Текст книги "Собачье наследство"

Автор книги: Кевин Уигналл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 20

Во взятом напрокат автомобиле не работал обогреватель. А между тем за последние часы ощутимо похолодало, даже ноги замерзли. Лукасу было бы смешно, если бы он не чувствовал себя не в своей тарелке.

Отсюда до улицы Сен-Бенуа совсем недалеко, однако нельзя же просто стоять напротив ее дома, а вот использовать машину в качестве укрытия – вполне приемлемо. Но в ней было холодно.

Лукас вышел из машины и направился к кафе, в которое она часто заходит. Да, лучше подождать там. Если она появится – отлично, если нет, то хотя бы можно согреться.

Автомобиль выступал в роли щита, защищающего от правды. Сидя в машине, Лукасу еще удавалось притворяться перед самим собой, что у него просто такое новое задание. Однако на улице рядом с ее домом ему стало не по себе: сомнение холодило разум и грызло душу.

С таким же чувством он зашел в кафе. Душевные муки терзали Лукаса, и пока он ожидал кофе. В стенах дома Лукас мог убедить себя, что готов вернуться в нормальный мир, но всякий раз, когда он рисковал выходить на улицу, оказывалось, что никаких успехов достичь не удалось.

Что же на самом деле изменилось со времени предыдущего визита, когда Мэдлин попросила его держаться подальше от ее семьи? Он снова вернулся к прежней жизни, снова отдалился от мира обычных людей. Сейчас Лукас уверен: с этим покончено, но если сомнение посещает его уже не в первый раз, насколько обоснованна эта уверенность? Где гарантия, что когда в очередной раз зазвонит телефон, он не почувствует, что обязан поднять трубку?..

Когда опустела вторая чашка кофе, Лукас был уже готов сдаться. Он по-прежнему сомневался, что у него хватит смелости заговорить с дочерью или еще раз встретиться с Мэдлин. Наверное, лучше просто сидеть и ждать, пока она не найдет его здесь – если, конечно, захочет.

Когда вошла дочь, на сей раз одна, Лукас запаниковал – он понял, что забыл взять с собой газету.

К Изабелл подошел молодой официант, заговорил, помог с пальто и шарфом. На дочери был красный свитер; этот цвет шел ей точно так же, как и ее матери. Девушка не торопилась делать заказ. Любопытно, с кем у нее назначена встреча.

Десять минут Лукас был счастлив, просто наблюдая за дочерью. Он мог целый день сидеть и смотреть на нее. Ему лишь хотелось, чтобы она тоже увидела его. Впрочем, пару раз взглянув в сторону Лукаса, девочка просто не заметила отца.

Минут через десять она посмотрела на часы и потянулась к карману пальто за телефоном.

Вначале Лукас ничего не слышал, по ходу разговора дочь начала раздражаться, и последние несколько слов донеслись до него. Ему стало неприятно, что она разозлилась, что кто-то подвел ее.

Изабелл схватила пальто и встала, намереваясь уйти. Не задумываясь Лукас тоже поднялся с места и только тогда понял, что не знает зачем. Единственное, что он почувствовал, – выброс адреналина. Уже собравшись снова сесть, Лукас вдруг осознал, что впервые дочь смотрит на него – с любопытством, вызванным, вероятно, его слишком явной реакцией на ее движение.

В любом деле наступает момент, когда обстоятельства складываются так, что работа может быть выполнена на «отлично». Если этот момент не ухватить, все обернется неразберихой, пусть еще операбельной, но все же неразберихой. Сейчас не тот случай, он не на работе, но момент – именно такой.

Лукас сделал шаг к дочери, перебирая в голове слова, пытаясь представить себе, как их произносит. Она не двинулась с места – просто стояла, глядя на него с любопытством. Сконфуженно улыбаясь, мучительно медленно, Лукас заговорил:

– Excusez-moi, mademoiselle, vous ne me connaisez pas, mais, er, je suis… – Он с трудом пережевывал слова, которые, казалось, изо всех сил цеплялись друг за друга.

– Не беспокойтесь. Я говорю по-английски.

У нее оказалось безукоризненное произношение. Похоже, девочка заметила замешательство Лукаса, хотя не могла понять его причины.

– И я, кажется, знаю, кто вы такой.

– Неужели?..

Только сейчас она отвела глаза и огляделась по сторонам, чтобы посмотреть, не привлекают ли они внимание.

– Может быть, вы присядете?

Лукас кивнул, понимая, что это не приглашение – скорее, просто выход из неловкой ситуации.

Как только они сели, подошел официант, и она по-французски сделала заказ, прежде чем спросить у Лукаса:

– А вы что желаете?

– Кофе. Пожалуйста, без кофеина, если есть.

Да, он вполне обойдется без кофеина: две чашки уже выпиты, и сердце скачет галопом.

Изабелл отпустила официанта, после чего спросила:

– Вы ведь мой отец?

Она произнесла это таким деловым тоном, как будто просто хотела получить некоторую, причем не особенно важную, информацию, и холодок в ее голосе вызвал у Лукаса нехорошее предчувствие.

– Да…

– Почему вы не появились раньше? Мне уже четырнадцать.

– По двум причинам…

Лукас сделал секундную паузу. Он столько раз представлял себе эту встречу и все равно не знал, как лучше заполнить словами провалы в своей жизни.

– Я любил твою мать так сильно, что не хотел, чтобы она знала, кто я такой на самом деле. Когда она забеременела, все изменилось: я должен был сказать. Мы прекратили отношения и решили, что для тебя будет лучше, если меня рядом не будет. Моя жизнь – это…

– Она сказала, что вы преступник.

Обидно, что Мэдлин охарактеризовала его именно так. Впрочем, она права. Он никогда не сидел в тюрьме, его никогда не беспокоила полиция, но он именно преступник. Лукас даже не мог воспользоваться сомнительным оправданием, что сотрудничал с правительственными структурами: люди, на которых он работал, платили больше и заказывали такое, на что ни одна государственная контора никогда бы не решилась.

– Да, примерно четыре года назад я еще был преступником…

Он почувствовал себя лжецом. Работа на Марка Хатто его не волновала – даже те убийства ради спасения Эллы. Но то, что он сделал для нее потом – убил Новаковича и привел к Бруно, – было слишком близко к его прошлой жизни… чересчур близко, чтобы не почувствовать вины.

– Вы сказали, были две причины.

Лукас кивнул.

– Еще я боялся.

– Маленькой девочки? – спросила она со скептическим видом.

Изабелл явно поддразнивала его, ее легкая улыбка слегка ободрила Лукаса.

Официант принес кофе и горячий шоколад для Изабелл. Лукас заметил, как парень украдкой улыбнулся девочке, будто намекая, что в другой раз попросит объяснений. Она окунула палец в напиток, облизнула его и спросила:

– А почему вы перестали быть преступником?

Слова показались Лукасу чересчур резкими, однако он не собирался объяснять тонкости своей работы.

– Наверное, надеялся, что в один прекрасный день смогу оказаться здесь и скажу тебе, что бросил это дело.

Первый раз с тех пор, как они сели за столик, Изабелл улыбнулась по-настоящему.

– Вы думали обо мне?

– Сначала нет. А вот последние четыре-пять лет все больше и больше. Каждый раз, видя на улице ребенка, я думал, что он твой ровесник. Я не видел ни одной фотографии, даже не знал, как тебя зовут. Я был здесь летом…

– Она сказала, что вы приезжали. Мы поссорились. – Подумав, Изабелл добавила: – Ничего серьезного.

Лукас улыбнулся, довольный тем, что дочь поругалась из-за него с Мэдлин.

– Ты похожа на мать. Я боялся, что не узнаю тебя, но узнал в первую же секунду. Вот только короткие волосы… иначе ты была бы ее копией.

– У меня голубые глаза, как у вас. – Произнеся эту фразу, Изабелл посмотрела куда-то ему за спину и сказала: – Извините.

Она поднялась с недовольным видом.

Лукас повернулся на своем стуле и стал смотреть, как Изабелл разговаривает с каким-то мальчишкой. Ему показалось, что это один из тех парней, с кем он видел ее летом.

Изабелл стояла спиной к Лукасу, и пока она говорила, юнец с озорным видом поглядывал ей через плечо. Интересно, тот ли это парень, с которым она планировала встретиться, и что она ему говорит?..

Вернувшись, она сказала:

– Еще раз извините.

– Это его ты ждала?

– Да. И нет. Он не… Мы просто друзья.

Лукас улыбнулся, потом какое-то время оба молчали, и эта пауза, казалось, смутила Изабелл.

– Итак, что бы вы хотели узнать о моей жизни? – спросила она.

Лукас отхлебнул кофе – он был явно без кофеина и просто дрянной.

– Я уже немного знаю. Знаю, что у тебя есть брат. Видел его летом.

Она улыбнулась:

– Правда, он милый? Луи. Ему пять лет.

– Луи… Как твой дедушка.

– Вы знали моих дедушку и бабушку? – удивилась девочка.

– Мы виделись с ними несколько раз. Хорошие люди. Они еще живы?

– Да, конечно. А что мои вторые дедушка и бабушка? – с неожиданным интересом спросила Изабелл.

– Они умерли много лет назад. Я даже не помню их.

– О! У вас есть братья или сестры?

Лукас огорченно покачал головой. Наверное, девочка часто думала, какова вторая половина ее семьи, и вот перед ней предстала голая правда – он один. Полчеловека.

– А отец Луи?

Вопрос явно огорчил ее. На мгновение воображение Лукаса начало строить видения несчастливых отношений между ними, но тут Изабелл сказала:

– Он погиб три года назад. В автокатастрофе.

Лукас разозлился на себя, потому что его первой инстинктивной реакцией были радость и облегчение оттого, что этого человека больше не существует. Особой разницы все равно нет; он знает, что Мэдлин больше не впустит его в свою жизнь, и все же ему было приятно, что рядом с ней нет другого мужчины.

Лукас заметил, как огорчилась Изабелл от одного упоминания об отце Луи, и ему стало жалко и ее, и мальчика, который летом подбежал к двери, чтобы увидеть, кто пришел. Жаль было и Мэдлин, потому что она заслуживает счастья, а вместо этого с ней обошлись жестоко – сначала он, потом судьба.

Изабелл тряхнула головой.

– Сегодня мы не должны говорить о грустном. Вы живете в Англии?

– Нет, в Швейцарии.

Она рассмеялась:

– Ваш французский не очень-то хорош!

– Верно. Я живу в той части Швейцарии, где говорят по-немецки.

– Вы говорите по-немецки?

– Нет.

На сей раз она засмеялась так громко, что два или три посетителя обернулись и заулыбались.

– Я могу научить вас французскому. И немецкому – немного. Там, где вы живете, можно кататься на лыжах?

– Конечно. Надеюсь, ты когда-нибудь приедешь.

– Я тоже надеюсь.

Лукас улыбнулся. Ему хотелось встать и на своем безнадежном французском рассказать всему кафе, что это его дочь. Впрочем, просто быть рядом с ней и знать, что она не испытывает к нему ненависти, – уже достаточно.

Они возвращались вместе и остановились, не дойдя немного до ее дома.

– Я пробуду в Париже несколько дней. Мы могли бы еще встретиться.

– Да. Обязательно. Я так рада, что вы приехали.

– Я тоже. И прости…

За что он просит прощения? За то, что его так долго не было? За то, что он был тем, кем был?..

– Просто прости.

– Ничего, все в прошлом, – ответила она.

Ложь во спасение.

Поколебавшись, Изабелл неожиданно обняла его. На секунду Лукас запаниковал, испугавшись, что сквозь одежду она может почувствовать пистолет – и внезапно с неожиданным ощущением чудесной легкости вспомнил, что оружия у него нет.

Он смотрел ей вслед. Когда Изабелл подошла к дому, Лукас перебежал через дорогу и рухнул на водительское сиденье своей машины. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был так счастлив, когда его охватывала настолько глубокая эйфория, что энергия переполнила все тело. Руки дрожали, от радости хотелось кричать.

Несколько минут Лукас просто сидел, не в состоянии что-либо сделать, практически парализованный свалившимся на него счастьем.

Он нашел ее…

Потом боковым зрением отметил движение у входа в дом дочери. Еще до того, как ему удалось заметить Мэдлин, она уже преодолела половину расстояния, распахнула дверцу автомобиля и села рядом.

На ней были светлые обтягивающие брюки и такой же свитер. Как бы Лукас ни сдерживал себя, он не смог еще раз не восхититься ее фигурой.

Лицо Мэдлин пылало гневом. Хотя за пятнадцать лет Мэдлин должна была постареть, этого заметно не было. Она осталась такой же красивой, как в первый раз, когда он ее увидел.

– Ты обещал, – сказала она, глядя прямо перед собой.

– Я ошибался. Мне следовало остаться.

Мэдлин повернулась к Лукасу:

– Не тебе было выбирать. Что за жизнь у нас получилась бы? Ты – убийца, который общается с такими же убийцами. Как только у тебя хватило совести сюда явиться? Как ты мог подставить ее?

– Я ее не подставлял. Я давно отошел от дел.

– А откуда ты знаешь, что не вернешься?

– Просто знаю. Это не вопрос.

– Именно что вопрос! Ты – убийца. А такое не проходит.

– Не проходит? Никогда? Я навсегда останусь убийцей, а она всегда будет дочерью убийцы? Так?

– Мир, в котором ты живешь…

Он перебил ее:

– Говорю тебе: все, я завязал, вышел из дела. Поверь.

Мэдлин не ответила.

После паузы Лукас спросил:

– Ты и правда могла подумать, что если бы вам угрожала хоть какая-то опасность, я бы приехал?

Она всплеснула руками.

– Я не знаю, что мне думать! И что мне делать! Джинн выпущен из бутылки. Теперь, если я буду ей запрещать, то стану плохой матерью. Я!.. Неужели не мог подождать еще несколько лет?

Лукас не ответил, потому что не видел в этом особого смысла. Он и так слишком долго ждал.

Какое-то время они сидели молча, потом Мэдлин сказала:

– Предлагаю дать Изабелл время на обдумывание. Если она все-таки решит, что хочет встречаться с тобой, придется это как-то урегулировать. Можно договориться через наших адвокатов.

– Адвокатов!.. Да не нужны нам адвокаты! Неужели мы не договоримся сами?

– Нет. Вероятно, Изабелл хочет, чтобы ты стал частью ее жизни, но я не хочу, чтобы ты стал частью моей. Если я попрошу тебя оставить нас в покое, это ведь не слишком много?

– Слишком.

Она бросила на него удивленный взгляд. Какое право он имеет так отвечать?

– Может быть, я и не появлялся только потому, что думал – ты замужем. Я не мог себе этого позволить. Сожалею, что это с ним случилось, но, Мэдлин, я вернулся сюда не только ради Изабелл.

Она искоса посмотрела на него и сказала:

– Довольно самонадеянно с твоей стороны. – Потом как-то погрустнела и добавила: – Я очень любила Лорана. Нам его не хватает.

– Тогда ты должна понять мои чувства.

– О, пожалуйста, не надо!..

– Почему не надо? Я ведь не напрашиваюсь. Мне не нужно… – Он так и не придумал слово, обозначающее то, что ему не нужно. – Ты – единственный человек, которого я любил, ты – единственный человек, который любил меня. Вряд ли это для тебя важно: с какой стати? Однако от правды не уйти.

Мэдлин улыбнулась. Казалось, она была тронута.

– Нет, важно. Ведь я действительно тебя любила. И мне столько лет удавалось тебя ненавидеть за правду о том, кто ты есть. То, кем ты был, и было правдой.

– Кем я был, – сказал Лукас с нажимом. – Ты до сих пор ненавидишь меня?

Мэдлин вздохнула, и этот вздох должен был предполагать, что продолжать нет смысла, что в ее жизни произошло слишком многое.

Ему хотелось утешить ее, положить руку на плечо, но он сдержался.

– Тогда мы можем остаться друзьями? Это все, чего я хочу: иметь возможность поговорить с тобой, находиться в одной комнате. Господи, просто быть в одной комнате с тобой!.. Как друг.

Несколько секунд Мэдлин качала головой, о чем-то раздумывая, потом сказала:

– Я никогда больше не полюблю тебя. Ты понимаешь?

– Конечно.

Она все еще не могла решиться дать согласие.

– Где ты сейчас живешь?

– В Швейцарии.

Мэдлин рассмеялась:

– Что?.. Ты всегда выбираешь для жизни те места, где не говорят по-английски.

– Мне нравится, когда можно молчать по уважительной причине.

Она снова рассмеялась, больше из вежливости, как на первом свидании. Потом отбросила прядь волос с лица, и он заметил обручальное кольцо на ее пальце.

– А как ты? Наверное, в последние годы тебе пришлось несладко.

– Да, ты прав, – сказала Мэдлин и посмотрела на приборную панель. – Нельзя ли включить обогрев? Очень холодно.

– Не работает. Машина из проката – нужно было сразу ее вернуть.

Она взглянула на дефлекторы обогревателя, как будто они ее раздражали, потом в упор посмотрела на Лукаса. Во взгляде Мэдлин читалось раздумье, и его охватило нетерпение: ведь он знал, о чем она думает.

– Люк, я больше не стану требовать обещаний, но я не смогу вынести, если дети снова будут страдать. Я не в силах…

Он поднял руку и приложил палец к губам Мэдлин, чтобы остановить ее слова и ее страхи. Это прикосновение пронеслось по нервам, как будто открылся прямой контакт настоящего с прошлым, а все, что случилось в промежутке между ними, вычеркнуто.

Лукас опустил руку, а Мэдлин закрыла глаза. Потом сказала:

– Ладно. Можешь зайти.

В голосе Мэдлин звучала неуверенность, словно она все еще раздумывала, правильно ли поступает. Наверное, пройдет еще немало времени, прежде чем ответ будет найден.

Они вышли из машины и направились к дому, к единственному символу семьи и очага, который Лукас мог представить.

Он выходит из тьмы с женщиной, которую любил полжизни. И он счастлив: ведь даже если это всего лишь первый шаг, уже ясно, что одиночеству конец. Человек, который многие годы стремился к абсолютной изоляции, сегодня утром прекратил свое существование.

Можно сказать, умер.

Глава 21

Подходя ближе, Дэн увидел, что за прилавком снова стоит знакомая продавщица. Она тоже его заметила и помахала рукой.

– Где ты была, Венди? – спросил Дэн. – Похоже, я не так приятно провел это время, как ты.

– В отпуске, – улыбаясь, ответила Венди. – На Канарах!..

– Классно. А мне «Сидней морнинг стандард», пожалуйста.

Она громко рассмеялась. Занятно: одна и та же шутка всегда вызывала одну и ту же реакцию.

– «Ивнинг стандард» – или ничего!

– Тогда давай «Ивнинг стандард». Что слышно в мире?

Венди показала ему первую страницу.

Дэн увидел фотографию Эллы Хатто.

Венди начала читать:

– «Бездомные собаки и безнадежные раковые больные получат помощь благодаря крупнейшему в истории наследству, оставленному на благотворительные цели. Согласно воле убитой Габриэллы Хатто, все ее состояние, насчитывающее несколько сотен миллионов фунтов стерлингов, завещано различным благотворительным организациям». – Она подняла глаза от газеты. – Что ты об этом думаешь?

Было не совсем понятно, что именно она хотела услышать: мнение Дэна по поводу того, как она выразительно читает, или по поводу занимательного факта.

– Довольно интересно. Уже известно, кто это сделал?

Венди пожала плечами, словно говоря, что вопрос-то глупый.

– Наверное, ее дядя. Интересно, где они? В смысле, куда все они могли сбежать? В Южную Америку, попомни мои слова.

Кто-то наклонился через прилавок, чтобы достать газету.

– Эй-эй, полегче, приятель.

Дэн отдал ей деньги за газету и сказал:

– До завтра, Венди.

– Пока, моя любовь. Береги себя.

Она не знает, как его зовут, и никогда не проявляла любопытства. А Дэну известно ее имя только потому, что у женщины есть привычка иногда говорить о себе в третьем лице.

Он вернулся домой и разложил газету на кухонном столе. Четвертая и пятая страницы, на которых напечатана статья – на весь разворот, – а еще перечень благотворительных организаций, которым завещаны деньги.

В общем-то жалко, конечно, потому что она нравилась Дэну. Кроме того, Элла была весьма симпатичной девушкой. Но в том, что он поступил правильно, нет никаких сомнений. Он поступил с ней так, как следовало поступить с загнанной лошадью или другим раненым животным.

Дэн даже поиграл сам с собой в адвоката дьявола, задавая вопрос: а кто он такой, чтобы решать, заслуживает она смерти или нет? Тем не менее он осудил ее и приговорил.

Дэн просто увидел грань, которую перешагнула Элла, и понял, что оттуда ей не вернуться. Возможно, девушка и сама не сознавала, что была смертельно ранена уже в тот момент, когда Дэн впервые с ней встретился. Он лишь избавил бедняжку от страданий.

Вся эта история – очень странное и темное дело. Дэн много размышлял, удивлялся, как могла целая семья вот так просто взять и погибнуть. Кто же, интересно, сумел все так ловко организовать?..

Обратив мысли к более приятным вещам, Дэн подошел к холодильнику, достал утиные грудки, которые поставил мариноваться утром, разложил вокруг остальные ингредиенты задуманного блюда – чтобы до каждого легко было достать.

Он открыл бутылку вина, налил стакан, потом посмотрел через стол в глазок воображаемой телекамеры и произнес:

– Вот добрый бокал «Мур Фарм Шираз», а вот и утиные грудки, которые я подготовил ранее.

Он продолжал говорить о том, что собирается делать дальше, размышляя, нет ли на телерынке ниши для подобной программы.

Потом Дэн рассмеялся, представив почему-то, что в один прекрасный день возникнет и миссис Боровски. Непонятно, с чего это пришло ему в голову, хотя мысль сама по себе недурна. Может статься, она сейчас бродит где-то рядом, эта гипотетическая миссис Боровски. Живет и даже не догадывается о своем счастье.