Текст книги "Удивительное прозрение"

Автор книги: Кейт Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава вторая

Глядя на отъезжающую машину Розиты, Бет вдруг захотелось броситься вслед и умолять Розиту остаться.

– Поехали, тебе надо поесть.

Бет оглянулась. Хайме поднял ее сумку, которую она взяла из машины Розиты. Что такого особенного есть в его голосе, что даже после стольких лет разлуки делает его моментально узнаваемым?

– Бет?

– Я не голодна, – ответила она, идя за ним в сгущающихся сумерках по парковочной площадке.

– Но ты же говорила, что голодна! – Наморщив лоб, Хайме окинул взглядом ее тоненькую фигурку.

– Я сказала так, только чтобы успокоить Розиту, – ответила Бет, пожав плечами. Они остановились возле большой машины темно-зеленого цвета. – Она беспокоится, если я нерегулярно питаюсь.

– Она, видно, очень о тебе заботится, – заметил Хайме, открывая перед Бет дверцу машины. – Тебе повезло.

– Да… очень, – согласилась Бет, откидываясь на спинку великолепного кожаного сиденья и прикрыв глаза. – Не знаю, что бы я без нее делала. – В голосе ее не чувствовалось горечи, она просто констатировала факт. Она вспомнила о своем обещании Розите и похолодела от страха. Она обязана сообщить Хайме о Джейси. Даже в уме ей было нелегко подобрать для этого слова. А каково будет их произнести?

– Здесь недалеко есть приличный бар с хорошими закусками, – сказал Хайме холодным и странно официальным тоном, выехав с парковочной площадки. – Может, тебе это понравится больше, чем обычный обед.

– Я же сказала: я не голодна.

– Зато я голоден, – ответил он с легким раздражением. – И мне не хотелось бы, чтобы сеньора Рубио обвинила меня в невнимании к тебе.

Голова Бет была занята подыскиванием ответа, поэтому она молча вслед за Хайме вошла в маленькое чистенькое кафе-бар.

Он заказал кофе и канапе, но, когда их принесли, Бет так и не нашлась что сказать.

Молчание затягивалось, росло и напряжение. Бет вспоминала другие их совместные трапезы. Тогда между ними тоже возникало напряженное молчание, но вызывалось оно их неудержимой тягой друг к другу. Чтобы отвлечься от грустных воспоминаний, Бет положила себе на тарелку еды и начала есть. Это помогло. Воспоминания ушли, но сердце наполнилось невыносимой печалью.

– Ну вот, слава Богу, ты хоть что-то ешь, – холодно заметил Хайме, наблюдая за ней. – Я слышал, что женщины твоей профессии из страха прибавить хоть миллиграмм вынуждены жить на одних листьях салата.

– Моей профессии? – Бет чуть не поперхнулась от негодования. Он сказал это таким тоном, словно ее профессия была сродни тому, чем занимаются уличные женщины. – К счастью, я принадлежу к тому типу людей, которые могут есть что угодно и не прибавлять в весе. Просто сейчас я очень озабочена, и аппетита как-то нет.

Губы Хайме тронула едва заметная улыбка.

– Я, кажется, обидел тебя. Но поверь, у меня вовсе не было такого намерения. Ты добилась больших успехов, Бет. Не знаю даже, осталась ли на свете хоть одна страна, где не увидишь на рекламном щите твоего лица, а в журналах – твоих фотографий.

«А теперь он пытается представить мою популярность как нечто порочное», – со злостью подумала Бет и, чтобы удержаться от язвительного ответа, сунула в рот крохотный бутербродик.

– А что сталось с твоими планами изучать испанский и обучать в Южной Америке детей бедняков?

– Сын родился, – ледяным тоном ответила она, злясь на то, что он насмехается над ее давнишней мечтой. Джейси было всего несколько месяцев, когда она обнаружила, что есть перспектива хорошо зарабатывать, став моделью. Тогда же она поняла, что от решения поселиться на Мальорке ее удерживала гордость, а не призрак Хайме.

Редкая семья могла бы похвастаться такой любовью, какая связала Бет, Джейси и Розиту. Их союз, а также финансовая независимость, обретенная Бет, помогли ей сделать этот логичный и желанный шаг. Правда, в глубине ее сознания постоянно жил страх столкнуться с Хайме, хотя она знала, что он работает в Мадриде.

И только года два спустя, случайно наткнувшись в газетной заметке на его имя, она избавилась от этого страха. С тревогой стала читать эту статью, боясь узнать, что он возвращается из Мадрида на Мальорку. Но, как оказалось, Хайме уехал в Южную Америку. Дочитав до этого сообщения, Бет отложила газету.

Хайме вдруг откинулся на спинку стула и устало провел руками по лицу.

– Прости, Бет, – тихо сказал он. – У тебя был тяжелый день, и я его ничем не облегчил. – Он потянулся через стол к ее маленькой руке, беспокойно водившей по краю блюдца, но на полпути остановился и, уронив руку на стол, легко забарабанил длинными красивыми пальцами по деревянной крышке.

Бет смотрела на его тонкие загорелые пальцы… Смотрела и вспоминала, как когда-то эти руки в пылу страсти ласкали ее.

Бет вдруг окатила жаркая волна желания, и она порывисто вздохнула, подавив едва не вырвавшийся крик ужаса.

– Ты-то как можешь знать, какой у меня был сегодня день? – агрессивно воскликнула она, в панике заметив его удивление в ответ на ее судорожный вздох.

– Поскольку у меня нет своих детей, то нет и личного опыта, но… Черт возьми, Бет! – раздраженно оборвал он сам себя. – Мы оба знаем, в чем тут дело. Сейчас ли, через десяток лет, но нам всегда будет при встречах нелегко!

– У меня нет никакого желания ворошить прошлое, – холодно заметила Бет.

– И у меня тоже, – ответил он. – И поэтому, надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу, замужем ли ты.

– Нет, не замужем, – резко ответила она, огорошенная его вопросом.

– Я спрашиваю, так как случайно узнал, что Франсиско Суарес сейчас здесь в отпуске, – безразличным тоном сказал Хайме. – Но ты, наверное, и сама знаешь об этом.

Бет поднесла ко рту чашку. Она держала ее обеими руками, потому что они так дрожали, что она боялась пролить кофе. Прижимая чашку к губам, она пыталась успокоиться. Абсолютная уверенность Хайме, что отец Джейси – Сиско, окончательно выбила ее из равновесия. Надо отдать должное Хайме, он вел себя очень осторожно во время их близости, но Джейси все равно был зачат. Так бывает, это всем известно, тупо думала Бет. А Хайме со своим медицинским образованием, похоже, этого не знает. Или он просто страховался от неожиданности, давая ей понять, как непреклонен он на этот счет.

– Все ясно, – нарушил он затянувшееся молчание. Глаза его холодно блеснули. – Ты предпочитаешь не касаться этой темы. Забудем, что я ее затронул.

– Тем не менее ты ее затронул, – ледяным тоном подчеркнула Бет. Ее душили гнев и отчаяние.

Несколько мгновений он смотрел на нее мрачным, злым взглядом. Куда девалась даже видимость любезности, которую он пытался демонстрировать? Он вдруг сердито помотал головой, поднял чашку и отпил кофе.

– Бет, ни к чему все это, – вздохнул он, и злое выражение исчезло с его лица. – Меньше всего я хотел пробудить в тебе горестные воспоминания. Правда, поверь мне.

Бет посмотрела в его красивое лицо, ставшее вдруг таким серьезным и искренним, и почувствовала, что ей становится смешно. Слава Богу, в такой тяжелый, ужасный день ее хоть что-то развеселило. Ну не смешно ли, что именно он хотел избавить ее от горестных воспоминаний? Ей захотелось поделиться с ним этой забавной шуткой, и она неожиданно залилась серебристым смехом.

Хайме молча встал, достал из заднего кармана брюк кожаный бумажник и бросил на стол несколько банкнот.

– Мы уходим, Бет, – спокойно сказал он. Но она, казалось, даже не слышала. Тогда Хайме поднял ее со стула и вывел из кафе. – Перестань, Бет! Пожалуйста.

Бет и сама уже хотела остановиться, но не могла. Чем больше она старалась перестать смеяться, тем озабоченнее становилось выражение лица Хайме. А Бет казалось, что более смешного зрелища она в жизни не видела.

Резкий удар по щеке моментально оборвал ее смех, а также лишил ее способности видеть вещи в их истинном свете, потому что ей показалось, что на его лице промелькнула боль, такая же глубокая и мучительная, какую некогда пережила она сама.

Со стоном, похожим на отголосок этой боли, Хайме притянул ее к себе и обнял.

– Бет, прости, но мне пришлось это сделать. Надо же было как-то остановить твою истерику!

Голова ее доходила ему до подбородка. Хайме прижимал ее к себе, пробуждая неуместные воспоминания: как его худощавое крепкое тело сплеталось в пылу страсти с ее телом и какое умиротворение приходило к ней после того, как их страсть утихала.

– Все в порядке, Бет?

Он отклонил назад ее голову. Теперь она смотрела прямо ему в глаза. То, что она увидела в них, сразу рассеяло чары. В них не было боли. Это был испытующе-внимательный взгляд врача, наблюдавшего за трудным пациентом.

– Конечно, в порядке, – холодно ответила она и пошла к машине. На нее навалилась вдруг такая усталость, что ей было безразлично, какое зрелище она только что собой представляла. – Даже хорошо, что так получилось и я не смогу поделиться с тобой шуткой, которая меня рассмешила! – с вызовом сказала Бет, садясь в машину. – Все равно ты ничего бы не понял.

Хайме завел мотор.

– Бет, что бы ты ни думала, но правда, я меньше всего хотел тебя расстроить.

– Не сомневаюсь, Хайме, – устало ответила Бет. – Но по крайней мере я от души посмеялась.

Он бросил на нее хмурый взгляд, а въехав на территорию большого дома в старом престижном районе города, сказал:

– Я звонил домой, так что для тебя все готово.

– Спасибо.

Бет выбралась из машины. Она чувствовала себя так, будто вот-вот упадет от усталости. Пока Хайме доставал из багажника ее сумку, она рассматривала белый фасад дома, увитый лианами, огромные вазы с пышно цветущими геранями возле раскидистых кустов бугенвиллей. Господи, думала Бет, что она здесь делает?

Она отрешенно посмотрела на Хайме, шедшего к входной двери, и двинулась следом за ним. Стоя позади, подождала, пока он отпирал сначала решетку из кованого железа, а потом резную двустворчатую дверь.

Бет вошла в холл с ослепительно белыми стенами, контрастирующими с темным деревом пола, и широкой лестницей в центре.

– Сначала я покажу тебе твою комнату, – сказал Хайме, с сумкой в руке направляясь к лестнице.

Поднимаясь вслед за ним, Бет вспомнила, почему она оказалась здесь. Розита считала, что ей потребуется немало времени, чтобы собраться с духом и сказать Хайме правду о сыне. И поэтому хотела, чтобы Хайме был рядом, когда настанет такой момент. А рано или поздно он настанет, со страхом думала Бет, но тут же одернула себя. Нельзя же продолжать так малодушничать.

Хайме открыл красивую резную дверь.

– Ванная рядом, – сообщил он и поставил сумку возле двери. – Надеюсь, все, что тебе нужно, приготовлено. Если нет – дай мне знать. – Он окинул ее взглядом. В холодных глазах мелькнуло сочувствие. – День для тебя оказался нелегким, – мягко сказал он. – Может, примешь ванну, расслабишься? Или душ, если хочешь. А потом спускайся вниз, выпьем шоколад. И я еще раз расскажу о предстоящей твоему сыну операции. Может быть, ты захочешь что-то уточнить.

– Спасибо. Меня это устраивает, – ответила Бет. Напряжение начало отпускать ее, потому что она твердо решила, что расскажет ему о сыне сегодня же. Она прошла мимо него в комнату и нерешительно обернулась. – Спасибо, что приютил меня… Ты так добр.

– Бет, можешь жить здесь, сколько тебе потребуется. Правда.

Она не успела ничего ответить. Дверь за Хайме закрылась, и она осталась одна.

Просторная комната была обставлена массивной мебелью из розового дерева, простой по форме, но с изысканной резьбой. Стены были все того же холодного белого цвета. Натертые до блеска полы покрыты пушистыми коврами.

Бет закрыла глаза. Ее беспокоил сумбур, царивший у нее в голове. Но чем скорее она распакует вещи и примет душ, тем быстрее покончит с пугающим ее разговором, твердо сказала она себе, решительно взяв сумку и поставив ее на резную полочку в ногах широкой кровати с пологом.

Как только она вышла из душа и вернулась в спальню, в дверь постучали. Бет накинула халат и открыла дверь.

На пороге стоял Хайме с небольшим подносом в руках.

– К сожалению, мне придется уехать. В клинике возникли какие-то затруднения. Вот, я приготовил тебе шоколад, – сказал он, вручая ей поднос.

– Спасибо. Ты очень любезен.

– Чувствуй себя как дома. Бери все, что тебе нужно, – с суховатой вежливостью продолжал он. – Я бы сам показал тебе дом, но надо срочно ехать.

И дверь закрылась, прежде чем Бет успела что-нибудь сказать. И снова она осталась одна.

Она отнесла поднос на ночной столик и села на кровать. У нее было такое ощущение, словно ее ударили в солнечное сплетение. Облегчение, которое она недавно испытала, теперь казалось ей полнейшей глупостью. Мысль о предстоящей ночи в этой гнетущей тишине приводила ее в ужас. Она надела ночную рубашку и выключила верхний свет. И вдруг неожиданно подумала, что, возможно, не одна она проявляет малодушие.

С горечью она забралась в постель между прохладных льняных простынь и села, подложив под спину мягкие подушки. Хайме было нелегко проявлять даже любезность, мрачно думала она, и он, видно, понял, что вынести ее компанию у него не хватит сил.

Бет взяла кружку и глотнула горячего сладкого шоколада. С невыносимой болью она поняла, что стена, которой все эти годы она отгораживалась от прошлого, рухнула. На нее нахлынули воспоминания о том, как сильно она любила этого человека. Она так мучительно переживала предательство Хайме, что была вынуждена воздвигнуть эту стену, чтобы не сойти с ума.

Бет закрыла глаза, поддавшись воспоминаниям. В те первые недели крайнего отчаяния, когда она вновь и вновь переживала каждое мгновение их отношений, она была не в силах затушить в себе любовь к Хайме, стойким пламенем горевшую до момента его жестокого предательства. Ее душа металась между любовью и ненавистью до тех пор, пока она не нашла в себе силы вспоминать Хайме только таким, каким видела его в последний раз, – его красивое лицо было неузнаваемо под холодной маской презрения.

Разве могла она в девятнадцать лет со своей наивностью и неопытностью противостоять ему? Но возможно, подумала Бет, лишенная на долгие годы любви, она оказалась более ранимой, чем другие? С тоской она перенеслась мысленно в далекое прошлое.

Через месяц после того, как ей исполнилось одиннадцать, судьба лишила ее горячо любимых родителей: они погибли в автокатастрофе. А девять месяцев спустя от обширного инфаркта скончался во сне дед со стороны отца. Это был человек, которого она обожала и чья безмерная любовь к ней вернула ей радость жизни. После смерти деда ее жизнь под опекой его вдовы превратилась в безрадостное, лишенное любви существование. Агнесса Миллер вышла замуж поздно, за вдовца старше ее на несколько лет. Она не скрывала своей неприязни к девочке, оставшейся на ее попечении в результате неожиданного вдовства.

Холодная негостеприимность Агнессы лишала Бет возможности завести друзей, и только школа была единственной радостью в ее одинокой жизни. Не имея никаких других интересов, она с жадностью впитывала все новое и была просто одержима в своей тяге к знаниям.

В четырнадцать лет она увлеклась идеей открыть в какой-нибудь латиноамериканской стране школу для обездоленных детей, не имеющих возможности учиться. Она поставила перед собой цель – получить университетское образование и изучить испанский язык, чтобы передать свои знания еще менее удачливым, чем она сама… Многие годы она вынашивала эту мечту, которая придавала смысл ее пустой, одинокой жизни.

Присуждение стипендии открыло ей путь в большой мир, дав возможность претворить свою мечту в реальность. И этим миром стал университет с его перспективами и бурной жизнью. Однажды ее сокурсница сказала, что для совершенствования в испанском языке собирается провести летние каникулы на Мальорке. Туда ее приглашала давняя школьная подруга, чьи родители имели большую виллу на острове. Бет не могла скрыть свою зависть. И когда Лили предложила ей поехать вместе с ней, Бет заколебалась, ибо соблазн был очень велик.

– Откровенно говоря, ты мне даже окажешь этим услугу, – уговаривала Лили. – Джун временами бывает очень легкомысленной, и я боюсь, что она и две другие подруги, которые едут с ней, не захотят заниматься и будут все время развлекаться. А у тебя такое же неважное произношение, как и у меня. Так что подумай, какая представляется возможность его исправить.

Бедняжка Лили, вспоминала Бет, не замечая, что по щекам текут слезы. Одна бессонная ночь следовала за другой из-за шумных нескончаемых вечеринок, без которых Джун и ее подругам жизнь казалась скучной. В конце концов Лили не выдержала. Через неделю после приезда собрала чемодан и вернулась в Англию. Но тут в жизни Бет появился Хайме. И пока он жил на мысе Форментор, другого места для Бет не существовало.

Воспоминания вновь пробудили в ней мучительное желание. Издав приглушенный стон, Бет потянулась к лампе на ночном столике и выключила свет. В этот раз ей еще тяжелее, чем было тогда, в баре, в панике думала она. Ее тело, казалось, забыло о прошедших годах и тосковало по Хайме с такой же ненасытной страстью, как когда-то.

Бет зарылась лицом в подушку и в отчаянии разрыдалась. Хайме был как тяжелая болезнь, которая оставила свой ужасный след, в ярости думала она. Болезнь, от которой она так и не избавилась. Иначе почему она не могла сблизиться с другими мужчинами? Ей было больно вспоминать тех других мужчин – серьезных, интеллигентных, глубоко порядочных. Но все происходило всегда по одной и той же схеме! Стоило кому-нибудь из них пробудить в ней физическое влечение, как у нее возникало неодолимое желание прекратить всякие отношения, хотя она и презирала себя за то, что не может перестать мстить всем мужчинам за проступок Хайме Кабальероса.

Глава третья

Лучи солнца, проникшие сквозь жалюзи, наполнили комнату мягким светом и разбудили Бет.

Она лежала неподвижно и переводила взгляд с одного предмета красивой резной мебели на другой. Сознание ее лениво совершало путь от сна к бодрствованию. Но едва этот путь был завершен, как она в панике попыталась вернуться обратно.

Но потом, сердито обругав себя за малодушие, решительно спустила с кровати ноги и босиком прошла в ванную.

Вчерашний день, обрушивший на нее столько жестоких потрясений, закончился приступом тоски. Но больше это не повторится, твердо сказала себе Бет и встала под душ. И незачем мучительно подыскивать подходящие слова, чтобы сказать Хайме о сыне. Они придут сами, стоит только начать разговор.

Вернувшись в комнату, она встала перед зеркалом и начала сушить волосы. Но как только увидела свое бледное, измученное лицо, решимость ее поколебалась. Всю ночь она беспокойно крутилась в постели, проваливаясь время от времени в короткий сон. И теперь все это отразилось на лице. «Живой мертвец, да и только!» – сокрушенно думала Бет, глядя на свое отражение. И самочувствие под стать виду. Но сколько бы она себя ни мучила, изменить ничего бы не смогла.

Высушив волосы, Бет закрутила их свободным узлом и надела ситцевое платье яркой расцветки, которое так нравилось Джейси.

С ощущением тяжести во всем теле и чувством крайней неловкости Бет спустилась в холл. Дом был большой, и она растерялась, не зная, куда идти. А еще предстояла встреча с отцом Хайме, дедом Джейси, вспомнила она с тревогой. Если, конечно, он не в Барселоне, где проводил большую часть времени.

К лестнице подошла служанка, и Бет с облегчением улыбнулась. Девушка проводила ее в столовую.

Увидев ее, Хайме с ленивой грацией, которая когда-то ее покорила, и холодной вежливостью поднялся из-за длинного стола.

– Хорошо поспала, Бет?

– Да, спасибо. – Несмотря на всю решимость, она снова поддалась ощущению, что все происходящее не имеет отношения к реальности. С отрешенным видом Бет огляделась. В центре просторной комнаты стоял большой полированный стол, уставленный с одного конца серебряными приборами и тонкой фарфоровой посудой. Облик столовой дал ей возможность заглянуть в мир отца Джейси. Какой же это был разительный контраст с ее скромным родительским домом! – Я бы хотела сразу поехать в клинику, если тебе удобно.

– Вполне, – отозвался Хайме. – Но сначала ты должна позавтракать. – Он показал на прибор слева от себя.

Бет прошла вдоль стола и села.

– Спасибо. Я выпью только кофе.

– Может быть, сказать, чтобы тебе сварили яиц или…

– Нет, спасибо, мне вполне достаточно кофе, – прервала она его и взяла из корзинки сладкую булочку.

– Ты уверена? – сдержанно спросил он, наливая ей кофе. – Мне помнится, пристрастие испанцев к сладкому завтраку тебе казалось несколько странным.

Бет не ответила на его замечание, только поблагодарила за протянутую чашку кофе. Ей и так тяжело, а он еще напоминает о прошлом, с горечью подумала она.

– Бет, я распорядился, чтобы в тех случаях, когда я не смогу подвозить тебя в клинику, к твоим услугам была готова машина с шофером.

– Ты очень любезен, спасибо. – Бет, готовясь начать разговор на мучительную тему, машинально вертела в руках кусочек булочки, которую она разломала на несколько частей. – Хайме, я… вчера я…

– Что – вчера? – спросил он, бросив на нее настороженный взгляд.

– Я… забыла спросить о твоем отце, – вырвалось у нее совсем не то, что она хотела сказать. – Надеюсь, мое пребывание не доставит ему неудобств…

– Моему отцу? – прервал он ее, нахмурившись. – Бет, мой отец умер почти три года тому назад.

– О… Хайме… прости, пожалуйста, – запинаясь пробормотала она и, чтобы скрыть замешательство, взяла чашку и стала пить кофе. Она не собиралась об этом спрашивать, и теперь ей стало очень неловко. Она помнила, как близок был Хайме с отцом.

– Тебе незачем извиняться, – с легкой горечью ответил Хайме. – Ведь ты не знала о его смерти.

– Но он был совсем еще не старый.

– Да, ему было всего пятьдесят шесть… Совсем еще не старый, как ты заметила.

Хайме, кажется, хотел сказать еще что-то, но передумал и замолчал. Действовавшее на нервы молчание продолжалось до конца завтрака и даже тогда, когда они сели в машину и влились в утренний поток транспорта.

Он, конечно, все еще глубоко переживает смерть отца, думала Бет. И вторгаться в его горе сообщением о Джейси она, разумеется, не решилась. Мысли ее вернулись к покойному отцу Хайме. Теперь он никогда не увидит своего внука, а вот отцу еще предстоит встреча с сыном.

По телу ее пробежала дрожь, и, чтобы отвлечься, она переключила внимание на сидящего рядом мужчину. Перед выходом из дома он надел на белую крахмальную рубашку с коротким рукавом, темно-синий пиджак. Профессия модели научила ее разбираться в хорошо сшитой одежде. Пиджак сидел на Хайме безупречно. Много лет назад, когда она только что познакомилась с ним, она не имела понятия о таких вещах, и ей никогда не приходило в голову, что их разное социальное происхождение может осложнить их отношения. Как она была наивна, с горечью думала Бет.

– Пока мы не вошли в клинику, нам надо решить один вопрос, – прервал ее невеселые мысли Хайме, когда они въехали на больничную территорию. – Ты хотела бы, чтобы завтра оперировал твоего сына я?

– Нет, Хайме, – ответила Бет. Она как-то сразу успокоилась, потому что он открыл ей путь к трудному разговору. – Не хотела бы. – Но едва она произнесла эти слова, как шаткое спокойствие ее покинуло. – Хайме, я должна…

– Не надо… все в порядке, – невозмутимо ответил он и вышел из машины. Бет тоже вышла.

– Хайме, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить…

– Нет никакой необходимости что-то еще объяснять. – Он взглянул на нее с легкой усмешкой в глазах. – В клинике несколько хирургов, и любой может это сделать.

– Рада это слышать, – сухо ответила Бет, раздраженная его насмешкой. – Но я должна тебе объяснить, почему не хочу, чтобы оперировал ты.

– Прости, что прерываю, – чеканя слова, сказал он и холодно блеснул глазами, – но меня это совершенно не интересует.

Чувствуя, как в ней поднимается злость, Бет повернулась и пошла к зданию клиники.

– Кстати, Бет, – окликнул ее Хайме, войдя вслед за ней в холл. – Мне придется сначала осмотреть больных, и только потом я смогу поговорить с персоналом, наблюдающим за твоим сыном. Так что увидимся позже.

Бет замедлила шаг, приближаясь к палате Джейси, чтобы дать улечься гневу. Теперь ей была совершенно понятна причина, по которой ей было так трудно начать разговор с Хайме. Она боялась, что он не проявит интереса к ребенку, который ей дороже жизни. И что из этого? – сердито подумала она. Ему совершенно безразличны и она, и Джейси, так было и всегда будет.

Из палаты, когда она к ней приблизилась, вышла медсестра.

– Сеньора Миллер? – улыбнулась она, закрывая дверь.

Бет кивнула и улыбнулась в ответ.

– Вы говорите по-испански? – спросила та на ломаном английском.

– Да, говорю, – ответила Бет на испанском, на котором благодаря Розите она говорила теперь свободно и без акцента.

– Меня зовут Каталина Руис. В этой смене я – медсестра Джейси. Я рада, что вас встретила.

– А в чем дело? Что-нибудь случилось? – со страхом спросила Бет.

– Нет, ничего. Джейси прекрасно себя чувствует, – успокоила ее медсестра. – А сейчас он спит.

– Спит? – удивилась Бет.

– Утром у него болел животик, что вполне естественно, и ему назначили обезболивающее. – Она вдруг улыбнулась. – Да, чуть не забыла… Я обещала ему рассказать вам, как храбро он пережил укол.

– О Господи, укол! – вздохнула Бет и грустно улыбнулась. – Думаю, ему это не понравилось.

– Ну, о первой его реакции я лучше умолчу, – засмеялась медсестра. – Принести вам кофе?

– Спасибо за любезность, но не сейчас.

– Тогда попозже. Я буду наведываться, проверять, как тут Джейси.

Бет улыбнулась, благодарно кивнув, и пошла к сыну.

– Здравствуй, родной, – прошептала она, и сердце ее наполнилось нежностью. К ее удивлению, Джейси вдруг открыл глаза. – А медсестра сказала, что ты спишь! – воскликнула она. Нагнулась и поцеловала сына.

– Каталина? – Джейси поднял руку и погладил мать по лицу.

– Да, Каталина. Она рассказала, как ты храбро себя вел, когда тебе делали инъекцию.

– Противная йекция! – сонно пожаловался Джейси. – Но сейчас животик болит только чуть-чуть… А где Йайа?

– Она приедет попозже. Вчера вечером ей пришлось уехать…

– А ты разве не ездила с ней домой, мама? – удивился Джейси.

Бет покачала головой.

– Йайа, наверное, считает меня глупой, но мне хотелось остаться в Пальме, поближе к тебе.

– Никакая ты не глупая, – убежденно возразил Джейси. Веки его начали сонно смыкаться. – А Йайа не могла с тобой остаться, ей надо идти в галерею… Когда я вырасту и научусь рисовать красивые картины, Йайа повесит их в своей галерее… Правда, будет здорово?

– Да, замечательно, – шепнула она. Видя, как он борется со сном, Бет придвинула стул поближе к кровати. – Я немного устала. Ты не возражаешь, если я прилягу на твою подушку?

Джейси удовлетворенно вздохнул, неуклюже обхватил рукой ее голову и почти мгновенно уснул. Убедившись, что он уже крепко спит, Бет высвободила голову и встала. Она больше не пыталась придумывать какие-то особые слова для предстоящего разговора с Хайме. В голове была только одна мысль: она обязана выполнить свой долг и сообщить Хайме о сыне любыми словами, какие только придут ей на ум.

Бет вышла из палаты и направилась в приемную. Одна из медсестер заполняла карту.

– Мне необходимо поговорить с доктором Кабальеросом, – обратилась к ней Бет. – Могу ли я…

– Вам повезло, – перебила ее с улыбкой девушка. – Вот он.

Бет обернулась и увидела выходившего Хайме. Сердце ее учащенно забилось. Она чуть не бегом кинулась за ним вслед.

– Хайме, мне нужно с тобой поговорить!

– Говори, – сказал он и пошел к палате Джейси. – Карта твоего сына у меня. – Он открыл папку, которую держал в руках. – Но я не успел ее просмотреть. – Он остановился у двери и взглянул на первую страницу. И замер. Глаза его удивленно расширились. – Хайме Карлос? – ошеломленно спросил он. – А я и не знал, что тебе так нравилось мое имя!

– Хайме… подожди! – в смятении воскликнула Бет, когда он собрался открыть дверь.

– Бет, в чем дело? – спросил он, повернувшись к ней.

На лице его одно выражение сменялось другим.

– Не так просто это сказать! – Во рту у нее пересохло, она с трудом выговаривала слова. – Вот поэтому мне было так… Хайме, он твой… Джейси – твой сын.

– Хайме Карлос? – пробормотал он и невольно отступил назад, ударившись о дверь. – Мой сын?

– Хайме, я пыталась… – Слова замерли у нее на губах.

Хайме повернулся и рывком открыл дверь в палату.

Сердце Бет едва не выскочило из груди. Она бросилась вслед за ним. Как мать, она готова была на смертный бой, лишь бы не дать ребенку увидеть, с какой яростью отвергает его отец. Но сцена, которая предстала ее глазам, пригвоздила ее к месту.

Хайме, смертельно бледный, стоял в ногах кровати и вглядывался в лицо спящего ребенка. Косточки пальцев, судорожно сжимавших спинку кровати, побелели.

В этот леденящий душу момент Бет вдруг поняла, что он смотрит на Джейси как на сына и безоговорочно его принимает. Как ни была она потрясена этим признанием, ее тревожил вид Хайме, находившегося, кажется, в глубоком шоке. Он прерывисто дышал, будто после изнурительного бега.

– Хайме, – тихо окликнула его Бет, пытаясь вывести из транса. Еще несколько секунд тому назад у него не было ни малейших сомнений, кто отец Джейси… И вдруг такое! Бет было трудно даже представить это. – Хайме! – снова повторила она умоляюще.

Из состояния оцепенения его вывела вошедшая в палату Каталина.

– Не сейчас, сестра, – хрипло пробормотал Хайме.

– Все в порядке, доктор? – встревоженно спросила Каталина.

– Да, все нормально, – поспешила заверить ее Бет, когда Хайме не ответил. – Мы позвоним вам попозже. – Она приблизилась к изголовью кровати. – Хайме, как ты?

Он оторвал взгляд от спящего ребенка и рассеянно запустил пальцы в волосы. Потом подошел и остановился с ней рядом. В глазах отражались боль и замешательство.

Бет машинально придвинула ему стул, но Хайме сел на край постели и склонился к сыну. У Бет вдруг защипало глаза.

Хайме, приблизив лицо к спящему ребенку, какое-то мгновение жадно вглядывался в его черты – уменьшенную копию его собственных. Потом наклонил голову еще ниже и тихонько поцеловал личико, в котором уже угадывалась чувственность, присущая ему самому. Отделившаяся прядь волос упала на голову ребенка. Волосы их были совершенно неотличимы, у обоих цвета воронова крыла.

Джейси зашевелился и открыл глаза. Взгляд его остановился на лице отца.

– Нóа [1]1
  Привет


[Закрыть], – улыбнулся он.

– Нóа, Хайме Карлос! У тебя опять болит животик?

Мальчик кивнул и поморщился.

– А как вы узнали?

– Я же доктор, – тихо сказал Хайме. – А животик у тебя болит потому, что твой организм израсходовал все полезное лекарство, которое было в инъекции.

Джейси метнул взгляд на Бет.