Текст книги "Костёр. 1. Чаша ветра"

Автор книги: Кейт Тирнан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Кейт Тирнан
Костёр
Книга 1. Чаша ветра

Пролог

Когда на двери опущены шторки, приходится открывать ее полностью – иначе не узнаешь, кто в купе.

Именно к такому глубокомысленному выводу мы с Элисон и Линн пришли за последние четыре минуты, мечась по вагону в поисках нашей сопровождающей.

– И здесь нет! – заявила Элисон, проверяя еще одно купе.

– Думаете, это из-за того что она съела? – поинтересовалась Элисон. – Я имею в виду бедняжку Энн.

Бррр.

Шел всего третий день нашей школьной поездки по Европе, и за это время мы ухитрились пронестись вихрем по Бельгии и въехать в Германию. Еще четыре дня – и будем во Франции.

Тем не менее, если Энн и вправду заболела – придется ей возвращаться домой.

Надеюсь, она все-таки съела что-то не то.

Это решать нашей сопровождающей, мисс Полемс.

– Таис, зацени-ка, – Линн кивнула на окошко в двери.

Я приставила руки к глазам, сложив их в форме аквалангистских очков, и прижалась к стеклу.

Затем тут же отстранилась, как только четыре накачанных придурка-младшеклассника принялись дудеть и свистеть.

– О! Ну, конечно! – пробормотала я с отвращением.

– Упс! Извёните… Эзвыни… – затараторила Элисон в следующий дверной проем.

– Извинните! – пропела Линн, вытягивая Элисон обратно в коридор.

Я улыбнулась им.

Несмотря на плохое самочувствие Энн, до сих пор в этой поездке мы оттягивались по полной.

Я схватилась за ручку следующего купе и дернула.

Внутри находилось четверо туристов, миссис Полемс в купе не было.

– Ой, простите! – сказала я, отступая.

Двое мужчин пристально уставились на меня, и я мысленно застонала.

Я уже сталкивалась с некоторыми крайне дружелюбными местными жителями, но только сейчас мне этого не хватало.

– Клио? – спросил один из мужчин, вкрадчивым интеллигентным голосом.

Ага, конечно. Неплохая попытка.

– Нет, сожалею, – ответила я резво и плавно закрыла дверь.

– Не здесь, – сообщила я Элисон.

Через три двери в коридоре замаячила Линн.

– Нашла ее! – отозвалась она, и я расслабилась напротив колыхающегося вагонного окна, за которым мелькали великолепные (сногсшибательные) горные мили немецких ландшафтов.

Госпожа Полемс вместе с Линн проскочили мимо меня, и я медленно последовала за ними, надеясь, что Пэтс и Джесс попытались хоть немного прибрать в нашем купе.

Жюль молча уставился на дверь купе, которая только что громко вернулась на прежнее место.

Это лицо… Он повернулся и посмотрел на своего компаньона, друга, которого он знал так давно, что уже и не сосчитать.

Дедал выглядел настолько же потрясенным, как Жюль себя чувствовал.

– Конечно же, это была Клио, – сказал Дедал, произнося слова так тихо, чтобы сидящие рядом не смогли услышать.

Длинными, элегантными пальцами он пробежался по своим седым волосам на висках, все ещё густых несмотря на возраст.

– Ее точно звали Клио? Или возможно… Клеменс?

– Клеменс была ее матерью, – пробормотал Жюль. – Той, что умерла.

– Когда мы в последний раз видели этого ребенка? – Дедал задумался, взявшись за подбородок.

Оба мужчины выглянули из купе, в то время как кучка учениц, под руководством сопровождающей – женщины в возрасте, удалялись по качающемуся проходу.

Дедал ещё раз взглянул на её лицо, и она исчезла.

– Может года четыре назад? – предположил он. – Ей было тринадцать, и Петра инициировала ее. Я видел ее лишь издалека.

– Но эти черты… они, конечно, несомненны, – сказал Жюль вполголоса. – Они были всегда.

– Да. – Дедал нахмурился: пораженный невероятностью происходящего, мысли вертелись в его голове. – Она должна быть тем самым ребенком, но это не она, – наконец произнес он. – Определенно, не она, ничего общего с ней…

– Ничего в ее глазах, – вмешался Жюль, соглашаясь.

– Определенно, и тот ребенок, и в то же время – не тот ребенок. – Дедал раскладывал факты по пальцам. – Определенно, не старше, не младше.

– Ага, – угрюмо подтвердил Жюль.

Ответ родился у обоих в один и тот же момент.

Рот Дедала в буквальном смысле открылся, а Жюль схватился рукой за сердце.

– О Господи, – прошептал он. – Близнецы.

– Их двое! Двое?

Такой улыбки Дедала Жюль не видел уже… черт его знает, как давно.

1. Клио.

Такое ужасное разочарование.

Сожми я челюсти сильнее хоть на йоту – мое лицо треснет.

Моя бабушка сидела напротив, источая безмятежность подобно парфюму, аромат которого она наносила себе за уши утром, чтобы спокойно переносить целый день.

Ну, а я этим утром забыла надушиться своей дурацкой безмятежностью и теперь сжимала кусок меди в левом кулаке, впечатывая в ладонь воспаленные полумесяцы от ногтей.

Еще минута и я зашвырну эту медь через всю комнату, свернув рукой свечу, и просто уйду.

Но я хотела этого так сильно.

Так сильно, что могла чувствовать привкус желания.

И сейчас, смотря в глаза моей бабушки, спокойные и синие над пламенем свечи, я чувствовала, как она читала каждую мысль, что мелькала в моем мозгу.

И что она была удивлена.

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, полностью наполняясь воздухом до самого кольца на пупке.

Затем я медленно выдохнула, желая, чтобы этот выдох забрал с собой напряжение, сомнение, неведение, нетерпение.

Медь направляет мои силы.

« Медь, направь мою силу», – думала я. На самом деле, даже не задумываясь об этом. Легко-легко представляя образ, не используя мыслей или слов.

Поистине чистое ощущение, такое тонкое, как струйка дыма, сплетающаяся с силой Бонна-Магией.

– Покажи мне, – вздохнула я. – Покажи мне.

– Перед тем, как бегать, надо научиться ходить. А перед тем, как ходить, следует научиться ползать.

– Покажи мне.

Кварцевые кристаллы и грубые куски изумрудов окружали нас с бабушкой в двенадцати местах, белая свеча горела на земле между нами.

Моя задница затекла, прямо как вчера.

– Дыши.

– Покажи мне.

Это не работает, не работает, у меня нет сил, конец всему.

Я открыла глаза, готовая закричать.

И увидела перед собой гигантский кипарис.

Но не бабушку.

Огромный кипарис полностью закрывал небо, тяжелые серые облака, я перевела взгляд ниже: я все еще держала медь, теперь нагревшуюся от моей руки, оказавшись где-то в лесу, но где именно опознать не могла.

Кипарис.

Лесные болотные изгибы кипариса пробивались повсюду сквозь буро-зеленую воду.

Но я стояла на почве – чем-то твердом, покрытом мхом.

Облака темнели, предвещая бурю.

Листья, сбитые надо мной ветром, приземлились на воду, коснувшись моего лица.

Я услышала гром, глубокий грохот, завибрировавший в моей груди и наполнивший уши.

Обильные капли окропили землю, стекая по моим щекам, подобно слезам.

Далее, неимоверный грохот сотряс меня там, где я стояла, и одновременно ослепил вспышкой молнии.

Почти мгновенно, я услышала дрожащий, раскалывающийся звук, похожий на то, как деревянная лодка разламывается об утес.

Я моргнула, стараясь всмотреться сквозь сверкающие красные и оранжевые остаточные картинки в моих глазах.

Прямо передо мной огромное кипарисовое дерево раскололось надвое, его половинки угрожающе накренились наружу и с треском рухнули вниз под собственным весом.

У основания между двумя толстыми корнями, которые медленно выползали из-под земли, я заметила внезапный всплеск чего? Я прищурилась.

Это вода? Масло? Оно было темным, как масло, густым… но следующая вспышка осветила непрозрачную темную красную кровь.

Ручеек крови также разделился надвое и побежал по земле, постепенно просачиваясь в промокший мох, оставляя контраст красного на фоне серо-зеленого.

Я посмотрела вниз и увидела, что кровь вспучивается, бежит быстрее, интенсивно хлещет потоками между корнями деревьев.

Мои ноги забрызгались кровью, голени в кровавых пятнах.

Затем я потеряла их из виду, прикрыв рот и крича в тесно прижатую ладонь, я пыталась пошевелиться, но обнаружила, что приросла к земле сильнее, чем само дерево.

Холодная рука взялась за мой подбородок хваткой, не терпящей глупостей.

Я быстро заморгала, стараясь избавиться от дождя перед глазами.

Моя бабушка одной рукой держала мой подбородок, а другую положила мне под локоть.

– Очнись, дитя, – спокойно инструктировала бабушка.

Свеча между нами опрокинулась, воск стекал на деревянный пол.

Мои колени дрожали, а я хватала воздух большими глотками, дико озиралась вокруг, адаптируясь.

– Бабуля, – задыхалась я, глотая воздух, как рыба. – Бабуля, о, Богиня, это кошмар.

– Расскажи мне, что видела, – сказала она, выводя меня из кабинета в нашу отчасти потрепанную кухню.

Я не хотела рассказывать об этом, как будто слова могли вернуть видение, затащив меня в него обратно.

– Я видела дерево, – неохотно начала я, – Кипарис, я была в какой-то болотистой местности. Был шторм, а затем в это дерево ударила молния. Оно раскололось пополам. И кровь хлынула из его корней.

– Кровь? – ее пристальный взгляд пронизывал.

Я кивнула, ощущая дрожь и накатывающуюся тошноту.

– Кровь, река крови. И она разделилась надвое, побежала по моим ногам…

Тут из меня вырвалось «Фу», и, дрожащая, я не могла не посмотреть на свои голые ступни. Крови нет. Загорелые ноги с накрашенными фиолетовым ногтями. Прекрасно.

– В дерево ударила молния, – бормотала моя бабушка, наливая горячую воду в чайник. Насыщенный парами, влажный аромат трав заполнил помещение, и моя дрожь уменьшилась. – Река крови хлынула из корней. И эта река разделилась надвое.

– Да, – сказала я, держа кружку холодными руками, вдыхая пар, – И этим всё сказано, черт подери, – я покачала головой и сделала глоток.

Что? – спросила я, заметив, что моя бабушка рассматривает меня.

Любопытное, – произнесла она тоном, который означал тысячу других непроизнесенных слов, – Любопытное видение. Похоже, медь хорошо тебе подходит. Что ж, поработаем с ней еще завтра.

– Только если не подстерегу тебя заранее, чтобы сбежать, – пробубнила я себе в кружку.

2. Таис.

Это не правда.

Я могла повторить себе это тысячу раз, и тысячу раз холодная реальность моего бытия была снова и снова жестоко повержена.

Находившаяся рядом со мной миссис Томпкинс гладила мою руку. Мы сидели бок о бок в третьем окружном гражданском суде Уелсфорда, штата Коннектикут.

Две недели назад я пресчастливо уплетала пирожные Англаиз в маленькой кондитерской во время путешествия.

Сегодня же я ожидала услышать, как судья зачитает условия завещания моего отца.

Потому что мой отец умер.

Две недели назад у меня были папа, дом, жизнь.

Затем какой-то водитель перенес инсульт за рулем, и, оставшаяся без контроля машина, перескочив через бордюр, убила моего папу.

Подобные вещи не происходят с людьми – только не наяву. Они случаются в фильмах, иногда в книгах. Не с настоящими людьми, не с настоящими папами. Не со мной.

Тем не менее, вот она я, слушаю, как судья зачитывает завещание, о котором я никогда даже не подозревала.

Миссис Томпкинс, что являлась нашей соседкой на протяжении всей моей жизни, коснулась моей щеки надушенным лавандой платком, и я поняла, что плачу.

– Несовершеннолетнюю Таис Аллард передать под опекунство друга семьи…

Судья взглянула на меня ласково.

Я посмотрела на миссис Томпкинс рядом со мной, думая, как странно будет вернуться домой в ее дом, прямо по соседству с моей старой жизнью, спать в комнате для гостей следующие четыре месяца, пока мне не исполнится восемнадцать.

Если бы у меня был парень, я бы могла переехать к нему…

Таким образом, я смекнула, что разрыв с Чедом Вулсоттом прямо перед поездкой в Европу был преждевременным.

Я вздохнула, но вздох превратился во всхлипывание, и мне пришлось сдержаться.

Судья начала говорить об утверждении завещания и душеприказчиках, и мой разум затуманился.

Я любила Бриджет Томпкинс. Она была бабушкой, которой у меня никогда не было. Когда ее муж умер три года назад, это было как потерять дедушку.

Может, я смогу остаться в собственном доме, имея ее в качестве опекуна по соседству?

– В зале суда есть кто-то имени Аксел Говин? – спросила судья Дэйли, глядя поверх своих очков.

– Акселль Га вэнн, – раздался голос позади меня, произносивший имя с четким французским акцентом.

– Аксель Говен, – терпеливо повторила судья.

Мы с миссис Томпкинс, нахмурившись, обменялись друг с другом взглядом.

– Мисс Говен, воля Мишеля Алларда ясно установлена. Он желает, чтобы вы стали опекуном его единственного несовершеннолетнего ребенка, Таис Аллард. Это вам понятно?

Я быстро заморгала. Чтоооо?

– Да, ваша честь, – произнес голос позади меня, и я повернулась.

Акселль Говен, про которую я ни разу не слышала за всю мою жизнь, выглядела как верховная госпожа из дорогущего борделя.

Она обладала блестящими безупречно подстриженными черными волосами, покачивающимися куполом прямо над плечами. Черная челка обрамляла черные, густо накрашенные, глаза. Ярко алые губы то ли надуты естественно, то ли накачаны коллагеном. Все остальное являло собой пятно блестящей черной кожи с серебряными пряжками.

Этим летом Уэлсфорд, штат Коннектикут, никогда не видел ничего подобного.

– Кто это? – прошептала в шоке миссис Томпкинс.

Я беспомощно покачала головой, пытаясь сглотнуть через невероятно сухое горло.

– Мы с Мишелем не виделись в последнее время, – произнесла женщина непристойным голосом курильщика, – но поклялись друг другу, что я позабочусь о малышке Таис, если с ним что-либо случится. Только я никогда не думала, что это произойдет.

Ее голос прервался, и я обернулась, чтобы увидеть, как она промокает салфеткой глаза, такие же темные, как нефтяная скважина.

Она произнесла мое имя правильно, хотя даже судья произносила его как Тэй исс. Акселль знала, что верно Та ис. Неужели она знала моего папу? Откуда? Всю мою жизнь были только я и папа. Я знала, что у него были свидания, но я всегда знакомилась со всеми этими женщинами. Ни одна из них не была Акселью Гаувин.

– Ваша Честь, Я…, – начала расстроенная миссис Топкинс.

– Сожалею, – мягко сказала судья. – Хотя вы остаетесь душеприказчиком в отношении всего личного имущества мистера Алларда, но в этом завещании ясно сказано, что опеку несовершеннолетней следует передать Акселль Гаувин. Конечно, вы можете оспорить завещание в суде… однако это будет дорогостоящий и длительный процесс.

Судья сняла очки, и ледяное осознание того, что это происходит по-настоящему и что я действительно могу остаться с этой незнакомкой, тяжело таращившейся мне в спину, начало просачиваться в мой паникующий разум.

– Таис исполнится восемнадцать уже через четыре месяца, и тогда она будет вправе самостоятельно решать, где и с кем хочет проживать. Хотя я хочу надеяться, что мисс Говен деликатно отнесется к тому факту, что Таис скоро начнет свой последний год обучения в средней школе и будет менее травматично, если она сможет остаться в Уэлсфорде на это время.

– Я знаю, – произнесла женщина печально. – Но, к сожалению, мой дом находится в Новом Орлеане и мой бизнес не позволяет мне перебраться сюда на следующий год. Таис отправится в Новый Орлеан со мной.

***

Я рухнула на свою кровать, ощущая пальцами весьма потрёпанное одеяло.

Я чувствовала онемение.

Меня полностью охватило оцепенение.

Однако, позволь я себе не чувствовать онемение – громадная воющая боль вырвалась бы из моих внутренностей и разразилась непрекращаемым истерическим ураганом.

Я отправляюсь в Новый Орлеан, штат Луизиана, вместе с затянутой в кожу счастливой незнакомкой.

Я ненавидела даже мысль о том, откуда она знала моего папу.

Если у них было что-то типа романтических отношений, это перечеркнет того папу, которого я знала, и заменит его каким-то тронувшимся умом неизвестным.

Она сказала, что они были друзьями.

Настолько хорошими друзьями, что он передал ей своего единственного ребенка, хотя ни разу не упоминал при мне ее имени.

В дверь постучали.

Я тупо смотрела, как входит миссис Томпкинс, ее ласковое, пухлое лицо осунулось и помрачнело.

Она принесла бутерброд и стакан лимонада на подносе, который поставила на мой письменный стол. Она встала рядом, проводя пальцами по моим волосам.

– Может, тебе нужна какая-нибудь помощь, дорогая? – прошептала она.

Я покачала головой и попыталась выдавить храбрую улыбку, потерпев жалкую неудачу.

Продолжительный скорбный крик боли внутри меня угрожал вырваться наружу. Он бился во мне снова и снова, и я всё-таки была не в состоянии полностью его сдерживать.

Мой отец умер. Исчез навсегда.

Это было в буквальном смысле невероятно.

– Мы обе понимаем всё, что хотим сказать, – продолжала миссис Томпкинс мягким голосом. – Говорить это вслух сейчас действительно слишком тяжело. Но я скажу тебе вот что: это всего лишь на четыре месяца. Если так выйдет, что ты захочешь остаться там, – она произнесла это тоном, подразумевающим ад, – ну, тогда прекрасно, и я пожелаю тебе всего наилучшего. Но если через четыре месяца ты захочешь вернуться – я буду здесь с распростертыми объятиями. Ты понимаешь?

Я кивнула и смогла-таки улыбнуться, а она улыбнулась в ответ и ушла.

Я не могла есть.

Я понятия не имела, какие вещи паковать.

Что случилось с моей жизнью? Я была на грани того, чтобы потерять всё и всех, кого я когда-либо знала.

Я с нетерпением ждала того дня, когда в следующем году уеду в колледж, воображая, как покидаю это место, эту комнату.

Но я не была готова сейчас, годом раньше. Я не была готова ни к чему из всего этого…

***

« Связываясь с Судьбой,

Пробиваясь через тьму,

Чтобы установить контакт с теми, кто нужен мне,

Я посылаю свой дух с сообщением.

Он найдет их духи там, где они обитают.

Нас объединяет время,

Нас объединяет судьба,

Нас объединяет жизнь,

Нас объединяет смерть,

Вперед».

В этой тихой комнате, пламя свечи еле колыхалось.

Как удачно, как правильно для них было найти такое подходящее место. Дедалу нравилась эта маленькая комната, с мансардным потолком, строго скошенным вниз по направлению к стенам.

Он удобно сидел на деревянном полу, намертво выложенном почти два столетия тому назад.

Медленно дыша, он наблюдал за устойчивым светом хаотично плясавшего пламени свечи через светло-аметистовый стеклянный шар, словно этот шар сам был огромным глазом, вглядывающимся в мир.

– Софи, – выдохнул Дедал, представляя ее такой, как она выглядела, когда он видел ее в последний раз. Сколько, десять лет тому назад? Больше. – Софи. Почувствуй мою связь, услышь мое послание.

Дедал закрыл глаза, едва дыша, посылая свои мысли через континенты и время.

В поисках новостей…

***

История Франции, не так ли?

Софи набрала слова на клавиатуре, получая мгновенное удовлетворение от огромного источника знаний под подушечками своих пальцев.

С каждым прожитым веком вещи становились более поразительными.

Да, имелась и иная сторона прогресса – многие и многие вещи утрачивались.

Но каждый новый день непременно открывал новое чудо.

– Хочешь лосось, – поинтересовалась Манон, прижимая телефон к уху. – На ужин.

Софи кивнула, поглядев на нее. Ее не беспокоило, что она будет есть. Она была не в состоянии понять разнообразных потребностей Манон: еда, напитки, сигареты, люди.

Софи жаждала знаний и обучения. Однажды, когда-нибудь, если она сможет наполнить свой разум достаточной истиной и пониманием, тогда, возможно, она начнет понимать себя, свою жизнь и те жизни, что были неизменно сплетены с ней.

Возможно.

Тонкий завиток сигаретного дыма плыл над ней.

Манон все еще блуждала вокруг, прижав телефон к уху, заказывала еду у консьержа.

Результаты поисков Софи заполнили весь экран ноутбука, и она склонилась вперед.

В этот момент, без какого-либо предупреждения, слова всколыхнулись, словно под водой.

Софи, нахмурившись, бросила взгляд на пол, чтобы убедиться, что волновой предохранитель активен.

Этот компьютер был практически новехонький.

Что?

«Софи, любовь моя. Приезжай с Манон в Новый Орлеан. Это важно, Дедал». Слова растворялись на экране по мере того, как Софи успевала их прочесть.

Манон положила трубку и подошла взглянуть, на что это Софи уставилась.

– Давненько мы от него ничего не слышали, – равнодушно сказала Манон.

Софи ничего не сказала.

– Так мы поедем? – поинтересовалась Манон.

Софи вновь не отреагировала. Ее большие карие глаза пронизывали комнату, воздух, как будто фокусировались сквозь тысячи миль – прямо на Дедале.

***

– А теперь Уида, – прошептал Дедал, очищая разум от всех мыслей и чувств.

Он существовал, но не знал о собственном существовании.

Он становился единым целым с деревом, воздухом, стеклом, пламенем…

***

Итак, полагая, что образец был не загрязнен, она смогла выделить около тридцати клеток, окрасить их ферментом трипсина Гимза и получить отличный набор хромосом для исследования.

Уида Джефферс осторожно извлекла из центрифуги емкость с генетическим материалом.

Она слышала, как открылась и закрылась дверь в лабораторию, но не отвлекалась до тех пор пока не поместила в безопасность образец на полку и не закрыла дверцу холодильника.

Не после того случая в прошлый вторник. Когда месяц грандиозной работы в буквальном смысле ушел в канализацию. Кошмар.

– Простите меня, доктор.

Уида внимательно посмотрела на ассистента, держащего в руках розовый факс.

– Это пришло для вас.

– Хорошо, спасибо, Скот, – Уида взяла факс.

Возможно, это было на счет интерна, которого она собеседовала.

«Приезжай в Новый Орлеан, Уида», – говорилось в нем.

Волосы на тыльной стороне шеи встали дыбом.

Часто дыша, она обвела взглядом лабораторию, ее лабораторию, такую родную, символизирующую все, над чем она так тяжело работала.

«Ты нужна нам», – гласило сообщение.

И в конце стояла подпись «Дедал».

Не веря, Уида опустилась на лабораторный табурет и перечитала сообщение.

Расслабься, успокойся. Ты не обязана ехать.

Она взглянула через окно, армированное проволокой для безопасности.

Небо по ту сторону было ясным и лазурным.

Новый Орлеан.

Сейчас в Новом Орлеане, должно быть, очень жарко.

***

Лишь только увидев Клэр, Дедал скривился.

Было очевидно, что с того момента, когда они встречались последний раз, она ничуть не похорошела.

Он смотрел на нее, сидящую в небрежной, непристойной позе на дешевом деревянном стуле.

Два неровных ряда перевернутых стопок липко мерцали на столешнице из огнеупорного пластика, куда она облокотилась.

Клэр.

Толпа вокруг нее что-то пела.

Здоровенный мужчина средних лет с несколько азиатской внешностью – Дедал не мог определить, с какой именно – был не в состоянии совладать с собой.

Он заглотил очередную порцию какого-то самогона, что они распивали. Почувствовав следом, как обожгло внутри гортань, он вытер свой рот рукавом спецовки. Его темные, полузакрытые глаза напрягались, чтобы сфокусироваться на оппонентке.

На мгновение внимание Клэр привлек настойчивый звонок телефона на барной стойке.

Ответь на звонок, Клэр. Не спрашивай, кому звонит телефон – он звонит тебе.

Звук звонка игнорировался как назойливое насекомое, Клер улыбалась, и толпа веселилась от этого показушничесва.

Кто-то грохнул очередной тяжелой стопкой, бутылка без этикетки наклонилась и обильно плеснула какой-то дряни, наполняя стопку и заливая столешницу.

Толпа принялась хлопать в унисон, что-то выкрикивая.

Ее имя? Некое азиатское слово, означающее «сумасшедшая белая дамочка»? Дедал не мог сказать точно.

Она не собиралась отвечать на звонок, и никто не собирался.

Она не услышит его послание.

Похоже, ему придется попытаться застать ее в более трезвом состоянии.

Удачи.

Ей потребуется несколько дней, во всяком случае, чтобы просохнуть после сегодняшнего небольшого эпизода.

Ее глаза пылали зеленью, как если бы свет исходил изнутри, дрожащая рука Клэр потянулась к стопке.

Прозрачная жидкость растекалась по ее пальцам от шатания.

Она не придала этому значения.

Она зажала стопку губами и запрокинула голову.

После чего, победоносно треснула стопкой об стол.

Толпа одобрительно заревела. Она честно отработала свои деньги.

Сидящий напротив нее азиат, блефуя, протягивал руку к очередной стопке, но затем медленно склонился в бок, плавно соскальзывая лицом на стол.

Он лежал на полу с закрытыми глазами и в мокрой рубашке прежде, чем кто-либо осознал, что он был в отключке.

Дедал застонал.

Ладно, ей он займется позже.

***

«По крайней мере, Марсель, скорее всего, не станет отравлять себя изнутри», – думал Дедал, закрывая глаза и фокусируясь на мужчине, который являлся загадкой все то время, что Дедал знавал его.

Марсель. Он представил юное лицо, милое со светлой кожей, голубыми глазами и тусклыми каштановыми волосами.

Пятно света от свечи не колыхалось, пока Дедал не уставился на него.

Марсель.

Дедал практически ощутил прохладу, исходящую от каменной стены в своем видении.

Он задумался, что наблюдай он за Марселем сегодня, сотню или триста лет тому назад – все выглядит абсолютно так же: суровые каменные стены монастыря, тусклый свет, аккуратные ряды парт. Хотя три сотни лет назад каждая парта была бы занята.

А сегодня немногие ирландские семьи отдавали молодых сыновей служению Господу, так что священнослужители вынуждены были сократить свои ряды, чтобы прокормиться.

Как результат, лишь двое обитателей поддерживали молчаливое общество Марселя в огромной зале.

Марсель сгорбился над большой книгой: подлинным, вручную иллюстрированным манускриптом.

Сусальное золото почти полностью поблекло, с тех пор, как оно было тщательно прижато в месте кающегося слуги Пресвятой Матери-Церкви.

Дедал послал сообщение, улыбаясь своей собственной изобретательности и гордясь своей силой.

Марсель мог отрицать то, кем являлся – Дедал никогда. Уида могла игнорировать свои силы – Дедал этими силами наслаждался ежедневно. Софи могла тратить всё свое время на учебу и другие интеллектуальные занятия – Дедал всё свое время посвящал наращиванию силы.

Вот почему он был искуснее, чем они; вот почему он был отправителем, а они – получателями.

***

В монастыре, худые плечи Марселя склонились над манускриптом.

Красота искусства на полях манускрипта наполняла его душу чересчур приятной болью, что являлось грехом ощущать такой плотский восторг, лицезрея работу мужчин до него. Или, возможно, их руками управляла божественная сила, и она же вдохновляла их иллюстрации? В этом случае, своим восхищением Марсель лишь отдавал дань уважения их Господу.

Его губы еле двигались, когда он читал слова на латыни.

Вдруг он нахмурился.

Он моргнул и протер грубым рукавом глаза.

Буквы перемещались… О, нет.

Запаниковав, Марсель стал озираться.

Никто не обращал на него внимания.

Он загородил книгу своим телом, скрывая от посторонних глаз.

Ему никогда не сбежать.

А никогда – это слишком долго.

Так что он признал тот факт, что прекрасно выведенные черные буквы перестраивались сами собой.

Он вчитывался во вновь сформированные слова.

«Срочно и без промедлений приезжай в Новый Орлеан. Дедал».

Марсель смахнул грубым рукавом холодный пот, скопившийся на брови.

Потом он сел, изо всех сил стараясь ничего не чувствовать, ожидая, когда эти слова исчезнут, снова станут молитвой на латыни, хвалой Господу. Ждать пришлось долго.

***

Последняя гроза так взбудоражила воду, что рыбалка и ловля крабов были бессмысленны.

Лучше подождать, пока вода прояснится, неделю, возможно, две.

Не считая воду, замутненную илом, гроза заполонила песчаные берега всеми возможными видами сплавного леса, мертвой рыбы, пустых черепашьих раковин, уродливых обломков предметов человеческого обихода: велосипедных шин, чьих-то лифчиков.

– Вот и все дела, – умозаключил Ричард.

Ему хотелось курить, однако в прошлый раз, когда он закурил, четыре человека послало его к черту.

То ли это потому, что он выглядел слишком молодо, не считая пирсинга на носу и брови, а также бросающихся в глаза татуировок, или, может, потому, что они просто переживали за загрязнение окружающей среды – он понятия не имел.

Может, пора уже сдаться наконец. Вернуться домой, поспать и всё такое.

Неожиданно, к его удивлению, леска дернулась, и он чуть не выронил удочку.

Но пальцы автоматически сжались, и он быстро стал наматывать леску на катушку.

Он надеялся, что это не сом.

Они, гады, рвут леску, а некоторые, здоровенные, не очень-то съедобные.

Солнечный отсверк на серебряном фоне подсказал ему, что это нечто другое.

Катушка с шумом свистела, пока он тянул.

Длинное тонкое тело блестящего серебряного цвета – королевская марсель.

По окончании длины лески ее надо было вытаскивать, Ричард подтянул леску поближе, провел по ней, мокрой, пальцами, чтобы снять рыбу с крючка.

Его рот открылся.

– Ричард, – прохрипела рыба.

Ричард моргнул и заухмылялся.

Он быстро осмотрелся вокруг: не похоже, что кто-то еще слышал, что он разговаривал с рыбой.

Он расхохотался.

Что за забавная идея! Говорящая рыба! Смех был истеричным.

– Ричард, – повторила рыба. – Возвращайся в Новый Орлеан. Оно того стоит, я обещаю. Дедал.

Ричард подождал еще мгновение, но, определенно, рыба полностью закончила сообщение.

Быстро он скользнул пальцами к крючку и резко сбросил с него рыбу.

Восемь футов весом она плюхнулась в мутную цвета хаки воду, ее бока мерцали.

Хмм, Новый Орлеан, не слишком много времени прошло с тех пор, как он вернулся.

Но достаточно много.

Он улыбнулся, дорожное путешествие.

Надо всего лишь взбодриться.

***

Дедал тихо смеялся про себя, наблюдая, как Ричард собирает свои рыболовные снасти.

Будет здорово снова увидеть его.

Возможно.

Шум снизу привлек внимание Дедала.

Умышленно двигаясь не спеша, он опустил свечу в воду и положил стеклянный шар в шкаф для посуды, накрыв его квадратным куском черного шелка.

Он наскоро смел круг из соли на полу, затирая следы ног, после чего загладил волосы назад.

Он чувствовал себя истощенным, голодным, испытывающим жажду.

Он много сделал за один день, возможно, слишком много.

Но не было времени, чтобы тратить его впустую.