Текст книги "Два билета в Индию (сборник)"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 73 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

3
Когда слоны опасны

Иван долго не мог заснуть в ту ночь. Уже начало светать, когда сон сморил его, и все виделась длинная дорога, в конце которой город Петербург и своя деревня, но почему-то Иван не шел по этой дороге и даже не ехал, а плыл в лодке и никак не мог побороть течение. Тут его разбудил солдат.

– Господин Иван, вставайте, – шепотом говорил он, тряся Ивана за плечо. – Пора. Сейчас начнем.

Иван вскочил, сел на циновке и с минуту никак не мог в себя прийти, понять, где он, что с ним происходит. Потом услышал за стенкой палатки перезвон оружия, приглушенные голоса солдат и тяжелую поступь боевых слонов – понял, что начинается бой.

Он надел через плечо перевязь меча, взял пистолет английского лазутчика, ополоснул лицо из таза в углу и вышел наружу.

Пушки уже стояли на холме, у белой маленькой пагодки, похожей в тумане на свечку. У пушек суетились канониры. Иван сразу очутился в знакомом и привычном мире ядер, порохового дыма и гладких, блестящих от росы, холодных еще стволов.

Мимо скакали ординарцы, нестройно проходили солдаты в железных шлемах с копьями и старыми ружьями в руках, проходили и таяли в тумане, в низине, откуда и должна была начаться атака.

Иван остановился у ядер, сложенных аккуратными пирамидками. Некоторые из ядер были чугунными, другие – каменными. Посмотрели бы наши, из каких пушек бьем, вот бы подивились на Исаева, подумал он. Как при царе Иване Васильевиче Грозном. Вслух же Иван сказал:

– Заряжай!

И пошел вдоль ряда разномастных монстров, захваченных еще у португальцев лет двести назад, купленных в Сиаме или отлитых в литейных мастерских Авы.

Туман над долиной неожиданно поднялся, как занавес в театре, и стало видно все поле, бирманские полки, разворачивающиеся для наступления, и вдали, за валами и тростниковыми фашинами, мелкие и суетливые фигурки в красных мундирах. Англичане не спали. Они были готовы к бою. Они были кем-то предупреждены.

Еще не прошло трех минут с тех пор, как внезапно растаял туман, и грохнули слаженно и сердито английские батареи, образовав перед фронтом бирманских отрядов быстро возникшую грозную стену рвущейся во взрывах земли, осколков и дыма.

Иван поднял вверх руку с мечом. Канониры поднесли к пушкам фитили, и ответный гул бирманской батареи прокатился над холмами, вызвав радость в рядах бирманцев. Но большинство ядер, не долетев до английских позиций, беспомощно прыгали по земле, не причиняя никому вреда. Справа и слева отозвались другие бирманские пушки.

Иван приказал прекратить стрельбу. Пользы в ней не было, а можно было попасть в своих.

На соседнем холме под манговыми деревьями появилась кучка всадников – Бандула со штабом. Генерал не ожидал, что туман подымется так быстро и внезапно и застанет бирманские полки в движении. Он приказал манипурской кавалерии ударить во фланг противника.

Но пока гонцы скакали к манипурскому полку, пешие части, встреченные огнем британских пушек, смешались и приостановили движение. Еще какое-то мгновение – и они побегут, и тогда битва будет проиграна еще до того, как она началась. Бандула пришпорил коня и бросился вперед, к войскам.

Его увидели, приветствовали криками, и сначала самые близкие к нему солдаты, потом другие, те, кто стоял дальше, пошли вперед все быстрее, стараясь не отстать от всадников, летящих на английские укрепления.

А тем временем из-за холма черной лавиной выкатилась манипурская конница. С гиканьем, размахивая кривыми саблями, горцы неслись на пушки, и казалось, их ничто уже не остановит.

Иван приказал подвести лошадей. Если атака удастся и первый ряд укреплений будет взят, надо перетащить пушки ближе к английским позициям, чтобы помочь пехоте.

Но перевозить пушки не понадобилось. К грохоту английской артиллерии примешались сухие залпы ружей. Упал конь под Бандулой, и Ивану было видно, как покатился по земле генерал, как бросились к нему адъютанты, как генерал поднялся и, прихрамывая, подошел к другому коню. Бирманцам эта заминка стоила многого. Хотя первые солдаты и ворвались на укрепления англичан, пробиться к пушкам им не удалось. Копья и мечи уступали в поединке английским штыкам…

Иван посмотрел направо, туда, где манипурские конники рубились с английскими артиллеристами…

Вдруг загудела земля. Шли боевые слоны. Видно, командующий слоновьей кавалерией не выдержал напряжения, испугался за судьбу генерала и решил бросить в схватку слонов, не дожидаясь приказа.

– Эх, дурачье! – выругался по-русски Исаев.

Сверху ему было видно, что слоны в своем движении неизбежно должны были пройти сквозь свою же пехоту.

Слоны казались очень грозными. Хоботы их были разукрашены, на спине каждого возвышалась башня со стрелками, а на концы бивней были прикреплены железные ножи. Слоны бежали вперед, и ничто, казалось, не могло их остановить.

Бирманские пехотинцы в ужасе бросились в разные стороны. Серые гиганты не различали ни своих, ни чужих.

Бандула и его поредевшая свита вернулись на холм. Иван даже не заметил, как генералу удалось вырваться из гущи боя. Он пытался разглядеть, не ранен ли Бандула, но издали не было видно. Низкое солнце светило прямо в глаза.

Иван повернулся в другую сторону, к левому флангу, и то, что он увидел там, немного успокоило его. Красные мундиры англичан и шлемы бирманцев смешались в схватке, которая кипела уже за линией укреплений. Пушки англичан там замолчали, чтобы не поразить своих, и артиллеристы, размахивая длинными банниками, старались не подпускать бирманских солдат к самим орудиям.

Бандула тоже увидел слабое место в английской обороне, и по его знаку на левый фланг бегом устремился резервный араканский полк, надежная гвардия Бандулы, ветераны, прошедшие с генералом не одну военную кампанию.

Тем временем слоны, оружие старомодное и ненадежное в бою с европейской армией, добились только того, что полностью рассеяли бирманский центральный отряд. Разъяренные шумом, пороховым дымом, криками, вспышками выстрелов, они все неслись вперед. Но Иван, уже видевший их в боях, почти не сомневался, что англичане, привыкшие к слонам в Индии, не растеряются.

Так и случилось. Цепочки стрелков в красных мундирах поднимались на вал и вскидывали ружья. Они целились в ноги слонам. Вот один из гигантов упал на колени, и башня на его спине угрожающе накренилась. Стрелки посыпались из нее, попадая под ноги бегущим сзади слонам. Еще один слон захромал. Еще один…

И тут случилось неизбежное. Отряд слонов, вернее, уже не отряд, а взбешенное стадо развернулось и бросилось назад, спасаясь от выстрелов. Слоны неслись, подпрыгивая от страха и боли, сбрасывая со спин башни с солдатами, растаптывая остатки бирманских пехотинцев…

Сюда не заберутся, с облегчением подумал Иван, полагаясь на крутизну холма и рвы, выкопанные заранее по его приказу.

Отступила и манипурская конница на правом фланге. Всадники, вырвавшись из зоны огня англичан, придерживали коней и собирались в тени деревьев, неподалеку от Бандулы. «Хорошо, что не разбежались, – с облегчением подумал Иван. – Они еще пригодятся».

Только на левом фланге пришедшие на помощь араканские гвардейцы вытеснили англичан с передовых позиций, захватили батарею и теперь упорно дрались с подоспевшими английскими подкреплениями.

Что же предпримет Бандула? Вряд ли теперь удастся одолеть англичан, и лучше всего было бы трубить отбой. Сражение проиграно уже потому, что враги были готовы к бирманскому наступлению. Англичане знали о сегодняшнем бое. Значит, прав был генерал – английский лазутчик был не один.

Солнце поднялось уже высоко. Было жарко, разогревшийся воздух стал горьким от дыма. Земля мелко дрожала – и от ударов о нее ядер и снарядов, и от бестолкового бега слонов. Некоторые из них добежали до реки и остановились там, у воды. Остальные исчезли среди деревьев.

Обернувшись к реке, чтобы посмотреть, что же будут делать слоны, Иван вдруг увидел несколько больших лодок, поднимавшихся вверх по течению. Лодкам удалось незаметно пробраться во фланг бирманским войскам. В каждой сидело несколько десятков солдат в красных мундирах, и на носу стояла небольшая пушка. Это был отряд, так не вовремя вернувшийся из Пегу.

Заметили лодки и англичане. И вот уже первые шеренги их солдат переваливают через вал и быстрым шагом пересекают равнину. Перед шеренгами идут барабанщики с белыми портупеями и знаменосцы несут синие, с красными крестами знамена. Треск барабанов особенно громок в наступившей тишине – замолкли пушки англичан.

Пора было вступать в дело бирманской артиллерии. Но Иван ждал. Рявкнули пушки второй и третьей батарей, Иван ждал. Пороха и ядер немного, тратить их зазря никак нельзя…

Запыленный гонец прискакал на холм:

– Генерал спрашивает, почему не стреляет батарея?

– Скажи, чтобы не беспокоился.

Гонец с недоверием взглянул на Ивана и ускакал.

Редкие цепи бирманских солдат выстраивались у подножия холма, на котором стояла батарея Ивана. Солдаты посматривали наверх и что-то кричали. Видно, тоже торопились стрелять.

С ревом прилетел и разорвался английский снаряд. Англичане перенесли огонь своих батарей подальше.

– Заряжай картечью, – приказал Исаев.

4
Иван получает приказ

Вечером отступившие бирманские полки устраивались на ночлег. Бой был проигран. И хотя батарея Исаева держалась дольше всех и дала возможность отступить основным частям бирманской армии, спасти положение не удалось. Были потеряны почти все слоны, погибла половина манипурской конницы и многие из гвардейцев.

Из батареи Ивана уцелело всего три пушки. От других батарей и того не осталось. Иван уж и не помнил, как ему удалось в последний момент привязать к лошадям оставшиеся целыми орудия и догнать отступающую армию. Его спасло то, что англичане, преследуя бирманскую пехоту, в сутолоке боя пропустили бешено мчавшиеся упряжки.

В тылу вдоль пересохшего ручья Бандула задолго до боя приказал выстроить бревенчатую стену. На всякий случай. Теперь эта стена спасла армию от полного разгрома. Англичане, тоже измученные тяжелым боем, остановились перед ней, затем отошли на холмы, еще утром занятые бирманской армией.

Иван сидел у костра со своими канонирами. Он пил чай. Может быть, уже сотую чашку. Удивительно, как хочется пить. Кажется, ничем не утолить жажду, ничем не заглушить тяжелый запах дыма и пота.

– Артиллериста Ивана к генералу Бандуле! – сказал солдат, останавливаясь у костра.

Солдат был так же грязен и измучен, как и сидевшие у костра канониры.

Иван шел через лагерь, мрачный лагерь побежденных, где раненые стонали у костров, а уцелевшие спали, сморенные боем.

Генерал Бандула сидел в небольшой палатке на циновке, скрестив ноги. Один рукав его был засучен, и лекарь перевязывал руку повыше локтя. Генерал жмурился и топорщил усы.

– Садись, – сказал он Ивану. – Садись, тебе говорю!

Иван сел.

– Даже чая нет. Ординарца убили. Понимаешь?

– Хотите, скажу своим – сварят.

– Не хочу. Мы англичан разобьем. Ты не думай, разобьем… Скоро закончишь?

– Сейчас, одну секунду, – ответил лекарь.

– Болит, понимаешь? Я командиру слонов приказал голову отрубить, и правильно сделал. А он кто – знаешь? Двоюродный брат короля. Глупость в бою – самое большое преступление. Я этих слонов напоследок берег, когда феринджи близко подойдут. А этот – своих давить… Ну, скоро ты?

Лекарь поклонился и, пятясь, вышел из палатки.

На несколько секунд наступило молчание. Рядом с палаткой громко верещали цикады. Им и дела нет до боя. Кто-то вскрикнул – то ли раненый, то ли во сне.

Бандула поморщился:

– Болит рука. Я тоже неумен – поскакал в бой. А если бы меня убили? Жалко, мне голову рубить некому. Нам еще учиться надо, в другие страны ездить, оружие покупать. Твой король продаст нам оружие?

– Не могу знать. Может, и продаст.

– Посольство послать надо. Приедешь домой, спроси у своего короля, что он хочет за оружие. Можем дать рубины, слонов, тиковое дерево, рис.

– Я у себя в стране маленький человек. Меня царь слушать не будет.

– Будет. Ты у меня большой человек. Жалко, у меня второго меча нет. Я бы и второй тебе подарил. Но тебе и одного хватит, а?

– Я свое дело делал.

– Хорошо делал. Теперь другое дело делать будешь.

Бандула уселся поудобнее, стараясь не шевелить раненой рукой. Он внимательно посмотрел на Ивана, прищурился, как бы проверяя, говорить дальше или нет.

– Слушай, артиллерист. Я обещал тебе, когда кончится война, поедешь домой. Но я не знаю, когда кончится война. И меня тоже могут убить. Поезжай домой сейчас.

– Да мне не к спеху, – сказал Иван.

И сказал вполне искренне. Он сейчас не собирался уезжать. Его долг – не бросать в беде своих, а бирманцы стали своими, особенно сейчас, когда вместе сражались.

– Слушай, не перебивай! – сердито сказал Бандула.

Не на Ивана злился генерал – на проигранный бой, на англичан, на руку, которая болела.

– Я тебя не просто домой отпускаю. И, может быть, вчера еще и не отпустил бы. Сегодня твоя артиллерия кончилась. У тебя три пушки осталось да по одной в других батареях. Я их своему офицеру отдам. Справится. А для тебя дело поважнее.

Бандула поманил Ивана, чтобы подвинулся ближе. Понизил голос и продолжал:

– Завтра отступаем. Здесь нас Кемпбелл может голыми руками взять. Но я думаю, его солдаты тоже устали. С восходом солнца отправишься на север, в столицу, в Амарапуру. С тобой поедет мой адъютант Аун То. Ты его знаешь.

Иван кивнул головой. С Аун То они были даже приятелями. Молодой бирманский офицер, любознательный и веселый, нередко заходил к русскому канониру, расспрашивал его о дальних странах и морях, мечтал и сам повидать мир.

– Повезете важный груз. Очень важный. Я не оставлю его здесь, потому что англичанам может достаться. Что за груз, тебе знать не обязательно. Охрану дам малую – чем меньше народу будет знать, зачем едете и куда едете, – тем лучше. Скажете – на разведку. Письмо будет у Аун То. Тебе же даю другое письмо – пропуск через все заставы до России. Никто тебя не задержит, даже король. Ты доволен?

– Спасибо. Но, ваше превосходительство, я ведь домой сейчас не прошусь. Если нужно, до конца воевать буду.

– Я знаю. Но это дело важнее, чем бой. Я посылаю тебя, потому что верю тебе больше, чем некоторым своим офицерам… Эй, солдат!

Вошел солдат. Шлем его с острым шишаком был помят.

– Позови Аун То, он должен рядом быть.

– Слушаюсь, Маха Бандула. Тут у входа стоит Роджерс. Вы велели ему прийти с пленным англичанином.

– Пусть подождет… Да, постой. – Бандула нахмурился, но не от боли. – Он давно ждет?

– Недавно.

– Рядом с палаткой стоит?

– Рядом.

– Отгони их подальше, пусть подождут в сторонке.

Когда солдат ушел, генерал сказал, будто обращаясь к самому себе:

– Стенки у палатки тонкие.

Вошел Аун То, высокий большеглазый бирманец в европейских лосинах, шлеме и с двумя пистолетами за поясом.

– Вы звали меня?

– Садись. Артиллериста Ивана знаешь?

– Он мой друг. – Аун То улыбнулся и положил длинные сухие пальцы на колено Исаеву.

– Хорошо. Я так и думал. Завтра поедете вместе. Я тебе уже говорил. Завтра получишь мое письмо к королю. Там я обо всем докладываю. От себя скажешь, что Иван по моему приказу должен вернуться домой. Скажешь, что я хочу, чтобы с ним поехал в Россию ты, и пусть король отберет еще нескольких молодых офицеров. Приедете в Россию – идите к русскому королю, скажите, что просим помощи. Баджидо меня послушается, сейчас у него, кроме меня, нет хороших генералов. Идите. Оба идите. Мне еще надо допросить англичанина, а рука болит. Пусть лекарь зайдет, даст настоя.

Бандула поднялся и левой, здоровой рукой пожал по-европейски руку Ивану, кивнул Аун То и снова уселся на циновку, давая этим понять, что разговор закончен.

– Желаю счастья, – сказал Иван.

– Желаю счастья и вам, сыновья, – ответил генерал. – Пусть войдет Роджерс с пленным.

Роджерс, наверно, услышал слова генерала, потому что Иван с Аун То столкнулись с ним у самого входа. За маленьким переводчиком солдаты вели англичанина со связанными руками. Роджерс быстро поклонился Ивану и, ничего не сказав, нырнул в палатку.

– Я счастливый человек, – сказал Аун То. – Я увижу другие страны!

– Пошли спать, – предложил Иван. – И так сегодня чуть живые, а завтра день нелегкий.

– Пошли, – сказал разочарованно Аун То, но спорить не стал.

– Небось не заснешь теперь, – сказал ему вслед Иван.

– Не засну, – почти радостно отозвался бирманец. – Совсем не засну!

5
Отъезд

Утро пришло внезапно. Видно было, как проступают на черном занавесе деревьев синие тени, и вот уже можно различить листья, и летучие мыши ныряют в листву, чтобы повиснуть до вечера на ветвях, а навстречу им врывается в синеву утра пение дневных птиц.

Солнце еще не показалось над кустами низин, но вершина пагоды Шведагон вдруг вспыхнула золотом, и так ярко, что казалось, загорелись красные рубины, спрятанные под ее зонтом. А потом, будто кто-то провел широкой кистью сверху вниз, загорелась вся пагода – даже отсюда, из лагеря, издалека, громадная и величественная.

Не успела солнечная кисть докрасить основание пагоды, маленькие пагодки и строения, окружающие Шведагон, как лучи опустились на вершины манговых деревьев и почти тотчас же ударили в лицо, потому что в небо, как мяч из воды, вылетело солнце. И начался день.

Иван не выспался. Он много раз просыпался за ночь, торопил сон, торопил утро. Казалось, что эта короткая ночь длиннее лет, прожитых здесь. Солнце он встретил, сидя на лафете одной из трех оставшихся в батарее пушек. У ног лежал небольшой мешок, собранный еще затемно. Иван почти все пожитки оставил своим канонирам: рассудил, что путь будет долгим, трудным – нельзя перегружать ни коня, ни себя. Дай бог донести голову целой. Меч Иван повязал у пояса, туда же, за пояс, сунул пистолет, отобранный у англичанина.

С солнцем просыпался лагерь. В шум хриплых со сна голосов солдат и плеск воды влетел сухим треском случайный выстрел. В той стороне с криком поднялись вороны, но, покружившись с минуту, снова опустились на ветви – вороны привыкли к выстрелам, разжирели на падали. Лениво бухнула английская пушка…

Аун То пришел не один. За ним солдат тащил переметные сумы. Другой вел в поводу двух коней. Иван еще издали заметил, что кони добрые, манипурские.

– Как поживаешь? – спросил Аун То.

– Спасибо, хорошо, – ответил Иван. Потом добавил: – А груз где?

– Нас ждут за рощей. Чтобы никто в лагере не знал, куда уезжаем. Пусть думают, что в разведку.

Аун То легко вскочил на подведенного солдатом коня, проверил, хорошо ли закреплены сумы. Подождал, пока Иван, плохой кавалерист, приторочит свой мешок и усядется в седле понадежнее.

Через лагерь ехали не спеша. Осматривались. В тени деревьев лежали раненые, некоторые за ночь умерли, отмучились, но монахи, которые ухаживали за увечными и уносили мертвых, еще не проснулись.

Ночью поражение казалось не таким окончательным. Днем стало видно, что армия перестала существовать. Единственное, что могло спасти ее остатки, – немедленное отступление, пока англичане не собрались с силами, чтобы преследовать противника.

Спали кто где свалился после боя. Перемешались полки, отряды, тут же бродили оседланные кони, и непонятно было, то ли их хозяева погибли, то ли спят, позабыв обо всем.

Издыхал боевой слон. Он возил по земле окровавленным хоботом, и погонщик его, тоже окровавленный и грязный, плакал, гладя слона по голове, будто хотел утешить.

Миновали маленькую группу часовых, и Иван даже удивился, увидев их здесь. Странно было видеть бодрствующих в этом кошмарном сонном царстве.

Еще два солдата стояли у палатки генерала.

– До свидания, ваше превосходительство, – сказал Иван негромко по-русски. – Даст бог, свидимся.

Но сам не верил, что увидит когда-нибудь Бандулу.

Худенькая фигурка Роджерса поднялась из травы. Переводчик спал на земле, подложив под себя старый плащ.

– Доброе утро, господин Иван, – сказал он. – Доброе утро, Бо Аун То. Неужели вам тоже не спится?

– Доброе утро, Роджерс.

– Куда собрались?.. Если не секрет.

– На разведку, – поспешил ответить Аун То.

– Какая же может быть разведка, если армия разбита?

В голосе Роджерса слышалась печаль.

Иван, чтобы успокоить человека, сказал попросту, без издевки:

– В случае чего у англичан устроитесь.

– Англичане не ценят предателей, – сказал Аун То и тронул коня.

– Вот это правда, – заторопился Роджерс. – Со мной церемониться не станут. – Он снял очки в погнутой оловянной оправе и принялся тереть большими пальцами стекла.

Снова неподалеку бухнула английская пушка. Англичане не собирались оставлять противника в покое.

– Мы будем отступать? – спросил Роджерс. Он почти бежал, держась за стремя Иванова коня.

– Северную дорогу посмотреть надо, чтобы англичане не обошли.

Больше Иван не оборачивался. Роджерс отстал и вернулся к палатке генерала.

На пригорке их ждали пятеро солдат, окруживших повозку с грузом. Чиновник с удивительно редкой, волоска в три-четыре, бородой протянул Аун То бумагу. Тот подписал ее в знак того, что груз им принят. Потом вся кавалькада – повозка, Иван, Аун То и пятеро солдат – двинулась на север. Бандула не хотел давать большого конвоя. Груз был секретным, и потому даже свои не должны были обращать на него внимания.