Текст книги "Помню тебя (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Уэст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

16

Только к полудню Таннер набрался мужества выйти из машины и пройти через парковку к корпусу экстренной медицинской помощи.

Он ненавидел это место. Ненавидел приходить сюда. Ненавидел запах. Ненавидел жалость, появляющуюся на лицах медсестер, когда он проходил мимо поста. Ненавидел, что Марни здесь.

Больше всего он ненавидел, что она не выпишется.

– Таннер. Вот это да. Где загорелось?

Он вскинул голову, столкнувшись плечами с мужчиной, чей голос совсем не хотел слышать сейчас. Вот так всегда.

– Это мама сказала тебе, где меня искать?

– Что? – Дэвид Грерсон сделал два шага назад и склонил голову набок. – Таннер, я не разговаривал с твоей мамой с прошлого воскресенья. Я навещал своего прихожанина.

– И Марни?

Дэвид пожал плечами и улыбнулся:

– Я всегда захожу помолиться с ней, когда бываю здесь.

– Зачем? – Таннер сунул руки в карманы. – Ее мозг мертв. Она тебя не услышит.

– Может и нет, но Бог прекрасно слышит.

– Значит, Он не слушает. Тут столько молятся, что моя сестра уже много недель назад должна была вскочить с кровати и выйти отсюда.

– Таннер. – Лицо Дэвида смягчилось. – Подождать тебя? Можем потом пообедать.

– Чтобы ты мне все уши прожужжал о том, что такова Божья воля, хотим мы того или нет, и мы должны принять ее, потому что Он лучше знает, и что еще? Ах да, это не моя вина. Вы все любите об этом упоминать.

Дэвид застегнул молнию своей бежевой ветровки и посмотрел на парковку:

– Вообще-то, я надеялся поболтать про цыпочек и баскетбол.

– Точняк. – Таннер едва не улыбнулся. – Только я вроде как занят. Сегодня праздник урожая.

– Ага. И я знаю, что до начала тебе там нечего делать. Приказ Хэла. Какая следующая отмазка?

Таннер отвел взгляд. Горе сдавило горло, мешая говорить. Приезд сюда каким-то образом выбил пробку, которой он так плотно заткнул бутылку со своими эмоциями. Минуту он сопротивлялся, но все-таки сдался.

– Чувак...

Дэвид был его лучшим другом с четвертого класса. Они играли вместе почти во всех командах. Вместе ездили в лагерь. Вместе собирали виноград. Вместе пришли к вере.

Вера Дэвида укрепилась. А Таннер... ну, его вера взяла паузу. Но это не пошатнуло их дружбу. После аварии с Марни Дэвид всегда был рядом, хотел этого Таннер или нет.

В горле запершило, на глаза навернулись слезы. Таннер сглотнул:

– Не думаю, что смогу.

Друг кивнул.

– Знаю. Но ты сможешь. – Дэвид закинул руку ему на плечи и развернул к дверям. – Мы сделаем это вместе.

Через некоторое время Дэвид оставил Таннера наедине с Марни.

Таннер почти не заметил, как друг выскользнул за дверь. Как только он вошел в палату Марни, стало трудно дышать. Трудно видеть.

Бледно-голубые стены маленькой, удобной, но стерильной палаты давили на него. На полочке напротив кровати были расставлены мягкие мишки и бесчисленные открытки, письма от детей и аккуратно раскрашенные рисунки Джени были приколоты к пробковой доске.

Первые пару недель постоянно приносили цветы. Через месяц перестали. Пару недель назад прекратились открытки. Прекратились звонки от доброжелателей с вопросами, могут ли они помочь хоть чем-нибудь.

Ничем.

Таннер стоял в ногах кровати и смотрел на сестру, надеясь, что она каким-то образом проснется и велит ему прекратить сверлить ее взглядом, как бывало в детстве.

В день после аварии явился их отец. Конечно, извинялся за Рэнса, объяснял, почему тот не смог приехать, спрашивал, не присмотрят ли они за детьми? Таннер чуть не взорвался. А кто, по его мнению, присматривал за детьми последние несколько лет, когда Марни переставала принимать лекарства, пропадала на несколько дней?

Она выглядела в точности так, какой он видел ее в последний раз. Тот визит вынул из него всю душу, так что он поклялся никогда не возвращаться. В тот день врач беседовал с ними, показывал последние анализы, сообщил им жестокую правду и спросил, готовы ли они принять решение.

Они не были готовы. С тех пор прошло два месяца. Таннер подумал, не слишком ли давит на маму, затягивая. Но он цеплялся за надежду, желая, как теперь понимал, невозможного.

И как только Марни не станет, им придется иметь дело с Рэнсом. Ничтожество, жалкое подобие мужчины и еще куча эпитетов, которыми он наградил бывшего мужа сестры. Если эта гнида хоть на минуту подумал, что заявится и заберет Джейсона и Джени, его ждет сюрприз. Таннер готов к бою.

– Привет. – Он накрыл ладонью скрытую одеялом ступню Марни. Сжал. Никакой реакции. Он обошел кровать, придвинул стул и взял безвольную руку сестры. – Что бы ни случилось, я позабочусь о детях, Марн. Обещаю.

Палату заполняло пиканье аппарата искусственного кровообращения и медленный сосущий звук аппарата искусственной вентиляции легких, они давили на него, сжимали горло, как будто хотели забрать его жизнь в обмен на ее. Таннер выровнял дыхание и заметил в темных волосах Марни несколько седых прядей.

В этом году ей исполнилось бы тридцать. В начале декабря. В детстве он ненавидел ее дни рождения, потому что ему никогда не разрешали остаться на праздник. Хотя он никогда не признался бы в том, что ему очень хотелось. Конечно, ему доставался целый день с отцом, и это было круто. Они ходили на бейсбол или ездили на рыбалку, иногда на картинг. И пицца. Всегда пицца. Когда они возвращались домой, Марни угощала его тортом, который выбрала в этом году, на бумажной тарелке, которая подходила к теме вечеринки. Обычно это были дурацкие цветочки или Барби. Но торт есть торт, и она всегда оставляла для него самый большой кусок.

А потом, когда ей исполнилось двенадцать, их мир перевернулся.

Папа внезапно уехал. И забрал Марни с собой.

«Мы должны уехать, приятель», – сказал тогда папа. Его взгляд помутнел, как будто он не спал всю ночь. У входной двери стояли чемоданы. «Почему? Почему мне нельзя поехать тоже? Почему мы не едем все вместе?» Они разбудили его рано, он не выспался и ничего не понимал. Но папа продолжал настаивать, что так будет лучше, что ему надо показать Марни специальному доктору. И это надо сделать сейчас.

Таннер, все еще в пижаме, босиком бежал по подъездной дорожке и кричал, чтобы машину остановили. Не остановили. Он упал на колени, по лицу струились слезы. «Вернитесь!» Это была последняя попытка, и она не подействовала.

«Таннер, не надо. Она уехала, солнышко. – Мама подошла со спины и крепко обняла его. – Они оба уехали».

Последующие мамины объяснения мало что сказали десятилетнему мальчику, но кто он такой чтобы спорить? Той ночью он уснул опустошенный, растерянный и сломленный, повторяя имя Марни. И проснулся от того, что кричит его.

– Я не хочу терять тебя снова, сестренка, – прохрипел он, чувствуя, как к глазам подступили горячие слезы. – Мне хватило и одного раза.

«Ты никогда меня не потеряешь».

Это был один из первых их серьезных разговоров после того, как Марни приехала в Соному с двумя детьми, в тот год, когда он стал работать в «Майлиос».

Мама была несколько насторожена, но, конечно, счастлива видеть внуков. Таннер наблюдал за их взаимодействием со сдержанным любопытством. Он не знал, как реагировать. Что говорить сестре, с которой не контактировал в последние тринадцать лет своей жизни.

Однажды вечером она зажала его в углу, вытащила на мамин задний двор, открыла бутылку вина, и они наконец поговорили.

«Ты никогда не терял меня, Таннер, – повторила Марни, вероятно потому, что он не смотрел на нее, так что она не понимала, слушает ли он. – Так было лучше. Мне была нужна помощь. Папа это знал». – «Какая помощь?» – «Теперь уже неважно, – сказала Марни. – Важно, как мы будем жить дальше».

Он помнил ее неуправляемые истерики. Помнил, как ее исключили из школы. Помнил, как мама с папой ругались из-за ее растущей невменяемости. А потом они уехали.

Папа продолжал звонить, продолжал звать Таннера погостить в Сиэтле, когда они с мамой переехали в Калифорнию. Он так и не поехал. Никогда не понимал, почему все произошло так, как произошло.

И каким-то образом за все эти годы Таннер переложил вину за их разорванные отношения исключительно на отцовские плечи.

Неужели прошло пять лет с тех пор, как сестра ворвалась обратно в его жизнь? Когда она появилась в Сономе, он увидел степень ее проблем из-за биполярного расстройства. Увидел, что мама до сих пор не может иметь дела с Марни, чуть ли не боится ее.

Когда она приняла предложенную ими помощь, не пропускала визиты к врачу и принимала лекарства, Марни вела себя хорошо. Она была замечательной матерью своим детям, стала преподавать игру на фортепиано, и в последние пару лет Таннер начал надеяться, что у сестры есть шанс на нормальную жизнь.

Но потом что-то пошло не так, толкнуло ее на путь саморазрушения, и в последний год перед аварией они жили с неуправляемой и часто отсутствующей Марни. Он до сих пор благодарил Бога, что она не прихватила детей. Как-то им с мамой удалось обеспечить его племянникам необходимую им стабильность. Но теперь их мир снова перевернется.

Вернулся Дэвид и сжал его плечо. Таннер вытер глаза. Он не шевелился, пока Дэвид молился, просто смотрел на женщину на кровати, еще красивую, еще дышащую, но уже ушедшую.

Опять не спросив его.

Позже они с Дэвидом сидели в одной из любимых бургерных Таннера и постепенно переключились на нормальные разговоры. Он рассказал другу про неожиданный приезд Натали Митчелл и открытия последних нескольких недель.

– Ого, я не видел Натали с того лета. Должно быть, ты удивился, увидев ее.

Дэвид макнул картошку фри в кетчуп и посмотрел на Таннера с тем кротким выражением лица, которое прекрасно научился делать при необходимости.

Таннер глотнул колы и уставился на постер с Элвисом:

– Можно и так сказать.

– Я бы хотел заглянуть поздороваться. Как думаешь, она не будет против?

Таннер запихал остатки чизбургера в рот:

– Я понятия не имею. Ее сложновато понять.

Дэвид бросил ему стопку бумажных салфеток:

– Уверен, твоя мама учила тебя не разговаривать с набитым ртом. Что значит «сложновато понять»?

– Не знаю, просто она... тихоня, наверное.

– А ты включил свое обычное очарование?

– Я не включаю очарование, – нахмурился Таннер.

Дэвид только улыбнулся:

– Судя по твоим словам, похоже, мисс Натали нужен друг.

– Флаг тебе в руки.

Таннер стащил с тарелки Дэвида горсть картошки.

– Ты живешь ближе. – Дэвид подвинул тарелку к себе. – Эй, я еще не закончил.

– Мы с Натали не можем быть друзьями. Ее отец хочет оставить меня без работы, – напомнил Таннер Дэвиду... и себе. – Огромный конфликт интересов.

– Она, наверное, хорошенькая.

– Что? – Таннер думал, что после утренней стрижки она больше никогда не станет с ним разговаривать. Но ей понравилось. И выглядело неплохо. Он сам удивился. И еще больше удивился тому, что ее улыбка вызвала в нем желание смотреть на нее весь день. – Нормальная.

– И умная.

– Гарвардская школа бизнеса.

Таннер начал медленно понимать, что она не высокомерная снобка, которой он ее считал.

– И ладит с детьми, верно?

– Она мало их видит. Почем знать, может, она ненавидит детей. – Он вспомнил, как Натали сидела в патио с Джени. Как сегодня утром она отвела ее в сторонку, когда они с Джейсом повздорили... – Дэвид, мы закончили?

Тот потянулся за бумажной салфеткой и вытер губы:

– Ага.

Таннер пригрозил другу вилкой:

– Не начинай.

– Красавица, умница и любит детей. И ты изо всех сил бежишь в противоположном направлении.

– Никуда я не бегу, – прорычал Таннер, прекрасно понимая, что Дэвид слишком хорошо его знает. – Прекрати искать то, чего нет. Ты хуже моей мамы.

– Уверен, что не осталось никакой искры? – Дэвид поиграл бровями. – Ты был очень увлечен ею в то последнее лето.

– Чувак, мне было пятнадцать лет. Я вырос. Можешь сам попытаться.

– Когда ты последний раз с кем-нибудь встречался?

– На прошлой неделе я виделся с Терезой. – Таннер завозился с часами.

– Тереза? Твой стоматолог-гигиенист?

– У нас была встреча. Я пришел, она почистила мне зубы. Бум.

– Коллинз, ты безнадежен.

Таннер допил остатки коктейля:

– Хочешь, чтобы я снова пригласил Кэнди?

Дэвид поперхнулся колой:

– Только не это. Эта женщина не для тебя, мой друг, как бы ей этого ни хотелось. Наверняка есть более подходящие кандидатуры?

– Хочешь взглянуть на мое расписание? Я вообще-то не сижу на жопе ровно целыми днями. А в то время, которое у меня остается на себя, я обычно оплачиваю счета или пытаюсь поспать. У меня нет времени на отношения, даже если бы я хотел.

– А что насчет твоих отношений с Богом? – Дэвид откинулся на спинку. – На них у тебя есть время?

Таннер покачал головой:

– Ну вот, а я-то начал получать удовольствие от твоей компании.

– Просто спрашиваю. В конце концов, это моя работа.

– А как же поболтать про цыпочек и баскетбол?

– Мы исчерпали обе темы. – Дэвид обжег его проницательным взглядом. – Что возвращает нас к Богу. Но, может быть, достаточно разговоров для одного дня?

– Да. Ты знаешь, как я сейчас отношусь к Богу. Ничего не изменилось.

Особенно с нависшей над головой угрозой в лице Рэнса Харпера. Но это он тоже не хотел обсуждать.

От жалости на лице Дэвида Таннеру захотелось спрятаться под стол.

Он отказывался чувствовать себя виноватым. Он ходит в церковь. По большому счету, он честный христианин, который молится вместе с остальными.

Но Дэвид знает правду. Знает, что Таннер задвинул Бога в дальний угол. И оставил его там в ночь аварии с Марни.

– Было здорово, но мне пора. – Таннер отодвинул стул.

Дэвид бросил взгляд на свой сотовый:

– Натали придет сегодня на праздник урожая?

– Сказала, что да. Кстати, Хэл хочет, чтобы ты пришел пораньше. Как будто тебе правда нужен саундчек. Ты читаешь молитву, а не даешь рок-концерт.

– Я буду вовремя. – Дэвид поднялся и взял куртку. – Придешь завтра в церковь?

– Разве я не прихожу всегда?

Улыбка Дэвида говорила лучше слов.

– Ты приходишь ради детей. Если бы ты не спал на моих проповедях, то, возможно, извлек бы что-то для себя.

– Если бы твои проповеди стоили прослушивания, может, я не засыпал бы так легко.

– Ах! – Дэвид приложил ладонь к сердцу. – А я уж собирался предложить заплатить за обед.

– Ладно-ладно. – Таннер засмеялся и махнул рукой. – Оставь свои деньги. Это за мой счет. Разреши мне потратить свои кровные, пока я еще зарабатываю.

17

Натали пригладила челку и еще раз прошлась расческой по блестящим коротким волосам, добавила на щеки немного румян и хмуро посмотрела на свое отражение в зеркале. Она, конечно, не подиумная модель и никогда ею не была, но ей еще не приходилось переживать, что она может напугать своим видом детей и стариков.

Она выбрала белый хлопковый сарафан и кардиган любимого дедушкиного ярко-зеленого цвета. Она подумывала насчет платья, не зная точно, что надевают на такое мероприятие, но в итоге решила, что и так сойдет.

– Натали, солнышко, ты готова? – крикнул дедушка, напугав ее, и она медленно выдохнула. Кто не спрятался, я не виновата.

– Ну разве не красавица? – сказал он, когда она спустилась. Она вышла из дома следом за ним и резко остановилась.

– Дедушка! – вырвалось у нее от восторга, и она зажала рот ладонью. – Мы поедем на повозке?

Она едва осознавала, что радуется, как ребенок рождественским утром.

У подножия лестницы стояла старая повозка, две черные лошади Моргана нетерпеливо рыли копытами землю. Сара, Джени и Джейсон помахали ей из кузова. Таннер сидел на козлах, держа поводья.

– Давайте, мисс Натали, мы ждем! – крикнула Джени.

– Сюрприз, солнышко. – Дедушка засмеялся и подтолкнул ее вперед.

Раньше дедушка часто пользовался повозкой. Он брал их на долгие прогулки, возил их и всех детей, которые могли поместиться, в город или просто катал по сельским дорогам, распевая песенки во всю мощь своих легких. А дома ждала бабушка с ледяным лимонадом и печеньями только из духовки.

Когда она в последний раз каталась на повозке? Наверное, лет в тринадцать. Но... теперь она вспомнила... Тогда она не поехала.

– Я хочу править! Деда, дай мне поводья.

Николь уже шагала к козлам, упрямо выпятив подбородок. Натали с отчаянием посмотрела на Таннера. Тот пожал плечами, глядя, как ее сестра уселась рядом с дедушкой.

– Идем. – Таннер задел своим плечом плечо Натали и зашагал по дороге.

– Таннер! Ты куда? – Капризный крик Николь рассек воздух, словно готовый наброситься на жертву ястреб.

– Пешком. Не доверяю я тебе. Еще перевернешь всю эту штуку.

– Пока, Ник! – Натали ухмыльнулась, показала сестре язык и побежала догонять Таннера.

Натали отогнала воспоминание. Дедушка помог ей спуститься по ступенькам, а Сара усадила на сиденье спиной к козлам.

– Сюда, дорогая. Возьми плед, на случай если замерзнешь.

Сара села на свое место. Джени придвинулась к Натали.

– Вам нравится мое платье? Я купила его специально для сегодняшнего вечера. Бабуля разрешила мне выбрать самой.

Девочка с широкой улыбкой расправила голубую в оранжевый горох хлопковую ткань.

– Очень красиво, Джени, – улыбнулась Натали. Какая же она забавная. – Здорово, а? Когда я была в твоем возрасте, мы частенько катались.

Нос защекотал аромат сена, навевая больше воспоминаний о детстве. Вечернее солнце касалось вершин окружающих дом холмов, и ласковый ветерок целовал ее теплые щеки.

Таннер оглянулся на них. Натали отметила его аккуратно причесанные волосы, отглаженную белую рубашку, не заправленную в джинсы, и почти гладко выбритый подбородок и почувствовала легкий трепет в животе.

Да что ж такое!

Ее щеки загорелись, и она решила, что он в любую секунду разразится смехом. Но нет. Он смотрел ей в глаза, и в его взгляде светился интерес, о котором она не смела задумываться. Скорее всего он гадал, не вызовет ли поездка в повозке еще один срыв.

– Можешь перестать пялиться. Я не собираюсь выпрыгивать и убегать с криками. Хотя ты правишь, так что мало ли.

Он подмигнул ей и отвернулся вперед.

– Осторожнее на поворотах.

Хэл забрался на козлы рядом с Таннером.

– Сосредоточься на дороге, сынок. По крайней мере пока не приедем на место.

Он хохотнул и пихнул Таннера локтем.

Натали закатила глаза и уставилась на свои накрашенные ногти, выглядывающие из белых босоножек. Если дедушка таким образом пытается свести их с Таннером, то вечер предстоит долгий.

* * *

Но мысли о взгляде Таннера не давали ей покоя. Наверное, ее жалкие попытки хорошо выглядеть не сработали. Ей не удалось скрыть ни бледных щек, ни синяков под глазами. Она только сделала вид, что это возможно.

Но какая разница? Она не интересует Таннера Коллинза.

Натали посмеялась над собой. Может, сам факт того, что она допускает такую возможность, означает улучшение.

Или безумие.

Перед нарядно украшенным амбаром собрались работники и друзья. Натали обошла площадку, рассматривая обвивающие балки световые гирлянды. Вдоль деревянных стен висели цветы в стеклянных банках. Подсолнухи, засушенная лаванда и маргаритки – все бабушкины любимые. Пол застилала солома, а столы с едой были расставлены вокруг больших дубовых бочек с выжженой эмблемой «Майлиос». На бочках стояло вино этого года.

Натали по очереди брала бутылки. Шардоне, мальбек, каберне и шираз. Это что-то новенькое. Судя по тому, что она выяснила из отчетов за предыдущие годы, шардоне у них всегда шло хорошо, но последним бестселлером было каберне.

Снаружи переговаривались люди. На газоне рядом с импровизированной танцплощадкой настраивались музыканты. Дедушка пожимал руки и беседовал с гостями. Его здоровье улучшалось с каждым днем, и Натали надеялась, что у него больше не будет проблем. Ее собственных хватит на двоих.

– Дэвид скоро начнет.

Голос Таннера напугал ее.

– О. Благословение винограда?

Натали сунула в рот кусочек сыра и отошла от еды.

– Нет, – улыбнулся Таннер и обхватил ее запястье теплой ладонью. – Благословение вина. И тебе надо встать впереди. Через минуту я тебя вызову.

– Чего? – пискнула Натали.

Он провел ее сквозь толпу к самой сцене:

– Стой здесь.

Таннер запрыгнул на сцену и встал между ее дедом и мужчиной, в котором Натали узнала Дэвида Грерсона.

– Добрый вечер.

Густой тенор Таннера перекрыл шум, и толпа притихла. Он прочистил горло и потер шею сзади, она помнила эту его давнюю нервную привычку. В другой руке он сжимал микрофон.

– Не верится, что прошел еще один год, а? Мы... э... – Похоже, он не знал, что сказать, и снова прочистил горло. – Сегодня нам есть за что благодарить Бога. – Он хрипло рассмеялся. – Вы все знаете, как я это ненавижу, не знаю, почему он меня заставляет. – Он сконфуженно улыбнулся Хэлу. – Что ж, этот год не был легким по многим причинам. Но я думаю, что он может оказаться одним из лучших наших лет, несмотря ни на что.

Толпа согласно загудела. Таннер подождал.

– После того как Дэвид помолится, наша почетная гостья окажет честь и снимет первую пробу. Возможно, некоторые из вас помнят внучку Хэла, Натали Митчелл. Она давно не приезжала в «Майлиос». Не думаю, что она когда-нибудь присутствовала во время сбора урожая, но все когда-нибудь бывает в первый раз, верно? Присоединяйся к нам, Натали.

Не спуская с нее глаз, Таннер передал микрофон Дэвиду.

Натали заставила ноги идти вперед. Она встала между Таннером и дедушкой Хэлом, и Дэвид начал.

Слушая молитву Дэвида, Натали сглотнула неожиданный ком в горле и подняла глаза. На нее смотрел Таннер.

– Напомни мне прибить тебя позже, – прошептала она.

В уголках его глаз появились морщинки.

– Это идея Хэла. Я пытался его отговорить.

– Явно не слишком усердно.

– Извини. Надеюсь, ты надела бальные туфельки, потому тебя ждут танцы.

Натали резко повернулась к нему:

– Лучше бы это была шутка.

– Как уже сказал Таннер, – Дэвид немного повысил голос, – сегодня мы благодарим Бога за многое.

Он сделал ударение на имени Таннера, и Натали подавилась смешком.

– Никаких шуток, – Таннер поиграл бровями.

– Перестань. Ты же шутишь, да? – прошептала она в ответ.

Таннер склонил голову и скрестил руки на груди:

– Ты же в курсе, что мы должны молиться, Мышка?

– Ага, тебе лучше молиться, – огрызнулась Натали и закрыла глаза.

Закончив, Дэвид направился к ним, как будто они школьники, которых вот-вот оставят после уроков за нарушение порядка в классе.

– Извини, – виновато улыбнулась Натали.

Она помнила его добрым, тихим, с неожиданно тонким чувством юмора. А теперь он, очевидно, был пастором.

– Кажется, теперь твоя очередь.

Дэвид проводил ее к Хэлу, который уже подошел к столу, на котором стояло вино, и дал ей знак присоединиться к нему.

Натали попробовала вино, сказала несколько слов, которые потом не могла вспомнить, и попыталась улизнуть, пока музыканты настраивались.

– О нет. – Таннер преградил ей путь. – Ты почетная гостья. Ты станцуешь с дедом, потом со мной. А потом можешь идти.

Если он шутит, то это не смешно.

– Я не танцую.

Таннер нахмурился:

– Дебютантка, которая не танцует? Что-то не верится.

– Ладно, хорошо, но я не люблю танцевать. – Это глупо. – Почему я должна танцевать с тобой?

– Потому что я винодел. Это традиция. – Таннер отзеркалил ее угрюмый вид. – Не обязательно воспринимать это как наказание. Обещаю не отдавить тебе пальцы.

Натали раздраженно фыркнула и протопала к деду. И действительно, как только музыканты заиграли, дедушка взял ее за руку и увлек на танцплощадку.

– Я так рад, что ты здесь, Натали Грейс.

Его глаза блестели, пока они плавно двигались по полу под медленную мелодию кантри.

– Я тоже.

Она вспомнила, как он танцевал с бабушкой однажды вечером, когда они ужинали в шикарном отеле, вспомнила, как все расступились, чтобы посмотреть, а когда они дотанцевали, зааплодировали.

– Не считая Рождества, у твоей бабушки это был самый любимый вечер в году.

– Это чудесно. – Сердце Натали екнуло, когда она заметила поджидающего поблизости Таннера. – Я рада, что смогла оказаться здесь.

Если бы только можно было пропустить следующую часть, то было бы еще лучше.

Но выхода не оставалось. Как только началась следующая песня, дедушка с широкой улыбкой передал ее Таннеру.

– Давно я не видел старика таким счастливым. – Таннер держал ее руку в своей, а другой обнял за талию. – Ему очень нравится, что ты здесь.

– Наверное. – Она вцепилась в его плечо и следовала за его шагами. Большей неловкости она не могла себе представить. К ее удивлению, Таннер знал, что делал. – Ты уже танцевал раньше.

– Несколько раз. Меня научила твоя бабушка. Расслабься и хотя бы притворись, что получаешь удовольствие. – Таннер криво улыбнулся. – Ты жесткая как доска.

– Извини, я давно не танцевала.

С самой помолвки. Но думать об этом невыносимо. Она заставила себя немного расслабиться в его руках и позволила ему вести.

– Уже лучше. – Он притянул ее чуть ближе. – Но из-за этой фальшивой улыбки кажется, будто тебе вкололи ботокс.

– Правда?

Натали занесла невысокий каблучок своей босоножки над мыском его топсайдера и с силой опустила.

– Ой! Блин, Натали.

Его глаза расширились, но улыбка пропала.

– Говорю же, давно не танцевала. – Она послала ему милую улыбку. – А тебе надо быть поаккуратнее с комплиментами.

Через несколько неловких минут танец закончился, и Таннер отпустил ее.

– Ну что, было не так уж ужасно?

– Полагаю, нет.

По правде сказать, ей даже понравилось. Но она не собиралась этого говорить. Она направилась к амбару.

Еда. Ей нужно поесть. И, может быть, немного вина.

– Хочешь поесть?

Таннер пристроился рядом, засунув руки глубоко в карманы своих голубых джинсов.

– Подумываю об этом. – Натали судорожно выдохнула. Почему он увязался за ней? – Пахнет вкусно, но не уверена, что смогу переварить.

Она окинула взглядом длинные столы, почти прогибающиеся под множеством кулинарных изысков. Горы ребрышек и курицы, огромные миски с салатами из капусты, картошки, зелени, фасоли, даже креветки, устрицы и мидии. «Только не моллюски».

– Может, попозже.

Мимо них проходили люди, спешащие приступить к еде.

Таннер взял тарелку и выбрал несколько блюд, потом вернулся и вручил тарелку ей.

– Вот. Курица не острая. Немного риса с бобами, но это вкусно. Капустный салат потрясающий. Ну а если все остальное подведет, это зеленое желе должно легко проскочить.

Натали посмотрела в его обеспокоенные глаза и улыбнулась.

– Спасибо. – Она вдруг почувствовала сильный голод. – Подозрительно чутко с твоей стороны. Чего тебе надо?

Он прищурился:

– Я думал, мы объявили перемирие.

– Ну, я не против.

– Хорошо. Сейчас вернусь.

Он наполнил тарелку для себя, и они нашли местечко за одним из столов. Она запивала свою еду водой из бутылки и осматривалась, а Таннер быстро разделался с самой большущей горой еды, которую она видела в жизни. Она не сомневалась, что он еще отправится за добавкой.

Натали снова осмотрелась, и ее внимание привлекли мигающие гирлянды на деревьях. В этот момент в голову ворвалась идея, как пробка из шампанского.

– О! Таннер. Свадьбы.

Он чуть не подавился последней ложкой картофельного салата и поднял голову:

– Что, прости?

Натали засмеялась и взмахнула рукой. В голове начала оформляться концепция.

– Это место. Амбар. Идеально для свадеб. Сейчас огромный спрос на сельский антураж. Понятия не имею почему, но так и есть. От невест не будет отбоя.

На его лице отразился скептицизм.

– Правда? Свадьба в амбаре? Что ж. Хорошая идея, полагаю. Откуда ты так много знаешь о свадьбах? – Он побледнел и отвел глаза. – Извини. Забыл.

– Ой, перестань. – Натали изобразила беззаботность. – Я уже пережила это, правда. Просто Питер не мой человек. Конец истории.

– Какой истории? – Таннер отодвинул пустую тарелку и поставив локти на стол, уперся подбородком в ладони. – Если ты не против, что я спрашиваю.

Топазовые глаза завораживали ее, вызывая желание рассказать все секреты.

– Да в общем-то никакой. Он нашел вариант получше.

– Повтори? – Он нахмурился.

Натали пожала плечами. Ее уже некоторое время не посещали мысли о бывшем женихе. Она не была уверена, что хочет думать о нем сегодня. Только не тогда, когда она начала получать удовольствие.

– Он нашел другую. Пока мы были еще обручены.

Дочку нефтяного магната. У которого денег столько, что ее отцу и не снилось, а это говорит о многом.

Таннер откинулся на спинку стула и присвистнул:

– И когда это случилось?

– А ты ничего не упускаешь, да? – Она с минуту разглядывала свои пальцы, ожидая тремора. Но руки оставались спокойными. Никакой дрожи. Натали медленно выдохнула. – В начале июня. Я работала допоздна. Вела несколько проектов, начала допускать ошибки. Мне снова стали сниться кошмары. Полагаю, я уделяла Питеру мало внимания. Однажды вечером я раньше времени вернулась из командировки, решила заехать к нему и сделать сюрприз. Сюрприз удался, Питер был в шоке. Я тоже. – Шок, потрясение, ступор. А потом опустошенность. – Через пару дней все пошло под откос. Я работала над презентацией в кабинете и вдруг оказалась на дороге перед перевернутым «Джипом», Николь лежала лицом вниз в луже крови.

– Поверить не могу, что твои родители не видели, что происходит, – сказал Таннер.

Натали пожала плечами:

– Думаю, они что-то подозревали. Я старательно избегала их все лето, прикрываясь работой у отца. Они предположили, что я просто тяжело переживаю разрыв с Питером. По правде говоря, не уверена, что они могли бы помочь, если бы знали.

Почему она так спокойна? Ни слез, ни дрожи. Еда не просится обратно. Натали всматривалась в серьезное лицо Таннера и сопротивлялась правде.

Он дает ей силы.

Знает он это или нет. Нравится ей это или нет.

Он всегда так действовал на нее.

Натали отвела глаза и уставилась к себе в тарелку. Нет. Она не попадется в эту ловушку снова. Ей не нужен Таннер Коллинз. Ей никто не нужен.

Прикосновение к руке заставило ее поднять глаза. Таннер серьезно посмотрел на нее и сжал ее ладонь:

– Мне жаль, Мышка.

– Спасибо.

Она похлопала его по руке. Дружеское, сестринское похлопывание. Говорящее «спасибо, дружище».

– И как ты связалась с таким типом? По твоим рассказам, тот еще фрукт.

Натали улыбнулась и глотнула воды:

– Мы с Питером росли вместе. Наши родители вращались в одних кругах. Отцу он нравился, мать считала, что он может ходить по воде, а я… ну, полагаю, я думала, что мы подходим друг другу.

– Подходите друг другу? – поперхнулся Таннер. – Ты была готова провести всю жизнь с человеком, потому что вы «подходите друг другу»?

Натали улыбнулась при виде его изумления:

– Люди постоянно женятся по дурацким причинам. Веками.

– Только не я. – Он подался вперед и посмотрел ей в глаза. – Если я когда-нибудь женюсь, и это большое «если», то это будет потому, что нашел единственного человека в этом безумном мире, который действительно меня понимает. Ту, с которой хочу засыпать ночью и просыпаться утром. Ту, которая помогает мыслить здраво, заставляет смеяться и знает, что я хочу сказать, до того, как я это скажу. И я без сомнений буду знать, что она чувствует то же самое по отношению ко мне.