Текст книги "Медовый месяц: Рассказы"

Автор книги: Кэтрин Мэнсфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– На редкость тонкое различие! – прошептала я.

– Но кого же, – возвысила голос Эльза, не сводя обожающего взора с Передовой Дамы, – вы сами считаете настоящей женщиной?

– Она – воплощение всепонимающей Любви!

– Но, дорогая фрау Профессорша, – возразила фрау Келлерман, – вы же знаете, что сегодня почти нет возможности выразить свою любовь в кругу семьи. Муж весь день работает и, естественно, хочет спать, когда возвращается домой, да и дети, не успеешь их отнять от груди, а они уже в университете, какая там любовь!

– Я не об этом, – сказала Передовая Дама. – Любовь – это свет внутри, лучи которого достигают вершин и глубин…

– … Черной Африки, – дерзнула я вставить шепотом.

Передовая Дама не услышала.

– В прошлом мы все ошибались, не понимая, что наша способность к самоотдаче принадлежит всему миру – мы с радостью приносили себя в жертву!

– Ах! – восторженно вскричала Эльза, готовая немедленно принести себя в жертву. – Как я вас понимаю! С той самой минуты, как мы с Фрицем стали считать себя помолвленными, я готова отдать себя всем и готова все разделить со всеми!

– Это очень опасно, – вмешалась я.

– Ну, это всего лишь красота опасности и опасность красоты, – возразила Передовая Дама. – И у всех вас есть идеальное качество, о котором я пишу в книге – ведь моя женщина дарит себя.

Я ласково улыбнулась ей.

– Знаете, а мне тоже хотелось бы написать книгу о необходимости любви к дочерям, о прогулках вместе с ними, чтобы они не сидели в кухне!

Полагаю, мужской элемент не остался равнодушным к злым вибрациям; дамы перестали щебетать, и мы все вместе вышли из леса, чтобы посмотреть на Шлинген внизу, в окружении гор, на белые дома, сверкавшие в лучах солнца «для всего мира, подобно яйцам в птичьем гнездышке», как сказал герр Эрхардт. Спустившись с горы в Шлинген, мы заказали свежие сливки и хлеб в «Золотом олене», в одном из самых приятных мест со столиками, расставленными в розовом саду, где буйствовали куры с цыплятами – даже взлетали на незанятые столики и клевали красные пятна на скатертях. Разломив хлеб, мы положили его в плошки, добавили сливки и помешали плоскими деревянными ложками, пока хозяин и его жена стояли рядом.

– Отличная погода! – сказал герр Эрхардт и помахал хозяину ложкой, на что тот лишь пожал плечами.

– Как? Разве погода не отличная?

– Если угодно, – ответил хозяин, обдавая нас презрением.

– Прекрасная прогулка, – воскликнула Эльза, от всей души одаривая хозяйку самой очаровательной из своих улыбок.

– Я никогда не гуляю, – отозвалась хозяйка. – Если мне нужно в Миндлбау, меня везет муж – у моих ног есть дела поважнее, чем топать по пыли!

– Мне нравятся эти люди, – поделился со мной герр Ланген. – Правда, очень-очень нравятся. Пожалуй, я сниму тут комнату на все лето.

– Почему?

– Ну, потому что они живут на земле и поэтому презирают ее.

Он отодвинул от себя плошку со сливками и закурил сигарету. А мы ели, предаваясь этому занятию со всей серьезностью, пока семь с половиной километров до Мидлбау не стали казаться чем-то бесконечным. Даже непоседливый Карл, наевшись, улегся на землю и снял кожаный пояс. Неожиданно Эльза наклонилась к жениху и что то зашептала ему на ухо. Выслушав ее до конца и спросив, любит ли она его, Фриц встал и произнес короткую речь.

– Мы хотим отметить нашу помолвку, пригласив всех вас отправиться в Мидлбау на телеге хозяина, если мы все поместимся в ней!

– Ах, какая замечательная, благородная мысль! – сказала фрау Келлерман, вздыхая с облегчением, отчего на ее платье с треском оторвались два крючка.

– Это мой маленький подарок, – сказала Эльза, обращаясь к Передовой Даме, которая после того, как съела три порции, едва не заплакала от умиления.

Стиснутых со всех сторон в крестьянской телеге, нас вез домой, немилосердно тряся, хозяин постоялого двора, который показывал свое презрение к матери-земле тем, что время от времени с остервенением плевал на нее. И чем ближе мы были к Мидлбау, тем сильнее любили его и друг друга.

– Нам надо чаще совершать подобные экскурсии, – сказал мне герр Эрхардт, – ибо лучше узнаешь человека, когда проводишь с ним время на природе – делишь с ним радости – привязываешься к нему дружескими узами. Как там сказал ваш Шекспир? Сейчас вспомню. «Друзей своих, проверенных друзей, к своей душе привязывай железными цепями!»

– Увы, – сказала я, чувствуя к нему дружеское расположение, – моя душа такова, что отказывается кого-либо привязывать – уверена, даже верность привязанного друга мгновенно ее убьет. До сих пор она и не помышляла о цепях!

Стукнувшись о мои колени, герр Эрхардт извинился за себя и телегу.

– Дорогая леди, нельзя же принимать это буквально. Естественно, никто не помышляет о железных цепях, речь идет о цепях в душе той или того, кто любит своих спутников… Возьмите, например, сегодняшний день. С чего мы начали? Скажем, нас можно было назвать почти чужаками, и, тем не менее, теперь все мы едем домой, как… – Он остановился, ожидая, что я отгадаю его загадку. – Ну, как?..

– В телеге, – ответил «единственная радость» Карл, устроившийся на коленях у матери и неважно себя чувствовавший.

Поле, которое мы не так давно пересекли, теперь хозяин объехал кругом, и нашим глазам явилось кладбище. Герр Ланген нагнулся и поприветствовал могилы. Он сидел рядом с Передовой Дамой – под защитой ее плеча. Я слышала, как она прошептала:

– Вы похожи на мальчишку с растрепанными на ветру волосами.

Герр Ланген, казалось, уже с меньшей горечью провожал взглядом последние могилы, когда я вновь услышала ее шепот.

– Почему вы так печальны? А вы ведь так молоды. Мне тоже иногда очень грустно, но я могу сказать: даже мне ведомо счастье!

– Счастье? – переспросил он.

Я подалась вперед и коснулась руки Передовой Дамы.

– Сегодня был замечательный день? – произнесла я, придав своему голосу вопросительную интонацию. – Но, знаете, ваша теория о женщинах и Любви – она стара, как горы – даже старше!

С дороги до нас донесся победный крик. Ну да, опять он – седая борода, шелковый носовой платок и неукротимая энергия.

– Что я говорил? Восемь километров – и всё тут!

– Семь с половиной! – завопил герр Эрхардт.

– А почему вы в телеге? Восемь, я говорю!

Герр Эрхардт сложил ладони рупором и встал в тряской телеге, тогда как фрау Келлерман держала его за колени.

– Семь с половиной!

– Невежество нельзя оставлять без внимания! – сказала я Передовой Даме.

То так, то иначе
_{перевод Л. Володарской}

В дверь постучала хозяйка.

– Войдите, – отозвалась Виола.

– Вам письмо, – сказала хозяйка, – особое письмо, – и подала Виоле конверт, который держала уголком фартука сомнительной чистоты.

– Спасибо. – Виола, стоя на коленях и тыча кочергой в пыльный камин, протянула руку. – Ждут ответа?

– Нет. Он ушел.

– Ну и отлично!

Виола избегала смотреть в лицо хозяйке. Ей было стыдно оттого, что она не заплатила за комнату, и она не надеялась избежать упреков.

– Как насчет денег, которые мне причитаются? – начала хозяйка свой монолог.

«О, черт, – подумала Виола, поворачиваясь спиной к женщине и подмигивая камину, – неужели она никогда не уйдет?»

– Или деньги – или вон! – Хозяйка сразу перешла на крик и зарыдала. – Я дама, да уж, я почтенная женщина, и вы должны это знать. В моем доме нет места моли, которая заводится в шкафу и ест все подряд. Деньги – или завтра в двенадцать чтоб вашего духа тут не было.

Виола скорее почувствовала, чем увидела, что женщина подняла руку, и беспомощно, глупо повела плечом, словно отгоняя голубя, неожиданно появившегося перед ее лицом. «Вонючая старая сука! Уф! Ну и аромат – пахнет, как от залежалого сыра или мокнущих тряпок».

– Ну и отлично! – только и проговорила Виола. – Или деньги, или я завтра убираюсь отсюда. Договорились: только не кричите.

Удивительно. Обычно, едва хозяйка появлялась, у Виолы душа убегала в пятки – заслышав ее шаркающие шаги на лестнице, она чувствовала, как к горлу подступает тошнота, а теперь, оказавшись с хозяйкой лицом к лицу, вдруг ощутила необыкновенный покой и безразличие и перестала понимать, почему так переживала из-за денег, почему старалась на цыпочках выйти из дома, не осмеливаясь даже хлопнуть дверью, не дай бог, хозяйка услышит и крикнет что-нибудь отвратительное, почему все ночи мерила шагами комнату – останавливаясь перед зеркалом и требуя от своего трагического отражения: «Денег, денег, денег!» – Когда Виола оставалась наедине с собой, она представляла нищету огромной сказочной горой, которая крепко держит ее за ноги – и ей было больно, ведь гора была большой – но едва дошло до конкретного поступка, когда не было времени на фантазии, сказочная гора уменьшилась до чего-то грубого, вроде «не-суй-нос-куда-не-надо», чтобы не задерживаясь, исчезнуть вместе со злостью и сильным чувством превосходства.

Хозяйка выскочила из комнаты, стукнув дверью так, что она еще какое-то время покачивалась и постукивала, словно прежде прислушивалась к разговору и была полностью на стороне старой ведьмы.

Сев на корточки, Виола распечатала конверт. Письмо было от Казимира:

«Приду сегодня в три часа и сегодня же уйду. Все новости при встрече. Надеюсь, ты счастливее меня. Казимир».

– Ах, как мило! – прошипела Виола. – Какая честь! Вот уж, правда, лучше некуда! – Она встала, комкая письмо. – Кто тебе сказал, что я буду сидеть тут как привязанная до трех часов, поджидая вашу милость? – Однако она знала, что будет сидеть и ждать и ее гнев не совсем искренний, ибо ей во что бы то ни стало надо было увидеться с Казимиром и наконец-то объяснить ему, что она чувствует. – Так, как теперь, невыносимо – невыносимо! – прошептала она.

Было всего только десять часов серого, с не яркими солнечными проблесками утра. Стоило появиться такому проблеску, и комната казалась еще более неуютной и грязной, чем она была на самом деле. Виола опустила жалюзи – однако от них постоянно исходил беловатый отсвет, что было не лучше. Живыми были лишь гиацинты в кувшине, подаренные Виоле дочерью хозяйки: букет стоял на столе, и от округлых лепестков шел тошнотворный запах; несколько бутонов готовы были вот-вот распуститься, и листья сверкали, как масляные.

Виола подошла к раковине, налила воды в эмалированный таз, чтобы вымыть лицо и шею. Опустив лицо в воду, Виола открыла глаза и потрясла головой – весело! Виола повторила это три раза. «А ведь я могу умереть, если буду долго оставаться под водой, – подумала она. – Интересно, сколько надо времени, чтобы потерять сознание?.. Помнится, я читала о женщинах, утопившихся в ведре. А в уши вода заливается? Таз должен быть таким же глубоким, как ведро?» Виола проводила опыт – она обхватила раковину обеими руками и медленно опускала лицо в воду, – когда раздался стук в дверь. Вряд ли это хозяйка. Может быть, Казимир? Не вытерев лицо и волосы, не застегнув корсаж, Виола бросилась открывать.

Опершись плечом о стену, в коридоре стоял незнакомый мужчина. Увидев Виолу, он широко открыл глаза, и на его лице появилась обаятельная улыбка.

– Прошу прощения, фрейлейн Шефер здесь живет?

– Нет, никогда о такой не слышала.

Его улыбка была такой заразительной, что Виоле тоже захотелось улыбнуться; к тому же, умывание освежило ее, щеки приятно горели.

Незнакомец, казалось, был крайне разочарован.

– Не может быть! – вскричал он. – Вы хотите сказать, что она вышла?

– Нет, она тут не живет, – ответила Виола.

– Но, прошу прощения, одну минуту.

Отойдя от стены, он оказался напротив Виолы, расстегнул пальто и достал из внутреннего кармана клочок бумаги, разгладил его, не снимая перчаток, и протянул Виоле.

– Да, адрес этот, но, верно, в номерах ошибка. На этой улице много домов с меблированными комнатами, знаете ли, и больших тоже.

На бумажку с волос Виолы упало несколько капель. Она рассмеялась.

– Ох, я, кажется, ужасно выгляжу – сейчас!

Виола метнулась к раковине, схватила полотенце. Дверь оставалась открытой… В конце концов, что еще говорить? И зачем ей понадобилось, чтобы он ждал? Набросив полотенце на плечи, Виола, неожиданно посерьезнев, возвратилась к двери.

– Извините, мне неизвестно ее имя, – холодно произнесла она.

– И вы меня извините, – отозвался незнакомец. – Вы давно тут живете?

– М-м… Да, давно.

Виола стала медленно закрывать дверь.

– Ну что ж – до свидания и спасибо. Надеюсь, я не очень вас потревожил?

– До свидания.

Виола слышала, как он идет по коридору, потом он остановился, закурил сигарету. Да – слабый запах хорошей сигареты проник в ее комнату. Виола вдохнула его и улыбнулась. Что ж, прелестная была передышка! Он выглядел на удивление счастливым: да еще тяжелое пальто, длинные перчатки на пуговицах, красиво уложенные волосы… и улыбка… «Баловень судьбы» – это ему подходит; не знающий ни в чем отказа юноша, для которого весь мир площадка для игр. Подобные люди настраивают на положительный лад – глядя на них чувствуешь себя «изменившейся». Здравомыслящие они – здравомыслящие и солидные. Можно точно сказать, что за всю жизнь с самого первого и до самого последнего дня им в голову не придет ничего необычного. И жизнь к ним благосклонна – качает их на коленях. Что ж, правильно. В это мгновение Виола заметила на полу скомканное письмо Казимира – и улыбки как ни бывало. Не сводя глаз с письма, Виола принялась заплетать косу; глухая злость вновь завладела ею – она как будто вплетала ее в свою косу, которой потом туго обвила голову… Конечно же, это с самого начало было ошибкой. Почему? О, Казимир пугающе серьезен. Если бы Виола чувствовала себя счастливой, когда они познакомились, она бы и не взглянула на него; но они были как два пациента в одной больнице – оба находили успокоение в болезни друг друга. Миленькое основание для любви! Несчастье столкнуло их лбами: в изумлении они посмотрели друг на друга и прониклись взаимной симпатией…

«Жаль, у меня не получается посмотреть на ситуацию со стороны – тогда я нашла бы выход. Ведь я в самом деле люблю Казимира… Ах, будь хотя бы один раз честной. – Виола упала на кровать и спрятала лицо в подушку. – Никакой любви не было. Мне нужен был кто-нибудь, кто бы обо мне заботился и содержал, пока мои работы не начнут покупать – а он еще отгоняет от меня мужчин. Что бы было, если бы не он? Я бы потратила свои жалкие гроши, а потом…. Да, это все решило, я думала о „потом“. Он был моим спасением. И тогда я верила в него. Мне казалось, стоит только людям прочесть хотя бы страничку его прозы, и он станет богатым. Мне казалось, что его бедность продлится не дольше месяца. О, если бы только я принадлежала ему, – говорил он, – стала стимулом… Было бы забавно, если бы не было так плохо! Все произошло совсем не так – за несколько месяцев ему ничего не удалось напечатать. Мне тоже не везло…. Но на себя я и не рассчитывала. Да, суть в том, что я черствая и злая, и у меня нет ни веры, ни любви к неудачникам. В конце концов, я начинаю их презирать, как сейчас презираю Казимира. Думаю, во мне говорит дикарское тщеславие женщины, жаждущей, чтобы мужчина, которому она отдала себя, непременно стал великим вождем. Однако жариться в этом отвратительном доме, пока Казимир рыскает по городу, стучась во все издательские двери, – это унизительно. Я не могу быть сама собой. Ведь не для бедности же меня произвели на свет – я расцветаю только среди по-настоящему беззаботных людей, которых никогда и ничто не огорчает».

На память пришел незнакомец – не следовало его прогонять. «Вот это мужчина. По крайней мере, на первый взгляд у него нет забот. Наверное, он мог бы дать мне все, что я хочу, с ним я бы не потеряла вкус к жизни и не считала бы себя парией. Мне никогда не хотелось сражаться с жизнью – так уж пришлось. По правде говоря, мой внутренний источник счастья понемногу пересыхает из-за этого жуткого существования. Я умру, если ничего не изменится – и… – Виола широко раскинула руки в постели. – Я хочу страсти и любви, а еще приключений – без них для меня нет жизни. Почему я должна сидеть тут и гнить?»

– Я гнию! – крикнула Виола, тешась звуками своего как будто надтреснутого голоса.

«Но если я все это скажу Казимиру, когда он придет, и он ответит „иди“ (а он именно так и ответит, и за это я тоже ненавижу его – он никогда не спорит со мной), что мне тогда делать, куда идти?» Идти было некуда. «Я не хочу работать, не хочу сама пробивать себе дорогу. Мне нужна легкая жизнь, я хочу наслаждаться роскошью. Пожалуй, я гожусь только для одного: быть великой куртизанкой».

Однако Виола не знала, как подступиться к этому занятию. Пугала мысль, что надо выйти на улицу – ей приходилось слышать об ужасных вещах, которые случаются с такими женщинами: мужчины заражают их дурными болезнями, не платят. Да еще каждую ночь придется спать с новым мужчиной – нет, это было невозможно.

«Будь у меня красивые платья, я бы переехала в хороший отель и нашла бы там богатого мужчину… как сегодняшний незнакомец. Лучше не придумаешь. Ах, будь у меня его адрес, я бы пару раз столкнулась с ним случайно, и, уверена, мне бы удалось его увлечь. Он бы смеялся целый день и давал бы мне сколько угодно денег…»

Едва Виола подумала об этом, как ей стало тепло и приятно. Она стала мечтать о красивом доме, шкафах, ломящихся от платьев и духов. Ей привиделось, как она садится в экипаж; а вот в постели она смотрит на незнакомца загадочным сладострастным взглядом. Виола попробовала изобразить такой взгляд… И больше никаких забот, одно сплошное счастье. Такая жизнь ей подошла бы. Что ж, остается отпустить Казимира сегодня вечером на охоту, а пока его не будет… Вспомни-ка – до двенадцати часов завтрашнего дня надо заплатить хозяйке, а денег нет даже на еду. Вспомнив о еде, Виола почувствовала острую резь в желудке. Есть хотелось не на шутку. Все из-за Казимира… и того мужчины, который ни в чем не знает отказа с самого рождения. Вид у него был такой, словно он может заказать самый роскошный обед. Ах, ну почему она не разыграла эту карту? Его прислало само провидение, а она дала ему от ворот поворот. «Если бы повернуть время назад, я была бы умнее». Вместо обыкновенного человека, с которым Виола перемолвилась несколькими словами, ей привиделся великолепный рыцарь. Он улыбался и обращался с ней, как с королевой… «Лишь одного я бы не стерпела – окажись он грубым или вульгарным. Но он не был таким – он настоящий мужчина, и он извинился… Я уверена в себе, в своей красоте, и знаю, что могу заставить мужчину делать то, что мне хочется…» Размечтавшись, она словно опять почувствовала сладкий аромат сигареты. И вдруг вспомнила, что не слышала шагов на каменной лестнице. Неужели незнакомец не ушел?.. Нелепая мысль – жизнь не предлагает двух шансов подряд. И все же Виола была совершенно уверена, что он здесь. Она потихоньку встала, сняла с крючка на двери длинный белый халат и, лукаво улыбаясь, надела его. Она не знала, что будет дальше. Лишь подумала: вот потеха! Они с незнакомцем словно играли в какую-то приятную игру. Виола осторожно повернула ручку двери и сморщилась, закусив губу, когда щелкнул замок. Да, он был там – стоял, опершись на перила. Едва она выскользнула в коридор, он направился к ней.

– Что делать, – прошептала Виола, туго запахивая на себе халат. – Мне надо вниз за дровами. Брр! Как холодно!

– Дров нет, – отозвался незнакомец.

Виола негромко вскрикнула, будто от неожиданности, и вскинула голову.

– Опять вы, – насмешливо произнесла она, чувствуя на себе его веселый взгляд и вдыхая крепкий аромат хорошего табака.

– Хозяйка кричала, что не осталось дров. И я видел, как она только что отправилась их покупать.

«Ложь, все ложь!» – хотела крикнуть Виола.

Незнакомец подошел совсем близко и прошептал:

– Не хотите пригласить меня докурить сигарету в вашей комнате?

Виола кивнула.

– Заходите, если угодно!

В это мгновение случилось чудо. Комната Виолы совершенно преобразилась – она наполнилась мягким светом и ароматом гиацинтов. Даже мебель, казалось, стала другой. Виолу как будто озарило и она вспомнила детские праздники, когда разыгрывали шарады и одна команда покидала комнату, чтобы вернуться и представить некое слово – похоже на то, что она делала сейчас. Незнакомец сразу направился к камину и сел в кресло. Ей не хотелось, чтобы он заговаривал или приближался к ней – достаточно и того, что он был в ее комнате, уверенный в себе и счастливый. Виоле отчаянно нужно было знать, что рядом именно такой человек – ничего не знавший о ней, ничего от нее не требовавший – просто уверенный в себе. Виола подбежала к столу и обвила руками кувшин с гиацинтами.

– Прелесть! Прелесть! – восклицала она, погружая лицо в цветы, и жадно вдыхая их аромат.

Поглядев на гостя поверх букета, Виола засмеялась.

– А вы забавная малышка, – лениво проговорил он.

– Почему? Потому что я люблю цветы?

– Предпочел бы, чтобы вы любили еще кое-что, – неторопливо проговорил незнакомец.

Виола оторвала розовый лепесток и улыбнулась, глядя на него.

– Если вы позволите, я пришлю вам цветы. У нас вся комната будет в цветах, если вы любите их.

Ею голос немного испугал Виолу.

– О нет, спасибо – этого букета мне вполне достаточно.

– Мне кажется, нет, – поддразнил он ее.

«Как глупо!» – подумала Виола.

Она внимательно поглядела на незнакомца и обнаружила, что не такой уж он баловень судьбы: близко посаженные глаза, к тому же слишком маленькие. Даже страшно подумать, что он может оказаться дураком.

– Чем вы занимаетесь? – торопливо спросила Виола.

– Ничем.

– Совсем ничем?

– А почему я должен чем-то заниматься?

– О, только не подумайте, что я вас презираю за это – просто это звучит слишком прекрасно, чтобы быть правдой!

– Что «это»? – Он подался вперед. – Что звучит слишком прекрасно, чтобы быть правдой?

Увы – что есть, то есть: незнакомец оказался дураком.

– Полагаю, поиски фрейлейн Шефер занимают не все ваше время?

– О нет. – Он широко улыбнулся. – Неплохо сказано! Ей-богу, нет. Я люблю кататься на лошадях. А вы любите лошадей?

Виола кивнула.

– Люблю.

– Тогда вы должны как-нибудь поехать со мной – у меня есть великолепная пара серой масти. Ну как?

«Красиво же я буду выглядеть в той своей единственной шляпке», – подумала Виола, а вслух сказала:

– С удовольствием.

Ему понравилась ее сговорчивость.

– Как насчет завтра? Сначала ланч, потом прогулка.

В конце концов, это всего лишь игра.

– Хорошо. Завтра я свободна.

Оба молчали. Потом незнакомец похлопал себя по колену.

– Почему бы вам не сесть сюда?

Виола сделала вид, что не заметила этого жеста и повернулась к столу.

– Мне и здесь хорошо.

– Нет, нехорошо, – поддразнил он ее. – Идите-ка сюда и усаживайтесь ко мне на колени.

– Ну нет, – искренне возмутилась Виола и поправила волосы.

– Почему нет?

– Потому что не хочу.

– Ну же, идите, – нетерпеливо повторил мужчина.

Виола отрицательно покачала головой.

– И не подумаю.

Тогда незнакомец встал с кресла и сам подошел к ней.

– Забавная кошечка!

Он протянул руку, собираясь коснуться ее волос.

– Нет, – сказала Виола и соскользнула со стола. – Думаю, вам пора идти.

Она была по-настоящему испугана, и в голове осталась лишь одна мысль: «Надо избавиться от него, и чем быстрее, тем лучше».

– Ну, на самом-то деле вы ведь не хотите, чтобы я ушел?

– Хочу. Я очень занята.

– Занята… И чем же такая кошечка занимается?

– Очень многим.

Ей захотелось вытолкать его из комнаты и захлопнуть дверь. Идиот… дурак… Какое жестокое разочарование.

– Отчего же кошечка сердится? – спросил он. – Может быть, она чем-нибудь расстроена? Я хочу сказать, – перешел он на серьезный тон, – может быть, у вас финансовые затруднения? Вам нужны деньги? Я могу дать, если хотите!

«Деньги! Жми на тормоз – и не теряй головы!» – сказала она себе.

– Если вы меня поцелуете, я дам вам двести марок.

– Ага! Вот это условие! А я не хочу целовать вас – я вообще не люблю целоваться. Пожалуйста, уходите!

– Да нет, любите. Точно любите.

Он крепко взял ее за руки повыше локтей. Виола постаралась вырваться и сама удивилась, когда поняла, что злится.

– Отпустите меня немедленно! – закричала она.

Рука незнакомца скользнула девушке за спину, и он, как железным прутом, прижал ее к себе.

– Говорю вам, отпустите меня! Еще недоставало! Я совсем этого не хотела, когда пригласила вас в комнату. Как вы смеете?

– Что ж, поцелуйте меня, и я уйду!

Виола чувствовала себя по-дурацки, уворачиваясь от идиотского улыбающегося лица.

– Не буду целовать! Грубиян! Не буду!

Каким-то образом ей удалось выскользнуть из его объятий, она отбежала и прижалась спиной к стене, тяжело дыша.

– Уходите! – запинаясь, проговорила она. – Ну же, убирайтесь!

В эту минуту, когда он не прикасался к ней, Виола его не боялась. Она упивалась своим гневом.

– Подумать только, я разговаривала с таким, как вы!

Незнакомец покраснел от злости. За приоткрывшимися губами показались зубы; совсем как у пса, подумала Виола. Он снова набросился на нее, еще плотнее прижал к стене, и сам прижался к ней всем телом. На сей раз вырваться было невозможно.

– Я не буду вас целовать. Не буду. Перестаньте! Фу! Как собака! Вам надо поискать себе любовницу у фонарного столба. Мерзавец, негодяй!

Незнакомец не отвечал. С выражением нелепой решимости на лице он прижимался к ней все крепче. И даже не глядел на нее, когда выговаривал, задыхаясь:

– Тихо! Тихо!

– Черт! Ну почему мужчины такие сильные? – Виола заплакала. – Убирайтесь! Ты мне не нужен, грязный мерзавец. Я убью тебя! О боже, если бы у меня был нож.

– Не будь дурочкой – давай, ты же хорошая девочка!

Незнакомец тащил Виолу к кровати.

– Думаешь, я из доступных девиц? – крикнула Виола и, перегнувшись, вонзила зубы в перчатку.

– Ой, не надо, больно же!

Виолу это не остановило, и она мысленно сказала себе: «Слава богу, я додумалась до этого!»

– Хватит! Мегера… сука. – Он оттолкнул ее, и она с радостью заметила, что в глазах у него стоят слезы. – Больно ведь, – проговорил он, задыхаясь.

– Правильно. А как же иначе? Я еще не то сделаю, если ты опять полезешь ко мне.

Незнакомец схватился за шляпу.

– Нет уж, спасибо, – мрачно произнес он. – Но тебе это так не сойдет – я пожалуюсь твоей хозяйке.

– Ха! – Виола пожала плечами и засмеялась. – Я скажу ей, что ты ворвался ко мне и пытался меня изнасиловать. Кому она поверит? У тебя рука искусана. Лучше иди и поищи свою Шефер. – Волна настоящего счастья залила Виолу. Празднуя победу, она смотрела на него в упор. – Если не уберешься немедленно, я еще раз тебя укушу, – проговорила она и рассмеялась своим нелепым словам. Когда дверь за незнакомцем закрылась и когда шум его шагов затих на лестнице, она закружилась по комнате и рассмеялась.

Ну и утро! Надо будет запомнить. Итак, в первой битве победа осталась за ней – она справилась с мерзавцем своими силами. Правда, руки у нее все еще дрожали. Закатав рукав халата, Виола обнаружила красные пятна выше локтя. «У меня и на боках будут синяки. Вся буду в синяках, – подумала Виола. – Вот бы милый Казимир видел нас». Злости на Казимира как не бывало. Как бедняга может помочь ей, если у него совсем нет денег? В этом есть и ее вина – значит, она недостаточно помогает ему – ведь он, как и она, противостоит миру и сражается с ним. Поскорей бы было три часа. Виола представила, как бежит к нему и обнимает его за шею.

– Мое счастье! Мы обязательно победим! Ты еще любишь меня? Ох, я ужасно вела себя сегодня.