Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.1"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 65 страниц)

Глава 2
Желтая стрела

Жало выбрался наконец на ровную площадку, прислонил к скале копье и присел на корточки. Он устал. Если воины Старшего заметили, что его нет в деревне, они уже бегут вдогонку, пригнувшись, касаясь земли наконечниками копий, чтобы не упустить след.

С площадки не видно пещер и Цветочной поляны. Осыпь у ледника пуста, и лишь две большие мухи дерутся над камнями, не могут поделить какого-то зверька. Их крылья отражают синь ледникового обрыва. Если погоня близка, то воины должны пройти по осыпи. Другого пути нет. Они будут осторожны, потому что знают, как ловок Жало со своей пращой.

Солнце уже согнало ночной иней со скал. Длинные сизые облака уползали к Синим горам. Колючие заросли раскрыли навстречу солнцу узкие листья. Там, в тени, прячется Белая смерть, которая стережет долину. Мимо зарослей не пробраться. И никто не знает, где на скале нарисована желтая стрела. О ней рассказал перед смертью Немой Ураган.

Немой Ураган знал, что утром за ним придут воины Старшего. Боги не оставят его жить. Он нарушил закон и пытался уйти из долины к морю, где пасутся стада долгоногов и бродят дикие люди. Море – бесконечная зеленая вода. Ураган разводил руками, чтобы показать, как много воды. Ураган до самой смерти так и не научился хорошо говорить. Он помогал себе руками, но только Жало и Речка понимали его. Он всегда хотел уйти из долины, и Старший однажды пытался убить его, но боги не согласились, не дали знака. Боги бывают милостивы, но когда Урагана, изуродованного Белой смертью, нашли на Цветочной поляне, Старший ушел в храм. Это было ночью, и Ураган успел рассказать Жало о желтой стреле в скалах. А утром Старший вернулся из храма, где молился всю ночь. И сказал, что боги берут Урагана к себе. Ураган не мог идти. Воины принесли его к храму. И там Ураган перестал жить.

Белая смерть стерегла выход из долины. Те охотники, кто не успевал придти в деревню до темноты, редко возвращались обратно. Ночью Белая смерть подходила к самой деревне и топталась у возделанных полей. Старший говорил, что она стережет поля от ночных мух и долгоногов. Ночью нельзя было выходить из пещер и хижин.

Жало дождался рассвета и ушел, когда небо стало серым. С рассветом Белая смерть прячется в заросли за Цветочной поляной. Если подняться по скалам, следуя за желтой стрелой, то можно выйти из долины. Там страна Диких. И море.

Погони не было. Жало подобрал копье и начал спускаться по склону, поросшему редкими деревьями. Иглы деревьев были опутаны розовой паутиной. Паутину таскали за собой многоножки, накрывая ею цветы, и, не опасаясь мух, высасывали сок. Со склона заросли кустов, в которых таилась Белая смерть, казались ровными, как болото. Когда налетал ветер, по кустам проходили серебряные волны – листья переворачивались обратной стороной. Внутри была тайна. Лишь большие мухи и Звери, Живущие в Темноте, знали путь сквозь колючки. Раньше, рассказывали охотники, жители деревни поджигали кустарник, и сонные, перепуганные твари выскакивали на солнце. Тогда было много мяса. С тех пор как в кустах поселилась Белая смерть, охотники обходили их стороной.

Жало был еще молод, и охотники не брали его с собой. Он рыхлил суком землю, в которую женщины кидали семена. Так велели боги. Через одну зиму Жало станет настоящим мужчиной. Тогда боги, может быть, разрешат ему стать охотником. А Старший выберет ему жену. Жало лучше всех в деревне умел метать камни из пращи и попадать копьем с двадцати шагов в шкуру долгонога. Но шкура была старая. Долгоноги редко приходили в долину. Старший сказал: если боги решат, что Жало будет охотником, он даст ему хорошую жену. Может быть, даже свою дочь. Это была большая честь, но Жало не хотел жениться на Светлой Заре. Он хотел увидеть море – большое, как небо, зеленое и глубокое, о котором рассказал Ураган.

Мухи, заметив Жало, перелетели с осыпи и завертелись над головой. Жало кинул в них камнем, чтобы отпугнуть. Воины Старшего увидят, где вьются мухи, и поймут, что здесь человек.

Скоро будет поворот к Мокрой скале. Жало остановился и прислушался. Сзади покатился камень. Кто-то шел по его следам. Жало бросился в тень дерева, и многоножки, сматывая паутинные мешочки, спрятались в глубь ветвей. Жало положил в пращу круглый камень и поднял руку. Из-за скалы вышла девушка и остановилась в нерешительности. Солнце светило ей в спину, но Жало сразу догадался, что это Речка. Он опустил руку.

– Жало, – позвала Речка. – Ты здесь?

Жало еще глубже отошел в тень и принюхался – не идут ли за девушкой воины. Но запах был только один. Тогда он, подождав, пока Речка поравняется с деревом, прыгнул на нее сзади и схватил за волосы. Речка извивалась в его руках, кусалась и царапалась. Жало удерживал ее за плечи, смеялся и повторял:

– Разве так ходят по долине, глупая? Тебя сожрет любая тварь.

– Я знала, что ты здесь, – сказала Речка, высвободившись из его рук. – Я шла по следам. Здесь нет никого, кроме тебя.

– Я оставил след?

– До ручья. Потом ты шел по ручью и вышел у крутого камня. Но я знала, куда ты идешь. Ты идешь к перевалу. Я нашла твой след на Цветочной поляне. Не бойся. Солнце поднялось высоко, и наши следы унесет ветер.

– Ты зачем пришла? – спросил Жало, прислонясь спиной к стволу дерева. Многоножки проторили дорогу по его голой груди и, пофыркивая, тащили в норы розовые мешочки с нектаром.

Речка протянула руку, набрала горсть многоножек и принялась отрывать мешочки со сладким нектаром. Она ела сама и угостила Жало.

– Я спросила у матери, – произнесла Речка. – Ты еще спал. Ночью. Я спросила, будешь ли ты работать в поле. Она сказала, что ты с утра пойдешь к ручью, за рыбой. Ты обманул мать, но я догадалась. Возьми меня с собой.

– Нельзя, – ответил Жало. – Там Белая смерть.

– Я все равно уйду из деревни. Старший сказал, что после одной ночи отдаст меня в жены Скале. У Скалы уже три жены. Он страшный.

– Скала – великий охотник, – проговорил Жало.

– Я не хочу быть женой Скалы. Возьми меня с собой.

– Я иду по дороге Немого Урагана. Я иду один. Никто еще не прошел этой дорогой.

– Немой Ураган был моим отцом.

– Ты женщина. Ты слабая. Ты не умеешь метать копье.

– Я буду твоей женой.

Жало ничего не ответил. Он хотел, чтобы Речка стала его женой. Но Старший сказал – нельзя. Немой Ураган овдовел и взял в жены мать Жало, когда его отец не вернулся ночью с охоты. Хоть у Жало и Речки были разные отцы и матери, их считали братом и сестрой. Старший сказал, что отдаст Речку Скале. Жало был зол на Старшего, но не сказал тогда ничего. Потому что нельзя идти против воли богов.

– Ты не боишься богов? – спросил Жало.

– Но мы с тобой уйдем из долины. За перевалом другие боги. Так говорил отец.

– Если Белая смерть возьмет меня, Старший прикажет тебя убить.

– Я не боюсь. Я – дочь Немого Урагана. – Речка села на землю и вытянула ноги. – Я три часа бежала по твоим следам, – сказала она. – И нашла тебя. Я могу стать охотником.

Жало рассмеялся.

– Женщины кидают в землю зерна и варят мясо. Охотники – мужчины.

– Ты сам копаешь землю, – напомнила Речка.

Она погладила его ногу. Жало посмотрел сверху вниз. Волосы девушки, сбритые в храме в день совершеннолетия, уже отросли до плеч. У нее была высокая грудь, веселые глаза и крепкие, красиво татуированные руки.

– Я хотел взять тебя в жены. Но нельзя нарушать волю богов.

– За перевалом другие боги. Наши боги туда не ходят!

– Погоди. – Жало подтянулся на суке дерева, вспрыгнул на него, чтобы сверху посмотреть на тропу. – Ты так громко говоришь, что воины услышат тебя.

– Они еще спят. Дверь в их дом закрыта.

– Старший все слышит. Он никогда не спит. Помнишь, как мы с тобой украли ногу подземного зверя? И спрятались в маленькой пещере. Никто нас не видел.

– Толстый Жук нас видел. Он рассказал Старшему.

– Нет, Толстый Жук не знал, где наша пещера. А Старший пришел туда. – Жало переступил с ноги на ногу, и многоножки посыпались на землю.

– А потом, – засмеялась Речка, – он вел нас по деревне, останавливался у каждого дома, вызывал всех на улицу и говорил: «Эти дети украли мясо».

– «Они украли мясо, которого мало».

– Правильно. «Они украли мясо, которого так мало». И бил нас палкой. Но ты не плакал.

– Я не плакал. А он сказал, что мы теперь не увидим мяса до самого лета. Так велят боги. И будем работать в поле с утра до ночи. А мне хотелось мяса.

– Но отец давал нам мяса, разве ты забыл? Он давал нам от своей доли. Он объяснял, что не хочет, чтобы мы умерли с голоду.

Речка поднялась на ноги, потянулась, подобрала с земли копье Жало и спросила:

– Мы пойдем к перевалу? Или ты забыл?

Жало спрыгнул с сука. Он обиделся. Речка не должна была напоминать мужчине, что ему следует делать. Но она была права. Что толку сидеть на суку и болтать ногами.

Утро кончилось. Тени стали короче, и ветер стих. От темной массы кустов поднимался легкий пар – растения отдавали воду, накопленную за длинную ночь. Запахи земли, животных, растений стали гуще, многочисленнее, и следы, оставленные зверьми и людьми, пропадали в испарениях долины. Лучшие часы охоты – от рассвета до жары – прошли. Жало потянул легонько Речку за кольцо в носу.

– Будь покорна, жена, – сказал он слова, которые можно было произносить лишь Старшему.

– Пусти, мне больно.

Они шли вдоль кустарника, но ни разу не ступили в его тень. Жало вспугнул красную змею, метнул в нее камнем из пращи, змея взвизгнула, завертелась в траве и рассыпалась на десяток змеенышей. Между кустарниками и скалами оставался узкий проход, пропадающий шагов через сто. Но Жало смело шел вперед. Так велел Ураган. Речка ступала ему вслед и дышала в затылок. Иногда она протягивала вперед руку и касалась пальцами спины юноши. Жало дергал плечом, сбрасывал руку. Ему тоже было страшно. Если из кустов кто-нибудь выскочит, бежать некуда. Три шага – и скала.

Потом осталось два шага. Потом настал момент, когда можно было развести руками и правая упрется в иглы кустарника, а левая коснется холодной мокрой скалы. По скале стекали тонкие струйки воды, и брызги попадали на кожу. Здесь было холоднее, чем у деревьев. Жало замер. Впереди, в нескольких шагах, кустарник сливался со скалой, прижимался к ней.

– Здесь, – сказал Жало тихо, чтобы не разбудить тварей, спящих в кустах.

– Дороги нет, – шепнула Речка. – Ты не ошибся?

– Ураган сказал: «Где кусты и скала станут вместе, беги вперед».

– Никто еще не ходил здесь.

– Твой отец ходил. Он был великий охотник.

Жало ткнул копьем в кусты. Ветка шевельнулась, словно живая, и подобрала иглы. Жало отвел копьем ветку от скалы и шагнул вперед. Речка держалась за его набедренную повязку. Жало копьем отодвигал ветки и протискивался между ними и скалой. Ветви смыкались сзади, стало темнее, и кто-то зашевелился совсем рядом.

Речка вскрикнула от испуга, Жало кинулся вперед, кусты хватали его крючками иголок, рвали кожу, и обеспокоенные обитатели темноты ворчали, пищали и шипели вслед.

Жало бежал, зажмурив глаза, и не он, а Речка первой поняла, что они ушли из долины. Кусты расступились, и беглецы оказались в широкой расщелине, дно которой устилали мелкие камни, а скалы по сторонам, темные, покрытые лишайником, сходились над головой.

Жало перевел дух. Речка сорвала пук травы и вытирала кровь с лица и груди. Жало поторопил ее.

– Если мы разбудили Белую смерть, она нас здесь легко догонит. Мы пойдем до желтой стрелы.

– Мне больно.

– Тогда оставайся. Или иди в деревню.

– Я не могу. Меня отдадут богам.

Жало не стал больше тратить время на разговоры с девушкой. Он быстро пошел вперед, не сводя глаз с левой скалы. На ней должна быть желтая стрела.

Речка плелась за спиной, всхлипывая, и ругала спутника.

Сзади раздался свист.

– Белая смерть! – крикнул Жало. – Мы разбудили ее. Не оборачивайся!

Речка все-таки оглянулась. Кусты шевелились, колыхались, будто старались выплюнуть что-то большое. Среди ветвей мелькали светлые пятна, и никак нельзя было разобрать ни формы, ни размеров Белой смерти.

Жало бежал впереди, и расщелина все не кончалась. Перед глазами маячил все тот же кусок неба и полосы облаков на нем. Вдруг скалы раздались в стороны, и беглецы оказались на краю обрыва. Обрыв уходил отвесно вниз к зеленому полю, посреди которого извивалась медленная река. Она терялась в тумане, за которым было море.

Заунывный свист и пощелкивание приближались. Белая смерть настигала их, и на этот раз обернулся Жало. У Белой смерти не было глаз, рта и ног. Она переливалась, как тесто, выпуская короткие отростки, тянула их к беглецам.

– Стрела! – крикнула Речка.

Небольшая желтая стрелка косо указывала вверх, на карниз, узкий и почти незаметный со дна расщелины.

Жало не стал тратить времени на разговоры. Он сгреб Речку в охапку и подсадил ее к карнизу. Речка вцепилась в камень, подтянулась и исчезла за скалой. И тут же протянула руку, чтобы помочь юноше взобраться. Жало оперся о копье, пальцы босых ног вцепились в шершавый камень. Речка, не выпуская руки, отступила дальше вдоль стены.

Один из белых отростков потянулся к карнизу. Жало ткнул в него копьем, и отросток сразу исчез.

Они стояли, прижавшись спинами к скале, и молчали. Они были первыми, кто встретил Белую смерть и остался в живых. Боги сжалились над ними.

Карниз постепенно расширялся и спускался вниз, к реке. Ветер, прилетевший с моря, упруго бил в лицо, будто боялся, что, ослабевшие после страшной встречи, они сорвутся с карниза и упадут вниз.

Они прошли немного по карнизу, а когда он расширился, присели. Жало протянул руки и показал Речке, как они дрожат.

– А у меня нет ног, – сказала Речка.

Туман рассеивался, и казалось, что небо, такое большое с высоты, загибается книзу, темнеет и по нему идут белые полоски. В небо вливалась река, разбившись на множество узких протоков.

– Море, – сказал Жало. – Ураган говорил, что море – сестра неба. Теперь нас никто не догонит.

Карниз вел к речной долине, к розовым сладким деревьям. Стадо долгоногов паслось около одного из них. Жало никогда не видел столько долгоногов сразу.

– Мясо, – проговорил он. – Много мяса.

Пощелкивание Белой смерти, словно дурной сон, возникло совсем рядом. Чудовище, распластавшись по стене, забралось на карниз и медленно ползло вперед. Жало пошел было ему навстречу, но Речка вцепилась ему в руку.

– Не смей! – кричала она. – Мы убежим от него. Белую смерть нельзя убить.

Жало отступил.

– Бежим!

Они бежали вниз, хватаясь за выступающие камни, перепрыгивая через трещины. Откуда-то взялись большие мухи. Их привлекал пот. Мухи вились над головами и старались остановить беглецов. Белая смерть отстала. Она струилась по карнизу, меняя форму. Она двигалась медленно, но упорно, потому что знала, что людям не убежать от нее. Белой смерти не нужен отдых. Она никогда не спит.

Карниз превратился в осыпь. Между обломками скал росли кустики и желтые свистящие цветы. Долгоноги заметили людей и бросились наутек, высоко подбрасывая толстые зады. С осыпи видна была скала, с которой они спустились. Она тянулась в обе стороны, от моря до синих гор, и расщелина, по которой вышли Жало с Речкой, казалась отсюда черной трещинкой – словно кто-то всадил в скалу острый нож. На середине скалы виднелось белое пятно. Пятно уверенно ползло вниз.

– Мы дойдем до реки, – сказал Жало, – и войдем в воду. Белая смерть не умеет плавать.

– Ты откуда знаешь?

– Так говорил Немой Ураган. Когда он был в другом племени, они спасались от ночных зверей тем, что входили в воду. Потом мы найдем то место, где можно перейти реку пешком. Ураган говорил, что такое место есть, но забыл, где оно. И придем в племя Урагана.

– Я не умею плавать.

– Я тоже. Никто в нашем племени не умеет плавать. Но мы ушли, и никто не смог нас поймать. Даже Белая смерть. Я – настоящий охотник. Я возьму тебя в жены и потом, с новым племенем, вернусь в деревню и убью Старшего.

– Ты настоящий охотник, Жало, – согласилась Речка. – Но пойдем скорее к воде. Смотри, Белая смерть уже близко.

Белая смерть, добравшись до широкой части карниза, поползла куда быстрее. По осыпи она покатилась, словно шар, выставляя вперед, чтобы удержаться, короткие толстые отростки.

Но беглецы не успели сделать и нескольких шагов к реке, как пришлось остановиться. Вдоль воды шли люди.

– Это охотники, – сказал Жало. – Поспешим к ним. Это охотники из племени Урагана. Я знаю знак племени. Они нас не тронут.

– Стой, – ответила Речка. – Ложись в траву, пока они нас не заметили. Ты видишь, какие у них копья?

Жало послушно нырнул в траву и осторожно выглянул из-за камня. У людей, шедших вдоль реки, копья были раздвоены на концах, чтобы рвать мясо и чтобы рана была глубокой и смертельной. Таким копьем трудно убить зверя. Даже долгоног может спастись от такого удара. Таким копьем охотятся только на человека. Это были воины Старшего.

Жало катался по земле, кусал свои руки, бил кулаками по камням. От ярости и страха он ничего не видел.

– Это духи! – кричал он. – Это духи воинов! Они не могли выйти из долины!

– Тише, – умоляла его Речка. – Тише, они услышат.

Но Жало уже вскочил во весь рост и кинулся навстречу воинам, потому что им овладело бешенство, в которое впадает всякий мужчина племени, если чувствует, что близка его смерть.

Речка попыталась остановить его. Она бежала, спотыкаясь, за Жало, кричала, плакала. А сзади, все ближе, все слышнее, раздавалось пощелкивание Белой смерти.

Воины увидели юношу. Они рассыпались полукругом, чтобы ему некуда было уйти, и ждали, пока он приблизится, чтобы бить наверняка. Один из них развернул небольшую сеть, связанную из стеблей голубого тростника. И Речка поняла, что они хотят взять Жало живьем. Это было еще хуже. Значит, они принесут его в жертву богам, как принесли в жертву Немого Урагана.

Захваченная зрелищем, Речка не заметила, как на нее упала тень, и лишь ожог отростка Белой смерти заставил ее прыгнуть вперед и закричать.

Крик ее донесся до бегущего юноши и остановил его. До охотников оставалось несколько десятков шагов.

Жало увидел, что Речка бежит к нему, а громада Белой смерти преследует ее по пятам и отростки чуть не касаются ее спины.

И что-то странное случилось с Жало. Он вдруг забыл о воинах. Безумие покинуло его. Голова стала ясной, и ноги налились силой. Он кинулся наперерез Речке, вдоль цепи воинов, так, чтобы пробежать перед ней. Это ему удалось. Жало схватил девушку за руку и потащил за собой. Воины замешкались от неожиданности, а Белая смерть не успела изменить направление и проскочила вперед.

Через минуту все изменилось. Воины поняли, что добыча может ускользнуть, и последовали за Жало, держась ближе к берегу, чтобы не натолкнуться на Белую смерть, а чудовище вобрало в себя отростки и покатилось вслед за беглецами. В конце концов кто-то из преследователей обязательно настиг бы беглецов, которые оказались между двух огней.

Белая смерть оказалась проворнее. Она догнала их у небольшого крутого пригорка, куда Жало втащил изнемогающую Речку. И тут же белый шар расплылся по траве, стал жидким и со всех сторон окружил собой пригорок. Белая жижа стала стягиваться кверху, и воины остановились в отдалении, глядя, как уменьшается зеленая площадка под ногами юноши и девушки, как беспорядочно и отчаянно Жало тычет копьем в отростки Белой смерти.

И в этот момент из-за большого дерева вышел еще один свидетель этой сцены. Он не принадлежал ни к одному из племен. Он был выше ростом и тоньше. У него была блестящая большая голова, перепончатый хобот, горб за спиной и странные блестящие одежды. Он поднял руку с блестящей короткой палкой, и из палки вылетела струя белого ослепляющего огня. Струя достигла белого кольца, и кольцо чернело, съеживалось, пряча щупальца. И этот человек или бог продолжал жечь Белую смерть, пока остатки ее, обгоревшие, мертвые, не сползли с пригорка и не рассыпались пеплом по траве.

Тогда Жало отпустил Речку, она упала на траву, а юноша встал на колени и закрыл ладонями глаза.

Глава 3
Пещеры

Тишина преследовала Павлыша до самого корабля. Казалось, с торжеством ночи все твари затаились в норах или залегли в беспробудный сон. Даже под водой ему никто не встретился. А может, до них донесся слух, что этот одинокий человек чувствует себя сильным, непобедимым и неуязвимым. А причиной тому не только новый скафандр, в котором можно не беспокоиться о нехватке кислорода или когтях морских жителей, но и сознание победы. А оттого недавнее путешествие к огоньку стало чем-то вроде воспоминания о миновавшей зубной боли, которую можно представить, но нельзя вернуть.

Но еще было беспокойство о корабле. Оно росло с каждым шагом, и треск ракушек под подошвами башмаков отсчитывал секунды, с каждой из которых явственней была картина, где неизвестное чудище спокойно разбирает доморощенную баррикаду, оставленную Павлышом у люка «Компаса».

Тишина казалась зловещей. Невысокие ленивые волны приподнимали головы над черной маслянистой поверхностью океана и искристой пленкой растекались по песку. Воспоминанием о длинном дне осталась лишь узкая зеленая полоса над горизонтом, но свет, позволяющий разглядеть ленту пляжа и стену кустов на дюнах, исходил не от догорающего заката и не от светящегося моря – из-за дюн поднялась медная луна и залила ночь отблеском далекого пожара.

Огонек остался далеко сзади. Он подмигивал равномерно и надежно. Он внушал уверенность в будущем. В отдаленном будущем, которое никак уже не зависело от Павлыша. Но от него зависела безопасность корабля в ближайшие дни, безопасность от случайностей, которыми столь богата эта планета.

Звезды отражались в лужицах, оставшихся после прилива, и светлая полоса пены отделяла песок от моря. Идти было легко. Слежавшийся песок пружинил под ногами.

Наконец черным провалом в звездном небе впереди обозначился «Компас». Павлыш включил на полную мощность шлемовый фонарь, и круглое пятно света уперлось в покореженный металл корпуса. Павлыш обошел груду деревяшек и обгорелых тварей – остатки неудачного костра. Казалось, что все это случилось очень давно, много лет назад: и первые вспышки маяка, и отчаянные попытки привлечь внимание жителей далекой избушки.

Хитрые затворы люка, придуманные Павлышом, были не тронуты. Никто не пытался проникнуть в корабль в отсутствие его сторожа.

Из шлюзовой камеры Павлыш включил аварийное освещение и воздушные насосы. Спасательный корабль придет через неделю, и можно позволить себе роскошь – жить со светом и без скафандра.

Павлыш задраил дверь в шлюзовую камеру и прислушался к свисту воздуха, который весело врывался в отсек, будто соскучился в темноте резервуаров. Можно было снять нагубник. Привычные запахи корабля, которые пережили крушение и которые останутся в корабле еще долго после того, как последний человек покинет его, окружили доктора, словно теплые кошки, радующиеся возвращению хозяина.

Душ не работал. Павлыш сбросил скафандр и вышел в коридор.

Плафоны в коридоре горели вполнакала, и, случись это месяц назад, Павлышу показалось бы здесь темно и неуютно, но после долгого путешествия в темноте коридор представился Павлышу сверкающим веселыми и яркими огнями. Все было в порядке. Сейчас откроется дверь и выйдет капитан. Он спросит: «Почему вас так долго не было, доктор?»

Но капитан не вышел. Капитан был мертв. Павлыш дошел до конца коридора и, перед тем как заглянуть в анабиозные камеры, обернулся, пытаясь вновь вызвать в себе приятный обман, ощущение, что ты не один.

Какой-то человек выглянул из-за угла и, заметив Павлыша, спрятался. Несколько секунд Павлыш продолжал оставаться в блаженном состоянии – он воспринял этого человека как продолжение игры в живой корабль. Но тут же сработала внутренняя система предупреждения. Павлыш, ты один на корабле. Здесь не может больше никого быть. Это галлюцинация.

– Это галлюцинация, – сказал вслух Павлыш, чтобы развеять видение.

Стереть память о нем. Надо держать себя в руках. Но что такое странное было в облике человека, нырнувшего за угол? Он не принадлежал к экипажу корабля – ни к живым, ни к мертвым. Он не был образом кого-то из земных знакомых Павлыша. Это был чужой человек. Высок ли он, низок, мужчина он или женщина – этого разглядеть Павлыш не успел. Но он был уверен, что никогда не видел этого человека раньше.

Галлюцинация галлюцинацией, но надо проверить. Павлыш вдруг пожалел, что оставил пистолет в скафандре. Он возвращался по коридору медленно, готовый прижаться к стене или нырнуть в одну из кают. Ему вдруг стало страшно – может, потому, что самое трудное было уже позади и новая опасность, возникшая столь неожиданно, застигла его врасплох. Крадучись по коридору, Павлыш поймал себя на том, что уговаривает человека оказаться игрой воображения.

За углом никого не было. Люк в шлюзовую камеру был задраен, и плафон под потолком чуть мерцал, будто издевался над Павлышом. Если человек скрывается где-то здесь, то Павлыш должен услышать его дыхание – тишина мертвого корабля была почти невыносимой, тяжелой и гулкой.

Простояв с минуту неподвижно, Павлыш уверился в том, что он на корабле один. Подвели нервы. И все-таки надо было убедиться в этом до конца. Павлыш взял из шкафчика нагубник, накинул на спину баллон и вошел в шлюзовую камеру. Здесь тоже было пусто. Павлыш откинул сломанный люк. Его встретили темнота и шуршание моря. И уж совсем на всякий случай Павлыш взял ручной фонарь и провел его лучом по песку – там было пусто, по морю – море было пустынным. И к кустам. Тут луч света поймал фигуру человека, бегущего по рыхлому песку. Фигура задержалась на мгновение, метнулась в сторону, чтобы уйти от светлого круга, и исчезла в колючках. Кусты не помешали гостю скрыться в их чаще.

Значит, это была не галлюцинация. Гость существовал, обитал на этой планете, был любопытен и осторожен.

Павлыш подержал еще немного свет на той части кустов, где скрылся гость, потом потушил фонарь и вернулся на корабль. Его вновь охватило беспокойство. Ночной житель планеты мог добраться до анабиозных камер.

Павлыш ворвался в анабиозный отсек, забыв снять нагубник и положить фонарь на место. Дверь туда была задраена, но Павлыш все равно не успокоился, пока не оказался внутри и не увидел показания приборов. Приборы работали нормально. Ночной гость сюда не добрался.

Павлыш обошел весь корабль, заглядывая в отсеки и трюмы, пробираясь среди разбитого оборудования и искореженных переборок. Ему вдруг показалось, что открылся грузовой люк, и он потратил минут двадцать, прежде чем убедился, что люк заклинило так надежно, что без лазера его не вскроешь. И все-таки он не мог успокоиться. Вернулся в шлюзовую, надел скафандр, взял пистолет и выбрался наружу. Он медленно повторил путь гостя, стараясь разглядеть его следы. Он дошел, увязая в песке, до самых кустов. Но ни следов, ни просвета в кустах, где мог бы скрыться человек, он не обнаружил. История получилась странная, не очень правдоподобная, и захотелось, чтобы поскорее прилетел спасательный корабль.

Перед тем как лечь спать, Павлыш забаррикадировал люк и прибавил света. Есть расхотелось, и он долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам за притворенной дверью. Звуков не было. Пистолет он положил под подушку. Так и заснул, держа под подушкой руку…

Снились утомительные кошмары, в которых Павлыш вновь и вновь шел по берегу, тонул, и перед ним, оглядываясь и маня рукой, шел ночной гость. Заманивая к черной бездне.

Павлыш проспал двенадцать часов и проснулся в деловом, трезвом настроении. В конце концов, нет ничего удивительного, что на планете живут ее хозяева. Возможно, что они еще не делают орудий и не строят домов, так что при разведполете их не обнаружили. Разумные они или стремятся к такому состоянию – в любом случае они любопытны, за что их никак нельзя корить.

Он лежал и прислушивался к шорохам. Потом вздохнул, сказал сам себе: «Доброе утро». Ему осталось провести здесь шесть суток в полном одиночестве. Когда ясно виден предел твоей робинзонаде, общие цели в жизни претерпевают метаморфозу. Проблемы выживания, спасения товарищей, перспектива медленной смерти – все это пропало. Но шесть дней – совсем не малый срок, и глупо провести их, лежа на койке и читая в очередной раз пятый том Ключевского. Потом знакомые будут спрашивать: а что ты, Слава, делал, когда вернулся на корабль? Можно ответить им – залег в спячку. Знакомые улыбнутся, ничего не скажут и подумают: вот дурак. Попасть на новую планету – и проспать на ней шесть дней подряд.

Если верить справочнику, через трое суток наступит утро. Тогда надо будет пойти по берегу в обратную от маяка сторону. Где-то там должен быть просвет в бесконечных кустах, и можно будет заглянуть внутрь, посмотреть, где и как обитает ночной гость.

Придя к такому удачному решению, Павлыш, чтобы не тратить времени даром, выбрался наружу, отыскал в груде щепок более или менее сохранившиеся тела летучих тварей и перетащил их в лабораторию. Дверь в анабиозный отсек он задраил намертво, так что если сам доктор заразится какой-нибудь местной дрянью, ни один вирус к ваннам не проникнет.

В лаборатории пришлось повозиться, пока в куче обломков удалось отыскать и привести в рабочее состояние кое-какие инструменты. Павлышу со школьных лет не приходилось препарировать без помощи микроскопа, под тусклой желтой лампочкой, пользуясь вместо предметных стекол донышком от колб и стаканов. Павлыш, с наслаждением ругая первобытные условия своего существования, разделал несколько тварей, увлекся, выловил в море на свет фонаря трех мелких морских жителей, отыскал в трюме контейнер со спиртом, перетащил из камбуза гнутые кастрюли, сковородки, превратил лабораторию в весьма неряшливую кунсткамеру, нажил мозоль и несколько водяных пузырей на ладонях и к исходу третьего дня стал первым в Галактике специалистом по биологии планеты. Правда, по биологии низших форм ее жизни, строение которых давало все основания полагать, что эволюция здесь зашла довольно далеко и утром на свету можно будет весьма расширить свои знания.

Самый интересный сюрприз таили в себе кусты. Они оказались не только растениями, но и животными – сложным и любопытным симбиозом между растениями с полыми стеблями и простейшими организмами, населявшими внутренность стеблей. Организмы эти были общественными – сродни муравьям, – именно они заставляли ветви сопротивляться попыткам чужаков проникнуть внутрь кустарника, где кишела разнообразная жизнь, связанная – от летучих тварей до микробов – в единую систему.

Павлыш долго бился над задачей, как притвориться своим, заставить кусты расступиться перед ним, но пришлось отказаться от этой затеи – на горизонте появилась голубая полоса. Надвигался рассвет, и пора было готовиться к большой экспедиции под кодовым названием «Робинзон идет по острову».