Текст книги "Роман (ЛП)"

Автор книги: Кимбер С. Дон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Глава 8

Хизер

Я чувствую, как сон ласкает меня, словно желанный любовник, когда его слова пробираются сквозь каждую частичку моего существа. “Ты глупая, наивная маленькая мышка”.

Вдруг, каждая минута, начиная с того момента, как я выезжаю из «Холидэй Инн» и до того, как теряю сознание, волною нахлынула на меня, и я не уверена, были тому причиной годы обучения в Академии, либо же инстинкт самосохранения, или и то, и другое вместе, но это позволило мне сохранить дыхание и пульс в спокойном, равномерном ритме.

Сконцентрируйся.

Основной задачей является концентрация, мне нельзя отвлекаться. Я должна сосредоточить внимание не на боязни того, что может произойти, а на том, что происходит здесь и сейчас.

Не жалейте меня и не внимайте моему глупому мнению, а еще лучше, мать вашу, не смейте меня дразнить. Я знаю, со стороны может показаться, что я смехотворна и наивна. Да, мое появление у главных ворот его особняка и требование впустить меня может в прямом и переносном смысле стать гвоздем, что заколотит крышку моего гроба, но я больше не могу жить, разрываясь в двух разных направлениях.

Все перед глазами продолжает плыть, я моргаю, глядя в потолок, и моему одурманенному мозгу требуется момент, чтобы сосредоточиться на навесе с изображениями, похожими на те, что я видела в "Сикстинской капелле". Изучив изображения, я понимаю, что смотрю поверх торнадо. Облака от белых до серых закручиваются в воронку, как уголь вперемешку с красивыми ангелами, которые не подозревают, что вокруг них бушует шторм.

Я благодарю Бога, когда понимаю, что больше не привязана к кандалам, свисающим с потолка, совершенно отличающегося от того, на который я смотрю сейчас. Впервые почувствовав иглу, вонзающуюся мне в вену, я сумела замаскировать прилив адреналина, спокойно и пассивно перенеся это.

Когда мои чувства возвращаются, и я воспринимаю окружающую обстановку, то понимаю, что завёрнута в простынь, которой позавидует самый роскошный отель, и лежу на матрасе, словно сделанном из облаков, что достали с небес.

Чувственное ощущение мягкого поглаживания моих лодыжек кончиками пальцев внезапно превращается в сжимание их стальными тисками и, сталкиванием меня с постели на холодный каменный пол. Голос Романа гремит через комнату и отскакивает от голых стен:

– Что ты знаешь о двенадцати девушках? Ответь, черт возьми!

О Боже мой! Твою мать. Я уже мертва.

Откуда он знает, что я в курсе про двенадцать пропавших…и тут я вспоминаю…

"Это правда, все это, все двенадцать… Это правда. Ты был дьяволом в ангельском обличье все время, они всегда были правы. Я просто не хотела верить…"

Как только мои последние слова эхом проносятся в моей голове, за ними выплескиваются мои первые связные слова… «я всегда знала, что ты не плохой парень, я говорила им, но они не хотели мне верить.»

Боже мой… Пожалуйста, скажите, что эта сумасшедшая хрень не была первыми словами, которым мое безумие позволило слететь с губ после того, как я очнулась. Пожалуйста.

Я слышу, как Роман хихикает, прежде чем его глубокий баритон врезается в мой разум.

– Это были твои первые слова, маленькая мышка, и я тебя уверяю, молитва не принесет тебе никакой пользы.

В этот момент я понимаю, что, когда мое сознание оступилось, мое здравомыслие упало рядом с ним.

Я по-прежнему, не двигаясь, лежу на полу в попытке выровнять свое дыхание и успокоить сердцебиение, когда он кричит:

– Встань, бл*ть! – и двигается в мою сторону.

Мой инстинкт борьбы или бегства бежит по моим венам, когда Роман отводит ногу и пинает меня так сильно, что я врезаюсь в стену. Как только мое тело сползает вниз по стене, я переворачиваюсь на неповрежденный бок и обхватываю себя руками в попытке облегчить боль, но дрожь моего тела только все усугубляет, и я не в состоянии замедлить приступ паники, нахлынувший на меня.

С моих губ срывается визг, прежде чем я всхлипываю.

– Пожалуйста, пожалуйста, остановись.

– Остановиться? – его смех пропитан злостью с примесью угрозы, что засела внутри него. Я не могу сделать вдох, а дрожащее тело начинает дергаться и пытаться за что-нибудь ухватиться. – Ты всерьез думаешь, что можешь повлиять на то, что я хочу сделать с тобой? Я устанавливаю все правила, Хизер. Все. А теперь. Я сказал, встать, мать твою!

Я прилагаю все усилия, чтобы заставить свое тело подчиниться его приказу, но, прежде чем я оказываюсь в состоянии совершить этот подвиг, он с такой силой бъет меня кулаком в щеку, что я отлетаю к стене, и ударяюсь об неё, словно сломанная кукла.

– ВСТАВАЙ! – кричит он.

Я стараюсь, клянусь, стараюсь, но звук стремительного движения кровяного потока достигает моих барабанных перепонок наряду с болью, рикошетом настигнувшей голову, от чего вся комната плывет у меня перед глазами. Держась за стену для поддержки, я едва в состоянии встать на колени и как только мне это удается, комната клонится, и я падаю лицом вниз на каменный пол.

Сквозь кровь, застлавшую мне зрение, я смотрю, как Роман затаскивает моего дядю Джея в комнату и бросает его кучей на каменный пол. Краем глаза я улавливаю слабый отблеск чего-то серебряного, прямо перед тем, как Роман быстро перемещается ему за спину и оборачивает металлическую проволоку вокруг шеи и тянет на себя, одновременно упираясь коленом между лопаток.

Я могу только наблюдать с пугающей увлеченностью, как Роман душит моего любимого дядю, прежде чем шок поглощает меня, и благословенная тьма уносит сознание прочь.

***

Я понятия не имею, сколько времени прошло, когда просыпаюсь. После быстрой оценки на уровне приоритетов, я отмечаю, что нахожусь в своей постели, одета, и кроме небольшого дискомфорта в передней части головы и острой боли в челюсти, никакой другой серьезной боли я не обнаруживаю. Я сначала слегка двигаю ногами, потом руками и содрогаюсь от боли в затекших мышцах и костях.

– Aх, ты проснулась. Отлично. Пришло время тебе узнать, как будет потрачен остаток твоей жизни. Мне нужно, чтобы ты имела в виду, что это будет кратковременным соглашением, так как ты неизбежно меня подведешь, и мне станет скучно. Как только я теряю интерес, ты умираешь…все ясно?

Не зная точно, как нужно ответить, я просто киваю.

– Сначала я хочу, чтобы ты подавила любые неправильно понятые тобою представления о том, что ты проживешь достаточно долго. Ни один из нас не может позволить себе никаких иллюзий. Скоро ты утомишь меня, и мне придется тебя убить. Понятно?

Я открываю дрожащие веки и первое, что вижу, это торнадо из ангелов на моем потолке. Странно ли, что полотно напоминает мне о Романе? О красоте, которая имеет власть над жизнью и смертью. Красоте, в чьей власти покалечить, убить и уничтожить. Я пытаюсь вымолвить хоть слово, но во рту пересохло, словно он наполнен ватой, и я не в силах раскрыть рот.

Роман наклоняется надо мной, слегка подтягивая меня вверх, усаживает, взбивая подушку за моей спиной, чтобы я могла отдохнуть.

– Поскольку ты отказалась отвечать на мой ранее заданный вопрос относительно своего знания о двенадцати девушках, я целенаправленно раздробил твою челюсть и затем сделал шинирование, а для большего ажиотажа я позаботился о твоем неугодном дяде. Ты находилась в отключке почти две недели. Я уверен, через три-четыре недели, когда я сниму шины, ты будешь стремиться поговорить. Хизер, когда я требую, ты должна подчиняться немедленно, каждый раз. Тебе не понравятся последствия, если ты выберешь иное.

О, мой Бог, дядя Джей! Я молилась, чтобы у меня были галлюцинации, надеясь, что шок изрешетил мой разум отверстиями безумия и заставил меня видеть и слышать вещи, которые не происходили на самом деле. Я все еще не уверена в его словах, так как их смысл с трудом доходит до меня из-за проломанной лобной доли черепа. Он сломал мою челюсть? Затем сделал мне шинирование? Я до сих пор по уши в дерьме и впервые, включая предыдущие избиения, все мое обучение, мое время в академии, ночь, когда те три панка пытались напасть на меня, впервые в моей жизни я действительно чувствую страх.

Я смотрю вниз и на мгновение смущаюсь от того, что вижу. Я одета в самый роскошный нежно-розовый атласный пеньюар, отливающий серебром, который я когда-либо видела. Опускаю взгляд и вижу свои ухоженные руки, покоящиеся у меня на животе.

Мой шок очевиден, ведь я пристально смотрю ему в глаза.

– Я могу быть дьяволом, мышка, но я не варвар. Пока ты остаешься в живых под моей крышей, ты будешь носить то, что нравится мне. Состояние твоих рук было ужасающим, на ощупь женские руки должны быть подобны цветочным лепестками. Они должны быть ухожены и покрыты лаком для ногтей, а не напоминать покрытые мозолями лапы с заусеницами.

Он вздыхает, словно утомлен или опустошен, прежде чем встает и направляется к полностью укомплектованному бару, расположенному в углу. Кресло, обтянутое кожей кремового цвета, пуфик и соответствующий кремовый диван расположены по диагонали друг от друга. Оба украшены нежно-голубыми и серебристыми декоративными подушками, и светло-серым одеялом.

Когда Роман возвращается и садится на кровать, то рассказывает о "напитке", который вручает мне:

– Спрайт с добавлением вишневого сока позволит увидеть, как ты справляешься с прозрачными жидкостями, а завтра мы попробуем немного теплого бульона. Я терпеть не могу рвоту, поэтому, если тебя стошнит, ТЫ будешь все убирать. Понятно?

Я киваю, не спуская глаз с хрустального стакана в моей руке.

– Вот.

Я резко поднимаю взгляд и зажмуриваюсь, когда вижу, как близко он держит руку от моего лица, готовясь к последующему удару.

– Я пытаюсь помочь тебе в данный момент.

Я моргаю, и отмечаю гнев у него на лице. Одной рукой он мягко обхватывает мою руку, держащую стакан, в то время, как другой направляет соломинку к моему рту.

– Разомкни губы настолько широко, как сможешь.

Я делаю это, поскольку мне приказывают, и он продвигает соломинку между моей щекой и зубами.

– Теперь закрой их и делай небольшие глотки. Я знаю, что ты можешь чувствовать себя обезвоженной, но не пей залпом, Хизер. Я сохранял твой гидробалланс и подпитывал, используя определенные внутривенные растворы.

После нескольких глотков я вынимаю соломинку изо рта и ставлю стакан на прикроватный столик. Роман остается неподвижным, не отодвигается от меня, сидя на краю кровати. Он поднимает руку и перекидывает мои волосы через плечо, пока окидывает блуждающим взглядом мое лицо. Кажется, он изучает меня по причинам, абсолютно мне неизвестным.

– Ты не покинешь снова этот особняк, Хизер … жизнью, которой ты когда-то жила, ты больше не управляешь, теперь она принадлежит мне, и это – единственная цель для моего развлечения. Пока ты делаешь, как я говорю, ты будешь вознаграждена роскошными удобствами, такими, как эта кровать, – он кивает в сторону кровати, – одежда, сшитая из самого прекрасного материала, – он дергает головой в сторону того, что я полагаю, является шкафом, – полностью укомплектованная и роскошная ванная со всеми удобствами, уютная комната, музыка, а также завтрак, ланч и ужин, приготовленный лучшими шеф-поварами, которых я нанял. Ты понимаешь, Хизер?

У меня дрожит подбородок и в глазах появляются слезы, а грудь разрывается, когда на меня обрушиваются подробные воспоминания о том, что Роман сделал моему дяде Джею. Я понимаю, что никогда не увижу его или моих братьев снова, никогда не обниму их, никогда не услышу их голосов. Я с трудом сдерживаю слезы, не давая им пролиться, когда киваю, и он продолжает свою зловещую речь.

– Я никогда не заходил так далеко. Женщины, которые были до тебя, готовы были пойти на убийство, чтобы оказаться на твоем месте. Твое знание об этих двенадцати девушках вызвало эти чрезвычайные меры. Теперь, будем надеяться, для твоего же блага, ты сможешь преуспеть двумя способами. Во-первых, не беси меня, потому что наступит момент, когда я предпочту перерезать тебе глотку после того, как вскрою тебя, чем буду иметь с тобой дело. У тебя есть одно преимущество в этом аспекте… ты не можешь говорить. Раздробление твоей челюсти, и последующее шинирование, возможно, кажется, более выгодным мне, но, положа руку на сердце, я сделал это для тебя. Во-вторых, в твоих интересах развлекать меня, и веселить любыми необходимыми средствами. Как только я прихожу в бешенство, ты станешь ничем иным, как комаром, которого я захочу прихлопнуть. Это тоже понято?

На этот раз я не в силах сдержать слез. Они катятся. Реками текут по моему лицу, когда я киваю в знак согласия.

Роман своими огромными руками обхватывает мое лицо, крупными пальцами утирая мои слезы. Касаясь губами моих, он шепчет:

– Шшш … Ну же, мышка, я знаю, знаю, что это кажется, словно я похитил твою жизнь, но на самом деле, ты сама вручила ее мне, словно подарок. Ты говорила мне, что хочешь меня, я прав? – Я снова киваю. – Хорошо, теперь у тебя есть я, у тебя есть я, как ни у кого больше не было, и никогда не будет.

Он улыбается мне во всей своей красоте, своими голубыми глазами, сияющими, как сапфиры, изучая мои тусклые карие, в то же время накрывая своими губами мои в самом сладком, самом нежном поцелуе, который я когда-либо испытывала.

Мысль, по кругу прокручивающаяся в моей голове: "Я хотела знать правду". Не только потому, что хотела спасти и любить Романа Пейна, но потому что я хотела вернуть его доброе имя. Теперь я понимаю, что не хотела правды. Я хотела лжи и обмана, потому что они бы сделали Романа моим ангелом.

Роман не хороший, Роман вовсе не невинен. И Роман никогда не станет моим ангелом. Роман – убийца, мерзкий похититель жизней, душ и мечтаний. Он – Люцифер во всем своем великолепии.

***

Хотите верьте, хотите нет, я приспосабливаюсь к некоторому подобию установленного порядка довольно быстро, и у нас с Долорес, домработницей Романа, наметилось подобие отношений. Она не разговаривает, не знаю, причина в том, что она не хочет, либо же не может. Хотя ее молчание стало некой помехой в нашем общении, но не свело его на “нет”. Каждое утро, после того, как Роман раскладывает мою одежду, он уезжает на свою практику. Я встаю, принимаю душ, одеваюсь, потом спускаюсь вниз, чтобы узнать, позволит ли Долорес мне помочь ей с какой-либо из обязанностей по дому, но конечно же, она никогда не разрешает. Я пытаюсь уговорить ее позволить мне помочь с садом, но она качает головой и цыкает на меня, используя указательные пальцы.

Каждый день, когда идет дождь, я плачу вместе с ним. А когда сияет солнце, мои рыдания все усиливаются. Долорес несколько раз видела меня, когда я рыдала, тоскуя по свежему воздуху. Но она продолжает молчать, даже не пытаясь хоть как-то облегчить мою, такую причиняющую боль, тоску, возникающую от желания почувствовать солнечный свет или капли дождя, ласкающие мою кожу.

Внутри моей золотой клетки постепенно становится легче жить, со временем я приспосабливаюсь к установленному порядку, который, как ни странно, обеспечивает мне комфорт каждый день. Мой самый большой страх – то, что я не смогу скрыть эти противоречивые мысли от Романа. Я боюсь, что, если он когда-нибудь узнает, как сильно я жажду выбраться отсюда, это будет стоить мне жизни.

Глава 9

Скрывающийся змей

Я наблюдаю за Романом Пейном издалека в течение очень долгого времени. Я слежу за ним. Я изучаю его, начиная с его первой “ошибки”, когда ему пришлось позвать своего папочку, чтобы тот пришел и подчистил за ним.

Когда началось его жуткое путешествие, я стоял в тени, будучи никем иным, как пассивным наблюдателем, и со временем моя страсть к подглядыванию превратилась в зависть. Предполагалось, что Бриттани будет моей парой на выпускном, а не его. Я был влюблен в Бриттани со второго класса. Когда я пригласил ее на бал, и она согласилась, я был на седьмом небе. Я экономил каждый цент, что заработал; арендовал лимузин, зарезервировал столик в лучшем ресторане города и заказал самый дорогой букет, который мог себе позволить. За три дня до мероприятия, Роман Пейн, мистер-популярность, американский богатенький парнишка, заметил мою Бриттани и пригласил ее на бал. Бриттани отменила наше свидание.

Я решил пойти на бал один, о чем, конечно, пожалел в течение первых десяти минут пребывания там. Я вышел, чтобы убраться подальше от вечеринки, нуждаясь в уединении и свежем воздухе. Идя к заднему двору, я опустил голову, чтобы никто не узнал меня. Я засунул руки глубоко в карманы, чтобы скрыть сжатые кулаки, когда эмоции одолели меня, прежде чем стал грустным, травмированным и злым, как черт. Когда я обогнул угол дома с бассейном, мои беспорядочные мысли прервались приглушенными звуками секса. От одной мысли, чтобы наблюдать, как двое людей трахаются, по мне пронеслась волна возбуждения. Я осторожно приблизился, чтобы заглянуть в окно и сразу понял, что все-таки ночь не была полностью разрушена. Я спокойно вытащил камеру, носить которую с собой настаивала моя мама, из кармана куртки и сделал быстрый снимок дрожащими руками. Роман Пейн безжалостно загонял свой член в Бриттани, которая боролась с Романом изо вех сил, но ее попытки были тщетными против его габаритов и силы. Не отводя взгляда от Романа, вколачивающегося в ослабевшее тело Бриттани, я быстро вытащил свой твердый член из штанов и плотно обхватил его рукой, принявшись дрочить.

Когда я заметил, что он душил ее каким-то предметом, находящимся в его руках, я еще яростнее стал стискивать рукою свой член. Ощущение удовольствия быть пойманным, наблюдая, как они трахаются, резко усилило мое возбуждение, и, когда Роман запрокинул голову, заполняя безжизненное тело Бриттани спермой, мой собственный оргазм был настолько сильным, т. к. я сильно вонзил зубы в костяшки своих пальцев, что мой рот наполнился кровью.

Как только мой пульс нормализовался, я понял, чему я только что стал свидетелем, и мои инстинкты подтолкнули меня к действию. Я развернулся, чтобы бежать за помощью. Я сделал всего один шаг, прежде чем остановиться. Я ощутил, как следующие несколько мгновений будто бы происходят в замедленной съемке. Я повернул голову, потом весь корпус, пока не смог очень внимательно наблюдать за драмой, развернувшейся передо мной.

Ранее неизведанная мне часть самого себя ожила и прошептала: “Шлюха заслуживает этого. Останься она с хорошим парнем, ее бы не задушили во время того, как насиловали. Она сделала свой выбор, а все, что сделал я – наблюдал ее расплату за последствия”. Я хотел наблюдать за ее страданиями. Смотреть, как она будет задушена. Наблюдать, как она умирает. И именно это я и получил.

Я спрятался и наблюдал, как отец Романа и двое других мужчин позаботились об "очистке". Я понял, что выросла не только моя зависть к Роману, но и уважение. Я поклялся себе той ночью, что однажды у меня будет жизнь Романа. На следующее утро я немедленно начал принимать меры по осуществлению планов, чтобы претворить их в жизнь.

В течение следующего десятилетия я продолжал смотреть молча и зачарованно, как он забирал жизни еще одиннадцати женщин. Когда я, наконец, поднялся по карьерной лестнице и заслужил место в качестве ведущего частного детектива Романа и его правой руки, это привело меня непосредственно к управлению кругом людей, которым доверял Роман Пейн. Я знал, что это будет началом грандиозной хитрой игры. Мой первый план действий – сначала избавиться от старой версии меня, от Эндрю. Забавная штука жизнь, когда вы наконец получаете то, чего так долго желали, она обязательно лишает вас чего-то другого, не менее желанного.

Я не был готов к Хизер, к тому мгновенному физическому и эмоциональному влиянию, которое она на меня имела. Я влюбился в нее с первого взгляда, увидев, как она всматривалась в окна особняка Пейна, слегка вытирая оконные стекла рукою. Молния сверкнула в небе, освещая ее прекрасное лицо, и слезы, что текли по ее щекам. Тоска, которую я видел в ее печальных глазах, когда она пристально наблюдала за дождем, прижавшись к окну, стала причиной того, как что-то вырвалось из самой моей сущности.

Глава 10

Роман

Она словно загадка для меня, абсолютно не похожа ни на кого и ни на что, кого я знал ранее.

Я околдован.

Я хочу видеть ее улыбку. Хочу, чтобы именно я был тому причиной. Однако, до этого момента я являюсь лишь причиной, по которой льются ее слезы.

И я упиваюсь этим чувством, осознавая, что в моих силах вызвать в ней эмоции, которые могут кардинально, на физиологическом уровне влиять на нее, эмоции, о существовании которых она даже не догадывалась. Я трепещу при мысли, что она будет моей столько, сколько я посчитаю ее достойной, чтобы жить. От одной этой мысли мой член твердеет в болезненном ожидании.

Боже я хочу ее. Я хочу поставить ее на четвереньки. Хочу подвесить за наручники, прикрученные к потолку подвала. Я хочу трахать ее около каждой стены моего дома. Хочу отыметь ее везде, где только можно это сделать. Но больше всего я хочу трахнуть ее в душе под горячими струями воды, пока буду вколачиваться в нее, крепко сжав зубы вокруг ее горла. Я хочу наблюдать, как ее кровь из порезов, сделанных моим ножом, будет смешиваться с водой, прежде чем исчезнет в водостоке.

Боже, я хочу ее. И я ее получу.

Но еще рано. Предвкушение отсрочки удовольствия сломить Хизер, более эротично и привлекательно, нежели сам момент, когда я позволю себе, наконец, пленить, использовать и уничтожить ее, наблюдая за эмоциями, которые она будет испытывать, когда до нее дойдет смысл произошедшего.

Пока не пришло время снять эту чертову шину, я отказываюсь позволить себе даже попробовать и вместо этого сосредотачиваю свою энергию на планировании подходящего момента, чтобы взять Хизер Маккензи и полностью уничтожить ее разум, тело и душу.

Ей каким-то образом удается укрощать моих внутренних демонов, даже при том, что я не могу использовать ее тело так, как планировал.

Хизер продолжает сдерживать мою темную сторону, чтобы та не скучала, в то время, как возводятся стены моей клиники акушера-гинеколога, и моя любимая практика взлетает с ошеломительной скоростью.

Хизер каким-то образом удается сохранить мою извращенную злую сущность, обуздать ее, сохраняя под контролем…

До тех пор, пока, я пританцовывая, не заявляюсь в усадьбу Пейнов каждый вечер, мне абсолютно не нужны скупые подачки от других женщин, потому что мне нужно полное обладание не только над ее телом, но и разумом.

И каждый день, когда Долорес рассказывает мне, как страдает Хизер из-за того, что она не может покинуть пределы особняка, еще больше подстегивает мой гнев вырваться наружу, и Хизер приходится принимать весь удар на себя. Иногда мой гнев поглощает меня, еще до того, пока я заканчиваю ужин, и ее наказания начинается в обеденном зале, а затем мы продолжаем их в подвале. Бывают ночи, когда я могу держать свой гнев под контролем, позволяя ему кипеть на поверхности. Я жду, пока она примет ванну, наденет выбранную мною рубашку и поспешит скользнуть в постель, и лишь потом выплескиваю на нее весь свой гнев, избивая почти каждый квадратный дюйм ее плоти и сжимаю руки вокруг ее горла, пока она не теряет сознание. Единственный звук, который слышится при этом – мой таинственный и до жути спокойный баритон, который дразнит, глумится над ней, над ее глупыми мечтами, которые она отказывается отпускать.

Мы оказываемся в отточенной рутине, где Хизер либо подчиняется всем моим приказам, либо позволяет своим глупым понятиям влиять на ее решения, вынуждая меня наказывать ее плоть и неокрепший ум по своему усмотрению.

Каждое утро перед уходом на работу я открываю дверь в ее спальню, раздвигаю бледно голубые затемняющие комнату шторы с серебристой подкладкой, сажусь в кремовое кресло возле ее постели и смотрю, как она спит столько, сколько позволяет раннее утро. Я провожу губами по каждому изгибу ее лица, прежде чем останавливаюсь у ее рта, и шепчу:

– Пора просыпаться, мышка. Я приготовил твою одежду, и жду, что ты искупаешься, сделаешь эпиляцию, маникюр, педикюр, причешешься, оденешься и сопроводишь меня в столовую в шесть тридцать, как всегда.

Сегодня, пока я наблюдаю, как она шевелится в этой роскоши, которой я обеспечил ее сон, я ловлю момент, когда звук моего голоса наконец врезается в ее сознание. Я с удовольствием рассматриваю ее мягкое заспанное лицо, когда страх отражается в нём.

Сегодня очень важный день.

Сегодня день расплаты.

Сегодня будут даны ответы на вопросы, и определится судьба.

Сегодня исполняется шестая неделя со того дня, как она вручила мне свою жизнь.

Также этот день является началом ее длительного заключения.

– Открой глаза и посмотри на меня, мышка, – ее ресницы трепещут, прежде чем она откроет глаза цвета темного шоколада и посмотрит на меня, я ловлю себя на том, что подбираю правильные слова, чтобы объяснить ей, что ждет ее впереди. – Сегодня, после того, как с твоей челюсти снимут шину, советую тебе потратить день на созерцание истины, которую я открою тебе вечером за ужином. Я также предлагаю потратить изрядное количество времени, практикуясь в речи. Я ожидаю сегодня ясно услышать мелодию твоего голоса, я понятно выражаюсь? – я стою в полный рост, возвышаясь над ней и, застегивая пиджак и злорадно улыбаясь, продолжаю, – Ты знала, что, спустя недели, придет этот день, мышка. Используй его, чтобы подготовиться к следующему этапу твоей жизни. Сегодня настал твой час, не разочаруй меня. Именно от твоих сегодняшних действий зависит твоя жизнь, или же смерть.

***

Я знаю, особенно с вашей точки зрения, в этой части истории кажется, что я хочу, чтобы она потерпела неудачу. Не поймите меня неправильно, зло, что находится внутри меня, наслаждается мыслью о том, что она облажается, но другая часть меня, та, которую я отвергаю и не желаю признать, берет верх и жаждет, чтобы удача улыбнулась ей.

Я хочу ее, целиком и полностью, бесповоротно, я хочу каждую ее частичку.

Не на недели, не на месяцы, а навсегда. Я хочу, чтобы она принадлежала мне и только мне до конца моих дней.

Настолько, что когда она улыбается мне, из моих легких словно выбивают весь воздух, и они начинают сжимать нечто, находящееся у меня в груди. Это не может быть моим сердцем. Это что-то другое, чего нет в медицинских книгах. Я знаю это, потому что родился без сердца.

Орган, бьющийся в равномерном ритме в моей грудной клетке, никогда не чувствовал и не будет чувствовать ни намека на сочувствие, сопереживание, надежду, любовь и признательность.

Работа сегодня была для меня адом. Обычно она на 99.9 % проходит легко, однако сегодня вместо многочисленных родов, плачущих свертков счастья, меня ждал хаос, экстренные операции, и смерть.

Поэтому, сегодня, когда я говорю, что взбешен, это ужасное преуменьшение.

После того, как я провожу сорок пять минут, разминая мышцы насадками для душа с горячей водой, я оборачиваю полотенце вокруг талии, и иду в гардеробную. Я натягиваю темно-серые слаксы и черную плотно облегающую футболку с V-образным вырезом, которая открывает татуировку, покрывающую правую руку, а верхняя часть крыла в форме панциря видна на шее.

Чем ближе я физически к обеденному залу, тем быстрее гудит электричество в моих венах. Я ненадолго останавливаюсь у двери, и глубоко вдыхаю, поскольку готовлюсь к чему-то, всему и ничему одновременно. После того, как спокойствие ослабляет электричество, что с рокотом несется по моим венам, я расправляю плечи и выпрямляюсь в полный рост, пряча руки в карманы брюк, и спокойно вхожу в двери.

Вид идеальной улыбки Хизер, ее мерцающих светлых волос, ниспадающих на плечи, идеально контрастирует с платьем из красного шифона, что я выбрал для нее этим утром, и все слова, готовые сорваться с моего языка минутой ранее, исчезают, когда я смотрю на этот лик красоты передо мной.

Звук ее голоса воздействует на меня на фундаментальном уровне.

Ее голос – чистая эротика, а хрипотца из-за долгого молчания заставляет мой член затвердеть. Когда она оказывается в пределах досягаемости, внутри меня мгновенно просыпается основной плотский инстинкт.

Резким движением, я толкаю ее на середину длинного обеденного стола, а другой рукой молниеносно с грохотом сметаю все на пол, что попадается на пути. Не думая, я сжимаю ее бедра и разворачиваю, швырнув ее на освободившееся место. Мой взгляд прикован к ее, и из моего горла вырывается рычание, когда обеими руками я провожу по внешней стороне ее голеней, поднимая шелковистый шифон по ее гладким ногам. Я провожу руками еще выше, поочередно сжимая жестко ее тугую плоть, заставляя ее вскрикнуть и сморщиться от боли.

Схватив ее за икры, я развожу ее бедра в сторону, и прижимаюсь к киске своим эрегированным членом. Обеими руками я грубо касаюсь ее тела, сжимая достаточно сильно ее бедра и задницу, от чего, уверен, на них останутся синяки. Склонившись к ней, я зубами прикусываю ее сосок через атлас платья, и начинаю посасывать его. Находясь на столе, она выгибает спину, и издает стон, пока я провожу руками по ее телу, начиная от задницы, потом по бедрам и ребрам, пока не обхватываю ее налитую грудь, чтобы в тот же миг поднять платье вверх, к голове.

Когда платье легким шелестом падает на пол, я отклоняюсь назад и даю себе минутку, чтобы насладиться упругой подтянутой кожей на её шее, груди и плоском животе. Я останавливаю взгляд на ее обнаженной киске, и хмурое выражение на моем лице сменяется зловещей ухмылкой. Я перевожу взгляд обратно по ее телу, пока наши глаза не встречаются, и требую ответа:

– Как долго, мышка? Как давно ты хотела этого? Нуждалась во мне? Как долго?

От ее хрипловатых слов кровь приливает к моему изнывающему члену.

– С того момента, как я увидела тебя. С самого начала, РомаОберег против прорицания защищает от простейшего шпионажа и не дает просто прицелиться и телепортироваться внутрь. А защита на окнах и дверях не позволит проникнуть в дом без магии.

Защищены только проемы – обычное решение для экономии маны. Да, такой оберег бесполезен, если злоумышленники пройдут сквозь стену – или пробьют в ней дыру – но воры, способные проходить сквозь кирпич, едва ли заинтересуются скромным торговцем, а подрыв стены уже никак не относится к скрытному проникновению.

– Ты ведь можешь телепортироваться, верно? – спросил Гурей. – Ну, в смысле, понятно, что можешь, иначе не покрывал бы такие дистанции за столь короткое время, но насколько ты в этом хорош?

– Могу, – поколебавшись, признал Зориан. Он не задумывался, что это настолько очевидно – хотя чего он ждал, уходя утром и возвращаясь до заката с добычей, что водится лишь глубоко в лесах? – И, думаю, уже довольно неплохо. Выходит не слишком быстро, но без осечек.

– Превосходно. Значит, сигнализация нам не помешает, – ухмыльнулся Гурей. – У Олдвина был небольшой трюк, позволяющий превратить предмет во что-то вроде портального маяка и потом телепортироваться к нему, даже если никогда не был в том месте. Уверен, я смогу доставить внутрь какую-нибудь безобидную безделушку, тебе нужно лишь наложить на нее заклинание. Сам я не знаю, как это делается, но у Олдвина было записано в одном из журналов…