Текст книги "Нежная победа"

Автор книги: Кэтрин Мэлори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 7

В тысячный раз Робин всматривалась в линии его лица и обрамленный волосами лоб. И во сне его тело сохраняло напряжение мускулатуры, наполнявшей его такой энергией, когда он бодрствовал.

Что-то шевельнулось в ее сердце, и она с усилием отвела глаза. Даже просто рассматривать его было рискованно для нее. В какой-то момент она хотела тайком уйти в дом, пока он спал. Однако эта мысль не превратилась в поступок. Робин была слишком расслабленна, чтобы решиться на какое-либо действие, требующее усилий, и, наслаждаясь солнечным теплом, разлеглась, как ленивая кошка. Она засунула руку в свою плетеную корзинку и достала толстый роман, который пыталась читать в свободные минуты. Книжная закладка едва отмечала четверть книги.

Надев солнечные очки, чтобы от страниц не так сильно отсвечивало, она пыталась вникнуть в смысл прочитанного. Ей это не удавалось. Слова принимали неясные очертания, а мысли по-прежнему бродили где-то возле Стюарта.

У нее было чувство замечательной опасности оттого, что она сейчас с ним одна на покрывале, брошенном на мягкую траву, в каком-то далеком поле. Конечно, ей и раньше приходилось испытывать такое головокружение. Но теперь это не имело значения. Важно было то, что он был рядом. Заложив книгу пальцем, она думала о том, что его присутствие вызывает в ней какую-то дрожь. Стюарт заставил ее глубже чувствовать себя и еще глубже понять себя как женщину. Многие мужчины говорили ей, что она красива, но каждый раз его слова звучали так, словно слышала это в первый раз. Из-за него она совсем по-другому задумалась о своей сексуальности и о том, из-за чего они были разными.

Внезапно облако загородило солнце. Сразу стало прохладнее, и Робин поняла, как нужен ей этот мужчина. Всю прошлую неделю у нее было такое же ощущение оторванности, как от единственного надежного источника тепла и жизни во всем мире.

Книга выпала у нее из рук, когда осознание того, с чем она боролась, вдруг со всей ясностью пронзило ее. Она влюблялась в него!..

Робин даже почувствовала огромное облегчение оттого, что наконец приняла это для себя как факт. И все же в следующий момент это новое, приведшее ее в смятение понимание вернуло ее на землю. Она влюблена! Это меняло абсолютно все, о чем страшно было подумать.

А подумать все-таки нужно. Нужно принимать решения и не бояться смотреть им в лицо.

Но вскоре мысли начали предательски путаться, веки потяжелели, и стало трудно удерживать голову прямо. Робин положила ее на сгиб локтя, чувствуя себя совершенно опьяневшей. Она посопротивлялась, но это было тщетно. Словно пелена опустилась на ее сознание, и ее последняя хмельная мысль была о том, как все это нелепо: самый важный момент жизни, а она спит!

Робин проснулась и сразу почувствовала смятение. Ей снилось… Нет, это был не сон. Нежно убаюкивая, руки Стюарта обнимали ее. Несколько раз раньше во сне она видела себя в его объятиях. Голова девушки удобно покоилась на его плече, пальцы вцепились в его рубашку. Вздрогнув, она резко вскочила, разорвав кольцо его сильных рук. Глаза слепило солнце – он снял с нее солнечные очки. Постепенно привыкнув к свету, она увидела, что солнце уже касается верхушек деревьев, стоящих поодаль. Тени сосен легли на их покрывало. Был уже ранний вечер.

Стюарт весело смотрел на нее.

– Привет! Ты спала так крепко, что я подумал, тебя придется будить бомбой.

Звук его голоса действовал, как мягкое снотворное, но она боролась с этим.

– Лучше бы ты не позволял мне это!

– Что именно? Приютиться в моих руках? Почему? Это было такое наслаждение! Выражение твоего лица было мягким и кротким, как у ребенка.

Теперь она окончательно пришла в себя. Буря противоречивых эмоций охватила ее. И каждая стремилась взять верх. Часть ее хотела в панике убежать – и чем дальше, тем лучше. Другая часть хотела снова утонуть в его руках и с замирающим сердцем отдаться удовольствию.

Ой подобрал брошенную книгу и взглянул на название.

– «Война и мир». Слишком серьезная тема для выходного дня. – Он раскрыл ее на закладке. – Что сейчас – война или мир?

– Всего понемногу, – ответила она.

Он вернул книгу и потянулся к пальцам ее руки. Мягко по очереди целуя кончики, он слегка сжимал их губами. От этого простого жеста она испытала мощный эротический шок.

Робин вырвала руку.

– Я хочу вина, – быстро произнесла она.

Он пристально и долго смотрел на нее, давая понять, что его не введешь в заблуждение таким приемом. Он абсолютно точно знал, что в этот момент она хотела его.

– Разумеется, – сказал он, соглашаясь с ее просьбой. И не поспешил выполнить ее.

Ты знаешь, если бы я встретил тебя несколько лет назад, я бы почти обезумел от нетерпения заняться любовью с тобой. Но я изменился. И теперь нахожу более приятным вкушать предощущение.

Она уловила скрытый смысл. Он не собирался больше ей позволять скрывать свои желания. У нее перехватило дыхание.

– О?! Уж не хочешь ли ты сказать, что в конце концов надеешься на успех?

– Надеюсь, – подтвердил он.

Стюарт поднялся и принес вторую бутылку вина. Она запотела, и Робин отвлеченно подумала, что в корзинке, должно быть, есть холодильник для вина.

Она не могла долго задерживаться на отвлекающих ее мыслях. Он вытащил пробку и налил вино в бокалы – ровно столько, чтобы залить дольки персиков, которые до сих пор оставались на дне. Они молча отпили несколько глотков, пристально всматриваясь вдаль. Ранний вечер медленно занимался янтарным цветом, но Робин ничего не замечала. Она ощущала только этого мужчину, сидящего в мучительной близости от нее. Она слишком сильно хотела его, и это было слишком скверно.

– Стюарт, я хочу вернуться.

– Нет!..

Она с удивлением посмотрела на него. Его категорический отказ был неожиданным.

– Я не готов. Мне сейчас хорошо, – обстоятельно объяснил он.

– Отведи меня назад! – потребовала Робин.

Непреклонное выражение его лица было таким же, как у нее.

– Не сейчас. Нам надо кое-что решить.

– Что?

– Куда мы с тобой идем.

– Мы идем в Броган-Хаус, и прямо сейчас!

– Я имею в виду, куда мы идем в наших отношениях.

Робин стиснула зубы. Незачем это обсуждать.

– Никуда.

– Черт возьми! – взорвался он. – Ты что за сцены здесь разыгрываешь? Я же не дурак! Ты слишком красива, чтобы потерять самообладание, но в тебе кипит страсть. И она готова взорваться. Ты не можешь притворяться, что это не так.

– Что из этого? Почему я должна что-то делать с этим? – У нее чуть не сорвался голос. Ее взгляд умолял закончить пытку. Его глаза были холодны, как сталь.

– Потому что ты хочешь что-нибудь с этим сделать. Ты хочешь заставить меня заняться с тобой любовью.

– Я…

– Ты любишь меня.

Она не знала, что ответить. Отрицание лишь убедило бы его в правоте. Робин не могла уклониться от правды. Ее волосы разлетелись по плечам, когда она, резко тряхнув головой, отстранилась от него.

Наступила минута тягостного молчания.

Затем она почувствовала нежное прикосновение его руки к своему плечу и услышала мягкий голос:

– Робин, скажи, что беспокоит тебя? На прошлой неделе ты была убийственно враждебна ко мне. Не держи эту злость в себе. Скажи, что не так?

– Все не так! – воскликнула она. Она повернулась к нему, но глаза ей застилали слезы. – Я хочу тебя, но не могу пойти на этот шаг! Посмотри правде в глаза, Стюарт! Мы совершенно разные люди, у нас совершенно разная жизнь. Мы чужие!

– Возможно, – терпеливо начал объяснять он. – У нас впереди целое лето, чтобы узнать друг друга, если мы захотим. А почему бы нам не захотеть? В конце концов мы оба пожалеем, если упустим такую возможность.

Снова он воздвиг эту непроницаемую стену логики. Он был прав: существовало нечто такое, что притягивало их. Искушение отдаться ему могло обернуться чем-то редкостным и особенным или чем-то губительным. Она этого никогда не узнает, если не попробует.

– Как у тебя все просто! – упрекнула она. – Ты предлагаешь заняться любовью так небрежно, словно нам нечего терять.

– Нечего. Мы можем только приобрести, – возразил он. – Ты сейчас не очень разумна, Робин.

– Я боюсь! – вырвалось у нее. – Я боюсь того, что ты заставляешь всю меня дрожать, когда целуешь, и того, что я совсем теряюсь в мыслях, когда ты рядом.

– Естественно. Ты любишь.

– Да! – Признаваться было и радостно, и больно. – Да, люблю! И поэтому очень важно, будем ли мы физически близки с тобой или нет! Если мы станем любовниками, а потом ты уйдешь от меня, то я умру тысячи раз!

Стюарт задумался.

– Есть такой риск.

– И я не уверена, что у меня есть мужество выдержать, – сказала она. Слеза покатилась по ее щеке; она нетерпеливо схватила салфетку и вытерла ее. – Как же я могу пойти на это, если у нас нет будущего!

Он задумчиво взял бокал и провел пальцем по ободку.

– Я не могу предсказать будущее, Робин. Я могу лишь заглянуть в свое сердце и быть честным в моих чувствах. И я увидел, что начинаю любить тебя.

Его слова прошли сквозь нее, как электрический удар. Робин была изумлена, она и не смела надеяться, что такое возможно. Ее темные глаза широко распахнулись в немом вопросе.

– Смешно, но я никогда не ожидал, что такие чувства придут ко мне вновь, – продолжал он. – Иногда мне казалось, что я выше такой простой штуки, как любовь, иногда я спрашивал себя, может быть, я бесчувственный истукан, потому что не смог справиться с таким сложным чувством, как любовь. Теперь я вижу, что нужно было всего лишь найти свою женщину. Тебя.

Время остановилось. Она хотела рассказать – выплеснуть любовь, которая созрела в ней и готова была вырваться наружу, – но на сердце оставалась тяжесть.

– Ты для меня не просто временное наваждение, Робин, если это то, о чем ты беспокоишься. Я готов сделать все, что могу, чтобы продлить наши отношения. Что еще я могу обещать?

Ничего, она это знала. Не зная, что сказать, она осушила бокал и достала дольку персика со дна. Она откусила половинку и собиралась бросить остаток обратно, когда Стюарт нежно перехватил ее кисть.

– Подожди.

Он поднес ее руку ко рту и съел вторую половинку.

Молчание тянулось бесконечно долго, и она очутилась в его руках, прижатая к его твердой груди; их губы встретились с одинаковой и растущей страстью, жадно наслаждаясь остатками вина и персика. Ее руки обхватили его широкую спину, а Стюарт оторвал губы, ища ее взгляд.

– Пожалуйста, не сопротивляйся больше тому, что происходит между нами. Это невыносимо!

Робин видела его боль и знала, что это правда. Ей это тоже причиняло огромные мучения. Она поняла, что хотела его с самого первого дня их встречи, и с тех пор это неисполненное желание не давало ей душевного покоя каждый день.

Полюби меня! – выдохнула она. – Пожалуйста!

– Мне кажется, что я ждал сотни лет, пока ты скажешь это, – хрипло прошептал он.

Он снова целовал ее в губы, и волна сексуального напряжения переполнила ее. Она не могла остановиться в своем стремлении почувствовать его. Она изо всей силы прижималась к мужскому телу. Его желание было таким же сильным. Его язык раздвинул ее губы и вторгся в рот, исследуя самые потаенные уголки. Они уже стояли на коленях, держа друг друга в крепких объятиях. Руки Стюарта ласкали ее спину, опускаясь все ниже и все сильнее притягивая к себе девушку. Она нетерпеливо вдавила в него свои бедра, и немой стон донесся из самой глубины его горла. Его губы начали путешествие по шее, и одновременно руки приподняли бюстгальтер и накрыли ее крепкие груди. Большие пальцы легли на чувствительные соски, и они упруго затвердели.

Стюарт начал снимать с нее одежду. Она остановила его, удержав за кисти рук:

– Здесь?

Он кивнул.

На несколько миль вокруг никого нет. Нам никто не помешает.

Робин никогда раньше не занималась любовью и даже никогда не раздевалась донага под открытым небом. Эта мысль немного отрезвила ее, но это колебание улетучилось с новым поцелуем.

«Почему бы и нет?» – подумала она и выбросила из головы все общепринятые правила морали. Стюарт поставил с ног на голову все ее ожидания. У нее в голове крутилось множество незаданных вопросов, но ни один из них не имел сейчас никакого значения. Он любил ее – этого было более чем достаточно.

Поднявшись, он помог ей встать на ноги. Она затрепетала, когда Стюарт снимал с нее бюстгальтер. Его глаза заблестели, когда он взялся за ее налившиеся желанием груди безупречной формы. Она приложила все усилия, чтобы устоять под его изучающим взглядом, и ей это удалось, ведая, что он хочет выпить каждую частичку ее тела так же, как она стремилась запомнить каждый дюйм его тела. Он провел ниточку поцелуев на груди, опускаясь на колени, чтобы расстегнуть юбку. Робин поежилась от странного чувства радости, когда юбка соскользнула по ногам вниз вместе с кружевными трусиками. Теплый ветерок заиграл на ее обнаженной коже. Она уже сняла свои белые босоножки и босиком сошла с одеяла.

Было немножко странно, но вместе с тем совсем естественно стоять перед ним совершенно обнаженной. Ее грудь приподнялась, когда она, не стыдясь и подняв обе руки, откинула волосы назад.

Он вздохнул и смял девушку в руках. Одежда Стюарта грубо царапала ее мягкую кожу. Его руки нежно двигались по обнаженной спине Робин.

– Ложись! – приказал он неожиданно.

Она легла, откинувшись на пятнистые тени шерстяного покрывала, неровно бугрившегося на жесткой траве.

Робин слышала только пение птиц и шуршание ветра, пока он снимал одежду. Она с интересом наблюдала, как на свет появлялось совершенство тела любимого мужчины.

Он лег рядом с ней. Под ее пальцами его кожа была твердой и гладкой, а его губы снова искали отзывчивые на ласки точки на ее шее. Она застонала, чувствуя, как требовательная жажда ощущений брала над ней верх.

– Ты такая… невероятно красивая… – прошептал он, дразня ее губы короткими мягкими поцелуями.

И нечем было погасить огонь, который бушевал внутри нее. Кожа внезапно вспыхнула жаром, и она захотела ощутить каждой своей клеточкой его прикосновения. Она положила руку Стюарта себе на грудь и провела своей по его животу.

Она услышала его быстрый вздох возле самого уха.

– Ох, Робин, – сдерживая себя, прошептал он. – Если бы ты знала, как искушаешь меня!

Он ласкал ее руками и губами, а затем прижал Робин к земле весом своего тела в искусном согласии с желаниями девушки. Его прикосновения пламенем проходили по ее телу. Его язык влажно обводил трепещущие соски. Он довел ее до неистовства, и она стала хватать ртом воздух.

Потом его губы стали, терзая, исследовать мягкую кожу живота и внутренней стороны бедер. Робин извивалась в экстазе. Ее пальцы вплелись в его волосы. Удовольствие от прикосновений этого мужчины превзошло все, что она до этого испытывала.

Глаза Стюарта весело заблестели, когда в ее умоляющих глазах он увидел ненасытный голод. Ее шелковистые черные волосы в беспорядке рассыпались вокруг головы, пушистая челка сбилась в сторону. Он знал, что Робин принадлежала ему – полностью, до конца.

– Моя ведьмочка. Такая холодная всегда, а сейчас такая горячая. Я люблю чувствовать твое великолепное, неуправляемое, жаркое тело. Сколько помню себя, я всегда мечтал о такой женщине, как ты.

Какое-то воспоминание выскочило из закоулков памяти. Что-то подобное Стюарт уже говорил, когда они встретились в первый день. Она понимала: для нее это чрезвычайно важно, но мысль улетучилась прежде, чем она успела уловить ее. Он ласкал Робин так, что лишал способности соображать, и до основания разрушал все, что вмещает в себя разум. Он коленями раздвинул ее ноги, налегая всем весом. Лежа под ним, она выгнулась, прижавшись к нему, страдая от невыносимого желания из-за того, что он мучил ее короткими, отрывистыми движениями.

– С-Стюарт, пожалуйста… давай!

Одним невероятно нежным, ослепляющим движением он вошел в нее, наполняя и ошеломляя ее. Робин крепко обвила его руками и ногами, стараясь ближе прижать Стюарта. Обнимая его, она словно обнимала весь мир – поле, холмы вдалеке, высокую голубизну неба…

Вначале его движения были медленными, не спеша направляя их вверх, в царство, в котором тела любимых сливаются в одно целое. Она охотно подчинилась ему, чувствуя его удовольствие как свое собственное. Объединенные одним желанием, одной целью, они с замирающим дыханием вовлеклись в вихрь ощущений. Мгновение парения на пороге наивысшего наслаждения, и обвал через пик ни с чем не сравнимого удовольствия.

Чувства Робин полыхали, сливаясь в череде мелькавших, как белые молнии, вспышек. Она цепко держала его, в экстазе вскрикнув в минуту освобождения. Он сразу же ответил ей вздохом в полную грудь, и они разом лишились сил, обвивая друг друга и падая сквозь темноту…

Следующий месяц для Робин был одиссеей, наполненной чувствами. Они снова и снова встречались для любви. Каждый раз это было будто впервые, и каждый раз – потому что с ней был Стюарт – одинаково нежно.

Но она наслаждалась не только физическими ощущениями. У нее были и другие удовольствия, которые Робин любила не меньше: увидеть, как он внезапно появляется в конце коридора, прогуляться вдвоем в сумерках, проснуться рано утром в его кровати.

Прошло несколько дней, прежде чем она догадалась, что старомодная прислуга, ежедневно приходившая для уборки, находила ее постель нетронутой. Робин подумала о том, что, может быть, стоит по утрам сминать простыни, но потом решила, что бессмысленно притворяться. Да пусть хоть весь мир узнает о том, что они спят вместе, и ей было все равно! Они любили друг друга, и это все оправдывало.

Их разговорам не было конца и края. Они беседовали за долгими обедами в своем любимом ресторане и в длинные дождливые воскресные вечера, когда они, скрестив ноги, сидели среди кусков брезента и ведер со штукатуркой в большом бальном зале. Они разговаривали поздней ночью над бутылочкой сухого красного вина, и ей приходилось вставать совсем измотанной, проспав лишь несколько часов. Их беседы были и просты, и глубоки. Они рассказывали друг другу о своей жизни, и иногда, слушая его, Робин удивлялась собственному впечатлению, словно кто-то говорил о ее собственной юности. Внешние обстоятельства их жизни были очень разные, но развитие их внутреннего содержания шло параллельными дорогами.

Стюарт был старше и более опытен, чем она. Ему приходилось спускаться по темным тропинкам души, о которых Робин никогда не догадывалась. Когда он описывал свой жизненный путь, она могла только смотреть тревожными глазами, не всегда понимая, но тем не менее ощущая боль, которую ему пришлось испытать.

И только будущее они не обсуждали. Существовало лишь настоящее и счастливая реальность быть вместе с любимым мужчиной.

Уходили в прошлое летние, жаркие, кончавшиеся длинными вечерами дни, и Броган-Хаус превращался в их маленький, закрытый мир. Рабочие, прислуга, садовники, посыльные – все они приходили в этот мир каждый день, но они казались ненастоящими. Они были как немые роли на сцене. Более живым казался сам дом.

Робин изучила каждый дюйм этого памятника архитектуры. Она осмотрела его с подрядчиком и наблюдала, как сносятся его обветшалые, старые части, оголялся его остов. Поначалу было странно и неудобно видеть, что на ночь он остается в таком печальном виде, в то время как она и Стюарт так счастливы вместе. Как свою собственную, она чувствовала наготу и беззащитность Броган-Хауса. Впрочем, он так же постепенно, как ее осознание самой себя, восстанавливался. Снова становились прочными стены, и на них стала появляться свежая краска. Она видела не только его внешнюю красоту. Было нечто волшебное в Броган-Хаусе. Это был мир теплоты, неторопливых летних вечеров, тайных уголков и, конечно же, Стюарта – смеющегося и колкого, неотразимого и раздражающего – главного волшебника…

Построенная ими хрупкая иллюзия счастья вдвоем разлетелась вдребезги жарким утром в начале августа. В коротких шортах и красной тенниске Робин вышла из бального зала, где она проверяла ход реставрации фигурной лепнины на потолке.

В бальном зале Робин сразу остановилась, увидев двух стоявших там людей. Не сразу, но она узнала их с той репетиции со Стюартом. Они были из его группы. Высокий, стройный, с вьющимися волосами был Десмонд – бас-гитарист. Она решила, что другой, должно быть, Джон, ударник. Джон показывал пальцем на потолок, но когда она вошла, посмотрел на нее.

– Привет! – бодро сказал Десмонд, оглядывая ее стройные, гладкие ноги. – Ты, наверное, Робин? Стю где-то здесь? Мы хотели спросить, где разгружать фургон.

– Фургон? Я скажу ему, что вы здесь Подождите.

Озадаченная, она прошла в его комнату Стюарт уже проснулся и валялся на королевских размеров кровати, одетый только в джинсы. Он листал газету.

– Стюарт! Приехали Десмонд и Джон!

Он поднял на нее глаза.

– В самом деле? Один раз приехали слишком рано.

Робин смутилась.

– Ты ждал их?

– Конечно, – сказал он, скатываясь с кровати. – Сегодня мы снова начинаем репетировать, разве не помнишь?

– Нет.

Он сунул ноги в тапочки.

– Мы говорили об этом на прошлой неделе. Помнишь, мы ходили в поле на пикник?

– Я… – Она хорошо помнила тот вечер. Они еще раз сходили на то поле, где он полюбил ее в первый раз, и снова утонули в своих телах, когда солнце красиво опускалось в пурпурно-оранжевый слепящий свет.

Вставая, Стюарт усмехнулся:

– Хотя, мне кажется, ты не помнишь ничего, что в ту ночь было сказано, не так ли?

– Нет, – созналась она.

– Хорошо, я говорил тебе, что я просто должен подготовиться к этому турне. Оно продлится меньше месяца… – Направляясь к двери, он поцеловал ее в лоб. – Из-за тебя я отодвигал его, как мог, но сейчас я должен вернуться к работе. Я устроил так, что могу остаться здесь, с тобой, чуть дольше.

– Что ты имеешь в виду? – Она шла за ним в зал, стараясь поспевать за его широким шагом.

– Мы вначале собирались репетировать в Бостоне, но поедем туда только за неделю до начала концертного турне, чтобы прогнать все шоу вместе со звукооператорами и осветителями. А до тех пор я заманил всю группу на две недели обещанием солнечного света и деревенского воздуха.

– Но где мы их разместим?

Покраска в спальнях южного крыла уже закончена, так? Там они и будут жить. Не беспокойся: прислуга возьмет на себя все.

Но где вы будете репетировать? Не в бальном же зале! Вся штукатурка слетит от такого шума.

Он рассмеялся:

– Это точно. Я приказал поставить прожекторы в солярии; он теперь весь опутан проводами прожекторов и кабелями питания для усилителей. Мы будем работать там.

Стюарт пошел в зал здороваться со своими музыкантами, и Робин, сбитая с толку, осталась одна.

Разве он предупреждал ее, что его группа будет жить здесь? Она не была в этом уверена. Впервые Робин поняла, что едва прислушивалась к тому, о чем он с ней говорит. Разве так можно? Зачастую она лишь смотрела на него во все глаза, запоминая каждое его новое выражение, и это поглощало все ее внимание.

Остальные члены группы приехали после обеда, и к вечеру звуки завывающих гитар и сокрушительных барабанов уже заглушали даже шум работы. Перед ужином они позвонили в город, и вскоре к ним прибыл рассыльный фургон с дюжиной гигантских двойных бутербродов и ящиком холодного пива.

Робин снова перестала видеть Стюарта, пока он, уставший, не добирался до кровати в два часа ночи. Он обнимал ее, но уже через пару минут засыпал, и она слушала его ровное дыхание.

К ее нарастающему неудовольствию, такие отношения продолжались еще две недели. С полудня до поздней ночи их музыка раздавалась по всему поместью. Одну за другой она прослушала аранжировки, переложенные Стюартом с рояля на грохочущие гитарные струны с ритмичным сопровождением басов и ударных.

Потихоньку Робин начинала ненавидеть эти звуки. Они постоянно напоминали, что Стюарт, находящийся так близко, в то же время так далек от нее! Теперь она даже мечтала, чтобы он уехал в Бостон. После месяца такой близости с ним было обидно не иметь даже возможности прислониться к нему тогда, когда хотелось, и обвить его руками. Хуже того: она скучала по тем вечерам, когда он увлекал ее в постель, смеющуюся и протестующую, еще до того, как садилось солнце.

Пять членов его группы в те редкие случаи, когда она сталкивалась с ними, были безупречно вежливы с ней. Робин знала, что они и не могли по-другому относиться к ней: все знали, что она новая «леди» босса. И даже за их скрытым любопытством она ощущала обиженную настороженность, словно именно она захватила Броган-Хаус. Все это похоже на какой-то мальчишеский клуб, решила она. Девочек сюда не принимают.

Она гораздо лучше поняла их отношение, когда однажды пробралась в солярий, чтобы Стюарт расписался на чеке. Звук, включенный на полную мощность, внушал благоговейный страх. Была какая-то пугающая атмосфера неограниченной мощи, но для музыкантов это была кровь жизни и энергии, которая сплавляла их в нечто единое целое.

В ожидании окончания быстрого, мчащегося во весь опор музыкального номера она впервые поняла, как тяжела их работа, как трудно им было найти свой собственный стиль! Во время перерывов она видела, как на заднем дворе они смеялись и бросали летающий диск – точь-в-точь как беззаботные студенты, но за работой они были профессионалы. Они полностью сосредоточивались и отдавались работе.

После стольких лет такой совместной работы было неудивительно, что они старались беречь друг друга. Как признался Стюарт, она была для него хорошим средством отдыха. А все, что отвлекало Стюарта, было угрозой единству группы – если не вспоминать их доходный бизнес.

Конечно, им не стоило беспокоиться. Сейчас она видела, что, несмотря на сладкие, почти фантастические денечки, которые они провели вместе, Стюарт нисколько не изменился. Его анархический, свободолюбивый дух по-прежнему звучал в его песнях. Он целиком был предан этой музыке – нет, всему образу жизни, который она не понимала и в котором она не принимала участия.

Это была жизнь «на колесах». Романтическая «ночная» жизнь постоянных разъездов. Он говорил ей, что это очень изнурительно, и все же, хотя он больше не испытывал нужды в деньгах, Стюарт продолжал работать на износ в студиях записи и в турне. Очевидно, он заполнял этим какую-то глубокую, первичную для него потребность – потребность, не имевшую ничего общего с Робин.

Постепенно многое из того, о чем ей говорил в то лето Стюарт, начинало пугать ее своей реальностью. Он описывал ей свое состояние, возникающее при взгляде на таинственный свет, царивший в сумеречном мире задника сцены, перед их выходом. Если им приходилось задержаться по какой-то технической причине, то из двадцатипятитысячной толпы слушателей обязательно раздавались нетерпеливые хлопки и улюлюканье в ритмах диких племен. И обязательно раздавался рев одобрения, когда наконец гаснет освещение зала, и еще более громкий рев, когда блуждающие прожекторы освещают сцену – и они начинают играть.

Какое место занимала она в этом мире? Как она могла надеяться отстоять у двадцати пяти тысяч орущих фанов право на Стюарта? Та ее часть, что отличалась рациональностью, знала, что глупо ревновать его к группе и к безликой массе поклонников. Не раз Стюарт говорил ей, как холодно и одиноко бывало ему на сцене и какой теплотой, близостью отличались часы и дни, проведенные ими вместе! И все же теперь, когда Стюарт неожиданно погрузился в работу, именно она почувствовала одиночество. Броган-Хаус уже больше напоминал не райский уголок, а хрупкий романтический фарс.

Лето быстро ускользало от них. После двухнедельных репетиций будет небольшой трехдневный перерыв, а затем Стюарт должен будет поехать в Бостон. Там ему предстоит последняя неделя подготовки перед турне. Реквизит на грузовиках отвезут в Лос-Анджелес на открытие шоу, и он снова отправится в дорогу, в ту жизнь, которая ему явно больше по нраву.

Вместе с тем Робин понимала, что ее работа в Броган-Хаусе почти подошла к концу. Почти все счета от подрядчика уже пришли, и Робин их дважды очень внимательно проверила. Это было все, что поручал ей Джерри. Он наверняка захочет, чтобы после окончания работ Робин вернулась на свое место в «Массачусетс историкл траст». Что будет после того, как обстоятельства разведут их по разным дорогам?

Она знала, что поступала очень глупо, избегая расспрашивать Стюарта о будущем, но теперь ей придется. Ее психика могла не выдержать такого напряжения.

Но пока не уедет его группа, вряд ли представится возможность начать этот рискованный разговор. Робин нервно считала дни, наполовину страшась, наполовину страстно желая того момента, когда они снова останутся одни.

Как это часто происходит, произошло еще одно непредвиденное обстоятельство. В то утро, когда группа собиралась уехать, из Бостона позвонил Джерри:

– Робин? Я знаю, ты очень занята, но нужно, чтобы ты на один день вернулась на работу: возникло несколько маленьких вопросов, которые только ты можешь решить.

Моментально растерявшись, она даже не знала, что ответить своему шефу.

– Это может подождать несколько дней?

– Понимаешь, я бы хотел, чтобы ты вернулась завтра. Два-три дела довольно-таки срочные.

Робин ругнулась про себя. Втайне она уже решила провести весь следующий день – свой день рождения – со Стюартом. Но не могла же она сообщить об этом Джерри. В конце концов она была еще служащей в «Массачусетс историкл траст».

– М-м… Хорошо. Кажется, к вечеру я постараюсь взять в аренду машину в Спрингфилде. Завтра рано утром я выеду. Вы уверены, что все это займет не больше одного дня? Я бы хотела вернуться завтра же вечером, если можно.

– Я полагаю, что это возможно, – произнес Джерри. – До встречи завтра.

– Хорошо. До свидания, Джерри.

Неожиданно для нее, когда на следующий день она выехала на арендованной машине в сторону Бостона, от счастья у нее на душе было легко. Проснувшись утром, она попыталась потихоньку выбраться из кровати, но обнаружила, что Стюарт уже не спит. Он снова затянул ее под одеяло и принялся звучно целовать:

– Поздравляю с двадцать восьмым днем рождения, красавица!

Ты знаешь? – удивилась она. Из-за того, что она вообще не любила болтать о своем дне рождения, она и ему не сказала ни слова. – Как ты это узнал?

– Я подглядел в твои водительские права, – широко улыбнулся он. – Ну, была ли ты послушной девочкой в этом году?

– М-м… Да!

– Тогда у меня для тебя специальный сюрприз, когда ты вернешься сегодня вечером домой.

Слово «дом» наполнило ее нежностью.

– О! Дай его сейчас!

– Нет, – он покачал головой. – Я хочу, чтобы ты спешила вернуться ко мне. Поэтому я немного тебя поддразню.

Однако, приближаясь к знакомым очертаниям Бостона, обещание загадочного сюрприза Стюарта немного стерлось в ее памяти. Все страхи, переполнявшие ее предыдущие две недели, снова овладели ею. Они даже стали еще сильнее, когда к обеду она вернулась в свою квартирку на Бейкон-Хилл забрать почту и кое-что из одежды. Открыв дверь и войдя в знакомую, уютную комнату, она резко остановилась. На секунду она почувствовала, что никуда не уезжала, – словно не было нескольких недель в Броган-Хаусе.