Текст книги "Журнал «Если», 2003 № 08"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Генри Лайон Олди,Нил Гейман,Святослав Логинов,Наталия Ипатова,Леонид Кудрявцев,Мария Галина,Эдуард Геворкян,Борис Руденко,Делия Шерман,Сергей Кудрявцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

РИСОВАННЫЕ ЛЕНТЫ МЁБИУСА

Его настоящее имя – Жан Жиро. Мёбиусом, в честь немецкого математика, придумавшего ленту с одной стороной, Жан Жиро стал в 1973 году, когда в журнале комиксов «Пилот» появился сюрреалистический «Объезд» с лохматым очкастым математическим гением. Сегодня это имя хорошо известно поклонникам НФ-иллюстрации, анимации и комиксов.

Жан Жиро родился в 1938 году в парижском пригороде, детство провел у бабушки с дедушкой, листая альбомы великого графика XIX века Гюстава Доре, в 16 лет начал посещать Академию изящных искусств и тогда же опубликовал свои первые иллюстрации… Академию он закончил, но дорога традиционного художника его не привлекла. Когда будущему иллюстратору исполнилось семнадцать, он купил билет на самолет и отправился в Мексику, где провел восемь месяцев. В Париж он вернулся совсем другим человеком: Жан увидел прерию и был ею буквально пленен…

Известность художнику (еще под своим именем) принесла серия рисованных вестернов о похождениях лейтенанта (позже – капитана) Блюберри на Диком Западе, радовавшая публику на протяжении целых 25 лет. Собственно, и первым опубликованным комиксом Жиро был вестерн «Фрэнк и Джереми», а позже, после двухлетней службы в армии, в журнале «Спиро» он занимался исключительно «лошадиными операми». Отчаянные ковбои и конокрады с разогретыми от стрельбы кольтами в руках, несущиеся на взмыленных лошадях сквозь мексиканские ландшафты, сделали Жиро популярным автором. Однако художник уже мечтал о другом – всем прериям он теперь предпочитал мир абсурдного юмора журнала «Псих», неизменно называя любимым художником шутника Вилла Элдера, автора гротескного цикла «Невидимые люди» о люмпенах Нью-Йорка.

Время от времени Жиро делал вылазки на территорию абсурдизма в рамках полулюбительского-полуподпольного сатирического журнала «Хара Кири», а после успеха дебютной публикации в «Пилоте» решительно порвал с романтическим реализмом «Лейтенанта Блюберри», передал серию в руки других художников и с головой окунулся в научно-фантастический авангард «Новой волны», подыскивая графические аналогии произведениям Роджера Желязны, Джека Вэнса и Майкла Муркока. «Белый кошмар», «Хорош ли человек?» и «Охота на французов в отпуске» стали сенсациями в мире арт-комикса и спровоцировали моду на интеллектуальные рисованные романы. Именно тогда под пером Мёбиуса родился элегантный, но крайне неудачливый супершпион в тропическом пробковом шлеме – майор Грубер, первоначально именовавшийся Ваней Бувэ. Он был нарисован для газеты «Франс Суар», однако читатели восприняли комикс как чистое издевательство, и Грубер был изгнан из газеты на неопределенный срок.

Как раз в это время взошла звезда «Тяжелого металла» («Metal Hurlant») лучшего ежемесячного комикс-журнала. Именно там появлялись работы Филипа Друлле, Тарди, Энки Билала (автора незабываемой трилогии «Александр Никополь в XXI веке») и других революционеров комикса. Фантастические истории этого журнала кардинально отличались от стандартной продукции американских анонимных групп, вроде «Марвелл», изощренностью графики, сложными сюжетами и утонченным психологизмом. Каждый фрагмент подобных комиксов – вполне законченное произведение графики. Друлле живописал широкоформатные космические битвы, Тарди «злодействовал» в имитациях криминальных и фантастических романов XIX века (его серия «Аделла» высмеивала разом «Фантомаса» и романы Жюля Верна), Энки Билал адаптировал к комиксам сюжеты и темы Филипа Дика, а Мёбиус искал себя в многочисленных бессюжетных юморесках.

Вот тут-то и пригодился майор Грубер, получивший научно-фантастический фон для своих приключений и столкнувшийся с развязным плейбоем Джерри Корнелиусом, который выскочил на страницы комикса «Герметичный гараж» прямиком из романов Майкла Муркока. Во вселенной Грубера оказалось великое множество уровней, и через узкий лаз в инопланетной пирамиде, неизвестно когда воздвигнутой посреди пустыни, можно было попасть в парижское метро, двери заурядных врачебных кабинетов открывались в кокпиты межзвездных кораблей, профессиональные убийцы оказывались наивными девушками, нежными, как цветы, а уличные клоуны – переодетыми инопланетянами… Для книжного издания «Герметичного гаража Джерри Корнелиуса» Мёбиус пояснил, что конкретно разыскивает майор: тетрадку первых комиксов Жана Жиро, которую у него заиграли одноклассники в школьные годы! Абсурдный повод для интеллектуальной игры – однако это действительно интеллектуальный графический роман, а не затянувшаяся шутка.

Рядом с неописуемым майором материализовался и ставший культовым персонаж Арзах – хмурый герой бессюжетных миниатюр, летающий на спине гигантского птеродактиля над безводными песками, из которых вздымаются в сухое небо кости павших гигантов. Каждый комикс с Арзахом содержит одно приключение, но эти приключения не складываются в единый рассказ, а позволяют нагромождать все новые и новые подробности жизни на опустошенной непонятным катаклизмом планете.

Стиль Мёбиуса сложился окончательно. Тонкие линии стремительно обегают контур фигур, краски легки и прозрачны. Знатоки при взгляде на листы Мёбиуса не без основания вспоминают изысканный стиль начала XX века, именовавшийся «арт-нуво», «югендштиль» и «модерн».

Постепенно Мёбиус расширяет контакты и даже выходит за рамки субкультуры комикса. Он знакомится с Алессандро Ходоровским, автором известного в кругах поклонников киноавангарда метафизического вестерна «Крот» («Еl Торо»). Ходоровский, друг Карлоса Кастанеды и мистик, сыграл в жизни художника важную роль, он ввел Мёбиуса в круг эзотериков и посвятил в основы той разновидности дзен-буддизма, которой подпитывалась контркультура середины 70-х.

В 1975 году Ходоровский пригласил Мёбиуса работать над проектом фильма по роману Фрэнка Херберта «Дюна». Это была идея знаменитого продюсера Дино де Лаурентиса, решившего перекрыть рекорд «Звездных войн» Джорджа Лукаса, создав серьезную космическую оперу с новаторскими философскими и эстетическими мотивами. Кроме Ходоровского и Мёбиуса в группу разработчиков проекта в 1976 году вошли швейцарский художник Гигер и испанец Сальвадор Дали. Роли распределялись следующим образом: Дали обеспечивал фантастику «видений будущего», Гигер продумывал облик песчаных червей и ландшафты, Мёбиус должен был нарисовать костюмы, детали интерьеров космических станций и раскадровку фильма, а Ходоровский разрабатывал философский контекст этого мегапроекта.

Де Лаурентис, ознакомившись с разработками, разогнал группу и передал проект Ридли Скотту. Но Ридли Скотт вызвал все ту же команду, включая Мёбиуса, и попытался завершить дело (он даже пригласил Ходоровского как консультанта) в том же стиле. Однако и Скотт вскоре покинул проект «Дюны». Этот сверхдорогой фильм в конце концов поставил Дэвид Линч, который хвастался тем, что «Дюну» вообще не читал, потому что фантастику терпеть не может.

Все же Мёбиусу довелось поработать в кино: Ридли Скотт пригласил его и Гигера для создания дизайна знаменитого «Чужого». Гигер придумал монстров, Мёбиус – скафандры и отсеки звездолета.

Между делом Мёбиус свел знакомство с лидером французского Общества дзен-буддистов Жан-Пьером Аппель-Гури и по совету Ходоровского начал работу над серией комиксов «Джон Дифуль» о похождениях частного детектива во Вселенной.

А тем временем журнал «Metal Hurlant» вышел на международную арену и превратился в «Heavy Metal», существующий до сего дня. Художники журнала стали мировыми звездами, их завалили заказами. Для Мебиуса это означало год работы над полнометражным мультфильмом «Властелин Времени» (режиссер Рене Лалу) по роману Стефана Вуля. Этот фильм в 1979 году вышел и на советские экраны. Увы, он не так хорош, как «Дикая планета», предыдущий мультфильм Лалу, и все же это увлекательное и весьма красочное зрелище.

Одновременно с «Властелином Времени» Мёбиус работал над мрачнейшим комиксом «Глазами кошки», в котором высказался против субкультуры мегаполиса, показав жизнь гигантского города полной бессмысленного насилия. В мотивах этого триллера ощущается влияние Харлана Эллисона, его короткой повести «Скулеж бичуемых собак». В том же 1979 году Мёбиус выпустил и новую серию приключений лейтенанта Блюберри, создал еще одного героя Дикого Запада – одинокого стрелка Джима Катласса, завершил наконец «Герметичный гараж Джерри Корнелиуса» и начал новую сюрреалистическую серию под названием «Убийцы Мира», вступление к которой написал сам Джордж Лукас.

Год спустя Мёбиус вступил в новую фазу своего творчества, разработав образ Джона Дифуля, рыщущего по задворкам виртуальных вселенных в поисках загадочного кристалла Инкал. С тех пор альбомы Джона Дифуля, лейтенанта Блюберри, графические романы «Звездная Стража», «К звездам», а также сборники внесюжетной графики Мёбиуса стали регулярно появляться на прилавках магазинов…

Дружба с Ходоровским не прошла даром, и знаменитый художник посетил-таки Таити, где в течение года «пил из чаши мудрости» своего дзен-мастера, а по возвращении снова углубился в удивительный мир кино. Он работал над дизайном первого в истории компьютерного фильма «Тгоn» и вполне традиционной фэнтези «Повелители Вселенной», набросал раскадровки к фильму «Уиллоу», поставленному Роном Хоуардом, упражнялся в анимации к классическим комиксам Уиндзора Маккея для японского мультфильма «Малыш Немо»… Это слишком много для одного Мёбиуса, и он «раздваивается», для международных проектов используя псевдоним Жан Гир. Под этим именем, в частности, появляется квазиамериканская серия с типичным супергероем «Серебряный Серфингист», которую пытался пять лет назад экранизировать Сэм Рейми.

Планов много, работы тоже много, но времена меняются, и комиксы теряют свою привлекательность для массового читателя. Мода прошла. К середине 90-х уже никто и слышать не хотел о рисованных романах – тем более об интеллектуальных рисованных романах. «Heavy Metal» превратился в серию антологий и потерял интерес к новым художникам, большинство журналов прогорели, а Мёбиус занялся созданием изысканно-эротических альбомов, действие которых разворачивается на идиллической планете Парадиз № 9.

Последний по времени масштабный проект Мёбиуса и Ходоровского – оккультный триллер «Страсть и вера», напряженный и увлекательный, но лишенный легкости старых работ великого дуэта.

В принципе, Мёбиус уже все сделал для того, чтобы остаться в истории культуры XX века, он даже получил высшую награду для художников комикса – Премию Альфреда, и чуть позже, в 1985 году, из рук министра культуры Франции Джека Ланга – Национальный гран-при искусства графики. Захочет ли он перейти рубеж тысячелетия и отметиться в искусстве нового века, неизвестно. Можно лишь с надеждой ждать его новых работ – в дополнение к 40 альбомам Мёбиуса прошлого века.

Александр ПАВЛЕНКО

Борис Руденко
ИЗМЕНЁННЫЙ

Изменение застало меня в огромном городе, и виной тому лишь случай – из тех, что невозможно предугадать и оттого именуемых несчастными. Я оказался здесь в краткой однодневной командировке, которую, по сути, и называть-то так неудобно: мне нужно было всего лишь передать смежникам нашего предприятия кое-какую техническую документацию. Два часа на электричке туда, два обратно плюс еще какое-то время на все дела в городе. Вернуться домой я намеревался даже раньше окончания официального рабочего дня на нашей фирме.

Я стоял на остановке автобуса в плотной кучке горожан, когда ревущий, объятый сизым облаком выхлопа КамАЗ, не снижая скорости, въехал на тротуар. Не знаю, что стало причиной аварии – внезапный отказ рулевого управления или ошибка водителя. Все произошло в течение одной-двух секунд; этого времени мне было достаточно, чтобы избежать опасности, отпрыгнув в сторону, но вокруг меня стояли люди. Единственное, что мне удалось – вытолкнуть из-под надвигающегося бампера какого-то парня в вязаной шапочке, а потом надолго наступила темнота.

Сознание возвращалось ко мне медленно. Вначале пришли запахи. Остро пахло лекарствами, дезинфекцией и чужими вещами, эти запахи были так сильны и неприятны, что меня затошнило, я дернулся и очнулся. Стояла ночь. В больничной палате реанимации я оказался один, и в этом мне чрезвычайно повезло, потому что Изменение, которое приходит к нам каждый месяц в отведенные сроки, уже совершилось. Палата освещалась лишь слабым отблеском уличного фонаря, но сейчас этого зыбкого света мне было достаточно. Помогая себе зубами, я высвободился из бинтов и тесного гипсового кокона, в который было заковано правое плечо, бесшумно спрыгнул на пол и отряхнулся. Я чувствовал себя вполне здоровым – после Изменения наши раны заживают поразительно быстро.

Нужно было немедленно выбираться отсюда. Я подошел к двери и прислушался. Где-то в десятке метров по коридору от моей палаты на дежурном посту медсестра читала книгу: я отчетливо слышал шорох перелистываемых страниц. Этот путь мне не годился, пугать до смерти ни в чем не повинный персонал было совершенно лишним. Я подбежал к окну и поднялся передними лапами на подоконник. Кажется, мне повезло еще раз. Палата находилась на втором этаже, да к тому же окно оказалось открытым.

Фыркнув от отвращения, я взял в зубы гипс, провонявшие антисептиком повязки, больничную одежду и вытолкнул все это на улицу. Мне придется зарыть эти вещи где-нибудь подальше. Не стоило давать врачам повода для ненужных фантазий. Ночное бегство пациента может выглядеть странным, но все же хоть как-то объяснимым, если, конечно, он отправляется в путь не нагишом. Гипс почти без звука упал на мягкую почву, а следом прыгнул и я.

К сожалению, я совершенно не представлял, в каком районе города нахожусь и куда следует двигаться, чтобы поскорее выбраться за его пределы. И даже мои чувства, как обычно, невероятно обострившиеся, тут ничем не могли помочь. Отовсюду одинаково пахло бетоном, асфальтом и автомобилями. Я решил, пока позволит темнота, бежать в юго-восточном направлении. Если же мне не удастся достичь окраин до утра, придется потратить какую-то часть темного времени на поиски убежища, где я буду ждать наступления следующей ночи. Для передвижения по улицам днем мой вид слишком необычен, и дело не столько в моих размерах – в конце концов, доги и мастифы выглядят не менее внушительно. В состоянии Изменения я похож на огромного волка-альбиноса: совершенно белая шерсть и красноватые глаза. Этакая причудливая и непонятная игра генов, удивлявшая и друзей, и родственников. Тем более что в другом моем облике я шатен с самой рядовой внешностью.

По человеческим меркам на улице было темно, и это меня радовало. В последние годы горожане, напуганные ростом преступности, старались не выходить на улицу в темное время суток, и по дороге мне почти никто не встречался. Я бежал широкой, ровной рысью, избегая освещенных мест, быстро минуя перекрестки, и в какой-то момент мне стало казаться, что самый трудный участок пути я смогу преодолеть еще до наступления утра. От городской черты до дома мн&предстояло пробежать почти двести километров, но это не имело никакого значения: в состоянии Изменения нам случается покрывать и гораздо более длинные маршруты. В одном из дворов ко мне, не разобравшись сгоряча, со свирепым рыком кинулась крупная овчарка, гулявшая с хозяином. Не сбавляя шага, я лишь повернул голову в ее сторону. Овчарка затормозила всеми четырьмя лапами и опрометью бросилась прочь, оглашая окрестности жалобным воем.

Я повернул за угол дома и замедлил шаги, учуяв острые людские запахи. Впереди была станция метро. Последние пассажиры растекались редкими ручейками по улицам и переулкам. Чтобы не привлекать внимания, мне пришлось осторожно красться, скрываясь за густым кустарником бульвара, и в этот момент я услышал разговор двух мужчин. Собственно, это был не разговор, а короткий обмен репликами, настолько тихий, что в своей человеческой ипостаси я бы не услышал ни слова. Но сейчас слух мой позволял различать намного больше. Мужчины стояли возле старого тополя, скрытые тенью его толстого ствола, и пристально смотрели на другую сторону улицы, освещенную яркими фонарями.

– Вон она! – сказал один.

– Вижу! – отозвался второй. – Пошли. Только тихо!

От них исходил острый запах угрозы и предвкушения насилия, по которому я всегда узнаю этих существ. Он настолько отличается от обычного человеческого запаха, что я не считаю его обладателей людьми в полном смысле этого слова. Большинство моих собратьев не разделяет этого мнения, хотя некоторые старики со мной согласны.

Они пошли по краю тротуара, стараясь держаться в тени. Я следовал за ними, движимый не столько любопытством, сколько тем простым обстоятельством, что путь мой лежал в том же направлении. Очень скоро я обнаружил объект их внимания. Это была молодая женщина, девушка. Прижав к груди сумочку, пугливо озираясь, она быстро шла по освещенной стороне и, конечно же, не могла видеть своих преследователей. На перекрестке она чуть помедлила, а потом направилась через бульвар, в темноту. Она ускорила шаг, почти бежала, не подозревая, что опасность ждет ее именно там, куда она так упрямо стремится.

Двое появились перед ней настолько внезапно, что девушка даже не успела вскрикнуть. Один из нападавших тут же зажал ей рот ладонью, и они потащили ее к стоявшей у тротуара машине. В измененном состоянии мы обычно не вмешиваемся в дела двуногих. Просто потому, что не хотим привлекать к себе излишнего внимания. Но сейчас я находился далеко от дома, в огромном городе, полном людей и животных. Здесь гнездилось достаточно своих собственных страхов, чтобы придумывать новые легенды или вспоминать старые. К тому же я всегда испытывал к этим существам, так похожим на человека, сильнейшую неприязнь.

Я двигался бесшумно и не предупреждал о нападении. Существа поняли, что атакованы, когда мои клыки сомкнулись на ягодице одного, фактически превратив ее в месиво изодранной плоти, а спустя всего полсекунды распороли бедро другого. Дикие вопли боли и ужаса одновременно исторглись из их глоток. Забыв о своей жертве, они бросились бежать – пока еще у них хватало на это сил, – хотя я был уверен, что по крайней мере один из них уже через час истечет кровью. Хлопнули дверцы машины, взревел мотор, и черная иномарка, даже не включив огней, умчала нападавших. Я облизнулся и сел на задние лапы. Девушка была перепугана моим появлением ничуть не меньше своих врагов. Она неподвижно сидела на траве, боясь шелохнуться. Я слышал пулеметный стук ее сердца и судорожное дыхание, которое она безуспешно пыталась сдержать. На вид ей было лет двадцать, худенькая, с трогательным детским испугом на лице, она вдруг остро напомнила мне Лизу – в тот день, когда мы с ней впервые встретились. Моя жена погибла много лет назад, и я не мог ее спасти, потому что находился слишком далеко от нее в тот час…

К сожалению, наша анатомия такова, что имитировать в полной мере поведение собак мы не способны. Например – вилять хвостом. В некоторых случаях я пытался это делать, но, подозреваю, зрелище выглядело не вполне эстетично. Поэтому я просто улегся и положил морду на лапы, всем своим видом показывая, что я обыкновенный и вполне безобидный пес, хотя и очень большой. Я лежал совершенно неподвижно, и постепенно девушка начала успокаиваться. Не спуская с меня глаз, она нашарила оброненную сумочку и осторожно поднялась. Я не шевелился. Она сделала шаг назад, еще один, потом повернулась и тихо пошла, то и дело на меня оглядываясь. Тогда я тоже встал, демонстрируя полнейшее равнодушие к девушке, отряхнулся и тихонько затрусил параллельным маршрутом.

Она тут же остановилась. Не пересекая ее пути, я забежал чуть вперед и уселся. Я не смотрел на нее – просто ждал, когда она продолжит движение. После первого ее нерешительного шага я поднялся, выражая готовность продолжать совместный путь. Девушка все еще боялась меня, но я ощущал: страх ее быстро уходит, сменяясь любопытством. Кажется, мои маневры приносили первые плоды, она начинала понимать, что большая белая собака ведет себя просто как спутник, вовсе не лишний для нее в этот час в этом городе.

– Хорошая собачка, – дрожащим голоском проговорила она.

Низко опустив морду, я подошел к ней и лизнул ладонь. Новая волна ужаса охватила ее, но она с этим успешно справилась. Ее рука легла мне на загривок и робко погладила густую шерсть. Кажется, контакт был установлен. Я развернулся и побежал вперед, изредка оглядываясь на свою спутницу, как бы приглашая спокойно следовать своей дорогой в моем сопровождении. Девушка так и сделала. Мы перешли улицу и углубились во дворы. Я молил небеса лишь о том, чтобы на нашем пути не встретилась какая-нибудь собака, и небеса меня услышали. Хозяева вместе со своими шавками в этот час благополучно спали, и до подъезда мы добрались без приключений.

Девушка отомкнула входную дверь и задержалась на пороге.

– Спасибо тебе, собачка, – сказала она. – До свидания.

Такой финал меня ни в коей мере не устраивал. До рассвета оставалось не более двух часов, мне необходимо было какое-то убежище на дневное время, и по справедливости я вправе был рассчитывать на минимальную благодарность-девушки, спасенной мной от немалых неприятностей. Поэтому я принялся старательно изображать, как мне хочется, чтобы меня пригласили в дом: повизгивал, поскуливал, поднимал то одну, то другую лапу и жалобно смотрел ей в глаза. И по-своему она меня поняла.

– Кушать хочешь? – спросила она. – Ладно, заходи. Только маму не перепугай. Договорились?

В маленькой кабине лифта мы с ней едва уместились. Показывая свою воспитанность, я скорчился и прижался к стенке, стараясь занять как можно меньшую площадь, однако это было уже ни к чему. Страх оставил девушку окончательно, она вновь потрепала меня по загривку, словно давнего знакомого, и нажала кнопку седьмого этажа.

Предвидя реакцию мамы, я хотел сразу же спрятаться перед квартирой за спиной девушки, но не успел. Дверь квартиры открылась немедленно после остановки лифта – девушку давно и с тревогой ждали; женщина средних лет ступила на площадку и тут же, охнув, отпрянула.

– Мамочка, не пугайся! – твердо сказала девушка. – Это… Джек. Да, Джек. Он очень хороший, я тебе сейчас все объясню. Джек! Заходи!

Опустив голову и прижав уши, я – живая иллюстрация покорности и смирения – вошел в квартиру, плюхнулся на половик, уткнул нос в стену и замер в ожидании дальнейших команд.

– Что это? Откуда? Леночка, почему ты так поздно? Я вся извелась, – бормотала мама, перескакивая от испытанного потрясения с темы на тему. – Где ты его взяла?

– Джек меня спас, – объяснила девушка. – Мамочка, ты даже не представляешь, что со мной произошло. Они меня выследили, мама! Они напали на меня только что, на бульваре! Если бы не Джек…

Она всхлипнула, и мать девушки, тут же вспомнив другую, видимо, главную для них опасность, на какое-то время позабыла о моем присутствии.

– Невероятно! – с отчаянием сказала она. – Никто не может знать, что мы сюда переехали!

– Это были они, мама, – грустно кивнула девушка. – Одного я узнала. Помнишь – такой гадкий, с короткой стрижкой и бычьей шеей?

Приметы эти отнюдь не показались мне исчерпывающими, но мама девушки поняла, о ком идет речь, и вновь потрясенно охнула.

– Но как же… Что же нам делать?

– Сначала надо накормить Джека, – сказала девушка. – Он хочет есть и пить. Мама, что у нас есть из еды?

– Борщ, – растерянно ответила мама. – И колбаса. Разве он будет есть борщ?

Она взглянула на меня и непроизвольно вздрогнула.

– Что это за порода? Я никогда не видала таких собак.

– Очень хорошая порода, – ответила девушка. – Просто замечательная. – Давай, мамочка, свой борщ. Джек! Пойдем на кухню!

Честно говоря, есть мне совершенно не хотелось. Тем более борщ с колбасой. В состоянии Изменения мы предпочитаем питаться свежим мясом. Разумеется, не человеческим: большая часть того, что говорится о нас в сказках и легендах, выдумки или преднамеренная ложь. Мы отнюдь не людоеды, а в лесах для хорошего охотника до сих пор достаточно дичи. Но выхода у меня не оставалось. Вслед за девушкой я поплелся на кухню и покорно засунул морду в кастрюлю.

Пока я возился с кастрюлей, девушка рассказывала матери о том, что произошло. Та всплескивала руками, ахала, хваталась за голову, но к концу рассказа смотрела на меня ничуть не благосклонней.

– Он бросился на них? – спросила мать. – И тебя не тронул?

– Мама! Ну ты же сама видишь! – недовольно ответила Лена. – Я цела и невредима. А они… им Джек показал!

– Откуда ты знаешь, что его зовут Джек?

– Потому что он откликается, – сказала девушка с легкомысленной уверенностью. – Джек!

Я повернулся в ее сторону и шевельнул хвостом. Не могу сказать, что я испытал восторг от своего нового имени, первого пришедшего девушке на ум, но делать было нечего.

– Ну вот! – торжествующе воскликнула она. – Что я тебе говорила!

– Странно, – с сомнением произнесла мать, но мысли ее уже переключились на иную, гораздо более тревожную тему. – Как же они смогли тебя найти, Лена?

– Я не знаю, – в отчаянии дочь всплеснула руками. – Давыдов гарантировал, что об этой квартире никто не может знать. Нужно ему позвонить, прямо сейчас…

Она потянулась к телефону, но мать перехватила ее руку.

– Подожди! Никому не звони. Собирайся! Мы должны немедленно уехать!

– Куда, мама?

– Туда, куда я хотела с самого начала. У меня ключи от Вериной дачи. Там они нас не найдут, не смогут найти.

– Но следователь сказал…

– Он обещал нас охранять, твой следователь! Он уверял, что ты будешь в безопасности! Зачем ты вообще в это ввязалась?!

– Они убийцы, мама, – тихо сказала девушка. – Они убили человека у меня на глазах.

– Нас они тоже убьют, – горько проговорила мать. – Если только мы немедленно не уедем. Собирайся!

На дачу… значит, туда, где есть лес. Это меня устраивало. Если, конечно, женщины возьмут меня с собой. Вот об этом следовало позаботиться. Я встал, подошел к матери и положил голову ей на колени. Она машинально коснулась меня и тут же отдернула руку.

– Нужно взять его с собой, – твердо сказала девушка. – Мама, пусть Джек поедет с нами.

– Ты с ума сошла! – воскликнула мать. – Как мы его довезем? Что мы там с ним будем делать? Его же нужно кормить!. Не выдумывай, Лена. Мы выпустим его на улице, и если он такой умный, как ты говоришь, он спокойно отыщет свой дом.

Я поднял голову и посмотрел в глаза матери. Она испуганно отвела взгляд.

– Скажи ему, чтобы он сел на место, – попросила она.

– Место, Джек! – приказала девушка, и я покорно вернулся в угол.

– Ты видишь, какой он! – торжествующе сказала дочь. – Он все понимает. Его нельзя оставлять, он хочет поехать с нами. А повезем очень просто: сначала в такси, потом в электричке. Поезда сейчас идут совсем пустые, никто нам ничего не скажет.

– Даже слишком умный, – заметила мать. – И от этого мне почему-то жутковато.

Я принялся старательно чесаться: нет и не может быть во мне ничего страшного, я просто обыкновенная большая собака.

– Ну, мама! Ты пойми, кроме него, у нас нет никакой защиты, – настаивала девушка.

– Даже это чудовище не защитит нас от бандитов, – горько усмехнулась мать. – Впрочем, поступай, как знаешь.

* * *

Небольшой дачный поселок находился на востоке в тридцати километрах от города, и мы добрались туда без особых приключений. Всю дорогу я вел себя, словно многократный победитель соревнований по служебной выучке – шел строго рядом с девушкой, ни разу не натянув веревку, привязанную к импровизированному ошейнику из старого пояска. Я боялся, что некоторые проблемы для моего образа создадут сторожевые дворняжки, но собаки учуяли мой запах задолго до того, как мы подошли к воротам, и благоразумно разбежались. Аккуратный домик стоял на участке, обнесенном сплошным полутораметровым забором. Участок густо зарос плодовыми деревьями и кустарником и не просматривался насквозь. Девушка заперла калитку на задвижку и сняла с меня ошейник – этот символ собачьей несвободы.

– Вот мы и пришли, Джек, – сказала она. – Теперь можешь отдохнуть.

Все складывалось как нельзя удачно. Метрах в двухстах от забора начинался лес. В выходные дни он наверняка полон грибников и дачников, но сегодняшним утром поселок был практически пуст, я мог в любую минуту отправляться домой, что, собственно, и намеревался сделать немедленно. Я легко перепрыгнул забор и широкой рысью помчался прочь.

– Джек! Джек! – услышал я растерянный оклик девушки, но бега не замедлил. Увы, наш совместный путь завершился навсегда.

Густой кустарник обдал меня росистым ливнем, на полянке я остановился и отряхнулся, с наслаждением ощущая лесные запахи. Этот лес был полон жизни и свежей пищи, меня ждали прекрасные шесть дней измененного состояния.

– Мама, Джек убежал, – пожаловалась девушка.

– Ну и слава Богу, – ответила мать с немалым облегчением. – Он на меня просто ужас наводил, твой Джек.

Даже сейчас, на расстоянии четверти километра, в утренней тишине я слышал их разговор совершенно ясно.

– Он вернется, – убежденно проговорила девушка. – Погуляет и вернется.

Я услышал пение мобильного телефона.

– Да! – сказала девушка. – Сережа, это ты?.. Мы уехали из города… На дачу к тете Вере, так было нужно… Не волнуйся, Сережа, у нас все в порядке… Никому ничего не говори, пожалуйста!.. Хорошо, приезжай, если хочешь.

– Не надо было ему говорить, где мы, – проворчала мать.

– Ну, мама! – обиделась девушка. – Это же Сережа! Ты готова всех подряд подозревать. Очень хорошо, что Сережа приедет, мы с ним сходим за грибами.

Пожалуй, все устроилось к лучшему. Этот неведомый Сережа послужит им защитой и поддержкой, теперь я могу уходить со спокойной совестью. Так бы я и поступил, если бы не ощущение неясной тревоги, зашевелившееся где-то в отдаленном уголке сознания. В состоянии Изменения мы становимся особенно чуткими – иначе нашему виду трудно было бы выжить в течение тысячелетий. И сейчас я ощутил запах опасности. Запах этот всегда означал, что я должен уходить. Но опасность не грозила немедленно, к тому же сейчас она была адресована вовсе не мне. Я сел и задумчиво обвил хвостом передние лапы.

Конечно, мы не должны вмешиваться в дела людей, если желаем оставаться незамеченными, однако мне не хотелось бросать девушку, в судьбе которой я уже принял участие. И она была так похожа на Лизу… От дома меня отделял всего лишь один ночной переход, до окончания Изменения оставалась масса времени. Я решил задержаться. К тому же мне нравился этот лес. Толстые сосны и ели, из-под кроны которых в солнечный день не увидеть неба, сменялись дубовыми и березовыми рощицами; маленькие болотца в оврагах были наполнены прохладной, вечно спокойной темной водой, а подлесок, где так уютно отдыхать после охоты, в иных местах совершенно непроходим для двуногих.