой – и Эдамастрой.

  – Лазутчики рыцарей, – зло бросил верховный шаман, обернувшись к военачальнику. – Мальтри их обнаружил, но не успел никому об этом доложить.

  Воины вокруг зароптали, широкоплечий тип из четвертого отряда копейщиков послал проклятие на головы тех, кто напал на оруженосца господина Кьяна. Язу чуть различимо вздрогнул, но никто на него не смотрел – военачальник слепо таращился на мертвого юношу, а остальным была более любопытна реакция товарищей, чем повадки верховного шамана.

  Только Сури яростно сжал и без того искусанные губы, и если бы он не стоял к господину Язу спиной, у колдуна екнуло бы в груди.

  Неважно, какой ценой, но его сегодняшняя цель была достигнута.

  В душе Кьяна бурей поднимался гнев, испепеляющий абсолютно все на своем пути. Лазутчики рыцарей... Мальтри их обнаружил, и за это его убили... верно, он всегда был наблюдательным, но увы, недостаточно осторожным...

  Военачальник эделе повернулся к Сельме – силуэт города просматривался у горизонта, мрачный и неприступный, окруженный тучами, будто короной. Его прятали высокие и надежные стены, его обороняли тысячи солдат, его заранее приготовили к вражеской атаке, но теперь Кьян не испытывал ни страха, ни желания подобраться к Сельме исподтишка. Нет, он будет убивать рыцарей так, чтобы они проследили за каждым его движением, так, чтобы они ощутили вдесятеро больше боли, чем юный оруженосец Мальтри, чьи мечты о возвращении домой рухнули в одночасье, будто ни гроша и не стоили.

  Особняк семьи Ланге находился чуть севернее столицы. Розовато-белый, облицованный мелкими угловатыми камнями, он прятался в тени берез, а в саду усердно возились гибкие силуэты слуг.

  Госпожа Ванесса неподвижно сидела у окна, выпрямив спину и сложив тонкие руки на подоле платья. Чуть волнистые каштановые волосы она собрала в пучок, воротник парадной одежды затянула так, что мужчины могли полюбоваться разве что ее шеей, а запястья украсила витиеватыми золотыми браслетами – змеи, переплетенные между собой, оплетали ее плоть.

  – Не мучай себя, дорогая, – проходя мимо, дал совет супруг госпожи Ванессы, суровый бородатый мужчина по имени Хандер. Его походка, осанка и поведение с поличным выдавали рыцарскую натуру: в молодости господин Хандер исходил Тринну вдоль и поперек, отыскивая нежить, верных друзей и вообще всякие приключения. – Я понимаю, что принимать столь важных гостей тут, в нашем особняке, глупо, но король настаивает – никто, кроме нас, не совладает с повелителем народа хайли. К тому же ты сама приглашала его на Рождество. Вот и считай, что он приехал, хотя и с опережением...

  – Ничего ты не понимаешь, любимый, – ответила Ванесса. – Экипаж с минуты на минуту появится, я хочу выйти и поздравить господина Уильяма с прибытием до того, как эту задачу возьмет на себя дворецкий. О, мне уже пора!

  Стражники торопливо распахнули ворота, и экипаж, запряженный четверкой белых коней, оказался во дворе.

  – Скорее, скорее! – подгоняла себя госпожа Ванесса, пересекая просторный холл. – Ох, старовата я для подобных упражнений!

  У крыльца она остановилась, отдышалась и снова гордо выпрямилась, намекая всем, какой утонченной и благородной женщиной является. Дворецкого хозяйка особняка все-таки обогнала, и он улыбнулся в усы: характер госпожи Ванессы не давал покоя никому, кроме ее мужа, поскольку при господине Хандере супруга становилась мудрой и доброй.

  Кучер из народа хайли, со странной серо-голубой кожей и зрачками звездчатой формы, дернул на себя дверцу экипажа.

  Хозяйка особняка глубоко вдохнула.

  Сначала во двор с облегчением выбрался высокий светловолосый парень, поклонился госпоже Ванессе и на правах первопроходца выдал:

  – Добрый день! Если вы не возражаете, я представлю вам короля Уильяма, владыку Драконьего леса и повелителя народа хайли, а также его...

  – Оруженосца, – сэр Говард вылез на божий свет следом за драконом, посмотрел на женщину и протянул к ней ладони. – Привет, мама.

  В его объятиях госпожа Ванесса ощутила себя той слабой и хрупкой женщиной, какой, по сути, была. Но при этом сын обеспечивал ей надежную защиту, и она простояла рядом с ним дольше, чем допускали правила этикета.

  – Ты подрос, – отметила хозяйка особняка, окинув сэра Говарда взглядом. – Тебе надо разучиться расти, иначе отец почувствует себя ущемленным.

  – Пока что я чувствую лишь радость, что мой сын идет по верному пути, – вмешался господин Хандер. – Но, дорогая, ты забыла о нашем главном госте. Прошу прощения, мой король, помилуйте великодушно...

  И он преклонил колено перед худеньким, по мнению госпожи Ванессы, юношей. Королевский венец – более простая и удобная замена короне, – блестел в черных, как уголь, и белых, как снег, прядях, а искристые сапфиры бросали на них синеватые отблески.

  – Милорд, – сэр Говард повернулся к Уильяму, – разрешите представить: это моя мама, госпожа Ванесса Ланге, и мой папа, господин Хандер. Они бесконечно рады, что вы согласились поселиться в нашем семейном особняке. Это большая честь и для них, и для меня.

  – Приятно познакомиться, – улыбнулся Уильям, и хозяйка дома окончательно растаяла.

  – Вы такой милый! – не выдержала она. – Я боялась, что вы похожи на короля Талайны, а вы... вы...

  – Да, милорд похож на свою мать, госпожу Элизабет, – перебил ее сэр Говард, прекрасно помнивший, на какие сентиментальные речи способна его родительница. Самому рыцарю они были привычны, и он пропускал их мимо ушей, порой благодарно щурясь в необходимых местах, а вот Его Величество был обделен материнской любовью и не догадывался, какое испытание ему угрожает. – Как я похож на тебя, мама.

  – А где твой дедушка? – подал голос тот высокий светловолосый парень, что обратился к госпоже Ванессе первым. – Я хочу побеседовать с твоим дедушкой. Ты нас не познакомишь?

  – Чуть позже, презренная реп... то есть... чуть позже, Эс, – вовремя спохватился рыцарь. – Мама, я слышал, что вражеская армия атаковала Шакс, и что моим товарищам не удалось вывести оттуда жителей. А как насчет кузена, кузины и дяди с тетей? Они... ну...

  Сэр Говард запнулся.

  Госпожа Ванесса покосилась на мужа. Хандер, как воин, не раз и не два сталкивался со смертью, но для нее известие о родичах, в одночасье погибших посреди сгоревшего города, стало серьезным ударом и добавило немало серебряных нитей в косу.

  Оруженосец Уильяма сжал кулаки:

  – Их тоже убили?..

  – Не все так плохо, сынок, – попробовал утешить его отец. – Твои дядя и тетя, к сожалению, не спаслись, но Гертруда и Габриэль живы.

  Его Величество сообразил, что сэр Говард сейчас либо совершит что-нибудь безумное, либо разорвется на две части – грустную и счастливую, а потому вмешался:

  – Так ведь это чудесно. Я полагаю, их родители сделали все, чтобы помочь своим детям, и они были бы недовольны, если бы вместо радости и гордости за их поступок ты испытывал боль, Говард.

  – А вы очень проницательны, – удивился господин Хандер. – Гертруда действительно рассказывала, что мой брат приложил все усилия, лишь бы вражеская армия не обнаружила подземный ход, по которому ушел Габриэль. Если бы они нашли вход, то настигли бы юношу без труда.

  – Разумеется, настигли бы, – со смирением отозвался кто-то.

  Уильям обернулся.

  Спокойный зеленоглазый человек с такими же темно-зелеными радужками, как у госпожи Ванессы, присел на нижнюю ступеньку крыльца и наблюдал за встречей рыцарской семьи и короля хайли, чье непобедимое войско расквартировали в цитадели у западных окраин Сельмы. Он был, пожалуй, чуть ниже сэра Говарда, рыцарскую традицию коротко стричься не брал в расчет, а на левой щеке имел две приметные родинки.

  – Габриэль, Ваше Величество, – кивнул он.

  Уильям ожидал, что человек, сбежавший от битвы, или скорее – от избиения, будет выглядеть потрепанным и побитым. Но у сэра Габриэля насчитывалось всего одно, скрытое под голенищем сапога увечье: левая нога, поврежденная в бою с нежитью. Кузен оруженосца короля относился к убийству драконов куда серьезнее своего троюродного брата, но по части мастерства ему уступал, и даже у обычной выверны получилось вцепиться в его тело так, чтобы с тех пор оно мучилось непрерывно.

  Уильям подошел к сэру Габриэлю и обменялся с ним рукопожатием. Теплая шероховатая ладонь на мгновение стиснула его пальцы.

  В замке Льяно хранился портрет госпожи Гертруды, сестры сэра Габриэля. Они были похожи, как две капли воды, за исключением цвета глаз и вышеупомянутых родинок – те выбрали щеку юноши, а щеку девушки обошли стороной.

  – Я о вас наслышан, мой король, – сказал сэр Габриэль, подхватывая солидную костяную трость, явно вырезанную из рыцарского трофея вроде туши поверженного упыря. Опираясь на нее, тяжело поднялся, стараясь не перетруждать раненую ногу. – И о вашем дедушке тоже. Говорят, он погрузил Драконий лес в сон, чтобы избежать войны с Талайной. Это правда? Если так, то господин Тельбарт был куда отважнее, чем казался.

  – Правда, – согласился Уильям, и по его хмурому тону семье сэра Говарда стало ясно: Талайной, своей родиной, где умерла госпожа Элизабет, он крайне недоволен.

   ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

   В КОТОРОЙ УИЛЬЯМ СТАРАТЕЛЬНО ДЕРЖИТ СЕБЯ В РУКАХ

  «У меня есть идея», – сказал Эльва перед тем, как уйти из Драконьего леса к черным силуэтам гор, вымытых дождем и обросших красными листьями дикого винограда. Альберт попробовал остановить некроманта, а Эс коротко отмахнулся – мол, делай, что угодно, – и даже не поднялся с дивана.

  Альдамас был сердит, но Эльва понятия не имел, на что или на кого. Горы размеренно, сладко вдыхали соленый морской запах, принесенный ветрами с побережья, горы любовались морем со своих заснеженных вершин, а кое-где над ущельями висел туман, такой густой, что некроманту не удавалось рассмотреть, не прячется ли там великан. Впрочем, на таких ничтожных высотах они, кажется, не водились, а вот в долинах или на плато повыше их следы – огромные вмятины в каменной твердыне, – наводили на мысль о том, что Эльва зря полез в такое нелюдимое место.

  Сэру Говарду повезло выбраться из пут Альдамаса, но здесь были целые полчища его менее удачливых сородичей. Тут и там, пока некромант все поднимался и поднимался над лесом, ему попадались желтые старые скелеты или отдельные кости, например, позвонки или черепа. Тут и там ему попадались чьи-то древние стоянки – останки шалашей, пятна костров, порой – крохотные домики, построенные не особо опытными руками, и обжитые людьми норы со звериными шкурами на стенах. В них давно никто не жил, к началу ноября все эти обиталища покрылись голубоватым инеем, и над ними кружился, толком не падая, мелкий колючий снег.

  Эльва, как и раньше, почти не спал, и его синие воспаленные глаза протестовали против такого обращения. Хорошо, что у некроманта были запасные способы следить за обстановкой – крысы, сотканные из теней, носились повсюду, поставляя мужчине информацию о тропе, распугивали своих живых сородичей, предупреждали: берегись, вот-вот за изгибом отвесного склона тебе встретится волкодлак! Священный меч выпил, наверное, целое озеро крови, пока Эльва не наткнулся на заброшенную крепость, где восемь с половиной столетий назад жили сабернийские гномы.

  Как и любая постройка, возведенная низкорослым племенем, крепость была приземистой, угрюмой и печальной. Она вызывала необоснованное желание поскорее уйти, но уставший некромант осознавал: еще немного, и он рухнет прямо посреди дороги, и его не разбудят никакие горные великаны. Поэтому, пошарив по коридорам крепости и обнаружив, что ни сабернийских, ни пещерных гномов там давно нет, как нет и кровожадной нежити, он выбрал роскошную (или, по крайней мере, просторную...) комнату, закутался в походное одеяло и задремал, едва смежив покрасневшие веки.

  Раненая богиня привычно прошипела свои угрозы – и счастье потеряешь, и все живое в тебе умрет, а я встану и отберу украденное тобой, – но Эльва не ощутил прежнего страха перед ней. Он так вымотался, что, когда обагренные кровью огоньки разорвали в клочья лицо мага, он продолжил с удовольствием валяться на стеклянной поверхности, не выражая сильных эмоций. Он закрыл глаза – дважды, во сне и наяву, – и на этот раз не увидел ничего, погрузился в благословенную темноту, а в ней кто-то монотонно пел, бормотал, плакал...

  Эльва проснулся далеко за полдень, сел и до хруста в суставах потянулся. Крепость по-прежнему была тихой, пустой и безопасной, а вот за ее пределами крысы вновь окружили волкодлака – вероятно, друга того, что некроманту довелось убить накануне. Тварь скулила не хуже домашней собачонки, несправедливо оскорбленной хозяином, но бросилась на противника с яростью настоящего демона. Священный меч оборвал ее напрасные муки, и по светлому лезвию поползла блеклая розовая кровь.

  Некромант зевнул. В юности, когда он еще не умел убивать, но знал, что однажды это будет необходимо, некромант испытывал хоть какой-то трепет, а теперь мертвые твари в лучшем случае вызывали в нем смутное отвращение, и он думал: вот бы не испачкаться, надо ранить их аккуратно и не подходить, пока не закончится агония...

  День выдался дождливый, шагая по крутой тропинке, обросшей лишайником, Эльва до нитки промок и расчихался так, что его приближение перестало быть секретом для кого-либо. Эхо радостно подхватывало каждый чих и разносило по всему Альдамасу, сотрясая им горные деревни – редкие клочки дыма над наиболее закрытыми долинами, – далекие перевалы и пещеры.

  Драконий лес внизу слился с рощами Хальвета, храмы Вилейна поблескивали, будто клинки, а Сельма, столица Этвизы, была окружена войсками союзников. Жаль, что Эльва не видел, кто, помимо народа хайли, пришел рыцарям на помощь и готовился обнажить мечи. Но предчувствие, заставившее некроманта уйти из Льяно и направиться в горы, ясно говорило: рыцари, хайли и гномы, если гномы, конечно, явятся, не совладают со своими врагами без магии, а колдуны Тринны – жалкая пародия на коллег самого Эльвы. Коллеги Эльвы были способны без усилий разобрать обитаемую землю по камешку, а потом сложить обратно так, чтобы обновленная версия ничем не отличалась от прежней. А те, кто родился тут, пусть и держались подчеркнуто высокомерно, могли разнести максимум улицу, да и то если она не тянется через весь город.

  Стемнело, и синие глаза некроманта отразили крупные, с кулак, огни звезд. Тропа оборвалась, и склоны гор нависли над мужчиной, словно предупреждая: дальше тебе нельзя, дальше ты обязан был идти по талайнийским перевалам. Но Эльва, не смутившись, полез наверх, ловко цепляясь за любые выступы, опираясь носками сапог на трещины, вонзая в тело Альдамаса ножи – и не оборачиваясь, потому что иначе он бы не удержался, и его кости разлетелись бы по горам не хуже прочих костей.

  Он лез упрямо и уверенно – спасибо странствию по Южному Хребту империи Ильно четырехлетней давности. Там тоже приходилось прижиматься всем телом к холодному, как лед, камню, бояться, что запоздалая дрожь помешает поиску точки опоры, и все будет потеряно – ты сам, твои надежды, и, главное – та причина, по которой ты вообще сюда явился. Невыносимые размышления, заявил себе Эльва и принялся про себя рассуждать о великанах – съедят ли они его, а если съедят, то сырым или жареным, а может, бросят по кусочку в суп? Интересно, какой он – суп из человеческого бульона? До некроманта доходили слухи, что человечина куда вкуснее свинины, но отрезать кому-нибудь ногу или, на худой конец, руку он до сих пор не рискнул. Во-первых, это заклеймило бы его людоедом (забавно, конечно, только ведь люди окончательно перестанут пользоваться его услугами, и заработать на темном даре станет еще труднее), во-вторых, этого не одобрил бы капитан Мильт, а в-третьих, руки и ноги сородичей, по мнению мужчины, выглядели недостаточно аппетитно, чтобы идти на такие жертвы.

  Склон изменился, а затем – оборвался неким подобием плато, и Эльва с облегчением опустился на снег. Небо приблизилось настолько, что, кажется, прямо сейчас некромант находился в его брюхе, а землю далеко внизу скрыли пушистые облака. Они медленно уползали к югу – или нет? Мужчина сомневался, потому что голова у него кружилась, дышать было тяжело, а горы мелко, испуганно дрожали – вероятно, их королю не нравилось, что незнакомец преодолел такую высоту и вознамерился ее испоганить.

  Эльва похлопал себя по карманам куртки, усмехнулся и вытащил гладкий черный нож. Присел на корточки, отмахнулся от снега – тот растаял, будто над ним загорелся костер, – и нарисовал первый угол будущей пентаграммы, идеально ровный, укрепленный четырьмя символами и петлей. Творение некроманта послушно впиталось в гору, и теперь стереть его не сумел бы никто, включая драконов, демонов... и Богов.

  – Левитировать, что ли, – предложил Эльва сам себе, тоскливо поглядывая на противоположный склон – чуть более пологий, он все равно неизгладимо впечатлил мужчину. – А если я это сделаю – хватит ли у меня энергии, чтобы завершить ритуал?

  Он немного постоял, привыкая к своему новому состоянию – нанесенная на плато часть заклятия засела иглой под сердцем, – и, спрятав черный нож, опять ухватился за обычные.

  Нет, энергии не хватит. И ради того, чтобы ее сохранить, придется спускаться тем же методом, что и залезать, пускай и в другую сторону...

  – Ты никуда не пойдешь! – бесилась госпожа Ванесса, сжимая тонкое запястье хмурой девушки в просторной белой рубахе, узких черных штанах и высоких сапогах на шнуровке – мужских, а потому широковатых относительно стопы, но хозяйка не променяла бы их и на самые красивые туфли. – Никуда не пойдешь, ясно тебе, Гертруда?!

  – Габриэль, – шепнул Эс на ухо ее близнецу, – можно мне семечек? Под такое зрелище семечки просто необходимы.

  Парень усмехнулся:

  – Или бутерброд. Но, если не боишься, я могу заранее рассказать, чем закончится этот спор.

  – Чем? – приподнял правую бровь крылатый звероящер.

  – Поражением госпожи Ванессы, разумеется. Мою сестру невозможно переспорить.

  Эс деловито кивнул и вернулся к наблюдению за матерью сэра Говарда и сестрой Габриэля. Гертруда опоздала к ужину, не успела увидеть короля хайли, невесть почему обиделась на господина Хандера («почему вы не задержали его под каким-нибудь дурацким предлогом?!») и торжественно объявила, что присоединится к отряду лучников Сельмы, поскольку военное искусство изучала наравне с братом. Отец Говарда не возмутился, ведь считал, что в трудные времена женщины имеют полное право сражаться наравне с мужчинами. Зато госпожа Ванесса – утонченная, хрупкая хозяйка особняка – завопила так, что в отведенных ему комнатах проснулся и поежился Уильям, в общем-то вполне довольный как родителями сэра Говарда, так и вестями с будущего поля боя: следом за лесным народом через Драконий лес пришли эльфы, а тремя часами позже прискакал гонец из Талайны и сообщил, что Его Величество Фридрих во главе трехтысячного войска прибудет не позднее послезавтрашнего полудня – ему повезло гостить в пограничной крепости, когда вестник принес первое тревожное письмо от короля Этвизы.

  Предполагаемая встреча с отцом юношу нисколько не испугала. Он был королем племени хайли, а значит, не уступал Фридриху по статусу. К тому же бояться стоило бы, если бы отец принимал хоть какое-то участие в судьбе сына и принес ему хоть какое-то добро, а Фридриху было без разницы, есть у него ребенок или нет.

  Господин Хандер, выслушав Уильяма, посоветовал: «не суди поспешно». Юноша долго ворочался в постели, не в силах понять, что именно он поспешно судил, ведь с Его Величеством он девятнадцать лет прожил в одном замке, а внимания получал не больше, чем фамильное привидение. Фридрих не ценил даже сходство между сыном и матерью, хотя Уильям был точной копией госпожи Элизабет, а госпожу Элизабет король Талайны, вроде бы, любил.

  – Раздражает меня все это, – пожаловался юноша, а господин Хандер сочувственно улыбнулся:

  – Ты не обрел семьи дома, но зато обрел ее в Драконьем лесу. По-моему, это стоящая замена.

  – Это не замена, – возразил Уильям. – Это нечто гораздо большее.

  Юноша отыскал свои ботинки, застегнул их, надел свитер и зашагал на крики. Мало ли, вдруг родители ругают Говарда или Эса, и Говард или Эс нуждаются в спасении? Но нет – голосу госпожи Ванессы отвечал независимый девичий голос, и король народа хайли замер у двери, прикидывая: обозначить свое присутствие или нет. С дивана ему весело подмигнул Эс и помахал рукой Габриэль.

  – Я сказала, что пойду, значит, я пойду! – яростно кричала Гертруда. – Меня этому учили, в стрельбе из лука я талантлива, а наш отряд будет под защитой мечников и...

  – Мне без разницы, где он будет, но в нем ни за что не будет тебя! – отрезала госпожа Ванесса. – Ты – девушка, а девушки должны...

  – Что девушки должны? Сидеть дома и вышивать крестиком, пока их мужья умирают на войне?!

  – У тебя нет мужа!

  – Ничего, умрет мой будущий муж, и по вашей вине я навсегда останусь вдовой, ни разу его не встретив!

  Госпожа Ванесса опешила. Аргументы Гертруды были тяжелы, как удары чугунным котелком по затылку. Тем не менее женщина молчала от силы пару секунд, после чего продолжила:

  – Ну и пусть умирает! У тебя сотни ухажеров, примешь кого-нибудь из них и...

  – И буду несчастна до самой смерти, – замогильным тоном донесла до нее девушка.

  Мать сэра Говарда едва не задохнулась от гнева.

  – Хандер! Хандер, немедленно объясни этой дурочке, что в битве с эделе ее непременно убьют раньше, чем ее воображаемого любимого, иначе я...

  – В битве с кем? – неожиданно вмешался побледневший Эс. – Простите, мне показалось... или я ослышался?..

  – В битве с эделе, – растерянно повторила госпожа Ванесса. – А что?

  Дракон вытаращил зеленые глаза, дернулся так, будто ему нанесли смертельную рану, и, запинаясь, пробормотал:

  – Да так, мелочи. Нам их не победить.

  – Это еще почему? – обиделся господин Хандер. – Воины Сельмы превосходно обучены, а их командиры – опытны. Армия эделе насчитывает всего четыре тысячи пеших, конницы у них нет, и мы буквально раздавим их копытами лошадей, прежде чем они успеют хотя бы затрубить в рог.

  – Ха-ха, – нервно отозвался Эс. – Ха-ха-ха. Ну конечно. Раздавите. Растопчете эделе.

  Он поднялся и подошел вплотную к неуловимо потемневшему камину:

  – Это не смешная шутка.

  Уильям, до сих пор никем, кроме Эса и Габриэля, не замеченный, с недоумением следил за высокой и худой фигурой дракона. Тот был непоколебим, словно скала, но его страх зацепил и господина Хандера, и госпожу Ванессу, и Гертруду, и ее неподвижного брата.

  – Вам уже случалось бороться с этой расой? – уточнил отец Говарда. – Почему вы утверждаете, что рыцарям с ней не совладать?

  – Потому что с ней не совладал даже я, – тихо пояснил Эс, и до Уильяма, наконец, дошло, при каких обстоятельствах новое слово упоминалось при нем раньше. Это было в тронном зале твердыни Льяно. Крылатый звероящер рассказывал девочке из народа хайли о том, как попал в Драконий лес: «Семнадцать лет назад я жил на соседнем континенте, среди племени эделе»... – Эти твари – дети ангела, и они живут под его благословением. Согласно их легендам, однажды на землю спустился небесный принц и полюбил смертную женщину, а она родила от него ребенка. Потомки этого союза несут в себе пополам человеческую и ангельскую кровь. Около девяти сотен лет назад на их родине разбушевалась чума, и все чистокровные люди погибли, а выжили только не подверженные болезням эделе. Эти твари сильны, как черти, их магия во многом превосходит магию колдунов Тринны. Они зовут себя шаманами, и скорее они разнесут Сельму, чем рыцари переступят с ноги на ногу и прикажут подать сигнал к атаке...

  – Чепуха, – неуверенно отмахнулся господин Хандер. – Непобедимых врагов не существует.

  – Я бы не был столь категоричен, – покачал головой Эс. – Но ваше право – не верить моим словам, как мое – не обращать на это внимания. Уильям, – он повернулся к юноше, выдав его с потрохами, и Гертруда сощурилась, оценивая рост, внешность и выражение лица короля народа хайли. – Мы обязаны увести отсюда лесное племя. Стратегия Альберта для воинов эделе не страшнее, чем весенний дождь.

  Его Величество пожал плечами:

  – Я не собираюсь никого уводить.

  – Уильям! – вспылил дракон. – Неужели ты не понимаешь – они...

  – Я все понимаю, – спокойно ответил юноша. – Но если сила эделе – в магии, то у нас все-таки есть надежда.

  – Если ты говоришь об Эльве, то мы понятия не имеем, скоро ли он придет, и понятия не имеем, что конкретно он задумал. Рассчитывать на его способности глупо!

  – Хорошо, я буду рассчитывать на свои, – улыбнулся Его Величество. И тут же посерьезнел: – Давай рассуждать здраво, Эс. Ну, бросим мы Этвизу сейчас. Ну, закроем Великие Врата. И станем причиной гибели тысяч людей, хотя в нашей власти было ее предотвратить. Нет, я останусь, – он посмотрел на дракона решительно и без колебаний. – Я останусь, даже если придется остаться одному.

  Эс поморщился.

  – Тетя, – буркнула Гертруда, покосившись на госпожу Ванессу, – почему вы позволяете идти воевать ему, но не позволяете мне? Моя мать гордилась бы моей решимостью. Я буду частью отряда лучников, хотите вы того или нет. И на этом наш разговор, – она подхватила со стола чашку с малиновым чаем, – окончен. Приятных сновидений.

  Дверь за девушкой захлопнулась, и Уильям с удивлением осведомился:

  – При чем тут я?

  – При всем, – тяжело вздохнула госпожа Ванесса. – Будь моя воля, и я бы никуда вас не отпустила. Вы слишком юны и слабы, чтобы принимать участие в битве.

  – Я не слаб, – отмахнулся от ее заявления король. – Я молод, но не слаб, госпожа. Вы совершаете ошибку, если думаете обо мне в подобном ключе.

  И он по примеру девушки пожелал госпоже Ванессе приятных сновидений, но сам до рассвета просидел, закутавшись во все доступные одеяла и переживая, как бы завтра на Совете никто не повторил ее фразы...

  Гонец явился за Его Величеством рано утром, виновато помялся у порога и все-таки постучал. В его коротко остриженных, в неизменной манере Этвизы, волосах блестели мелкие дождевые капли, и они же обрамляли доспехи, как своеобразный водяной ореол.

  – Милорд, – сказал гонец, переступая границу комнаты, – вы идете?

  – Иду. – Уильям с третьей попытки попал пальцами в рукав, зашнуровал воротник и потянулся к венцу. Выглядел он так, будто всю ночь подвергался атакам нежити и стоически их отбивал, но на деле юношу беспокоила головная боль. По ощущениям, череп внезапно отказался иметь всякие связи с плотью и теперь потихоньку, ма-а-аленькими кусочками от нее отрывался, а кровь текла – пополам серебряная и красная. – Говард, мне...

  – Вам? – вежливо переспросил рыцарь, потому что Его Величество запнулся и не закончил.

  Уильям надел куртку, проверил, хорошо ли выходит из ножен меч – вдруг захочется что-нибудь кому-нибудь отрубить, – и проворчал:

  – Нет, все в порядке. Забудь. Как ты провел вечер?

  Сэр Говард расплылся в такой счастливой улыбке, словно ждал этого вопроса всю свою жизнь.

  Разумеется, вечер он провел замечательно. Накануне рыцарь отпросился погулять со старыми друзьями, такими же воинами, как он сам, и до трех часов после полуночи пропал в таверне. Друзья попеременно болтали, ели, пили и пели песни, рассказывали о своих последних кампаниях, делали ставки, кто перебьет больше эделе в грядущем сражении, и вообще были полны оптимизма. Судя по радостно звенящим интонациям сэра Говарда, этих своих друзей он обожал и был вне себя от восторга, получив шанс повидаться с ними снова.

  – ...но вернемся к Совету, – осекся он за воротами особняка, потому что к Уильяму присоединился почетный эскорт из хайли, присланный господином Альбертом. – Там будут Его Величество Нойманн, Его Величество Улмаст, а гонец вашего отца представит интересы Талайны, как полноправный заместитель своего короля на землях Этвизы. У него при себе грамота, и эта грамота подтверждает его права, но... милорд, он меня так злит! Будьте с ним осторожнее, хорошо?

  – Хорошо, – покорно согласился Уильям. – Я обещал Альберту вести себя так, чтобы соседние короли ни за что не посмели возомнить, будто хайли – бесхребетное племя, позабывшее старые обиды. Поэтому, – он поманил сэра Говарда к себе, и тот наклонился, подставляя ухо, – как бы я ни поступал, притворяйся, будто это мое обычное поведение.

  – Я вас не подставлю, клянусь, милорд! – горячо произнес рыцарь.

  Совет на протяжении долгих тысячелетий проводился в цитадели Сельмы, и нынешний король, чей наследник болтался по миру и охотился на вурдалаков, пока его родина страдала от жестокости эделе, не стал перечить древним традициям. У арки входа Уильяма встретила тройка солдат, одетых в зеленовато-серую военную форму, и сопроводила до двухстворчатых дверей приемного зала, где уже сидели господин Улмаст, повелитель остроухого племени, Его Величество Нойманн, полноправный король Этвизы, и седой мужчина лет сорока – вероятно, талайнийский посол. Солдаты бодро объявили имя и титулы владыки народа хайли, и Уильям невозмутимо сел в предложенное господином Нойманном кресло.

  Король Этвизы нервничал, его явно смущало такое обилие высокородных гостей. Господин Улмаст выразительно покосился на юношу, но промолчал, а талайнийский гонец, наоборот, язвительно рассмеялся:

  – Я и не чаял, что эти тупорылые крысы придут, Ваше Величество! Неужели вы действительно уговорили лесных выродков оказать вам военную поддержку? Вы уверены, что они умеют хотя бы правильно держать мечи? С тех пор, как я видел этого мальчишку, он ни капли не изменился – все такой же наивный, хлипкий и безмозглый идиот!

  Звякнуло, и острие меча сэра Говарда уткнулось гонцу в нос. Темная струйка поползла по его губам и подбородку, а Уильям все с той же невозмутимостью приказал:

  – Тише, Говард. Убери оружие, иначе господин гонец, упаси великие Боги, обгадится от ужаса.