Текст книги "Путешествие коммивояжера по продаже фаллоимитаторов (ЛП)"

Автор книги: Кевин Донайхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Итак, – сказала она. – Наконец-то ты здесь.

Он заставил себя посмотреть мимо глаз Бога и позади нее увидел огромную металлическую комнату, заполненную машинами, на которых трудились тысячи пожилых женщин в сетках для волос.

– Да, – сказал он. – Но где я нахожусь?

– Это Рай, фабрика, на которой были сделаны все твои фаллоимитаторы.

– Действительно?

 Ральф вытянул шею, чтобы присмотреться. Он заметил группу пожилых женщин, собравшихся на скамейке у соседней стены и рисовавших линию мягких секс-игрушек. Справа еще несколько пожилых дам сидели в креслах, заложив руки за спину, в то время как люди помоложе в черной одежде и шлемах стояли над ними, засовывая фаллоимитаторы в рот и двигая ими взад-вперед, возможно, проверяя правильность окружности. Слева другие запихивали готовые изделия в чемоданы, идентичные тому, который нес Ральф.

Она положила руку ему на плечо.

– Если хочешь, мы можем осмотреть фабрику позже, но сейчас мы должны быть снаружи. Глаз в небе должен быть свидетелем этого события.

Бог переступила порог, и Ральф последовал за ней. Она села в позу лотоса на траву. Он воспринял это как намек на то, чтобы тоже сесть, хотя и не смог справиться с позой лотоса.

– Скажи мне, Ральф, – спросила она. – Что ты больше всего хочешь узнать?

– Итак, меня зовут Ральф.

– Да, но все же скажи...

– Я хочу знать ответ.

Она кивнула.

– После того, как ты зашел так далеко, ты это заслужил. Многие продавцы фаллоимитаторов никогда не продают ни одного фаллоимитатора. Ты продал свой в первые две недели, хотя прошли годы, прежде чем ты продал другой, – улыбаясь, говорила она. – Несмотря на все трудности, ты оставался стойким, старательно собирая воедино знаки. А теперь пришло время вознаградить тебя за твои усилия.

Его нервы казались положительно живыми, а позвоночник – наэлектризованным.

– О, спасибо!  – Выпалил он. – Большое вам спасибо!

– Не нужно меня благодарить. Поблагодари себя за то, что должно быть, – она посмотрела на его искалеченный большой палец. – Но сначала позволь мне позаботиться об этом. Пожалуйста, протяни свою руку.

Ральф так и сделал, и Бог коснулась обрубка там, где когда-то был его ноготь. Тепло разлилось по его пальцам и вниз по руке, когда, словно гриб, вырос недостающий кончик.

– Боже мой, – сказал он, осматривая палец, ища швы, но не видя их.

– Теперь я должна подготовиться...

Бог закрыла глаза, подняла голову к небу, соединила предплечья и подняла их так, чтобы развернутые руки были сложены у грудины. Это выглядело так, как будто она держала шар, невидимый для Ральфа.

Она сохраняла эту позу и полное молчание, казалось, очень, очень долгое время. Ральфу хотелось, чтобы она поторопилась, но он ничего не сказал, решив, что неразумно торопить Бога.

Наконец она встала.

– Я готова, так что встань, Ральф. Представь мне последний фаллоимитатор в твоем случае.

– И тогда я смогу быть свободным?

Бог ничего не сказала, просто улыбнулась, и Ральф протянул ей фаллоимитатор. Этот уход казался таинством.

Она протянула другую руку, и открыла ладонь.

– А вот и твой пенни.

Ральф посмотрел на монету. Он увидел обычное моржовое лицо с моноклем, но теперь под ним было одно слово, выполненное на барельефе: ПОЗДРАВЛЕНИЯ. Он взял у нее монету, перевернул ее. ТЕПЕРЬ НАЧНИТЕ СНОВА, гласила надпись на обратной стороне.

Внезапно футляр у его ног задрожал, а затем его окутал белый свет. Когда свет померк, Ральф увидел по меньшей мере сотню жестоких, разъяренных фаллоимитаторов, которые шлепались на землю, скрежеща зубами.

– Теперь продолжай, – сказала Бог. – Продолжай свое бесконечное путешествие.

Ральф поднял руки.

– Нет, подожди... Это... это должен быть конец! Это должно быть...

– Этому нет конца, Ральф. Не здесь, но это нормально. Благороден поиск, а не результат.

Он покачал головой взад-вперед.

– Я больше не могу этого делать! – Фаллоимитатор подполз к его ноге, и он растоптал его. – Я просто не могу!

– Не волнуйся. Завтра ты ничего не будешь помнить.

– Но теперь я знаю, и в этом вся проблема!

– Нет никаких проблем.

Он чувствовал себя на грани того, чтобы заплакать, закричать и начать ломать вещи.

– Ну же, Боже! Неужели ты ничего не можешь сделать?

– Мы могли бы осмотреть фабрику, – сказала она.

– Я не хочу осматривать эту гребаную фабрику!

Бог забарабанила пальцами по своим бедрам.

– Хорошо, Ральф, я поставлю это на кон. Свобода просто не для тебя. Ты всегда будешь кружиться обратно в центр, и именно туда ты отправишься, когда мы здесь закончим.

– Я не понимаю.

Она рассмеялась.

– Ты говоришь как человек, который не разговаривал со мной об этом уже сто раз, но этого следовало ожидать.

Ральф мог только смотреть на нее.

– Ты, может быть, сейчас злишься, может быть, даже захочешь убить меня, но ты вернешься с тем же выражением благоговейного ужаса, которое было у тебя на лице раньше, вне себя от радости видеть меня и желать того, чего, как тебе кажется, ты хочешь, но в конечном итоге получишь то, что тебе нужно.

Он набросился на нее.

– Я никогда не вернусь к тебе! И это не то, что мне нужно!

Ее тон снова стал мягким.

– Без фаллоимитаторов и разворачивающейся дороги в никуда у тебя нет направления, нет цели. Ты недостаточно силен, чтобы придать жизни какой-либо другой смысл.

– Нет, это не...

– Ты обеспокоен и взволнован, но не будь таким. У многих такая же проблема, и, когда придет время, они тоже вернутся в центр. Так и должно быть, сейчас и во веки веков.

– Может быть, они вернутся, но я отказываюсь!

– Но ты каждый раз возвращался раньше, – она покрутила указательным пальцем в воздухе. – Кружись, кружись, кружись...

Ральф шлепнул ее по руке.

– Не в этот раз! Сейчас все по-другому!

Бог рассмеялась.

– Сейчас никогда не бывает по-другому. Если бы это было так, как ты думаешь, была бы здесь эта фабрика, производящая все фаллоимитаторы для всех странствующих продавцов фаллоимитаторов в мире? Бизнес процветает.

Ральф попытался вставить словечко, но Бог ему не позволила.

– Ты помнишь ту женщину в телефоне? Это была не твоя мать. Это был голос актера, –  она усмехнулась. – Твоя мать сейчас работает на нас, в отделе тестирования передовых продуктов, вместе со всеми другими старыми, мертвыми матерями, сыновья которых – коммивояжеры по продаже фаллоимитаторов.

– Нет, это неправда! В тебе нет ни капли правды!

– Единственная правда находится в тебе, так что возьми ее.

– Я этого не сделаю!

Бог протянула руку и погладила его по лицу. Ее руки теперь казались холодными.

–  Ты знаешь, что это ошибка, – сказала она. – Но у тебя есть время, чтобы исправить ее. Просто делай, как я говорю. Мы можем притвориться, что этого никогда не было.

Ральф повторил свое заявление.

Бог покачала головой.

– Я не всегда даю коммивояжерам по продаже фаллоимитаторов такой шанс, поверь мне. – В ее руке появилась небольшая записная книжка. – У меня есть фотографии. Хочешь посмотреть?

Ральф этого не хотел, но она открыла ее и показала ему несколько страниц.

– Это всего лишь выборка. У меня в кабинете есть книга побольше.

Его желудок скрутило; он чуть не подавился. Его ноги попытались сложиться и опустить его на землю, после чего они, несомненно, встанут с нее и вернут его к его делу и к его жизни в качестве коммивояжера по продаже фаллоимитаторов до бесконечности.

Нет, он этого не допустит. Может быть, с этими бедными парнями и случились ужасные вещи, но это не означало, что они должны были случиться с ним... И что с того, что они сделали?

– Мое мнение не изменилось, – сказал он. – Ты ничего не можешь мне сделать. Я не тот, о ком ты пишешь. Я Ральф.

Внезапно ему показалось, что в этом имени было нечто большее, чем просто имя. И тут его осенило.

– Ральф Стивенс, – добавил он и не смог сдержать ухмылку.

Уши Бога закровоточили при звуке этого имени.

– Подними свой чемодан!  – Взвизгнула она. – Кто-то должен взять его, и ты здесь единственный, кто может это сделать!

– Нет, я не один такой! – Он вытряхнул фаллоимитаторы из футляра. – Я отдам их земле!

Земля приняла фаллоимитаторы не в рот—это было место для пенни—а в свое чрево. Выйдя из состояния покоя, фаллоимитаторы проросли, запутавшись под поверхностью, превратившись в сеть спиралей, когда земля извергла из своих недр горку пенни.

Ральф улыбнулся.

– Сделка завершена.

Мир почувствовал новый рост, начал визжать. Бог бросилась на вершину медного холма, крича громче всех вопящих существ. Она посмотрела на него, и ее рот был полон клыков из слоновой кости.

– Ты не можешь этого сделать! – Закричала она. Ее слова были приглушенными и невнятными.

– Я уже сделал это! – Он указал на монетки. – Они мои, и ты ничего не можешь сделать!

Нижняя половина тела Бога превратилась в моржа. Ральф чуть не рассмеялся при виде этого зрелища. Секундой позже ее верхняя половина последовала его примеру. У нее даже был монокль, хотя сейчас трудно было думать о Боге как о женщине.

Божество залаяло и рыгнуло, когда его плоть начала отслаиваться, а затем трескаться и шелушиться. Он попытался вцепиться ластами в штанину Ральфа. Этот плавник отвалился, за ним последовали клыки, другой плавник и еще более жизненно важные части. Что-то белое и пенистое вылетело изо рта Бога, прежде чем остатки его коричневого, дряблого тела застыли и покатились влево от насыпи пенни.

Не обращая внимания на Бога, Ральф набрал пригоршни пенни и высыпал их в оба кармана пальто, затем в штаны.

Впереди он услышал внезапный шум. Толпа поднялась на холм, приближаясь к нему с запада.

Ральф узнал некоторых из них, хотя и не видел своего последнего клиента. Очередь возглавил человек, который избил его перед взрывом. Слева от него была когда-то неподвижная курящая женщина, теперь бегущая так же быстро, как недавно восстановленный мужчина. За ними в непрерывной и, казалось бы, вечной очереди, расходящейся слева направо, стояли потенциальные клиенты из прошлых дней, месяцев и лет. Некоторые несли импровизированные факелы, сделанные из палок или сломанных ножек мебели, завернутых в пропитанную керосином ткань. Другие несли вилы.

С противоположной стороны из леса выбежали прохожие. Они трясли кулаками и швыряли в него яйцами. Одно ударилось о дерево, оставив дыру, достаточно большую, чтобы Ральф мог видеть сквозь нее.

Ближайший метатель метнул второй шар. Этого нельзя было избежать. Ральф остановился, глубоко вздохнул, зная, что если он умрет, то, по крайней мере, не умрет как коммивояжер по продаже фаллоимитаторов, но эта штука прошла сквозь него, оставив после себя только электрическое ощущение.

Первый человек с вилами добрался до него. Как и шар, его оружие не подействовало.

– Умри уже!  – Закричал взорвавшийся человек. Его тело распухло, когда он снова попытался нанести удар.

Старая курящая женщина ничего не сказала, но безуспешно попыталась пронзить его своим фонариком.

Робот издал звуковой сигнал, а затем загорелся. Но неисправен был не только робот. Все начало гореть, когда фаллоимитаторы завершили цикл прорастания.

Тогда он отвернулся от всего этого, от рядов домов, бесконечных улиц, прохожих-шаров, машин для убийства, фабрики и ее бога. Пока он шел, мир слегка приподнялся по краям. Яркий кончик чего-то другого просвечивал насквозь. Ральф едва мог разглядеть, что бы это ни было, но почему-то это казалось чем-то из его памяти.

В его кармане зазвонил телефон. Это была его фальшивая мать. Пошли ее. Она, наверно, тоже была в огне.

Эпилог

Ральф спустился с холма по тропинке, окруженной горящими деревьями и небом, но не успел уйти далеко, как заметил, что тропинка впереди него превратилась в дорогу. Примерно в двадцати ярдах дальше Ральф увидел автобусную остановку.

Он ждал, когда приедет автобус, всего минуту. Его дверца открылась, и тот же самый водитель—это всегда был один и тот же водитель—посмотрел на него, казалось бы, не смущенный пожаром, происходящим вокруг него.

– Привет, Ральф, – сказал он.

Ральф кивнул, но не двинулся с места. Ему уже много раз давали отпор, и, что еще хуже, на улице между ним и автобусом вспыхнуло пламя.

– Почему ты просто смотришь на меня? Давай.

– Я не могу. Слишком много огня.

– Просто пройди через него.

Решив, что ему нечего терять, Ральф так и сделал. Он был непроницаем для пламени. Тем не менее, он остановился как раз перед тем, как подойти к автобусу. Пересечь его порог было, казалось, более сложным, чем пройти сквозь огонь.

– Я могу войти прямо сейчас? Действительно и по-настоящему?

– Действительно и по-настоящему.

– Это... так просто?

Мужчина улыбнулся.

– Конечно, но поторопись. У меня есть другие продавцы, которых нужно забрать в конце очереди.

– Но у меня нет билета.

– Все в порядке, – водитель указал на его чемодан, лежащий посреди дороги; Ральф не помнил, как уронил его. – Оставить это позади – это лучше, чем билет.

Ральф поставил левую ногу на ступеньку, затем правую. Миновав ступеньки, он оглядел своих попутчиков. Автобус был набит битком. Он заметил, что ни у кого не было чемоданов или какого-либо багажа, и все были одеты в костюмы, идентичные костюму Ральфа.

Наконец он нашел место. Пассажир напротив него, тощий на вид мужчина средних лет, повернулся в его сторону.

– Привет, – сказал он, когда автобус тронулся.

– Привет, – ответил Ральф. – Вы тоже продавец?

Он ухмыльнулся.

– Был.

– О, простите, – Ральф попытался сгладить свою оплошность вежливостью. – Итак, как долго вы продавали?

– 87 лет и 3 месяца

На вид мужчине было не больше сорока.

–  Вы серьезно?

– Как сердечный приступ.

– Но откуда вы знаете? И как вам удавалось следить за временем?

– Я не знал и не мог уследить.

– Тогда я не понимаю.

Мужчина пожал плечами.

– Это пришло ко мне всего несколько минут назад, и, если ты подождешь, держу пари, то же самое произойдет и с тобой.

Память начала возвращаться к нему.

– Вы правы, – сказал Ральф.

– Итак, сколько лет прошло?

– 11 лет и 6 месяцев.

Беззубый старик перед ними повернулся и сказал:

– Черт возьми, вы оба юнцы! Я занимаюсь этим уже 121 год!

На лице другого мужчины отразилось изумление. Ральф тоже был поражен. Ему почти хотелось поклониться, но он не мог, так как сидел. Вместо этого он уставился в окно, наблюдая, как люди сгорают, пока не погаснут. Затем рухнули более крупные вещи: деревья, фабрика и земля под ней исчезли и превратились в ничто, а может быть, и во что-то совсем другое.

Когда он был уже слишком высоко, чтобы что-то видеть, Ральф повернулся к передней части автобуса. Глаз в небе был таким большим, что занимал все водительское окно.

– Ты видел, как он горел, не так ли? – спросил мужчина напротив него.

– Да, – ответил Ральф, все еще глядя на глаз. – Но разве вы не видели этого?

– Нет, приятель. Это была твоя остановка. Но я видел, как он горел у меня, и наслаждался каждой минутой.

Тогда он повернулся к нему.

– Подождите… Вы видели Бога и фабрику и получили монету, верно?

Мужчина кивнул.

– Но если все горело для вас, то это не могло гореть для меня.

Он пожал плечами.

– Я думаю, у всех нас есть свои собственные версии этого места.

– Я бы хотел, чтобы все версии сгорели, – сказал Ральф. – И я почти жалею, что не могу остаться, чтобы помочь сжечь их.

– Нет, это слишком большая ответственность для одного человека. Ты же знаешь, что мы не можем помочь другим продавцам. Мы можем помочь только себе.

С этими словами мужчина взял журнал, втиснутый между сиденьями перед ним, и Ральф откинулся на спинку сиденья, чтобы насладиться остальной частью поездки, глаз теперь настолько увеличился, что были видны только большая голубая радужка и зрачок. Когда он снова выглянул в свое окно, Ральф увидел рекламный щит, висящий посреди пустоты в небе. «ТЕПЕРЬ ВЫ ВОЗВРАЩАЕТЕСЬ», – говорилось в нем.

Казалось, что знак был неполным. Вы сейчас возвращаетесь куда? Но потом он подумал об этом и решил, что это действительно имеет смысл.

Обернувшись, Ральф увидел то, что было на обратной стороне знака, через задние окна автобуса:

ВЫ СНОВА ВОШЛИ.

Автобус въехал в зрачок глаза, и глаз моргнул.

Молочное возбуждение

Уильям Эзра Торо налил молоко в высокий стакан. Он вернул кувшин в холодильник и быстро закрыл дверцу, чтобы вещи внутри не могли убежать. Уильям принес стакан с собой на кухонный стол. Там он развернул газету и начал читать статьи о мертвых людях и кружащихся в небе предметах.

Тишину нарушил густой голос с немецким акцентом:

– Пожалуйста, не пей меня.

Уильям посмотрел на молоко.

– Ты сегодня разговорчивый, да? Разве ты не видишь, что я пытаюсь читать?

– У меня нет глаз, – ответило молоко.

– Извини; у меня была слепая тетя, – он снова перевел взгляд на бумагу. – Но я все равно собираюсь выпить тебя.

Стакан с молоком бешено завибрировал.

– Пожалуйста, сэр! Пожалуйста, не заставляй меня умолять!

– Ради бога, не мог бы ты просто...

– Я готов предложить тебе все что угодно! – Молоко на мгновение замолкло. – Все что угодно, кроме секса!

Уильям ухмыльнулся.

– Боюсь, что это должен быть секс, любовь моя.

– Но...

– Это единственный способ, – он расстегнул молнию на брюках и ухмыльнулся. – Видит бог, старая жена не заводит меня с тех пор, как я запер ее в подвале.

В течение нескольких минут молоко оставалось безмолвным. Наконец тихий, пронзительный голос сказал:

– Если это то, что нужно, тогда... хорошо, но я девственник, так что, пожалуйста, будь нежным.

Уильям рассмеялся.

– Я просто пошутил. Какой секс может предложить стакан молока?

– Секс с молоком.

Его лицо исказила гримаса.

– Я не хочу об этом думать. Кроме того, ты молоко-мужчина, и, если я займусь с тобой сексом, это может сделать меня геем.

– Если я не могу дать тебе секс, то что я могу тебе предложить?

– Ничего. Я собираюсь выпить тебя.

Уильям сделал паузу.

– Прошу тебя, нет, ты не можешь…

– Ошибаешься. Я могу и сделаю это. Пить легко, ты же знаешь. Все, что мне нужно сделать, это поднять тебя и проглотить.

Молоко начало всхлипывать.

– Я пил молоко раньше, тонны молока, и я никогда не видел такого невротического стакана с молоком. На самом деле, ты первый стакан с молоком, который вообще заговорил. И вообще, что тебя так взволновало? Почему ты такой взволнованный?

Со стекла капал конденсат, словно слезы.

– Потому что… потому что, если ты выпьешь меня, я умру.

– Ты молоко, – заявил Уильям. – Молоко не живое и не мертвое.

– Ох.

  Молоко замолчало.

Уильям вернулся к чтению своей газеты. Центральный разворот на этой неделе особенно соответствовал его вкусам. Он потратил некоторое время, разглядывая ее вялые груди и зеленую кожу, прежде чем перейти к некрологам на следующей странице.

–  Извини, что побеспокоил тебя.

Он уставился на стакан с молоком.

– Какую часть из «не живое, не мертвое» ты не понял?

Молоко больше ничего не сказало.

Удовлетворенный, Уильям вернулся к газете. Когда он открыл газету на спортивном разделе, костяшки его пальцев задели стакан с молоком, опрокинув его на пол.

Он слышал смех как по пути вниз, так и после удара о пол стакана. Нарочито, он встал на четвереньки, и начал слизывать молоко с пола, пока оно не кончилось и его язык не начал кровоточить.

Это заставило Уильяма почувствовать себя хорошо, но через несколько дней он умер – умер после того, как смеющийся осколок стекла пронзил его кишечную стенку.

Двухсторонний Санта

Прошло несколько минут после последнего звона колокольчиков, когда я впервые встретил Санта-Клауса.

Видите ли, я хороший парень. Я часто беру бездомных с собой в свою квартиру и позволяю им спать там день или два, иногда дольше. Все зависит от того, как я отношусь к ним и что они заставляют меня чувствовать.

На улице почти не было машин. На тротуаре никаких пешеходов, кроме меня. Все мои собутыльники, только что изгнанные из пивной, сели в свои машины. Им было некомфортно гулять в одиночку поздно ночью, но я чувствовал себя как дома среди разрушенных зданий и сломленных людей.

Как только рев двигателей стих, я обратил свое внимание на мелочи: звук мусора, шуршащего в переулках, узор огней в окнах квартир и бетон, с которого поднимался пар после недавнего дождя. Тротуар под моими ногами казался странно мягким и податливым. Светофоры впереди покачивались или выглядели как танцующие пятна.

Завернув за угол, я заметил, как что-то упало на стену. Это выглядело как мешок с мусором, проигнорированный санитарной бригадой. Хотя я думал, что знаю, что скрывается под всей этой объемистой грязной тканью. И я был прав. Я смотрел на Санту.

Его пальто облегало его, как расстегнутый мешок для трупов, только шерстяной. У него была длинная, белая и ниспадающая борода. В свете уличного фонаря его лицо, казалось, было цвета мочи. Он был стар – один из самых старых бездомных парней, которых я видел в этих краях. Мне стало интересно, как долго он жил в Эль-Эйсе в картонных коробках или испражнялся в сорняках за старой полосой вверх по дороге.

У Санты был терпкий, почти игривый запах. Подойдя ближе, я заметил почти пустую бутылку, зажатую в его костлявой правой руке.

– Это что, виски? – спросил я.

Мужчина кивнул, но не сделал попытки встретиться со мной взглядом. Казалось, он созерцает тротуар. А может, что-то другое.

– Похоже, у тебя мало что осталось, – сказал я, – но я мог бы достать тебе еще.

Затем он поднял голову, его глубоко посаженные глаза затерялись в тени.

– Ты сделаешь это для меня?

– Конечно, но тебе придется покинуть этот переулок.

– Но куда я пойду?  – спросил он.

– Ко мне домой, – был мой ответ.

Он изучал меня, казалось, думая: «Он сказал виски? Бесплатный виски? Абсолютно бесплатный».

Я на мгновение сделал паузу.

– Так ты идешь?

– Конечно, приятель. Я в игре.

  Затем он встал, и его колени задрожали.

Он быстро схватился за стену, чтобы избежать быстрого возвращения на тротуар.

Я протянул ему руку.

– Нужна помощь?

– Нет, я справлюсь.

Я изумился. В конце концов, в этом человеке все-таки осталась капля достоинства.

Мне потребовалось десять минут, чтобы преодолеть два квартала от переулка, в котором я нашел своего нового друга. Он шел медленно, и то, как он ковылял за мной, заставило меня задуматься, не хромает ли у него одна нога.

Я не мог позволить ему шататься всю дорогу до моей квартиры.

С его скоростью нам потребовался бы час, чтобы добраться туда. Я был готов вернуться и показать этому человеку и свое место, и свое гостеприимство, поэтому я успокоил его, предложив опереться на мое плечо. Он не сопротивлялся мне. На самом деле, он казался благодарным за этот небольшой акт доброты.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Он просто что-то пробормотал.

Час спустя я смотрел телевизор, а мужчина лежал на моей кровати. Он заснул почти сразу же, как только лег.

Он громко захрапел. Я бы проверял его время от времени, если бы не храп. Шум дал мне понять, что с ним все в порядке, что он не проглотил язык и не подавился собственной рвотой.

В какой-то момент храп прекратился. Примерно через минуту я услышал скрип пружин кровати.

Я выключил телевизор на середине шоу. Я вошел в спальню и увидел Санту, сидящего на кровати, свесив ноги, его глаза были опущены, он смотрел на покрывало так же, как раньше смотрел на тротуар.

– Чувствуешь себя лучше? – спросил я.

– Я бы чувствовал себя лучше, если бы выпил еще, – сказал он и встретился со мной взглядом. При свете я мог лучше разглядеть его глаза – серые и слезящиеся. У одного глаза была явная катаракта. – Ты обещал мне выпить, не так ли?

– Конечно.

Я подошел к деревянному сундуку в ногах кровати и открыл его. Внутри было пятнадцать бутылок выпивки и все для этого человека и ему подобных, с которыми мне еще предстоит познакомиться.

Я выбрал одну из бутылок виски—дорогую, с целыми печатями—и поднял ее, чтобы мужчина мог разглядеть ее.

Впервые я заметил в нем какую-то жизнь. Его длинные, тонкие руки потянулись ко мне.

– Я могу взять ее сейчас?

Я протянул ему бутылку и улыбнулся.

– Конечно.

Он сорвал пластиковую обертку и взломал печать.

Прежде чем выпить, он понюхал виски, словно дегустатор, но не попробовал его на вкус; он осушил пятую часть бутылки, прежде чем сделал глубокий вдох.

Я пододвинул стул напротив него, сел. Скрестив ноги, я спросил:

– Итак, какова твоя история?

– Что?

– У каждого есть своя история. Я хочу знать твою.

Он рыгнул и вытер губы.

– Почему тебя это волнует?

Это был хороший вопрос. Я не был уверен, почему меня это волновало.

Может быть, я просто хотел немного поболтать, чтобы поднять себе настроение.

– Уважь меня, – сказал я через несколько мгновений. – В конце концов, я отдал тебе всю эту бутылку.

Затем я указал на стены.

– И это место на ночь...

– Если ты этого хочешь, – сказал он. – Но ты можешь в это не поверить.

В кончиках моих пальцев началось предвкушающее покалывание.

– Удиви меня.

– Хорошо, – он сделал паузу, чтобы выпить еще, а затем сказал:

– Я Дед Мороз.

– Рождественский Дед? – я скрестил ноги и наклонился ближе. – Как Санта-Клаус, ты имеешь в виду?

– Да, как Санта-Клаус, но я предпочел Деда Мороза, – он сделал паузу. – Тогда, по крайней мере. Теперь ты можешь называть меня как хочешь.

Похоже, он был одним из сумасшедших бездомных.

Интересно, конечно, но недавно я принимал у себя несколько из них, и не хватало тихих, застенчивых или милых типов. Тем не менее, он не показался мне человеком, которого мне пришлось бы преждевременно выгнать, поэтому я подыграл:

– Я думал, что Санта – извини, Дед Мороз – живет на Северном полюсе.

– Да, это так. Я жил там.

– Итак, что случилось? Миссис Клаус выгнала тебя?

– Нет, ничего подобного. Меня тошнило от всего этого в течение многих лет, и эта мысль просто пришла мне в голову. Я имею в виду, делать все это дерьмо для людей, которые перестанут в тебя верить – это, блядь, неприятно!

– Что подумала миссис Клаус, когда ты ушел?

Он вскинул руки, расплескивая виски.

– Ничего! Она одряхлела за последние двести лет! Она все свое время проводила одна в кресле-качалке на чердаке. Она поставила стул на расшатанную половицу, как раз над моей спальней. Я вставлял затычки для ушей, но я всегда ее слышал. Всегда и вечно.

– Разве ты не мог развестись?

Его глаза расширились. Он казался ошеломленным.

– Санта? Разведенный? Черт возьми, нет! – Его глаза сузились. – Миссис Клаус может высохнуть и превратиться в пыль, но мне все равно.

– Значит, ты так и не вернулся, даже погостить?

  Его тон был деловитым.

– Когда я ушел, я ушел навсегда.

Я помолчал, немного подумав.

– Если это так, то почему люди все еще получают подарки?

– Заключен контракт. Сейчас этим занимается какая-то фирма в Азии.

– Что случилось с эльфами?

– Большинство из них были переведены в цирки.

– А северные олени?

– Они были... отправлены… – он отхлебнул немного виски. – Надеюсь, я тебе не наскучил?

– О нет! Вовсе нет! – Я действительно был заинтригован его бредом и, скорее, очарован самим этим человеком. Он был, безусловно, самым красноречивым бездомным человеком, которого я встречал, и я чувствовал себя немного виноватым за то, что свалил его в одну кучу с другими, более прозаическими сумасшедшими. – Итак, ты перестал быть Сантой, чтобы жить на улицах. Ты ведь это хочешь сказать, верно?

– Нет, – сказал он. – Ты упускаешь суть дела.

– Тогда введи меня в курс дела.

Глотну виски он продолжил:

– Меня тошнило от холода, поэтому я переехал в Лос-Анджелес. Устроился официантом, думая, что мне может повезти с актерской карьерой. Я имею в виду, что меня играло множество актеров, но все, что я получил, это захлопнутые двери у меня перед носом, – он вздохнул и посмотрел задумчиво. – В конце концов, я получил работу режиссера ряда порнофильмов под именем Роджер Вуд. Когда-нибудь видел их?

– Я не смотрю порно, – сказал я.

– Я тоже. Это был просто способ заработать на жизнь.

Я наклонился вперед.

– Но сейчас ты не снимаешь порно. Что случилось?

– Постановочный секс утомил меня; я пытался работать в офисе. Но я стар и не создан для работы с 9 до 5. Я также не мог смириться с этим маленьким ублюдочным боссом, его звали мистер Маккалоу. Ублюдок. Я даже пробовал работать в фастфуде, но ничто не приносило мне радости. Мне пришлось оторваться от всего этого – Северного полюса, Лос-Анджелеса, жизни в целом. 12 лет назад я бросил посох Санта-Клауса; 6 лет назад я стал бездельником, – он посмотрел на свои руки. – Я такой, какой я есть. Нравится тебе это или нет.

Я улыбнулся.

Пока он пил виски, я прокручивал в голове наш маленький разговор. Хотя этот человек рассказал интересную историю, я ему не верил? Тем не менее, опыт был забавным и, возможно, немного полезным. Я не слышал такой красочной истории от бездомного с тех пор, как один из них в прошлом году заявил, что он не только президент, но и инопланетянин, путешествующий во времени. Поднявшись со стула, я подошел к кровати и сел рядом со своим другом. Я указал на бутылку в его руке.

– Ты не возражаешь, если я сделаю глоток?

– Это твоя бутылка, верно?

Я взял ее, сделал глоток и представил, как моя слюна смешивается со слюной Санты. Вернув ему бутылку, я демонстративно потянулся и зевнул. Затем я лег на левую сторону кровати, положив голову на подушку.

– Ты можешь сделать то же самое, – сказал я ему.

Он, казалось, колебался. Он посмотрел на бутылку.

– Я еще не закончил.

– Прибереги немного на потом, – сказал я. – Я не сделаю тебе больно, – затем я похлопал по подушке рядом. – Просто ляг и расслабься.

Он перевел взгляд с виски на подушку и обратно.

Наконец он поставил бутылку на тумбочку и неловко растянулся рядом со мной. Его усталое старое тело, казалось, сопротивлялось лежачему положению. Колени не могли разогнуться полностью; его спина слегка выгибалась дугой. Шея тоже.

Я коснулся его руки и затылка. Он был такой холодный.

Я решил, что буду добрым самаритянином и пожертвую ему немного тепла своего тела.

Я начал чувствовать сонливость. Я посмотрел на часы. Еще не было и 3 часов ночи.

– Я устал валяться без дела, – сказал я шепотом. – А ты разве нет?

– Нет, здесь довольно мягко, – ответил он, его голос дрожал от мокроты. – Я не привык к мягкости.

– Хорошо, – сказал я. – Мы можем продолжать лежать здесь. Думаю, я в долгу перед тобой, после той занимательной истории, которую ты рассказал.

– Это была не история.

Я немного приподнялся.

– Но я не могу тебе поверить. Видишь ли, я точно знаю, откуда взялись мои подарки. Мама и папа, тети и дяди – они покупали их в магазинах, заворачивали и надевали сверху маленькие бантики. Одна и та же история каждый год.

Он повернулся и посмотрел на меня.

– Я никогда не утверждал, что все подарки были от меня, – сказал он. – Обычно ребенок получал один из моих подарков каждые три или четыре года. Но если я и дарил их, то это всегда был любимый ребенок.

– Три или четыре года? – сказал я.  – Твой список плохих детей, должно быть, был огромным.