Текст книги "Старые черти"

Автор книги: Кингсли Эмис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

2

– «Но горб еще хуже, еще неуклюжей растет у меня и у всех, кто слоняется праздный». Знаешь, кто это сказал?

– Нет.

– Киплинг. Джозеф Редьярд Киплинг. Обычно он бывал прав. Имел такое обыкновение. Нужно забыть про покой, говорил он, не киснуть и не спать. Замечательное слово «киснуть», правда? Интересно, откуда оно взялось? Ладно, как бы то ни было, суть в том, чтобы выйти на свежий воздух и хорошенько размяться. Энергичная прогулка, мили так на две, лучше на три. Никакого снотворного не понадобится. Я не принимал снотворное с… Как ты думаешь, когда я в последний раз принимал снотворное?

– Понятия не имею.

– В сорок девятом. В последний раз я принимал снотворное в тысяча девятьсот сорок девятом году. Доброе утро, Малькольм. Еще одна ранняя пташка.

– Здравствуй, Гарт. Доброе утро, Чарли. Что вам взять?

Приятели отказались – стаканы у обоих были почти полными, однако правила хорошего тона требовали, чтобы новоприбывший предложил остальным выпивку. Малькольм сходил к ближайшему раздаточному окошку и принес себе полпинты пива «Троит». [3]3
  Моча (валл.).


[Закрыть]За время его отсутствия Гарт Памфри сообщил Чарли еще больше подробностей о пользе физических упражнений и вреде снотворного. Чарли слушал вполуха, но слова Гарта действовали на него успокаивающе. От Гарта не приходилось ждать ничего неожиданного, а Чарли чувствовал – в это время дня он всегда чувствовал одно и то же, – что даже приятная неожиданность сейчас бы его не обрадовала. Он слегка вздрогнул, когда Малькольм вернулся быстрее, чем ожидалось.

– Ага, вот и мы! – сердечно воскликнул Гарт, указывая Малькольму на стул рядом с собой. – Я тут потчую юного Чарли весьма поучительной лекцией на тему здоровья, физического и душевного. Правило номер один – никогда не сидеть за едой, особенно во время завтрака.

Удивительно, подумал Малькольм, но он совершенно забывает про Гарта всякий раз, как предвкушает поход в «Библию» или прикидывает, стоит ли туда идти. Видимо, потеря памяти в подобных случаях – один из способов, которыми природа обеспечивает ход жизни. Вроде материнского инстинкта.

– Конечно, Ангарад бурчит, что я превращаюсь в старого зануду, озабоченного своим здоровьем. Говорит, я типичный старпер, не лучше других.

В последовавшей тишине Гарт отхлебнул из своего стакана что-то похожее на довольно крепкое розовое вино, а на самом деле – джин с ангостурой, и с серьезным видом обратился к Малькольму:

– А ведь когда-то ты был неплохим спортсменом, правда? Отлично справлялся с ракеткой! Я только что вспоминал, как ты лупил по мячу. Вот это был удар! А твоя знаменитая подача!

– Гарт, столько лет прошло!

– Не так уж и много. Старый клуб закрылся в ноябре семьдесят первого.

Гарт говорил о Динедорском сквош-клубе, в котором все трое состояли еще со времен юности.

– Конец эпохи. Мы с тобой сыграли чуть ли не на самой последней неделе. Я, как обычно, продул. Зато ты был в тот вечер хорош. А потом мы еще выпили с беднягой Роджером Эндрюсом. Помнишь?

– Да, – сказал Малькольм, хотя давно забыл подробности, а Чарли кивнул, показывая, что следит за ходом беседы.

– Он выглядел таким живчиком! И помер недель через шесть, от силы восемь, как мы стали сюда захаживать. Прямо здесь, сидел там, где ты сейчас, Чарли.

Эту часть Малькольм прекрасно помнил – впрочем, Чарли тоже. Роджер Эндрюс был не бог весть кто – строительный подрядчик средней руки, и товарищ неважный, однако его трагическая смерть в «Библии» закрепила привычку бывших членов сквош-клуба собираться в пабе в полдень или после обеда. Со временем этот зал стал памятником клубу или его преемником: по стенам висели фотографии давно забытых чемпионов, команд, выступлений, торжественных обедов, а столы украшала парочка уродливых пепельниц, которые не стащили и не продали, когда избавлялись от клубного имущества. Завсегдатаи даже получили что-то вроде объективного права не впускать нежелательных гостей. Хозяин паба не возражал, его вполне устраивало, что десяток относительно спокойных выпивох постоянно занимает самый неуютный уголок его заведения. Время от времени приятели жаловались друг другу на неудобства, но они уже привыкли к этой дыре, которая находилась в двух шагах от здания клуба (если уж на то пошло, именно близкое соседство и определило выбор), а зимой радушный хозяин включал для них маленький электрический камин без дополнительной оплаты.

Гарт Памфри на мгновение задумался, затем вновь обратил к Малькольму смуглое, изборожденное морщинами лицо со следами подавленной страсти – лицо актера, как сказали бы некоторые.

– Ну и каким спортом ты сейчас занимаешься? – спросил он.

– Боюсь, никаким.

– Неужели? И это говорит человек твоего сложения, прирожденный спортсмен! Кто бы мог подумать!

– Бывший прирожденный спортсмен. Вряд ли я в моем возрасте начну бегать кроссы по пересеченной местности.

– Да уж, лучше не стоит. – Чуть слышно насвистывая, Гарт пробежал пальцами по столу. – А ты, случаем, не перестал получать удовольствие от еды? Надеюсь, ты не против моего любопытства, мы ведь все здесь старые друзья.

Чарли подумал, что нужно разграничить болтовню Гарта о собственных внутренностях и его интерес к пищеварению других людей, но промолчал. Второй большой стакан виски с тоником начал действовать, и Чарли уже мог повернуть голову без предварительной подготовки. Хорошо бы день выдался не из тех, когда жалеешь о своем появлении на свет.

– Нет, все в порядке, – отважно солгал Малькольм. – У меня другая проблема: как бы не растолстеть.

– Прекрасно, – с улыбкой кивнул Гарт. Маленький и щуплый, он съежился спиной к Чарли на растрескавшемся ледериновом стуле. – А как насчет… – подняв брови, продолжил Гарт.

Малькольм мгновенно догадался, ну или почти догадался, что еще секунда – и Гарт осведомится о работе его кишечника. Нужно было срочно выкручиваться, и Малькольм выпалил новость, о которой вообще не хотел упоминать, особенно в этой компании, пока сам не насладится ею сполна.

– Через пару месяцев сюда переезжают Алун и Рианнон. Возвращаются в Уэльс.

Уловка сработала. Гарт поверил не сразу, затем потребовалось какое-то время, чтобы утолить его любопытство, после чего он заявил, что в молодости не был знаком с супругами, так как обретался в Кейпл-Мерерид и подобном захолустье, зато много раз встречал одного Алуна, когда тот туда заглядывал.

– И вообще, – закончил он сурово, – согласитесь, что этот человек – фигура общенационального масштаба.

– Вот ты и соглашайся, – ответил Чарли, у которого были свои причины не слишком радоваться услышанному. – Насколько я знаю, он часто выступает по телевизору, хотя в Уэльсе этих передач обычно не показывают. Когда телевизионщикам нужен колоритный валлиец, то обращаются к нему. Ну, когда надо сказать что-нибудь проникновенное на Рождество либо насчет собак или бедных. Он дорогущий медийный валлиец. Замечательно, я готов принять его в этой роли, почти. Однако что касается Алуна Уивера – писателя или тем паче поэта… Извините, я пас.

– Ну, я не литературный критик, – заявил Гарт. – Просто все им восторгаются. Как я слышал, и в Америке о нем очень высокого мнения… Впрочем, у нас тут есть писатель.

– Нет-нет, куда мне, – смутился Малькольм. – Что я могу сказать? Конечно, многие его работы меркнут в сравнении с Бридановыми, но лично я считаю, стыдиться тут нечего. И еще кое-что. Не берусь утверждать, будто Алун ничего не позаимствовал у Бридана, однако главная причина в другом: оба черпали вдохновение из одного источника, хоть и с разным результатом. Как-то так.

– Даже если это и правда, меня ты не переубедишь. Бридан, Алун – идут они оба куда подальше. Вместе со своей писаниной.

– Да ты что, Чарли! – возразил Гарт. – Только не Бридан. И не «Под сенью кустов». Как ни крути, во всем мире эту книгу знают и любят.

– А уж книга пусть идет подальше в первую очередь. Пожалуйста, пиши о своих соотечественниках, не жалей их, высмеивай, если тебе так хочется, но не относись к ним свысока, не принижай, а главное – не выставляй их напоказ, словно причудливые вещицы в сувенирной лавке.

– Надо же, а я и не знал, что он тебя так возмущает, – заметил Малькольм после некоторого молчания.

– Ничего подобного, я совершенно спокоен. Просто раз уж человек решил зарабатывать на жизнь тем, что он валлиец, пусть идет на телевидение. Похоже, Алун сам это понимает. Иногда.

– Вот те на! – огорчился Малькольм. – Ты что, и вправду видишь все это в его поэзии, и в стихах Бридана тоже?

– Конечно. Возьми хоть это его «человек в маске» и «человек с железной улицы». Что сделал Бридан? Поиграл словами, и американцы заговорили о валлийском видении мира, по-детски непосредственном… Несерьезно!

Со свойственной ему добросовестностью Малькольм пустился в размышления, прикидывая, прав Чарли хотя бы отчасти или нет. Гарт переводил встревоженный взгляд с одного приятеля на другого, затем что-то промычал, как будто спрашивая разрешения заговорить. Чарли ободряюще кивнул.

– Вообще-то я собирался узнать… а что представляет собой его жена? Конечно, мы с ней встречались, но всего лишь раз и очень давно.

– А что жена? – переспросил Чарли. – Очень приятная…

– Рианнон Рис, когда я с ней познакомился, была самой красивой девушкой на свете! – выпалил Малькольм и вскочил на ноги, словно участник телевикторины, отвечающий на вопросы аудитории. – Высокая, светловолосая, грациозная, с великолепной кожей, глаза – серые с легким голубоватым оттенком. Настоящая «английская роза»! А характер! Скромная, сдержанная… Никогда не стремилась быть в центре внимания, но все так и вились вокруг нее. Я тоже давно не видел Рианнон – может, она и выглядит теперь иначе, – но кое-что не меняется даже за тридцать лет. Я рад ее возвращению.

Малькольм верил, что его слова прозвучали непринужденно и обыденно. Гарт внимательно слушал. Чарли осушил второй стакан, с шумом втянув последние капли.

– Ну что тут скажешь, – произнес наконец Гарт. – Превосходная речь! Спасибо, Малькольм. Буду ждать случая возобновить знакомство с… с миссис Уивер.

Он еще не закончил, как Чарли стал уговаривать Малькольма выпить по-настоящему, уверяя, что его пойло больше похоже на мочу, а потом встал. Не самое простое дело, принимая во внимание стол, стул, их ножки, а также вес и состояние самого Чарли. На выходе из комнаты он ударился пяткой о дверной косяк и сдавленно ойкнул. На мгновение замер, сосредоточился и успешно избежал опасности, подстерегавшей в коридоре, где вот уже несколько лет на полу отсутствовала большая часть плиток. Он даже не сбил со стены фотографию, на которой несколько мужчин в шляпах выстроились на фоне крытого соломой коттеджа в Ирландии или еще где-то, только слегка задел плечом.

Чарли стоял у раздаточного окошка, ждал, пока Дорис в баре выдаст сдачу с пары двадцаток, и вдруг подумал о словах Малькольма. Почти все – чистая правда, по крайней мере могло быть правдой, если бы Малькольм говорил другим тоном, или чертыхнулся разок-другой, или изложил это на бумаге. Но вот как несчастный придурок произнес свою тираду, каким довольным выглядел, радуясь, что высказался без ложного стыда, – прямо-таки напрашивался, чтобы его вышвырнули через закрытое окно или, более прозаично, перевернули на него стол! А еще этот ясный взгляд праведника…

Неторопливо подошла Дорис, и Чарли заказал большую порцию розового джина, упомянув Гарта, три больших скотча и воду. Пока Дорис пробивала чек, Чарли опрокинул в глотку одно виски и сразу же почувствовал, как в горле запершило, словно туда запихали старую метелочку из перьев. Он зашелся в надсадном кашле, громком и хриплом, согнулся, схватившись за живот; из глаз потекли слезы. Вокруг стало тихо. Чарли пытался что-нибудь разглядеть, и ему показалось, будто несколько юнцов перегнулись через стойку бара и пялятся на него. Дорис протянула стакан воды, Чарли глотнул, отдышался и выпил. Шумно выдохнув, он выпрямился и потер глаза, втайне гордясь собой, словно его прославленные стойкость и выдержка в очередной раз помогли преодолеть угрозу извне.

Не успел он взяться за поднос с напитками, как в конце темного коридора хлопнула дверь и навстречу заковылял кто-то огромный и грузный. Мгновение спустя Чарли узнал Питера Томаса, который в сороковых годах раза два побеждал в открытом турнире на первенство Динедорского сквош-клуба, но больше увлекался гольфом. Правда, и то и другое осталось в далеком прошлом.

– Привет, Питер! Рановато для тебя!

– Вовсе нет. Кстати, я буду джин с диетическим тоником.

Если Чарли Норриса порой считали большим, толстым и краснолицым (и не без оснований), то при одном взгляде на его друга становилось ясно: подобная характеристика требует пересмотра. Фалды твидовой куртки Чарли расходились над его задом, а объемистый живот сдвинул пояс брюк далеко вниз, к паху, однако Питер мог бы поделиться с приятелем дюжиной килограммов и по-прежнему выглядеть крупнее, что благодаря крою костюма не так обращало на себя внимание спереди или сзади, а вот сбоку он был точно поперек себя шире. Лоб и щеки Чарли казались чуть розоватыми по сравнению с багровой физиономией Питера. Внешне они тоже отличались: круглое курносое лицо Чарли, мальчишеское, но изрядно потрепанное жизнью, и лицо Питера, с правильными чертами, почти благородное, если бы не одутловатость и мешки под глазами. В данную минуту Чарли улыбался, Питер – нет.

– Ну, как дела? – осведомился Чарли. Дурацкий вопрос по зрелом размышлении.

– А ты как думаешь? Но из дома я все-таки выбрался. Кто еще здесь?

– Только Гарт и Малькольм.

Питер со вздохом кивнул. Услышав громкий смех и веселые выкрики, доносящиеся из бара, он резко повернул массивную голову. Голоса были явно молодые. Нахмурившись, Питер проковылял к раздаточному окну и заглянул внутрь.

– Малькольм утверждает… – начал было Чарли, но замолчал, так как приятель повернулся к нему со словами:

– Вроде бы у нас депрессия, нет? А бар на три четверти полон, в этот-то час! – Он негодовал, словно впервые. – И все юнцы лет по двадцать, если не моложе! Не иначе как безработные выпускники школ. Что бы они делали, будь у них хоть один шанс? Если бы экономика была на подъеме? Наверняка валялись бы пьяными с утра до вечера. Как в восемнадцатом веке. Помнишь Хогарта? [4]4
  Хогарт, Уильям (1697–1764) – английский художник, гравер, теоретик искусства, моралист и сатирик. На знаменитой гравюре «Переулок джина» он изобразил ужасные последствия пьянства.


[Закрыть]

Чарли едва не усмехнулся, когда Дорис поставила диетический тоник на поднос рядом с бокалом джина. Что там говорят о капле в море? «Как будто слон, которому, чтобы наесться, не хватило одного-единственного банана», – подумал он. Еще ему показалось, что Питер выглядит определенно толще, чем в их последнюю встречу. Хотя вряд ли – прошло всего дня два, не больше. И вид у него нездоровый. Вошел запыхавшийся, весь в поту, хотя на улице совсем не жарко. Наверное, высокое кровяное давление. Плохо.

Питер шагал по коридору перед Чарли, не переставая возмущаться:

– Ты бы посмотрел на всех этих старых кошелок, выходящих из супермаркетов с полными тележками, словно сейчас Рождество! – Он довольно сильно ударился боком о столик у стены, потревожив листья разросшегося там горшечного растения без цветков. – И даже не в центре города, а в занюханных дырах вроде Гринхилла или Эманьюэла! – Он открыл дверь в комнату. – А самое интересное, что никому не скажешь. Никто и слышать ничего не хочет.

Потом Питеру Томасу пришлось придержать дверь – из-за халтурной работы мастерового в далеком прошлом она захлопывалась в считанные секунды, а Чарли сосредоточил внимание на подносе, который едва не опрокинул из-за неловких попыток удержаться на ногах. Наконец все благополучно устроились за столом, и Гарт поприветствовал Питера.

Судя по виду последнего, ничего интересного от него ждать не приходилось, по крайней мере в ближайшее время. Чарли заметил, отчасти желая спровоцировать приятеля:

– Кто-нибудь недавно был у Святого Павла? Они там вовсю развлекаются!

– Мы говорим о лондонском соборе Святого Павла? – осведомился Малькольм.

– Нет-нет, я о здешней церкви за Стрэндом. Церковь старого… как бишь его? Старого Джо Крэддока.

– Того, что носил пасторский воротничок и зеленую твидовую кепку?

– Его самого. Видел бы он свою церковь! Вам тоже бы не мешало взглянуть. Там теперь порнокинотеатр. Вы бы такого ни в жизнь не придумали, верно? Не осмелились бы. И никто бы не посмел.

– Да ладно тебе, Чарли. – Гарт взвился, словно по сигналу. – Что, прям так просто сидишь там и…

– Вот именно, дружище. Фильмы для взрослых в первом и втором залах. В нефе и алтаре соответственно, как я полагаю. «Ну-ка поиграй со мной» и прочее в том же духе.

– Смею заметить, секуляризация здания зашла слишком далеко, – сказал Питер.

«Ах ты, старый жирный валлийский лицемер!» – подумал Чарли.

– Джо бы понравилось, – произнес он вслух и специально для Гарта добавил: – Трахал все, что движется, старина Джо. Тот еще был затейник. Собрал огромную паству. И поддать мог как следует. Конечно, с тех пор лет двадцать прошло.

– Надо же, а я и не знал, – произнес Малькольм деланно спокойным голосом. – Я имею в виду: о его шалостях.

– Ну вообще-то…

Чарли снова не стал выкладывать все, о чем думал. По-прежнему ухмыляясь, он на какую-то долю секунды поймал взгляд Питера и понял, что тот вспомнил прошлое и теперь пытается сдержать восхищенный, немного испуганный смех. Двадцать лет назад он не стал бы сдерживаться, это уж точно.

– И на скачках старине Джо здорово везло. За год по пять-шесть сотен выигрывал, он сам говорил. Кругленькая сумма в те времена! Все считали это страшно несправедливым.

Снова повисло молчание, частенько сопровождавшее встречи в «Библии». Питер сидел, сложив руки на массивных коленях, фыркая и тихо вздыхая, – наверное, искал слова, чтобы подытожить свое отношение к участи церкви Святого Павла, раз уж она столь незавидна. В конце концов раздался нетерпеливый и сипловатый голос Гарта:

– Малькольм нам тут рассказывал, что Алун и Рианнон Уивер возвращаются, насовсем. Они…

Питер резко, почти свирепо, повернулся к Чарли:

– Слышал? Ты мне ничего не сказал!

– А ты мне дал рот раскрыть?

– Значит, говорите, насовсем возвращаются?

– Видимо, да, – ответил Чарли, всем своим видом показывая Малькольму, что пора вступить в разговор.

Малькольм начал повествование о том, как Уиверы сняли домик в Педварсенте, чтобы осмотреться. Пока он рассказывал, Питер сверлил его взглядом сквозь толстые стекла очков, а Гарт внимал с таким видом, будто слышал подробности впервые.

Малькольм не стал распространяться о том, что, когда Питер в молодости преподавал в местном университете, а Рианнон училась там на втором курсе, между ними случился роман. Девушка забеременела, и Питеру пришлось дать деньги на аборт, который сделал врач из Гарристона, чуть позже исключенный за подобную операцию из медицинского реестра, а ныне давно покойный. В сорок седьмом – сорок восьмом годах в Южном Уэльсе произошло много примечательных событий, но самое примечательное, что Питера не выперли с работы, даже официального порицания не объявили. В конце концов, в Южном Уэльсе, да и не только там, мало о чем-то знать, главное – доказательства. Впрочем, Питер вскоре оставил многообещающую научную карьеру в области химических технологий и занялся практикой, подыскав работу неподалеку – всего лишь в нескольких милях к западу, в местечке Порт-Холдер. Рианнон спешно уехала в Лондон и спустя какое-то время устроилась секретарем на Би-би-си, где годом или двумя позже встретила Алуна Уивера.

Конечно, это далеко не полный перечень событий. Примерно тогда же, когда Рианнон забеременела, Питер завел себе другую девушку, не из университетских. Через несколько месяцев выяснилось, что он обручен – предположительно с нею же. Невесту звали Мюриэль Смортуэйт, и она была дочерью одного из директоров жестепрокатного завода, на который Питер к тому времени перебрался. Ему тогда здорово повезло, что хоть одна девушка с западной стороны вала Оффы [5]5
  Древний земляной вал в Уэльсе, предположительно построенный в VIII в. и местами совпадающий с современной границей между Англией и Уэльсом.


[Закрыть]согласилась выйти за него замуж. Смортуэйты вообще-то были из Йоркшира, не местные, но даже они наверняка что-нибудь слышали от соседей. Тем не менее парочка поженилась, благоразумно провела в Порт-Холдере еще пару лет, а затем перебралась в Кумгуирт, отдаленную часть города.

Чарли учился на одном курсе с Рианнон (хотя из-за службы в армии был постарше) и общался с нею и ее друзьями. Обо всей этой истории он слышал лишь то, что и остальные, за исключением непосредственных участников, и с тех пор ничего нового не узнал, да, собственно, и не пытался. До сегодняшнего утра вообще ни о чем не вспоминал. Ему стало интересно, что же известно двум его приятелям: Малькольм, наверное, в курсе, судя по его выступлению, а Гарт, похоже, нет.

Краткий отчет Малькольма подошел к концу. Гарт выжидающе глянул на Питера, но тот явно не знал, что сказать, лишь взволнованно крутил блестящей лысой головой.

Чарли пришел на помощь.

– Ты вроде никогда не был поклонником Алуна? Ни как писателя, ни как человека.

Питер вновь повернулся к Чарли, на сей раз благодарно.

– Чертов валлиец! – произнес он с чувством, явно подразумевая Алуна.

– Да ладно тебе, Питер, – со смехом сказал Гарт, весьма убедительно делая вид, будто нисколько не возмущен. – Мы все здесь валлийцы. И, насколько я знаю, ты тоже.

– К сожалению, – ответил Питер и одним махом опрокинул стакан.

В ту же секунду дверь распахнулась с такой силой, что, случись это на полчаса раньше, Чарли наверняка бы убило, а сейчас ее край лишь слегка задел спинку его стула. Во внезапно повисшую тишину шагнули двое – мужчина и женщина, молодые, в высоких сапогах и одежде из синтетики, оба с мотоциклетными шлемами. Сразу стало понятно, что причиной буйного вторжения послужила беспечность, а вовсе не злой умысел. Не замечая ни молчания, ни четырех пар глаз, выражавших целую гамму чувств – от гнева (Питер) до снисходительного любопытства (Малькольм), – парочка прошествовала через комнату и начала рассматривать реликвии Динедорского сквош-клуба, украшавшие стену и полку над заколоченным камином. Судя по выговору, незваные гости были не местные – похоже, из Ливерпуля.

– «Лестница, тридцать первое декабря тысяча девятьсот сорок девятого года», – прочитал молодой человек и сделал глоток, судя по всему, светлого пива. – Интересно, что это за лестница?

Он говорил с простодушным недоумением.

– Должно быть, хозяйское барахло, – ответила девушка. Она держала бокал с непрозрачным зеленоватым напитком, в котором плавали кусочки льда и фруктов.

– Ежегодный торжественный обед…

Девушка вгляделась в слегка заплесневелую фотографию.

– Не иначе как здесь.

– Председатель… комитет… Тут что-то типа клуба, да?

– Но ведь нас обслужили?

Пока молодые люди смущенно поворачивались к компании стариков, Гарт, привычно вспомнив, что толстяки Питер и Чарли вряд ли тронутся с места, а Малькольм страдает от газов, встал и закрыл дверь, стараясь хлопнуть как можно громче, правда, без особого успеха – дверь уже почти закрылась сама.

– Э-э… простите… – начал юнец.

Гарт молча посмотрел на него.

– Это какой-то клуб?

– Ну, не совсем, – произнес Гарт, дергая головой и морща лицо в доверительной гримасе. – Скорее мы надеялись, что, пока идет конфиденциальное заседание комитета, нам никто не будет мешать, всего лишь несколько минут. Личные дела, понимаете…

– О… Да, конечно, извините…

Обменявшись взглядами, молодые люди незамедлительно отступили. Проходя мимо сидевшей за столом троицы, девушка – довольно высокая, с уверенной походкой – мельком посмотрела в ту сторону.

– И закройте дверь, – сказал Питер, выразительно шевеля губами.

Когда дверь почти бесшумно закрылась, Гарт шумно выдохнул, Чарли одобрительно заметил: «Браво, Гарт, ты был великолепен!» – а Питер коротко рыкнул, совсем как лев, пробующий голос.

Малькольм промолчал. Он заметил, что на какую-то долю секунды взгляд девушки остановился на нем – конечно, чисто случайно или из вежливости, – но этого оказалось достаточно, чтобы задуматься. Сколько лет он не обращал внимания на девушек? И что особенного именно в этой? Ее даже красавицей не назовешь. Конечно, она молода – хотя возраст сразу и не определишь, – вернее, не юна, а свежа, словно только что из упаковки, и невзгоды еще не успели оставить на ней свой след. Трудно поверить, что когда-то и он жил среди таких людей, и лишь вмешательство тети, учителя или билетного контролера порой нарушало ход его жизни, да и то незначительно.

– Дело вовсе не в плохом воспитании, просто это… это поколение по своей природе наглое и грубое.

Видимо, Питер решил, что про стычку слишком быстро забыли.

– Неправда, – довольно резко возразил Малькольм. – Молодые люди оплошали по недоразумению, а стоило разъяснить ситуацию, как порядочность взяла верх и они повели себя вполне прилично.

– Хочешь, я схожу и попрошу их вернуться? – спросил Чарли.

– Сейчас моя очередь платить за выпивку, – заметил Гарт.

– Нет, моя, – вмешался Питер.

Не успел он подняться на ноги, как дверь снова распахнулась – теперь уже аккуратно и беззвучно. Воцарилось ледяное молчание, которое посторонний человек счел быугнетающим. Мгновение спустя в комнату вошел человек и торжественно закрыл за собой дверь. Он был примерно одного возраста с присутствующими, высокий и крупный, но не полный, в необычайно толстой, связанной из некрашеной шерсти кофте с потертыми кожаными пуговицами. Таркин Джонс, известный как Тарк, бессменный содержатель «Библии». Впервые увидев его за стойкой году эдак в пятидесятом, Малькольм подумал, что не далее как сегодня утром Таркин перенес тяжелую утрату и он, Малькольм, к этому причастен. Однако Малькольм проявил твердость и вскоре выяснил, что Тарк всегда сохраняет мрачное выражение лица, по крайней мере на людях. Ухватившись за спинки стульев, на которых сидели Чарли и Питер, он наклонился над столом и поочередно заглянул в глаза каждому из присутствующих.

– Значит, сумели избавиться от непрошеных наглецов? – угрюмо спросил он, и в комнате сразу же распространилась аура двусмысленности, сопровождавшая почти все его высказывания.

– Ушли, словно ягнята, – сообщил Чарли. – Никаких проблем!

Тарк нетерпеливо кивнул, уже закрыв тему.

– Вчера ночью, – начал он, понижая голос, – они крутились здесь еще целый час после того, как я закрыл паб, трещали своими мотоциклами, орали, да еще этот рок из приемников! Они…

– Надо же, – удивился Малькольм. – Как сказал Чарли, минуту назад они были на редкость сговорчивыми. Ни намека на…

Он смолк под взглядом владельца паба, которым тот вновь обвел компанию – теперь в его глазах читалось стоическое терпение.

– Вообще-то я о совсем других молодых людях, – сказал Тарк с неожиданно радостно-снисходительным видом. – Не о тех двух, которые только что вошли и вышли, нет. Я о других. Тех, чье поведение я попытался описать.

Он замолчал секунд на десять, прежде чем вернуться к своей обычной манере, затем продолжил:

– Знаете, они не здешние, по крайней мере большинство. Мотаются по трассе М-4 из Кардиффа или Бристоля, как черти из преисподней, в любое время дня и ночи, все с девчонками сзади. В то воскресенье я возвращался из Пенарта – ездил проведать дочь, так они догнали меня целой компанией, начали подрезать, или как там это называется, а потом то обгоняли и ехали перед машиной, то катили рядом по трое или по четверо в ряд и пялились на меня бог знает сколько, и все на скорости семьдесят миль. Семьдесят! А еще говорили разные гадости, перекрикивались друг с другом и показывали на меня. Честно говоря, – Тарк понизил голос, – я здорово испугался.

Он сделал паузу, но, судя по виду слушателей, никто не собирался комментировать его рассказ.

– И дело не в веселом настроении или юношеском избытке чувств – к этому мы привыкли. Нет, перед нами не что иное, как организованный выпад против нашей культуры и образа жизни. Вы просто обязаны обратить на это внимание и принять необходимые меры. Если люди вашего круга не покажут остальным пример, даже не знаю, что с нами будет.

– Лично я думаю, – вмешался Малькольм, – что в данном случае речь идет о покушении на устои общества.

Своим замечанием он, похоже, обезоружил хозяина «Библии», и тот произнес с легкой дрожью в голосе:

– Рад, что вы так считаете, мистер Келлан-Дэвис. Я собирался сказать то же самое.

Собирая стаканы, Тарк немного оживился и спросил почти дружелюбно:

– Как вы тут, не замерзли? Погода на улице премерзкая. Только скажите, и я принесу электрокамин.

Никто не ответил, и он ушел, на миг задержавшись у двери, чтобы выдать последнюю реплику:

– И, пожалуйста, отнеситесь к моим словам со всей серьезностью.

– Бог мой, ну и тип! – воскликнул Гарт, повторив свои же слова, которые говорил после каждого визита хозяина.

– Да уж, но я, похоже, его успокоил, – скромно сказал Малькольм.

– Точно, – согласился Питер.

– Старина Тарк порой бывает чересчур категоричен, – произнес Чарли. – Мы все знаем, что приходится кое с чем мириться, он тоже это знает, и не стоило говорить об организованных выпадах и каких-то обязанностях. Обязанностях!.. Нет, он явно перегнул палку!

– Прости, не понимаю, что ты имеешь в виду, – заявил Малькольм.

– Он нас дразнит. Хочет, чтобы мы стали ему возражать.

– Ты имеешь в виду, что он нас разыгрывает? Да, он, безусловно, преувеличивает, но все-таки…

– Тарк уже и сам не знает, когда прикидывается, а когда нет, – ответил Питер, – или насколько искренни его слова. И здесь он не один такой.

– Тем не менее вы с ним сходитесь во взглядах на современную жизнь, нынешнюю молодежь и все остальное, – заметил Гарт.

К счастью, прежде чем Питер успел ответить, к ним подсел старина Оуэн Томас (не родственник Питеру) вместе со своим гостем, отставным бухгалтером из Брекона. Немного погодя пришел старина Арнольд Сперлинг, затем – старина Тюдор Уиттинхем, который в пятьдесят третьем году на «Уэмбли» обставил чемпиона Британской империи среди любителей со счетом 9:3,14:12 и 9:7. Арнольд только что выиграл несколько фунтов в газетное лото и угостил всех выпивкой. Чарли почувствовал себя гораздо лучше, а Питер, похоже, смирился с присутствием Арнольда и других.

Оуэн Томас отправился к бару за ветчинными рулетиками и принес все, что осталось там из еды – тарталетки с сыром и яйцом, приготовленные Таркиновой внучкой, которая училась на кулинарных курсах при университете. По разным причинам Питер, Чарли и Малькольм есть не стали. Приятели решили выпить и откланяться, вернее, решил Питер, чья машина стояла у паба, а остальные двое его поддержали. Выпили, затем еще по одной (Малькольм отказался) и ушли. До дома Гарта было рукой подать, и он, разумеется, намеревался идти пешком – вероятно, как только объяснит гостю Оуэна Томаса, почему нужно гнать от себя плохие мысли.