Текст книги "Ожидая тебя"
Автор книги: Кейси Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 15
Мери отшвырнула носком ботинка камешек, а потом заметила, что он идеально подходит для того, чтобы подпрыгивать на воде. Большинство таких камешков валялось на другом берегу, а значит, однажды ей придется перейти на ту сторону и бросать камешки в обратном направлении. Но этот камешек был здесь, и она – здесь. Ничего не оставалось делать, как…
Нет, не совсем так. Дел у нее хватало. Ей надо объехать верхом поместье. Когда Джек предложил сделать это вместе, она отказалась. Не то чтобы она не гордилась поместьем и тем, как хорошо обработаны поля, в каком порядке лес, скотный двор и все остальное. Просто она не могла ехать вместе с Джеком и смотреть, как он утверждается в роли хозяина, отнимая у нее бразды правления у всех на глазах.
Мери нагнулась, подняла камешек и еще два менее подходящих и пошла на берег ручья.
Нет, ей не хотелось ехать с Джеком. Пусть едет один, посмотрит на засеянные поля, поговорит с селянами, осмотрит пилораму, молочную ферму, фруктовые сады. Пусть выслушает то, что скажут о своей хозяйке арендаторы и наемные рабочие. О ней и о том, как она прекрасно со всем справлялась в его отсутствие. Пусть послушает, как она работала бок о бок с ними все эти годы. Пусть расскажут Джеку, что им ни за что бы без нее не выжить. И пусть подавится тем, что услышит!
Она швырнула один камешек, и он подпрыгнул несколько раз по воде, а потом пошел ко дну… как камень.
Она посмотрела на расходящиеся по воде круги и чертыхнулась.
Клуни театрально вздохнул:
– Бедняжка. «Зимою, летом, осенью, весной сменяй улыбкой слезы, плачем – смех…»
– Может, заткнешься, – буркнул Клэнси, ткнув в бок своего друга-призрака. Они сидели на большом плоском камне на самой середине ручья, наблюдая за Мери. – Просто у девочки плохое настроение. Это не вина Джека. А что она ждала – все цветы мая в одном букете?
– Просто я не люблю, когда она грустит, – надулся Клуни. Прямо-таки удивительно, каким острым может быть локоть у призрака. – Взгляни на нее, Клэнси. Я так хорошо ее знаю. У моего ангела голова сегодня полна забот.
Действительно, Мери как раз решила подсчитать все свои печали и заботы. Сам дом, конечно, разрушается, но все поля засеяны и засажены, каждая корова хорошо откормлена и дает много молока, каждое плодовое дерево обрезано. Все домики покрыты дранкой, все дорожные указатели отремонтированы. Поместье в хорошем состоянии и приносило бы большой доход, если бы не долги.
Сколько же долгов оставил Август! Долги чести – как будто проигрыш в карты можно назвать честным – были оплачены в первую очередь, потому что Генри клялся ей, что так поступают джентльмены. Счета торговцев, заработная плата, необходимый ремонт и многое другое – все требовало денег.
Она бросила еще один камешек – самый лучший из трех – и смотрела, как он несколько раз подпрыгнул по поверхности воды и благополучно приземлился на другом берегу. Мери улыбнулась и своему успеху, и тому, что ей удалось оплатить так много счетов.
Это она их оплатила – не Джек, потому что работала день и ночь. В роли жены отсутствующего хозяина она разрешала каждую выплату, соглашалась со всеми отчетами о расходах, которые ей представлял Генри. Она работала не покладая рук, иногда не спала вовсе, особенно в дни уборки урожая, но оплатила массу счетов.
Мери держала в руке последний камешек. Большим пальцем она задумчиво терла его гладкую поверхность. Многое уже осталось позади, думала она, но худшее еще впереди.
По счетам-то она расплатилась, но оставался главный – закладная на Колтрейн-Хаус, а также кредиты частных лиц. Август копил долги, словно заядлый коллекционер. Никакая экономия не была в состоянии хотя бы ненамного уменьшить долги по кредитам и закладной. Необходимо было платить проценты, объяснял ей Генри, – и весь труд шел насмарку: долги Августа странным образом не кончались.
С одной стороны, Мери радовалась возвращению Джека: он сможет решить все проблемы. У него достаточно денег, чтобы расплатиться по этим последним долгам, прежде чем кредиторы явятся в Линкольншир и на законных основаниях отнимут у них Колтрейн-Хаус.
С другой стороны, она ненавидела Джека. Ненавидела и за то, что он уехал, и за то, что так долго отсутствовал. И за то, что, вернувшись, ведет себя с ней, будто она все еще ребенок – диктует, что должна делать, даже как должна себя вести, и все время старается поставить ее на место.
Да, она его ненавидела. И любила. Ненавидела потому, что любила, всегда будет любить. Если бы только он вернулся раньше! Если бы сказал, что скучал по ней всем сердцем, что не может быть счастлив без нее, что она не просто часть его жизни, а вся его жизнь – прошлая, настоящая и будущая. Его жена.
– Его жена? – с горечью в голосе громко сказала она. – Ха! Не дождется!
Она подняла камешек и швырнула его в ручей. Камешек плюхнулся в воду и тут же пошел ко дну.
– Тебе больше подошла бы удочка с леской, Мери, любовь моя. А если ты намерена глушить рыбу, надо лучше целиться. Да и камень брать побольше.
– Кипп! – Мери быстро обернулась и чуть в спешке не упала в воду. Она подбежала к другу и повисла у него на шее.
– О Кипп! Ты приехал! Ты вернулся домой!
– И меня чуть не задушили. – Кипп разомкнул руки Мери и, поцеловав ее в лоб, стал осторожно опускать, пока ее ноги не коснулись земли.
– Ну и как поживает моя маленькая голубка? – спросил Кипп, заглядывая ей в лицо. – Все еще чувствует себя в безопасности в своей голубятне, хотя лиса вернулась домой? Может, я ошибаюсь, но перышки, кажется, слегка растрепались.
Мери состроила гримасу, а потом мотнула головой, что означало: ей абсолютно все равно, что он скажет.
– Если ты имеешь в виду, что Джек здесь, то да, он приехал. Ведь ты виделся с ним в Лондоне, да? Я уверена, что виделся. Все, кроме меня, знали. А я, мой друг, все еще в полной безопасности. – Она оттолкнула Киппа и нагнулась, чтобы поднять еще камешек – он не годился для того, чтобы подпрыгивать на воде, но ей было необходимо занять чем-то руки. – Джек нисколько меня не обеспокоил. Нисколечко.
– Значит, ты его убила? Молодец. Мери не глядя бросила камень в воду.
– Нет, Кипп, я его не убила. – Она села на траву и обняла руками колени. Вздохнув, она добавила: – Но раз уж ты упомянул об этом…
Кипп сел с ней рядом, не боясь испачкать свои элегантные лосины. В этом был весь Кипп – одевался по последней моде, был настоящим щеголем, однако готовым пренебречь последствиями, грозившими одежде.
– Ты можешь сказать мне правду, Мери. Я действительно виделся с Джеком в Лондоне, как ты и предположила. Он был такой гордый и высокомерный, хвастался, как богат, как ловок. О Колтрейн-Хаусе упомянул как-то вскользь, а о тебе спросил так, будто только что вспомнил, что ты вообще существуешь на свете. Ни словом не обмолвился о том, почему не писал нам столько лет, почему так долго не возвращался. Мне пришлось уйти, Мери, иначе мы наверняка сцепились бы и катались по ковру, дубася друг друга, как мальчишки. Но я, сама понимаешь, не мог этого допустить, – добавил он, улыбнувшись. – Я ведь трусливый раб своей репутации.
Мери повернула голову и посмотрела на своего друга.
– Да, Кипп, так обстоят дела. Именно так. – Она знала его всю жизнь, поэтому принимала его потрясающую красоту как нечто само собой разумеющееся, так же как и его умные карие глаза, гладко причесанные светлые волосы и симпатичную ямочку на подбородке. Киппу нравилось прикидываться дурачком, но Мери-то знала, что он был не глуп – гораздо умнее, чем хотел казаться, – и видела, что сейчас он страдает. Страдает из-за того, что его лучший друг стал ему чужим.
– Он хочет, чтобы я согласилась аннулировать наш брак, – пожаловалась Мери. – Он даже купил для меня дом в Лондоне.
– До чего же любезен. – Кипп не скрывал горечи. – Мне он не сказал правды, заявив, что это лишь вложение денег в недвижимость, не дав себе труда задуматься, что ты любишь Колтрейн-Хаус так же, как он. Неужели он не помнит, что это твой отчий дом? Черт, неужели он даже не поблагодарил тебя за то, что ты сохранила его поместье, пока он отсутствовал?
– Поблагодарил? – Мери нахмурилась. Ей не нужно никакой благодарности. Мог хотя бы похвалить ее, сказать, что она хорошо поработала. И этого он не сделал.
– Нет, Кипп, он просто вернулся и взял бразды правления в свои руки. И поручил своему другу Уолтеру заняться финансами, освободив от этой обязанности Генри, чему бедняга Шерлок, наверное, несказанно рад.
Кипп взъерошил и без того растрепанные волосы Мери.
– Боже, какой ты еще ребенок, любовь моя, хотя и выглядишь как взрослая женщина. Наш молчаливый друг Генри вряд ли доволен. Я, конечно, всегда буду благодарен за то, как ему удавалось справляться с отцом Джека и находить способы оградить вас от него. Полагаю, Генри, у которого нет собственной семьи, считал тебя и Джека своей семьей. Колтрейн-Хаус и его обитатели – вот все, что у него было в жизни.
– Может быть. – Мери улеглась на траву. Сквозь листву ей было видно голубое небо. – Несмотря на помощь Генри, мы потеряли почти все. Я не говорила тебе, Кипп, но самый крупный кредитор собирается подавать иск с целью лишить нас права выкупа залога. Правда, Джек уверяет, что заплатит всем кредиторам.
Кипп длинно выругался. В его взгляде было больше гнева, чем озабоченности.
– Сколько раз я говорил тебе, Мери, чтобы ты обращалась при необходимости за деньгами ко мне! Ты же знаешь, я бы помог. Я и дальше буду тебе помогать, если окажется, что богатство Джека не столь велико, как он говорит. Ты даже смогла бы отдавать мне долг без процентов. Разве что я потребовал бы от тебя обещания, – добавил он лукаво, – улыбаться мне хотя бы раз в неделю до конца жизни.
Мери погладила Киппа по щеке. Ее глаза наполнились слезами.
– Спасибо. Ты такой хороший, Кипп. Я тебя не стою и не заслуживаю твоей дружбы.
– Не предположение ли это того, что, возможно, я тебя стою?
Кипп неожиданно вскочил на ноги, и Мери увидела, что по берегу ручья к ним приближается Джек, глядя на них как-то странно.
– Это не то, что ты думаешь, идиот, – сказал Кипп, встав между Джеком и Мери. – А если и так? Тебе-то что за дело, Джек?
– И давно, Кипп? – потребовал Джек, сжав кулаки. – Как давно ты ее хочешь?
Мэри неохотно встала и загородила собой Киппа.
– Да ты собака на сене, Джек. Ты меня не хочешь – так же как я не хочу тебя, – но никто другой тоже не смеет меня хотеть. Или ты все еще играешь в старшего брата и ждешь, когда Кипп попросит у тебя разрешения поухаживать, за мной? Так что ли, Джек? – Она ткнула его в грудь пальцем. – Да, мы с Киппом любовники. Мы безумно любим друг друга. Поэтому он был в Лондоне, где содержит балерину, которую зовут Кристл – глупое имя, но какое имя, кроме Кристл, может быть у балерины? На прошлое Рождество этот доверчивый идиот подарил ей бриллианты. Я потому не желаю развода, что влюблена в нашего дорогого Киппа. Логично, правда?
Она отлично знала, какая часть ее короткой речи сработает, пробьется сквозь его ярость к чувству юмора, которого у него в избытке. Она наблюдала, как он переваривает сказанное, как гнев отступает.
– Ты рассказал ей о балерине, Кипп? – наконец спросил Джек, оттолкнув Мери и подойдя к другу. – Ты вправду рассказал? Господи, Кипп, сколько раз я должен тебе повторять, что у этой девчонки всегда ушки на макушке? Она ребенок, Кипп, капризный, несносный, впечатлительный, болтливый ребенок.
– Минуточку, – запротестовала Мери, когда Джек и Кипп обнялись и расхохотались, вспомнив что-то свое. Одно дело – изменить настроение Джека, показав всю абсурдность якобы влюбленности в нее Киппа. Влюблен в нее, Боже милостивый! И какое Джеку вообще дело до этого? Он-то точно в нее не влюблен. Совсем другое дело, когда они оба смеются над ней!
Они, как бывало в детстве, не обращали на нее никакого внимания.
– Прости меня, Кипп, я, должно быть, рехнулся. – Джек похлопал Киппа по спине. – Не понимаю, что со мной происходит, но, с тех пор как я вернулся домой, меня одолевают воспоминания о прошлых обидах, настоящих и мнимых.
– Нет, Джек. – Кипп дружески сжал его плечо. – Вина полностью моя. Я слишком многого ждал, слишком многое забыл в твое отсутствие. Ты, должно быть, прошел через ад?
– Ах, как трогательно! Ваши уста просто источают мед. Вам следовало бы надеть нагруднички, чтобы не промокнуть от слез. – Мери удивилась, почему мужчины не замечают, что она просто кипит от злости. – То вы ненавидите друг друга, а через минуту снова закадычные друзья. Почему бы вам не поцеловаться и не покончить со всем этим? – Мери подбоченилась и в упор смотрела на обоих. А они продолжали не обращать на нее внимания, планировали провести вместе вечер в Уиллоуби-Холле, чтобы распить пару бутылочек и вспомнить старые времена. Ее, разумеется, не пригласив.
И тут Мери кое-что заметила. Джек стоял на пологом спуске, спиной к воде. Кипп все еще держал руку на плече друга.
Мери знала, что не должна.
Правда, не должна.
Нет. Должна.
Клэнси тоже кое-что заметил. Они с Клуни все еще сидели на плоском камне на середине ручья. Клэнси увидел озорной блеск в глазах Мери и все понял.
– Джек, – предупредил Клэнси, пролетая над ничего не подозревавшим Джеком. – Джек, посмотри на Мери. Прошу тебя, Джек. Ты должен посмотреть на Мери. – Клэнси отплыл в сторону, делая знак Клуни приблизиться к нему. – А, к черту все. Он это заслужил.
Обеими руками Мери толкнула Киппа в спину, и через секунду оба приятеля оказались в воде.
– Это их немного охладит, да, Клэнси? – Клуни был явно доволен.
Пока Кипп и Джек, чертыхаясь, выбирались из ручья, Мери, чувствуя себя отомщенной, уже бежала вверх по дорожке.
Глава 16
Джек увидел Мери, скачущую на коне через поле, с развевающимися на ветру волосами.
Он научил ее ездить верхом. Он вообще научил ее многому, Мери была способной ученицей. Тем не менее, сердце Джека сжалось, когда Мери, пригнувшись к шее лошади, направила ее на невысокие, из пяти бревен, ворота.
– Чертова соплячка, – процедил Джек сквозь стиснутые зубы и увидел, как лошадь вместе с всадницей взлетели в воздух, с легкостью преодолели препятствие и приземлились на противоположной стороне. Сердце Джека чуть было не остановилось.
Неужели у него в жизни не будет ни минуты покоя?
Он дома почти два дня. За это время на него наставили ружье, уверили, что в люстре большой гостиной живут привидения. На него накричали и осадили. Он сделал несколько неверных предположений, выставил себя ослом по крайней мере дважды, и его спихнули в воду. Да, его – правда, всего лишь на мгновение – перехитрил Генри Шерлок.
В общем, он провел два весьма насыщенных дня.
Настроение намного улучшилось, и он решил предпринять самую что ни на есть глупейшую попытку: попытаться поговорить с Мери спокойно и разумно.
Признаться, он страшно боялся этого разговора.
И боялся этой полуребенка-полуженщины. Сейчас он мог себе в этом признаться. Тогда он был слишком молод, чтобы понимать, что ему делать с Мери, как заставить ее перестать боготворить его, как самому уберечься от того, чтобы считать ее более чем сестрой… Как он ненавидел себя за то, что думал о ней не как о сестре…
Джек искал с Мери встречи – хотя отлично знал, где ее найти, – и боялся этой встречи. Они слишком хорошо знали друг друга. Так же как Мери знала, чем привести его в бешенство и как утихомирить, так и он знал, что она склонна думать и как может поступить. Когда не могла справиться со своим настроением, она убегала на конюшню, седлала лошадь и начинала носиться по полям. Вот и сейчас он был уверен, что знает, куда именно она мчится.
Он не ошибся. Она ехала на кладбище, где были похоронены Клуни и Клэнси, чтобы посидеть с ними и поговорить. Джек надеялся, что она не сможет заставить их отвечать ей.
– Я тоже по ним скучаю, дорогая, – сказал он вслух, глядя, как она поднимается на холм, на вершине которого было огорожено кладбище. Неожиданно в его голове возникли образы Клуни и Клэнси – такие, какими они были, когда он впервые их увидел. Два чудака в театральных костюмах. В тот вечер они вошли в детскую и в его сердце и жизнь.
Джек поехал медленнее, предаваясь воспоминаниям о том, как Клэнси любил цитировать строчки из Шекспира, когда они втроем сидели по-турецки на полу и уминали деликатесы, которые стащили на кухне.
Он вспомнил, как Клуни, по уши влюбившись в Мери, пел ей колыбельные песни, нянчил ее, чтобы Джек мог хотя бы немного поспать.
Актеры обогатили жизнь Джека. А может, и спасли. Клэнси отказался ради него от сцены, хотя от Шекспира отказываться не собирался. Он устраивал представления для Джека, принимая позу то короля, то хнычущей женщины, то еще кого. Маленький Джек считал его настоящим волшебником.
– «Песья мокрая ноздря с мордою нетопыря, лягушиное бедро и совиное перо», – вслух процитировал Джек. Строчка всплыла в памяти сама собой, и Джек улыбнулся. В первый раз после их смерти он смог подумать с улыбкой о своих друзьях. Это было так приятно.
Он подъехал к воротам, которые с легкостью перескочила на своей лошади Мери, и отпер их. Он тоже смог бы преодолеть этот барьер. Но войти в открытые ворота показалось ему более приличным.
К тому времени как Джек обошел холм, стараясь как можно дольше не попадаться на глаза Мери, девушка спешилась и привязала лошадь к дереву. Она стояла на коленях на земле перед небольшими, все еще новыми могильными камнями, которые – Джек был в этом уверен – украшали последнее убежище актеров бродячей шекспировской труппы – Клуни и Клэнси.
У основания каждого камня лежал букетик полевых цветов. Мери прибирала могилы и при этом что-то говорила – Джек не расслышал, что именно. Наверное, молилась.
Лошадь Мери почуяла приближение жеребца и заржала. Мери вздрогнула и обернулась, чтобы посмотреть, кто вторгается в ее уединение.
– Ты? – воскликнула она в гневе. – Тебя не было пять лет, Джек, а теперь ты впился в меня, как колючка в одежду. Разве тебе не понятно, что ты здесь лишний?
– Понятно, Мери. – Джек подошел к ней. – Сначала мне на это намекнули, когда на пороге дома на меня наставили ружье, заряженное маленьким чудовищем, которое заявило, чтобы я убирался. Но когда до этого чудовища дошло, что я не собираюсь уходить и привез с собой кучу денег, чтобы решить все проблемы, мне было разрешено остаться. В моем собственном доме.
– Мы это уже обсуждали. Все кончено. – Мери встала, собираясь уйти. Но Джек ее опередил и, схватив за локоть, удержал возле себя. – Отпусти, Джек. Неужели ты не понимаешь, что в данный момент мне противно тебя видеть? Мне следовало бы оставить вас с Киппом, чтобы вы разодрались с ним в клочья, но Кипп не сделал ничего плохого. А ты сделал. Всегда только ты.
Но ее обличительная речь не произвела на него никакого впечатления. Это удивило даже его самого. Ему следовало бы рассердиться за то, что его встретили дома так, будто он зачумленный.
– Я знаю, что был не прав, Мери. Но то, что я уехал, было правильно. Мы оба знаем, что у отца не было другого выбора, как отправить нас всех на виселицу. – Это была неполная правда, но пока для их разговора этого было достаточно.
Он посмотрел на могильные камни, и печаль пронзила его сердце, его душу. Потом он опять взглянул на Мери и позволил ей увидеть эту печаль в своих глазах.
– Но я был не прав, уехав так надолго. Я не стану просить у тебя прощения. Ты вряд ли меня простишь. Но я прошу оставить все, что было, в прошлом, Мери, потому что это важно для Колтрейн-Хауса.
Она долго смотрела на него, потом опустила голову и прикрыла глаза длинными, густыми ресницами. Догадывается ли она о том, как она привлекательна? Наверное, догадывается. Определенно догадывается. Она не только выросла за эти пять лет, она сделала больше – стала такой, какой обещала стать еще тогда, когда он начал пугаться своих чувств. Она научилась быть женщиной, и никакие старые рубашки и бриджи не могли этого скрыть.
– Полагаю, ты прав, Джек. Спорами прошлого не изменить. Но ты, по крайней мере, мог бы привезти мне какой-нибудь подарок. – Он смотрел, как ее улыбка становится все шире и шире, превращая ее в ту Мери, которую он помнил, в ту самую Мери, которая всегда умела вить из него веревки, чарам которой он был бессилен противостоять.
– А я и привез, – признался он. Они оба сели в густую, нагретую солнцем траву. – Я привез тебе куклу. Самый подходящий подарок для жены, тебе не кажется? Просто удивительно, как человек может заблуждаться. Особенно если постарается.
– Куклу? Ах, Джек, как ты мог? – Она хихикнула – Я никогда не играла в куклы. Я была слишком занята, гоняясь за тобой и Киппом и делая вашу жизнь невыносимой.
– Это верно. – Он провел пальцем по ее щеке. – Ты помнишь, как мы однажды заперли тебя в твоей комнате, чтобы пойти на охоту без тебя?
– Это когда я неожиданно появилась в поле и начала орать и распугала оленей? Помню. Вы чуть было не застрелили меня по ошибке.
– По ошибке? – поддразнил он ее. – Ну да, ты вспоминаешь об этом случае именно так.
– Кипп до сих пор пристает ко мне, чтобы я сказала, как мне удалось выбраться из комнаты. Но я ему не рассказала. Ему хочется думать, что я связала простыни и спустилась по ним из окна. Но это же смешно: от моего окна до каменных плит вокруг дома не менее тридцати футов. Я бы голову себе разбила, если бы решилась на такой глупый поступок.
– А как же тебе все-таки удалось? Я сам не раз об этом думал. Тебя Хани выпустила, так, что ли?
Мери провела пальцем по траве.
– Нет. Это был бедняжка Клуни. Я иногда пользовалась им без зазрения совести, хотя и любила очень. И сейчас люблю, – тихо добавила она, посмотрев на могильные камни.
– Клуни? А он клялся, что и близко не подходил к твоей комнате в тот вечер. Вот плут, – улыбнулся Джек. – Правда, я и сам не раз использовал Клэнси, чтобы он меня прикрыл, когда меня искал Алоизиус, а мне хотелось пойти порыбачить с Киппом, вместо того чтобы зубрить латинские глаголы.
– Стало быть, нам обоим незачем извиняться, да? Ты пойдешь первым или это сделать мне?
Джек посмотрел сначала на Мери, потом на камни.
– Ты хочешь сказать, что они здесь? Я думал, что они поселились на люстре в большой гостиной.
Мери наклонилась к нему, и озорной огонек блеснул в ее глазах.
– Они могут быть где угодно, Джек. В доме, в конюшне, у ручья. Здесь. В любой точке поместья. Они тебя слышат, видят и могут что-нибудь с тобой сделать. Если ты им нравишься, то это будет добро, а если нет… Джек, ты и вправду хочешь узнать?
– Я не чувствую запаха камфоры, Мери, – ответил он, желая сделать вид, что верит во всю эту чепуху, потому что она в нее верила и была счастлива. – Разве ты не говорила, что если слегка пахнет камфорой, значит они… рядом?
Мери была явно разочарована таким ответом и нахмурилась:
– Неужели ты не чувствуешь запаха, Джек? Как, должно быть, они огорчены. Не мог бы ты хотя бы попытаться в них поверить? Я думаю, им необходимо, чтобы ты в них поверил, тогда они дадут тебе знать, что они здесь. Может, ты поговоришь с ними?
Джек покачал головой:
– Нет, Мери, я не стану с ними говорить. Ты в это веришь, и этого достаточно. Просто… когда будешь опять с ними разговаривать – а я уверен, что будешь, – попроси их не появляться в моей комнате. Как-то не хочется, чтобы кто-то подсматривал, как я чищу зубы.
– Какой же ты упрямец, Джек. Но меня это не волнует. Когда-нибудь ты мне поверишь. А теперь давай на время прекратим дискуссию о привидениях. Ты ведь хотел о чем-то поговорить? О Киппе? О нашем дорогом друге Киппе?
– На самом деле, Мери, – честно признался Джек, – как раз о Киппе я меньше всего собирался с тобой говорить. Поскольку думаю, что он почти влюблен в тебя.
Мери молча встала, подошла к старому могучему дубу и, прислонившись к его стволу, стала смотреть на расстилавшиеся внизу поля.
Джек проводил взглядом ее стройную фигуру, подождал, пока она успокоится, и, встав рядом, тоже стал любоваться землей Колтрейна.
– Как ты к нему относишься, Мери? Что чувствуешь? – тихо спросил он в надежде, что она захочет поговорить, а не отделается либо шуткой, либо какой-нибудь тирадой. – Он хороший человек. Почему бы тебе не стать свободной, чтобы позволить себе думать о том, что ты хочешь быть с ним?
– Кипп был здесь, Джек. Он всегда был здесь, никуда не уезжал. Если ты помнишь, его мать разрешала мне жить у них каждый раз, когда твой отец приезжал в Колтрейн пьянствовать со своими дружками. Кипп помогал мне научиться управлять поместьем, найти общий язык с арендаторами. Он заставлял меня смеяться, скрашивал мое одиночество. Он… он обнимал меня, когда я плакала.
– Понимаю. Значит, ты его любишь. Кто бы мог поверить – наш бесшабашный Кипп стал мужчиной, а я смалодушничал и сбежал?
– Я знаю, почему ты уехал, Джек. У тебя не было выбора. А у меня не было другого выбора, как остаться здесь. Я так долго тебя ждала, что начала ненавидеть тебя и желать, чтобы ты никогда не возвращался. – Ее голос упал почти до шепота. – Теперь ты приехал, и нам обоим надо как-то с этим справляться, ты не находишь? Но ты ошибаешься. Я люблю Киппа, и всегда буду любить. Но я в него не влюблена, и он не влюблен в меня.
Джек не знал, что ответить, и потому промолчал. Он просто стоял и смотрел, как Мери вскочила на лошадь и умчалась прочь.
Мери была права. И Кипп был прав. Сколько бы он ни убеждал себя, что так было нужно, он отсутствовал слишком долго. Он мог вернуться домой уже два года назад, когда до него дошел слух о смерти отца. У него уже в то время было достаточно денег – не то чтобы огромное состояние, но более чем достаточно. А ему хотелось иметь еще больше. Ему хотелось вернуться домой не просто богатым, а героем, который приехал, чтобы спасти поместье. И чтобы у него были ответы на все вопросы.
Вернувшись, он снова медлил, не зная, что сказать Мери, как с ней обращаться после стольких лет. Что говорят в таких случаях жене, которая вовсе не жена, сестре, которая не сестра… повзрослевшему ребенку? Как ему забыть, что она была свидетелем самого страшного в его жизни унижения?
Он подождал, пока Мери скрылась из виду, сел на своего жеребца и поехал в противоположную сторону… оставив привидениям самим разбираться в том, что они видели и слышали.
– Ты слышал, Клэнси? Тебе больше нельзя сидеть на спинке кровати и вздыхать, пока мальчик спит. – Клуни и Клэнси сидели каждый на своем могильном камне.
Клэнси был одет в траур – это, ему казалось, соответствовало ситуации. Огромный черный плащ свисал с его худых плеч. Однако Клуни был одет в костюм горничной. Эту горничную друзья часто использовали в своих представлениях.[6]6
Во времена Шекспира женские роли исполняли актеры-мужчины
[Закрыть]. В ярко-желтом парике и полосатом платье Клуни выходил на авансцену и объяснял деревенской публике, что означали те или иные гениальные строки Шекспира.
– На самом деле он не это имел в виду, – запротестовал Клэнси, забросив один конец плаща через плечо. – Он же в нас не верит, стало быть, его слова были лишь шуткой.
– Возможно. Нам повезло, что они не целовались, – сказал Клуни задумчиво – Помнишь день, когда Максвелл поцеловал миссис Максвелл на кухне? Блям! И мы оба приземлились мягким местом в кладовке. Эти поцелуи еще хуже, чем икота. От них нас начнет бросать из стороны в сторону. Даже и не знаю, где мы окажемся, если Мери и Джек вдруг решат поцеловаться.
– По-моему, не стоит беспокоиться о том, что они поцелуются, во всяком случае, еще какое-то время… к сожалению, – вздохнул Клэнси. – Полагаю, достаточно уже того, что в спорах они улыбаются, даже подшучивают друг над другом. А целоваться еще не настало время. И это вина Ужасного Августа, который силой заставил их сделать то, что случилось бы совершенно естественно и без него. Мой бедный, бедный, Джек. Я смотрю на своего мальчика, и у меня сердце разрывается от боли за него.
– Ты хороший человек, Клэнси. – Клуни похлопал друга по плечу. – Может, даже великий.
– Спасибо. Я рад, что провожу свою вечную жизнь с тобой, дорогой друг. У тебя доброе сердце. Но как же мне грустно, Клуни. Мы с тобой умерли и не можем помочь. Такое ощущение, будто мы умираем каждый день. Все, что нам остается, – это наблюдать, как мы гнием.
Клуни глянул на свой могильный камень, на котором сидел, потом на землю у его подножия.
– Нет, пока этого не случилось. Хочешь на это посмотреть, Клэнси? Глянуть одним глазком, как мы там поживаем? Нет, лучше не надо. – Он прижал руки к груди, как всегда делал перед тем, как произнести речь. – «До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку бочки?»
Клэнси счел предложение Клуни и цитату из «Гамлета» совершенно неуместными. Поэтому он дал приятелю хорошего тумака, так что пухлое привидение летело кувырком до тех пор, пока не очутилось в дупле дерева, да так, что виден был только его зад.
– Вылезай оттуда, бесформенный, слоноподобный олух. Нам пора возвращаться в дом, чтобы увидеть, не наделают ли Мери и Джек еще больших глупостей. С одной стороны, они пытаются быть честными, а с другой – не говорят о том, что их на самом деле мучает.
Клуни перевернулся в дупле и высунул голову.
– Вот этого они точно не сделают, Клэнси. Они только еле-еле начали, но в конце концов все кончится хорошо. Как у меня, – закончил он, выпутываясь из ветвей, отряхиваясь и поправляя парик. Он широко раскинул руки и улыбнулся. – Видишь?
Хорошо, что ни во что не верящий Джек и его горячий жеребец были далеко и ничего не слышали, потому что Клэнси, посмотрев на Клуни, издал громкий стон и закрыл лицо руками.
