Текст книги "Обед, согревающий душу"
Автор книги: Ким Чжи Юн
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Кымнам кивнула:
– Это, конечно, так. Но, когда я закрыла мой магазин, на душе было как-то скверно. Словно детей своих оставила голодными. Ты же знаешь, что закусочные, где продают ланч-боксы или ттокпокки[31]31
Рисовые клецки тток в сладком остром соусе.
[Закрыть], называют «домом ттокпокки», «домом ланчей» и так далее? Мне кажется, это потому, что двери таких заведений, как двери дома, должны быть всегда открыты.
– И все же в этот раз приезжай на месяц. Спокойно побываешь везде, где хотела.
– Месяц? Это же так долго… Мои друзья-пенсионеры совсем соскучатся без меня.
– Все равно давай на месяц! Проведешь побольше времени со мной.
Кымнам рассмеялась и ответила:
– Ладно, уговорила! Месяц так месяц. Поживу немного как жительница Нью-Йорка. Прогуляюсь до дома, где жила Кэрри из «Секса в большом городе», да погляжу на школу, где учились герои «Сплетницы». Ух, жди меня, Нью-Йорк! Кымнам едет к тебе!
– Мам, ты что, и «Сплетницу» посмотрела? Когда успела? Ты же еще на прошлой неделе говорила, что смотришь сериал «Побег»?
– Ночами, конечно. Потом ходила, зевала – чуть не померла. Но как тут остановиться, если уже включила? Ладно, дочурка, целую-обнимаю.
Так закончился разговор Мунчжон, что проживала в доме с мягкими кистями да холстами, и Кымнам, живущей в изысканной трехкомнатной квартире. Кымнам приоткрыла дверь комнаты, где лежала малышка. Спала она без задних ног, словно пыталась восполнить накопившийся недосып.
«Где же она жила все это время? Судя по тому, что посторонние звуки ее не будят, наверное, в каком-то шумном месте. Ох беда».
С жалостью поглядев на ребенка, Кымнам закрыла дверь.
«Мама придет. Немного подождем, и она обязательно вернется. Все-таки мне кажется, она тебя не бросила, а лишь доверила мне на время».
На рассвете Кымнам отправилась в свой магазин, чтобы к утру успеть приготовить ланчи на продажу. Сегодня она не надела маленькие жемчужные сережки. Они были ее визитной карточкой: подражая любимым Одри Хепберн и Скарлетт О’Харе[32]32
Главная героиня американского романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром».
[Закрыть], она не выходила из дома без этого украшения. Но сегодня она оставила сережки на туалетном столике, беспокоясь, как бы случайно не поцарапать ими лицо малышки.
Слинг, который оставили вместе с ребенком, оказался довольно удобным. В нем малышка, как кенгуренок, висела спереди, и можно было обнимать ее, глядя ей в лицо.
Держа в одной руке продуктовую сумку, Кымнам прошла мимо кирпичной стены, протянувшейся вдоль больницы Сеульского университета.
– Эй, миссис Тток! – помахала она рукой пожилой женщине, что готовилась к продаже ттока, выставляя стул перед мангалом.
– О, Кымнам! Идешь открывать магазин? А что за ребятенок с тобой? У Мунчжон же бесплодие. Неужели она родила?
– Не бесплодна она, у них с мужем просто пока не получается! Сколько можно объяснять?!
– Дак это почти одно и то же.
Женщина положила колбаску ттока на огонь.
– Что значит – одно и то же? Это совершенно разные вещи! Просто не складывается пока что-то… Врачи уверяют: со здоровьем у Мунчжон все в порядке и у ее мужа тоже. Ну да ладно. Давай-ка по одной!
Кымнам вынула из сумки две бутылочки с питьевым йогуртом, проткнула крышку желтой трубочкой и протянула знакомой.
– Держи. Девять-девять, восемь-восемь, один-два-три-четыре! Чокнемся! – звонко выпалила Кымнам, и малышка в слинге рассмеялась во весь голос.
– Да, девять-девять, восемь-восемь, один-два-три-четыре! – повторила за Кымнам продавщица ттока, и они чокнулись баночками йогурта.
Это была особая кричалка-тост, популярная среди пожилых людей, в которой зашифровали следующее послание: «Желаю жить нам до девяноста девяти лет, оставаясь бодрыми и энергичными, болеть всего один-два дня и умереть на третий!»[33]33
Указанное значение появляется потому, что произношение цифр в комбинации 88 дает созвучие с прилагательным «энергичный», а последняя цифра 4 созвучна иероглифу со значением «смерть».
[Закрыть]
– Что ж, хэв э найс дэй тебе.
Что бы Кымнам ни говорила, ребенок на все отзывался громким смехом.
«И как можно было бросить такую улыбчивую кроху? Ну твоя мама дает. Что же за беда с ней приключилась?..»
* * *
Чони зашла в детское отделение больницы Сеульского университета. Многие дети плакали, но встречались и те, кто, казалось бы, смирился со своей участью: малыши с длинными носовыми катетерами и ребятишки в инвалидных колясках.
Утешая хнычущую малышку, Чони огляделась в поисках свободного места. Наконец в конце коридора, рядом с туалетом, она заметила столик с микроволновкой и кулером.
Водрузив чемодан на сиденье перед столом, она выдохнула:
– Потерпим здесь недельку.
Но все пошло не по плану. Уже на второй день уборщица заподозрила неладное. Ей показалось странным, что девушка никуда не уходит со своего места, и она пожаловалась медсестрам на стойке регистрации.
Одетая в розовую униформу медсестра с волосами, собранными в аккуратный пучок, подошла к Чони. На свисающем с шеи бейджике значилось: «Чон Хэён, педиатрическое отделение».
В отличие от уборщицы, которая глядела на Чони и малыша с недоверием, медсестра дружелюбно обратилась к ним:
– Добрый вечер. Подскажите, пожалуйста, вы ожидаете госпитализацию?
– М-м.
– Говорила же, странная она! Давно здесь сидит. Уже несколько дней. Мне вызвать полицию? – наседала на Хэён уборщица.
– А! Вы опекун Санни? Я должна была раньше провести вас в палату. Извините, пожалуйста. Госпожа, пройдемте со мной.
Хэён тихонько подмигнула Чони, чтобы уборщица не заметила, и, уведя девушку, завела ее на пожарную лестницу. На самом деле медсестра уже давно наблюдала за Чони и в общих чертах догадалась, в чем дело. Обычно мамы или опекуны неустанно бдят за своими детьми, не обращая внимания ни на что другое. А Чони, наоборот, постоянно наблюдала за окружающей обстановкой. Это было странно, и Хэён то и дело поглядывала на необычную девушку, в конце концов догадавшись, что той просто некуда идти.
Стоя перед Хэён, Чони рассеянно глядела на зеленый огонек надписи над дверью запасного выхода.
– Чем я могу вам помочь? Может, что-то принести?..
– Нет, не нужно. Спасибо за доброту.
– Подождите. – Хэён остановила Чони, которая уже собиралась уходить. – Буквально одну минуту подождите здесь.
Медсестра куда-то убежала, а вскоре вернулась с зеленым кардиганом в руках. Под ним что-то лежало.
– Возьмите хотя бы это. Я купила, чтобы съесть на дежурстве…
Хэён вынула из кофты пластиковый контейнер, в котором лежал обед. В воздухе тут же запахло поджаренной говядиной и соусом.
– Берите.
– Спасибо вам.
Чони приняла контейнер и побежала вниз по лестнице. От быстрого топота по ступеням малышка проснулась и заплакала. Совсем недавно она с трудом заснула, так и не поев, а теперь ее разбудило громкое эхо шагов по лестнице. Крик ребенка и гул слились в один громкий звук, и в сердце Чони разразилась буря.
Она вылетела из больницы и на одном дыхании добежала до пешеходного перехода. Едва сигнал светофора сменился на зеленый, Чони снова побежала вперед.
Она пересекла дорогу и уже глубокой ночью пришла в парк Марронье. Днем сюда приходят на спектакли или свидания, поэтому в парке всегда многолюдно, но теперь здесь не было ни души. Желто-золотые листья окруживших парк деревьев гинкго в свете фонарей выглядели невозможно романтично. Впрочем, отвратительный запах портил все впечатление. Не успела она пройти и пары шагов, как раздавленный плод гинкго, прилипший к кроссовке, дал о себе знать. Чони задержала дыхание. Она присела на скамейку спиной к огромному ветвистому дереву, которое, по рассказам, росло здесь со времен японской оккупации. Казалось, холодный ветер так и блуждает здесь еще с тех времен. В парке зазвучала музыка. Из длинной, высокой, похожей на телеграфный столб колонки заиграла песня группы Marronnier – «Коктейль любви».
В ней пелось:
Когда тоскливо на душе, по улице иду бродить.
Коктейля сладкий аромат меня способен опьянить.
Эта задорная и жизнерадостная песня никак не сочеталась с настроением Чони.
На прозрачной стенке ланч-бокса она заметила стикер с надписью: «Изумительный ланч на Хэхвадоне». Контейнер все еще сохранял тепло, и Чони открыла его. Он был почти доверху заполнен рисом и пулькоги[34]34
Маринованные в сладком соусе ломтики говядины.
[Закрыть]. В отделении для закусок к рису лежал почти прозрачный салат из отваренной белой редьки и поджаренные сушеные креветки с анчоусами. А рядом лежали мелко нарезанные кактуги[35]35
Закуска из маринованного в остром соусе дайкона.
[Закрыть] и мясные шарики. С первого взгляда на этот обед было понятно, что его хватит не на один раз. Чони вытащила вложенные в контейнер палочки для еды. Старательно повозив ими, она смешала соус от пулькоги с рисом и набрала полную ложку. Вкуснотища. Никогда раньше ей не доводилось пробовать такое, но вкус этой еды вдруг показался ей похожим на домашнюю стряпню бабушек, которые кормят своих внуков, приехавших к ним на каникулы. Она запихивала в себя обед с такой скоростью, что чуть не давилась. Уже несколько дней она голодала, продолжая кормить ребенка молоком. И поэтому теперь выскабливала контейнер до последней рисинки. Когда она доела, то наконец-то почувствовала, что уже почти сросшееся с ней чувство голода, кажется, отступило. Только тогда она заметила на самом дне нечто напоминающее записку, обернутую в фольгу.
– Письмо?..
– Уа-а, уа-а!
– Проголодалась? Я поела, теперь могу и тебя покормить. Но придется немного подождать.
Чони положила листочек фольги в задний карман джинсов и, выйдя из парка, направилась в соседний Макдоналдс. Кафе работало круглосуточно, поэтому она сразу приметила его как второе после больницы подходящее место. Зайдя в кабинку туалета, Чони приготовилась к кормлению и тут же услышала, что кто-то зашел следом. Вскоре все пространство заполонил едкий сигаретный дым. Малышка закашляла.
Чони попыталась отмахнуть дым рукой, но его становилось только больше. Неужели электронные сигареты можно курить где вздумается? Женщина из соседней кабинки продолжала дымить.
Чони ничего не оставалось делать, как выйти из Макдоналдса и снова направиться в парк, одной рукой волоча чемодан, а другой утешая ребенка.
«Надеюсь, в общественном туалете парка будет чисто. Потерпи, все наладится. Хотя нет. Прости меня, малышка…» В тот момент Чони уже понимала, что больше так продолжаться не может. Больше она не имела права так мучить своего еще даже не названного ребенка.
Наевшись, малышка сразу уснула, прижавшись к маме. Чони крепко обняла ее. Девочка была такой теплой.
«Говорят, дочь наследует судьбу матери. Но она не должна так жить. Может, и мою маму однажды постигла такая же горькая участь? Быть может, и я с самого рождения голодаю?»
Ей было обидно, но злиться на мать, чье лицо она даже не помнила, оказалось не так-то просто.
Всю ночь она просидела на пропитанной ночной росой скамейке и встретила рассвет, так и не сомкнув глаз. Спавшая крепким сном малышка на рассвете вдруг начала подкашливать. Сначала Чони подумала, что это из-за недавнего сигаретного дыма. Она крепко обняла девочку и кое-как усыпила ее, но кашель продолжался. Возможно, всему виной был холодный осенний ветер. У малышки забило нос, и ей стало тяжело дышать. Тогда она начала дышать ртом, но из-за этого кашель только усилился, и девочка закапризничала. Из носа потекли желтые сопли, а тело стало горячим. Чони не знала, что делать. Ее ребенок заболел. Поднялась высокая температура, и нужно было срочно бежать в больницу. Но они просто не могли отправиться туда!
В такую рань не работала ни одна аптека. Ей хотелось спросить у кого-нибудь, что делать, если у ребенка жар, но обратиться было не к кому. Чони вскочила и в обнимку с дочерью снова побежала в сторону университетской больницы. Малышка, явно страдая от высокой температуры, прижалась к маминой груди, глаза ее то и дело закрывались.
* * *
– Извините, где найти медсестру Чон Хэён?
– Вы меня ищете? – Закончив обход больных, в коридоре очень вовремя появилась Хэён.
Ей было не по себе от того, как они расстались вчера, и она была даже рада снова увидеть Чони. Когда Хэён подошла ближе, Чони взволнованно произнесла:
– Давайте сначала отойдем.
Она быстро прошла на пожарную лестницу, где несколько часов назад Хэён вручила ей «Изумительный ланч».
– Пожалуйста, спасите моего ребенка. Умоляю! У нее сильный жар. Все тело горит. Мы спали на улице… Но я ни на секунду не отрывала ее от себя, грела и крепко обнимала, а она!..
– Милая, успокойтесь. Давайте я сначала измерю температуру.
Хэён приложила градусник к уху малышки. Почувствовав нечто инородное, та тут же расплакалась, и громкий крик эхом разнесся по всему лестничному пролету.
Хэён посмотрела на градусник и изменилась в лице.
– Ее нужно сейчас же поместить в стационар!
– Что?
– Как давно у нее температура?
– Не знаю, не так давно. Может, где-то час? Или около двух часов.
– Мамочка, вашего ребенка нужно немедленно госпитализировать. Для начала я зарегистрирую вас в отделении скорой помощи.
– Нет, нельзя.
– Как это?
– Нельзя. У нее… нет документов о рождении.
– Что?!
– Просто дайте нам, пожалуйста, лекарство. Вы же можете помочь… просто сбить температуру?
– Я не имею права без предписаний выдавать вам лекарства. Но у нас в больнице есть круглосуточная аптека. Пойдите туда и купите хотя бы «Тайленол». Порцию лекарства сделайте очень маленькой. И следите за состоянием ребенка. Если температура поднимется выше сорока градусов, обязательно возвращайтесь. Сюда, на третий этаж, непременно! Найдите меня. Вот, держите. Возьмете это с собой.
И Хэён протянула Чони свой электронный градусник.
Она напоила малышку жаропонижающим сиропом с запахом клубники. Девочка все еще лежала без сил. В какой-то момент Чони показалось, что малышке полегчало, но вскоре она вновь задрожала. Тогда девушка подхватила дочь и отправилась в метро. Сидя в громыхающем вагоне, Чони на каждой станции прикладывала градусник к уху малышки. Тот пищал и показывал, что температура немного спала, но все еще держалась на высокой отметке. Казалось, теперь Чони оставалось идти только туда…
Она вышла на станции «Силлим». На многолюдной второй ветке метро все косились на Чони, волочащей чемодан в обнимку с ребенком. Но к такому она привыкла. Взгляды сочувствия, жалости, презрения уже давно преследовали ее, прожигая насквозь. Но сегодня все закончится. Она больше не может так издеваться над своим ребенком…
Когда они немного поднялись на холм, показалась крупная белая надпись: «Беби-бокс». Следуя указателям, Чони прошла вперед, но вдруг малышка, все это время мирно спавшая в слинге, громко, протяжно заплакала. Чони измерила температуру. Жар заметно спал. Тогда почему же она плачет? Неужели все понимает? Такая кроха? Девочка продолжала надрываться. От крика температура у нее снова поползла вверх, соплей стало еще больше, а дышать ей становилось все труднее. Видимо, малышка знала, что ее ждет. Знала, что ей придется покинуть теплые мамины объятия.
– Бип-бип, машинка наша в небо улетает. Бип-бип, она до радуги добраться помогает, – запела Чони, но это не помогло.
Тогда она запела чуть громче, но рев только усилился.
– Ну что с тобой? Почему ты плачешь? Я сейчас тоже разревусь.
– Уа-а-а!
– У тебя же спала температура. Тебе же стало лучше. Тогда почему ты плачешь?!
– Уа-а, уа-а!
– Ну что нам с тобой делать?.. Отправиться на Сеульский вокзал и бомжевать? Я-то справлюсь, я смогу, но ты! Ты достойна лучшей жизни! Или ты хочешь жить так же, как я? Ты не должна повторять мою судьбу. Неужели тебе не обидно? Ведь тебе уже почти сто дней, а я тебя еще даже не назвала! В чем ты провинилась, что должна так нищенствовать? И ста дней не живешь на этом свете, тебя-то за какие грехи?!.
У Чони защипало в глазах и защекотало в носу. Что же она высказывает все это малышке, которая еще и голову-то самостоятельно не держит? Чони проглотила подступившие слезы и уткнулась лицом в пушистое, пахнущее молоком темечко. Ей вдруг стало так хорошо, так мягко. Своей малюсенькой ручкой девочка крепко ухватила Чони за палец. Едва взглянув на крохотную ладошку, Чони не смогла заставить себя сделать больше и шага. Сердце екнуло и сжалось от боли.
Она повернула назад и начала спускаться с холма, продолжая тащить за собой чемодан. Острое чувство вины и нервное напряжение отступили, но ноги сильно дрожали. В какой-то миг мчащийся вниз чемодан опередил ее и покатился по улице. Чони побежала за ним, но не удержалась и всем телом полетела вперед. В момент падения Чони успела съежиться и прижать к себе дочку, чтобы защитить ее от удара.
Когда Чони открыла глаза, она была уже в больнице.
– Мой ребенок!
Медсестра, заглянувшая добавить витаминный раствор в капельницу, взглянула на Чони.
– У вас сильное истощение организма. Вы потеряли сознание прямо на улице и поэтому попали сюда. Еще вы поранили лицо, когда падали. Раны вам зашили, но их нужно будет обрабатывать мазью, чтобы не загноились. И как вы в таком состоянии с ребенком…
– Где она?!
– За ней приглядывают на стойке регистрации.
Чони резко выдернула капельницу из левой руки, встала с кровати и покинула отделение скорой помощи.
– Подождите! Пациентка!
Беспокойство улеглось только тогда, когда Чони своими глазами убедилась, что ее малышка, лежа за стойкой регистрации пациентов, радостно смеется, окруженная любовью и вниманием медсестер.
Будучи в розыске, Чони избегала любых медицинских учреждений. Ребенка она рожала самостоятельно, и, конечно, все ее тело продолжало испытывать боль. Она даже не могла сказать, где именно у нее болит. Чони подбежала к дочке и крепко обняла ее. После чего поблагодарила персонал, извинилась и стремглав вылетела из больницы. Медсестры проводили ее удивленными взглядами.
Покинув больницу, Чони, в обнимку с малышкой, пошла вперед. У телефона уже давно кончился заряд, и теперь она даже не знала, который час: то ли глубокая ночь, то ли раннее утро. Глядя на дорожные указатели, она продолжала идти и идти. Прохожие спешили домой, и только у нее одной не было никакого дома. Чони возвращалась в парк Марронье. Когда похолодает, им придется искать другое место, но пока оно казалось самым безопасным. Она подумывала переночевать в круглосуточном кафе, но отказалась от этой идеи, опасаясь повторения случая в больнице Сеульского университета. Если кто-то на самом деле вызовет полицию, ей придется спасаться бегством. И что тогда будет с ребенком? Эта мысль настолько пугала, что из всех возможных вариантов ей пришлось остановиться на тихом, безлюдном парке. Она свернула на темную улицу Тэханно. Пестрые огни ресторанов и баров уже погасли, и в окне одного из заведений отразилось измученное лицо Чони. Зрелище было то еще: на лбу торчали ярко-черные обрывки ниток, всюду кровоподтеки и синяки. Пытаясь защитить ребенка от удара, Чони проехалась лицом прямо по асфальту. Но жуткий вид ее ничуть не напугал. Главное, что с малышкой все было в порядке.
Чони сейчас походила на маленький, пахнущий резиной воздушный шарик, который продается в канцелярском магазине. Если наполнить такой шарик водой и задеть даже краем ногтя, он тут же лопнет. Так и Чони, казалось, была на грани. Сколько ей еще блуждать в темноте? Она тяжело вздохнула. Тело дрожало, а голод вызвал ноющую боль в желудке, словно кто-то скручивал его, как белье при стирке. Все это время она почти без передышки проходила в слинге, и вес малышки давил на внутренние органы, которые из-за этого не могли нормально функционировать. Но освободить себя от этой ноши она не могла. Да и не было подходящего места, чтобы уложить малышку, которая еще плохо держит голову. Чони все продолжала идти и идти, перебирая тысячи мыслей. Если идти прямо и прямо по этой дороге, что ждет ее впереди? Быть может, кто-нибудь ждет? Она усмехнулась. Да кто может ждать ее, сироту с рождения? Однако мрачная улица под темным ночным небом вдруг посветлела.
Она стояла перед улочкой, с обеих сторон окруженной ровными рядами сосен. Среди погасших витрин магазинов брезжил ровный желтый свет. Золотистые листья гинкго мягко укрывали аккуратную черепичную крышу традиционного дома. Вдруг стеклянная дверь открылась, и появилась старушка лет семидесяти, с высоко заколотыми крабиком седыми волосами. Ее уши украшали маленькие жемчужные сережки, а возле губ собрались морщины, которые бывают только у тех, кто часто улыбается. Едва Чони заметила ее, как раздался звон. Говорят, в судьбоносные мгновения в голове играют фанфары или звенят колокола. Это был всего лишь звонок таймера на рисоварке, но Чони показалось, что в этот миг сама судьба ударила в колокол. Из окна, смешиваясь с запахами еды, струилась музыка, а старушка с простодушной улыбкой, словно задумавший шалость ребенок, что-то писала на бумаге. И эта песня, и эта улыбчивая бабуля сразу так понравились Чони. Морщинистые руки, которыми хозяйка заведения выставляла на чисто вымытую витрину красиво упакованные наборы готовых обедов, словно излучали любовь и заботу. Чони никогда не встречала такой доброты.
Она подняла голову и увидела вывеску. Одного взгляда на залитую лунным светом надпись было достаточно, чтобы ощутить тепло этого места. «Изумительный ланч»… Изумительный ланч? Так это же то самое заведение, где медсестра купила коробку с обедом?! Чони сунула руку в задний карман. Пальцы нащупали тонкий, заостренный кусочек фольги. Ровно свернутая квадратом фольга заблестела при свете луны. Чони осторожно потянула за края и увидела несколько строк на белой бумаге:
Когда угодно велкам? Из открытых дверей магазина готовых обедов послышалась песня Over the Rainbow[37]37
Песню Over the Rainbow («Над радугой») в 1939 году исполнила в мюзикле «Волшебник страны Оз» американская актриса и певица Джуди Гарленд.
[Закрыть]: «Мечты, что ты смела лелеять, действительно сбудутся. Здесь все беды растают, как лимонные конфеты».
Чони уткнулась лицом в макушку дочери:
– Бип-бип, машинка наша в небо улетает. Бип-бип, она до радуги добраться помогает.
Словно прочитав мысли Чони, малышка подала голос:
– Уа-а.
– Наверное, это то, что нам нужно…
* * *
– С вас семь тысяч вон. Что ж, желаю вам хэв э найс дэй, си ю эгейн!
Кымнам продала последний ланч-бокс из утренней партии. Получив ее бодрое напутствие, Синпхун радостно побежал в театр. Только распродав все, Кымнам смогла присесть. Все утро она занималась продажей обедов, держа ребенка в слинге за спиной, и теперь вспотела сильнее обычного.
– Детка, чтобы не раздражать твой носик, я сегодня не приготовила ни одного острого блюда. А корейцы обожают острое. Что, если клиенты уйдут от меня? Ну ничего. Кто пробовал мою стряпню, всегда возвращается. А теперь пойдем готовить еду на дневную продажу.
Сквозь настежь открытые двери «Изумительного ланча» в магазин проникал яркий солнечный свет. Вскоре перед магазином остановился грузовик.
– Доставка яиц. Прибыли свежие яйца! – прозвучало из громкоговорителя.
Этот бархатный низкий голос заставлял трепетать сердца всех хозяек закусочных в округе, начиная от района Хэхвадон и заканчивая Ихвадоном. Доставщик яиц был для местных что Лим Ёнун[38]38
Популярный в Корее исполнитель баллад и песен в жанре трот. Победитель реалити-шоу «Мистер Трот».
[Закрыть], а внешне – вылитый Чон Хэин[39]39
Актер, снявшийся в популярных романтических сериалах, таких как «Весенняя ночь», «Подснежник», «Сын маминой подруги».
[Закрыть], такой же нежный и харизматичный.
«Как от одной фразы о том, что приехали яйца, может екать сердце?» – удивлялись торговки.
На самом деле его звали Ынсок. И всем было жутко любопытно узнать о нем хоть что-нибудь. Кымнам же знала историю его жизни, но держала рот на замке.
– О, мистер Доставщик, вы уже тут?
Ынсок радостно приветствовал хозяйку заведения. Его волосы на прямой пробор спадали по обе стороны лба крупными завитками.
– Я привез яйца. Вы сказали приезжать к обеду. Ой, а откуда у вас малыш? Ваш внук?
Кымнам обернулась на ребенка, тот довольно агукал за ее спиной.
– Это сокровище, что мне ненадолго доверили.
– И правда, сокровище. В глазах словно камушки драгоценные.
Ынсок внимательно всмотрелся в глаза ребенка.
– Нравится? Кажется, кому-то пора жениться. Раз так умиляешься детям, давай-ка уже своего заводи!
– Ха-ха! Вам сегодня сколько упаковок? Как обычно, три?
– Не переводи тему. Тебе же почти тридцать. Раньше в твои годы уже внуков готовились нянчить.
– Что это случилось с нашей местной мисс Хепберн? Откуда вдруг эти старомодные разговоры? Вы же сами их так не любите, – словно посмеиваясь над Кымнам, напомнил Ынсок со смущенной улыбкой.
– Тебе так показалось? Ох, буду повторять себе: я суфлер! Элегантный суфлер. Я не старуха, я мудрый суфлер! Вот не надела жемчужные гвоздики и превратилась в незнамо что. Они всегда настраивают меня на нужный лад… – проговорила Кымнам самой себе, и Ынсок рассмеялся:
– Суфлер?
– Да-да, суфлер! Такой молодой, а не знаешь этого слова? Оно значит «пожилой человек» по-английски.
– А, «сеньор»?
– Ой, батюшки! Что я сказала? Ну конечно сеньор! В последнее время все путаю.
– Со мной-то ладно. Смотрите, не запутайтесь в чем-нибудь другом, – вновь рассмеялся гость.
Глаза Ынсока даже без двойного века выглядели огромными. Посмеявшись, он осторожно поставил на кухне три лотка яиц и сел в грузовик. Вскоре его приятный голос покинул «Изумительный ланч» и переулок.
– Мистер Доставщик, осторожнее на дороге! – крикнула Кымнам вслед удаляющейся машине и вдруг стукнула себя по лбу: «Ну я даю! Забыла угостить его свежим, прохладным сикхе!»
Конечно, глупо было бы ожидать от семидесятилетнего человека памяти, как в юности, но все же Кымнам расстраивало, что в последнее время она стала все чаще забывать разные мелочи.
– Наверное, это все последствия нашего с тобой знакомства. Ох и напугала меня твоя мама.
Кымнам ловко перекинула младенца со спины вперед и села напротив двери, откуда открывался вид на высаженные вдоль дороги сосны. Любуясь на желтые, словно пропитанные солнцем, опавшие листья гинкго, она попивала сикхе, который не успела отдать Ынсоку. В напитке ощущался сладковатый солод.
«Эта женщина наверняка наблюдает за нами… Чутье меня никогда не подводит».
– Малышка, давай хоть так покажем тебя маме. Пусть сердце ее дрогнет. Вот, полюбуйтесь на ваше сокровище и побыстрее возвращайтесь.
* * *
Чони дотронулась до шеи и ухватила пальцами тоненькую, потерявшую блеск цепочку в четырнадцать карат. Она была у нее с тех пор, как Чони попала в приют. Скорее всего, цепочка была мамина. Чони продолжала чувствовать себя сиротой, но все же ей казалось: пропади эта вещь – и она уже никогда не сможет найти свою мать. Поэтому хотела сберечь цепочку любой ценой.
Она положила единственную драгоценность на прозрачную витрину ювелирного магазина. Под стеклом виднелись золотые ложки, золотые жабы и маленькие золотые кольца, что по традиции дарят ребенку на годик. Стоимость их значительно превышала сумму, которую Чони могла получить за цепочку. Хозяин ювелирной лавки не сильно обрадовался тонкой и тусклой золотой нитке. Чони еще никогда не чувствовала себя такой жалкой. Она смутилась и уткнулась лицом в волосы малышки, ощутив нежный запах ее кожи.
Мужчина выглядел несговорчивым. Он с пристрастием оглядел вещицу и замолчал, словно подбирая слова для отказа.
– Это у вас… подделка.
– Что?
– Просто очень хорошая позолота. Не настоящее золото.
Когда Чони чувствовала уязвимость и теряла опору, всегда перебирала пальцами эту цепочку. Почему-то руки сами тянулись к ней. Чони думала, что мама отдала ей самое ценное из того, что имела. А это оказалось подделкой? Чони горько усмехнулась.
Хозяин магазина, пробурчав, что ему это лишь в убыток, все-таки выдал Чони сорок тысяч вон за цепочку. Но на самом деле она не стоила и того.
Теперь последняя связь с семьей была потеряна, а то, что она всю жизнь берегла как большую ценность, оказалось пустышкой, и Чони ощущала себя преданной. Но слез уже не осталось. И все, что она сейчас чувствовала, это облегчение при виде четырех купюр по десять тысяч.
На витрине супермаркета стояли всевозможные смеси, и Чони попросила работника зала дать ей лучшее молоко. Ей протянули увесистую банку с голубой крышкой и надписями на немецком языке. Чони взяла смесь, тонкое покрывало, памперсы и бутылочку для кормления, потратив на это почти все деньги. Ей так хотелось провести со своей малышкой еще хотя бы день… Но сегодня им придется расстаться. Сложив все вещи в сумку, Чони взяла ее и отправилась к «Изумительному ланчу на Хэхвадоне». В какой-то момент у нее даже мелькнула мысль повернуть обратно, но Чони была уже на грани, и дольше тянуть было некуда. Еще шаг – и они расстанутся навсегда. Грела лишь мысль о том, что впредь ее малышка будет жить в тепле и сытости…
К улице Тэханно примыкала дорога, где стояла фотобудка. У Чони не было ни одного общего фото с малышкой, поэтому она направилась к кабинке и зашла внутрь. Она вложила в автомат оставшиеся на руках четыре купюры по тысяче вон и выбрала съемку в несколько кадров. Затем вынула ребенка из слинга и взяла на руки. Сначала лицо Чони на экране выглядело смущенным, но вскоре она смогла улыбнуться, и удивленная малышка тоже заулыбалась. Как только щелкнул затвор и сработала вспышка, кроха звонко рассмеялась. И Чони впервые засмеялась вместе с ней. Хотя этот смех больше походил на плач.
На фото она улыбалась сквозь слезы, а ее дочка радостно смеялась рядом. Чони бережно положила фотографию в карман и с опухшими от слез глазами продолжила путь.
Бабушка-хозяйка на этот раз не показывалась. Возможно, распродав последние ланчи, она прибиралась на кухне. Двери были открыты настежь, словно подтверждая надпись: «Когда угодно велкам!» Словно и правда любой мог прийти сюда когда захочет. Чони хорошенько укрыла девочку хлопковым покрывалом и положила внутрь заранее подготовленную записку. Девушка крепко прикусила губы. Затем подняла голову и посмотрела вверх, на падающие листья дерева гинкго. Каждый раз, встречаясь глазами с малышкой, Чони ощущала укол совести. В носу вдруг стало горячо. Ей нужно успеть расстаться с ребенком до того, как хлынут слезы. И при этом расстаться навсегда.
«Нет, и все-таки си ю эгейн», – твердило ей сердце. Чони смела мечтать о том, как однажды ее жизнь изменится, и, быть может, тогда они снова увидят друг друга…
Чони шагнула за открытую дверь магазина и осторожно положила ребенка. А рядом – сумку с памперсами и слинг. Малышка встретилась с мамой взглядом и широко улыбнулась. Девочка выглядела довольной. Видимо, ей было очень удобно после всех этих скитаний наконец-то лежать на ровной поверхности. Казалось, только сейчас рвется та пуповина, что связывала их на протяжении десяти месяцев. Лицо Чони исказилось от боли. Она поджала губы, из последних сил выдавила из себя улыбку и одними глазами попрощалась с дочкой. Слезы крупными каплями потекли по щекам, и девочка тоже расплакалась. Чони стремглав вылетела на улицу и побежала вперед. Ее всю трясло.
Раздался визг тормозов.
Чони перебежала дорогу в неположенном месте, и теперь прямо перед ней остановился грузовик, везущий яйца. Не на шутку испугавшийся Ынсок открыл дверь и выскочил из грузовика. Он подскочил к упавшей перед машиной Чони и тут же спросил:
