Текст книги "Старые черти"

Автор книги: Кингсли Эмис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Ну, она о себе много не говорит – так, иногда скажет пару слов.

– И потому ты считаешь, что сейчас все стало лучше?

– М-м… Да.

Оба замолчали. Питер не совсем понимал, куда ведет их разговор, но то, что Рианнон завела его неспроста, было ясно по ее слегка поджатым губам – Питер и раньше видел у нее это выражение. Вдруг он заметил, что она взглядом показывает на сидящую по соседству компанию, у которой, по мнению Питера, не было ни желания, ни возможности подслушать их разговор. «О Господи, это все Уэльс!» – понял вдруг Питер: тридцать лет живешь в Лондоне, а как только дело доходит до определенных вещей, по-прежнему смущаешься в присутствии посторонних. Он улыбнулся; Рианнон посмотрела на него в легком замешательстве и улыбнулась в ответ.

Тут к компании торопливо подбежал жизнерадостный толстяк и торжественно возвестил:

– Стол готов, можете занять, когда захотите!

Короткая фраза прозвучала так, будто бы в ней было слогов тридцать, не меньше. Компания покорно встала и направилась в обеденный зал.

За несколько секунд заминки Рианнон, видимо, решилась продолжить начатый разговор. Она подождала, пока соседи уйдут, и сказала:

– Кстати, о сравнениях. Я имею в виду, что у них, молодых, судя по всему, нет тех ужасных правил, которым приходилось следовать нам. Не стану утверждать, что они занимаются, ну ты понимаешь, этим больше или меньше, или лучше или хуже, когда у них доходит до этого, но они обходятся без той рутины, которую мы должны были исполнять каждый раз. Порой вспоминаю и сама себе не верю. Словно следовали инструкции. Боже правый, но это и была инструкция! Стадия первая – позволяешь себя обнять, вторая – поцелуи, третья – больше поцелуев, четвертая – разрешаешь положить руку на грудь, пятая – то же самое, только рука под кофточкой, и, наконец, шестая, по-настоящему серьезная, еще не все полностью, но почти. И заметь, одно свидание – одна стадия, не больше. Как те пляски, которыми африканские племена надеются вызвать дождь. Только это длилось гораздо дольше – по нескольку месяцев. И до серьезного обычно не доходило. Одни и те же правила для всех, и никаких исключений. Или я преувеличиваю, как ты думаешь?

– Нисколько, – ответил Питер, который вдруг почувствовал, что, оказывается, ничего не забыл. – И еще существовала целая куча советов, как обойти эти правила.

– Да, а у нас были свои способы, чтобы не позволить их обойти. Фу! Может, это классовый предрассудок?

– Не знаю.

– Ну, про аристократок не скажу, а у нас в «Брук-Холле» были девушки из деревни – помнишь? – точно такие же. Или хуже, во всяком случае, некоторые. Более циничные. Конечно, я преувеличиваю, потому что все было не так просто. Но в целом – примерно так. Помню, я сперва думала, что это типично для валлийцев, из-за религиозности, а потом поняла, что англичане такие же. Тогда я решила, что это британская черта. Французы наверняка другие. Про ирландцев не знаю. Ну и наконец я прочла того американского писателя, помнишь? Что-то на «о»? Чарли им зачитывался. Там еще где-то была Сахара.

– О'Хара. А книга, которую ты имеешь в виду, называется «Свидание в Самарре». Я когда-то все у него перечитал. Джон О'Хара. Боже ж ты мой!

– Да, точно он, но не уверена, что та книга. Как бы то ни было, я начала ее читать и чуть из кожи не выпрыгнула: все как у нас! То есть эта сторона жизни. И они – обычные люди, не миллионеры или актрисы, но и не деревенщина. Там было про парня и девушку, которая ему нравилась, и на первом свидании он, по-моему, лишь поцеловал ее на прощание, не помню точно. Во второй раз казалось, что между ними что-то произойдет, ан нет, она позволила ему чуть больше, и на этом все. Конечно, все случилось быстрее, чем обычно, но ведь это книга, не так ли? А в остальном точно так же… В Америке.

Питер по-прежнему не понимал, чего она от него ждет.

– Можно сказать, последние деньки викторианской морали, да? – предположил он, отгоняя ощущение, что вот-вот завалит экзамен. – И как только мы с ней мирились?

Рианнон рассеянно кивнула и положила свою пачку сигарет, а потом спичечный коробок вдоль декоративного желобка на столешнице.

– Не выставить себя дешевкой, вот в чем была цель. Во всяком случае, так это называлось.

– На самом деле глупый фарс.

– В известном смысле, но не совсем. В том-то и загвоздка. Дешевка. Ты произносишь это с усмешкой, а минуту спустя понимаешь, что говоришь серьезно. У парней тоже было для этого свое название, да?

– Возможно. Думаю, мы воспринимали это как неизбежную часть существования, ну, вроде как подъем чуть свет, чтобы успеть на университетский автобус. Утешало то, что другим не легче. Ну по крайней мере так казалось.

– О да, у нас тоже так было. А вот скажи, Питер, если бы девушка согласилась сразу, парень счел бы ее дешевкой?

– Нет, если он не полное дерьмо. Он бы пришел в восторг. После того как справился бы с удивлением. Конечно, если бы она начала гулять со всеми…

– Вот именно. Девушка не станет дешевкой, если у нее только один мужчина. Ладно, не стоит воспринимать это всерьез. Все было не так уж и плохо, случались и смешные истории. – Рианнон явно не сумела вспомнить ничего смешного, поэтому закурила и продолжила, уже чуть медленнее: – В общем, я рада, что Розмари не надо думать, как бы не прослыть дешевкой. Очень уж много та система отнимала сил. Люди думали не о том, о чем нужно, и делали глупости. И это еще я вижу только одну сторону. Парням было небось хуже.

– Мы и вели себя хуже, – ответил Питер. – В среднем.

– Зачастую не по своей вине, ну по крайней мере иногда. Знаю, ты считаешь, будто поступил со мной очень дурно, но на самом деле это не так.

Он впервые посмотрел в ее серые глаза и затаил дыхание.

– Скорее все выглядит ужасным, если не разбираться, что произошло на самом деле, а именно: мы встречались, правда, не очень долго, хотя могли бы дольше, веди я себя иначе. Тебе понравилась другая девушка, и мы расстались. И только потом я поняла, что залетела. Ты все устроил… Ты любил другую; как я могла ждать, что ты ко мне вернешься?

– Лучше бы вернулся.

– Это уже другая тема. Извини, мы, наверное, слишком быстро к этому перешли, но кто знает, когда я вновь смогу поговорить с тобой наедине после четырех бокалов вина. А в нашем возрасте уже неизвестно, сколько времени тебе осталось. Я хотела сказать, пока мы еще живы: знаешь, все было чудесно.

Питер положил руку на стол, и Рианнон взяла ее.

– Да, ты права.

– Тогда попытайся понять, что и остальное было не таким плохим, как тебе кажется.

Немного позже они стояли у входа в «Глендоуэр», он обнимал ее за талию, она положила голову ему на плечо. В такси, по дороге сюда, они держались за руки и молчали. Сейчас машина ждала чуть поодаль, чтобы отвезти Питера домой.

Через минуту-другую Рианнон спросила:

– Может, зайдешь выпить?

– Нет, поеду домой. Или лучше зайти?

– Не волнуйся, все нормально. Слушай, надеюсь, ты не думаешь, будто наш разговор как-то связан с тем, что случилось в клубе. Или с чем-нибудь еще.

– Конечно, нет, милая. Я плохо понимал тебя, пока мы встречались, вернее, не так хорошо, как надо было, но сегодня даже я все понял.

– Вот и замечательно. Значит, мы можем как-нибудь поужинать вместе?

– Я позвоню.

– Розмари уезжает в четверг. После ее отъезда.

Она быстро поцеловала его в губы и ушла. Питер немного задержался, расхаживал туда-сюда по тротуару, опустив голову и ничего не замечая вокруг. Потом выпрямился, подошел к такси и сел на заднее сиденье.

– Теперь Кумгуирт? – спросил водитель, старикан, одетый, похоже, в обноски с плеча своего внука. – Вам в какой район?

– Скажу, когда подъедем поближе.

– Мне нужно определиться, какой дорогой ехать, там закрыли старый мост через…

– Езжайте как хотите, только довезите меня до места.

Несносный старикашка повернул седую нестриженую голову.

– Сэр, вам плохо?

– Жить буду. А теперь, пожалуйста, делайте что велено.

–  Деу, Деу! [27]27
  Боже, Боже! (валл.)


[Закрыть]Простите мою болтовню. Сами-то вы не здешний?

– Нет, я из… из…

– Лично я считаю, что нормальные валлийцы покидают Уэльс.

– Неужели? Замечательные новости, черт возьми! И хватит об этом.

Когда машина подъехала к темному дому, Питер вспомнил: Мюриэль сегодня ночует в Каубридже у друзей, для которых, по ее словам, у него нет времени, так что впереди целых двенадцать часов свободы.

5 – Рианнон

1

На следующее утро Рианнон и Розмари завтракали в новом доме. Алун торопился – с минуты на минуту его должны были отвезти в Западный Уэльс, чтобы он подыскал там место для съемок или что-то в таком роде. По всему первому этажу, среди открытых банок с краской и прочих материалов и инструментов, стояли стремянки, молча дожидаясь возвращения нанятых маляров оттуда, где те пребывали последние несколько недель. В гостиной уже было где посидеть, особенно если перед этим хорошенько устанешь. На кухне висели хлопчатые белые занавески с маками, но еще не вся посуда переместилась из ящиков на полки. Нелли, недавно приобретенный щенок Лабрадора, лежала, вытянувшись, в корзинке и лениво грызла то ее край, то фиолетовую пластиковую косточку.

– Это я подарила тебе эту кружку? – поинтересовалась Рианнон.

– Когда была совсем маленькой. Кстати, очень симпатичная кружечка.

Упомянутый сосуд представлял собой многогранную, расширяющуюся кверху чашу с позолотой на ободке и ручке, цветами по бокам и витиеватой надписью «Мама». Сейчас в кружке был налит растворимый лимонный чай и плавал ломтик настоящего лимона. Еще перед Рианнон лежали на тарелке апельсин и банан, а рядом стояла мисочка с кусочками консервированного ананаса.

Розмари бросила на еду скептический взгляд:

– И это весь твой завтрак? Хочешь, сделаю тебе омлет?

– Не отказалась бы, но яйца страшно вредны для здоровья. В них полно этой дряни, ну, знаешь, от которой случаются сердечные приступы. Что-то связанное с жиром.

– А то, что ты собираешься съесть, чрезвычайно полезно, да?

– Да. В апельсинах и бананах полно калия, который необходим для печени.

– Кто сказал?

– Дороти. А она эксперт в этих делах. Кучу книг прочитала, хочет быть в теме.

– Ты так говоришь, будто это ядерная физика. Впрочем, Дороти ничто не остановит. – Розмари кивнула на миску с ананасами. – Вряд ли здесь осталось много калия.

– Чуточку, наверное, осталось. Фрукты есть фрукты.

– Ну да, понимаю, ты решила, что после вчерашнего кутежа надо позаботиться о печени.

– Я вела себя не слишком ужасно?

– Ты не бываешь ужасной. Надеюсь, все хорошо провели время.

– Мы с Питером очень хорошо поболтали. По-моему, я тебе говорила: он сильно переживает из-за того, что случилось сто лет назад.

– И правильно делает, – заметила Розмари, правда, довольно мягко.

– Давай не будем об этом. Как бы то ни было, мы с ним кое-что прояснили.

– Отлично. Не забудь пообедать. Съешь что-нибудь приличное, никаких перекусов.

– Не волнуйся, обед будет приличным. На старину Малькольма всегда можно положиться, он такой заботливый. Даже слишком.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, ничего особенного. Кстати, о кутежах. Вчера выпивала с одним бывшим поклонником, сегодня еду обедать с другим. Вот это называется прожигать жизнь!

Розмари незаметно улыбнулась, скорее печально, чем весело, а вслух сказала только:

– Пока ты еще здесь, объясни, что мне нужно сделать.

– Главное – вот это создание. Выводи ее каждые два часа. Еще должны позвонить часов в одиннадцать насчет ремонта крыши.

– Я скажу, чтобы перезвонили позже. Когда ты вернешься?

– Не знаю. Может, скажешь им…

– Пусть позвонят утром.

– Дело в том, что мы уже договорились с другой компанией, они берут меньше. А этим нужно передать, что мы отказываемся от их услуг. Сможешь? Ты просто передашь мои слова.

– А если ты будешь объясняться с ними сама, тебе придется выслушать много неприятного? Все понятно. Ладно, передам. Еще что-нибудь?

– Вроде все. Похоже, большую половину дня тебе нечего будет делать.

– Не волнуйся, я себе занятие найду. Кое-что нужно привести в порядок.

«Ага, произвести впечатление на щенка, чтобы не забыл до следующего приезда. Очень разумно», – подумала Рианнон, но, увидев, с какой прытью Розмари бросилась к зазвонившему телефону, засомневалась.

На столе лежала газета, открытая на странице с гороскопами, – забавное чтиво, хотя сама астрология, конечно, чушь, чтобы там ни говорила Дороти. Благодаря телепрограмме, объявлениям о свадьбах и колонке старины Джимми Гетина, появлявшейся раз в две недели, газета много лет назад одержала победу над конкурентами, по крайней мере в том, что касалось Рианнон, которая покупала ее до сих пор – даже после того, как печень бедняги Джимми отказала раз и навсегда, из-за нехватки калия или по какой-то иной причине, неизвестно. Вообще-то с Джимми больше дружил Алун, и Рианнон никогда не читала его колонку, разве что первый абзац привлекал ее внимание многообещающей атакой на какого-нибудь крайне левого деятеля, о котором она краем уха слыхала. Дальше интерес Рианнон к политике не распространялся, но и литература ее занимала, только когда дело касалось Алуна, да и тогда не особо сильно.

В университете, под чутким руководством Гвен и Дороти, она пробовала исправить положение, читая или пытаясь читать книги по этим двум предметам, а еще по искусству – в них картинки были красивые, хотя далеко не все. Ничего из этого не вышло, и к концу учебы Рианнон забросила все попытки с чувством стыда и облегчения. Стыд так и остался: она отчетливо помнила свидание с невысоким студентиком, изучавшим немецкую культуру, и его изумленные слова в конце вечера: «Да ты же ничем не интересуешься!» Тогда Рианнон ничего не ответила и не нашла ответа до сих пор: то, что ее действительно интересовало, было слишком незначительным, слишком расплывчатым и не могло бы составить учебный курс. Так уж сложилось, но она по-прежнему чувствовала себя неловко.

В коридоре послышались шаги Розмари. Рианнон виновато запихала в пачку сигарету, которую только что вытащила, и сделала вид, будто увлечена гороскопом. Прочитала предсказание для Львов (ее знак), которое обещало хороший день для завершения коммерческих сделок, если только Львы не разразятся своим знаменитым рыком.

– Уильям звонил. Ну, ты знаешь, Уильям Томас.

– Да? – переспросила Рианнон, стараясь выказать должные интерес и удивление.

– У него сегодня выходной, и я пригласила его заехать к нам. Ты не против?

– Конечно, нет! Прекрасная мысль. Это… – Рианнон едва не сказала: «…внесет хоть какое-то разнообразие в твою жизнь», – но сдержалась и закончила невнятным голосом: – просто замечательно!

– Еще чаю?

– Нет, спасибо, милая. Мне пора собираться.

– Позовешь меня, когда будет нужно.

В ванной Рианнон повесила на крючок просторный, явно с мужского плеча, махровый халат – его подарили на день рождения Алуну, но тот через пару недель снова стал носить парижский, из светло-зеленого муарового шелка. Тапочки, которые связала Дороти из красной шерсти и украсила зелеными буквами Р – под цвет валлийского флага, немного жали, особенно в подъеме левой ноги, и Рианнон обычно снимала их с облегчением. Ночная рубашка выглядела довольно скромно: белая хлопчатобумажная ткань и отделка шитьем.

На стеклянной полке возле ванны стоял новый флакон с шампунем из натуральных трав; на горлышке болталась карточка. «Пришли шесть штук, – прочитала Рианнон, надев очки, – получишь бесплатное подвесное кашпо для цветов или другой зелени». Она аккуратно сняла карточку и спрятала в шкафчик. Последнее время она охотно включалась в такие акции – словно играешь на скачках; правда, можно и прогадать, как с тем набором поварских ножей (восемь этикеток от пирогов со свининой и чек на восемь фунтов пятьдесят пять пенсов, почтовые расходы включены), которые затупились примерно через двадцать минут.

Она шагнула в душ – застекленную кабину с диском управления, как на пульте ядерного ракетного крейсера. Кабину вместе с центральным отоплением и кое-каким кухонным оборудованием установил прежний хозяин дома, владелец многоэтажной автостоянки, который так и не успел насладиться удобствами, перед тем как въехать на своем «вольво» в стену. Как утешительно сообщали, он скончался от инфаркта еще до столкновения. Рианнон до сих пор не привыкла к душевой кабине и действовала методом проб и ошибок, хотя уже не боялась обдать себя ледяной водой или струей пара. Она намылила голову шампунем («Благодаря своей мягкости годится для ежедневного использования» – гласила этикетка), прополоскала волосы, нанесла шампунь во второй раз и оставила на две минуты, как требовала инструкция. За это время она успела намылиться сама и тщательно смыть пену теплой водой, прежде чем переключиться на холодную – для тонуса.

Стоя на быстросохнущем коврике, Рианнон вытиралась полотенцем и одновременно смотрела на матовое окно, силясь понять, какая на улице погода. Приняв решение, она аккуратно вытерла ноги и равномерно размазала тональный крем из тюбика по еще влажной коже, маскируя выступившие вены. Затем побрызгалась дезодорантом, припудрила под грудью и между ног присыпкой, снова надела халат и тапочки и, окликнув по пути Розмари, пошла через лестничную площадку в спальню.

Если не считать объемистых черных мешков под окном и брошенной на кровать одежды – платья, костюма и чего-то еще, – в спальне царил идеальный порядок. Главное место в ней занимал изумительной красоты викторианский туалетный столик с мраморной столешницей и тяжелым овальным зеркалом. На столе стояла ваза с розами из сада; сама ваза тоже была разрисована бутонами роз. Рианнон причесалась, радуясь, как всегда, что ей повезло с волосами: они были все такие же густые, послушные и почти без седины – только немного подкрасить. Она все еще орудовала расческой, когда вошла Розмари.

– Мама, что это у тебя на ногах?

– Невесомая тональная основа. То есть это так называется, я специально смотрела. От «Макс Фактор». Я брала для лица, но она оказалась слишком темной. Там еще была надпись: «Светлый мед». Думаю, название цвета, да?

– Хорошо, а зачем ты намазала ноги?

– Ну, иначе пришлось бы надевать чулки, и я подумала, что в такую хорошую погоду можно обойтись без них.

– Ты в курсе, что теперь у тебя ноги и руки разного цвета?

– Конечно, но мужчины об этом не думают. Как правило.

Розмари сдалась. Во время разговора она достала фен, включила и начала укладывать матери волосы, без особого навыка или почтения, но аккуратно и размеренно. Работая феном и щеткой, Розмари огляделась, заметила брошенную одежду, однако не успела ничего сказать: дверь распахнулась и в комнату неуклюже вбежала Нелли, щенок Лабрадора. Она несколько обиделась, увидев, что ее появление не вызвало должного восторга. Обежав для порядка комнату, собака забралась под кровать и зарычала оттуда сердитым альтом.

– Надо было закрыть ее внизу, – сказала Розмари.

– Ничего страшного. Ей нужно ознакомиться со всем домом.

– Может, лучше после того, как она научится делать свои дела на улице?

– Обучение в том и состоит, чтобы она сдерживалась в доме.

Розмари нагнулась посмотреть, чем занят щенок, который к тому времени уже вылез из-под кровати.

– Знаешь, что она грызет твою тапочку?

– Пусть грызет, ту можно, – ответила Рианнон, предварительно убедившись, что тапочки Дороти по-прежнему на ней и им ничто не угрожает.

– Нельзя разрешать собаке грызть все подряд. Так ее ничему не научишь.

– Не волнуйся, все само собой утрясется. – Рианнон чуть не сказала дочери, что та станет смотреть на такое проще, когда обзаведется собственными детьми, но передумала. – Невозможно следить за ней целый день напролет. Спасибо, дорогая, вот так хорошо. Я люблю, когда волосы немного влажные.

– Э-э… а в чем ты собираешься пойти на свидание?

– Думаю, в голубом джинсовом костюме. Вон в том.

– Хм. – Розмари кивнула, но довольно сдержанно. – Что еще?

– Надену белую спортивную рубашку, выпущу манжеты из-под обшлагов куртки. А если станет жарко, сниму куртку и закатаю рукава рубашки. Только если ему не будет видно ног.

– Эй! – закричала Розмари на Нелли, которая на виду у всех присела над ковром. – Фу! Фу!

Она подхватила щенка и выбежала из комнаты.

– Не забудь сказать ей…

– Знаю, мам, знаю!

Оставшись одна, Рианнон посмотрелась в зеркало, поправила волосы, жалея, что предстоящая поездка не вызывает у нее особого энтузиазма. То, как Малькольм говорил с ней сначала по телефону, а затем в клубе, озадачило Рианнон. И дело было не в обычной его неловкости – вот уж что никогда ее не смущало. Что-то в приглашении Малькольма, – возможно, многозначительные паузы между фразами – наводило на мысль: предстоит нечто большее, чем обычная прогулка. Не вставая, Рианнон скрестила пальцы на обеих руках.

Донесшийся снизу победный возглас дочери, в котором звучало неприкрытое восхищение, заставил Рианнон продолжить сборы. К тому времени как Розмари вернулась, она стояла в трусах и бюстгальтере перед зеркалом и наносила на лицо тональный крем.

– Повезло, что она не навалила прямо в спальне, скажу я тебе.

– Да уж. Спасибо, милая.

– Хорошо, давай теперь взглянем на твой хваленый костюм, ладно? Признайся, он тебе самой нравится?

– Ну, я себя в нем хорошо чувствую.

– Хм. – Розмари кивнула, принимая ее точку зрения. – А как насчет обуви?

– Думаю, вот эти.

Рианнон показала на джинсовые, почти того же оттенка, что и костюм, туфли на шнурках.

Мать и дочь немного поспорили насчет рубашки, выбрали взамен терракотовую шелковую блузку с оборками, но после примерки оставили первоначальный вариант, и Рианнон, в качестве последнего штриха брызнув на себя подаренным на Рождество одеколоном, спустилась вниз, перекинув через плечо холщовую сумку песочного цвета. Никаких украшений, кроме обручального кольца, Рианнон не надела.

На кухне Розмари еще раз приготовила кофе, и содержимое сумочки подверглось сравнительно нестрогому досмотру. Компактная пудра, запасной носовой платок, кошелек с пластиковым окошечком и вставленной туда карточкой с телефонными номерами, зубная щетка – все было одобрено со снисходительным молчанием. И вдруг:

– Господи, что это?! – Голос Розмари звучал так, словно ее терпению наступил предел.

– Полиэтиленовый дождевик. Свернутый.

– Вообще-то я не слепая. Нет, ну правда, мама! Почему ты не взяла зонтик?

– Я их все время теряю. Забываю в разных местах.

– Есть складные зонтики, которые можно убрать в сумку. Кстати, не очень дорогие.

– У меня такого нет.

– Хм. Полагаю, к этому плащу и шляпа имеется?

– Нет, там к воротнику приделан капюшон, глаза почти закрывает. Надену его за обедом, когда ты не будешь смотреть.

Розмари заглянула в сумку.

– Странно, что здесь нет резиновых сапог.

– Погоди, я сейчас принесу отцовские галоши.

– Лучше я дам тебе свой зонтик.

– Не надо, я его потеряю. И не обращайся со мной так, как будто мне четырнадцать лет.

– Так тебе столько и есть. Когда мне исполнилось четырнадцать, ты была намного старше, а сейчас вернулась в детство. Тебе четырнадцать, разве нет?

Рианнон хмыкнула и недовольно переступила с ноги на ногу.

Зазвонил телефон. Розмари успела к нему первой, спросила, кто говорит, и с каменным лицом передала трубку матери.

– Гвен.

– Здравствуй, Гвен.

– Рианнон, милая, это я, Гвен! – Слова и тон свидетельствовали, что ни искренних извинений, ни раскаяния ждать не стоит. – Спасибо за отличный прием! Я прекрасно провела время; похоже, даже слишком: немного увлеклась под конец вечера. Хватила через край, как сейчас говорят. Надеюсь, я не доставила много хлопот?

– Ничего страшного.

– Боюсь, я немного сердита на беднягу Алуна из-за как там его… Да, вынуждена признать, что из-за Уэльса. Дело в том, что, на мой взгляд, он смахивает на стереотипного валлийца и, нужно отдать ему должное, сам это признает, хотя все-таки слегка перегибает палку. А меня он считает занудой училкой. Ну и вот, все было так хорошо, что я немного увлеклась выпивкой, и тут Алун что-то сказал, не помню уже что, и вдруг я…

– Ничего страшного, дорогая. Все уже забыто.

– Ну… Боюсь, очень некрасиво вышло. Что-то я разошлась спьяну. Алун дома?

– Нет, его целый день не будет.

– Я хочу с ним поговорить. Прием действительно удался. Перезвоню позже.

– До свидания.

– Вам повезло с погодой для поездки. Юный Малькольм весь как на иголках.

Розмари, которая после недолгих раздумий осталась в пределах слышимости, вопросительно посмотрела на мать. В ответном взгляде Рианнон была шутливая обреченность.

– Отец что-то сказал об Уэльсе, вот она и рассердилась.

– О, понятно. Надо же, как кстати. Наверное, ей нелегко было признаться.

– И вправду кстати. Кто-то должен был приложить усилия, чтобы мы остались друзьями.

– Должен был? Не слишком-то она хорошая подруга.

– Нет, она не плохая. После стольких лет дружбы на некоторые вещи смотришь сквозь пальцы.

– Ты обошлась с ней слишком мягко.

– Уже поздно обходиться жестко с такими людьми, как Гвен. Пойдем на улицу. Малькольм едет.

Рианнон взяла сумку и пошла к двери. Розмари обняла мать за талию.

– Неужели ты не против всего этого?

– О чем ты говоришь! Конечно, против! Но я не вижу смысла об этом думать или что-либо предпринимать. По крайней мере до тех пор, пока не узнаю наверняка.

– Мам, если бы ты только позволила…

– Давай сменим тему.

Сад перед домом не отличался большими размерами, но там была ярко-зеленая трава, типичная для этих широт, цветы на разросшихся клумбах и, как неожиданный бонус, огромный куст колокольчиков. Нелли с разбегу врезалась в него, затем побежала назад по дорожке, легко преодолевая ступени в три дюйма высотой. К югу открывался великолепный вид на рощи, затененные лужайки под невидимой отсюда скалой, широкую полосу влажно поблескивающего песка и, наконец, на далекое море с полудюжиной крошечных лодочек. На горизонте виднелось несколько облаков, но ни одного грозового. Вокруг было светло и радостно.

– Тебе ведь очень хочется поехать, да?

– Конечно. Э-э… да.

– И в чем ложка дегтя?

– Понимаешь, он… Он очень милый и добрый человек, но слишком погружен в себя. Может что-нибудь ляпнуть, не подумав, как к его словам отнесутся другие, просто потому, что ему захотелось высказаться.

– Например, что всю жизнь любил только тебя?

– Да, вроде того.

– Ну, если это худшее, тебе не о чем беспокоиться. Справишься, наверняка у тебя достаточно опыта.

– Перестань, милая.

Розмари посмотрела на мать долгим взглядом, потом произнесла:

– Конечно, он может смутить тебя разговорами о Гвен.

– Нет, он понимает, что иногда лучше промолчать. Вдобавок он будет думать, что ничего не произошло.

– Что ты имеешь в виду?

– Гвен его убедит.

– Убедит?

– Пара пустяков, если будет настаивать на своей версии, а она будет.

– Тебе лучше знать.

Повернувшись к собаке, которая испуганно следила за каждым ее движением, Рианнон произнесла:

– Сегодня ты со мной не пойдешь. Извини, но я тебя не возьму.

– О Господи! – воскликнула Розмари. – Надеюсь, ты не думаешь, будто она тебя понимает!

– Ну, не скажи. Может, пока нет, а когда вырастет – все будет понимать. Зависит от дрессировки.

– Ладно, это твоя собака… Это он приехал?

– Похоже… Да.

– Мам, ты так хорошо выглядишь, что, боюсь, тебе придется стиснуть зубы и слушать его признания в любви. А теперь…

Мать с дочерью приготовились к встрече. Не дожидаясь просьбы, Розмари вытащила щенка из-под куста сирени и взяла на руки. Рианнон повернулась, поправила волосы, глядя на свое отражение в окне гостиной, и аккуратно сорвала полураспустившуюся желтую розу, которую давно приметила, но до сих пор не трогала. Женщины отошли друг от дружки, дабы не создавать впечатление чрезмерной сплоченности.

Малькольм вылез из сияющей ярко-голубой машины и со второй попытки закрыл водительскую дверь. На нем был спортивный пиджак в крупную темно-красную, зеленую и коричневую клетку, диагоналевые брюки, которыми он, видимо, чрезвычайно гордился, светло-зеленый шейный платок типа «я сегодня встречаюсь со своей старой подружкой» и, слава Богу, скромная рубашка и простые коричневые ботинки. Подойдя поближе, он явил свежий порез от бритвы на щеке, заметный, словно чирей на носу, для него самого и почти невидимый для всех остальных. Малькольм держал завернутый в целлофан букет из розовых гвоздик и красных роз ценой в сорок фунтов, не меньше, который и вручил Рианнон с расстояния вытянутой руки.

– Рад тебя видеть, – пробормотал Малькольм, видимо, отказавшись от заготовленной дома речи. Он неумышленно резко поздоровался с Розмари, которую не раз видел раньше, правда, мельком, но никак не ожидал встретить сегодня, и только заметив щенка, немного расслабился. – Какой замечательный парень!

– Здравствуйте, Малькольм, – сказала Розмари. – Вообще-то это девочка.

Она пустилась в обычную болтовню о том, что Малькольм не назвал бы Нелли замечательной, если бы пришел чуть раньше, об ужасной привычке грызть все подряд и так далее. Рианнон продела розу в петлицу его пиджака и, дождавшись, пока Розмари опустит щенка на землю, отдала ей букет.

– Поставь цветы в веджвудскую вазу – прекрасно будут смотреться! – и найди для них место попрохладнее. – Сама она так смутилась, что даже не поблагодарила Малькольма. – Переставим, когда я вернусь. Думаю, не раньше пяти – нужно кое-куда заехать в городе.

Последнюю фразу она произнесла, глядя куда-то за плечо Розмари.