Текст книги "Пять капитанов"
Автор книги: Ким Малаховский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)
Около четырех месяцев плыли они, не видя земли. Переход был весьма изнурительным. Вот как описывает его один из спутников Магеллана, ставший историографом его путешествия, Антонио Пигафетта: «Три месяца и 20 дней мы были совершенно лишены свежей пищи. Мы питались сухарями, но то уже были не сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями, которые сожрали самые лучшие сухари. Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывавшую грот-грей, чтобы ванты не перетирались; от действия солнца, дождей и ветра она сделалась неимоверно твердой. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать. Однако хуже всех этих бед была вот какая. У некоторых из экипажа верхние и нижние десны разбухли до такой степени, что они не в состоянии были принимать какую бы то ни было пищу, вследствие чего и умерли. От этой болезни умерли 19 человек… Из числа 30 человек экипажа переболели 25, кто ногами, кто руками, кто испытывал боль в других местах, здоровых осталось очень мало».
Согласно устоявшейся версии, корабли Магеллана достигли Гуама 6 марта 1521 г. Парадоксально, но факт, что Магеллан, пройдя с юго-востока на северо-запад всю южную часть Тихого океана, миновал тысячи островов, среди которых были такие крупные, как Новая Зеландия и Новая Гвинея, и даже целый континент – Австралия – и натолкнулся на своем пути лишь на маленький остров, расположенный уже в северных широтах океана.
После многомесячного трудного плавания Магеллан и его спутники с радостью вступили на твердую землю. Они отдохнули, пополнили запасы пресной воды, погрузили в трюмы судов свежие продукты. Но задерживаться на острове Магеллан не собирался. Он спешил достичь вожделенных островов Пряностей. Поэтому 9 марта Магеллан покинул Гуам, взяв курс на запад.
Даже за столь короткий срок пребывания на острове он успел вступить в конфликт с его обитателями. Обвинив островитян в попытке украсть лодку с одного из судов, Магеллан во главе отряда из сорока вооруженных матросов произвел набег на окрестные селения.
Антонио Пигафетта так описал это событие: «Тогда капитан-генерал (Магеллан. – К.М.) в гневе высадился на берег с 40 или 50 вооруженными людьми, которые сожгли 40–50 хижин вместе с большим числом людей и убили семерых туземцев… Когда кто-нибудь из туземцев бывал ранен дротиками из наших самострелов, которые пронзали его насквозь, он раскачивал конец дротика во все стороны, вытаскивал его, рассматривал с великим изумлением и таким образом умирал».
Обвинив аборигенов в воровстве, Магеллан назвал открытую им землю Исла-де-лос-Ладронес, что в переводе с испанского означает «остров Воров» или «Разбойничий остров»[22]22
Это название впоследствии было распространено на все острова архипелага, в который входил Гуам.
[Закрыть].
Через десять дней Магеллан открыл Филиппинские острова, где 25 апреля 1521 г. он был убит в стычке с жителями острова Матан.
Магеллан не счел открытый им остров Гуам представляющим какую-либо ценность и не произвел сакраментального ритуала провозглашения над ним власти испанского монарха. Не сделала этого и вторая испанская экспедиция во главе с Гарсиа Хофре де Лойаса, побывавшая на острове в начале сентября 1526 г. Лишь в 1565 г. испанская экспедиция под командованием М. Легаспи формально распространила суверенитет испанского монарха на открытый Магелланом остров, который коренные жители называли Гуамом. 26 января 1565 г. Легаспи в сопровождении своих офицеров сошел на берег. Он выбрал место около трех пальм, росших неподалеку, и приказал поставить там алтарь. Затем, обнажив меч, Легаспи срубил им несколько пальмовых веток, из которых сделал крест, и повесил над алтарем. После этого, отсалютовав кресту мечом, Легаспи громким голосом провозгласил; «Я, Мигель Лопес де Легаспи, губернатор и генерал-капитан, назначенный его величеством командовать этими людьми и кораблями, совершающими на королевской службе открытие островов на западе, во имя его величества, короля дона Филиппа, беру и объявляю королевской собственностью этот остров и все земли, относящиеся к нему»’.
Легаспи провел на Гуаме всего одиннадцать дней, но успел отличиться убийствами аборигенов. 3 февраля 1565 г. экспедиция покинула Гуам и направилась на Филиппины, где Легаспи провел последние семь лет жизни. Умер он 20 августа 1572 г.
Провозглашение Гуама собственностью Испании представляло собой, однако, чисто символический акт. До первой попытки испанской колонизации острова должно было пройти еще более 100 лет.
Все это время остров не имел постоянного европейского населения. Его время от времени посещали мореплаватели различных национальностей; для испанцев же весь этот период Гуам служил отличной базой на пути следования их кораблей из Мексики на Филиппины и обратно.
Удобный обратный путь из Индии испанцы начали искать еще со времени экспедиции Магеллана. В 1522 г. один из кораблей его экспедиции «Тринида», покинув Молуккские острова, попытался вернуться в Испанию через Тихий океан, но сильные штормы и недостаток продовольствия заставили судно повернуть назад.
После того как испанцы прочно обосновались на Филиппинах, превратив Манилу в крупнейший торговый центр, связанный широкими коммерческими контактами со странами Дальнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии, они установили регулярное сообщение между Манилой и крупнейшим городом на тихоокеанском побережье Мексики Акапулько.
Испанские корабли, груженные драгоценными металлами и камнями, тканями, специями и другими дарами Востока, отправлялись в Акапулько. Они покидали Филиппины обычно в июле, продвигаясь на северо-восток почти до 38° или 40° с.ш. Там сильные ветры гнали корабли через океан к северной части Калифорнии, а оттуда они шли вдоль берега почти 3 тыс. миль до Акапулько. Позднее, чтобы избежать сильных штормов, столь частых в северных широтах, а главное – нападений английских и португальских пиратов, поджидавших корабли у американских берегов, испанцы стали проводить корабли много южнее. Но здесь их встречали менее благоприятные ветры, и они достигали Акапулько лишь после пятимесячного плавания.
В Акапулько корабли, едва разгрузившись, собирались в обратное плавание. Их трюмы пополняли серебром и другими товарами для обмена на драгоценности Востока. Кроме того, корабли везли частную почту, официальную корреспонденцию, оружие. Они доставляли к месту службы колониальных чиновников, солдат, миссионеров. Суда везли также осужденных в Мексике и Испании в ссылку на Филиппины. Эти рейсы совершали специальные корабли – галионы.
Нельзя с уверенностью сказать, какая страна была родиной галиона, этого удивительного корабля, сильно отличающегося от своих собратьев. Он выглядел неуклюжим и громоздким: четыре мачты, высоко поднятые нос и корма, широкий корпус при сравнительно небольшой – 170–175 футов – длине. Водоизмещение галионов доходило до 2 тыс. тонн.
Галионы строились обычно на Филиппинах, в Кавите. Все было рассчитано на прочность и вместительность. Остов сооружался из тика, шпангоуты, киль и руль – из местного дерева молаве с чрезвычайно прочной древесиной; обшивка изготовлялась также из крепкого дерева лананг, такелаж – из манильской пеньки. Только металлические части ввозились из Китая и Японии. Даже 24-фунтовые пушечные ядра не пробивали борта галиона. Но это тяжелое судно, не обладавшее ни скоростью, ни маневренностью, легко становилось жертвой если не пиратов, то штормов и тайфунов.
Командир галиона носил пышный титул «генерал от моря». Команда иной раз насчитывала до 400 человек, включая бомбардиров и солдат. Груз оценивался в миллионах песо.
На Гуам галионы попадали, совершая обратный рейс из Акапулько в Манилу. По королевскому указу 1668 г. заход на остров стал обязательным. Галион покидал Акапулько в феврале-марте и, подгоняемый пассатами, два месяца спустя подходил к берегам Гуама. Корабль ждали. В июне каждую ночь на вершинах холмов зажигались сигнальные огни.
Коренные жители острова – чаморро – оказывали испанским колонизаторам поистине героическое сопротивление. Особый размах оно приобрело с начала 70-х годов XVII в. и длилось почти до конца XVII столетия.
В конце апреля 1672 г. на Гуам прибыл галион «Сан Диего», поставляющий подкрепление местному испанскому гарнизону. Во главе восстания стоял вождь деревни Тумон Матапанг, человек, несомненно, выдающихся способностей и мужества. 2 мая командир испанского гарнизона Сантьяго выступил против Матапанга в деревню Тумон. Он не нашел вождя и в отместку сжег его дом, еще несколько домов, а также каноэ и отправился в Аганью.
Его отряд шел по дороге вдоль берега океана и неожиданно наткнулся на заграждение из кустарника и бревен. Капитан Сантьяго приказал отряду обойти преграду со стороны рифов. Как только солдаты вошли в воду, они были атакованы островитянами, неожиданно появившимися здесь на лодках. Другая группа напала на испанцев с суши. С большим трудом отряду удалось прорваться к Аганье. Сантьяго и несколько его солдат были серьезно ранены.
Сражения с островитянами продолжались до 10 ноября 1673 г. и после временной передышки возобновились с новой силой в начале 1674 г.
В середине июня 1674 г. на Гуам прибыл капитан Эспланья, вставший во главе местного гарнизона. С ним прибыли тридцать солдат. Его действия против островитян отличались особой жестокостью. Эспланья целиком сжигал деревни, убивая почти поголовно всех жителей. Кровавыми расправами ему удалось временно подавить сопротивление островитян. Этим воспользовались миссионеры, открывшие в течение 1675 г. несколько новых церквей на Гуаме.
10 июня 1676 г. к берегам Гуама пришел галион «Акапулько», на борту которого находились капитан Франсиско Иррисарри, пять священников и 74 солдата. Иррисарри стал не только начальником гарнизона, но и единоличным главой администрации Гуама как светской, так и духовной.
Этот первый в истории Гуама губернатор пролил немало крови, насаждая христианское учение и обряды. Опять сжигали деревни, убивали жителей. Сопротивление аборигенов начало вновь расти, но испанцы, используя огнестрельное оружие, жестоко его подавили. Многие вожди островитян, в том числе один из руководителей восстания, Агуари, бежали на остров Рота. В конце июня 1678 г. Иррисарри был сменен прибывшим на Гуам Хуаном де Саласом, который также начал свою деятельность на посту губернатора с уничтожения деревень и убийства жителей. Кровавые расправы не смогли сломить сопротивления аборигенов. Один из отцов иезуитов так писал о событиях того времени: «Хоть наше оружие отличалось значительным превосходством, мы вынуждены были встречаться с противником в теснинах гор, где он был у себя дома. Мы воевали с людьми, которые не признавали открытых сражений, предпочитая нападать из засад и атаковать копьями и камнями, летевшими на наши головы с облаков».
В 1680 г. на Гуаме появился новый губернатор – Хосе де Квирога. Мы уже отмечали, что каждый из гуамских губернаторов методом кровавого террора расправлялся с коренным населением. Но даже среди них Квирога выделялся своей нечеловеческой жестокостью. Огнем и мечом прошел он не только по Гуаму, но и по Роте, куда, как мы отмечали выше, бежали многие из восставших. В числе тысяч и тысяч островитян были убиты и их вожди Матапанг и Агуари, захваченные Квирогой. Квирога сгонял оставшихся в живых в новые укрупненные деревни, которые легче было держать под постоянным контролем испанских властей. К началу 1681 г. на Гуаме осталось не более 5 тыс. местных жителей, тогда как ко времени появления испанцев на острове проживало около 50 тыс. человек.
В августе 1681 г. Квирогу сменил Антонио де Саравия. При нем жестокий террор несколько смягчился. И это понятно. На острове ощущалась острая нехватка рабочей силы как для производства продуктов питания, так и для обслуживания нужд прибывающих испанских галионов.
Губернатор Саравия собрал всех вождей острова и заставил их 8 сентября 1684 г. дать следующую клятву: «Мы, губернатор и вожди деревень и городов этого острова, называемого Гуамом, главного острова среди других Марианских островов, собравшиеся в церкви Общества Иисуса… свободно и добровольно обещаем… оставаться верными подданными нашего короля и законного правителя дона Карлоса II, монарха Испании и Индии, и подчиняться законам, которые его величество решит нам дать».
Из текста клятвы следовало, что островитяне становились подданными испанской короны и формально получали одинаковые со всеми испанцами права. Губернатор отдал управление городами и деревнями острова в руки местных вождей. Один из них, Антонио Анхи, был даже назначен на должность помощника губернатора. В деревни послали кузнецов для обучения островитян искусству обработки железа.
В ноябре 1683 г. Саравия умер, и на его место был назначен Эспланья, который ранее уже был на Гуаме. Он начал свою деятельность с того, что решил укрепить власть испанцев на других островах Марианского архипелага. 22 марта 1684 г. Эспланья послал вооруженный отряд на Тиниан, а затем на Сайпан, где была учинена настоящая резня.
Отправив, однако, значительную часть войск на острова, Эспланья ослабил свои позиции на Гуаме, чем не замедлили воспользоваться островитяне.
Восставших возглавил местный житель по имени Яра, который после крещения получил имя Антонио Яра. В воскресенье 23 июля 1484 г. Яра во главе отряда из тридцати человек неожиданно напал на испанцев, идущих к мессе. Губернатор Эспланья был ранен. Другие группы островитян атаковали форт и миссионерский дом. В это же время один из вождей, Ритидиан, был послан на остров Рота за подкреплениями. Вскоре более семидесяти каноэ с жителями Роты прибыли на помощь восставшим.
Весть о восстании на Гуаме быстро распространилась на острова архипелага. Жители Сайпана, где в то время находился испанский отряд, осуществлявший карательную экспедицию, напали на него и вынудили испанцев уйти с острова. В одном из сражений был убит Яра, но оставшиеся без вождя островитяне продолжали борьбу. Окончательно подавить очаги сопротивления на острове испанцам удалось лишь к июлю 1695 г.
Таким образом, англичане прибыли на Гуам в беспокойное для испанцев время. К их большому удивлению, испанские власти на Гуаме оказали им хороший прием, быстро снабдив всем необходимым для продолжения плавания. По-видимому, это объяснялось желанием губернатора острова поскорее избавиться от опасных гостей, поскольку на остров в ближайшее время должен был прибыть галион, о чем англичане и не подозревали.
Следующей остановкой был остров Минданао (Филиппины), где англичан встретили необычайно радушно. Хотя одежда на них висела лохмотьями, лица были покрыты щетиной, они были англичанами, а не голландцами и испанцами, с которыми островитяне уже были хорошо знакомы. Это и определило теплоту встречи, помимо природного радушия островитян.
«Самые бедные и ничтожные из нас, – писал Дампир, – могли с трудом пройти по улицам. Нас даже силой заставляли войти в их дома, чтобы угостить. Угощение составляли мясо, орехи, табак, сладкая вода. Жители казались искренними и простыми и так мило предлагали свои дары, что общение с ними было очень приятным. Когда мы входили в их дома, они всегда превозносили англичан, говоря, что англичане и они едины. Это они подтверждали очаровательными жестами, складывая руки. Говоря же о голландцах и испанцах, они широко разводили руки и с презрением встряхивали ими».
Сван был очень доволен пребыванием на острове. Все свое время он проводил при дворе султана, где в его честь каждую ночь устраивались празднества с танцами девушек. У него возникла идея создать торговую факторию на острове, благо у него имелись деньги еще от продажи товаров буканьерам. Сван почти не появлялся на корабле, сибаритствуя на берегу. Его тщеславию льстило, что во время еды два музыканта услаждали его слух. На корабле Сван появлялся только для того, чтобы наказать кого-либо из провинившихся матросов.
Недовольство команды своим капитаном росло. Взрыв гнева вызвало сообщение корабельного канонира, убиравшего в отсутствие Свана его каюту, о «черном списке», в котором содержались фамилии тех, кого капитан собирался наказать. Команда, возглавляемая Джоном Ридом, потребовала немедленного возвращения Свана на корабль, грозя в противном случае уйти в море без него.
Хотя Дампир не считал, что Рид лучше Свана, он присоединился к большинству, поскольку понимал, что Сван решил остаться на острове, боясь вернуться на родину, где его ждало наказание за пиратство, а Дампир хотел закончить свое кругосветное плавание. «Если бы капитан Сван даже пришел на корабль, – писал Дампир, – то он никогда бы не смог ни восстановить себя в правах капитана с необходимым для этого благоразумием и достоинством, ни переждать, пока утихнет недовольство. Итак, мы оставили капитана Свана и 36 человек команды в городе».
Рид стал капитаном «Сигнита», а Тит – его помощником. Дампир держался в тени, поскольку было известно о его дружеских связях со Сваном.
Буканьеры бесцельно блуждали в водах Сиама, а затем отправились на север, к Кантону. У Дампира зрела мысль сбежать с «Сигнита» на какой-нибудь ост-индский корабль. Как Дампир замечал в своем дневнике, его «достаточно утомила эта сумасшедшая команда». Но случай не представлялся, и Дампир остался на корабле, «полагая, что чем дальше мы будем плыть, тем больше знаний и опыта я получу, что я считал своей главной задачей».
Конечно, Дампир видел много необыкновенного в этой части света: обычаи и церемонии неведомых европейцам народов, удивительный природный мир. Он подробно описывал в своих дневниках такие диковинки, как хлебное дерево, лимоны, плоды манго, кокосовые орехи. Бананы были еще неизвестны в Европе. Дампир так, например, описывал бананы: «Небольшой, в половину длины пизанга[23]23
Пизанг (малайск.) – сорт банана, растущий в тропических странах Азии. В отличие от других сортов бананов обычно употребляется после термообработки. – Прим. ред.
[Закрыть], но более сладкий и мягкий, менее сочный, еще более тонкого вкуса». «Банан, я берусь утверждать, – продолжал Дампир, – король среди всех плодов, не исключая и самого кокоса… Он так превосходен, что испанцы дают ему преимущество в сравнении со всеми другими плодами как самому полезному для жизни. Он вырастает длиной в 6 или 7 дюймов, толщиной в руку человека. Кожура мягкая и желтеет при созревании плода… Плод не тверже, чем масло зимой, и такого же желтого цвета, как оно. Вкус у него тонкий, и он тает во рту, как мармелад».
Так, «кое-как тащась», по выражению Дампира, корабль Рида попал в зону действия тайфуна, который отогнал его далеко на юг. Вследствие этого случая Рид и его команда стали первыми англичанами, побывавшими у берегов Австралии – Новой Голландии, как ее тогда называли. Голландцы до той поры уже не раз посещали западный и северный берега пятого континента, но они думали, что эта земля – продолжение Новой Гвинеи. Они также понятия не имели о восточном береге континента, который обнаружил Джеймс Кук спустя почти 100 лет.
Англичане высадились на бесплодном берегу австралийского материка 5 января 1688 г. Это произошло в месте, находившемся недалеко от современного залива Дампира и архипелага Буканьеров к западу от Дарвина, на 16° 15' ю.ш. Англичанам, как и до них голландцам, не понравилась ни увиденная земля, ни ее жители, с которыми они не могли установить никаких контактов. Аборигены, как писал Дампир, «скалили зубы, подобно обезьянам», и кричали «гурри, гурри» глухими голосами.
«Жители этой страны, – писал позднее Дампир, – самые жалкие люди на свете. Готтентоты Мономотапы[24]24
Мономотапа – государственное образование народов банту (XIV–XVII вв.) в междуречье Замбези и Лимпопо. – Прим. ред.
[Закрыть] хоть и отвратительные люди, но сравнительно с этими просто джентльмены; эти не имеют домов, одежды, овец, рогатого скота, фруктов, страусов и т. п., тогда как у готтентотов все это есть, и по всему своему образу жизни мало чем отличаются от зверей. Они высокие, узкокостные, с тонкими длинными конечностями». У них большие головы, покатые лбы и огромные брови. Их веки всегда полуопущены, чтобы не дать мухам влететь в глаза. Мухи здесь столь надоедливы, что от них невозможно отделаться; они лезут в ноздри и в рот, если губы не очень плотно сжаты. Так, с младенчества досаждаемые этими насекомыми, они никогда не открывают широко своих глаз, как другие люди, и поэтому они не могут смотреть вдаль, не вскинув головы, как если бы они смотрели на что-то, находящееся над ними. У них большие носы, приятные полные губы и широкие рты. Два передних зуба на верхней челюсти отсутствуют у них всех, мужчин и женщин, молодых и старых; вырывают ли они их, я не знаю; у мужчин никогда не бывает бород… У них нет жилищ, и они спят на открытом воздухе, ничем не укрытые. Земля – их ложе, небо – их полог… Их единственная еда – мелкие рыбешки. У них нет приспособлений, чтобы ловить крупных рыб…»
Дампир отметил, что оружие австралийских аборигенов так же примитивно, как и их еда и одежда, и состоит из деревянных дротиков, заостренных на конце, и деревянных мечей, «выглядевших как сабля». Возможно, это были бумеранги, ведь Дампир никогда не видел их в действии.
Несмотря на весьма нелестный отзыв Дампира об австралийских аборигенах, нельзя не заметить, что он за короткое время наблюдения за ними вполне правильно подметил их основные антропологические черты. Современные антропологи указывают на те же признаки: высокий рост, стройность тела, узость костей рук и ног.
Англичане покинули австралийские берега 12 марта 1688 г., уйдя в Индийский океан.
Дампира вновь охватило желание уйти с корабля от деспотической власти Рида и беспробудного пьянства команды. Когда корабль достиг Никобарских островов, расположенных недалеко от Суматры, Дампир попросил Рида отпустить его на берег. Капитан согласился, но едва лодка, где находился Дампир, достигла берега, как ее догнал Тит с приказанием Рида вернуться на корабль под вооруженной охраной.
По возвращении Дампир нашел команду корабля в состоянии крайнего волнения. Корабельный врач Коппингер и один из матросов, Холи, потребовали, чтобы и их отпустили на берег, но капитан отказался это сделать, поскольку команда не могла остаться без врача. Тогда Коппингер с мушкетом в руке спустился в лодку, находившуюся у борта корабля. Но тут же в лодку прыгнули несколько матросов. Они разоружили врача и доставили назад на корабль. После этого Рид обещал Дампиру и Холлу отпустить их на берег вместе с несколькими малайцами, которых Рид не хотел держать на борту корабля. Кто-то из дружески расположенных к Дампиру членов команды бросил им в лодку топор, чтобы они могли защищаться, если местные жители будут к ним враждебны. С этим оружием в руке Дампир вышел на берег. «Была прекрасная лунная ночь, когда мы высадились. Поэтому мы шли по песчаному берегу, чтобы наблюдать, когда наш корабль уйдет, не считая себя в безопасности на новом месте, пока это не произойдет. Около 11 или 12 часов мы увидели, что корабль поднял паруса, и тогда мы вернулись в жилища туземцев и легли спать. Это было 6 мая».
На следующее утро Дампир обменял топор на каноэ. Он и его спутники вместе с их багажом сели в лодку. Метрах в тридцати от берега каноэ перевернулось, пассажиры и их багаж оказались в воде. Правда, было неглубоко. Дампир и его спутники вытащили вещи на сушу. Несколько дней они сушили свои пожитки, пытались переделать каноэ в морской катамаран. Большинство морских карт, имевшихся у Дампира, было безнадежно испорчено, но дневник он все-таки сумел высушить. Кроме дневника и нескольких книг, скорее всего морских атласов, у него из вещей остался только компас.
Дампир и его спутники поплыли в Аче, находившийся на северном побережье Суматры, в 150 милях от места их высадки. Это было самое тяжелое путешествие, какое когда-либо предпринимал Дампир.
«Было 15 мая 1688 г., около четырех часов пополудни, – писал Дампир, – когда мы покинули Никобарские острова, держа путь к Аче. Нас было всего шесть человек, два англичанина и четыре малайца, которые родились в Аче. 18 мая подул свежий ветер, небо начало покрываться облаками». В полдень Дампир хотел определить по солнцу место их нахождения, но сделать это не удалось: солнце плотно закрыли облака. После полудня ветер продолжал усиливаться, бурно заходили волны. Каждая из них грозила потопить лодку. В ней уже было много воды, приходилось все время ее вычерпывать. «Вечер 18 мая был гнетущим, – продолжает Дампир. – Небо было очень черным, покрытым тяжелыми облаками, дул сильный ветер, по морю шли высокие волны. Море бросало в нас белой пеной, темная ночь окутала нас, нигде не было спасительной земли, а наш маленький ковчег, казалось, вот-вот накроет набежавшая волна… Я подвергался многим большим опасностям, о некоторых из них я уже упоминал, но худшая из всех них была не более чем детской игрой в сравнении с тем, что происходило. Я должен, к своему стыду, признаться, что в то время не мог собраться с мыслями. Другие опасности не приходили ко мне с такой спокойной и ужасной торжественностью. Неожиданное нападение, бой или что-либо в этом роде, когда льется чья-то кровь и все рвутся вперед, обуреваемые страстями, – это совсем не то. Но здесь я смотрел томительным взглядом на приближающуюся смерть и почти не имел надежды избежать ее. Я должен признаться, что мое мужество, которое я до этого еще сохранял, покинуло теперь меня… Около 10 часов начался ливень с громом и молниями. Но дождь был приятен для нас, поскольку совершенно иссякли запасы пресной воды, которую мы захватили с собой. Ветер, дувший сильно, постепенно стал более умеренным, и море тоже успокоилось. И когда мы посмотрели на компас, то с удивлением обнаружили, что по-прежнему идем на восток… Но около двух часов утра 19 мая опять налетел сильный ветер с дождем, который лил до рассвета… Было очень темно. Сильный ливень промочил нас до нитки» ’ Наконец через пять дней плавания Дампир и его спутники добрались до Аче.
Малайцы, находившиеся с Дампиром, помогли ему и Холлу устроиться у местных жителей. Оба англичанина были совершенно истощены и страдали от малярии. Затем на них свалилась новая напасть – дизентерия. Малярия также продолжала сильно трепать их. Единственным средством снизить жар считалось кровопускание. Дампир хотел сам сделать себе операцию, но лезвие его ножа оказалось очень тупым. Счастье, что он еще не получил заражения крови.
Как только Дампир смог встать на ноги, он опять пустился в путь. Дружески к нему расположившийся ост-индский купец, капитан Уэлдон, предложил Дампиру командование кораблем, если он согласится плыть в Тонкин. Дампир согласился и отправился в плавание. Он прошел через Малаккский пролив, миновал Сингапур, в то время безлюдный остров, на который никто не обращал внимания.
Записки о плавании в Тонкин и обратно не вошли в «Новое путешествие вокруг света», поскольку книга была и так достаточно объемистая. Но после того как книга имела большой успех у читательской публики, издатель Дампира попросил его написать дополнительный том, куда и вошли эти записки, написанные очень ярко. Путешествие в Тонкин было очень интересным для Дампира; он увидел много нового для себя в этой древней стране.
Там Дампир случайно встретил некоего Эдварда Бэрлоу, который служил помощником капитана на судне «Рейнбоу» («Радуга»), возвращавшемся в Англию. Дампир отдал Бэрлоу пакет, в котором находилась часть дневника Свана, чтобы владельцы «Сигнита» узнали, что случилось с их капитаном и кораблем. Но Дампир больше никогда не слышал об этом пакете, потому что, как потом стало известно из опубликованного дневника Бэрлоу, он потерял ящик, где находились эти бумаги. Дампир вернулся в Аче в марте 1689 г. В течение нескольких недель он был сильно болен, а когда поправился, совершил короткое плавание в Малакку с контрабандным грузом опиума. Затем Дампир плавал в Мадрас, а вернувшись, устроился главным пушкарем в форт, принадлежавший фактории Ост-Индской компании в Бенкулу на западном побережье Суматры. Это нетрудно было сделать, ибо вследствие губительного для европейцев климата почти все солдаты гарнизона умерли. Вступив в должность, Дампир разработал детальный план перестройки форта на случай обострения в дальнейшем отношений с голландцами. Но постоянно пьянствовавшего губернатора форта этот план не заинтересовал.
Шел 1690 год. Дампир уже двенадцать лет находился в путешествии. Надо было возвращаться на родину. Все, что имел Дампир, – это дневник, спрятанный в бамбуковую палку, и «раскрашенный принц» – мальчик-раб по имени Джоли, которого ему подарил знакомый капитан. Джоли был редкой находкой, так как был татуирован с головы до ног причудливыми геометрическими изображениями, «очень курьезными, с нескончаемыми вариациями линий, красочная работа, очень искусная, даже удивительная, особенно на лопатках», – писал Дампир. Дампир собирался зарабатывать на мальчике деньги, демонстрируя его в Англии, если только сумеет благополучно довезти «раскрашенного принца» до Лондона.
Проблемой было, как им обоим удрать из Бенкулу. Некий капитан Хит согласился взять их на корабль, но губернатор не желал отпускать опытного пушкаря. Но уже ничто не могло остановить Дампира в его желании вернуться домой. Узнав, что корабль готовится к отплытию, Дампир и Джоли под покровом темноты выползли через отверстие для пушки в стене форта, сели в лодку, находившуюся у берега, и приплыли к кораблю. «Я захватил, – пишет Дампир, – дневник и большинство своих бумаг, но некоторые бумаги и книги я оставил в крепости, а также всю свою мебель» (непонятно, что Дампир имел в виду: какая мебель у этого вечного скитальца!).
Всякий, кто провел какое-то время в Бенкулу, заболевал либо дизентерией, либо тифом. Поэтому в течение всего пути через Индийский океан Дампир и все, кто был на борту корабля, беспрерывно болели. Они так ослабели, что не могли встать на якорь в Кейптауне. За них это сделали голландцы, которые жили там и хорошо зарабатывали, оказывая подобные услуги измученным плаванием или болезнями командам заходивших в порт кораблей, а также поврежденным судам.
Дампир был очень болен, но когда поправился, немедленно отправился знакомиться с неизвестным ему местом. Он принял участие в короткой экспедиции на север от Кейптауна, в район, населенный готтентотами, находившимися почти на том же уровне развития, что и австралийские аборигены, но в отличие от последних уже обращенных в рабство. Их жилища были самыми убогими из тех, что приходилось видеть Дампиру: жалкие хижины высотой примерно в три метра, крытые хворостом и тростником, похожие на копны соломы. «Они оставляли лишь небольшое отверстие высотою в три-четыре фута, через которое вползали и выползали, – писал Дампир. – Но когда ветер дул в этот выход, его закрывали и делали другой, на противоположной стороне. Они разводили огонь посередине помещения, и дым выходил из щелей во всех частях жилища. У них не было постелей, они ложились на ночь прямо у огня…»
