Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.1"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 65 страниц)

– А планета хочет помочь нам, – произнес Девкали. – Она не совсем мертва. Помнишь, Пирра, как я первый раз принес тебе букет лесных висанов?

– Летом будет больше цветов, – добавил Павлыш.

6

С делянки возвращались не спеша. Может, оттого, что видели живой цветок, оттого, что так легко и быстро нашли нужный кустарник, настроение у всех было хорошее. Девкали тащил ворох сухих сучьев и корней и допрашивал Павлыша, пишут ли на Земле стихи, а если пишут, то пользуются ли рифмой. Пирра тихонько напевала что-то, и Снежина подумала, что еще не видела Пирру смеющейся, а наверно, когда она засмеется, то станет очень красивой. Хотела было сказать об этом Пирре, но та вдруг остановилась и сказала:

– Если пойти по этой аллее, мы придем на кладбище. Здесь было маленькое кладбище. Ботаники предпочитали и жить и умирать здесь. Здесь не было крематориев, как в городах. Подождете меня секунду? Я загляну, не похоронен ли здесь старик. Я никак не могу вспомнить, как его звали. А это очень нужно. Правда?

Пирра повернула в боковую аллею. Остальные последовали за ней. Кладбище открылось через сто шагов – это небольшая поляна, окруженная высокими деревьями. На поляне несколько могильных холмиков, над каждым камень или диск с лучами. Пирра прошла мимо ряда холмиков. Остановилась у крайнего.

– Конечно, – вспомнила она. – Его звали Кори, учитель Кори из Лигона. Он умер перед самой войной.

– Это хорошо, – заметил Девкали, – что он не дожил до нее.

До лаборатории было уже недалеко. Пирра провела к ней по узкой тропинке, мимо хозяйственных построек.

– Здесь песок? – спросил вдруг Павлыш.

– Да, песчаные почвы. Не все растения могли здесь жить. Приходилось ходить в соседнюю долину за перегноем. Очень тяжелые корзины были, как сейчас помню.

Павлыш отстал и отошел немного в сторону. Разгреб листья под деревом и посмотрел, сухой ли там песок. Под листьями был перегной сантиметра три, потом песок.

Женщины и Девкали ушли вперед. Павлыш распрямился, отряхнул ладони и хотел идти дальше, но неожиданно увидел человеческие следы.

Первой его мыслью было удивление – как они могли сохраниться больше года? В тех местах, где землю покрывали листья, следы можно различить с трудом. Но чуть дальше на прогалине след отпечатался четко и глубоко. Это был свежий след.

Павлыш осторожно огляделся. Все тихо. Только уже довольно далеко, у здания лаборатории, слышны голоса женщин.

Недавно здесь был человек: ведь ночью шел дождь. Может быть, он даже видел их. Нет, это невероятно. Совершенно невероятно. Павлыш хотел позвать Девкали, но вдруг почувствовал, что ему страшно. Страшно крикнуть, потому что Он может услышать; страшно за своих товарищей: ведь они не знают, что кто-то, не боящийся смертельной радиации, ходит по мертвой планете. Кто это? Друг? Может, какие-то люди смогли приспособиться к радиации, обладают иммунитетом к ней? Нет, этого случиться не может. И потом… потом, не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться: человек был здесь совсем недавно. Возможно, видел людей и не подошел.

Павлыш решил никому не говорить о своем страшном открытии. Лучше быстро уехать отсюда, не рисковать – они не вооружены, с ними две женщины. Сначала надо посоветоваться с капитаном.

Павлыш еще раз оглянулся и быстро пошел по тропинке к лаборатории.

Его уже ждали. Пирра укладывала в вездеход банки с семенами и листы гербария. Снежина подавала ей их из окна лаборатории.

– Куда ты запропастился? – спросила она, увидев Павлыша. – Мы уж думали, ты попал в лапы к духу леса. Есть, оказывается, легенда, Пирра рассказала, что здесь живет привидение.

«Ну вот, еще не хватало», – подумал Павлыш.

– Кстати, Слава, ты почему спрашивал про песок?

– А, ты об этом, – ответил Павлыш, довольный, что разговор отошел от опасной темы. – Я думал, что песок хорошо сохраняет ткани. Мумифицирует их. Значит, если старик умер всего год назад, была надежда его вернуть к жизни. Ну ладно, поехали.

– Постой, постой, ты ведешь себя уж так нелогично, дальше некуда! – возмутилась Снежина. – Так это же светлая мысль, надо немедленно проверить. Девкали, знаешь, где лежат носилки? В нижнем багажнике. Достань.

– Нет, нет, – остановил их Павлыш. – Надо возвращаться. Уже поздно.

– Почему? Только первый час. Мы вполне успеем до темноты вернуться. Нашел, Девкали?

– Да, – сказал тот, выбрасывая из вездехода носилки.

И Павлыш понял, что он не в состоянии придумать никакой причины, которая бы оправдала немедленный отъезд. Открыть правду? Но что-то удержало его от этого. Может быть, то, что ему не поверят, не примут всерьез. Может, потому, что тогда Снежина – а с нее станет – решит немедленно пойти туда и исследовать следы.

Когда раскапывали могилу, Павлыш старался не становиться спиной к лесу, и волнение его было столь очевидно, что Снежина даже спросила:

– Что, жутковато стало?

– Нет, – ответил Павлыш. – Просто я думаю, что песок может быть влажным.

– Сейчас все узнаем.

Догадка Павлыша была правильной. От этого ему стало еще хуже. Носилки с маленьким высохшим телом старика нес он с Девкали, а женщины, несмотря на уговоры Павлыша, все время отставали. И руки были заняты. Павлыш все оборачивался, и Снежина, смеясь, говорила:

– Не бойся, не потеряемся.

– Кстати, крупных хищников на планете сейчас нет, – добавила Пирра. – Хотя мы их разведем снова.

Ничего не случилось. Так же в тишине вернулись в вездеход. И без приключений добрались до «Сегежи».

Павлыш шутил, слушал, как Снежина рассуждает о том, будут ли на обед взбитые сливки, а сам, чуть отвлекаясь на секунду, снова видел глубоко отпечатанный в почве след, такой свежий, что края его не оплыли и виден каждый рубец подошвы.

7

– А теперь, Павлыш, успокойся и подумай. Первое: не показалось ли тебе все это?

– Нет, Геннадий Сергеевич, не показалось.

– Вторая возможность, – продолжал Загребин. – Например, эти следы были оставлены в прошлом году, а над ними нависают ветви?

– Нет. И вообще не стоит тратить время на придумывание причин, почему этих следов не было. Я знаю, что они были. Свежие следы.

– Вы не правы, Павлыш, – возразил Баков. – Мы обязаны рассмотреть все варианты. Абсолютно все. То, что вы рассказали нам сейчас, очень странно.

– Я знаю, что странно. – Павлыш прошелся по каюте, остановился около модели каравеллы над письменным столом и провел пальцем по бушприту. – Я отлично понимаю, что на вашем месте я бы также старался перебрать все варианты. Но поймите, я их уже перебрал.

– Хорошо, Слава, – сказал Загребин. – Мы вам верим. Что из этого следует? Честно говоря, не знаю. Объяснить этого пока не могу.

– Объяснить можно, – вмешался корона Аро. – И вы это объяснение знаете не хуже меня, капитан. На планете, которую мы считаем мертвой, есть люди, которые пережили конфликт. Вопрос не в этом – важнее узнать, кто они, войти с ними в контакт.

– А почему они не хотят вступить с нами в контакт? – спросил Баков.

– Ну, этому найдется множество объяснений. Они могут, во-первых, и не подозревать о нашем присутствии. Горный сад находится в ста километрах от Манве. Во-вторых, они могут бояться нас. Кто мы такие? Пришельцы из космоса? Враги, пьи, выжившие в войне и пытающиеся оккупировать их страну? Или какие-нибудь другие загадочные существа, опять же, вероятнее всего, враги?

– Значит, – развил мысль капитан, – из этого следует, что, считая нас врагами, они могут предпринять враждебные действия?

– Могут, – ответил корона Аро.

В каюте было тихо. Только Павлыш быстро шагал по каюте из угла в угол по одной и той же прямой, и пластик чуть поскрипывал под каблуками. Из-за полуоткрытой двери доносились далекие голоса. Загребин, который знал обо всем, что происходит на борту, легко распутывал клубок голосов и шумов корабля: высокий гортанный голос принадлежит Ранмакану – он научился играть в нарды и опять спорит с Малышом, своим постоянным партнером. Вот вспыхнула скороговорка тети Мили – она отчитывает робота. Бухнула штанга – Кудараускас закончил серию физических упражнений…

– Значит, так, – сказал Загребин. – Вы, Алексей Иванович, с Антипиным посмотрите, что можно сделать для обеспечения полной безопасности корабля и купола. На гравитационное поле энергии не хватит?

– Нет, мы не можем включить главный двигатель.

– Ну, подумайте. Рисковать нельзя. А после ужина соберем экипаж и, я полагаю, жителей планеты. И поговорим. А пока я считаю разговор законченным.

Павлыш попрощался и сразу ушел. Он считал, что капитан слишком спокойно отнесся к новости. Даже не приказал немедленно снарядить разведдиск, который попробует выяснить, куда же ведут следы.

Корона Аро поинтересовался:

– А тот кустарник, о котором говорила Пирра, привезли?

– Да, привезли. И еще привезли его автора. Совсем забыл вам сказать: корона Вас ждет в лаборатории.

Корона Аро закинул хвост на плечо и молча последовал за Павлышом.

– Ну и как? – спросил Баков, оставшись вдвоем с капитаном. – Может быть, послать диск в ботанический сад?

– Я уже думал, – сказал Загребин. – У вас нет сигареты?

– Я не курю.

– Да, забыл, извините. Я уже думал, но сейчас пятый час. Через час стемнеет. Не хочется начинать поиски в темноте.

– Хорошо, пойду поговорю с Антипиным.

И Баков покинул каюту. Капитан Загребин постоял посреди комнаты, размышляя, не могла бы заваляться пачка сигарет где-нибудь в нижнем ящике письменного стола. Но потом вспомнил, что сам приказал роботу выбросить все, что может напомнить табак. И робот проделал эту операцию очень тщательно. Капитан вздохнул и пошел все-таки к Снежине, надеясь, что ее нет в каюте. Он знал, что сигареты лежат у нее под зеркалом, похожим на Луи-Филиппа. Лучше взять сигаретку потихоньку. Может быть, желание курить пройдет и насмешникам не будет повода злословить над слабой волей капитана Загребина.

8

После ужина в кают-компании собрались члены экипажа и жители купола.

Наверно, в последний раз они смогли все уместиться в этой небольшой комнате. «Пройдет еще сколько-то времени, и не только кают-компании, но и всей „Сегеже“ не вместить жителей этой планеты, – подумал Загребин. – А может быть, уже и сейчас где-то под землей или под водой живут тысячи людей, которые не хотят никакой помощи извне?»

Неожиданное собрание нарушило привычную жизнь экипажа. Беспокойство усилилось еще и потому, что все видели, как Антипин с Баковым объехали на вездеходе купол, о чем-то посовещались, и потом наружу вылезли роботы, которые установили на некотором расстоянии от купола сигнальные башенки, зажигавшиеся, как только что-нибудь или кто-нибудь приближался к кругу, образуемому ими. Внутри круга уместились купол и «Сегежа».

– Сегодня, как вы знаете, – начал Загребин, когда все уселись, – наши товарищи ездили в Горный сад…

Загребин поведал о том, что видел Павлыш, потом сказал о мерах безопасности, принятых им. После него говорил Павлыш. Он повторил рассказ о следах и предложил послать к Горному саду разведдиск.

Бауэр не поверил Павлышу: все-таки следы могли сохраниться с прошлого года; Кудараускас предположил, что эти следы оставлены роботом: какой-нибудь из роботов-разведчиков побывал уже в саду. Кудараускаса подняли на смех: следы роботов не были похожи на человеческие. Павлыш их спутать не мог.

Пирра сказала, что если следы – реальность, то они принадлежат военным. Только у них были тайные бомбоубежища, где можно спрятаться от радиации. При словах Пирры Ранмакан побледнел. Он ничего не сказал, но подумал, что все-таки к власти снова могут прийти настоящие хозяева Лигона. Нельзя сказать, что он хотел этого возвращения. При новой власти, которую для него олицетворяли капитан Загребин и Девкали, жилось лучше и никто не напоминал Ранмакану, что он низшая каста и должен не делать того-то и того-то, но уважение и почтение к военной машине было в Ранмакане настолько глубоким, что он всерьез испугался, как бы его не наказали настоящие хозяева, когда вернутся к власти. Бывшая прачка огорчилась: она не любила военных, и если бы ей один из них попался в руки, она бы его, наверно, задушила. Она не могла простить им смерти своих близких. И прачка беззвучно молилась Солнцу, чтобы молодому доктору изменило зрение и чтобы это были вовсе не следы, а случайные ямки. Охотники-пьи мало разбирались в политике и не хотели в ней разбираться. Они ждали того дня, когда воздух снова станет чистым. Снежина вспомнила, как было в том саду, и в душе поблагодарила Славу за то, что он тогда ничего не сказал.

Наутро диск слетал в сад, но следов не нашел. Ночью в горах прошел дождь.

В ближайшие две недели ничего не произошло, и все, кроме Павлыша, стали понемногу забывать о следах в Горном саду. Но Павлыш видел их, стоило ему закрыть глаза. Он знал, что они были.

Глава 6
Похищение

1

Профессор Кори из Лигона оказался сухим ехидным стариком с длинным носом и белым венчиком вокруг желтой лысины. Профессор за два дня вошел в курс дела, с удовлетворением отметил присутствие на корабле своей ученицы, поблагодарил ее за спасение кустарника, что он оценивал куда выше, чем спасение своей персоны, и взял в собственные руки озеленение купола.

Знание того, что он полтора года провел в могиле, нисколько не обескуражило профессора.

– Я деловой человек, – говорил он. – Я столкнулся с двумя фактами: первый – весьма прискорбный – эти идиоты все-таки добились своего и устроили бойню. Я всегда думал, что наши петиции их не удержат. Они устроили бойню и уничтожили все, что другие люди строили пять тысяч лет. Другой факт, с которым я столкнулся, – отрадный. А именно: к счастью, нас заметили раньше, чем пропали всякие следы нашей работы. Заметили и пришли нам на помощь. Мое воскрешение – частность, хотя приятная. Мне обидно было умирать, не окончив опытов со своими детишками. Кстати, если бы наши идиоты не загубили планету, никто не стал бы возиться с моим оживлением. Сколько мне осталось жить?

– Не знаю, – отвечал корона Вас. – Наверное, с нашей помощью вы проживете еще лет сорок. Мы в состоянии спасти человека, но не можем подарить ему бессмертие.

– Замечательно, коллега, на бессмертие я не претендую. Дорогой мой, вы не откажетесь помочь мне пересадить рассаду на клумбу? Я этого не могу доверить вашим железным роботам.

Корона Вас с удовольствием шел возиться с рассадой. Его пребывание под куполом было узаконено. Как-то Девкали собрал всех своих единомышленников и рассказал им о том, что на корабле живут не только люди, но и существа, на людей не похожие. Девкали опасался отрицательной реакции со стороны охотников или прачки. Но те восприняли новость спокойно. За последние недели с ними случилось столько невероятных вещей, что новостью больше или меньше уже не играло решающей роли. Первое время короны старались поменьше встречаться с жителями Муны, потом, когда обе стороны друг к другу привыкли, Вас, более общительный, почти совсем переселился под купол, отлучаясь только поговорить о жизни с тетей Милей и вырастить новую порцию рассады для опытов Кори.

Но эта спокойная и почти идиллическая жизнь продолжалась всего несколько дней, видимое однообразие которых было нарушено прилетом грузовой ракеты из Галактического центра, она доставила запасные части к аппаратам, почту и первую очистительную установку для воздуха. Кроме того, с ракеты сгрузили материал для второго, большого купола, сооружение которого должно было начаться, как только появится достаточное количество людей. Ракета улетела. И дня через два после ее отлета экспедиция, работавшая в развалинах Лигона, обнаружила заваленное наглухо бомбоубежище, в которое крысы не нашли доступа.

2

Снежина проснулась оттого, что услышала детский смех. Какой-то мальчишка кричал по-лигонски:

– Отдай мой мяч, или я проткну тебя мечом!

Потом он, видно, все-таки проткнул кого-то мечом, потому что жертва его страшным басом начала молить о пощаде. Мальчишка заливался смехом и топал ногами, потом голос его утонул в суетливом шуме людей, которые, если Снежина правильно поняла, давали советы плотникам, как вставлять раму.

Снежина лежала некоторое время, прислушиваясь к голосам, стараясь угадать за ними знакомые лица. Открывать глаза не хотелось. Как только откроешь их – значит, проснулась, значит, пора вставать, а Снежина считала, что каждый человек имеет право на десять минут между сном и явью, когда можно не спеша досмотреть сны и закончить их, как хотелось бы. Откуда могли идти голоса? Ну, конечно, из динамика внутренней связи. Кто сейчас на вахте? Кажется, Кудараускас. Значит, он включил шум купола вместо будильника.

Десять минут еще не истекли. Снежина подумала о том, что еще две недели назад Кудараускас, включив купол, донес бы до корабля только шаги роботов и тихий голос Ранмакана. Снежине тогда жители планеты Муны чем-то напоминали бронтозавров – живых, но в то же время чужих на своей планете. Уж очень они сегодня одиноки среди бесконечности разрушенных городов, пустых полей и тоскливости радиоактивных дождей. Кучка людей, спасенных за недели поисков, ошибок, разочарований, была ничтожно мала. И вдруг – сразу шестьдесят человек!

Старики и старухи; шестеро детей – скоро надо будет школу открывать; два молоденьких солдата – бывшие охранники бомбоубежища; патриций, случайно погибший в компании простолюдинов; два брата-старика. Эти люди проходили в момент оживления трагедию знакомства с собственным, уже чужим миром, пытались понять, что же делать дальше, как приспособиться к этой жизни.

Правда, теперь это шло проще и спокойней, чем вначале. С одной стороны, в бомбоубежище люди прятались семьями, семьями они и вернулись к жизни, с другой, их встречали Пирра и Девкали, Ранмакан и Кори – соотечественники, уже прошедшие через все, что ждало «новеньких», и готовые помочь.

И все-таки… Снежина вспомнила «голодный бунт».

3

Этот бунт произошел на второй или третий день после начала оживления людей из Лигона. Тогда под куполом набралось человек двадцать новичков, встретившихся как после долгой разлуки, еще не осознавших целиком, что же случилось, но вместе с тем полных недоверия ко всему миру, включая друг друга. К тому же эти люди были давно и привычно голодны.

Если до этого обед готовили Ранмакан с Пиррой – они справлялись (с помощью тети Мили и кухонного робота), не тратя много времени, – то на этот раз, пока кухня под куполом не была оборудована, обед, приготовленный на корабле в двух больших котлах, выкатили роботы. Образовалась нестройная очередь военных времен, заранее уверенная, что последним пищи может не хватить и, вернее всего, не хватит. Здоровый черный парень, бывший солдат, первым пробился к столу, схватил полную тарелку, присев за край длинного временного стола, в несколько глотков уничтожил суп и бросился снова к котлу, где произошла какая-то заминка. Нервная очередь сбилась в кучу вокруг робота, и Пирра тщетно пыталась успокоить растрепанную женщину с двухлетним малышом на руках. Малыш плакал, женщина кричала, вокруг раздавались несмелые, злые возгласы. И в этот момент солдат с пустой тарелкой врезался в толпу, как таран.

Супа было больше чем достаточно, но парень нарушил закон голодной очереди, и очередь моментально сплотилась против него. Пирра, отброшенная от бака, спряталась за спину робота – люди дрались за котлом, который покачивался, грозя вылить горячую жидкость. Патриций, не желавший драться, но тоже решивший, что супа не хватит, схватил со столика охапку ломтей хлеба и бросился бежать к дому. За ним погнался другой мужчина…

Бауэр, увидевший эту сцену с мостика, растерялся. Он никогда еще не видел, как люди дерутся из-за пищи. Он испугался, что кто-нибудь задавит ребенка. Глеб метнулся от экрана к пульту, но спокойные ряды кнопок не подсказали ему никакого решения. Тогда он нажал сигнал тревоги и подключился к каюте спящего Загребина.

Капитан вскочил с постели, как подброшенный батутом, и сонными глазами уставился на Бауэра. Глаза постепенно наполнялись мыслью, капитан хрипло спросил:

– Что?

И пока Бауэр, торопясь, объяснял, в чем дело, Загребин уже совсем пришел в себя и, не дав штурману закончить, оборвал:

– Дай сирену.

Повернулся на другой бок и заснул. Капитан не спал всю ночь – перед этим была его вахта, и как раз монтировали очиститель воздуха.

«Странно, – подумал Бауэр, – мастер никогда не сталкивался с голодными бунтами. Не больше меня знает о них. И все-таки совершенно спокойно и быстро нашел единственное решение. И, главное, заснул снова».

Бауэр включил ревун.

Низкий гул заполнил купол, повис над городом – страшный крик громадного зверя, крик войны и приближающейся воздушной смерти. И в тот же момент застыли люди у котла и инстинктивно подняли головы. Только суп, льющийся из наклоненной тарелки, отбивал струйкой зигзаги на земле да с легким мягким стуком рассыпались по земле оброненные патрицием ломти хлеба.

Бауэр опустил ручку сирены. Все в порядке.

Бунт не повторился. Но на следующий день, когда людей стало еще на восемь человек больше, случилась новая беда. Очередь, пришедшую за обедом, охватил другой вид массового психоза, причина которому была та же – страх. Кто-то взял вторую порцию супа, потом вторую порцию мяса. Его примеру последовал сосед, и вот уже началась оргия. Люди жадно хватали хлеб и мясо, глотали бульон, матери засовывали кусочки в рот плачущим детям. Эту оргию никто не останавливал и не мог бы остановить. Внешне все выглядело почти благопристойно – люди ели.

Вечером Павлышу пришлось покинуть лабораторию. Он переключился на слабительное и болеутоляющие капли. Девкали между тем уверял пострадавших, что пришельцы и в мыслях не имели их травить. Виной всему их собственная жадность. Ему не верили.

На мостике капитан разговаривал с короной Аро о том, как снять с людей эту смесь подавленной истеричности и апатии – настроение переселенческого лагеря, вокзала, с которого не уходят поезда. Аро советовал ждать и положиться на человеческую натуру. Он говорил, что с уверенностью в завтрашнем дне придет и спокойствие.

Вошел профессор Кори.

– Если я и помешал, – агрессивно начал он, – то все равно вам придется меня выслушать.

– Садитесь, – сказал Загребин, указывая на кресло. – Вы пришли вовремя.

– Я хотел бы поговорить сейчас не с вами, а с моими соотечественниками, – сказал Кори. – И со всеми сразу. Я не могу бегать, как Девкали, из комнаты в комнату. Да это и не поможет. Включите внешнюю связь.

Кори напыжился, и венчик седых волос вздыбился нимбом вокруг блестящей лысины. Не очень удачно перешитый прачкой костюм Малыша топорщился у него на груди и кособочился у ворота.

Загребин подошел к пульту, включил внешнюю связь и протянул профессору микрофон:

– Пожалуйста.

Кори взял микрофон и, набрав в легкие побольше воздуха, быстро заговорил высоким голосом:

– Люди, с вами говорит профессор Кори из Лигона. Вы меня видели, вы меня знаете. Мне стыдно за вас и за нашу планету. Мало того, что вы разрешили своим правителям убить себя, вы показываете сегодня людям, пришедшим нам на помощь, что вы не достойны этой помощи. Я, профессор Кори из Лигона, говорю: с завтрашнего дня мы начинаем новую жизнь. Мы вспомним, что наши предки были гордыми людьми и не дрались из-за куска хлеба. И пусть завтра кто-нибудь посмеет броситься на еду, как паршивая собака. Я ударю его по лицу. Все… Извините меня, – сказал Кори капитану, дождавшись, пока тот выключил внешнюю связь. – Я люблю своих соотечественников, вы должны простить их.

И, не дожидаясь ответа, Кори выбежал из помещения, только щелкнула дверь, и каблуки профессора, удаляясь, отстучали что-то сердитое по ступенькам трапа.

Нельзя сказать, что с этого дня обитатели купола резко изменили свое поведение. Этого никто и не ожидал. Но когда дня через два один из вновь прибывших слишком быстро принялся хлебать суп, то несколько пар глаз обернулось к нему. И когда он украдкой просеменил на цыпочках к котлу, патриций, проявивший неожиданную склонность к демократии, остановил его.

– Не спеши, – произнес он. – А если будешь брать еще суп, то не больше половника. Организм у тебя новый, может не выдержать, лопнешь.

Бежавший огрызнулся, но шаги замедлил. Он, не оборачиваясь, прислушался, что скажут остальные. Остальные молчали. Молчание это было сочувственным к словам патриция, и новенький ощутил это…

Снежина открыла глаза. В самом деле, пора вставать. Загребин освободил ее от вахт – она входила в группу купола. И там ее ждали проблемы – всякие проблемы, большие и маленькие, ожидаемые и совсем неожиданные. К ожидаемым относились проблемы еды и одежды. Корабельных запасов уже не хватает, и скоро придется выкручиваться собственными силами. Были маленькие: у единственной кормящей матери кончилось молоко, и надо было нажать на Павлыша, чтобы он заготовил побольше питательной смеси для малыша. Таких проблем Снежина могла насчитать десятки; разрешить их было совсем не легко.

Снежина зажмурилась, чтобы сконцентрировать волю в одном действии, и сбросила ноги с кровати. Пятки ударились о мягкий ковер. Теперь надо поднять голову. И Снежина подняла голову, показала язык своему изображению в зеркале и включила дистанционное управление душем – пусть греется, пока она доберется до кабинки.

4

Робот, который тащил за собой толстую змею запасного тормозного парашюта, задел клумбу у швейной мастерской – первого промышленного предприятия Муны. Кори увидел это безобразие, догнал робота, который затаскивал парашют в дверь, и принялся честить его на двух языках. Робот покорно слушал; швеи сгрудились у окна, чтобы не пропустить это уникальное зрелище, а Ранмакан, который сам вызвался руководить швейной мастерской, вышел к дверям и молча водил в воздухе руками, заклиная прекратить ссору. Ранмакан отъелся, стал солиднее и осторожнее.

Робот был простой рабочий, но он догадался, что игнорировать гнев старика невозможно. Он отпустил конец парашюта и пошел пересаживать цветы. Профессор обогнал его и велел отправляться обратно в корабль. Потом стал восстанавливать клумбу сам. Ранмакан стоял над ним и наблюдал за его уверенными, точными действиями.

– Вам хорошо, – сказал наконец Ранмакан, – у вас есть специальность. А я таможенный писарь.

– И таможенные чиновники пригодятся, – успокоил его Кори. – Да притом вы пока тоже неплохо устроились.

– Да, это пост шестой или даже пятой касты, – сказал Ранмакан. – Но меня могут его лишить.

– Это еще почему?

– Будут более достойные люди.

– А вы работайте лучше, и не будет более достойных. Вместо того чтобы стоять надо мной и разговаривать, могли бы втащить парашют – женщинам не справиться.

– Я начальник, – ответил Ранмакан просто.

– Ах, так! – воскликнул Кори. Он быстро переходил из одного настроения в другое. – Ах, так! – Кори поднялся и быстро прошел к двери, перед которой лежал толщиной в туловище человека червяк парашюта.

Кори перебрался через него и исчез в темноте прихожей. Ранмакан неуверенно последовал за ним и остановился, увидев, как червяк зашевелился и начал вползать в темную щель. Профессор громко кряхтел – в парашюте было килограммов пятьдесят весу. Одна из женщин, наблюдавших эту сцену из окошка, всплеснула руками, сказала что-то своим подругам и побежала на помощь профессору. Остальные последовали за ней. Червяк пополз резвее и скрылся в доме. Ранмакан все еще раздумывал, что бы ему предпринять. Ситуация была сложной и неправдоподобной. Профессор принадлежал ко второй касте, и заниматься такой плебейской работой, как перетаскивание тяжестей, ему было абсолютно воспрещено тысячелетними традициями. Когда Ранмакан пробовал понять взаимоотношения людей на «Сегеже», он пришел к выводу, что все они там, за исключением, может быть, тети Мили, принадлежат к высшим кастам своей планеты. Вместо низших каст они взяли с собой роботов, никакие разубеждения Кудараускаса не могли поколебать Ранмакана. Они были ему не нужны. Когда мир можно объяснить удобной схемой, очень не хочется отказываться от нее и искать какие-то сложные и ненужные в повседневной жизни решения.

Поэтому то, что робот тащил парашют, было понятно. То, что этим занимался профессор Кори, было абсолютно непонятно. Ранмакан признал формально, что под куполом все равны и каст нет, но в душе он делил человечество на касты и относил себя к одной из низших, хотя не к той, к которой принадлежал до войны, а к следующей на пути вверх. Он беспокоился, что его могут лишить права заведовать мастерской, и с подозрением поглядывал на новичков: нет ли среди них патрициев, способных и желающих занять его место?

Пока все было в порядке, новых патрициев не было. Старые – Девкали, Пирра и Кори – занимали уже хоть и неопределенные, но все-таки явно руководящие места, а единственный патриций, спасенный в Лигоне, предпочитал ничего не делать и рассуждать о возможностях демократии. Ранмакан подошел к профессору для того, чтобы развеять свои опасения, и в результате еще больше запутался и решил, что недовольный им Кори может сообщить пришельцам о недостойном поведении Ранмакана. Но Ранмакан – первый человек на Муне, Адам, как называют его пришельцы, и он не может сидеть вместе с женщинами, шить или подносить им иголки с нитками. Нет, этого не будет. Женщины, конечно, согласны с демократией: они принадлежали к самой низшей из каст, да и мужья их тоже, и дети. Им нечего терять. Ранмакан же был чиновником, каким-никаким, но чиновником, представителем того слоя, который, с завистью глядя на вышестоящих, судорожно цепляется за свои маленькие привилегии, поднимающие его над другими, не имеющими привилегий вообще.

Профессор Кори, тяжело дыша, вышел из мастерской.

– Вместо того чтобы здесь стоять, – заметил он Ранмакану, – помогли бы разрезать шелк на большие куски. Не кроить же из целого парашюта…

– Я позвоню на корабль, пусть пришлют второго робота, – упрямо сказал Ранмакан. Он продолжал цепляться за свои привилегии. – Робот сделает это лучше меня. А сам я должен писать мемуары.

– Ах да, – ехидно улыбнулся Кори. – Мемуары. Сам Кризинзи из Плонги склонился бы перед вашими талантами.

– Штурман Кудараускас высоко оценивает мою работу.

– Тьма с вами, с писателем и со штурманом. Но я бы на вашем месте подумал о том, что мы обязаны работать. Ра-бо-тать. Понимаете? Пусть «Сегежа» улетает – у нее свои дела. А мы будем править планетой. Мы останемся одни – вам это приходило в голову?

– Куда они улетят? – спросил Ранмакан. – Зачем им улетать?

Ранмакана устраивало присутствие людей. Он опасался, что, как только «Сегежа» поднимется над планетой, ему снова придется опуститься на свое место и, может, еще и сесть в тюрьму за сотрудничество с чужими.

– Им нельзя улетать.

– Это еще почему? – удивился профессор Кори. – Как только они смогут обеспечить работу очистительных аппаратов, а мы наладим снабжение пищей, мы останемся одни. Мы обязаны остаться одни.