Текст книги "Битва за Коррин"

Автор книги: Кевин Джей Андерсон

Соавторы: Брайан Герберт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 53 страниц)

Дающий и берущий по-разному толкуют слово «вознаграждение».

Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции

Данте, твердо стоя на своих механических ногах, принялся невозмутимо-скептическим тоном излагать свои возражения. Речь его лилась так гладко, словно он читал с листа. Другие два титана уже высказались и теперь внимательно слушали выводы.

– Таким образом, – подытожил Данте, – если вы, генерал, действительно верите в то, что Вориан Атрейдес явился к нам по собственной воле и желает по мере сил участвовать в нашей экспансии, то нам лучше превратить его в кимека, пока он не передумал. – Оптические сенсоры вспыхнули и погасли, что было эквивалентом подмигивания.

– Я согласен, – произнес Агамемнон. – Мы отрежем лишнюю плоть, и его верность нам станет чисто интеллектуальной. К тому же это будет необратимо.

– О, в этом решении я не вижу ничего интеллектуального, – едко возразила Юнона. – Я приготовлю операционную, а наш дражайший питомец Квентин будет мне ассистировать. Это очень важное испытание для его… вдруг обретенной верности нам.

– Батлеру очень не понравится эта миссия, – сказал Данте.

– Я знаю. Но это покажет нам, действительно ли он осознал причину сменить свои привязанности, как утверждает Вориан.

Юнона рассмеялась. В своей ходильной форме она вышла из помещения и отправилась на поиски новообращенного.

– Да, отец, я хочу стать кимеком. Больше, чем чего-либо в мире. – Вориан почти искренне уже не первый раз повторил эту ложь. – Когда я был доверенным человеком, стать кимеком было моей самой заветной мечтой. Я всегда знал, что если смогу заставить тебя гордиться мною, то однажды и я стану кимеком, как ты.

– И вот теперь это время настало, сынок. – Огромный боевой корпус кимека возвышался над ледяным плато близ цитадели. Этот ходильный корпус генерала титанов был в два раза выше Вориана, стальное тело покрывала светящаяся кольчуга. – Тебя ждут в операционной.

Когда они поднимались по ступенькам ко входу в цитадель когиторов, Вориана охватили страшные сомнения. В какой-то момент он уже решился бежать к «Мечтательному путнику», чтобы улететь отсюда и избегнуть жуткой вивисекции. Но поразмыслив, он решил, что не смеет бросить все и погубить с таким трудом разработанный план.

Ходильный корпус титана с грохотом шествовал рядом с ним.

– Обещаю, тебе понравится быть кимеком. Ты сможешь стать таким, каким пожелаешь, без ограничений, наложенных на людей слабой биологической оболочкой. Мы же можем изготовить корпус, в котором исполнимыми становятся любые, самые дерзновенные желания.

– Я могу многое себе представить, отец.

Насквозь промерзшее холодное небо казалось продолжением унылого пейзажа Хессры, словно снег и лед поднялись вверх и слоями расположились в разреженной атмосфере.

Вориан подтянулся, выпрямился и расправил плечи. Он до сих пор, невзирая на свою глубокую старость, выглядел молодым и мужественным. Стараясь укрепить свой дух, он твердым шагом вошел в гигантское здание. В туннеле, хотя он и был одет в очень теплую одежду, Вориан ощутил адский холод.

– Прежде чем мне сделают операцию, почему бы мне в последний раз не почистить твое механическое тело, как я делал это в старые добрые времена?

Вориан рассмеялся, этот смех гулким эхом отразился от высоких сводов и угас в огромном помещении.

– Конечно, ты всегда можешь перенести емкость с мозгом в новое, чистое вместилище, но я просто хочу еще раз испытать это ощущение в своем старом человеческом теле, прежде чем навеки с ним проститься. Это занятие доставит удовольствие и радость нам обоим.

– Прекрасная идея – меня она тоже восхищает. – Агамемнон гремел кольчугой, идя по холодным, выстроенным много столетий назад коридорам. Кольчуга казалась странной и неуместной, так же как кинжалы, безделушки и старинные ружья, которые носил с собой Агамемнон. В крови Вориана бешено плескался адреналин, придавая ему бодрости и силы, одновременно волнуя и тревожа. Но он и генерал титанов предвкушали совершенно разные вещи.

Пока Юнона ждала в операционной, отец провел сына через несколько пропускных пунктов, охранявшихся неокимеками. Их емкости с мозгом были надежно прикрыты броней специальных гнезд, странно напоминавших мужские гениталии. Вориан и Агамемнон поднялись на верхний этаж почти погребенной под снегом и льдом башни когиторов-отшельников, которая возвышалась над окружавшим ландшафтом. Агамемнон всегда любил обозревать завоеванные территории, даже если ими оказывались унылые ледяные пустыни.

– Как же много лет прошло с тех пор, как ты вычистил мои доспехи в последний раз, – произнес Агамемнон, прислонив свой корпус к станции технического обслуживания, на которой кимеки приводили в порядок и собирали свои механические тела. – Мне это очень понравится, Вориан. Думаю, что мне надо самому сделать тебе операцию, чтобы расплатиться за ту любезность, которую ты собираешься мне оказать.

– Я не могу даже мечтать о такой услуге с твоей стороны, отец.

Они вошли в большой зеркальный зал, в котором стояли четыре пустых корпуса, расставленных по периметру стен – это были боевые корпуса, которыми пользовался генерал титанов. Приспособления для полировки и чистки были аккуратно разложены по полкам и шкафам. Из широкого окна открывался вид на унылые заснеженные скалы Хессры. Вориан непроизвольно вздрогнул.

Разбирая инструменты и оглядывая их, Вориан вспомнил, каким юным и невинным он был, когда искренне служил машинам, будучи их доверенным человеком. Он тогда слепо верил в лживые воспоминания генерала, в его истории, в его теории. Верил в то, что теперь ни в грош не ставил.

Он многому научился и многое испытал на собственном опыте.

– Ну что ж, отец, – сказал Вориан, обернувшись к ожидавшему кимеку, – пожалуй, начнем.

Поддержи своего брата, даже если он не прав.

Дзенсуннитская поговорка

После успешного налета на лагерь чужеземцев Исмаил обратился к своему племени, собравшемуся в большой пещере. Исмаил ожил, кровь с новой силой побежала по жилам его старого тела. Он и его слишком цивилизованные соплеменники убили своих врагов и взяли богатую добычу в лагере работорговцев. Дзенсуннитам досталась вода, пища, снаряжение и деньги. Но для Исмаила этого было недостаточно – никогда не будет полной расплата с работорговцами, нападающими на мирные деревни.

Теперь, когда испытание было позади и они вернулись домой, Эльхайим чувствовал беспокойство по поводу того, что ему пришлось увидеть, особенно потрясло его взятие крови врага на воду.

– Столетия цивилизации слетели с нас, как шелуха, – тихо сказал он Исмаилу. – Мы превратились в диких животных, и закон теперь не на нашей стороне. Мы потеряли больше, чем приобрели.

– Нет, мы обрели свое древнее наследие, – возразил Исмаил. – Мы всегда следовали закону пустыни, закону выживания – закону Буддаллаха! Какое мне дело до законов, установленных цивилизованными людьми в их комфортабельных домах?

– Но мне есть до этого дело, – нахмурившись, сказал Эльхайим.

Но Исмаил решил не допустить, чтобы в деревне все оставалось по-прежнему. Он говорил очень горячо и страстно, когда собрались старейшины, и многие молодые мужчины и женщины останавливались, чтобы послушать его речь.

– Работорговцы напали на нашу деревню, но мы прогнали их. Мы отомстили за тех, кто погиб во время их налета на соседнюю деревню – но враги придут еще и будут приходить непрестанно. Мы сами открыли им двери. Мы допустили, что эти шакалы превзошли нас хитростью.

Он поднял свой узловатый кулак.

– Наша единственная надежда на лучшее будущее в возвращении к обычаям Селима Укротителя Червя. Мы должны владеть только тем имуществом, какое позволяет нам выжить. Нам надо уйти в глубь пустыни, где работорговцы никогда не смогут дотянуться до нас.

Некоторые люди восторженно поддержали старика, другие выглядели озабоченными. После удачного кровавого набега многие молодые люди жаждали повторить нападение, как их предки – отступники прежних дней.

Однако наиб Эльхайим встал и постарался остудить горячие головы.

– Нет нужды быть таким реакционером, Исмаил. Те, кто напал на беззащитную деревню, – преступники, и они понесли заслуженное наказание. Мы решили эту проблему.

– Проблема гнездится в самой сути устройства нашего общества, – возразил Исмаил. – Вот почему мы должны уйти и снова обрести нашу истинную душу. Мы должны вспомнить пророчества Селима и следовать им, поступая, как велел он.

– Пока наиб я, и, кстати, Селим приходился мне отцом. Не надо придавать слишком большое значение его видениям, которые посещали его оттого, что он потреблял слишком много меланжи. Разве каждого из нас не посещают странные видения, если мы переберем меланжевого пива? – Некоторые фримены рассмеялись шутке, но Исмаил недовольно поморщился.

– Бегство от проблем не означает их решения, Исмаил. Твое решение – это типичное упрощенчество.

– А твое решение продиктовано слепотой и леностью, наиб, – огрызнулся в ответ Исмаил. – Ты сам видел, как работорговцы похищали и убивали наших людей, но ты все равно хочешь сохранить с ними деловые отношения и делаешь вид, что ничего не произошло. Ты думаешь, что мы можем мирно сосуществовать с ними.

Эльхайим сцепил руки.

– Да, я так думаю. Мы должны сосуществовать.

– Я не собираюсь становиться добрым соседом жалкому червю!

Исмаил надеялся, что, заручившись единодушной поддержкой односельчан, он сможет образумить своего пасынка. Но теперь он понимал, что есть только один выход, одно решение, которое вызревало в нем все прошедшие годы. Он воспитывал Эльхайима, он обещал Мархе заботиться о нем, и только поэтому Исмаил отказывался от единственного, очевидного действия, которое должно было решить назревший вопрос и исправить положение, в котором все они оказались. Но теперь – ради блага этих людей и будущего Арракиса – он не может больше медлить.

Исмаил повернулся лицом к пасынку, которого он когда-то спас от черных скорпионов, которого он учил и защищал. Теперь было важнее защитить народ. Это решение разрывало на части его душу, и он боялся, что дух Мархи начнет преследовать его за то, что он нарушил данный ей священный обет. Но он должен это сделать. Он должен сохранить дзенсуннитам жизнь и свободу. В глубине души он понимал, что Эльхайим приведет свой народ к слабости и распаду.

– Исмаил, здесь надо учесть много факторов, – сказал Эльхайим, пытаясь утихомирить старика. – Мы все понимаем, какими ужасными были недавние события. Но если мы просто снова станем отступниками, если мы превратимся в сброд вне закона, то, значит, полвека цивилизации прошли впустую. Возможно, вместе мы сумеем…

– Я вызываю тебя. – Голос Исмаила громовым эхом отразился от высокого свода пещеры.

Эльхайим недоуменно воззрился на старика..

– Что?…

Исмаил отвел руку назад, размахнулся и ударил наиба по щеке так, чтобы это видели все.

– Я вызываю тебя по дзенсуннитской традиции. Ты повернулся спиной к нашему прошлому, Эльхайим, но народ не позволит тебе игнорировать его.

Люди издали дружный вздох, после чего наступила напряженная тишина. Эльхайим отшатнулся, не веря своим ушам. Он поднял руки.

– Исмаил, прекрати этот вздор. Я – твой…

– Ты мне не сын, и ты не сын Селима Укротителя Червя. Ты древоточец, вредное насекомое, которое выедает и подтачивает сердце и душу дзенсуннитского народа.

Прежде чем он смог удержаться, Исмаил дал Эльхайиму еще одну звонкую пощечину. Это было смертельное оскорбление.

– Я оспариваю у тебя титул наиба. Ты предал нас, продал за доходы и удобства. Я вызываю тебя на поединок за власть над дзенсуннитами ради нашего будущего.

Эльхайим явно встревожился.

– Я не буду – я не могу драться с тобой. Ты же мой отчим.

– Я пытался воспитывать тебя в традициях Селима Укротителя Червя. Я учил тебя законам пустыни и священным дзенсуннитским сутрам. Ноты опозорил меня и опозорил память твоего настоящего отца. – Он возвысил голос: – Перед всеми этими людьми я отказываюсь от тебя как от приемного сына – и пусть моя возлюбленная Марха простит меня за это.

Люди не верили тому, что слышали и чему стали свидетелями. Но Исмаил был тверд в своем намерении, хотя и видел напряженное и испуганное выражение лица Эльхайима.

– Дзенсуннитский закон ясен и прост. Если ты не желаешь драться, как того требует традиция, то пусть нас рассудит сам Шаи-Хулуд.

Теперь наиб испугался по-настоящему. Он просто пришел в ужас. Другие фримены переглянулись, понимая, о чем сказал старик.

Их судьбу теперь решит поединок червей.

Сколь многое зиждется на восприятии. Мы смотрим на события сквозь призму нашего окружения, а это затрудняет осознание собственной правоты. В том страшном деле, которое я должен исполнить – а это грех по всем объективным меркам, – проблема встает в своей ужасной, ни с чем не сравнимой очевидности.

Верховный башар Вориан Атрейдес

Во время самого процесса Квентину выпала милость не быть свидетелем операции, в ходе которой его «я» было отделено от его бренного человеческого тела. Живодеры кимеки извлекли мозг из его черепа до того, как он успел прийти в сознание. Теперь же через оптические сенсоры Квентин будет вынужден смотреть на тот ужас, который предстоял Вориану.

Юнона, казалось, испытывала необычайную гордость, глядя на все зловещие инструменты и аппараты, которыми была набита операционная. Медицинские инструменты сверкали отполированным металлом и плазом; скоро все они будут запятнаны кровью.

Даже будучи изолированным в своей емкости, Квентин не мог сдержать отвращения, какое он испытывал к предстоявшей процедуре превращения. Оставалось только молиться о том, чтобы верховный башар смог выполнить задуманное.

Два вторичных неокимека двигались по операционной, неохотно готовя ее к процедуре превращения Вориана Атрейдеса в кимека. Так же как и Квентин, они участвовали в этом действе против своей воли, но он сомневался, что в трудную минуту сможет рассчитывать на их помощь. Неокимеки работали молча и сноровисто.

Длинные массивные рычаги с шарнирами свисали с потолка и стен – наборы сверл, режущие лазеры, тонкие иглы-зонды, алмазные пилы и зажимы. Рядом с полированным железным столом стояли ящики, куда будут выброшены ставшие ненужными руки, ноги и прочие части бренного тела. По краям стола виднелись желоба для стока крови.

– Да, здесь будет небольшой беспорядок, – весело заметила Юнона. – Но цель всегда оправдывает средства.

– Кимеки всегда умели находить оправдания своим действиям.

– Ты, как я слышу, снова исходишь желчью, малыш?

– Вы собираетесь это отрицать? Мне трудно найти оправдания даже для себя, но верховный башар Атрейдес приказал мне постараться. – Он ненавидел слова, которые произносил, и себя за то, что говорил. – Стать кимеком никогда не было моим желанием. И вы не могли надеяться, что я легко с этим смирюсь… хотя теперь я начинаю видеть определенные преимущества.

– Я знаю, как упрямы могут быть мужчины. Я провела тысячу лет с Агамемноном. – Юнона снова весело рассмеялась.

Для участия в операции Квентину выделили маленькую ходильную форму с манипуляторами; этот механический корпус не мог представлять для Юноны с ее мощным механическим телом с более сложным устройством никакой угрозы. Она была титаном и легко могла сокрушить любого неокимека.

Пока монахи-неокимеки стерилизовали хирургические инструменты, Юнона принялась с удовольствием рассказывать Квентину, как привезут Атрейдеса и как будут укладывать его на стол.

– Я рассчитывала провести ему анестезию, чтобы мне было легче оперировать. Однако в каком-то смысле есть что-то очищающее и стихийное в грубой боли, которую испытывает живая плоть. Это последний шанс для Вориана почувствовать настоящую живую боль, а не ее имитацию. – Она хихикнула. Квентин подумал, что она просто очень зла и порочна и, видимо, была такой всегда, даже тысячу лет назад. – Вероятно, мы используем режущие инструменты без всякого обезболивания, без всяких лекарств… просто для того, чтобы он сохранил память об истинном мучении.

– Это больше похоже на садизм, а не на последнюю услугу, – сказал Квентин, продолжая играть возмущение, чтобы

Юнона не заподозрила, о чем он думает в действительности. – Если сын Агамемнона сознательно и добровольно присоединяется к вам, то зачем лишний раз его злить?

Он шагнул вперед, чтобы лучше рассмотреть медицинскую лазерную установку, режущие инструменты и приборы, предназначенные для ювелирной работы на человеческом мозге.

Юнона незаметно переместилась так, чтобы не допустить Квентина к самым основным инструментам. Она преградила ему путь к мощным пилам и тяжелому оборудованию, хранившимся в этой жуткой, гротескной операционной, хотя и не думала, что побежденный офицер сделает такую глупость – нападет на нее. Он просто никогда не получит в руки опасное оружие.

Но это был самый большой недосмотр Юноны. Она пренебрегла необходимостью думать в первую очередь о мелочах. Квентин прекрасно видел ту слабость, на которую титаны не считали нужным обращать внимание. У кимеков была ахиллесова пята, и не одна.

Во время его первых дерзких попыток мятежа Юнона легко приводила его к покорности, просто нейтрализуя проводящие стержни, соединявшие мозг с ходильной формой. Его можно было надежно парализовать простым размыканием контактов. Титаны использовали этот неразрушительный способ утихомирить Квентина, когда он становился неуправляемым.

Именно поэтому ему и не нужно было никакого мощного разрушительного оружия – нужно было одно умение и ловкость. Квентину надо было лишь улучить подходящий момент.

Работая своими механическими руками, Квентин, пока Юнона смаковала подробности пыток, которым она подвергнет Вориана Атрейдеса, выбирал лазерный излучатель малой мощности. Он ощущал себя маленьким Давидом, выбирающим камень, чтобы поразить Голиафа, как в истории, которую Риков и Коге когда-то читали его внучке на Пармантье.

Главное заключалось в том, чтобы как следует прицелиться. Юнона не проявляла ни малейшего беспокойства. Пока.

Бесшумно двигавшиеся посредники неокимеки очистили операционный стол исключили тяжелое оборудование за спиной Юноны. Скоро она потребует, чтобы Вориана доставили в операционную. Но на счастье Квентина один из неокимеков допустил оплошность, опрокинув столик с инструментами, которые с лязгом рассыпались по полу. Юнона непроизвольно повернула башню головы на звук и открыла порт доступа. Молниеносным движением Квентин снял крышку, защищавшую сеть проводящих стержней.

Юнона рванулась назад, но Батлер успел лучом лазера повредить один из чувствительных рецепторов, ослепив оптические сенсоры. За прошедшее время Квентин прилежно изучил устройство корпусов кимеков и знал, куда целиться.

Мощности луча вполне хватило на то, чтобы вызвать перегрузку и повреждение стержней, соединяющих емкость с управляющими механизмами механического ходильного корпуса. Юнона дернулась и покачнулась, пытаясь сохранить управление и контроль позы, но Квентин, воспользовавшись этим мелким нарушением, отставил лазерную установку и, протянув руку, повредил еще три стержня, ведущих к конечностям.

Руки и ноги Юноны сложились, и корпус рухнул на пол. Но Юнона была в сознании, так как мозг ее продолжал работать, в отличие от мозга пораженного инсультом человека. От ярости емкость окрасилась в гамму ярко-синих цветов. Юнона просто потеряла способность двигаться.

– Это что еще за глупости? – пытаясь держать себя в руках, спросила она. – Проводящие стержни быстро регенерируют, малыш.

Нельзя было терять ни секунды. Квентин стремительно рванулся к Юноне и следующим разрядом лазерной пушки выжег остатки двигательных стержней. Временно парализованная Юнона ругалась и кляла Батлера на чем свет стоит, но теперь она целиком была в его руках.

Он отыскал стержни, соединявшие мозг с синтезатором речи, а рядом с ними стимуляторы, питавшие сенсорные центры, включая и болевые.

– Я бы с удовольствием послушал твои вопли, Юнона, – сказал он, – но, к сожалению, не могу позволить себе такого развлечения.

Следующий разряд сжег соединение с синтезатором, и Юнона лишилась голоса.

– Я просто представлю себе ту боль, которую ты испытаешь, – с меня будет довольно и этого.

Быстро и аккуратно работая, пока стержни не восстановились автоматически, и Юнона снова не начала двигаться, Квентин извлек из гнезда емкость с мозгом. Сильной рукой подняв тяжелую канистру, он поставил ее на стол, где Вориана Атрейдеса должны были превратить в кимека.

Агамемнон тяжело взгромоздился на скамью рядом с инструментами и оснащением для чистки и полировки, предвкушая удовольствие от давно забытой процедуры.

– Ах, Вориан, ты действительно блудный сын. Ты презрел свою необычайную судьбу на целое столетие, но теперь наконец образумился. Скоро все будет хорошо, как я всегда и надеялся.

– Если мы практически бессмертны, то какое значение имеют какие-то сто лет? Это просто незаметное пятнышко на линии жизни. – Вориан шагнул вперед, вспоминая этапы ухода за корпусами кимеков. – Но даже если это и так, то мне все равно кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я занимался этим последний раз.

Он вспомнил пышные и экстравагантные убранства городов Древней Земли, огромные и помпезные монументы эпохи титанов. Вориан почти забыл, как счастлив он был тогда.

– Да, давно это было, сынок, – сказал Агамемнон. Как огромный послушный пес, его громоздкий корпус улегся в отсек для чистки. Титан снял с себя декоративную кольчугу, устроился на месте и застыл в неподвижности. Он почти замурлыкал от удовольствия, когда сын забрался на ходильный корпус и принялся чистить и полировать металлическую поверхность шелковой ветошью и кусками кожи.

– Титаны должны внушать чувство благоговения перед своим величием, – сказал Вориан. – То, что вы, кимеки, сейчас оказались запертыми на Хессре, не означает, что можно позволить себе неряшливость.

Вориан, чистя и полируя механические части корпуса могучего титана, протирая системы его жизнеобеспечения, вдруг испытал сильный укол ностальгии. Ему пришлось напомнить себе, зачем он здесь.

Одна смерть в отплату за все убийства, совершенные жестоким тираном.

Неокимеки-посредники внимательно следили затем, что делал Квентин Батлер. Они не высказывали своего отношения, не бежали прочь, но и не мешали и не пытались его остановить.

Теперь, получив доступ к тяжелым и мощным инструментам, Квентин взял в механическую руку алмазную пилу и вскрыл толстостенную емкость с мозгом и электрожидкостью, которая густой струей потекла наружу. Наконец он извлек из распиленной емкости ненавистный мозг женщины-титана.

– Учитывая все то зло, какое ты совершила в своей жизни, Юнона, весь тот страх, который ты внушала людям, – громко говорил Квентин, хотя и превосходно понимал, что она не может его слышать, – ты сейчас выглядишь не очень-то пугающе, малышка.

С этими словами он взял в руки мощную хирургическую лазерную установку и включил ее на полную мощность.

– Сейчас тут будет небольшой беспорядок, – произнес он, пародируя недавно сказанные ею самой слова. Потом он направил луч на мозг и разрезал его на мелкие, дымящиеся и обугленные куски. Прозрачная жидкость со сгустками потекла в желоба на столе – в точности, как говорила об этом Юнона.

Квентин сделал шаг назад и взглянул на плоды своих трудов. На столе лежала черная, бесформенная, абсолютно не впечатляющая масса сожженного лазером органического вещества.

Покончив с одним из трех остававшихся в живых титаном, Квентин повернул головную башню и увидел посредников-неокимеков, которые внимательно следили за его действиями.

– Ну? Вы намерены мне противиться или поможете мне?

– Мы ненавидим титанов, убивших наших хозяев когито-ров, – сказал один из этих странных гибридов.

– Мы аплодируем тому, что вы сделали, Квентин Батлер, – добавил другой.

– Вы станете очень интересным кимеком, если примерите новую боевую форму, – после некоторого раздумья заключил третий.

Своими механическими руками посредники отделили канистру с мозгом Квентина от его корпуса и вставили ее в мощный боевой корпус, принадлежавший Юноне.

Когда были присоединены все стержни, Квентин ощутил себя великим и ужасающим. Более чем великим – страшным. Механическое тело Юноны было оснащено мощнейшим оружием и, мало того, могло связываться со всеми оборонительными системами Хессры. Потенциал уничтожения, заложенный в этом боевом корпусе, был невообразимо огромен.

Как показалось Квентину, перед такой мощью не устоят ни Данте, ни Агамемнон, ни неокимеки. Он сможет убить их всех. Галактика только выиграет от этого.

Для того чтобы наилучшим образом вычистить и привести в порядок корпус отца, Вориан открыл хранилище, где Агамемнон держал образцы старинного оружия – трофеи налетов и путешествий. Опасные трофеи, красивые безделушки, древнее вооружение.

– Подвинься немного, чтобы я мог вычистить внутренность хранилища.

Кимек сделал такое одолжение, переместив в сторону корпус.

– Мне следовало бы сохранить парочку этих посредников в их человеческом облике, чтобы они могли чистить и полировать мои корпуса. Я забыл, насколько это приятно.

В хранилище Вориан нашел то, что ему было нужно – древний кинжал, который был абсолютно безвреден, так как не мог нанести ни малейшего повреждения механическим корпусам кимеков.

– В зените нашей славы на Земле, – мечтательно произнес Агамемнон, – мы пользовались для этого человеческими рабами, но теперь, став отступниками и изменив Омниусу, мы лишились такой привилегии.

– Я понимаю тебя, отец, и готов всегда делать эту работу.

Он отсоединил емкость от ходильной формы, точно так же, как делал это раньше.

Зная, что в холодной цитадели всегда дежурят несколько неокимеков, которые пресекут любую попытку Вориана навредить ему, Агамемнон пустился в рассказы о днях былой славы, когда титаны правили человечеством. Заговорил он и о своей заветной мечте – как он и его сын воссоздадут империю титанов теперь, когда Омниус был побежден.

Пока отец предавался ностальгическим рассуждениям, Вориан действовал. Отсоединенная от стержней емкость не могла управлять ходильным корпусом; Вориан, правда, еще не отключил оптические сенсоры и другие каналы чувственно воспринимаемой информации. Но Агамемнон и без того был сейчас абсолютно беззащитен.

Полируя канистру с мозгом, Вориан сказал:

– Я немного отодвину эту вентиляционную панель и почищу вот здесь.

Генерал все еще продолжал вещать о своей доблести, когда Вориан сдвинул крышку панели, открыв узкую щель. Мякоть мозга оказалась досягаемой. Вориан схватил кинжал. Одно быстрое движение – кончик оружия войдет в плотную массу мозга и через мгновение все будет кончено.

Но в этот миг дверь помещения отворилась, и в него с грохотом ввалился огромный боевой корпус устрашающего титана. В изумлении Вориан выронил клинок, который со звоном упал на пол. Кто это? Юнона, Данте? Ни один из этих титанов не верил в искренность обращения Вориана.

Механический воин был ужасен. Корпус ощетинился оружием и сверкал броней.

– Я так и думал, что найду здесь Агамемнона, – прогремел синтезированный голос. – А заодно и Вориана.

Титан шагнул вперед, схватил Атрейдеса и приподнял его в воздух, подальше от раскрытой в емкости щели. Оставались считанные дюймы. Конец был так близок…