Текст книги "Старые черти"

Автор книги: Кингсли Эмис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

2

Едва усевшись в машину рядом с Малькольмом, Рианнон заметила на передней панели сложенную кепку примерно той же расцветки, что и его пиджак. Оставалось только надеяться, что Малькольм забраковал головной убор после примерки и не собирается надеть его позже, дабы поразить ее воображение. Рианнон довольно вздохнула, вернее, попыталась. В воздухе витал едва уловимый аромат, все внутреннее пространство автомобиля свидетельствовало о долгих часах чистки и уборки. Рианнон вдруг вспомнила, как много лет назад похвалила Малькольма за четкий аккуратный почерк, а он поблагодарил ее и сказал, что, какими бы скучными и унылыми ни были его творения, тому, кто решится их прочитать, не придется тратить силы на расшифровку. Он добавил, что это вроде правила, которое предписывает лектору говорить внятно.

Первые несколько минут пролетели незаметно: поговорили о Розмари, коротко об Алуне, затем (уже не коротко) о Гвен: Рианнон старалась показать, что в этой теме нет ничего необычного. Дальше, на подступах к Корси, и потом, когда машина катила по острову, время пошло еще быстрее. Рианнон была здесь совсем недавно – заезжала с друзьями в бар «Король Артур» неподалеку от дороги, чтобы выпить после воскресного обеда. Посидели недолго: в огромный зал набились толстые юнцы-активисты левого крыла, которые заказывали коктейли с ликером «Голубой Кюрасао» и соком маракуйи. Вскоре машина миновала знакомые места и направилась туда, где Рианнон не была лет десять, если не больше.

Рианнон показалось, что зелень вроде бы зеленее и гуще, а холмы – пониже, чем раньше, но разглядеть поподробнее не удалось: людей точно стало гораздо больше. Подъезжая к Чосер-Бей по западной дороге, они с Малькольмом попали в пробку, возможную разве что субботним утром в городе: автомобили, автобусы из Кардиффа и – Рианнон была почти уверена! – Гамбурга и, конечно, фуры. Сотни их стояли ровными, словно в военном лагере, рядами на заросшем дроком склоне, обращенном к бухте.

– Извини, что так вышло, – заметил Малькольм, когда они остановились в очередной раз. Судя по виду, он нисколько не жалел, наоборот, радовался, что решительный момент откладывается.

– У нас полно времени. – Она содрогнулась, представив, сколько именно.

– Я рад, что мы выехали так рано. И все равно удивительно: такое движение в половине двенадцатого буднего дня и не на школьных каникулах.

Рианнон напомнила о прекрасной погоде, а про себя подумала, что в этом весь старина Малькольм. Ему бы и в голову не пришло распространяться о том, откуда взялись деньги, или вот что, оказывается, значит упадок, или о теневой экономике, закрытых предприятиях и кто должен заботиться о пенсионерах. Все, кого она знала, за исключением Розмари, уже бы давно высказались по этому поводу. И Алун тоже, если бы вокруг никого не было.

Они проехали еще несколько ярдов. Здесь дорога поворачивала. Малькольм суетливо прижимался к машине впереди, но Рианнон все равно видела замусоренную галечную тропу, ведущую на пляж через пролом в скале, и полуодетых людей, которые спешили туда, нагруженные едой, напитками, палатками, лодками, спортивным инвентарем, детскими надувными кругами. Каникулы, может, и не начались, но детей вокруг было предостаточно. Спустя минуту Рианнон заметила краем глаза что-то вроде городка из киосков, явно рассчитанных на то, чтобы тянуть из покупателей деньги за товары любой категории: косметические, сувенирно-декоративные, образовательные… Кое-что выглядело поприличнее дешевой пластмассы, хотя кто его знает? Бутик на пляже? В Южном Уэльсе? Сейчас?

Включился зеленый свет, и машина поползла вверх по холму мимо голых по пояс молодых людей, которые спускались с автомобильной стоянки, довольные жизнью и ничуть не озабоченные тем, как они выглядят. С вершины холма открывался вид на полосу песчаного пляжа, усеянного людьми, неподвижными или движущимися. Рианнон никогда не видела ничего подобного. Кое-кто из отдыхающих добрел аж до Рандл-Бей, и Рианнон подумала, что, когда начнется прилив, им нужно будет вернуться на пляж либо взобраться по крутому склону наверх, к дороге. Она вспомнила, что при свете дня подъем вполне сносный, но не доставляет удовольствия после наступления темноты, особенно если какой-нибудь назойливый парень пытается помочь.

– Давно это было, правда?

Удивительная проницательность для Малькольма! Прежде чем ответить, Рианнон окинула его оценивающим взглядом.

– Да, слава Богу.

– Что? Я хотел сказать, что все ходили на пляж, купались и все такое.

– Я поняла. Значит, все? Поедешь купаться? – Она торопливо продолжила, пока Малькольм не решил, будто она зовет его поплавать: – Ну, тогда все говорили: «Поедешь с нами на Корси?» – и ты ехала не раздумывая. Если честно, я не любила плавать.

– А я помню, ты отлично плавала.

– Неплохо. Конечно, в воде было приятно, когда привыкнешь, но вот выходить! Хотелось выглядеть прилично даже с мокрыми волосами, а они на ветру становились похожими на солому.

– Разве девушки не надевали тогда шапочки? Купальные, я имею в виду.

– Только если не боялись, что лицо будет казаться размером с орех. Как забавно это все вспоминать, просто поверить не могу! Например, сидишь, подогнув ноги, улыбаешься, а сама переживаешь: вдруг из купальника вылезла половина задницы? И беспокоилась не только я – Гвен была такая же, Шан, Дороти, все! Мы обычно…

– Но вы все выглядели абсолютно…

– Уверенными в себе? Видел бы ты нас! А все эти разговоры насчет загара! Помню, как-то в общежитии устроили серьезную дискуссию: можно ли допустить, чтобы лицо покраснело, и если да, то насколько. И чего только не делали, чтобы избавиться от волос на руках и ногах! Множество способов, и все дурацкие.

– Но вам же нравились поездки, – с тревогой сказал Малькольм. – Иногда.

– Само собой! Хотя мы и думали о волосах или о том, что песок ужасен, но не принимали это близко к сердцу. Интереснее было другое – как все проходит, что будет дальше и сумеешь ли ты с этим справиться. На самом деле мы не были уверены в себе, просто старались не показывать. Конечно, я не считаю, что у парней все шло как по маслу, – произнесла она задумчиво.

– Нет. – Малькольм настороженно посмотрел на опустевшую дорогу впереди. – Конечно, нет, – добавил он.

Немного подождав, Рианнон сделала новый заход.

– Конечно, было еще кое-что, кроме вылазок на пляж. Например, танцы. – Увидев, что Малькольм улыбается и неуверенно моргает, она продолжила: – Ну, ты помнишь. С музыкантами, партнерами, квикстепом и прочим. Для нас главным было держаться вместе. Дороти обычно собирала нас в общежитии, посылала всех в туалет – чтобы никто потом не улизнул. А потом мы стояли кучкой, ждали, когда кто-нибудь пригласит, и хотелось грызть ногти от волнения, а еще было страшно, что из-под платья вылезет бретелька лифчика. Во всяком случае, мне было страшно. Неужели ты никогда не нервничал?

– Нервничал, наверное.

Рианнон подумала, что сделает еще одну попытку позже. Пока ей никак не удавалось вытянуть из Малькольма признание о пережитых душевных терзаниях. Возможно, это помогло бы ему взглянуть на прошлое с другой стороны и осознать наконец, что она тоже смущалась и чувствовала себя неуверенно. Рианнон хотелось внушить Малькольму, что она вовсе не диковинное создание, нечто среднее между Белоснежкой и лесным зверьком, а просто его друг, к тому же давний. Ладно, время еще есть, решила она.

– Знаешь, о прошлом. Полагаю, тогда были и определенные, скажем так, положительные моменты, – произнес он с долей здравого смысла.

– О да! Малькольм, не понимай меня превратно. Ужасно, я только…

– Потому что сегодня мы все-таки гуляем по тропинке воспоминаний. – Он говорил с таким видом, будто сам придумал это выражение или уверен, что Рианнон давно его не слышала.

– Этого здесь раньше не было, – торопливо сказала Рианнон, и Малькольму потребовалась целая секунда, чтобы понять: она говорит о чем-то существующем в реальности.

Посреди поля, мимо которого они проезжали, стоял павильон, обклеенный яркими объявлениями, на которых исполинскими буквами предлагалось съесть здесь или унести с собой. Вокруг виднелось множество следов от шин, но людей не было. Под яркими солнечными лучами строение выглядело так, будто им положено восхищаться, не испытывая желания посетить, – вроде нового жилого района в Мехико.

– Тьфу, пакость! – произнес Малькольм с чувством. – Я тоже его раньше не видел. Стоит отвернуться, и они вырастают как грибы. Сейчас везде так.

Рианнон не раз слышала последнюю фразу, зачастую – вместе с другой, о бесполезном сотрясении воздуха. Похоже, рано или поздно это всех задевает, даже прямодушного старину Малькольма, которого никогда не интересовало, где люди берут деньги. Рианнон подумала, что, если он начнет распространяться на эту тему, разговор еще некоторое время не перейдет за опасную грань. Но Малькольм немного помолчал, а когда вновь заговорил, его голос звучал мечтательно. Не слишком хороший признак.

– Считается, что годы меняют людей, – начал он, снова замолк, потом торопливо продолжил: – И правда, так часто бывает. Помнишь такого Майлза Гэррода? Он еще играл в театре и, кстати, неплохо. Сыграл Марлоу в «Ночи ошибок» [28]28
  «Ночь ошибок, или Унижение паче гордости» (1773) – фарс Оливера Голдсмита, английского прозаика, поэта и драматурга.


[Закрыть]в Театре искусств.

– Конечно, – солгала Рианнон. Она всегда соглашалась, если не было особой разницы, скажет она правду или нет, и делала исключение только для Алуна. Излишняя правдивость казалась ей чересчур дерзкой, к тому же обычно все становилось понятным из дальнейшего разговора. Люди иногда приятно удивлялись, как так вышло, что она не слышала раньше ни одного анекдота.

– Ты бы его сейчас не узнала, Ри, гарантирую. Я столкнулся с ним несколько месяцев назад на свадьбе в Карэйсе. Вернее, не столкнулся – приятель сказал, что вон там старина Майлз Гэррод, и показал на него. Он полностью изменился. Вроде не особенно постарел и выглядел вполне прилично. Просто совсем другой человек.

Казалось бы, дав понять, что именно он задает тему разговора, Малькольм мог бы сообщить, чем сейчас занимается Майлз Гэррод, но нет. Вернувшись к мечтательному тону и, судя по всему, перейдя ко второму пункту своей речи, он продолжил:

– Однако некоторые люди почти не меняются. Вот ты, Рианнон Уивер, такая же, как прежде. Все та же, что была в те времена, назовем это так, ладно?

– Глупости, я поправилась по крайней мере на…

– Нет-нет, ты почти не изменилась. Походка, взгляд, да вообще все! Когда я увидел тебя в тот первый вечер…

Она позволила Малькольму высказаться, но держалась настороже, следила, чтобы он не увел разговор на скользкую почву. По собственному опыту Рианнон знала, что подобные приступы откровенности предотвратить нельзя, можно только переждать.

– …последняя встреча с тобой восемь лет назад…

«Положим, больше, но он так уверенно произнес; впрочем, какая разница? Особенно сейчас», – подумала Рианнон.

– …всякий раз лишь на несколько минут…

Рианнон вспомнила несколько длинных вечеров, даже пару визитов на все выходные. В один из них она даже успела поболтать с Гвен о своей беременности. Старшая сестра Розмари родилась в пятьдесят девятом – значит, встреча была чуть раньше, но если Малькольм предпочитает свою версию, что ж, пусть.

– …и я впервые увидел тебя с тех времен. Раньше, когда я читал о людях, которые почувствовали, как время повернулось вспять, я думал, что это всего лишь слова, просто фантазия. Но все произошло именно так.

Малькольм покосился на нее со слегка безумным видом и сразу же отвел глаза.

– Я знал, что это случится. И не спрашивай откуда, – торопливо добавил он на всякий случай.

Надпись на дорожном указателе гласила: «Стагамбер 1, Питерстоу 2 S». В Питерстоу они с Малькольмом собирались пообедать. Сколько это минут? Пять? Минута с четвертью? Рианнон скрестила пальцы на левой руке. Конечно, ужасно, что она так думает, но пока ситуация не безнадежная. Конечно, Малькольм уже много чего наговорил, даже по-трезвому; видимо, осмелел из-за того, что ведет машину и не смотрит в глаза, но ничего серьезного он не сказал – может, все и обойдется.

Машина въехала на вершину холма; футах в ста внизу виднелась деревушка Стагамбер. Все в ней, от безграничной глади моря справа до густой зелени слева, было ровно таким же, как много лет назад.

– Конечно, я имел в виду не только то, что ты внешне такая же, – произнес Малькольм, уничтожив надежду, которая и без того едва теплилась. – Даже слепой бы это заметил. – Он замолчал, чтобы перевести дух. – Я хотел сказать, что ты не изменилась изнутри. Хотя изнутри мало кто меняется, как ты думаешь?

Рианнон немного подумала.

– Да, наверное, ты прав.

– Я знаю, что сильно изменился внешне. Стал дряхлым стариком. Нет, я не жалуюсь, просто констатирую факт.

Он сокрушенно покачал головой.

– Сейчас же прекрати! – с негодованием воскликнула Рианнон. – Никакой ты не дряхлый! Ты в прекрасной форме, отлично выглядишь и даже не полысел. Ты выглядишь… э-э… значительно моложе своих лет.

Комплименты Малькольм всегда принимал с нескрываемым удовольствием, и в этом отношении он нисколько не изменился. Впрочем, не изменился он и в том, что по-прежнему давал понять, когда ждет похвалы и какой примерно, а потом от души радовался, услышав добрые слова в свой адрес.

– Ой, ну что ты, Ри, – повторил он несколько раз. – Но я хочу сказать, что внутренне я почти не изменился.

«Там-парарам-пам-пам изнутри», – думала она про себя, ожидая, когда последует «там-парарам-пам-пам снаружи», но на всякий случай скрестила пальцы. Малькольм по-прежнему гнул свою линию, немного настойчивее: «Неисправимый романтик… всегда ждал от жизни слишком многого… чуточку завидовал практичным людям, которые мирились с тем, что есть… победа надежды над жизненным опытом… неисправимый романтик… стараюсь во всем искать хорошее… так легче жить… никогда не хотел быть приземленным типом, который довольствуется синицей в руках… слишком стар, чтобы меняться», – закончил он твердо. Дело начало принимать скверный оборот, когда Малькольм признался, что с нетерпением ждал этой встречи и по-прежнему надеется на будущее. Впрочем, выражался он довольно туманно и вскоре замолчал. «Если повезет, то со вступлением закончено», – подумала Рианнон.

Они въехали в Стагамбер и почти сразу же выехали, успев заметить лишь мешанину флагов, афиш и рекламных плакатов самых разных цветов: салатового, желтого, красного, черного и белого. Машина повернула налево вдоль края долины, и их взору предстал еще один дорожный указатель, из новых, темно-зеленый, с нарисованным вигвамом и тонкой белой надписью, довольно разборчивой вблизи. Согласно ей, до Питерстоу оставалось всего восемьсот метров, и если двигаться по стрелке, непременно туда доберешься.

Рианнон надеялась, что узнает это место, но ошиблась. В деревне обнаружилась лужайка с разбросанными по ней серо-белыми валунами, а еще – старинный питьевой фонтанчик в склоне горы, вернее, руины каменной кладки с креплением, где когда-то висела кружка на цепочке. Рядом была мемориальная доска с четырьмя или пятью фамилиями, и Рианнон поняла, что перед ней местный памятник жертвам войны. Кое-где за невысокими белыми воротами виднелись внушительные коттеджи из темного камня или кирпича, поодаль располагалось здание побольше, с мощными балками и черепичной крышей. Вывеска гласила: «Герб Поуиса» [29]29
  Поуис – одно из средневековых королевств Уэльса.


[Закрыть]– и обещала лучший выбор старинных элей и сидров. Во дворе стояли машины, но у передней двери еще можно было припарковаться.

Малькольм потянул рычаг ручного тормоза и притормозил с эффектным скрежетом.

– Ну вот мы и добрались, – сказал он, обратив к Рианнон улыбающееся лицо; в уголках его глаз залегли морщинки.

Он вел себя так, словно вручил ей дорогой подарок, и только сам Малькольм, с его чувствительностью, мог этот подарок выбрать. Он сидел выпрямившись и выглядел таким душкой, что Рианнон захотелось дать ему подзатыльник.

– Чудесно, – ответила она.

Малькольм выбрался из своего кресла и поспешил на помощь Рианнон. Он двигался довольно быстро, но Рианнон его опередила. Она не любила, когда ей «помогали», если только не строила из себя матрону, что случалось довольно редко. Малькольм подбежал через секунду после того, как она обеими ногами встала на землю, но успел напомнить о сумочке, которую Рианнон уже собиралась взять. Они направились к пабу, и Малькольм подхватил ее под руку, будто опасался, что Рианнон упадет или врежется в стену. Рианнон почти вспомнила этот хозяйский жест: Малькольм держал ее так много лет назад, когда она раза два согласилась с ним встретиться. Вот и сегодня он не дал Рианнон войти в паб сразу: задержал ее перед входом и произнес:

– Здесь почти все как прежде.

– Да, похоже, мало что изменилось.

– Только крышу отремонтировали, сделали пристройку и забетонировали место, где был старый колодец. Еще, по-моему, в том углу была времянка, помнишь?

Рианнон не помнила, и потому медленно кивнула и что-то промямлила в ответ.

– И, конечно, столики. Но, в сущности, здесь все как раньше.

– М-м-м…

– Урны для мусора не очень красивые, зато практичные.

Окинув напоследок двор довольным взглядом, Малькольм попытался завести Рианнон в паб, но она быстро прошла вперед, вспомнив заодно, что давно не слышала от мужчин: «За тобой не угнаться!» Войдя внутрь, она огляделась с деланным интересом. Рианнон понятия не имела, изменилось ли что-нибудь в зале. По крайней мере пока там было малолюдно и тихо. На некоторых столах она приметила невысокие медные перильца или поручни – видимо, чтобы посетители спьяну не смахивали на пол посуду… «Нет, чепуха, – подумала Рианнон, – десять к одному, что они с корабля, наверняка и Малькольм мне сейчас это скажет». Однако он ничего не сказал, просто заметил, что не знает, по-прежнему ли тут хорошо готовят. Рианнон подумала, что никогда не слышала такой наглой лжи.

Как выяснилось, готовили тут вполне прилично, но в случае Малькольма это оказался единственный плюс. Из всех знакомых Рианнон именно он был тем человеком, на которого не обращают внимания в баре, сажают за столик у кухонной двери, приносят первое блюдо, когда остальные посетители, включая тех, кто пришел позже, уже пьют кофе, и вдобавок обсчитывают. Тем не менее обед прошел нормально: Малькольм всего лишь уронил сливочное масло себе на галстук. В самом конце Рианнон, потягивая из рюмочки свой любимый зеленый шартрез, почти перестала волноваться. Некоторые моменты – вроде того как Малькольм обнаружил пятнышко на бокале и долго махал, чтобы посуду заменили, или как он потребовал принести «нормальную» перечницу, а потом следил, пока ее не принесли, – снабдили Рианнон материалом для пересказа Розмари, но застольная беседа (говорил в основном Малькольм) была невыносимо скучной. Рианнон забыла все свои опасения, пока он рассказывал ей о людях, которых она не знала. Они даже поболтали об Уэльсе, а потом и об Англии, куда перебрались некоторые их общие друзья. При словах Малькольма о том, что не стоит говорить об упадке Уэльса, если не хочешь оказаться в меньшинстве, Рианнон сразу же вспомнила, как ему разбили нос в тревильском баре. Сейчас нос выглядел вполне нормально, хоть и не ближе ко рту, чем раньше.

Покончив наконец с Уэльсом, Малькольм объявил, что еще рано, без особой спешки заказал еще кофе и попросил Рианнон рассказать о себе. Она поведала ему об Алуне и девочках. О дочерях Рианнон говорила с осторожностью, в основном из-за того, что Гвен рассказывала об их с Малькольмом двух сыновьях, которым было уже за тридцать, вернее, из-за того, о чем Гвен умолчала. Может, Малькольму и было чем поделиться, но изливать душу он не стал, только слушал вежливо. Спустя несколько минут Рианнон поняла, что взяла неверный курс.

– Еще рюмочку этой липкой штуковины? – предложил он, едва она замолчала.

– Нет, милый, спасибо.

– Судя по твоим словам, ты сейчас вполне довольна жизнью.

– О да, куда больше, чем в те времена.

– Правда?

– Забавно, в те годы я развлекалась не меньше остальных, а сейчас как вспомню, что чего-то делать уже не придется, так радуюсь, – заметила она. – Я имею в виду, что больше не нужно ходить на пляж, танцы или бегать по свиданиям.

Рианнон продолжала в том же духе, пока не заметила, что Малькольм почти не слушает, и хотя иногда кивает, не сводя с нее глаз, взгляд у него мечтательно-рассеянный.

Рианнон всегда считала, что мужчина, который ее не слушает, поступает разумно, к тому же теперь это было почти неопасно. Если в прошлом у поклонника были все шансы заметить излишек пудры или след от прыщика, сейчас эта вероятность практически свелась к нулю из-за ухудшившегося с возрастом зрения – конечно, если упомянутый поклонник не вооружался очками, что было бы по меньшей мере неспортивно. Малькольм очки не надел, но внезапно до Рианнон дошло: он не слушает потому, что предпочитает глядеть на нее как на недоступное создание, о котором можно только мечтать. Эта мысль несколько выбила ее из колеи, и она замолчала.

Пока Малькольм подзывал одну официантку, показывая, что хочет расплатиться, другая положила счет на стол.

– Думаю, неплохо, – заметил Малькольм, минуты две высчитывая размер чаевых в уме, затем на бумажке и снова в уме.

– Замечательно! Великолепная еда!

Рианнон не осилила жаркое с подливкой, на которое рассчитывала (все-таки сама она готовила его совершенно иначе), отказалась от карри с говядиной из-за риса, не стала заказывать рагу из ягненка, опасаясь, что там попадутся семена помидоров, и остановила выбор на пироге с курятиной. Мясо было довольно мягким, а вот тесто – совершенно безвкусным, почти ватным, и к тому же чересчур жирным. Рианнон съела весь салат-латук и водяной кресс, а еще немного зеленого перца, который, после того как она выжала на него пол-лимона, уже почти не драл горло.

В чистеньком туалете Рианнон постаралась успокоиться и сделала несколько глубоких вдохов – предстояло заняться вставными зубами. Она выпрямилась во весь рост, откинула назад волосы и приняла важный и высокомерный вид. Малькольм бы решил, что она излучает самоуверенность, но главной целью было обеспечить себе преимущество на случай, если кто-нибудь вломится в дверь и, увидев хорошо одетую пожилую женщину с вставными зубами в руках, смутится, или удивится, или выкажет какие-нибудь еще чувства. Все обошлось: маленький тюбик крема для фиксации зубных протезов благополучно исчез в сумочке задолго до того, как юное создание в джинсах проскользнуло в дверь и скрылось в туалетной кабинке. Рианнон вышла вполне довольная собой.

Солнце ушло на другую сторону паба, но было еще светло и довольно жарко. Малькольм стоял рядом с машиной, почти отвернувшись и слегка склонив голову набок, наверное, любовался видом, однако в его позе чувствовалась некая нарочитая небрежность, и Рианнон поняла, чтó ее ждет. Увидев, что она приближается, Малькольм занял позицию у пассажирской двери. Да, именно то, что она ожидала. Рассчитав момент, он распахнул дверь настежь, встал навытяжку, задрав подбородок, и отсалютовал дрожащей рукой, словно сержант в старом фильме. У Рианнон вспыхнули щеки, она изобразила милостивую улыбку королевы-матери, махнула и торопливо села в машину. Считается, что подобные представления призваны продемонстрировать, насколько свободно люди чувствуют себя друг с другом, подумала она, а на самом деле они только подчеркивают неловкость, а порой – взаимную неприязнь. Ладно, по крайней мере у Малькольма хватило ума не задействовать свою твидовую кепку.

– Значит, можно с полной уверенностью предположить, что ты не испытываешь настоятельной потребности окунуться в море, – сказал он, когда машина тронулась с места.

– Несомненно.

– И все же, смею полагать, ты не против небольшого путешествия на пляж?

– О, конечно. Куда?

– Узнаешь в свое время.

Они вернулись к прибрежной дороге и вновь поехали на юг, в малообжитую часть острова, где были в основном фермы, леса да изредка встречались поместья с большим домом посреди парка. Они миновали одно такое поместье, окруженное оградой с причудливыми кирпичными воротами, и начали появляться знакомые приметы: старинный дорожный указатель, сообщающий расстояние до Кармартена, Кардиффа и Брекнока, промелькнувший замок (рассказывали, будто среди его руин растет цветок, который можно найти только здесь и в Пиренеях), табличка Национального треста, [30]30
  Организация по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест. Основана в 1895 г.


[Закрыть]двухскатная крыша какого-то похожего на амбар строения с неровным треугольником оборванного выцветшего плаката, – и наконец неожиданный крутой поворот вниз, к Пул-Глен. Малькольм, разумеется, направлялся к Пул-Глен, единственной на побережье бухте с валлийским названием, может, и не самой красивой, но, по общему признанию, самой необычной. Рианнон часто приезжала сюда в молодости и помнила это место.

Первые несколько сотен ярдов узкая извилистая дорога спускалась вниз так резко, что право преимущественного проезда автоматически предоставлялось машинам, которые ехали вверх, – Малькольм дважды съезжал на обочину и останавливался. Во второй раз, на особенно крутом повороте, перед Рианнон открылся вид на простирающуюся перед отлогим морским берегом пустошь примерно в полмили шириной и бóльшую часть бухты: изогнутую гряду невысоких скал с южной стороны, длинную, почти прямую, полосу песчаного пляжа и совсем вдалеке – церковь на лесистом мысу. Дорога вела вдоль подножия утеса и через болота, некогда соленые, но уже много лет пресноводные, с зарослями камышей необыкновенно красивого бледно-оранжевого цвета. Дальше Малькольм и Рианнон повернули, проехали вдоль берега с разбросанными по нему убогими зеленоватыми растеньицами и въехали наконец на просторную, незаметную сверху автостоянку, которая вырастала перед автомобилистами неожиданно, когда они были уже совсем близко. В остальном она ничем не отличалась от других парковок: повсюду ели, пили и шумели люди.

Не теряя времени, Малькольм повел Рианнон вниз, к морю, в пустынный уголок пляжа, где валялись неприглядные обрывки водорослей, а песок перемежался скалистыми выступами. По стечению обстоятельств рядом оказалось другое место, там, где одной далекой ночью Рианнон с Дороти ловили на мелководье камбалу, вернее, старались не слишком мешать двум или трем молодым людям, утверждавшим, что знают, как ее ловить. Тогда на берегу никого не было. Никого не было и сейчас, по крайней мере в этой части, ближе к мысу: негде купаться, негде посидеть, полежать или поиграть в мяч, и детям негде побегать. Не сводя с Рианнон глаз, Малькольм молча проводил ее по каменистому выступу к тропе, которая вела к замшелой церковной ограде.

За воротами было тихо, сюда доносился только шум волн. Малькольм с Рианнон стояли лицом к морю на узкой гранитной площадке меньше чем в сто ярдов длиной, справа раскинулась гладь Пул-Глен, слева тоже была бухта, маленькая и безымянная, даже не бухта, а бухточка, заваленная камнями и почти всегда пустая. В прошлом Рианнон видела там пару рыбаков, настоящих, в прорезиненных плащах и болотных сапогах, но сейчас можно было с уверенностью сказать, что туда давно никто не заглядывал.

Места на площадке едва хватало для самой церквушки, трех-четырех рядов могил и нескольких десятков старых деревьев, в основном платанов: высокие, с пышными кронами, несмотря на соленый воздух и неподходящее время года, они бросали на землю густую тень. В некотором смысле сюда тоже никто не захаживал, а сегодня сюда добрались Рианнон с Малькольмом, и недавно кто-то приходил – привести в порядок могилы, чтобы кладбище не выглядело слишком заброшенным, хотя почти все надгробия были разбиты или изъедены временем. Впрочем, некоторые имена и даты еще можно было прочесть: валлийские имена, английские, и ни одной даты позже тысяча девятьсот двадцатого года. Церковь стояла наглухо заколоченной, и заглянуть внутрь не представлялось возможности.

– Это по-прежнему церковь, – сообщил Малькольм после довольно продолжительного молчания. – То есть ее не секуляризировали.

– Не похоже, что она действует.

– Последнюю службу провели в пятьдесят девятом году. Половина людей на пляже тогда еще не родились или были маленькими и ничего об этом не помнят. – Он улыбнулся и доверительно сообщил: – Я узнавал. Может, надеются, что когда-нибудь она снова заработает.

– Кто надеется? О чем ты говоришь?

– Ну… я не знаю, – произнес он мягким голосом. – Сейчас сюда слишком далеко добираться. То есть если ехать на машине. Когда-то люди и пешком такое расстояние проходили без труда, даже в гору, но когда это было? Я читал, что неф рассчитан на восемьдесят четыре человека.

– Малькольм, ты сам в это веришь?

– Трудно сказать. В известном смысле – да. Конечно, мне тяжело видеть, как все приходит в упадок. Когда-то я думал, что жизнь здесь будет продолжаться, как и повсюду в Британии, а теперь сомневаюсь.

– И с этим ничего не поделаешь. – Рианнон старалась говорить так же мягко. – Одно хорошо – вандалам сюда добраться тоже не просто.

– Да уж, и на том спасибо. Я люблю иногда здесь бывать. Помогает… нет, не могу, звучит слишком выспренне. В общем, это замечательное место. Тихое. Уединенное.

– Немного унылое. И ветреное.

– Мне ужасно жаль, Ри, ты совершенно…

– Нет-нет, все в порядке. – Она огляделась. – Здесь определенно есть своя атмосфера.

– Помнишь, как мы сюда приезжали? – спросил Малькольм с неожиданной настойчивостью.

– Конечно.

Рианнон хотела было добавить: «Много раз», – но Малькольм торопливо продолжил:

– Помнишь ужасную постройку, по-моему, бетонную, она еще стояла у самого конца дороги? Ее тоже снесли. Хм, оказывается, иногда это даже к лучшему. Хотя поесть можно было только в этой забегаловке.

– Точно, и хозяйка мыла посуду так шумно, что заглушала разговоры, а ключ от туалета носила в кармане фартука.

– Помнишь, как мы там обедали?

– О да! – подтвердила она в том же приступе вдохновения, что и пару секунд назад.

– Мы тогда взяли все, что нам предложили – сосиски с жареным картофелем и готовый соус.

– Угу. Еще была мрачная кошка, которая смотрела на всех, кто ее гладил, как на чокнутых.

– А я про нее забыл. Ты тогда пила стаут «Макесон», [31]31
  Темное пиво.


[Закрыть]помнишь? Твой любимый напиток в те времена.

– Да, сейчас его редко где встретишь.

– А потом мы с тобой пошли гулять.

Рианнон не знала, что на это ответить, и потому молча улыбнулась и мысленно скрестила пальцы. Малькольм отступил на шаг и продолжил с прежним жаром:

– Когда мы добрались сюда, то поняли, что ночью был шторм: повсюду валялись сломанные ветки, листья и прочий мусор, и море все еще волновалось. А мы дошли до самого края площадки, туда, где она нависала над водой – да, как раз здесь, помнишь? – довольно опасное место, но в молодости мы любили опасность. Сейчас уже почти весь край осыпался. И я сказал, что никогда не буду значить для тебя столько, сколько ты для меня, и прекрасно это понимаю, но не жалуюсь. А еще сказал, что хочу, чтобы ты запомнила – я никого не буду любить так, как тебя. И ты ответила, что запомнишь. И ты ведь помнишь, Рианнон, правда?