Текст книги "Edamastra (СИ)"

Автор книги: Кира Соловьёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

  Девочка гордо расправила худые плечи.

  – Я пойду к бабушке, – деловито сообщила она. – Моя бабушка живет в деревне у Драконьего леса. Родители отвозили меня к ней на праздники в прошлом году, а в этом обещали забрать ее в Шакс, но бабушка не захотела никуда ехать. Я объясню ей, как получить деньги, собранные мамой и папой за те годы, что они работали в ратуше, и мы... мы будем счастливы...

  Ее горло перехватил спазм, и девочка замолчала. Для своих десяти лет она была необычайно умной, и Кливейн потрепал ее испачканные сажей пряди, то ли утешая, то ли давая понять, что лучше выплакаться, чем держать горести в себе.

  Тхей неожиданно вздохнул, подобрал девочку с покрытой инеем земли и понес вдоль тракта, не рискуя выходить из рощи. Акации, каштаны и тополя громоздкими неуклюжими лапами прикрывали его от посторонних.

  – Пойдем, – вежливо пригласил он. – Я тебя отведу.

  В Сельме троицу наемников приняли, как героев. Накормили, разодели, позвали травника, и тот аккуратно склонился над ранами Кельвета, изучая их на предмет яда или заражения. Заверил, что наемник будет жить («а я и не догадывался», – скептически бросил тот), и залил обе раны каким-то розовым, дурно пахнущим зельем. Почетного гостя рыцарей чуть не стошнило, и он, резко побледнев, улегся в постель и накрылся одеялом, заявляя, что на дух не переносит магов и ему поплохело исключительно из-за них.

  Господин Кливейн обсудил с командирами бойцов Сельмы обстановку, сделал вывод, что Этвизу не спасут ее многочисленные гарнизоны, и согласился доставить письмо королю Драконьего леса, Его Величеству Уильяму, сыну Элизабет и наследнику талайнийской династии Хилл. Безусловно, Талайна отреклась от своего принца, посмевшего пересечь Альдамас и надеть корону хайли, но люди все еще называли его воспитанником госпожи Дитвел, а ровесники старого гнома с печалью вспоминали, какой красивой парой были госпожа Элизабет и господин Фридрих, отец нынешнего властелина лесного племени.

  – Мы поедем в Драконий лес? – удивился Тхей вечером, когда глава Гильдии рассказал ему об этих переговорах. – К Уильяму?

  – К Его Величеству Уильяму, – поправил господин Кливейн. – И нашему уважаемому клиенту. Убегая из Талайны и доверив нам свою безопасность, он заплатил столько, сколько до него не платил никто. Я признателен юноше и считаю, что сейчас мы не имеем права обращаться к нему так же, как обращались до коронации.

  – Ладно, – покладисто кивнул маг. – А что, если он припомнит рыцарям старые обиды и прикажет не впускать людей в Драконий лес? Что, если он решит обороняться в одиночку, а Этвизу предоставит своему, кхм, почтенному отцу?

  – Талайна не явится, – невозмутимо возразил гном. – Услышав, что на подмогу придет Его Величество Уильям, Талайна не явится.

  Тхей зажмурился и медленно сосчитал до пяти.

  – То есть ты намерен поддерживать королевство, – протянул он, – чьи союзники...

  – Да, – перебил его господин Кливейн. – Я намерен.

  Послы господина герцога уехали, слуги вынесли тыквы и сняли украшения, и замок Льяно вернулся к обычной жизни. Этвиза почему-то притихла, Талайна не поддерживала отношений с лесным народом, Хальвет и Никет ограничились предложением союза около двух недель назад, Саберна извинилась перед Уильямом за непонимание, возникшее по вине королевы Дитвел (это было особенно сложно доказать, но Эс благополучно справился), и в жизни Уильяма наступило затишье. Сэр Говард советовал вплотную заняться тренировками, Эс говорил, что его «ребенку» давно пора отдохнуть, а господин Альберт защищал своего короля от чужого давления, повторяя, что он сам придумает, как распорядиться выпавшей неделей спокойствия.

  И Его Величество, разумеется, придумал.

  Библиотека, освобожденная от власти пыли и пауков, да к тому же согретая камином, получила прозвище запасных покоев юноши. Он проводил там сутки напролет, читая то изящные эльфийские романы о приключениях за пределами Тринны, то исторические фолианты о ведьмах и колдунах древности, то магические трактаты об амулетах, то королевские отчеты о заговорах и предательстве. Все это было страшно увлекательным, и порой Уильям не выходил из библиотеки даже ради завтрака, ужина или обеда – госпожа Эли приносила ему послания поварят на золотом подносе и спрашивала, как долго Его Величество собирается торчать за высокими стеллажами. Тот рассеянно отмахивался, не отрываясь от рунической вязи, наскоро перекусывал, дочитывал то, что запланировал на день, и плелся в Милу – поспать хотя бы часа три, если рассудок, переполненный образами, не взбунтуется раньше, чем юноша донесет свои бренные конечности до кровати.

  Господина Эльву искренне поражало такое поведение.

  – Он же король, – сокрушался мужчина. – Разве короли запираются в библиотеках, чтобы насладиться книгами?

  – Нет, – пожимал плечами сэр Говард, и беседы на эту тему заканчивались, не успев начаться.

  Некромант несколько раз прогуливался по колоссальному залу, в лабиринте шкафов и полок, и поглаживал книжные корешки, словно подыскивая что-то для себя. Однако результатом его поисков оказалась увесистая стопка желтых бумаг, еле-еле прошитая голубыми нитками и подписанная как «Основы алхимии», и эти основы господин Эльва шлепнул на стол под самым носом Уильяма.

  – А?.. – оторвался от истории Саберны тот.

  Некромант весело подмигнул:

  – Говард как-то упоминал, что у тебя, по твоему же мнению, нет никаких талантов. Так вот я полагаю, что ты все-таки ошибаешься.

  Он подтолкнул к юноше «Основы алхимии». Его Величество с нескрываемой тоской поглядел на небрежный заголовок, но полистал древние страницы и, к удовольствию господина Эльвы, заинтригованно перехватил слабый переплет.

  – Ого!

  Некромант устроился напротив, похлопал себя по карманам куртки и вытащил четыре бумажных упаковки, помеченных идеально ровными символами, незнакомыми, впрочем, юноше, и стеклянную узкую колбу, а секундой позже – и стальную треногую подставку к ней.

  – Страница восемь, «наипростейшие сочетания», – сообщил он в хорошо поставленной манере, будто все свои тридцать лет преподавал юным чародеям разные магические фокусы. – «Алхимическую реакцию можно вызвать при использовании таких элементов, как порошок из костей дракона, семена шиповника, пепел и капля сока волчьей травы...» – он жестами показал, что цитата окончена.

  Ловкие пальцы, на левой руке – сплошь израненные, опустошили бумажные упаковки – нечто серое, нечто красноватое, нечто хрупкое, – и вытащили из рабочей сумки бутылочку, по верхние венцы горлышка заполненную зеленовато-голубой жидкостью. Бутылочка Уильяма впечатлила, а щепотки остальных реагентов, бережно отмеренные по весу, доверия не внушали. Однако стоило господину Эльве бестрепетно высыпать все эти вещи в колбу, как они перемешались в единый карминовый состав, а капля сока волчьей травы и заученное встряхивание завершили реакцию – за стеклом тускло переливалась маслянистая субстанция, по характеру похожая на ртуть, и, судя по внимательному взгляду некроманта, столь же опасная.

  – Страница восемь, выводы, – улыбнулся он. – Прочти, пожалуйста, вслух.

  – «Полученный в результате яд применяют при охоте на вурдалаков, упырей и прочих представителей нежити, чья туша состоит из мертвых человеческих тел...» – послушно пробормотал юноша. И отшатнулся: – Погоди, ты что, вот так запросто взял – и смешал в библиотеке яд?!

  – Окстись, Уильям, – обиделся Эльва. – Прочитал бы до конца абзаца: «данное смешение алхимических элементов для человека безвредно», если он жив, здоров и его ни разу не кусали нечистокровные вампиры, потому что нечистокровные – это, в своем роде, тоже мертвые люди, и на живых они влияют не самым лучшим образом. Меня вот, например, не кусали.

  Для наглядности он перевернул колбу (Уильям чуть не умер от ужаса) и вылил содержимое себе на ладонь. Обособленные карминовые капли заблестели на коже некроманта, словно рубины, и он уверенно потыкал их ногтем.

  – Мягенькие, потрогаешь?

  Его Величество посмотрел на капли с невольным трепетом. От них почему-то исходил аромат роз и дождя, истрепавшего лепестки.

  И протянул руку.

  – ...действительно, мягенькие, – умиленно заметил юноша. Капли больше походили на крохотные мячики, упругие, но податливые, и послушно прогибались под любым прикосновением. – А как отравить ими вурдалака?

  – Нужно бросить, – пояснил некромант. – При столкновении с мертвой плотью они разбиваются и, как правило, прожигают в ней солидные дыры. Когда это происходит, цветочный запах рассеивается, и начинает вонять мясом, протухшим еще две недели назад.

  Уильяма передернуло, но он все же нашел в себе силы для вопроса:

  – Получается, мертвая вурдалачья плоть – тоже алхимический элемент?

  – Ага, – радостно покивал господин Эльва. – Молодец, на лету схватываешь. Не то, что ученики факультета алхимии в Алаторе. Эти соображали около получаса, пока я не смирился и не озвучил очевидные факты сам.

  Его Величество ощутил мимолетный укол гордости.

  – Скажи, – попросил он, – а как раздобыть эти алхимические элементы? Потому что, как ты понимаешь, охотиться на драконов и собирать волчью траву я немного... э-э-э...

  – Боишься?

  Повисла тишина. Юноша уставился на краешек пожелтевшей страницы, а некромант – на юношу. Его так и подмывало пошутить, что или ты убиваешь драконов сам, или не являешься господином алхимиком, но несчастное выражение лица Уильяма не располагало к подобным шуткам.

  – Если честно, – вздохнул Эльва, жалея, что беседует не с коллегой, – то большую их часть продают в специальных торговых лавках. Меньшую, если никак не получается найти ее лично, твои будущие товарищи приобретают на черном рынке. И я бы рекомендовал, – он перешел на вкрадчивый шепот, как будто в замке хайли кто-то рискнул бы всерьез подслушивать, – обращаться за такими штуками к эльфам – они буквально чувствуют, как именно их надо собирать и хранить.

  Уильям нахмурился. Да, никто не чувствует живой и мертвый миры так, как чувствуют эльфы. И остроухое племя свободно пользуется своим даром, подбрасывая семечки льна в кубок эля бывшей королеве Талайны, чтобы проклятое растение разорвало девушку изнутри, уничтожило, не заставив никого предположить, что ее неизлечимая болезнь – это следствие чужого плана, успешно исполненного послами Хальвета.

  После коронации юноша размышлял, не рассказать ли о своих видениях господину Альберту – тому, кто действительно знал и госпожу Элизабет, и ее отца, и причины приезда хальветской знати в королевство за горными перевалами. Но что-то внутри одергивало короля всякий раз, как он подходил к оруженосцу дедушки достаточно близко. Что-то словно бы запрещало ему говорить о смерти матери, и он испытывал смутный, какой-то совершенно дурацкий страх: что, если господин Альберт не поверит, что, если он посмеется – мол, это всего лишь твое глупое подсознание?

  – Что с тобой? – насторожился некромант. – Я что-то не то ляпнул?

  – Нет, – покачал головой Уильям. – Все нормально. Слушай, пока ты здесь, ты не мог бы заняться моим образованием? Я буду тебе платить, например, по десять золотых за каждое занятие, а если оно затянется, то по двадцать. Идет?

  – Нет, – укоризненно отказался Эльва. И, заметив беспокойство, промелькнувшее в серых глазах Его Величества, невозмутимо добавил: – Пока я здесь, я займусь твоим образованием бесплатно, в благотворительных целях. Может, оно, – некромант улыбнулся, – повлияет на список моих грехов не меньше, чем спасение Эса от похмелья. Как ты думаешь?

  Уильям улыбнулся в ответ, но как-то мрачно, про себя прикидывая, что за грехи вынуждают господина Эльву быть таким щедрым, и не пытается ли он, случайно, разбудить в своей душе милосердие...

  Незваного гостя светловолосого дракона в образе человека регулярно видели повсюду: у дверей кухни, в магической башне, во дворе замка, в библиотеке, где он учил короля Уильяма основам алхимии, а порой и у выхода из казематов. Стражникам иногда казалось, что он не умеет уставать, а потому и не нуждается в отдыхе, до того любопытным и пронырливым типом выглядел господин Эльва.

  Он обновил все ритуальные рисунки, расположенные вокруг Льяно, убедился, что к юноше не пробьется голодная нежить, уделил немало внимания сэру Говарду, чьи тренировки с мечом становились день ото дня сложнее. Он проводил по шесть-семь часов напролет в обществе Эса, обсуждая с ним грядущие перспективы народа хайли, предаваясь веселым воспоминаниям о визите дракона в Ад и обмениваясь различной информацией, от системных потоков заклинаний до бесполезных глупостей. Он принимал живое участие в работе господина Альберта, корпевшего над обновленной летописью Драконьего леса, он давал стоящие подсказки поварятам. Он терпеливо таскался туда-сюда с госпожой Эли, внимая азартным историям о том, как девушка заставила своих коллег вылизать Иройну, уговорила господина Эса впустить уборщицу в Кано и тащила по коридору двуручник господина Говарда, оставленный рыцарем у порога трапезной.

  Словом, его поведение было крайне подозрительным, и однажды крылатый звероящер не выдержал.

  Он следил за Эльвой сутки, с полуночи до полуночи, но так и не обнаружил ни единой минуты, когда некромант позволил бы себе прилечь. Даже ночью он работал над свитками, явно привезенными из дома – исправлял ошибки, добавлял грани к магическим символам, нараспев зачитывал заклятия. Благодаря подобному развлечению пол в отведенных ему комнатах оброс ледяными глыбами, затрещал и едва не поглотил своего создателя, но маг вовремя обратился к стихии пламени и растопил его, а воду вынудил испариться.

  В три часа утра он снова покинул свои покои, прогулялся в тени замковых стен, подменил на посту стражника, которому приспичило в туалет, и уселся почитать книгу на подоконник возле факела, флегматично листая главы, богато украшенные картинками из чернил. Эс, упорно продолжая торчать за углом и всеми силами скрывать свое присутствие, слегка видоизменил глаза – вертикально вытянулись черные зрачки, теплый внутренний свет растекся по радужным оболочкам, – и прочитал название: «Одиночество на земле».

  Усталость отразилась разве что на веках некроманта: покрасневшие, воспаленные, они явно жаждали сомкнуться, но Эльва не менее упрямо, чем Эс, таращился на ровные строки. Дракон сообразил, что скрыть вышеупомянутую усталость магу было легче легкого – он списывал все на последствия глубокого шрама, жаловался, что края давно зажившей раны зудят и влияют на его зрение, но не признавался, что банально хочет спать.

  – Хочешь ведь, – бормотал Эс, преследуя некроманта до библиотеки. – Хочешь, так почему не спишь?

  – Привет, – поздоровался Эльва, присаживаясь напротив Уильяма и принимая протянутую королем книгу. – Что у нас по плану сегодня? Алхимические реактивы?

  – Да, – согласился Уильям. И, не дав некроманту перейти к теме урока, спросил: – Тебе Эс нигде не попадался? Позавчера он будто исчез, никак не могу найти...

  Совесть крылатого звероящера попробовала устроить бунт, но Эс подавил ее в зародыше. Безусловно он жалел юношу – и был искренне благодарен, что Уильяма пугает пропажа приятеля. И все же дракон всей душой стремился выяснить, в чем кроется причина неприязни Эльвы к здоровому отдыху, положенному всем людям.

  Как ребенок неба, Эс был способен не спать неделями, но как человек, он путался в собственных ногах и дважды едва не вывалился из своего укрытия. Некромант не обернулся и не напрягся, что давало крылатому звероящеру понять: ему столь же дурно.

  Время шло, солнце рухнуло за вершины Альдамаса, Драконий лес погрузился во тьму. Господин Эльва наконец-то заглянул в свою спальню, тяжело вздохнул и упал на подушки, а по его спине пробежали мурашки, отчего колдун содрогнулся и глухо выругался. Судя по тому, насколько равнодушно он это сделал, подобное происходило с ним отнюдь не впервые, и Эс по-звериному повел ушами, рассчитывая лишь на свой идеальный слух.

  ...Люди засыпают, дыхание становится размеренным и ровным, они расслабляются и словно бы частично умирают. Эльва не мог уснуть, ворочался под пуховым одеялом, сжимал пальцами амулет на грубой надежной нитке, но, будучи измотанным, под конец ночи все-таки забылся и притих.

  Крылатый звероящер зевнул, буркнул себе, что следовать примеру некроманта нельзя, но слабый человеческий образ одержал над его уверенностью победу. Эс на короткий миг сомкнул веки, и его тут же – на самом деле далеко за полдень, но для светловолосого парня солнце все еще торчало под берегами Талайны, – разбудил крик, страшный хрипловатый крик, расколовший сонное молчание надвое...

   ГЛАВА ПЯТАЯ,

   В КОТОРОЙ СЭРУ ГОВАРДУ ПЛАТЯТ ЗА МОЛЧАНИЕ

  – Прости меня, прости, прости... – бормотал господин Эльва, обхватив ладонями голову и не замечая, как слезы катятся по скулам и блестят у краешков глубокого шрама. – Умоляю, умоляю – прости меня...

  Эс потянулся было к нему, намереваясь хорошенько встряхнуть, но на полпути передумал и растерянно переступил с ноги на ногу.

  Некромант выглядел сумасшедшим. На его крики сбежалась половина замка и гомонила за дверью, не в силах войти, потому что крылатый звероящер опустил засов и велел подождать снаружи, пока он не уладит ситуацию.

  Но ситуация исчерпалась без него.

  Эльва озадаченно моргнул, смолк и сообразил, что события вышли из-под контроля. Он посмотрел на дракона несколько виновато, приподнял краешки губ и уточнил:

  – Я опять сорвался?

  – Хочешь сказать, что подобное с тобой не впервые?

  Вымученная улыбка некроманта погасла. Эс прижался лопатками к упоительно холодной стене.

  – Твои грехи, – негромко произнес он. – Что это за грехи? Ты натравил покойников на деревню, принес Шэтуалю новый материал для экспериментов или, Боги упаси, помогал ему пришить чужое лицо к черепу серафима?

  Эльва не ожидал от крылатого звероящера такой настойчивости, а потому опешил.

  – Нет, – тем не менее, возразил он. – Ничего из этого списка я не делал.

  – Отлично, – обрадовался Эс. – Тогда подожди минуточку, я прогоню излишне любопытных детей леса и впущу тех, кто имеет полное право услышать, чем ты знаменит у себя дома и почему так стремишься избавиться от своих ошибок.

  Некромант сдвинул брови, но не использовал ни единого аргумента против.

  Дракон распахнул двустворчатые двери, вышел навстречу хайли и уверенно приказал:

  – Расходимся, господа, расходимся, ничего страшного не произошло. Господину Эльве стало дурно, я уже разобрался, такое с людьми порой бывает. Поврежденная психика, знаете, слабое сердце... кстати, вам уже пора начинать работу... Уильям, Говард – на пару слов, обсудим возможные варианты лечения. Благодарю за внимание, господа. Нет, Эли, твоя помощь нам не понадобится, лучше иди мои занавески постирай.

  Он втолкнул в комнаты Эльвы короля и рыцаря, вытолкнул девушку и поскорее заперся изнутри, пока Эли не принялась возмущенно объяснять, где именно окажется чертова ажурная ткань, если крылатый звероящер не перестанет обращаться с ней, как с хайли низшего сорта.

  – Итак, – продолжил допрос дракон, подпирая деревянные створки спиной во избежание прорыва вражеских сил. – Эльва, что с тобой?

  – Тебе не стоит вляпываться в это, – посоветовал некромант. – И твоим, как ты выражаешься, детям – тоже.

  – Уильям, ты с ним согласен? – хитро сощурился Эс.

  Его Величество, одетый в серо-голубой парадный костюм, сердито отмахнулся:

  – Конечно, нет!

  – Уильям с тобой не согласен, – донес до Эльвы дракон. – Ну?..

  Некромант пересел на край постели и уткнулся носом в широкий белый рукав рубахи. Его босые ступни коснулись пушистого ковра, и мужчина грустно отметил:

  – Как в особняке отца. Уютно, светло и... не спастись...

  – От кого?

  – От нее. – Эльва жестами обрисовал нечто маленькое и хрупкое. – Она беспощадна.

  Эс едва не задал очередной вопрос, но Уильям ткнул его локтем под ребра и, помедлив, сел рядом с некромантом, положив тонкую руку ему на плечо. Мужчину передернуло, но юноша держал крепко.

  – Ты нам не доверяешь? – спросил король, и его серые глаза отразили участие и тепло, будто убеждая мага: давай, откройся, не смей противостоять. – Если мы в состоянии тебе помочь, мы обязательно поможем. Если дома, в особняке отца, тебе не спастись, давай мы спрячем тебя там, где она не сможет найти.

  Эльва покосился на Уильяма... и рассмеялся, горько, тоскливо рассмеялся, умудряясь вкладывать в этот смех больше смысла, чем иные его сородичи вкладывают в слова.

  – Она отыщет меня повсюду, – признался некромант. – В любом из миров, даже в Аду, а в Раю – тем более. От нее не сбежать. Она... беспощадна.

  – Это мы уже слышали, – фыркнул Эс. – А подробностей все еще не получили.

  Сэр Говард молча подошел к окну и выглянул во внутренний двор. Смущенно отвернулся, бросил предупреждающий взгляд на дракона и сбивчиво пояснил:

  – Там Эли. Она показывает кое-что неприличное.

  – Тогда я не буду подходить, – немедленно решил тот.

  Уильям, не отвлекаясь, наблюдал за поведением гостя. Эльва дрожал, пусть и едва ощутимо, его черты выражали какое-то особенное, обреченное спокойствие, а кожа была горячей, словно у мага вместо крови по венам бежал огонь. Пальцы юноши, обычно прохладные, согрелись, и теперь отпускать плечо некроманта было жалко по двум причинам.

  – Ты горой стоишь за каждого, кого называешь другом, – тихо обратился к Эльве Его Величество. – Я не верю, что ты бы добровольно совершил плохой поступок.

  – Я – смерть. – Некромант нервно перебирал шнуровку у ворота своей рубахи. – Я несу смерть, как если бы она была моей любовью, несу, прижимая к себе, как сокровище, которое нельзя потерять. Она просит меня: убей, убей кого-нибудь снова, и я буду счастлива, буду сильнее, чем до убийства. Она просит меня: беги, не ищи укрытия, обойди все измерения, все дороги, но не смей, ни за что не смей спотыкаться, беги так, словно от этого зависит моя, а не твоя, жизнь.

  – Это она... – Уильям запнулся, – по-твоему, беспощадна?

  Эльва улыбнулся, на этот раз – по-настоящему, широко, хоть и слегка неловко.

  – Нет. Нет, она... прекрасна.

  – Некроманты все двинутые, – вынес вердикт Эс. – Велика вероятность, что он обожает предмет своего страха, и поэтому не скрывается от него. Если так, то мы действительно ему бесполезны.

  – Смерти я не боюсь, – прямолинейно сообщил гость. – И не боюсь ее дочери, хотя госпожа Аларна бывает немного диковатой. Я боюсь...

  Он осекся, глаза цвета морских глубин потускнели, утратили блеск, лишая некроманта видимых эмоций. Впрочем, его с поличным выдавала все та же едва ощутимая дрожь, и Уильям, в отличие от своих друзей, ни капли не испугался.

  – Это было во сне, – признался Эльва, и его пальцы на шнуровке замерли, сжимая прочные нити. – Меня часто обвиняли, что я ворую чужие сны, но, клянусь, у меня и в мыслях не было воровать. Мне снились, – он перешел на вкрадчивый, осторожный полушепот, – высокие башни, опустевшие замки, пустоши, а над ними – бесконечное множество часовых механизмов. Мне снились демоны, чьих имен я не различал, мне снились изувеченные тела. Мне снились лабиринты внутри зеркал, мне снились железные дороги... у вас их, наверное, не скоро изобретут... Мне снились книги, но я никогда не читал их в реальности, а во сне они были куда более полезны, чем если я просыпался и записывал то, что успел запомнить... и она, – некромант накинул на себя одеяло, будто оно сумело бы его защитить, – в конце концов, не выдержала. Она пришла и спросила, какого черта я лезу в ее мир, какого черта создаю в нем свои законы. Я ничего не создавал, серьезно, у меня... опять же, и в мыслях такого не было, но она так разозлилась, что не поверила. Она посмеялась надо мной, а смерть... смерть наклонилась над моим ухом, наклонилась и...

  – И? – напряженно повторил юноша. – Что она сделала?

  – Она удивилась. «Зачем ты позволяешь какой-то слабой девчонке управлять собой, зачем ты позволяешь ей себя оскорблять? Убей, убей ее, убей ее для меня, ну же, не стой на месте»...

  Голос некроманта оборвался, и в комнате воцарилась тишина. Сэр Говард потрясенно уставился на всколоченный льняной затылок, где нижняя часть прядей была мокрой от пота, а верхняя забавно топорщилась.

  – И ты...

  – Я не хотел, – простонал гость. – Я не хотел ее убивать. Но смерти... смерти было плохо, она исчезала, она не могла быть со мной там, где была жива та... та девушка. А если бы исчезла смерть, от меня бы ни черта не осталось, я бы рассыпался на кусочки, как снеговик, едва проходят морозы. И я...

  Уильям побледнел, но не бросил Эльву одного.

  – Это было так легко, – продолжал некромант, и юноше показалось, что сейчас, наконец-то рассказав о своей беде хоть кому-то, он уже не откажется от нее, не бросит, мол: извиняйте, а на этом надо бы и закончить. – Смерть не ошиблась, эта девушка была такой слабой... но все же не умерла. Она до сих пор истекает кровью в моих снах, умоляет пощадить ее, воскресить, потому что некроманты способны пользоваться ритуалом воскрешения. Она лежит на плоской поверхности, похожей на стекло, а под ней парят, как звезды, сотни и сотни золотых огоньков. Ее кровь прожигает крохотные дыры в этой преграде, и огоньки постепенно багровеют, обрастают шипами, начинают биться у меня под ногами, надеются разорвать, стекло темнеет, и по нему бегут размашистые трещины, а потом...

  Он задумчиво погладил края шрама.

  – Тебя убивают, – пробормотал Эс.

  – Да, – неожиданно спокойно подтвердил гость. – Меня убивают. К утру, если у меня получается уснуть, девушка говорит: «Ты никогда больше не достигнешь покоя. Ты никогда не скроешься от меня, потому что я – Бог, и ты посмел ударить Бога, обречь на страдания, завладеть его миром, как жалкий, наглый, подлый преступник, и я тебя не прощу, пока сами Врата Верности не погибнут, а они будут стоять долгие, долгие тысячелетия. Ты никогда не скроешься, никогда не получишь ни крупицы истинного счастья, ты не познаешь любви, не почувствуешь тепла, и все живое в тебе сделается мертвым, настолько мертвым, что и сама смерть не отберет у тебя этого. Никакой сон больше не принесет тебе отдыха, ты будешь умирать, едва закроешь глаза, умирать вечно, так, чтобы я наблюдала за каждым твоим падением, чтобы я пила твою кровь, пока она не переполнит мое тело. И однажды она исцелит все мои раны, и я встану, и я отберу у тебя все то, что ты украл».

  – И как много крови она уже выпила? – опасливо уточнил дракон.

  Эльва пожал плечами:

  – С тех пор, как я ее ранил, прошло три года.

  – Три?!

  – Три, но мои шрамы толком не кровоточат. Я сомневаюсь, что Богине удалось накопить достаточно алой жидкости, чтобы заставить себя подняться.

  Некромант мягко освободился из-под руки Уильяма, поглядел на него с явной благодарностью и сказал:

  – И ее угрозы пока что не сбылись. Я жду, пропадет ли из моей жизни истинное счастье, пропадет ли из нее вообще хоть что-нибудь, но она течет по прежнему руслу, если не считать бессонницы. Я сутками не сплю, лишь бы не сталкиваться с Богиней зря. Терять сознание от усталости – приятнее, чем быть мишенью.

  Он двинулся к выходу из спальни, на ходу затягивая ворот, и напоследок ввернул:

  – Это секрет. Я могу рассчитывать, что вы нигде о нем не обмолвитесь?

  Подробная карта Этвизы черными линиями горела на столе – разноцветные фигурки бросали тень на город Сельма, обнесенный каменной стеной в три человеческих роста и уже готовый к обороне.

  Господин Кьян бил по уголку пергамента грифелем карандаша, и мысли у него были весьма далекие от войны. Его не заботило, проиграет или выиграет армия эделе. Он вспоминал, как господин Язу – известный благодаря своим отважным поступкам, – стоя не берегу, обернулся к туманному горизонту, а там сквозь густую серую дымку пробивались одинокие багровые вспышки. Что горело – Дьярра или скопление дорог, ведущих к воинскому форту Кадар? Почему шаман смеялся, а не хмурился, как его товарищи?

  Военачальник ударил кулаком по столу так, что фигурки покатились прочь, а карта свернулась в трубочку. Он понятия не имел, что происходит на уме у врага, но врагом определенно был Язу, а не рыцари.

  Штурмовать хорошо вооруженный город, вдобавок – оснащенный магическими амулетами, штука безрассудная. Копейщики, лучники, арбалетчики, мечники и прочие бесполезны под высокими стенами, откуда защитники со злорадным смехом начнут бросаться камнями или, хуже того, лить раскаленную смолу. Значит, вперед надо отправить шаманов – и заодно лелеять в себе надежду, что кто-нибудь из рыцарей или магов Тринны случайно отрубит (откусит, раздавит, нежно взорвет) рыжую хитрую башку господина Язу.

  – Милорд, – в походный шатер, расположенный в центре лагеря, заглянул Мальтри. – Я собрал господ командиров. Пускай заходят, или вы пока еще заняты?

  – Пускай, – коротко ответил Кьян, отпихивая фигурки ногой так, чтобы они закатились под лежанку и пропали в тени.

  Над лежанкой кто-то из немногочисленных слуг зачем-то повесил новенькое зеркало, такое блестящее, что и сияние желтых свеч в канделябре, отразившись, на миг ослепило военачальника. Затем он мрачно подумал, что немного похож на верховного шамана – такая же лиса, но цвет волос немного светлее, как расплавленное золото, а небесно-голубые глаза не сощурены с неизменным желанием забраться в душу собеседника и выудить из нее все, что после окажется хоть сколько-нибудь ценным.

  – Добрый вечер, мой господин, – приподняв тяжелый полог шатра, внутрь шагнул Сури. За ним осторожно двинулся Милайн, командир лучников, арбалетчиков и тех, кто бегал со стрелами от одного колчана к другому и обратно – к телеге с вооружением. Командир копейщиков, близкий приятель господина Милайна, вежливо поклонился Кьяну, а последним к собранию присоединился Язу, и военачальнику тут же остро захотелось вырвать ему кишки.

  Небольшая компания столпилась над картой, помеченной крестиками там, где должна была пройти армия.

  – Шаманы пойдут вперед, – сообщил Кьян, – и снесут ворота. Охранять их будут ваши стрелки, господин Милайн, и ваши мечники, господин Сури. Они проследят, чтобы никто из подчиненных господина Язу не пострадал, а, собственно, его защиту я возьму на себя.

  – Я не нуждаюсь в твоей защите, – ядовито бросил верховный шаман. – И мои товарищи не будут острием твоей чертовой армии, как ни проси. Мы – важная и, увы, незаменимая сила, в отличие от рядовых солдат. Вполне естественно, что они платят своими жизнями за то, чтобы продлить наши.