Текст книги "Евхаристия"

Автор книги: Киприан Архимандрит (Керн)

Из историко-литургических тем вопрос агап и их взаимоотношений с евхаристическим богослужением раннего христианства возбудил немалую полемику. Литература этого вопроса достаточно обширна, и в ней были высказаны взгляды полярно противоположные. Самое резко отрицательное положение в этом споре занял столь авторитетный католический историк, как P. Batiffol. Он решительно не признает существования «вечерей любви» ни в Священном Писании, ни в веке апостольском, да и, вообще, он отрицает «агапы», как институт раннего христианства. [83

[Закрыть]] По его мнению, они появились значительно позже, a именно к IV веку (Дидаскалия, Каноны Ипполита, СА ІІ, постановления Гангрского Собора 360-367 гг.). Такое слишком резкое отношение к «вечерям любви» можно, казалось бы, объяснить другим крайним взглядом в науке, опровергнуть который и считал себя призванным Batiffol. Этот противоположный взгляд, защитниками которого являются Spitta, [84

[Закрыть]] Jülicher [85

[Закрыть]] и отчасти Бингхам и Ренан, считает, что агапы являются чуть ли не божественным установлением и первобытной формой первохристианского богослужения, из которого и развилась Евхаристия. Среднюю, так сказать, примирительную позицию заняли Ladeuse, [86

[Закрыть]] F. Funk, [87

[Закрыть]] Keating, [88

[Закрыть]] F. Cirlot. [89

[Закрыть]] По их мнению, и агапы, и Евхаристия одинаково древнего происхождения и одинаково оригинальны. Агапы можно и не считать первоначальной формой евхаристических собраний, но все же апостольское происхождение их бесспорно. Последний из поименованных авторов считает, что «и Евхаристия, и агапы всегда различались, но не отделялись». Евхаристические Хлеб и Чаша всегда отличались в глазах верующих от всякой другой пищи, но были соединены с обрядом братских вечерей. [90

[Закрыть]]

На основании беспристрастного изучения первоисточников, сравнения разных исторических данных и, главное, благодаря богатому археологическому материалу, Leclercq, не разделяя никаких крайних фантазий Ренана и протестантских ученых, признает древность «агап» и дает им надлежащее место в быту первохристианской общины. [91

[Закрыть]]

Постараемся, насколько возможно, ответить на этот вопрос, который сами специалисты считают «весьма темным» [92

[Закрыть]] и даже «глубочайшей исторической загадкой». [93

[Закрыть]]

B сущности, связь Евхаристии с «Вечерей Господней» явствует из слов самого апостола Павла. Он обличает непорядки, имевшие место у коринфских христиан (1 Кор. 11:17-34) во время совершения «вечери». Апостол укоряет коринфян за небрежное отношение к Евхаристии. Это выражалось в том, что богатые презирали бедных, не ожидали их прихода на вечерю; часто вечеря превращалась в объядение и участники в неподобающем, нетрезвом виде приступали к Евхаристии, «не различая Тела Господня». Евхаристия совершалась уже после вечери. Святой Иустин знает уже Литургию, отделенную, по-видимому, от вечери. Произошло ли это повсеместно, сказать невозможно.

Батиффоль считает, что, вообще, никакой вечери, принимаемой верующими сообща, и не было; что они, – так надо понимать слова Апостола, – должны были дома поесть, a в собрание христиан прийти только для принятия Евхаристии. Вовсе не является обязательным для римо-католика, так сказать, конфессиональное отношение к проблеме агап. Другие толкователи текста отнюдь не разделяют подобной точки зрения. Приведем в пример столь авторитетного ученого, как Прат, [94

[Закрыть]] который вполне признает наличность агапы в тексте послания к Коринфянам. Он считает, что «соединенные с Евхаристией агапы были только дополнением и придатком к Евхаристии».

Надо заметить, что апостол Павел не называет эти первохристианские вечери именно «вечерями любви», но «Вечерей Господней». Агапами они названы в послании Иуды, ст. 12: «Таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви (εν ταΐς αγάπαις υμών)». Правда, критика текста делает no этому поводу такое замечание. Кодексы Александрийский и Ефремов читают вместо άγάπαις – άπάταις [(на) агапах – обманами], и тогда невольно напрашивается параллель с 2 Пет. 2:13. В самом деле:

 
2 Пет. 2:13.
σπΐλοι και μώμοι… εν ταΐς άπάταις αυτών συνευωχούμενοι ύμΐν
2 Пет. 2, 13.
«срамники и осквернители, они наслаждаются обманами своими, пиршествуя с вами».
 
 
Иуд. 12.
οι εν ταΐς άγάπαις (άπάταις) υμών σπιλάδες, συνευωχούμενοι αφόβως…
Иуд. 12.
«таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви (или же: в ваших обманах); пиршествуя с вами, без страха утучняют себя».
 

Подавляющее большинство кодексов стоит не за такое чтение, и если признать правильным традиционное чтение Иуды «на вечерях ваших», то это и будет единственным новозаветным текстом, употребляющим это слово в применении к собраниям христиан. Этим и объясняется непримиримо отрицательное отношение Батиффоля к «агапам». Прежде чем перейти к памятникам раннего христианства, разберемся в интересных данных, которые нам дает Leclercq из области археологии и истории. Надо обратиться к аналогиям из языческого быта, знавшего подобные установления.

В начале нашей эры существовали и были в почете у греков и римлян «братства», или содружества, объединённые особой целью. Их руководители назывались κληρωτοί [избранные по жребию] и должны были отличаться благочестием, чистотой, святостью. Содружества собирались по большим праздникам, устраивая братские трапезы, которые пользовались большой любовью у неимущих и бездомных. Богатые граждане были мало этим заинтересованы и мало принимали в них участия. Законодательство римских императоров, в частности, Августа, регламентировало эти собрания и давало им покровительство закона. Обыкновенно участники таких «collegiae» [содружеств] приносили с собой хлеб, вино, вообще еду, иногда посуду и даже ложа для возлежания. Запрещались разговоры, которые могли бы быть неприятны, и все вообще, что могло нарушить братский и дружеский характер этих трапез. [95

[Закрыть]] Все сказанное очень напоминает обстановку коринфских собраний, о которых с такой горечью говорит апостол Павел.

Принимая, кроме того, во внимание, что, по слову Апостола, на Вечерях Господних «возвещалась смерть Господа, пока Он не придет», Leclercq делает тот же вывод, что Спаситель придал Своей Вечере характер весьма распространенных у древних народов «заупокойных трапез», или «тризн». [96

[Закрыть]] Вообще же, этот ученый археолог и литургист признает за агапами огромное значение, как за мощным средством, помогавшим развитию зарождавшегося христианства. [97

[Закрыть]]

Памятники раннего христианства дают нам следующий материал. B «Дидахи» об агапах нет ничего. B послании святого Игнатия слово «агапа» (в разных формах) встречается 28 раз. И если в известных текстах это следует понимать скорее в смысле благотворительной деятельности, [98

[Закрыть]] то это не является исключительным значением этого слова. То, что «агапы» поставлены в связь с крещением и Евхаристией и что их нельзя совершать без участия епископа, показывает, что они имели значение богослужебное, a не только благотворительное.

Весьма интересна фреска II века, открытая в Риме в 1893 году в катакомбах святой Присциллы и изображающая агапу, совершаемую за столом в присутствии семи лиц. Леклерк в своей статье приводит ряд интересных записей на нескольких таких памятниках (столах для совершения вечери) в Северной Африке.

Тертуллиан дает такое описание агапы: «Садятся за стол не иначе, как помолившись Богу; едят столько, сколько нужно для утоления голода; пьют, как пристойно людям, строго соблюдающим воздержание и трезвость; насыщаются так, что той же ночью могут возносить молитвы Богу; беседуют, зная, что Бог все слышит. По омовении рук и зажжении светильников каждый приглашается петь хвалебные песни Богу, извлеченные из Священного Писания или кем-либо сочиненные…». [99

[Закрыть]] Отмечаем обряд внесения светильников. Объяснения этому дадут нам другие памятники. Харизматический характер этих собраний еще чувствуется у Тертуллиана. Достойно замечания и то, что отсутствует упоминание о Евхаристии. Леклерк считает, что она уже перенесена на утро. [100

[Закрыть]] Во всяком случае, она от них отличается. [101

[Закрыть]]

По канонам Ипполита (каноны 32-35), епископ председательствует на агапах, совершающихся до наступления темноты. Поются псалмы, как и у Тертуллиана. Оглашенные не остаются до конца, что заставляет думать о том, что к агапам у Ипполита присоединяется и евхаристическая часть. Любопытно, что раздается так называемый «хлеб заклинания» (άρτος έξορκισμού). Вероятно, это какой-то благословленный хлеб, «евлогия», может быть, освященный на Литургии, совершённой в тот же день или несколько дней раньше. [102

[Закрыть]] Может быть, это прообраз будущего антидора?

Соборы позднейшего времени регулируют вопрос об агапах (Гангрский, правило II), говорят об участии клириков в них (Лаодик., прав. 27) и запрещают совершать агапы в базиликах (Лаодик., пр. 28; 3 Карфаген., пр. 30).

Из слов блаженного Августина [103

[Закрыть]] можно заключить, что Моника ходила в Милане на поминальные трапезы, агапы и что это не нравилось святому Амвросию из-за сходства этого обычая с языческими «parentalia» [паренталии (поминальное празднество в честь покойных родственников у римлян)].

Интересно одно место из сочинения «О девстве» pseudo-Афанасия: после 9-го часа произносится следующая молитва при преломлении хлеба: «Благодарим Тебя, Отче наш, о святом Воскресении Твоем, ибо Ты явил его через Иисуса, Отрока Своего, и как этот хлеб, рассеяный некогда, теперь лежит на этой трапезе и, будучи собран, стал одним, так да будет собрана Твоя Церковь от пределов земли в Твое Царство, ибо Твоя сила и слава во веки, аминь». Затем следует чтение «Отче наш» и дается указание девам не вкушать вместе с оглашенными. Обращаем внимание на почти буквальное сходство с текстом молитвы «Дидахи» и на другие предписания того же памятника.

Эфиопская редакция «церковных постановлений», равно как и Апостольское предание святого Ипполита (гл. 26), имеет интересную вставку, a именно правило о внесении светильника.

 
«Когда наступит вечер, диакон вносит светильник. Епископ приветствует собрание: «Господь со всеми вами».
Народ отвечает: «И со духом твоим».
Епископ: «Возблагодарим Господа».
Народ: «Достойно и праведно, – величие и слава Ему».(Но он не должен говорить «Горé ваши сердца», – это говорится лишь при приношении, т. е. при Евхаристии.)
Засим епископ говорит молитву благодарения за просвещение нас откровением невещественного Света, в которой Карабинов находит сходство с гимном «Свете Тихий…». Затем после вечери приносится диаконом растворенная «чаша приношения», поются псалмы «аллилуия», и когда епископ произносит псалом, все славословят Бога, сотворившего мир единым словом. Потом вкушают от чаши, и прежде вкушения от вечери должны все принять маленький кусочек от руки епископа, но это не Евхаристия Господня, a только «евлогия».
 

Напоминаем описание Тертуллиана: тоже возжигание светильников, пение псалмов или песней своего сочинения, вкушение от трапезы.

Агапы были известны и в пустынных монастырях. [104

[Закрыть]]

Не следует забывать, что на Востоке в монастырях, например, в лавре святого Саввы Освященного и теперь во дни больших праздников, когда предлагается «утешение» в виде «красовуля» вина, кроме того, после трапезы все испивают от большой чаши вина, благословленного настоятелем. Если в чине о Панагии видеть пережиток агапы, где отделяющийся кусок просфоры знаменует как бы невидимое присутствие Господа, то и общее вкушение от такой «чаши благословения» переносит мысль к древним временам первохристианских молитвенных собраний. Происхождение «чина о Панагии» от первохристианских агап готовы поддерживать Скабалланович и Гольц. Кроме того, Скабалланович считает, что «благословение хлебов» на вечерне есть пережиток агапы. [105

[Закрыть]]

Вот что на основании исторического исследования нашего богослужения можно сказать о взаимоотношении «вечерей любви» и евхаристического богослужения. Евхаристия и агапы вовсе не синонимы в первохристианском быту. Евхаристия часто присоединяли к концу «Вечери Господней» или «вечери любви», но могли и не присоединять (эфиоп. церк. постан.). Скоро и такой порядок был заменен уже вполне отделившейся Литургией. Впоследствии «агапы» стали просто благотворительными установлениями в некоторых частях христианского мира (Африка, Рим, Милан и др.). Наконец, они исчезли, но память о них может быть восстановлена в некоторых богослужебных обычаях.

До сих пор предметом нашего исследования были свидетельства древнехристианских писателей о Евхаристии, агапах и некоторых богослужебных обычаях, унаследованных апостольскими мужами от иудейского ритуала. Первые два века христианства не знают записанного чина анафоры. Во всяком случае, он до нас не дошёл. Объяснять это можно и харизматической настроенностью эпохи, о которой уже было сказано, a также и возможным конспиративностью «disciplinae arcanae» [тайное учение], запрещавшей открывать сокровенное учение непосвященным и потому не допускавшей письменных формуляров богослужебного чина таинств. Более или менее подробные повествования о чине евхаристического богослужения мы можем найти в произведениях отцов и учителей Церкви конца IV века (святого Кирилла Иерусалимского, святого Василия Великого и святого Иоанна Златоуста). К тому же времени надо отнести и первые записи литургийных молитв, надписанных именем того или иного писателя Церкви и санкционированных соборным авторитетом церковного Предания. Начиная с этого же отрезка времени (ІV-V век или несколько позже), можно уже говорить о разделении и классификации евхаристических молитв на группы и типы. Иными словами, с ІV-V века уже можно начать научно обоснованное исследование литургического материала и его систематизации по характерным поместным и историческим признакам. Наука с этого времени имеет возможность использовать весь свой критический научный аппарат. Тогда из области предположений мы вступаем на путь изучения фактов, сравнения рукописей, определения хронологических тонкостей и т. д. Но до этого времени исследователь остается почти безоружным перед рядом неясностей и спорных вопросов.

Впрочем, стоит отметить, – и это составляет тему настоящей главы, – что при настоящем состоянии науки можно найти в литургическом материале даже уже III в. весьма важные указания. К III веку относится недавно открытый памятник, представляющий особенный интерес для литургиста. Мы имеем в виду одно из произведений святого Ипполита Римского в связи с памятниками так называемого апостольского предания и некоторые другие документы (египетский, или так называемый «оксфордский», папирус Дэйр-Бализэ).

Здесь надлежит вспомнить всю ту обширную литературу древних христианских писателей, которая ведет свое происхождение от устного апостольского предания и известна в науке под именем «литературы двух путей». Имея своим вероятным прототипом и родоначальником «Дидахи» (Учение 12-ти апостолов), она оставила большое количество памятников, точную хронологию которых и их взаимоотношение наука до сих пор не смогла окончательно установить. Вот наиболее важные из них:

1) Так называемые «Апостольские постановления» (СА) в 8 книгах, из коих интересны для настоящего вопроса только VII и VIII.

2) «Didascalia» [Дидаскалии] (D).

3) «Constitutiones per Hippolytum» [Установления Ипполита] (VIII b), как сокращение СА VIІІ.

4) Эфиопские «каноны Ипполита» (КН).

5) Египетские «церковные постановления» (KO).

6) Так называемый «Теstamentum Domini nostri J. Christi» [Завет Господа нашего Иисуса Христа] (Т).

Если считается доказанным происхождение I-VI книг Апостольских постановлений от «Дидаскалии», a 1-32 гл. VII книги – от «Дидахи», вопрос о происхождении глав – начиная с 33 по 49 – VII книги и вся VIII книга Апостольских постановлений, – этот вопрос не получил ясного разрешения. Существует разделение мнений по двум схемам: Ахелиса и Функа.

Ахелис:

КН

КО

VIII b

CAVIII

Функ:

CA VIII

VIII b

КО

Т и КН [106

[Закрыть]]

На основании этих схем и при помощи заключающегося в этих памятниках материала ученые старались восстановить строй евхаристической молитвы и ее постепенное развитие и усовершенствование. Но неполнота многих памятников и проблематичность гипотезы не приводили к удовлетворительным результатам. При формальном подходе и при помощи буквального критицизма отвергали существование некоторых важных молитв в известную эпоху просто потому, что текст этой молитвы не упоминается в данном памятнике.

Так и протестантская, и почти целиком католическая наука, a за ними – и наш литургист Карабинов, отвергали существование эпиклезы в течение первых 3 веков; a, признав его появление, якобы, только в IV веке, не смогли объяснить причину его возникновения. Карабинов считал, что даже и установительные слова Спасителя «Приимите, ядите… Пийте от нея вси…» – «не особенно древняя вставка». [107

[Закрыть]]

Ho вот открытие Наuler'oм в 1900 г. в Веронском палимпсесте произведения Ипполита Римского, известного до того только по заглавию ‘Αποστολική παράδοσις, вырезанному на статуе этого святого, перевернуло почти все выводы, построенные кропотливыми трудами ученых литургистов и историков. Благодаря добросовестной критической работе ряда ученых (Наuler, Eduard Schwartz, Th. Schermann и английских бенедиктинцев Dom Connolly и Dom Gregory Dix) пришлось не только внести поправки в гипотезы Ахелиса и Функа, но и признать древнейшим источником найденное «Апостольское предание» святого Ипполита, от которого ведут свое начало и KO, и КН, и VIII b. [108

[Закрыть]] Но самое главное не в исправлении этих генеалогических схем, a в том, что «Апостольское предание» святого Ипполита содержит полный чин евхаристической молитвы, древнейшей из доселе нам известных, помещенной после хиротонии нового епископа, лобзания мира и умовения рук. По ней уже можно судить с очень большой обстоятельностью об анафоре ІІІ-го века. Вот текст этой молитвы (цитирую по книге Фрира, стр. 49-52):

«Господь с вами».

«И со духом твоим».

«Горé сердца».

«Имеем ко Господу».

«Благодарим Господа».

«Достойно и праведно».

 
«Благодарим Тебя, Боже, через Твоего возлюбленного Сына Иисуса Христа, Которого Ты в последние времена послал нам, как Спасителя и Искупителя и Ангела Твоего совета; Который есть неотделимое от Тебя Слово; и Которым Ты создал все и Который Тобою особенно любим; Ты послал Его с неба в утробу Девы, и Который, обитая во чреве (Ея), воплотился и показался Твоим Сыном, рожденным от Духа Святаго и Девы; Который исполнил Твою волю и стяжал Тебе народ святой, распространил руки во время Своего страдания, чтобы страстью освободить тех, кто в Тебя поверит; Который, когда предан был вольной страсти, чтобы освободить мертвых и разрушить козни диавола, попрать ад, просветить праведников, учредить уставы и явить (Свое) Воскресение, – прияв хлеб и воздав Тебе благодарение, сказал: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое»; подобным образом и чашу, говоря: «Это Моя Кровь, которая за вас изливается; когда это вы творите, то творите в Мое воспоминание».
 
 
«Итак, воспоминая Его смерть и Воскресение, мы предлагаем Тебе Хлеб и Чашу, благодаря Тебя за то, что Ты нас удостоил предстать пред Тобою и священнодействовать Тебе».
 
 
«И мы молим Тебя послать Духа Твоего Святаго на приношение Святой Церкви, собирая всех воедино, чтобы, причащаясъ Святых Даров во исполнение Святаго Духа, в утверждение веры и истины, Тебя хвалили и славили, чрез Отрока Твоего Иисуса Христа, через Которого Тебе подобает слава и честь, Отцу и Сыну со Святым Духом, во Святой Твоей Церкви, ныне и во веки веков. Аминь».
 

Фрир написал параллельно эту евхаристическую молитву с такой же молитвой Апостольских постановлений (СА VIII) и нашел поразительное сходство, местами даже полное буквальное тождество. Напечатанные сбоку примечания показывают, что многие слова и даже целые выражения заимствованы из других современных и даже более ранних памятников, как, например: творений мученика Иустина Философа, псевдо-Варнавы, святого Иринея, святого Ипполита Римского, оксфордского папируса Дэйр-Бализэ и др.

Как видим, евхаристическая молитва содержит благодарение за искупительный подвиг Спасителя, приводит описание Тайной Вечери с установительными словами, содержит эпиклезу Святаго Духа и краткое ходатайство за Церковь. Что еще важнее, евхаристическая молитва, древнейшая из известных в своем более или менее полном составе, есть развитая доксологическая тринитарная формула. Анафора святого Ипполита идет тем же путем усовершенствования евхаристического богослужения, который нам уже известен из произведений святого Иустина Философа и мученика Иринея Лионского. Характерно для этой молитвы очень краткое благодарение за творение, отсутствие ангельского славословия «Свят, Свят, Свят…», очень разработанное благодарение за воплощение и подробное описание Тайной Вечери.

Подобные особенности евхаристического канона не должны смущать исследователя. Нарастание подробностей второстепенного значения, развитие отдельных частей молитвы и увеличение разных тонкостей, как, например, более подробное повествование о творении мира или искупительном подвиге или же о Тайной Вечере, вполне объяснимо усовершенствованием богослужения в течение исторического процесса. Но обычно эти нарастания касаются деталей, a не существенно важного в каноне. То, что Дары освящались всегда, мы знаем из древнейших свидетельств, нам только недоступно установить и уточнить саму формулу. Нельзя только делать поспешного вывода, что если в данном тексте, в данном памятнике нет той или иной молитвенной формулы, то в то время и не существовало в Литургии таких существенно важных моментов, как установительные слова Спасителя или призывание. Нельзя, повторяем, объяснить простого факта возникновения столь важных выражений и молитв, если у них не было какой-либо основы прежде. Кроме того, не следует забывать и то, что все, до сих пор нами рассмотренное, представлено больше в виде описания или неполных записей, чем в уже строго установившемся формуляре евхаристической молитвы. После капитальных исследований Шермана и о. Коннолли многое в предположениях и выводах историков, сделанных на основании только критики текста, оказалось Шатким и малоубедительным.

Нельзя также упускать из виду ту традиционность и верность апостольскому преданию, с которой сохранялось многое в христианском обиходе. Если сберегались почти буквально формулы еврейских застольных благословений (как мы это видим в памятниках Дидахи, эфиопских церковных постановлений, «О девстве» и др.), то трудно предположить, чтобы такая святыня для христиан, как слова Спасителя, могли быть просто произвольно опущены, a потом ни с того ни с сего опять вставлены в канон Евхаристии.

Во всяком случае, неполнота и пестрота изучаемых записей не свидетельствует о безначалии в Церкви. В связи с разбираемым произведением святого Ипполита и некоторыми его особенностями надо сказать, что некоторые подобные оригинальности могли иметь место и в других им современных произведениях. Так например:

1. Молитва «Sanctus’a» отсутствует и в Тестаменте.

2. Тот же Тестамент в сирской своей редакции не имеет призывания в строгом смысле этого слова, но в арабском тексте оно налицо.

3. B том же Тестаменте установительные слова неполны, a в так называемой несторианской анафоре святых апостолов их, вообще, нет.

4. Молитва «Отче наш» тоже отсутствует в Тестаменте, в эфиопских постановлениях и в литургии СА VIII.

Эта пестрота и неустойчивость подтверждают сказанное о том, что это суть не столько строго формулированные записи, сколько описания анафоры. Невозможно себе представить, чтобы одна редакция Тестамента, имеющая призывание, a другая, его не содержащая, свидетельствовали о совершенном адогматизме и анархии в богослужении.