Текст книги "Игра теней"
Автор книги: Кэтрин Сатклифф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Небосклон был еще черным, когда индейцы грузились в свои каноэ. Морган и Генри стояли у края причала и наблюдали, как Уикэм отдает распоряжения Кану, который – за исключением самого Уикэма – был единственным из них, кто бегло говорил на местном индейском наречии.
– Я кажусь себе подлецом, – сказал Генри. – Ведь Сара нам доверилась.
– Да, но идея-то твоя. «Давай, – говорил ты, – обрушимся на Жапуру. Докажем, что мы настоящие мужчины, и загребем для милой маленькой леди мешок семян гевеи».
Генри обиделся и отвернулся так резко, что кости в его носу брякнули друг о друга. Он прошел вдоль причала туда и обратно, прежде чем вновь присоединиться к Моргану.
– Мы могли бы, по крайней мере, вернуть ей деньги, раз уж ты впутал в это дело Уикэма.
– Я впутал?
– Ладно-ладно. Тогда я мог бы убедить его предоставить нам еще больше оружия и индейцев. – Генри протянул руку. – Давай. Я передам их через Уикэма. Тогда хотя бы в этом совесть моя будет чиста. Морган помедлил и сказал:
– У меня их нет.
Генри нахмурился и посмотрел на него с подозрением.
– Я потерял их на «Сантосе».
– Как потерял?
– Проиграл.
Генри застонал и, бормоча ругательства, демонстративно отошел, а Морган внимательно поглядел на селение. Когда он пошел к деревне, Генри окликнул его:
– Ты куда?
– Забыл кое-что.
Морган шел по тропинке, и зловещие скрипы раздавались из-за деревьев: со всех сторон его окружили листья лианы, стволы деревьев, провалы непроглядной тьмы, и казалось, будто звук его шагов не может проникнуть сквозь эту завесу и литаврами бьет ему в уши. Когда Морган вошел в дом Уикэма, уже забрезжили первые проблески зари. Войдя, он резко остановился.
В дверях спальни стояла Сара, ее миниатюрная фигурка была скрыта белой ночной рубашкой с кружевными манжетами и оборками. Великолепные волосы струились по плечам и полуприкрывали бедра. Из-под полы, подобно крошечным бледным камушкам, виднелись в предрассветном сумраке пальчики ее ног. Она кулачками продирала глаза и напомнила Моргану сонного ребенка. У него перехватило дыхание.
Он тихо произнес ее имя: – «Сара!» – и пронзительно почувствовал, какой шквал драгоценных эмоций пробуждает в нем это имя. Все те чувства, которые Морган отвергал, пробудились в его груди при одном ее виде. Девушка пошатнулась, и он быстро подбежал к ней, протянул руку – и запах ее существа захлестнул его.
– Милая, – шепнул он. – Вы почему не в постели? Ведь еще так рано. Вам не следовало бы вставать.
– Сны… – ответила она.
– Сны? – Улыбаясь, Морган обвил ее рукой и повел назад, к постели. – Боюсь, это все вам снится!
Он откинул москитную сетку, сдвинул простыню, открыв углубление в форме ее тела, образовавшееся на постели, и осторожно опустил девушку на кровать.
Голова Сары лежала в ворохе вьющихся, мерцающих волос, лицо ее – световой овал невинности – остановил Моргану дыхание. Девушка снова спала, и веки ее – дрожащие полумесяцы теней на коже цвета слоновой кости – делали Сару похожей на ангела. Если бы только Морган мог провести здесь остаток утра и упиваться ее красотой, как жаждущий… Последние недели Сара была оазисом тишины среди урагана, бушевавшего внутри него, она отводила его мысли от темных воспоминаний и горьких раздумий. Она дарила ему возможность верить, что он еще чего-то стоит. Она высекла в нем искру истинного героизма тогда, в «Маленьком Китае» и потом, ночью на «Сантосе». На мгновение Морган увидел картинку, как он пробивается по Жапуре в поисках вожделенных семян, которые он добудет во имя ее для страдающего без резины мира. И Сара будет смотреть на него с обожанием, повернувшись спиной ко всему прежде для нее дорогому, и рука об руку уйдут они на закат.
Но Морган не герой. И страх смерти в нем столь же чудовищен, как боязнь жизни. Ни то ни другое не может он встретить хоть с каплей достоинства. Это стало ему совершенно ясно, когда он жил в Жапуре. Кинг прекрасно разобрался с нечистью, которая принуждает человека делать все вопреки своей воле. Он понял суть страха. Он понял суть боли. Он понял суть отвращения к себе, которое способно превратить человека в неразумное животное, озабоченное лишь одним – поскорее покончить с этой духовной пыткой. Морган был как лис, попавший в капкан. Единственным выходом было откусить себе лапы в надежде прекратить невыносимую боль… И вот результат – немыслимая агония, неизбежно ведущая к закланию.
Сны? Боже праведный, с какой радостью поменял бы он хоть один свой сон на ее. Нет, не хочет он, чтобы Сара испытала и крошечной доли того, что довелось ему, нельзя ей знать ни единой темной и грязной тайны его прошлого. Девушка с отвращением отвернется от него. И будет права. Нет уж, пусть лучше все будет так, как есть. Живым он из Жапуры не выберется. Морган это знает так же точно, как и то, что, едва взглянув впервые на портрет Сары, он сразу же попал под ее чары. Слишком часто ему удавалось обмануть смерть; в этот раз не удастся. Морган просто слишком долго бежал и устал. Кроме того, насколько он знает Сару, осуществление того, чего он хотел бы и в чем нуждался, но чего едва ли добьется, – весьма сомнительно. А меньшего Моргану не надо, иначе счастлив он не будет. Так зачем тогда продолжать?
Он присел рядом с девушкой на постель и погладил ее волосы. Губы у Сары приоткрылись. Во сне она повернула головку и уткнулась ему в ладонь. Морган улыбнулся.
– Счастливой тебе жизни, Солнышко!
Это был акт неутолимого голода – Морган склонился над ней; он приблизился лицом к ее лицу, затаился, дыхание его касалось ее губ. И все-таки он поцеловал Сару в лоб, встал и вышел из спальни.
На полпути обратно к причалу он вдруг понял, что Генри увязался за ним. Тогда Морган пошел медленнее, зная, что на каждый его шаг его другу приходится делать два. Они шли молча, и, наконец, его спутник сказал:
– Что с ней теперь будет, Морган?
– Не знаю.
– Если Сара вернется в Англию без этих семян, она потеряет все, включая жениха. Ты можешь себе это вообразить?
– Нет, не могу. Ну, а что ты можешь предложить? – Мы могли бы добыть эти семена…
– Забудь.
– А что нам стоит, Морган? Мы ведь так и так туда… Морган резко обернулся.
– А какого черта я должен помогать ей приплыть в объятия Нормана? – Генри выглядел вначале пораженный, по том озадаченный. И тут в его глазах забрезжило понимание. – Кроме того, – продолжил Морган, – сдается мне, что раз дела обстоят именно так, то ей без него может быть и лучше.
– Вероятно, – уже гораздо осторожнее отозвался Генри. – Но мне довелось пожить среди этих людей, Морган. Имел я дело с их предрассудками и светскими манерами. Сара слишком хрупкое существо, чтобы вынести их презрение и насмешки. Для нее это будет катастрофой. Ты ведь не хочешь, чтобы это оказалось на твоей совести?
– У меня нет совести.
Они пошли дальше. Уже подходя к причалу, Генри положил ладонь на руку Моргану. Они остановились и молчали, глядя каждый в свою сторону тропинки. Наконец, Генри сказал:
– Хочешь вернуться? Я ведь знаю, какая это для тебя мука.
Морган покачал головой.
– Ты и половины не знаешь, Генри.
– Вероятно, знаю.
Морган встретился взглядом с другом и почувствовал, как пробуждается в нем былой страх и отвращение к себе.
– Нет, не знаешь, – сказал он, и в голосе его невольно прозвучала нотка отчаяния.
Морган хотел идти, но Генри поймал его за локоть.
– Помнишь тот день, когда я вытащил тебя из водоворота? Тогда, Морган, ты был ранен, у тебя был горячечный бред. И ты всю ночь твердил об этих зверствах…
– Слышать этого не желаю. – Он вырвал руку и пустился по тропке. Генри остановил его так резко, что ноги у них заскользили по грунту.
– Морган, я искренне полагал, что если тебе удастся встретится лицом к лицу с Кингом и, может быть, уничтожить его, ты сможешь, наконец, оставить весь этот кошмар в покое и вернуться к жизни. Я заблуждался. Бери Сару, возвращайся в Джорджтаун.
– Забудь.
– Ты убьешь Кинга, а воспоминания останутся. Этим ты от памяти не избавишься. Тут ничто не поможет. Либо ты должен забыть, оставить все в прошлом, либо…
– Заткнись! – Кулаки сжались, Морган навис над маленьким Генри, как Голиаф. – Я убью этого сукина сына – за каждого мужчину, за каждую женщину, ребенка, которых он унизил, изнасиловал. Он на коленях будет передо мною ползать, Генри; я клянусь.
Морган поспешил на причал, сердце колотилось так, что он даже не слышал распоряжений, которые отдавал Уикэм индейцам. Он смутно понял, что кто-то снова дергает его за локоть. В ярости он занес кулак, чтобы ударить, как ему не раз доводилось, да так и застыл.
– Вы хотели бросить меня. Как вы могли? Я же вам верила…
Морган уставился на Сару. Ее лицо было совсем белым. Волосы ее были распущены и беспорядочно разметаны, будто ветром. Но ветра не было, за исключением бури, кипевшей в Моргане. Глаза у Сары были большие и мокрые, цвета аквамариновой зелени вод Тапажоса. Губы были приоткрыты, рука ее поднялась, чтобы защититься от его занесенного кулака.
И тут Морган уловил небывалую тишину. Все глаза были обращены на них, начиная с глаз индейцев, парами рассевшихся в каноэ и положивших весла на колени, и кончая англичанином и Генри, в неловких позах застывших на краю причала. Опустив руку, Морган шагнул к Саре, и она отпрянула, хотя на лице ее сохранялось выражение ярости, так не соответствующее ее ангельским чертам.
– Сара, – горло у Моргана пересохло, будто забитое пылью. – Сара, – повторил он, – идите сюда.
Добровольно она не подошла. Тогда он схватил девушку руками и прижал к груди, скрипя зубами от того, что она колотит его кулачками и обзывает жуликом, обманщиком, лжецом. Наконец Сара перестала сопротивляться, слезы полились по ее щекам. И когда ладонь Моргана легла на ее голову и пальцы зарылись в волосы, вся предшествующая злость вдруг улеглась в нем, как песок в часах. Он был потрясен, как Саре удается принести мир даже тогда, когда никто другой не может.
– Разрешите мне объясниться? – попросил он. Девушка не ответила, просто стояла в его объятиях, застыв как бревно. – Это слишком опасно, Сара. Есть тысяча причин, по которым вам следует остаться здесь. Если с нами что-нибудь случится, Уикэм сможет проследить, чтобы вы вернулись в Англию, к своему жениху.
– Если вы не вернетесь, мое возвращение в Англию будет весьма спорно, – заявила она так, чтобы слышал он один. – Он меня не примет.
– Сара, я не могу поверить…
– Вы не понимаете! – Кулачки ее цеплялись за его рубашку, она с трудом владела собой. – Я же не из них. У меня нет длинной родословной. Дед мой заработал все своим трудом, и отец тоже. Они были купцы, Морган, а не голубых кровей. Аристократия приняла меня благодаря тому, чем он стал, а не потому, что к этому их обязывало мое право по рождению. – Она долгим взглядом смотрела поверх реки, печальная и далекая.
Моргану следовало бы заключить Сару в объятия, но спасения ей они не принесли бы. Там девушка нашла бы лишь кошмары куда более ужасные, чем любой из ее наивных снов.
Сара снова повернулась к нему.
– Пожалуйста, возьмите меня! Я не буду путаться у вас под ногами. Вы даже замечать меня не будете.
– Вот будет день. Куда б вы ни пошли, моя фея, все сущее купаться будет в вашем свете! – Он откинул локон волос с ее щеки. – Бог нам в помощь, но я почти склоняюсь сказать вам «да», тварь я неблагодарная.
Осознав, что пальцы его гуляют по молочной равнине ее лица, Морган развернулся и подошел к краю причала, где в раздумье уставился в мутные воды. Через мгновение к его отражению в них присоединилось ее; и оба они колебались и подрагивали, как персонажи сновидений на водной ряби в игре отражений.
– Мы там можем погибнуть, – заявил Морган.
– Но не погибнем. Ведь поведешь нас ты, а ты можешь все. Об этом все знают. Ты их герой. – Она указала на индейцев. – И мой отец, должно быть, тоже верил в тебя.
«Твой отец, – подумал Морган верил, что на Родольфо Кинга можно положиться, и где он сейчас?»
Ему пришло в голову, что если он позволит Саре отправиться вместе с ним в этот ад, то будет еще худшим убийцей, чем Кинг. Но, может быть, девушка проводит их до Манаоса, не дальше. К тому же, она уже увязалась за ними. Ускользнуть незамеченными невозможно, по крайней мере сейчас.
– Сколько вам надо, чтобы одеться?
– Десять минут. Если пуговицы застегнуть потом – пять.
– Пять минут – или мы отправимся без вас.
Морган смотрел, как Сара бежит по причалу; испачканный подол халата путался в пыльных ногах. Он приказал нескольким индейцам помочь ей дотащить чемоданы, потом взглянул на Генри, чья нерешительность столь же явственно была видна в его позе, как и то, что амазонские леса – густые.
– Но это немыслимо! – раздался голос Уикэма. – Вы не можете позволить девушке сопровождать вас в этом путешествии.
– Это уже девушке самой решать, – парировал Морган.
– Но это же слишком опасно, не говоря уже о том, что неблаговидно. Пострадает ее репутация.
– Если только вы намереваетесь ее испачкать, но в таком случае, мне придется засадить сто тысяч семян гевеи во все дырки вашего тела. – Морган плюхнулся на дно каноэ. – Надеюсь, вы по-прежнему собираетесь встречать нас в Коари? Ведь у нас с вами уговор.
– Да, конечно, – вздохнул Уикэм. – Но я еще раз говорю, вы затеяли безумие.
Морган зловеще улыбнулся.
– Идешь, Лонгфелло? – окликнул он Генри.
Генри поспешил присоединиться к нему, Морган сунул ему в руки весло, и взгляды их встретились. Морган тут же перевел взор на яркую, изломанную речную поверхность и стал мысленно поносить себя за то, что позволил Саре посредством слез помыкать собой, говоря себе, что всегда он был слаб до плачущих, отчаявшихся женщин, и что его решение никак не связано собственно с расставанием, которое оказалось для него более непереносимой и мучительной перспективой, чем даже возможная жестокая смерть в Жапуре.
Морган поднял бровь, увидел на лице Генри сочувственную, понимающую улыбку. С металлом в голосе он сказал:
– Ты мне тут не улыбайся. Всю дорогу до Манаоса она целиком на тебе. Близко ее ко мне не подпускай, не то я сделаю или скажу что-нибудь омерзительное.
– Например?
– Не знаю. Не задумывался.
– Это твоя беда, Морган. Тебе приходится слишком напрягаться, чтобы сделать кому-либо гадость, поэтому тебя и не возможно воспринимать всерьез.
Сара прибежала к ним, мелькая развевающимися шелками и босыми ногами, чулки в одной руке – туфли в другой. Морган мысленно застонал от ее наряда, сомневаясь, наденет ли она когда-нибудь купленные брюки или так и будет напяливать это легкомысленное тряпье. Генри помог ей спуститься с причала, лодка при этом качнулась.
– Ах, да, совсем забыла, – раздался позади Моргана ее нерешительный голос. – Наверное, мне следует поставить вас в известность, мистер Кейн.
Колени ее упирались в его спину, а он смотрел в речную даль. Откуда же у него это чувство, что сейчас она скажет что-то очень неприятное?
– Да? – отозвался он. – В чем дело?
– Я не умею плавать.
Морган закрыл глаза и, отказываясь верить своим ушам, замотал головой. Потом погрузил в воду весло, и они отправились в зеленый ад.
Глава восьмая
Каноэ совершенно беззвучно скользили по реке, тишину нарушал только тихий плеск весел, бороздящих воду. Река сузилась, и деревья образовали над головой навес из листвы, который мог бы выглядеть эффектно, не будь он таким отталкивающим. Вздымающиеся на сотни футов к небу ветви были опутаны лианами и вьюнами, которые забирались на самые высокие веточки в поисках луча солнца.
Все выше и выше становились песчаные намытые берега, похожие на огромные бесполезные дамбы. Вдоль их внушительных склонов росли ряды деревьев, которых хватало бы всему населению Лондона, чтобы до конца своих дней не заботиться о древесине. Тут были пальмы и лавры, розовое дерево и красное. Были кедры и железное дерево, фиги и акации, отовсюду свисали гигантские букеты огненно-красных орхидей, на шестьдесят футов спускающихся к земле.
Сара потрясенно разглядывала все это великолепие. Вдруг стайка длиннохвостых попугаев вырвалась из листвы они с резкими криками полетела над водой. Потревоженные птичьим гомоном, из деревьев в таком количестве вспорхнули бабочки, что девушка от удивления громко вскрикнула.
В любое другое время все эти чудеса просто потрясли бы Сару, но она по-прежнему мучилась от того, что Морган и Генри пытались покинуть ее в Сантареме. И если бы она не проснулась из-за странного сна (девушке снилось, что ее целует Морган), она бы там так и застряла. Весь день Сара сидела, уставившись в спину Моргану, и говорила только когда к ней обращались, стараясь побольше концентрироваться на негодовании в его адрес, и поменьше на его широких плечах, на черных волосах, лениво вьющихся на затылке и за ушами…
И все же время от времени мысли ее расплывались, и Сара принималась сравнивать Моргана с Норманом – будто тут можно было сравнивать. Сама мысль казалась смешной. Норман такой порядочный, такой предсказуемый, такой… надежный. Минуты, проведенные в его обществе, ни разу не омрачались напряжением. И в животе у девушки не екало всякий раз, стоило ему обратить на нее взгляд своих бледно-голубых глаз.
Сара попробовала сконцентрироваться на флоресте, делать мысленные заметки… Как жаль, что дневника она не ведет, ведь так было бы хорошо успеть записать мимолетные образы. Норман бы в восторг пришел от ее описания птичек, бабочек. И, может быть, он далее с некоторым уважением стал бы смотреть на Сару, если бы она в деталях описала ужасное испытание на «Сантосе»… и как Морган Кейн спас ее.
Но на какой теме ни пыталась она сконцентрироваться, мысли ее неизбежно возвращались к Моргану, Моргану – герою, Моргану – бото, к мужчине, которому достаточно было лишь взглянуть на нее своими странными серебристыми глазами, и она ту же начинала ощущать себя единственной женщиной на всей земле. Господи помилуй, Сара смотрит в лицо смерти, лезет к черту на рога, а думать способна лишь о том, как волшебно Морган поцеловал ее, какие изысканно порочные ощущения возбудил в ней тогда.
А потом хотел бросить ее!
Уже ближе к вечеру каноэ индейцев вдруг поравнялись с тем, где сидела Сара. Девушка заметила, что глаза их шарят по воде, а потом увидела аллигатора. Кан, сидевший на носу каноэ справа от нее, отогнал тварь, шлепнув веслом по воде. Взмахнув хвостом, животное нырнуло обратно в реку, но вскоре вновь появилось всего в нескольких ярдах от лодок и уже в сопровождении целой компании аллигаторов. Вскоре вода вдоль болотистых берегов уже кишмя кишела здоровенными чудищами. Их рыки и похрюкивания заглушали пронзительные крики птиц и обезьян.
Морган обернулся и посмотрел Саре в лицо; сам он был совершено невозмутим.
– Вы как? – удивил он ее своим вопросом. – В порядке?
– Конечно, – ответила девушка чуть более нервно, чем намеревалась. – Вы думали, что я в обморок упаду или в истерике забьюсь от перспективы быть съеденной крокодилами, мистер Кейн? – Глаза Сары расширились при виде вожака, который скользнул к ним и нырнул под лодку на расстоянии весла; раздался стук, лодка накренилась. Сара схватилась за борта. – Я… я вас уверяю, что совершенно убеждена в том, что вы способны совладать с этой ситуацией, – добавила она уже визгливым голосом.
– Убеждены, а? – Морган обратился к Генри: – Способны мы совладать с этой ситуацией, Лонгфелло?
– Они нас просто предупреждают. Мы вторглись на их территорию, понимаете? Обычно они не ведут себя агрессивно, если, конечно, их не разозлить… или если не голодны. И обычно они не нападают на такую крупную добычу, как человек. Им, как правило, хватает обезьян, собак. Я читал как-то рассказ человека по имени Бэйтс, там он рассказывает, что однажды аллигатор забрался вечером к ним в лагерь и удовлетворился пуделем, принадлежавшим одному из его спутников.
Морган нахмурил брови.
– Это, я понимаю, Генри, ты нас так успокаиваешь?
– А тебе больше понравится, если я расскажу, как однажды куча голодных аллигаторов напала на целый отряд, и через несколько минут все были съедены, кроме одного перепуганного индейца, который отделался рукой и обеими ступнями? Или…
– Нет! – в два голоса перебили Сара и Морган. Генри откинул голову и засмеялся.
Снова и снова раздавались стуки, каноэ качались, и каждый раз Сара говорила себе, что все кончится хорошо. С ней Морган, и Генри, и Кан, и они при любых обстоятельствах справятся. Но, глядя на берег, она понимала, что если хотя бы один из аллигаторов, во все большем количестве собирающихся под водой, вознамерится и в самом деле опрокинуть их каноэ, у беспомощных пассажиров не будет шансов выжить.
Они дрейфовали по течению, не осмеливаясь больше пользоваться веслами, чтобы не дразнить аллигаторов.
– Они очень любопытные, – продолжал успокаивать их Генри.
– А на мой взгляд – голодные, – подначил Морган.
– Надо их отвлечь, – сказал пигмей, глядя по сторонам и в небо, будто оттуда могло что-либо свалиться.
– Да-а? – Морган приподнял бровь. – Может, ты прыгнешь в воду, отвлечешь их внимание, а мы тем временем унесем ноги? А на обратном пути мы тебя прихватим. Идет, Лонгфелло?
– Да, Морган, ты мастер острить. Что бы мы делали без твоего чувства юмора?
Последовал еще один удар, на этот раз довольно сильный. Сара вскрикнула и ухватилась за Моргана, а тот бросил весло и потянулся за ружьем.
– Нет! – хором закричали Генри и Кан.
– Какого черта «нет»? – крикнул Морган.
– Последнее дело им угрожать. – На круглом лице Генри не осталось и следа веселья. Он схватил весло на манер дубинки. – Нужно их отвлечь, – повторил он.
– Как ты уже успел заметить, у нас нечем…
– Стойте!
Все уставились на Сару, а она задрала подол и принялась судорожно отвязывать нижние юбки, стягивая их с бедер, ног, наконец, с лодыжек. Подняв взгляд, она увидела, что Морган не отрывает глаз от ее икр, скрытых пленкой белых шелковых чулок. Несмотря на страх, который и привел ее к этому акту отчаяния, девушка почувствовала озноб возбуждения и удовольствия. Она вновь прикрыла ноги юбкой, и губы ее изобразили улыбку.
– Здесь не время и не место, дорогая, – съязвил Морган.
– Дайте мне ваше весло, – отозвалась она.
– Мое что? – Он ухмыльнулся.
– Весло. – Сара протянула руку, положила весло себе на колени, заставила себя не отвлекаться от дела и не обращать внимания на чувственные интонации его богатого голоса, способные заставить ее вспыхнуть. Теперь Морган сидел к ней почти лицом, коленом упираясь в ее ногу, и наблюдал за ней из-под полей шляпы.
– Вам нечем было отвлечь их, мистер Кейн. Вот, держите. – Как следует подвязав юбки к веслу, девушка протянула все это ему. – Швырните им – посмотрим, что получится.
Морган взглянул на Генри, тот кивнул:
– Терять нам нечего.
Морган взял ее весло двумя руками, внимательно рассмотрел складочки и оборочки на юбках, затем медленно начал вставать. Каноэ угрожающе закачалось. Сара обхватила мужчину за ноги и уткнулась лицом в такую его анатомическую подробность, от которой при любых других обстоятельствах шарахнулась бы в смертельном ужасе.
Морган зашвырнул весло как можно дальше. Оно, подобно какой-то парящей птице, проплыло по воздуху и с хлопаньем и плеском приводнилось. Бежали секунды, и путешественники с надеждой смотрели на расправляющиеся по течению юбочки. Затем, заколотив чудовищными хвостами, аллигаторы ринулись к кукле.
– Быстро! – выкрикнул Генри. – Уносим отсюда ноги! Морган рухнул на сиденье, а Генри, подхватил свое весло, погнал каноэ вверх по течению. Они оглянулись и успели заметить, как подоспевший первым аллигатор бросился на предмет и утащил его под воду. От этого зрелища все содрогнулись, и, провожая взглядом последнее белое пятнышко, исчезающее под водой, Сара с ужасающей ясностью осознала, что с таким же успехом там могла оказаться она сама.
Еще через полчаса пути они нашли широкую песчаную отмель, на которой решили разбить лагерь. Сара стояла чуть в стороне, а мужчины торопливо привязывали лодки, носили дрова для костра, устанавливали полотняную палатку, в которой ей предстояло спать. По правде говоря, девушка и вообразить не могла, что ей придется когда-нибудь вползти в такое пособие по клаустрофобии. Дыхание давалось с трудом; по временам Саре казалось, что она задыхается от избыточной духоты и влажности. Одежда на ней была мокрая от пота, вся – до последней ниточки, и волосы от корней до кончиков намокли и прилипли к шее и плечам. Сара то и дело поглядывала на каноэ со своими вещами, дожидаясь, когда же сгрузят ее чемодан, чтобы поскорее переодеться ко сну в ночную сорочку, та хоть была попрохладнее. Однако чемодан не сгрузили, и Морган уведомил ее самым категорическим тоном, что Сара не в гостинице и спать будет в одежде, если, конечно, не хочет, чтобы ее заживо съели москиты.
– Так что, значит, я даже искупаться не смогу? – в отчаянии спросила она.
– Искупаться? – Морган стиснул в зубах сигару и крикнул: – Генри! Подойди сюда и объясни этой милой барышне, почему слуги не приготовят ей сегодня вечером горячую ванну.
Генри поспешно подошел и стал рассказывать Саре про пираний, о которых она и без того знала, и про мерзких двухдюймовых тварей под названием кандирум, покрытых шипами с крючками на конце. Эти крошки самый большой восторг испытывают, судя по всему, забираясь человеку с самые интимные места. Он принялся расписывать другие угрозы и напасти, которые подстерегают человека в воде, но Сара почти не слышала. Девушка не сводила глаз с Моргана и любовалась, как умело он руководит разбивкой лагеря, не обращая при этом на нее ни малейшего внимания. Последнее ее задело. Морган ни словом не обмолвился о ее находчивости при встрече с крокодилами. Девушка очень радовалась, что ей удалось спасти всем жизнь, а он даже простого «вот здорово» не сказал. Конечно же гордость его была задета, ведь не он до этого додумался.
Морган ушел в лес в сопровождении Кана и нескольких индейцев. Через несколько минут раздался залп ружей, и охотники вернулись с несколькими подстреленными обезьянами. Сару передернуло, и она не стала смотреть, как индейцы спускают с добычи шкуру, потом потрошат тушки и жарят их на костре. Вскоре омерзительный запах паленого мяса заполнил воздух, и едкий дым от попавшего на костер жира полез в нос и вызывал у Сары приступ тошноты. Когда Генри принес ей тарелку мяса, она отказалась.
– Но вы ведь целый день ничего не ели, – забеспокоился Генри.
– Спасибо, я не голодна. Я, пожалуй, пойду, прилягу. И мне хотелось бы достать из тюка мой дневник. Вы не поможете, Генри?
Индеец кивнул. Сара встала, потом опустилась на колени и вползла в палатку. Изнутри она видела, как Генри подошел к Моргану, одиноко сидевшему на краю лагеря. Девушка заметила, что последний лишь бегло глянул в ее сторону, когда Генри заговорил, потом пожал плечами и стал есть дальше.
Сара никак не могла понять причину все нарастающей в ней депрессии. Она была не из тех, кто подолгу задумывается над неприятными сторонами жизни. Девушка всегда считала, что ей все доступно, но здесь она чувствовала себя незначительной и чужой. И чем дальше она продвигалась в глубь Амазонии, тем более ей казалось, что она мешает.
Весьма скоро появился Генри и принес дневник, ручку и чернильницу. Сев на корточки перед входом в палатку, он сказал:
– Морган говорит, вам следует поспать. И не забудьте принять хинин. Он хочет знать, отчего вам стало нехорошо – от вида обезьяньего мяса или же вы заболели.
– Передайте ему, что я устала. Хотя нет, не надо. Ведь он несомненно воспользуется любыми моими словами, чтобы отослать меня обратно в Сантарем.
Генри понимающе улыбнулся.
– Там вам было бы безопаснее, Сара. Вы ведь такую ответственность на нас возложили тем, что отправились с нами. Ну почему вы не хотите позволить нам отправиться туда одним и привезти вам семена? Вы же должны понять, с чем вы столкнулись.
– Я полностью понимаю, – раздраженно ответила девушка. Завернувшись в москитную сетку, как проинструктировал ее Морган, она устроилась, как могла, и выяснилось, что земляной пол под одеялом вовсе не такой неудобный, как ей сперва казалось. А вот жара давила и не давала покоя.
При отсвете костра, пробивающегося в проем ее палатки, она старалась, как могла заполнить страницы своего дневника, хотя от усталости слова подбирать становилось все труднее. Вокруг сгущались ночные звуки – жужжание, посвисты, шорохи и стрекотание, поднимающиеся иногда до такого уровня, что Саре приходилось откладывать ручку и затыкать уши, чтобы не оглохнуть. Однако стоило выглянуть из палатки, как девушка убеждалась, что другие, похоже, ничего не слышат. Часть индейцев спали, свернувшись на песке, другие же сидели небольшими группками и тихо беседовали. Были и такие, что стояли на посту вокруг лагеря, всматриваясь и вслушиваясь в ночь, чтобы при первом же угрожающем движении или подозрительном звуке предупредить остальных о надвигающейся опасности. «Как же они могут что-то расслышать при такой верещащей какофонии», – подумала Сара; она поразилась способности индейцев смотреть в полнейшую ночную тьму и что-то при этом видеть.
Эти мысли Сара попыталась отразить в дневнике. Вскоре, однако, жара и шум настолько рассредоточили ее, что девушка была вынуждена лечь спать.
Но и эта попытка оказалась безуспешной. Она ворочалась, почесывалась и так запуталась в сети, что почувствовала себя одной из тех бабочек, которые бились, тщетно пытаясь выскользнуть из сачка Нормана. Ко всем прочим несчастьям горела и чесалась натертая кожа под высоким воротником блузки. Вдруг Саре показалось, что сейчас она закричит, если ей не позволят умыться. Тогда она скинула сеть и выползла из палатки, с опаской озираясь по сторонам. Часовых не видно было в темноте, Моргана и Генри она тоже нигде не заметила.
Костер догорал. Сара торопливо расстегивала блузку. К воде она подошла, уже сбросив ее. Девушка встала на колени, погрузила блузку в теплую воду и, не выжимая, начала обмывать мокрой тканью лицо, шею, руки, плечи, закрыв глаза от удовольствия, которое доставляло ощущение очищения и прохлады ее раздраженной коже. Снова намочив, блузку Сара прижала к груди, вода приятно затекала под сорочку. Наконец она пригнула голову и, положив самодельную губку себе на загривок, дала воде омыть шею и спину. Она с облегчением вздохнула, и тут животное чувство, что из тьмы на нее кто-то смотрит, паникой прошило ее насквозь. Сара заставила себя не закричать и медленно обернулась.
Сзади стоял Морган.
Девушка чуть не упала в обморок. Только прилив гнева, как яд, наполнившего ее кровь, спас Сару от этого. Она, запинаясь, встала на ноги и свирепо глянула в его улыбающееся лицо, мозг ее метался между бешенством при виде откровенного удовольствия от того, как он ее напугал, и мощным порывом прижаться к его груди, совершенно открытой под расстегнутой до самого низкого пояса бриджей рубахой.
