355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кэтрин Ласки » Наследник » Текст книги (страница 4)
Наследник
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:18

Текст книги "Наследник"


Автор книги: Кэтрин Ласки



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Вопрос жизни и смерти

– Ты знаешь, что такое скрумы, мой птенчик? – спросила Нира.

– Ну, немножко… Мам, я отлично летаю и уже убил свою первую дичь. Когда ты перестанешь называть меня птенчиком? У меня же скоро Особая церемония!

– Да, сынок, ты прав. Но пока ты ее еще не прошел, верно? Кроме того, позволь мне подольше называть тебя птенчиком, – тихонько проворковала Нира. – После Особой церемонии я уже никогда не смогу назвать тебя так… Ты перестанешь быть совенком и станешь совой. И не просто совой! Ты будешь солдатом. Сова может стать настоящим солдатом только в том случае, если храбро пройдет Особую церемонию, которую мы называем ТРОЗ.

– ТРОЗ? Кажется, я уже где-то слышал это слово, – пробормотал Нирок.

– Это означает Титонический Ритуал Особого Значения.

– Но в чем состоит этот особый ритуал? Когда ты мне про него расскажешь? Что я должен буду сделать?

– Сегодня я расскажу тебе кое-что. Но сначала ты должен выслушать историю о скрумах и о своем происхождении.

И Нира начала свой рассказ.

– Скрумы, мой дорогой, это души умерших сов, которые не могут обрести покой, потому что на земле у них остались незаконченные дела. – Нира моргнула. Ее черные глаза, похожие на блестящие камушки на речном берегу, устремились куда-то вдаль, словно заглянули в иное место, в иное время, в иную ночь.

Нирок невольно подумал, что в его маме есть что-то страшное. Сейчас он боялся ее, но не так, как всегда. Обычно он боялся, что сделал или сказал что-то не то, или задал вопрос, которого не следовало задавать. Новый страх был совсем другим. Его мать впала в какое-то забытье и странным, тягучим голосом запела:

 
Три скрума ко мне явились днем —
Пророчество принесли.
Сказали – быть Нироку королем
Всей совиной земли.
Если же Нирок себя победит,
Слава о нем на весь мир прогремит.
 

Глаза Нирока радостно сверкнули.

– Я буду королем, да? Что это значит? Я стану главнокомандующим, как мой отец?

– Да, птенчик. Но только после того, как пройдешь Особую церемонию. Ты слышал, что сказано в пророчестве. Тебе придется нелегко, но ты будешь обязан победить самого себя!

– Скажи же, наконец, что мне нужно будет сделать?

– Особая церемония, это своего рода жертвоприношение. Но не только. Ты должен будешь совершить очень смелый – и очень кровавый – поступок.

– Кровавый поступок? Жертвоприношение? Что это значит?

– Совершить жертвоприношение означает принести жертву. Ты должен отдать то, что очень дорого для тебя. Показать, что ты можешь быть выше своих привязанностей.

– Я понял! Нужно будет убить какую-нибудь вкусную дичь, но не съесть ее, да?

Глаза Ниры заблестели от сдерживаемого смеха.

– Почти угадал! Но полностью я объясню тебе все позже, перед самой церемонией.

Интересно, чем он должен будет пожертвовать? Может быть, сороконожками? Нирок обожал сороконожек. Но что-то подсказывало ему, что сороконожками тут не обойтись. Уж больно они мелкие, а потом, в них совсем нет крови. Наверное, нужно будет убить лису… или кого-нибудь еще крупнее.

«Что если меня попросят убить пленника?» – Нирок зажмурился. Он не хотел – не собирался! – даже думать об этом.

Что-то подсказывало ему, что предстоящая церемония имеет какое-то отношение к отцовским боевым когтям. Он был почти в этом уверен. Ну конечно, от него потребуется убить кого-нибудь этим когтями! Не зря же мама хранит для него отцовское наследство.

Это особенные когти, как и маска, которая до сих пор висит у них в гнезде. Честно говоря, Нирока тошнило от этой маски. Каждый раз при взгляде на нее у него комок подступал к горлу.

Зато на боевые когти он готов был смотреть с заката до рассвета. Они притягивали его, они его воодушевляли. Нирок учился и старался только ради этих когтей. Они воспламеняли его честолюбие, побуждали его к новым и новым достижениями.

«Скоро ты вырастешь, и отцовские когти станут тебе впору…Ты рожден, чтобы носить их в бою. Посмотри на них хорошенько, мой наследник!»

Никто не знал, как хорошо он изучил эти когти, и как страстно мечтал обладать ими!

– Но сначала, – продолжала Нира, – ты должен научиться ненавидеть.

При этих словах она так и впилась глазами в лицо сына.

– Ненавидеть? Почему ненавидеть?

– Ненависть дает силу, дитя мое. Огромную силу.

– Но я… я до сих пор никого никогда не ненавидел.

– Всему свое время, мой птенчик, – усмехнулась мать. – Я помогу тебе в этом деле. Это вопрос жизни и смерти, мой бесценный.

Непонятный ужас всколыхнулся в желудке Нирока. Он боялся показаться матери трусом. Он постарается быть храбрым. И, как всегда в трудный момент, Нирок стал призывать на помощь свои воспоминания о боевых когтях отца.

– Ты… ты поможешь мне?

– Разумеется, детка. Я ведь твоя мать. Все матери учат своих птенчиков.

– Учат ненавидеть? Нира кивнула.

– И вот тебе первый урок. Ты знаешь, кто такой Сорен?

– Мой дядя, – немедленно ответил Нирок. – Тот, кто убил моего отца.

– Вот видишь, как все просто. Глаза Нирока радостно вспыхнули.

– Я понял! Ты хочешь, чтобы я ненавидел его? – уточнил он.

– Конечно.

– Это совсем не трудно! Я уже его ненавижу, – ответил Нирок и, зажмурившись, представил, как отцовские боевые когти на его лапах ломают позвоночник Сорену.

Он уже слышал хруст костей, видел хлещущую кровь. Нира с обожанием смотрела на сына. От нее не укрылось, что его черные глаза стали еще чернее и загорелись неистовым пламенем. Она видела перед собой глаза убийцы, глаза погибшего Клудда.

Сейчас Нирок был так похож на отца, что у Ниры на миг перехватило дыхание.

– Вот видишь, – тихо проговорила она, – ненависть приходит очень просто. Но есть уроки посложнее.

Но теперь трудности не страшили Нирока.

Первый урок оказался совсем простым. Что может быть естественнее ненависти к убийце отца? Незнакомый жар охватил желудок Нирока.

«Теперь я знаю, что значит ненависть!» — подумал он.

– Никогда не забывай того, что только что узнал, – продолжала мать. – Каждый раз, когда услышишь имя Сорена, ты должен думать о сломанном позвоночнике своего отца. Думай об этом неотступно, думай все время, всякий раз, когда услышишь о Ночных Стражах или Великом Древе Га'Хуула.

– Хорошо. Я буду помнить и ненавидеть, обещаю.

– Поклянись на боевых когтях отца! – прошептала Нира.

Нирок послушно подскочил к когтям, висевшим на стене пещеры, и поднял коготь.

– На когтях своего великого отца я клянусь всегда хранить ненависть.

– И убивать, – негромко подсказала мать.

– И убивать, – повторил Нирок, и глаза его снова стали черными и страшными. Теперь они напоминали черные алмазы с яростными искорками в центре.

Выглянув из пещеры, Нира увидела, как последние клочья ночи тают в сером сумраке нового дня.

– А теперь ложись спать, мой птенчик, – ласково прошептала она. – И знай, что я горжусь тобой.

Но где-то в глубине желудка Ее Чистейшество чувствовала трепет сомнения. Она сама не знала, откуда взялось это чувство. Нира только что видела черные глаза сына, так похожие на свирепые глаза Клудда. Ее сын был совершенством, и все это знали. Так почему ее желудок сжимается от какой-то непонятной тревоги?

«Я чувствую, что желудок у него чересчур мягкий, непростительно мягкий! Если бы мне только удалось истребить эту мягкость, заменив ее свирепостью его отца! Но ведь глаза Нирока меня не обманывают? У него глаза убийцы, я сама видела! Неужели я ошибаюсь?»

Пещерные совы спешат на помощь

Семейство пещерных молча разглядывало кузнеца, который только что свалился с неба вместе со своим ведерком, углями, молотом и клещами.

Вскоре в пещеру вернулась молодая Кало, дочка пещерных сов.

– Ты нашла последний уголь? – спросил ее отец.

– Да, пап. Он закатился под валун. Пещерные совы умеют ходить ничуть не хуже, чем летать. Ноги у них длинные, голые, с необычайно длинными когтями. Этими когтями пещерные совы выкапывают себе уютные глубокие норы, ведь жить под землей нравится им гораздо больше, чем в дуплах деревьев.

– Очень хорошо, он обрадуется, когда очнется, – кивнул отец.

– Скорее бы! – жалостливо вздохнула Кало. – Стонет он так, словно ему снится ужасный кошмар.

– Да, все бредит о скрумах и воронах, – подхватила ее мать. – Думаю, это вороны его так отделали. Эти твари всегда нападают сзади.

– Подумать только, вороны напали на него прямо над нами, а мы и не заметили, – в который раз сокрушенно вздохнул отец.

– Не терзай себя, Гарри, – ласково сказала его жена Мимоза. – Мы даже не знаем, сколько их было. Вполне возможно, нам все равно не удалось бы с ними справиться.

– А может быть, удалось бы! – огрызнулся Гарри. – Видишь, что бывает, когда живешь под землей и не видишь белого света!

Отец семейства, которого звали Гарри, отличался несколько эксцентричным характером. Он уже давно пытался уговорить свою семью восстать против обычаев прошлого и, хотя бы на летний сезон, переселиться на какое-нибудь соседнее деревце.

– Гарри, мы уже тысячу раз об этом говорили! – напомнила ему супруга.

– Мимоза… – начал Гарри, и Мимоза сразу поняла, что за этим последует.

Она угадала.

– Хочу напомнить, что тебя зовут Мимоза, моя дорогая. Но мимоза растет на кусте, то есть дереве, разве не так? Значит, и для тебя естественно жить на дереве. Все так просто, если хорошенько подумать.

Мимоза мигнула. Этот разговор они вели уже не первый раз.

– Неплохо бы и тебе кое о чем подумать, дорогой. Я знаю одну сипуху, которую зовут Земляника. Земляника – это все равно, что земля. Как ты полагаешь, ее муж тоже пытается заставить свою женушку покинуть дупло и поселиться в уютной норе?

– И вообще! – вмешалась в спор Кало. – Я не хочу быть пещерной совой, которая живет на дереве! Что скажут мои подруги? Надо мной все будут смеяться!

Неизвестно, сколько продолжался бы этот спор, если бы в своем гнезде не пошевелился раненый кузнец.

– Где я? – слабо простонал Гвиндор.

– Глаукс Великий! Он очнулся! – ахнула Мимоза.

– Поздравляю вас с пробуждением, сударь, – галантно расшаркался Гарри. – Вы находитесь в норе у гостеприимных пещерных сов. Похоже, вы упали с небес.

– Мои угли! Угли! – прохрипел Гвиндор.

– Не тревожьтесь, сударь, – склонилась над ним Мимоза. – Наша дочь Кало подобрала все ваши угольки… по крайней мере, мы думаем, что все.

– Сколько… их?

– Девять, сударь, – ответила Кало, выглядывая из-за крыла матери. – И еще я нашла корзинку, молоток и щипцы.

Гвиндор в изнеможении откинулся на мягкую кроличью шерсть, выстилавшую внутренность гнезда.

– Спасибо вам, – еле слышно выдохнул он.

– Вас атаковали вороны, сударь? – спросил Гарри.

– Да, – выдавил Гвиндор. – Их было трое.

– Трое против одного! – благоговейно пролепетала Мимоза. – Вы просто герой, сударь. Как же вам удалось выжить?

– Я выжил только благодаря вам.

– Раны у вас неопасные, беспокоиться особо не о чем, – заверил его Гарри. – Сейчас мы пошлем дочурку за свежими червяками, и все прекрасно заживет. Видите ли, – с печальной усмешкой проговорил он, – домашние змеи не любят селиться в норах. Они предпочитают деревья, как это ни странно, – закончил он и выразительно посмотрел на свою жену.

– Оставь эти глупости, Гарри! Наша дочь может накопать червяков не хуже любой домашней змеи.

– Я должен… должен лететь… – простонал Гвиндор, пытаясь подняться с мехового ложа. Только теперь он вспомнил, что пещерные совы очень ловко охотятся на кроликов, и любят выстилать свои гнезда мягким кроличьим мехом.

«Весьма приятный обычай!» – отметил про себя Гвиндор.

– Вы хотите встать? – с ужасом всплеснула крыльями Мимоза. – Да вы с ума сошли!

– Я понимаю… но мне придется. Если можно, принесите мои пожитки.

Всё семейство добрых пещерных сов с недоумением смотрело, как раненая сова, пошатываясь, вылезает из гнезда и бредет к своему мешку.

– Просто не знаю, как мне вас благодарить, – слабо пробормотал Гвиндор. – Я никогда не забуду вашей доброты.

– Но, сударь!.. – начал было Гарри.

– Простите, но я должен лететь… Не могу медлить ни минуты. Прощайте, и да хранит вас Глаукс.

Миг спустя он расправил крылья и одним мощным взмахом поднялся в воздух.

Взмах за Взмахом

Встречный ветер стих, так что лететь стало намного легче. Только когда впереди показались рога Филиновых ворот, Гвиндор впервые признался себе, как же он устал.

«Наконец-то!» – Он еще раз мысленно повторил свой план. Значит, сначала нужно остаться с Нироком с глазу на глаз. Возможно, надо будет попросить Ниру, чтобы она позволила наследнику помочь ему развести огонь в кузнице.

Лучше всего сказать ей, что ему кажется, будто у молодого птенчика особый талант к кузнечному делу. Против такого искушения Нира ни за что не устоит. Если Чистые заполучат собственного кузнеца, у них никогда не будет недостатка в оружии! «А что потом?»

Как рассказать юному птенцу, что очень скоро ему предложат хладнокровно убить ни в чем не повинную сову? Ладно, об этом он подумает позже. Гвиндор и сам понимал, что в плане множество изъянов. Но мама не зря учила его, что летать нужно взмах за взмахом, не торопить события.

Кузнецу на память пришли слова старой полярной совы: «Такие уроки каждый должен усвоить самостоятельно».

«Чепуха!» – буркнул Гвиндор. Не стоит забивать себе голову такими глупостями. Значит так, сначала он должен найти подходящее место для кузницы. Вся эта затея с боевыми когтями была не более, чем уловкой, поэтому совершенно неважно, где он обоснуется… Так, теперь все становится яснее. Как только он откроет Нироку правду об этой Особой церемонии, Гвиндору нужно будет немедленно уносить крылья из каньона. Если Нирок захочет улететь с ним, они исчезнут вместе.

Гвиндор не слишком любил компанию, но должен же кто-то показать юнцу куда лететь, и где можно найти подходящее место, чтобы зажить в безопасности… Впрочем, с этим у него, кажется, будут проблемы. Молодой Нирок так похож на свою мать, что вряд ли ему где-нибудь будут рады!

Гвиндор так глубоко задумался, что невольно вздрогнул от неожиданности, когда над каньоном раздался оглушительный крик дозорного:

– Ура! Кузнец вернулся!

Гвиндор встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и начал спиралью опускаться на дно каньона.

Приземлившись на каменный выступ, он сразу поискал глазами Нирока. Неужели он опоздал? Неужели страшная церемония уже состоялась?

В следующий миг, увидев птенца на другой стороне скалы, Гвиндор с облегчением перевел дух. Наследник без единой ошибки выполнял очередное задание.

– Добро пожаловать, сударь, – приветливо кивнула кузнецу Нира. – Надеюсь, вы принесли все необходимое для создания огненных когтей?

– Да, мадам. Теперь мне нужно лишь найти подходящее место для устройства кузницы, – ответил Гвиндор и украдкой взглянул на Нирока. – Могу я попросить вас об одном одолжении, мадам?

– Слушаю вас, – любезно повернула голову Нира.

– Чтобы устроить кузницу, мне нужен помощник…

– Разумеется, о чем речь! – закивала Нира и посмотрела на своего первого лейтенанта. – Жуткоклюв вам подойдет?

– Ах, мадам, вы так любезны! – воскликнул Гвиндор, не сводя глаз с Ниры. – Но, если позволите…

– Что еще? – рявкнула Ее Чистейшество. Она не привыкла, чтобы совы оспаривали ее решения.

– Я хотел бы попросить вас дать мне в помощь вашего сына, молодого Нирока.

– Нирока? – прищурила глаза Нира. – Зачем вам Нирок?

– Затем, мадам, что у него врожденный дар к обращению с огнем, – честно ответил Гвиндор. Это была чистая правда, хотя не вся. Если малыш действительно родился огнечеем, его способности простираются намного дальше обычного кузнечного дела!

Глаза Ниры возбужденно заблестели.

– Вы полагаете, он может стать кузнецом?

– Я совершенно уверен в этом, мадам. Он может стать не просто кузнецом, а лучшим кузнецом в наших царствах! Пусть он рожден быть командиром, но что плохого в том, если он научится и кузнечному делу? Дополнительное знание не повредит такому молодцу.

Собравшиеся на выступе совы взволнованно зашумели.

– Это неожиданное, но очень приятное предложение! – восторженно воскликнула Нира. – Честно говоря, это настоящее чудо! Если это окажется правдой, то это будет знак, посланный нам самим Глауксом.

– Я редко ошибаюсь в таких вещах, мадам. У вашего сына настоящий дар. Я сумею обучить его, а он, в свою очередь, научит кузнечному ремеслу других сов из числа Чистых. Тогда у вас всегда будет столько боевых когтей, сколько нужно.

Глаза Ниры засверкали от восторга, а перья так распушились, что она сразу стала казаться чуть ли не втрое больше.

– Подойди ко мне, Нирок! – Все собравшиеся на каменном выступе совы почтительно расступились, пропуская наследника к матери. – Ты слышал, что сказал кузнец?

– Да, мать-генеральша, – ответил Нирок.

– Сразу же после Особой церемонии ты начнешь обучение кузнечному делу.

– После церемонии? – переспросил Гвиндор, изо всех сил пытаясь скрыть свою тревогу. – Когда же она состоится?

– Завтра вечером.

– Это не годится, – покачал головой Гвиндор.

– В чем дело? – насторожилась Нира.

– Видите ли, как только я найду место для кузницы, нужно немедленно развести в ней огонь. Я принес с собой особые угли. Молодой ученик кузнеца должен своими глазами увидеть, какое место лучше всего подходит для кузницы и как развести в ней правильный огонь.

– Я поняла вас. В таком случае, Нирок немедленно поступает в ваше распоряжение.

– Отлично, – кивнул Гвиндор, стараясь не показывать своей радости. Он добился своего и теперь сумеет поговорить с Нироком наедине. Ради этого стоило вытерпеть и встречный ветер и нападение ворон, и ранение.

«Взмах за взмахом, взмах за взмахом – и доберешься до цели». Что и говорить, его мама всегда была мудрой совой!

Свобода воли

Нирок был до глубины души потрясен словами кузнеца.

«Неужели это правда, и Гвиндор предложил мне стать его учеником? Он сказал маме, что у меня дар к огню. Если честно, я не совсем понимаю, что это означает…»

Трепеща от волнения, Нирок летел следом за кузнецом в дальнюю часть каньона, за Филиновы ворота. Они летели уже долго, но вот, наконец, кузнец начал снижаться.

Нирок удивленно покрутил головой. Они опускались на каменный выступ, расположенный довольно высоко над землей. Никаких пещер поблизости не было видно.

– Странное место для кузницы, – робко сказал Нирок.

Гвиндор едва подавил желание немедленно выложить юнцу всю правду. Он уже открыл клюв, чтобы сказать: «Нирок, я привел тебя сюда не для того, чтобы устраивать кузницу. Честно говоря, мы вообще не будем заниматься кузнечным делом», но внезапно осекся. У него в голове снова зазвучали слова полярной совы: «Пусть сам откроет правду, а не услышит о ней с чужого голоса».

Может быть, стоит развести огонь и посмотреть, что увидит в нем этот странный птенец? Если полярная сова права, то, может быть, в пламени огня правда откроется Нироку сама? И такая правда проймет его глубже, дойдет до самого желудка…

– Ты прав, – осторожно ответил Гвиндор. – Это неподходящее место для кузницы. Но я устал и мне нужно немного передохнуть. Полет оказался тяжелее, чем я думал. Встречный ветер, это тебе не шутки.

Нирок внимательно посмотрел на кузнеца. Что-то тут было не так…

Он пока не понимал, зачем они остановились на этой каменной площадке. Сначала ему показалось, будто кузнец хочет сказать ему что-то очень важное.

Нирок снова взглянул на Гвиндора. Странный он какой-то, даже забавный немножко. Как у всех представителей сипух, лицевой диск Гвиндора по форме напоминал сердечко, вот только перья на нем были не белые, как у Нирока, а словно бы прикрытые пыльной серой маской.

От постоянного обращения с огнем клюв кузнеца был закопчен, а перья на лапах обгорели дочиста, так что его голые узловатые коленки сиротливо торчали из редких клочков ножного пуха. Когти Гвиндора тоже были черными и грубыми от постоянной работы с молотком и щипцами.

Передохнув, Гвиндор молча расправил крылья и пустился в путь, а Нирок послушно последовал за ним.

Вскоре они нашли превосходное место для кузницы. Это была небольшая пещерка у подножия скалы, с низкими сводами и сухим земляным полом. Гвиндор принялся расшвыривать когтями землю, и вскоре в центре пещеры появилась неглубокая ямка. Кузнец достал из мешка несколько веток для розжига, затем высыпал на них ярко-красные живые угли. Когда первые языки огня заплясали над ветками, Нирок почувствовал в желудке уже знакомую дрожь.

– Подойди ближе, – приказал наследнику Гвиндор.

Нирок повиновался.

Он стоял очень тихо. Он не чувствовал жара. Он смотрел в самую глубину огня.

Вот вновь из языков пламени стали возникать образы – живые, говорящие образы, которые показались Нироку странно знакомыми.

Гвиндор не сводил с него глаз. Он видел, что глаза наследника будто остекленели.

«Смотри, малыш, смотри хорошенько. Ты должен быть храбрым. Не отвергай того, что рассказывает огонь!»

Гвиндору хотелось выкрикнуть эти слова Нироку, но он хранил молчание. Кузнец очень хотел рассказать Нироку об ожидающем его кошмаре, но каким-то потаенным уголком желудка понимал, что полярная сова из Серебристой Мглы права. Нирок должен был сам усвоить этот урок.

Мир перевернулся в глазах Нирока. Его затошнило, и он отрыгнул погадку. Потом еще одну. И еще. Наследник безостановочно рыгал и никак не мог остановиться.

– Спокойнее, малыш. Спокойнее, – мягко сказал Гвиндор и дотронулся крылом до его плеча.

– Зачем ты привел меня сюда? Что все это значит? – срывающимся голосом спросил Нирок.

– Я не могу сказать тебе.

– Почему?

– Смотри в огонь, и ты всё узнаешь. Нирок подавил дрожь и заставил себя вновь сосредоточить взгляд на пылающих углях. Гвиндор с трудом удержался от советов. Он хотел попросить его смотреть внимательнее. Не бояться. Слушаться своего желудка. Но к чему все эти советы, если Гвиндор сам смертельно боялся за Нирока!

Наконец, Нирок отвел взгляд от огня. Гвиндору показалось, что молодой птенец постарел у него на глазах. Он холодно взглянул на Гвиндора, и в его взоре не было и тени страха.

– Я кое-что увидел, – прошептал Нирок. – Я видел вещи, которых не понимаю. Я видел то, во что не могу поверить. Это касалось моих родителей… и всех Чистых.

Гвиндор хотел спросить, узнал ли Нирок что-нибудь о предстоящей ему церемонии, но не посмел.

– Почему я увидел все это? – резко спросил Нирок.

– Не знаю.

– Но это правда?

– Я не могу ответить на этот вопрос.

– Не можешь или не хочешь?

– Не хочу, – признался Гвиндор. – Пойми, Нирок, если я скажу тебе, ты не сможешь мне поверить до конца. Поверить можно лишь в то, что открыл сам – своим желудком, своим сердцем, своим разумом. Все остальное не имеет никакой ценности. Нирок заморгал.

– Зачем Чистые делали то, что я видел в пламени?

– Трудный вопрос. Я так тебе скажу: они верили в очень странные вещи, – еле слышно ответил кузнец. – Эта вера заставляла их идти на все.

– Вера во что? Я не понимаю!

– У Чистых очень странные представления о храбрости и власти, – пробормотал Гвиндор. – Понимаешь, я не могу тебе этого объяснить! Я и сам-то с трудом понимаю…

Воцарилось молчание, обе совы – старая и молодая, молча смотрели на мечущиеся по стенам пещеры тени. Внезапно Гвиндора осенило. Есть то, что он может рассказать Нироку! То, что поможет бедному малышу самому додуматься до правды. – Ты когда-нибудь слышал о Сант-Эголиусе?

– Конечно! Чистые разгромили тамошних сов задолго до моего рождения. В этих каньонах было полным-полно крупинок, но они утратили свою силу в огне, – ответил Нирок. – Почему ты спросил об этом?

– Видишь ли, ты знаешь не все, – ответил Гвиндор. – Ты знаешь, что такое лунное ослепление?

– Лунное ослепление? – непонимающе захлопал глазами Нирок. – Что это значит?

И Гвиндор рассказал ему правду о Сант-Эголиусе, жестокой тюрьме, которая называлась Академией для осиротевших совят.

– Видишь ли, у этих сов тоже были очень странные порядки. В особом каньоне у них было такое место, оно называлось Глуацидиум, куда каждое полнолуние сгоняли маленьких совят. Там их заставляли маршировать при свете полной луны. Это ломало их волю, делало их послушными орудиями в лапах руководителей Сант-Эголиуса. После лунного ослепления совята уже не могли думать, не могли самостоятельно принимать решения. У них больше не было воли – свободы воли.

– Свободы воли? – задумчиво повторил Нирок.

«Какое отношение все это имеет ко мне? – подумал он. – Или к Чистым? Или к моим родителям? Это все происходило давным-давно, когда Сант-Эголиус еще не был побежден Чистыми. И закончилось после того, как мы их завоевали».

Гвиндор ближе придвинулся к наследнику. Вечерние тени упали на его лицевой диск, смешались с серыми пятнами на перьях. Клюв у кузнеца был чернее, чем думал Нирок, и немного кривой.

– Ты даже не представляешь, насколько это важно для тебя, Нирок. Пойми, у тебя есть свобода воли! Ты можешь думать, о чем хочешь, можешь слушаться своего желудка, жить своим умом и делать то, что считаешь правильным. Ты можешь стать таким, каким хочешь!

«Таким, каким хочу?» – в смятении подумал Нирок. Почему эти слова прозвучали в его ушах так зловеще? Почему ему вдруг стало страшно?

– Но все, чего я хочу – это стать самым лучшим, самым безупречным Чистым, – медленно произнес он. – Я должен вырасти достойным боевых когтей своего отца. И покрыть эти когти новой славой.

Слова его гулким эхом прозвучали в тесном пространстве пещеры. Нирок зажмурился, пытаясь представить себе боевые когти – но не смог. Они словно растаяли, превратились в зыбкий туман. Нирок снова повернулся к огню и долго смотрел в него. Потом по его телу пробежала дрожь, и он обмяк, словно сломанная ветка.

– Что с тобой? – бросился к нему Гвиндор. – Что ты там увидел?

– Ничего, – глухо ответил Нирок. Гвиндор знал, что юнец сказал неправду.

Молодой наследник увидел в огне нечто ужасное, такое, что не может в это поверить. Он отказывается верить пламени. Гвиндор почувствовал отчаяние.

– Нирок! – взмолился кузнец. – Времени почти не осталось!

Но наследник повернулся к нему спиной, подошел к выходу из пещеры, расправил крылья и взмыл в небо. Гвиндор молча наблюдал, как Нирок медленно развернулся в воздухе и направился в сторону каменной пещеры, где жил со своей матерью Нирой.

Нира и Нирок совершали свой обычный вечерний полет над каньоном. Нира сразу заметила, что ее сын чем-то опечален и как будто встревожен.

– Тебя что-то беспокоит, мой птенчик?

– Нет, мамочка. Ничего.

Они пролетали над зазубренными вершинами скал, где когда-то располагалась Академия Сант-Эголиус. Нирок долго смотрел вниз, а потом неожиданно спросил:

– Мам, а что такое Глуацидиум?

– Почему ты спрашиваешь об этом?

– Просто так. Услышал где-то незнакомое слово, вот и решил узнать у тебя.

Нира почувствовала тревожную дрожь в желудке. Что-то тут было не так!

– Что именно ты слышал о Глауцидиуме?

– Я и сам не понял. Что-то про лунное ослепление, после которого маленькие совята теряли способность думать своей головой.

– Большая часть этих сирот с детства была лишена возможности думать, – презрительно бросила Нира. – В основном, это был всякий сброд, сипух среди них было очень мало.

– Вот как? – с деланым равнодушием переспросил Нирок.

Нира недоверчиво посмотрела на сына.

– Мам, расскажи мне еще разок про битву, в которой погиб мой отец, – попросил Нирок.

– С удовольствием, дитя мое. Это было в ночь Пожара. Ночные Стражи без объявления войны вероломно напали на нас. Их было гораздо больше, у них было больше оружия, а на нашей стороне была лишь храбрость наших воинов.

Твой отец сражался, как сам Глаукс. С горсткой верных бойцов он бросился преследовать самых свирепых Ночных Стражей, но внезапно сильная тяга, созданная пожаром, втянула их всех в пещеру. Твой отец и его верные воины не подозревали, что это была ловушка, ведь в пещере прятался целый отряд вооруженных Ночных Стражей. В дикой ярости Сорен подлетел к твоему отцу и одним ударом ледяного меча проломил ему спину. Это произошло так быстро, что никто из Чистых не смог…не успел даже… – Она замялась, подыскивая нужное слово.

– Подумать? – подсказал Нирок.

Нира подозрительно посмотрела на сына. Ей совершенно не нравилось направление, которое принимал их разговор.

– Не успел получить приказ и исполнить его, – холодно закончила она.

«Разве солдаты должны действовать только тогда, когда им приказано? Значит, они никогда не думают и не могут поступать по-своему?» – подумал Нирок.

Он знал, что спрашивать об этом бесполезно. Честно говоря, ему уже и не нужно было ни о чем спрашивать. То, что он увидел сегодня в огне, не имело ничего общего с материнским рассказом. Кто-то из них двоих лгал – либо огонь, либо мать. И он, Нирок, должен был обязательно доискаться до правды.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache