Текст книги "Обед, согревающий душу"

Автор книги: Ким Чжи Юн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Вы в порядке? Не поранились? Давайте я отвезу вас в больницу!

– М-м-м…

– Вы не можете говорить? А как дышите? С дыханием все нормально? Что же вы так побежали прямо на красный свет… Чуть не случилась беда. Давайте я вызову скорую!

Волосы Чони наполовину растрепались, лицо было все в ссадинах, а возле глаз красовалось несколько синяков. Глядя на девушку, Ынсок сразу почувствовал, что здесь что-то не так. Он придержал Чони, которая попыталась встать, и ее глаза тут же наполнились слезами. Не прошло и пары мгновений, как она уже в голос рыдала перед ним, словно внутри прорвало плотину слез. Даже закрыв глаза, Чони продолжала видеть перед собой лицо дочки, обнимая которую провела все эти дни. Все так же ощущала мягкость пушистых волос малышки, прижимающихся к ее шее.

Глаза Ынсока тоже увлажнились. Он и сам не мог понять, почему, глядя на Чони, ему захотелось плакать. Она содрогалась от рыданий, и он поднял руку, чтобы утешительно похлопать ее по спине, но так и не посмел прикоснуться.

– У вас точно все хорошо? Поехали в больницу. Где у вас болит? Скажите хотя бы, где…

Но Чони вдруг оттолкнула Ынсока и бросилась бежать. Она все бежала и бежала, пока ноги опять ни привели ее в парк Марронье. Там она наконец остановилась и попыталась отдышаться. Внутри все клокотало, словно ее вот-вот разорвет на части. Тело ощущало непривычную легкость, даже пустоту. Казалось, она второй раз осиротела.

Чони взглянула на небо. На ближайшей ветке дерева она заметила гнездо и двух птичек.

– Повезло вам. У вас хотя бы есть солома, чтобы свить гнездо.

Она опустила голову и расплакалась. Она плакала, потому что грудная клетка больше не чувствовала давления и тяжести, а плечи не ныли. Плакала потому, что ее теплого комочка больше не было рядом.

– Она еще ревет. Разве ты имеешь право на эти слезы? – грубо упрекнула она себя и, поджав губы, проглотила подступивший к горлу комок.

Неожиданно она почувствовала, как открытой между ботинком и джинсами голой полоски кожи коснулось что-то теплое.

– Мяу.

Это была трехцветная кошка с белыми, рыжими и бурыми пятнами на шерсти. Она терлась головой о ногу, выпрашивая еду. Судя по тому, что ее пушистый белый живот сильно провисал, кошка была беременна. Она сверкнула черными глазами и села, выпрямив передние лапки. Чони плакала, а кошка смотрела на нее, не отводя взгляда, будто пыталась утешить.

* * *

«Прошла уже неделя с малышкой. Однако ее мама крепкий орешек. Держится. Мне в свое время и дня хватало, чтобы до смерти соскучиться по ребенку. Все-таки молодежь сейчас совсем другая. А ведь то, что ты из поколения эм-зи[40]40
  Поколение MZ – собирательный термин для «поколения M (миллениалов)», родившихся в период с 1980 по 1994 год, и «поколения Z», родившихся в период с 1995 по начало 2000-х годов. По мнению социологов, людей, родившихся в это время, отличает особый индивидуализм и желание жить только для себя.


[Закрыть], совсем не значит, что материнская любовь в тебе не проснется. Ведь и так понятно, что ты откуда-то наблюдаешь за нами, умываясь слезами…» – размышляла Кымнам.

Девочка в слинге за спиной у Кымнам уже привыкла к этому положению и теперь удивленно разглядывала свои руки.

– Ох, лапешки у тебя… как маленькие листики папоротника. Все глядишь на них и удивляешься? Интересно, что ты будешь делать этими руками, когда вырастешь? Ой, совсем забыла! Я же вчера получила свежий папоротник.

Кымнам начала готовить еду на вечернюю продажу. Только она полила кунжутным маслом ошпаренные кипятком стебли папоротника, раздался звон ветряного колокольчика, подвешенного к двери.

Дзинь! – и Кымнам выскочила из кухни. Однако в магазине никого не было. Она сделала вид, что возвращается к делам, а сама юркнула за витрину и присела, прячась от чужих глаз.

– Тсс! Если хочешь увидеть маму, сиди тихонько.

Через десять минут у нее онемели ноги. Казалось, еще чуть-чуть – и их сведет судорогой. Кымнам вместе с висящим за спиной ребенком выглянула из-за витрины. Не зашел ли кто в магазин? Все посетители знают, что во время перерыва коробочки с обедами не купить, а значит, это может быть только она! Наверняка долго не решалась войти, ну конечно! Кымнам чувствовала, что в этот раз интуиция ее не подвела.

Но, увы, никто не появился. За исключением ноющей боли в ногах, которая вскоре дала о себе знать. И до самой вечерней продажи в магазин так никто и не заглядывал.

– Она точно была здесь…

Хлопотавшая на кухне Кымнам, едва заслышав колокольчик, стрелой выбежала в зал.

– Пришла!

– Не пришла, а пришел. Я яйца вам привез.

– А, ошибочка…

Ынсок поставил упаковку яиц и, глядя на разочарованное лицо Кымнам, поинтересовался:

– Вы кого-то ждали? Смотрю, сегодня тоже сидите с крохой?

Он посмотрел в черные глаза малышки, и ему показалось, что он уже где-то видел их. Эти глаза почему-то напомнили ему о той встрече.

– Надо же, как похожи… – пробормотал он, принимая стакан сикхе из рук Кымнам.

– Совсем забыла в прошлый раз угостить тебя. Освежись. Но про что ты? Кто на кого похож?

– Спасибо, выпью с удовольствием. Да дело в том, что несколько дней назад я чуть не сбил девушку на соседней улице. А эта малышка мне показалась очень похожей на нее. Но это вряд ли, конечно.

– Да? Опиши ее.

– Красивая, – выпалил Ынсок, словно сообщал само собой разумеющийся факт.

– Красивая?!

Ынсок смущенно улыбнулся, и Кымнам рассмеялась:

– А еще?

– Очень худая. Сразу захотелось ее накормить.

– Что еще помнишь?

– Еще захотелось отвезти ее в больницу. Потому что все лицо покрывали синяки и ссадины.

Вот это да. Вот как разворачиваются события. Кымнам улыбнулась, предвкушая интересный поворот. Она больше не спрашивала, а Ынсок все продолжал описывать девушку:

– На ней была джинсовая рубашка, вся рваная. И еще она расплакалась передо мной. Прямо как ребенок, в голос. Я хотел ее как-то утешить, похлопать по плечу, но не смог прикоснуться к ней. Словно бы не имел права, не разобравшись, лечить ее травму.

– Значит, влюбился с первого взгляда?

– Да… Что?!

– Она скоро обязательно объявится. Вот увидишь.

– Нет, подождите. Я не говорил, что влюбился. Вы неправильно поняли! Спасибо за напиток. Я пойду!

Ынсок залпом опрокинул стакан и вышел из магазина. То, как он аж вспотел от смущения, напомнило Кымнам поведение главного героя какой-нибудь молодежной манхвы. Героя, в жизни которого случилась первая любовь.

– У, каков! Выглядит тихоней, а у самого-то, поди, страсти внутри кипят. Славный мужчина… Ну что, малышка, твоя мама носила джинсовую рубашку? Говорят, та девчушка очень на тебя похожа. Но правы ли мы?.. Поживем – увидим!

Кымнам взяла один из контейнеров с обедом и маркером подписала его: «Для Хынмина». Хынмин был единственным подростком в этом районе, который не переживал кризис переходного возраста. И он был постоянным покупателем магазинчика ланчей.

Около шести вечера клиенты выстроились в очередь.

Примерно в то же время в заведение зашла одна девушка. Кымнам сразу обратила внимание на ее страшную худобу, которую прикрывала рваная джинсовая рубашка. Значит, все-таки?.. Опухшие красные глаза выдавали, что девушка недавно сильно плакала. Но решающим доказательством стало кое-что другое. Едва девушка зашла в магазин, не бросив и взгляда на витрину с обедами, она мгновенно нашла глазами ребенка и продолжала коситься в его сторону. Все сомнения тут же улетучились. Но Кымнам не торопилась. Боясь, как бы девушка не сбежала, старушка оставалась невозмутимой и действовала очень осторожно. Видимо, девушке хотелось насмотреться на ребенка, поэтому она встала в самый конец очереди. Только после того, как Кымнам обслужила всех клиентов, она спокойно пробила на кассе обед, который выбрала Чони.

И вдруг схватила девушку за запястье:

– Вы, видимо, за сокровищем?!

Так Чони угодила прямо в руки Кымнам. Та крепко держала ее, не думая отпускать. Запястье девушки было таким тощим и твердым, что у старушки заболела ложбинка между большим и указательным пальцами.

– Извините меня, пожалуйста. Я просто…

– Не болтай лишнего, а ну-ка, за мной!

Чони с ужасом представила, как сейчас ее отведут в полицию. А раз она в розыске, скорее всего, наказание ужесточат. Что же тогда станет с ее ребенком? Судя по фильмам, в таких случаях малыши отправляются в тюрьму вместе с родителями. Но имеет ли она право забрать дочку с собой? У Чони закружилась голова. Кымнам так крепко вцепилась в запястье девушки, что даже вены на руках вздулись.

Они ушли направо от парка Марронье, обогнули его и повернули налево, оказавшись в Ихвадоне. То тут, то там виднелись высокие каменные лестницы. Миновав один из поворотов, они оказались у полицейского участка. Чони с ужасом осознала, что не ошиблась.

– Прошу вас, не надо. Если меня схватит полиция – это конец. Я заберу малышку. Извините. Пожалуйста, всего разок закройте глаза на эту ошибку.

– Да говорю же, не болтай глупостей, топай за мной!

И Кымнам потащила Чони еще дальше.

Дверь открылась, и в нос ударил сладковатый запах молочной смеси, а еще едва заметный аромат кондиционера для белья, который источало вывешенное после стирки одеяло. На шкафчике для обуви стояло фото с кадром из фильма «Римские каникулы», на котором Одри Хепберн упоительно поедала джелато.

На бежевом замшевом диване лежало укулеле, на которое Чони сразу обратила внимание. Казалось, на нем буквально только что кто-то играл.

На столе с едва заметным волнистым узором текстуры дерева стояла фотография, где эта же старушка с нежностью держала под руку некую женщину, скорее всего, свою дочь.

Все это время Кымнам не отдавала малышку, держа ее при себе, словно заложницу. Но как только положила ребенка на стол, Чони тут же заключила дочь в свои объятия. Кымнам не переставала удивляться, как эта девушка вообще продержалась целую неделю. Пока они миловались друг с другом, Кымнам отправилась на кухню. Она открыла створку над раковиной, вытащила и замочила сушеную морскую капусту[41]41
  Здесь подразумевается особый вид водорослей миёк. Из него варят суп миёккук, который помогает женщине восстановиться после родов и который корейцы по традиции едят на свой день рождения.


[Закрыть], после чего достала из морозилки икру морских ежей. Это были ежи, доставленные прямиком с острова Чеджу. Едва получив посылку, Кымнам сразу поместила их в морозильную камеру, и теперь, оттаивая, они заполняли кухню свежим запахом моря.

Она плеснула в кастрюлю кунжутное масло, бросила немного мелко нарубленного чеснока и обжарила морскую капусту. Когда масло зашипело, Кымнам подлила воды, а после закипания щедро добавила икры ежей. Когда оранжевая икра склеилась в небольшие комочки, она ложкой размешала содержимое и добавила соевый и рыбный соусы. Суп был готов.

Кымнам поднесла ложку ко рту и попробовала блюдо.

– Оу, экселлент![42]42
  Excellent – превосходно (англ.).


[Закрыть]

Пока Кымнам варила суп, за спиной несколько раз прозвучали обещания больше ни за что не расставаться. Вот и правильно. То-то и оно. Видать, молодая мамочка многое переосмыслила за это время.

– Бери ложку! Скорее садись и ешь.

Это все, что сказала Кымнам, от которой Чони ждала лишь упреков.

На столе стоял щедро сдобренный икрой миёккук, рис с пулькоги, салат из шпината и жареный батат…

Кымнам протянула ложку поникшей Чони, которая сидела за столом, втянув голову в плечи. Но та не прикоснулась к ней.

– Ешь, говорю, – попеняла ей Кымнам. – Остынет и будет невкусно. Как ты собираешься растить ребенка, если сама кожа да кости?!

Деревянной ложкой Чони зачерпнула суп, от которого медленно поднимался горячий пар, и сделала глоток. Это было блаженство. Еще никто и никогда не варил для нее миёккук. Она понятия не имела, когда у нее день рождения, но в этот миг казалось, что этот день – сегодня.

– Ешь-ешь! Не клюй как цыпленок.

Кымнам подложила кусочек говядины сверху на заполненную доверху плошку риса, стоявшую перед Чони.

– И мясо давай ешь. И шпинат. Кормящая мама должна хорошо питаться. Что? Не любишь икру? Это мне подруга прислала с Чеджу, я поделилась с ней предчувствием, что скоро встречусь с мамочкой малышки. Икра морских ежей очень полезна для недавно родивших женщин. Я и сама бы с удовольствием поела, но сдержалась. Отложила для тебя… Что же, совсем не по вкусу?

– Э-э…

– И все-таки поешь хоть чуть-чуть. Давай, набери еще ложечку и прожуй.

Чони и мечтать не смела о таком обычном по меркам других ужине. Когда к тебе так нежны и так тебя утешают, а потом поучают и отчитывают, твердя, что надо больше есть. Кымнам подарила ей это, и Чони была так счастлива и благодарна.

– Простите меня. Извините. Я совершила огромную ошибку. Вы, наверное, были ошарашены. Я так виновата… – наконец заговорила Чони, которая просто не смела прикоснуться к еде с этого шикарного стола.

– Ладно-ладно. Я поняла. Энивэй[43]43
  Anyway – так или иначе (англ.).


[Закрыть], теперь просто ешь. Наедайся до отвала. У меня и добавка есть. Еды много.

И без лишних слов, по одним красным от лопнувших капилляров глазам девушки, было ясно, как она настрадалась за это время.

* * *

Положив малышку между собой, Чони и Кымнам вместе легли спать. Перед сном Чони все рассказала о своей жизни. И как жила в приюте, и как встретилась с отцом ребенка, и как оказалась в розыске. Поделилась и тем, как в одиночку рожала дочь и как ночевала с ней в ближайшем парке. Что ноги привели ее к беби-боксу, но оставить малышку там она не смогла, осознав, что в таком случае больше никогда ее не увидит. Как в слезах уходила оттуда. Слушая этот рассказ, Кымнам гладила Чони по руке, словно пыталась поддержать ее и похвалить за то, что та выдержала столько испытаний, которые свалились на ее хрупкие плечи.

На рассвете Кымнам встала раньше всех. Малютка еще спала крепким сном. Старушка взглянула на спящую Чони и заметила, что на ее лбу выступил холодный пот. Кымнам прикоснулась ко лбу девушки – тот был горячим. Видимо, она наконец-то выдохнула, и тело позволило себе дать слабину.

«Вот и правильно. Теперь можно и поболеть…»

Кымнам намочила белое полотенце и только положила его на лоб Чони, как та открыла глаза.

– Бабушка…

– Зови меня просто «госпожа Чон». Закрывай поскорее глаза. Поспи еще. Для тебя сейчас нет лучшего лекарства, чем сон и плотный обед.

– А…

– Пока не найдешь, где жить, оставайся у меня. Даже не думай убегать. Но не сильно обольщайся, это не бесплатно. Будешь помогать мне в магазине: чистить чеснок и лук!

Похожая на диковатую, сторонящуюся людей дворовую кошку Чони поблагодарила Кымнам и тут же провалилась в сон.

* * *

Они встретились поздней осенью, а теперь готовились вместе встречать зиму. За это время Чони поправилась на пять килограммов. Вместе с Кымнам они каждый будний день открывали и закрывали двери «Изумительного ланча». Когда Кымнам отрывала головки пророщенных соевых бобов, сопровождая процесс шутками и прибаутками, Чони всегда смеялась. А когда хозяйка заведения мелким почерком выводила слова поддержки на своих фирменных записках, сердце Чони неизменно трепетало. Она добровольно сдалась полиции и ждала суда. Теперь Чони готовилась смело глядеть в глаза миру.

– Госпожа Чон! Точнее, кэптэн![44]44
  Captain – руководитель, командующий (англ.).


[Закрыть] Вы помните, что я сегодня отпрашивалась на полдня? – уточнила Чони, стоя с малышкой за спиной напротив покрытого изморозью окна «Изумительного ланча».

– Конечно! Сегодня у нашей Хвадон[45]45
  Многие родители в Корее дают своим детям неофициальные прозвища, которыми зовут их до рождения или официального имянаречения. В данном контексте это неофициальное имя может иметь два значения: 1) «примерение, воссоединение»; 2) производное от названия района Хэхвадон.


[Закрыть] появится имя!

– А я бы с удовольствием так и оставила – Хвадон с Хэхвадон!

– Ну ты что? Малышку потом засмеют, скажут, что за старомодное имя! Надо назвать как-то элегантно: Хепберн, Скарлетт… Имя должно быть не корейское, а международное!

Малышка вдруг заливисто захохотала.

– Гляди-ка, вон как ей понравилось! – хихикнула Кымнам.

– И все же… Для меня, точнее, для нас этот район имеет большое значение.

Прикрыв слинг тонким мягким покрывалом, Чони открыла дверь магазина и направилась в районную администрацию.

Холодный воздух ворвался в магазин. Кымнам вышла помахать Чони вслед рукой. Едва та скрылась за поворотом, к магазину подъехал грузовик Ынсока.

– А все, мистер Доставщик. Поезд уехал!

Ынсок пулей вылетел из грузовика:

– Как? Куда? Неужели Чони съехала от вас?

– Хи-хи! Да нет. Говорю, ушла уже Чони в администрацию, имя нашей Хвадон давать. А чего ты так всполошился? Боишься, что ее может ветром сдуть? Напоминает тебе живущую на небесах фею?[46]46
  В корейском фольклоре часто встречаются сюжеты о небесных жителях, в том числе феях, которые ненадолго спускаются на землю, а потом возвращаются в небесную страну.


[Закрыть] Твое волнение только подтверждает, что она тебе приглянулась. И чего отрицать? – подтрунивала Кымнам со смехом.

Все-таки мало что может быть увлекательнее, чем наблюдать за чьей-то безответной любовью!

– Говорю же, это не так. Я просто яйца вам привез.

– Ага, так я и поверила. С тех пор как Чони появилась здесь, ты стабильно привозишь мне только по одной упаковке. Как это объяснить? Мало того, привозишь и утром, и вечером! К чему эти сложности, если можно сразу все отдать?

– Ох, госпожа Чон…

Довольно широкие, хоть и без двойного века, добрые глаза делали его похожим на котенка.

При этом сегодня он особенно напоминал Кымнам актера Чон Хэина.

– Ты парень видный. Давай, позови ее как-нибудь на ужин. Наша детка Хвадон с семи часов вечера до самого утра спит не просыпаясь. Ой, только в будни не получится. По вечерам Чони ходит на занятия по дизайну ногтей. Я уж пригляжу за малышкой, а ты пригласи Чони куда-нибудь да накорми чем-нибудь вкусным.

– Чем-нибудь вкусным? Хм, тогда, может, позвать ее поесть суп ёнпотхан с морскими ушками? Он полезен для здоровья.

– Пасту! Стейк! – Кымнам хлопнула недогадливого Ынсока по спине. – Мистер Доставщик, ты вообще собираешься ухаживать за Чони? Что толку, если лицо как у Чон Хэина. И голос Лим Ёнуна тебя не спасет, если в отношениях ведешь себя как евнух.

– Е… евнух? Госпожа Чон! – чуть не расплакался Ынсок.

Вскоре он покинул «Изумительный ланч», пообещав вернуться.

– Еле живой от переживаний, а упаковку яиц все же только одну оставил. Надо будет завтра еще его подразнить, хе-хе-хе! – Кымнам коварно рассмеялась на весь магазин.

* * *

О Тыль – так назвала свою дочь О Чони. Имя это, если быстро произнести, звучало похоже на Одри, и Кымнам стала звать девочку именно так.

– Привет, О Тыль! – Кымнам обняла малышку, которая язычком трогала свои молочные зубки, напоминавшие белые рисинки, и широко улыбнулась ей. – Наша Одри. Какое же красивое имя мама дала тебе! Пусть жизнь твоя будет такой же красивой, как это имя. А имя очень влияет на судьбу, моя дорогая принцесса Одри.

Кымнам присела рядом с детской ванной, в которой купалась девочка. Та радостно заулыбалась, словно почувствовав, с какой любовью и заботой сейчас глядят на нее.

– У вас так спина разболится. Говорю же, давайте я ее искупаю.

– Так вот она какая – радость нянчить внуков… У моей Мунчжон не получается завести детей, и я уж думала, что никогда не узнаю, каково это. Оказывается, можно таять от счастья, просто глядя на внученьку. Да ведь, Одри?

– И все же давайте я сама закончу с купанием. Позвольте мне. – И Чони присела на корточки рядом с Кымнам.

– Ну да, в тесноте будем сидеть! Идите давайте, дамочка, не мешайте мне тут. И вот еще! Малышку уже надо укладывать, а тебе уж бежать на занятия по дизайну ногтей. Ты же сама говорила, что скоро экзамен и поэтому даже сегодня, в субботу, придется идти на курсы. Так что не утруждай себя. Иди отдохни хоть немного. На диване вон поваляйся.

– Да я полна сил. Подвиньтесь!

– Ах вот как! Ну тогда давай вместе.

Кымнам протянула руку и, набрав пригоршню теплой воды, брызнула в лицо Чони. Та попыталась увернуться, но Кымнам снова ловко обрызгала ее, и малышка, глядя на это, захохотала. Кымнам еще несколько раз плеснула воды, и вдруг Чони склонила голову.

– Что такое? Вода попала в глаза? Дай-ка погляжу.

Глаза Чони покраснели от подступивших слез.

– Мне страшно. Что, если меня отправят в тюрьму? И тогда я опять расстанусь с Тыль. Боюсь, все это счастье разобьется на осколки. Потому что сейчас я живу, словно в сказочном сне.

– Это что у тебя за сон такой, что аж страх берет?

– Ну, это все словно ненастоящее. То, что я так счастлива. И то, что ничего ужасного со мной не происходит. Все это, бабушка, благодаря вам.

Чони медленно подняла голову и взглянула на Кымнам.

– Просила же, не зови меня так! Ох, не зря говорят: ненужные тревоги только судьбу портят. Тебя же полностью допросили на прошлой неделе. Ты же все им сказала как есть: что ставила печать, ни о чем не ведая. Судьи учтут все обстоятельства. Ну а если вдруг ты действительно отправишься туда, я не оставлю нашу Тыль. Буду все это время заботиться о ней. Так что не переживай. Донт край, окей?[47]47
  Don’t cry, okay? – Не плачь, ладно? (англ.)


[Закрыть]

– Но дочка только научилась сидеть. А мне так хочется увидеть, как она встанет и как сделает первые шаги…

– Все ты увидишь. Ну а если даже и нет, велика беда. За всю жизнь еще насмотришься! Ребенку нужна не та мама, что поможет сделать первый шаг, а та, что покажет, как следует идти по жизни. Ты идешь правильной дорогой.

Проливая слезы, Чони ответила:

– Я не хочу, чтобы моя Тыль все время падала. Мне хочется самой научить ее ходить.

– Но падениям тоже нужно учиться. Тогда в следующий раз падать будет уже не так больно. И появится смелость подняться и идти дальше. Разве есть в мире хоть один человек, кто ни разу не падал?

Чони продолжала плакать, и Тыль, глядя на маму с бабушкой, наморщила личико.

– Гляди-ка, ребенок все зеркалит. Ты плачешь – и Тыль тоже. Ведь дети копируют даже наши скрытые от чужих глаз привычки. А вот если ты наберешься смелости, то и Тыль вырастет смелой девочкой. Думай об этом, и все выдержишь. Давай все-таки дождемся суда. Донт ворри, окей?[48]48
  Don’t worry, okay? – Не волнуйся, ладно? (англ.)


[Закрыть]

– Спасибо вам, – попыталась улыбнуться Чони, сдерживая слезы.

В этот момент глядеть на нее было действительно горько.

Чони обмазала кремом лежащую на полотенце дочку, хорошенько увлажнив ее и без того мягкую кожу, после чего приступила к массажу, вращая ее коленки, похожие на две персиковые косточки. Тем временем Кымнам на кухне развела молочную смесь.

– Чони, ты что, поменяла смесь? А ей такое можно? Ты тогда написала, что от других у малышки болит живот, и я не меняла производителя.

– Соврала…

– Что?!

– Только так я могла быть уверена, что вы будете кормить ее качественной, дорогой смесью, – смущенно улыбнулась Чони.

Кымнам с удивлением взглянула на девушку. Вот это да. Как продумано! И кто кого учит жизни… Налив молоко в бутылочку, Кымнам подошла к ним.

– Я покормлю ее, а ты собирайся на курсы.

– Извините. Я непременно отплачу за вашу доброту.

– Отплатит она. Вычту у тебя немного из зарплаты в этом месяце, делов-то. Ой, дак это же уже сегодня! Совсем забыла про зарплату.

Кымнам открыла ящик кухонного гарнитура и достала оттуда конверт.

– Я и так стольким вам обязана, а тут еще зарплата. Даже не знаю, могу ли я ее принять. Спасибо вам.

– Кто трудился, тот должен получить свои честно заработанные. Но я вычла из них за еду и жилье. Ладно бы еще платила тебе кучу денег, а так… Мне только неловко от твоей благодарности.

– Спасибо, – поклонилась Чони и вышла за дверь.

Получив сертификат специалиста по дизайну ногтей, Чони планировала попасть в какой-нибудь небольшой салон и начать принимать клиентов. Теперь она была готова встать на ноги и начать совершенно новую жизнь с дочкой. Заглянув в конверт с зарплатой, Чони вынула оттуда сто девяносто тысяч вон, а затем подумала и вытащила еще десять тысяч.

Выйдя к дороге, она двинулась в сторону улицы, которая вела к университету Сонгюнгван. Оказавшись на месте, она зашла в мотель, где жила вместе с малышкой. У стойки администратора никого не было. Чони подождала несколько минут, но хозяйка не появилась. Тогда девушка просто положила двести тысяч в окошко-полумесяц и вышла из мотеля. Наконец-то она почувствовала облегчение. Этим действием она утешала саму себя, ту, которая ничего не смогла ответить, когда хозяйка мотеля назвала ее нищенкой.

Улыбка заплясала на ее лице. Со спокойной душой Чони направилась на курсы. Рано убегающее за горизонт зимнее солнце окрасило Хэхвадон ярко-оранжевым закатным светом.

Бип-бип.

Сигнал клаксона грузовика прозвучал так мягко, словно Ынсок вложил в него всю свою искренность и уважение.

Чони обернулась.

– Чони!.. – раздалось из открывшегося окна.

– Здравствуйте.

– Сегодня суббота, а вы на занятия? Подбросить? Я уже закончил с доставкой.

Всего какие-то пара фраз, но Ынсок произносил их с паузами, словно каждое слово давалось ему с трудом.

– Нет, спасибо, – на удивление резко оборвала его Чони.

– Грузовик не такой неудобный, каким кажется. Садитесь. У меня тут мандаринки есть. – Сущенно улыбаясь, Ынсок продемонстрировал мандарин.

– Мне пешком гораздо удобнее. Езжайте.

– То… тогда! Может, как закончите… закончите занятия… То есть я хотел сказать, у меня тут еще один заказ на ночную доставку. Поэтому я еще вернусь на Хэхвадон. Может, мне вас обратно довезти? Я вас встре… То есть я просто все равно поеду сюда. Ох, что я несу…

Ынсок схватился за голову и нервно почесал ее.

– Все в порядке. Не нужно. Я лучше пройдусь.

– Может, вам стыдно? Если вы стыдитесь моей машины, тогда я возьму дру…

Уже уходящая Чони вдруг резко остановилась и обернулась.

– Если уж кого и стыдиться, так это меня, – словно разозлившись на что-то, прервала его Чони. – Вам-то чего переживать? Вы правда ничего не понимаете? Уезжайте.

От ее уходящей фигуры словно подуло ледяным ветром. Чони удалялась, тяжело дыша, будто боролась с подступившей яростью, а Ынсок продолжал смотреть ей вслед.

– Ох, неужели я и правда полный профан в отношениях?

Чони поднялась по ступенькам станции «Хондэ», вечно заполненной снующими туда-сюда людьми. С трудом она протиснулась наверх и повернула направо от метро. Сегодня она опять увидела ту пожилую пару. Они разбили неподалеку от станции палатку и продавали цветы. Едва Чони заметила маленькие бутоны нежно-розовых кустовых роз, что распустились на тонких веточках, как тут же подумала о Кымнам: «Бабушке бы понравилось…»

Не потратив на себя еще ни воны, Чони не задумываясь открыла кошелек. Стоило ей представить, как она ставит букетик рядом с кассой, а Кымнам целый день с улыбкой любуется им, и руки сами потянулись за деньгами.

Вскоре Чони, держа в руках букет маленьких розочек в прозрачной упаковочной бумаге, поднялась на второй этаж здания, где она училась делать маникюр. Перед началом урока Чони хорошенько размяла запястья и пальцы. Весь день она только и делала, что ухаживала за ребенком да занималась домашними делами, и ее уставшие руки теперь дрожали. Девушка сжала и разжала правую ладонь. Затем капнула на прозрачный искусственный ноготь белый, словно снег, лак и слегка размазала его кисточкой. После того как подобным образом она нанесла белый лак еще несколько раз, Чони открыла баночку лака с блестками. Она капнула немного на серебряную фольгу и обмакнула туда маленький спонж. Затем приложила спонж к искусственной ногтевой пластине, крепко прижала, и на поверхности ногтя появилась снежная равнина, посеребренная инеем, похожим на цветы.

– Получилось. Теперь можно будет сделать и бабуле, – с довольной улыбкой изрекла Чони.

Когда после урока она спускалась по лестнице, в душе шевельнулась слабая надежда, что внизу она наткнется на грузовик Ынсока. Но она прекрасно понимала, что надеяться на что-то в ее обстоятельствах – слишком большая роскошь. Поэтому Чони расправила плечи и в гордом одиночестве зашагала домой.

– Зачем ты будешь снова напрягаться? Ведь только вернулась домой после трудной учебы, – разворчалась Кымнам, однако, несмотря на это, Чони хватило десяти минут, чтобы все-таки усадить ее на диван.

Достаточно было сказать: «Сейчас это в моде!» – и Кымнам послушно соглашалась на эксперименты.

– Да кто будет разглядывать мои ногти на ногах? А впрочем… я же смотрю на них? А значит, все должно быть красиво. Вот гляну на педикюр – и сразу настроение поднимется!

– Вот-вот. Сейчас я насыплю красивого снега вам на ногти. А сверху россыпь серебристых снежинок!

У Чони горели глаза, и Кымнам довольно улыбнулась. А еще решила, что это удобный случай выпытать у девушки сокровенное.

– Только взгляну на цветы, что ты мне подарила, и уже чувствую себя счастливой. Если уж кто-то делает для тебя добро, нужно уметь принимать. Чтобы тот, кто подумал о тебе, не упал духом. Кстати! Говорят, на следующей неделе выпадет первый снег. Что планируешь делать в этот день?[49]49
  Время, когда выпадает первый снег, в Корее считается очень романтичным моментом. Этот день стараются провести с любимым человеком.


[Закрыть]

– Выпадет снег? Тогда мне бы хотелось с вами, бабуля, и с нашей Одри приготовить и съесть горячий удон[50]50
  Японское блюдо, представляющее собой толстую лапшу в бульоне.


[Закрыть].

– А кто сказал, что я этого хочу?! – расстроенно воскликнула Кымнам, которая надеялась услышать новости об Ынсоке.

– Ну чего вы? Давайте сварим удон с кимчхи. С тем, которое в прошлый раз заготовили.

– Она еще предлагает мне удон. И что это опять за «бабуля»? Говорила же, не люблю это слово!

– Извините. Хочу сказать «госпожа Чон», а изо рта все время вылетает «бабушка».

– Интересно, чем занимается наш мистер Доставщик… – будто бы невзначай произнесла Кымнам и посмотрела вдаль. – А выпадет снег, не за горами и Рождество…[51]51
  Рождество в Корее по атмосфере напоминает День святого Валентина.


[Закрыть] Скорей бы он нашел себе невесту. Ынсок – хороший человек. К тому же такой приятной внешности, настоящий хэндсом гай![52]52
  Handsome guy – красивый парень (англ.).


[Закрыть] А голос у него – ну просто вандефул![53]53
  Wonderful – чудесный (англ.).


[Закрыть]

Чони молча продолжала наносить белый лак, но остановилась перед ногтем на мизинце, который, судя по виду, ранее несколько раз отслаивался.

– Этот ноготь почти совсем отпал?

– А, этот? Я тогда работала на производстве. Что за завод-то был?.. Вспомнила! Производил глиняные горшки. Один из них упал мне на ногу. До сих пор помню, как было больно. К тому же в тот раз меня наказали за то, что разбила горшок, и лишили месячной зарплаты. Я тогда даже родным денег не смогла отправить… Или нет? Может, это у меня еще с завода по изготовлению термометров? В общем, ноготь повредила давно, еще в молодости.

– Завод по изготовлению термометров?

При виде плотной, шершавой кожи на ногах Кымнам и ее засохшего, почти неживого ногтя Чони вдруг стало не по себе. Сердце закололо от жалости к этой женщине.

– А, нет же! Кажется, это случилось со мной лет в двенадцать. Когда я впервые приехала в Сеул и стала прислуживать кухаркой в Сонбукдоне[54]54
  Деревня на севере Сеула, расположенная на холмах с видом на город. Бо́льшая часть домов принадлежит богатым семьям. Здесь также расположены многие посольские резиденции.


[Закрыть]. В доме, где я работала, жила девочка моего возраста. Такая красавица, и личико белое! Не чета мне, загорелой девчонке из провинции Чхунчхондо[55]55
  Светлая кожа в Корее всегда считалась атрибутом аристократии и богатства. Темная, загорелая кожа ассоциировалась с тяжелым физическим трудом под солнцем.


[Закрыть]. Когда она, стоя перед мольбертом, водила мягкой кистью по холсту, то была так хороша собой, словно сама превращалась в произведение искусства. Тогда, глядя на нее, я твердо решила – стану художником!

– Вы мечтали рисовать картины?

– Да. Такое впечатление она на меня произвела. Она была для меня той самой Скарлетт О’Хара, моей Одри Хепберн. Поэтому однажды, всего один раз, я взяла потрогать ее кисточку. Тогда и случилось то ужасное происшествие.

– Происшествие? Какое?

– Надо ж было такому случиться, что именно в тот день у девочки пропали краски! А это были дорогие краски; хозяйка дома купила их во Франции, когда летала в командировку. И тут я стою с этой кистью. Конечно, меня сразу же заклеймили воровкой. Я умоляла их сжалиться, но меня тут же выгнали на улицу, прямо босиком. Наверное, тогда этот ноготь и отпал впервые. Когда я ударилась о камень. Да уж… До самого утра я просила их впустить меня обратно, но бесполезно. Тогда я впервые осознала, насколько длинной бывает ночь. На дворе как раз стояла зима. Я продрожала на улице до рассвета, а на следующий день дверь открылась – и мне бросили мою сумку. А ведь я ничего не крала. Возможно, потом та краска сама нашлась.