Текст книги "Девушка с приданым"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Что, дорогая?
Он оставался неподвижен, ее рука, как и прежде, была прижата к его губам.
– Что я тебя люблю.
Издав похожий на всхлип звук, Родни уткнулся лицом в подушку подле Кейт. Повязка вокруг шеи раненой помешала Родни прижаться щекой к щеке любимой. Кейт слегка повернула голову, и взгляды их встретились.
Когда она вновь решила заговорить, Родни прижал палец к ее губам:
– Не сейчас, любимая. Не сейчас. Тебе надо поспать.
Он нежно погладил ее волосы. От этого прикосновения он испытал ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Ты сможешь поговорить со мной завтра. Я с радостью услышу все, что ты захочешь мне сказать. Все будет хорошо.
В глазах Кейт сверкнул огонек мрачного предчувствия.
– Ничего завтра не изменится. Я знаю, что… Я рад, что ты сказала, что любишь меня. Это навсегда, дорогая, на всю жизнь.
Кейт заснула, а Родни думал о том, насколько странными выдались прошедшие двенадцать часов. Самым странным было то, что она молила Господа вновь с ним увидеться. Бог внял ее молитвам, и Кейт избили до полусмерти. Это дало ему возможность спасти любимой жизнь. Только через страдания она достигла того, чего хотела.
Франция
– Нет, Энни! Ты не пойдешь. И не проси меня.
Кейт месила тесто, делила его на будущие буханки и раскладывала в жестяные формочки.
– Но угля почти не осталось, Кейт. Вчера Роузи, Флорри и Джимми принесли полный мешок угольного шлама, почти шесть ведер.
– Я ясно сказала, ты не пойдешь. – Резко повернувшись к Энни, Кейт добавила: – Не донимай меня больше.
Дверь черного хода открылась.
– А почему нельзя? Можно поинтересоваться? – спросила, входя, миссис Маллен. – Тебе нечего бояться. Ничего плохого с Энни не случится, а угольный шлам вам лишним не будет.
Кейт вздохнула.
– Она никуда не пойдет, миссис Маллен.
– В этом нет ничего предосудительного, Кейт. Дети любят собирать шлам. Для них это не больше, чем игра. А ночью, когда становится темно, они обожают собираться у огонька, зная, что это их огонь.
– Не будем об этом больше спорить. Она не пойдет, и все тут.
– Мне это, признаться, непонятно, Кейт. Ты не сможешь обернуть ее ватой, не сумеешь всегда держать взаперти. Не стоит жечь свечу с обоих концов, нельзя безрассудно растрачивать силы…
Кейт бросила на соседку колючий взгляд.
– Думаешь, никто не замечает, что ты, как пробьет полночь, втихаря выходишь из дому и возвращаешься перед рассветом, – продолжала миссис Маллен. – Сегодня я слышала, как ты вернулась в три часа утра… Как по мне, так лучше будет, если ребенок пойдет и наберет шлама днем, чем ты будешь в глухую ночь идти на отвалы, когда там полным-полно всяких мужиков.
Кейт поставила формочки с хлебом на решетку и прикрыла их куском материи.
– Там в основном женщины, а мужчины все старые, – возразила она.
– Это стыд и срам, что тебе вообще приходится туда ходить, – заявила миссис Маллен.
– А для Энни не стыд и срам?
– Нет. Она еще ребенок… Почему этот ленивый боров ничем тебе не помогает? Он и половину недели не работает. Что у него на уме?
Миссис Маллен и без ответа Кейт догадывалась, что на уме у Тима Ханнигена. Он, так же как и она, не понимал, что в действительности происходит между Кейт и доктором. Между ними, без сомнения, что-то было, но вот только деньги, как ни странно, перестали водиться в этом доме. Миссис Маллен не понимала, в чем тут дело: обычно при подобных обстоятельствах дела обстоят как раз наоборот. Соседка думала, что старый Тим подозревает Кейт в том, что та утаивает деньги, поэтому, отговариваясь больной ногой, он все чаще оставался дома, а не работал.
– Не топи камины несколько дней, и он сам принесет мешок угля.
– Маме нужно тепло, мне надо печь хлеб и готовить пищу. Я лучше замерзну, чем стану его о чем-нибудь просить.
– Да, понимаю, – решительно произнесла миссис Маллен, успокаивающе погладив Кейт по руке. – Жизнь сейчас похожа на ад. Самое скверное, – встрепенувшись, добавила она, – это то, что живущие здесь люди, получая уголь почти даром, затем продают его по два-два с половиной пенса за ведро. Вчера мне подсунули почти одну угольную пыль. Грабеж среди бела дня.
Три детских лица появились в окне кухни.
– Энни идет с нами?
Миссис Маллен распахнула дверь.
– Нет. Не идет. А теперь бегите отсюда!
– А-а-а-а…
Дети в бесформенных старых пальто и шарфах стояли с корзинками и граблями в руках. Роузи с пустым мешком за спиной переминалась с ноги на ногу.
– Э-э-э-э… Почему нет?
– Энни приморозила себе пальцы, и теперь они у нее болят, – сказала миссис Маллен. – А вы ступайте и принесите побольше шлама. Вечером мы разведем большой огонь и приготовим говяжью запеканку с картошкой и луком. А потом пригласим в гости Санта-Клауса.
– О-о-о! Запеканка и Санта-Клаус! – закричали малыши, гремя пустыми ведрами.
Они запрыгали по двору, выкрикивая слова незамысловатой песенки:
«На перекрестке, на перекрестке, где кайзер коня потерял, а орел с его каски слетел…»
Только Роузи медленно повернула голову и взглянула на окно, в котором виднелось грустное лицо Энни.
– Ты ведешь себя недальновидно, – сказала миссис Маллен соседке. – Остается только надеяться, что ты знаешь что-то такое, чего не знаю я.
Открыв ведущую на лестницу дверь, она спросила:
– Что-нибудь наверх отнести?
– Нет. Спасибо, – сказала Кейт. – Я ее умыла и отнесла завтрак. Миссис Маллен! А как насчет денег? Я вам что-то должна?
– Не считай меня хуже, чем я есть.
Соседка сердито тряхнула головой и начала подниматься вверх по лестнице.
Кейт повернулась к Энни:
– Выйди посмотри, не идет ли почтальон, – скосив глаза на часы, попросила она дочь.
«Без четверти десять. Нет, почтальон еще не приходил. Сегодня он обязательно опоздает. Как-никак сочельник. Сегодня утром должно прийти письмо. Он не отправится во Францию, не попрощавшись хотя бы в письме… Если Родни все еще в Англии, он обязательно напишет… Прошла уже неделя, а письма нет. До этого письма приходили через день. Что случилось?»
Возвратилась Энни.
– Кейт! Я его не встретила. Хочешь, я куда-нибудь схожу?
– Да. Надо пойти кое-что купить.
Кейт села за стол и составила список бакалейных продуктов, затем помедлила, прикидывая, хватит ли денег. Мысли ее невольно вернулись к прежним рождественским праздникам. В прошлом Толмаше каждый раз дарили ей много еды на Рождество. Вновь на Кейт накатило чувство невосполнимой личной утраты. Трудно было смириться с тем, что ей никогда больше не бывать в уютном домике в Вестоу, а три дорогих ее сердцу человека, которые одарили Кейт новой, лучшей жизнью, лежат бок о бок в земле.
Бернард и его сестра в буквальном смысле слова зачахли вскоре после смерти их брата Рекса и вынужденного ухода Кейт. Они умерли летом этого года с промежутком в один месяц. Первым почил в мире Бернард. В своем завещании он оставил Кейт двадцать пять фунтов из общей суммы в сто фунтов, которыми владел, не считая книг. Великодушие Толмаше поразило Кейт в очередной раз, когда она узнала, что старики жили на небольшую ежегодную ренту, едва удовлетворявшую их собственные потребности. Мисс Толмаше ежегодно покупала ей полный комплект превосходной одежды; маленькой Энни они тоже дарили одежду. Мистер Бернард снабжал Кейт дорогими книгами, а мистер Рекс любил подсунуть ей в багаж коробку шоколада и часто вручал пару фунтов «на мелкие расходы». Кейт удивлялась, что такие добрые люди вообще бывают на свете.
Она вспомнила последний разговор с мистером Бернардом.
– Будь счастлива, Кейт, – сжимая ее руки в своих, произнес старик. – Только это имеет значение. Только это важно. Человек должен быть счастливым и другим приносить счастье. Таков смысл жизни. Я провел много времени в размышлениях и наконец познал истину, к сожалению, слишком поздно, но у тебя, Кейт, еще есть шанс устроить свою жизнь так, чтобы быть счастливой.
Кейт подумала, не узнал ли мистер Бернард о ее романе. Немного поразмыслив, она пришла к выводу, что узнал.
Дорогой, милый мистер Бернард…
– Кейт! – прервала ее размышления дочь. – Мне купить картошку в магазине или в доках?
– Нужно говорить «картофель», Энни!
– Картофель… Извини, я забыла.
– Купи в магазине. От доков долго идти, а картофель тяжелый. Вот список покупок. На, возьми пенни на трамвай. Поедешь обратно на нем. Не останавливайся, если с тобой заговорит незнакомый мужчина. Понятно?
– Да, Кейт.
– Иди.
– А вот и почтарь, Кейт, – стоя у распахнутой входной двери, крикнула Энни. – Извини, почтальон.
– Спасибо, дорогая. Я иду.
Кейт напряженно застыла у порога в ожидании, когда почтальон подойдет к ней.
– Вам – два, – сказал он, протягивая Кейт белые прямоугольнички.
Она бросила на них взгляд. Поздравительные почтовые открытки.
«Родни! Что такое? Что с тобой случилось?»
Разочарование легло на нее тяжелым бременем.
Вернувшись на кухню, Кейт встала посредине помещения и обвела комнату затравленным взглядом. Она чувствовала себя загнанной в угол, связанной по рукам и ногам, обреченной прозябать в этих четырех стенах. Подобного рода чувства впервые навалились на нее тогда, когда Кейт пришлось навсегда покинуть Толмаше, но Родни из-за событий, случившихся в прошлое Рождество, сумел развеять черные тучи, вырвав ее дух из ловушки этого мрачного дома и района Пятнадцати улиц.
Страдания той злополучной ночи едва не сломили ее дух. Унижение, которое она испытала, извиваясь под безжалостным ремнем, принесло Кейт больше страданий, чем физическая боль. Впервые ей захотелось умереть… А потом пришел он. Как только Родни вошел в комнату, Кейт поняла, что лишь этот мужчина, и никто другой, может вернуть ей вкус к жизни. Больше она не будет противиться его желаниям.
Через неделю он уехал, оставив больную тихо лежать в постели и грезить о странном счастье, которое зиждилось лишь на осознании того неоспоримого факта, что они любят друг друга. А потом на ее имя начали приходить письма, иногда каждый день, но чаще через день. Они, подобно лучам света, рассеивали вечный мрак, висящий над утопающим в грязи районом Пятнадцати улиц.
С тех пор они виделись только раз… Несколько украденных часов во время его поездки в отдаленный уголок Шотландии. Родни телеграфировал ей, назначив встречу в Ньюкасле. Большую часть времени они провели в ресторане, молчаливые и скованные. Они предлагали друг другу отведать то или иное блюдо, но кусок просто не лез в горло. На этот раз ее любви недостаточно было просто слов. Кейт жаждала от слов перейти к более активному проявлению чувств. Ее тело желало дать Родни то, чего он и сам желал, но не осмеливался попросить. Его любовь оказалась нежной и заботливой, хотя Кейт инстинктивно чувствовала, что в душе Родни пылает неуемная страсть. Это несколько озадачило Кейт, но и вызвало определенное нетерпение. Кейт втайне хотела, чтобы он взял ее силой, не дав времени убояться последствий их связи. Ей не хотелось размышлять над этим. Ей не хотелось думать о будущем. Чего Кейт по-настоящему боялась, так это еще одного ребенка. Она страшилась, что наступит такая минута, и это дитя скажет, как Энни: «Они говорят, что у меня нет папы». Позже дочь, вполне возможно, простит ее за то, что когда-то Кейт по неопытности зачала ее, но вот еще один ребенок, рожденный в зрелые годы, заставит Энни стыдиться своей матери… Разум твердил: «И она будет права», а сердце кричало в ответ: «Неважно!»
Спускающаяся вниз по ступенькам лестницы миссис Маллен вывела ее из задумчивости.
– Сегодня твоей матери немного легче, – сказала соседка.
– Да. Ночь выдалась спокойной.
Кейт поменяла местами формочки на решетке для приготовления пищи.
– Думаю, мне уже пора, – зевнув, сказала миссис Маллен. – Как-никак сегодня сочельник. Такого невеселого Рождества я не помню. У меня нет никакого желания вообще чем-нибудь заниматься. Сейчас идет война. Майкл – на фронте. Ума не приложу, как буду праздновать Рождество без него! Прежде он никогда не пропускал ни вечерни, ни благословения. Наш Питер, бывало, шутил, что собирается стать священником, а теперь вот взял себе в жены нонконформистку.
– Она милая девушка, – сказала Кейт. – Я вполне одобряю его выбор.
– На свете и без нее много миленьких девушек-католичек, и ты, Кейт, сама прекрасно понимаешь, что от смешанного брака добра не жди.
– А я так не считаю, – отрезала собеседница. – Лучше, конечно, когда новобрачные придерживаются одного вероисповедания, но любовь все равно самое главное.
– Любовь! Послушать тебя, Кейт, так создается впечатление, что общаешься с ребенком, – насмешливо произнесла миссис Мален. – Ты меня, признаюсь, удивила. Когда у тебя под ногами постоянно вертятся дети, о любви как-то недосуг думать. Даже когда супруги придерживаются одного вероисповедания, растить детей совсем непросто, а что же будет, если муж захочет идти с детьми на мессу, а жена отправляется с ними в молитвенный дом?
– Если они по-настоящему любят друг друга, то всегда смогут договориться.
– Хотела бы я, чтобы отец О’Молли придерживался того же мнения.
– Отец О’Молли, – горько заметила Кейт, – творит больше зла, чем добра.
– Я сама об этом иногда подумываю, но никогда не высказываю свои мысли вслух. Казалось, что ад разверзся на земле, когда на прошлой неделе отец О’Молли схватил нашего Майкла за воротник: сын не посещал мессу и старался держаться от священника подальше. Тогда отец О’Молли пришел к нам в дом и стал ждать, когда Майкл придет полдничать. Я такого наслушалась от этого человека… А Майкл не струсил и отвечал ему в тон. Только когда вмешался его отец…
– Но зачем? – перебила ее Кейт. – Насколько я знаю, ни вы, ни мистер Маллен регулярно не посещаете службу.
– Да, но мы всегда следили, чтобы наши дети ходили в церковь.
– Но зачем в таком случае заставлять их делать то, во что вы сами не верите или считаете недостаточно важным, чтобы тратить на это свое свободное время? Если бы вы ходили в церковь вместе со своими детьми, то это другое дело. Тогда и мистер Маллен смог бы лучше влиять на Майкла. А так… Впрочем, спорить бесполезно.
– Спорить, значит, бесполезно… Ты, Кейт, из нового поколения. У вас другие взгляды, новые идеи. Ты грамотнее нас, лучше умеешь выразить свою мысль. Но, сказать по совести, я не вижу, чтобы это принесло тебе счастье. Ладно… Мне уже пора.
Соседка поднялась на ноги, но у двери повернулась к Кейт и сказала:
– Кстати… Сейчас самое время пойти помолиться Богу. Уже несколько недель ты никуда не выходишь. – Криво усмехнувшись, она добавила: – Разве что ночью. Если ты захочешь сходить с Энни посмотреть магазины, то сегодня после полудня я смогу присмотреть за Сарой.
Кейт улыбнулась.
– Спасибо, миссис Маллен. Вы очень добры к нам. Я зайду, когда мы соберемся.
Оставшись одна, Кейт подумала:
«До четырех часов я все равно не смогу пойти. Надо будет проследить, не принесут ли письмо… Может, с ним случилось какое-нибудь несчастье?»
Впрочем, об этом она не смогла бы узнать раньше, чем новость разнесется по округе.
Кейт вытащила из-за выреза платья последнее полученное от Родни письмо. Там оно лежало в непосредственной близости к ее телу, и бумага колола грудь при малейшем движении, постоянно напоминая о любимом. Сидя у камина, она перечитывала письмо снова и снова, воображая, что Родни сидит сейчас рядом с ней.
Любимая!
Позволь мне поцеловать тебя. Сюда… и сюда… и сюда. Спасибо, мне уже лучше. Я сижу и смотрю на тебя. Твои глаза похожи на глубокие озера. Они играют, заманивают меня… Дорогая! Мне кажется, что прошли уже годы с тех пор, как я последний раз смотрел в них, но надеюсь, что час новой встречи теперь не за горами. Воз наконец-то тронулся с места. В каком направлении, пока не знаю, но тронулся, это точно. Лучше поздно, чем никогда.
Только мысли о тебе оставляли меня на плаву и мешали окончательно сойти с ума за те месяцы, которые мне пришлось провести в этой забытой Богом дыре. Представь себе, три раза думать, что через несколько дней увижу тебя, а потом узнавать, что все отменяется! Мне казалось, что я близок к помешательству. Всем это вынужденное ожидание уже порядком надоело. Люди с нетерпением ждут приказа отправляться во Францию. Я буду рад любому назначению, лишь бы по дороге заехать в Ньюкасл. Ты меня любишь, Кейт? Я хочу услышать это от тебя. Напиши мне. Ты пишешь недостаточно пылко. Некоторые из твоих писем слишком сдержанны.
Сдержанны! Кейт не отрывала взгляда от пляшущих языков пламени. Если бы он сейчас появился на пороге ее дома, то Кейт, отбросив все страхи и предосторожности, не была бы «сдержанной». Пусть родится еще один ребенок… или два… три…
Она спрятала письмо за вырез платья и принялась ходить взад-вперед по кухне. Три года своей жизни она потратила зря в тщетной попытке обмануть саму себя. Пустые, пустые годы! Почему она позволила страхам и жизненным обстоятельствам помешать их сближению? Его жена ничего не значит для любимого. Ее мать, Энни… ее религия… Почему ее религия считает прекрасное грехом? Только само присутствие этого человека вселяет в ее душу жизнь, а это почему-то считается неправильным. Как красивое может быть плохим?! Она знала, что не сможет отдаться тому, кого не любит, но другие могут подумать все, что угодно… Если бы он только был рядом! Родни! Родни!
На кухню вошла Энни и поставила корзинку с овощами на пол. В руках девочка держала апельсин.
– Смотри, Кейт! – воскликнула она. – Миссис Кларк дала мне его.
– Дорри Кларк? – спросила ее мать.
В ее глазах застыло настороженное выражение.
– Что она при этом сказала? Она спрашивала тебя о чем-то?
– Миссис Кларк спросила меня лишь о том, как я поживаю. Она сказала, что я стала уже большой девочкой, спросила, как здоровье бабушки, и пообещала как-нибудь зайти навестить ее.
– Разговаривай с миссис Кларк только в случае крайней необходимости, – сказала Кейт. – Ничего не рассказывай ей обо мне и… других. Если она будет задавать тебе вопросы, лучше говори, что не знаешь.
– Я ничего ей рассказывать не буду, Кейт, – пообещала девочка, которая до сих помнила события того злосчастного сочельника. – Я и апельсин брать у нее не хотела, но миссис Кларк всунула мне его против воли.
– Хорошо, родная, только будь осторожна с этой женщиной. Она плохой человек.
– Витрины некоторых магазинов украшены к Рождеству, – сказала Энни, а потом многозначительно добавила: – В Шилдсе они наверняка еще красивее.
Кейт наморщила свой носик.
– Хорошо. Позже мы поедем в Шилдс.
– Замечательно, Кейт!
Энни обхватила руками мать за талию. Они прижались друг к другу и застыли в такой позе на минуту.
– А теперь, – сказала Кейт, – иди к бабушке. Не хочу, чтобы ей было одиноко. Скажи, что я поднимусь, как только поставлю хлеб в духовку.
К половине четвертого Кейт и Энни оделись и стояли, готовые уходить, возле постели Сары.
– Тебе точно удобно, ма? – в последний раз поправляя подушки, спросила Кейт. – Ты не будешь чувствовать себя одиноко?
– Нет, девочка моя, ни в коем случае. Я даже рада, что ты пойдешь развеешься. Ты слишком много времени проводишь дома. За последнее время ты похудела и побледнела.
Сара вытянула руку и погладила дочь по щеке. Кейт наклонилась и поцеловала мать.
– Мы скоро вернемся… думаю, часам в шести. Я поставила воду для чая. В духовке запекается рыба.
– Не задерживайтесь. Все будет хорошо. Здесь Мэгги. Она и сама сможет заварить чай.
– До свидания, бабушка, – целуя Сару в подернутые синевой губы, попрощалась Энни. – По возвращении я тебе подробно опишу все, что видела в магазинах.
Сара улыбнулась, провожая их взглядом. Она тихо лежала, раздумывая и неотрывно глядя на спинку кровати. Умирание продолжалось слишком долго, но Сара и не стремилась на тот свет. Ей хотелось пережить Тима. Миссис Ханниген боялась оставить дочь один на один с этим зверем даже на день. В то же время Сара понимала, что этого не случится. Если не обращать внимания на больную ногу, которая изредка донимала ее мужа, Тим был здоров и силен, словно ломовая лошадь. Она начала молиться, но вскоре впала в дремоту. Сара вообще теперь спала большую часть времени.
Стоя у двери дома, Кейт сказала:
– Мы немного подождем почтальона.
– Вот он! – крикнула Энни. – Выходит из-за угла.
– Холодает, – сказал, подойдя, почтальон. – Думаю, скоро начнется снегопад. Для вас у меня ничего нет. Утром еще прибудет корреспонденция.
Он рассмеялся и пошел своей дорогой.
Что-то определенно произошло… Но что? Что? Кейт казалось, что любая беда будет все же лучше, чем это мучительное ожидание.
Она направилась в Тайн-Док, рассеянно слушая веселое щебетание Энни.
– А ты, Кейт? – прозвучал вопрос дочери.
– Что, дорогая? – выйдя из задумчивости, спросила она.
– Не хочешь пойти в церковь на Боро-роуд посмотреть вертеп? Роузи говорит, что он очень красивый.
– А ты хочешь? – поинтересовалась Кейт.
– О-о-о, да! Роузи говорит, что там лежит настоящая солома и пещера, как настоящая, а еще в этом году там появились две новые статуи пастухов.
– Хорошо. Мы сначала пойдем туда, а потом сядем на трамвай и поедем в Шилдс.
Они срезали путь к Боро-роудской церкви.
Встав на колени перед алтарем Девы Марии, мать и дочь разглядывали колыбельку, в которой лежал новорожденный малыш. Мария и Иосиф, преклонив колени, застыли по бокам. Пляшущий свет восковых свечей озарял скульптурную композицию вертепа, предавая ей иллюзорную жизнь.
Губы девочки двигались, когда она шепотом читала молитвы, перебирая пальцами четки. На ее лице застыло выражение радостного изумления. Но Кейт, хотя и стала перед алтарем на колени, молитв не произносила.
Последний раз она молилась год назад, и с тех пор не раз себя спрашивала: слышит ли Он ее молитвы? Если то, чему ее учили, соответствует истине, то Он не будет благосклонен к ее молитвам. Бог заботится о человеческой душе. Бедность и боль, к примеру, очень даже полезны в духовном отношении. Без них дорога в рай слишком долгая. Родни, с точки зрения Всевышнего, не тот человек, который будет способствовать ее духовному росту.
Несмотря на все это, Кейт, сама того не ожидая, вдруг страстно взмолилась про себя: «Дева Мария, матерь Божья! Не позволь злому приключиться с ним. Пожалуйста! Спаси и сохрани его! Сделай все, что ни пожелаешь, со мной, ибо я этого заслужила, но только защити его. Я знаю, что страдаю грехом гордыни и тщеславия, что слишком высоко ценю полученные мною знания. Я считаю себя выше других людей и критически высказываюсь о религии. Я постараюсь исправиться. Я все исполню, все…»
Внезапно Кейт остановила молитвенный поток и устыдилась своей эмоциональности, а еще больше той сделки, которую она пыталась заключить с Девой Марией. Не стоит торговаться с Богом…
Поднявшись с колен, Кейт повернулась к главному алтарю.
– …Да будет воля твоя… – сказала она и почувствовала какое-то облегчение.
Она села на скамью напротив статуи, о которой она рассказывала Родни во время их ночной автомобильной прогулки на Рождество. Тогда они сидели в машине на вершине одного из Феллингских холмов.
Подошла Энни. Ее лицо было одухотворенным и прямо-таки светилось каким-то счастьем. Притянув дочь к себе, Кейт указала ей пальцем на статую Спасителя.
– Скажи, родная, – прошептала Кейт на ухо ребенку, – тебе нравится статуя, или она тебя пугает?
Энни удивленно посмотрела на мать.
– Как может статуя Иисуса Христа кого-то пугать? – ответила дочь тоже шепотом. – Нет, Кейт. Но я часто жалею Егои, бывает, даже готова расплакаться, но потом вспоминаю, что через три дня Он воскрес, и успокаиваюсь…
Кейт понимающе кивнула. Кажется, Энни не склонна бояться всех тех вещей и явлений, которые пугали ее саму в детстве. Исключение составлял лишь Тим. Христос воскрес для ее дочери, ну и слава Богу!
– Какая школа тебе нравится больше? Та, что на Боро-роуд, или та, в которую ты сейчас ходишь? – уже по дороге к трамвайной остановке поинтересовалась Кейт.
– Та, в которой сейчас учусь! Мне там нравится! А церковь при школе мне совсем не нравится. Я ходила туда с одной девочкой, когда там шла служба. Мне там совсем не понравилось. Там нет Бога, так мне кажется. Я обожаю нашу церковь! А ты?
Подошел трамвай, поэтому матери не пришлось отвечать.
«Кто-то по складу характера рожден, чтобы стать хорошим католиком, а из кого-то при всем желании не получится хорошего прихожанина, – подумала она. – Я отношусь к последней категории, но Энни останется католичкой на всю жизнь, и я не должна ни словом, ни делом омрачить ее веры. Ее вера прекрасна и чиста. В ней, в отличие от моей, нет места страху. Если у меня появятся еще дети, стоит ли воспитывать их католиками?»
Вопрос имел отношение ко многим аспектам, не связанным непосредственно с религией, так что ответить на него было непросто.
Ее мысли вновь вернулись к Энни и ее ничем незамутненной вере. Кейт знала, что дочь будет огорчена и озадачена, если ее мать вдруг заявит, что совершила грех, посетив службу в церкви иной конфессии. Но это все равно не подорвет твердости ее веры. Энни относилась к тому благословенному типу людей, которые верили, не задавая лишних вопросов. Кейт не отказалась бы обладать таким же удобным складом ума.
На ее шее навсегда останется шрам, полученный за то, что она посмела послать дочь в протестантскую школу, но ее совесть, изредка все же мучившая Кейт, теперь была кристально чиста. Кейт поняла, что ничем не обделила Энни. Дочь крепко придерживается католицизма, а теперь получит самое лучшее из возможных в данных обстоятельствах образование.
Уже стемнело, когда они вернулись домой. Похолодало. С неба, кружась, падали редкие снежинки.
Миссис Маллен ждала их возвращения, стоя на крыльце собственного дома.
– Где вы пропадали? – словно требуя отчета, спросила она.
– А в чем дело? – встрепенулась Кейт. – Маме хуже?
– Нет. – Миссис Маллен затащила удивленную Кейт к себе в дом, а затем обратилась к Энни: – Зайди к себе в дом с черного хода и оставайся с бабушкой. Если дед поинтересуется, где Кейт, скажи, что она пошла купить бакалею, или мясо, или что-нибудь еще… Не стой здесь, как столб, раскрыв рот, а беги быстрее домой!
Сбитая с толку, Энни бросилась исполнять приказание.
– Приходил доктор Принс, – тихо сказала миссис Маллен.
– Что?!
Кровь запульсировала в ее венах, ударила в голову.
– Послушай… Времени немного. Он пришел через четверть часа после вашего ухода, а потом ушел. Он просил передать тебе, что отправляется с железнодорожного вокзала Тайн-Дока без четверти семь вечера… Доктор отправляется на континент. Он будет ждать тебя на вокзале после шести.
– Во Францию… – потерянно произнесла Кейт.
Недавний прилив жизненных сил куда-то улетучился.
– Да. Поторопись! Сейчас без двадцати минут шесть. Ты успеешь к шести, если не будешь медлить. Давай мне свою корзину.
Кейт молча развернулась и помчалась по улице.
Трамвая не было. Приподняв подолы своих длинных юбок, Кейт побежала по дороге вдоль рельсов. С каждым прыжком сердце кричало в груди: «Родни! Родни!» Она потеряла два часа… Его посылают во Францию…
Заслышав приближающийся трамвай, Кейт его остановила. Добравшись до Тайн-Дока, она пересела на другой трамвай и прибыла на вокзал ровно в шесть вечера.
Поднимаясь по крутому узкому пандусу, ведущему в кассовый зал, Кейт замедлила свой шаг, так как дорогу загораживала одетая в меха женщина в сопровождении человека в униформе шофера. Тот заметно прихрамывал. Кейт подумала, как тяжело, наверное, страдать таким физическим увечьем. Странно все же, как мысли человеческие могут уклоняться в сторону в минуты сильнейшего душевного волнения…
Родни в кассовом зале не оказалось, но Кейт успокоила себя тем, что он скоро подойдет. Сейчас шесть часов вечера. Время еще есть… Надо купить перронный билет. Передышка ей не помешает.
Кейт как раз поворачивалась к кассе, когда хромоногий шофер заговорил со служащим железной дороги. Она вздрогнула и посмотрела в его сторону.
– Вы видели сегодня капитана Принса, вернее, доктора Принса? – тихим голосом спрашивал шофер. – Вы ведь его знаете?
В ответ раздраженный служащий проворчал:
– Откуда я могу знать? Думаете, я записываю имена всех, кто покупает у нас билеты? Дурацкий вопрос!
Кейт перевела взгляд на женщину в шубе.
Подойдя к ней, шофер, к еще большему удивлению Кейт, сказал:
– Миледи! Он уехал в Ньюкасл полчаса назад… в пять тридцать…
Когда леди и шофер покидали помещение, Кейт заметила, что, хотя мужчина не притрагивался к своей хозяйке, со стороны создавалось впечатление, что он помогает ей спуститься по длинному пандусу.
Во тьме заревел мотор автомобиля. Кейт решила, что эта пара уехала.
«Кто эта женщина? Нет, не миссис Принс… Его мать? Нет, она не настолько стара… И зачем ее шоферу лгать?»
Не зная, что и думать, Кейт стояла и смотрела в темноту. Высокая худая фигура в форменной одежде защитного цвета появилась из тьмы перрона и направилась в ее сторону, преодолевая расстояние большими энергичными шагами.
Ее сердце забилось в груди. Кейт встрепенулась и расправила плечи. Это он! Он идет к ней! Их руки встретились. Пальцы сплелись. Темные глаза его сверкали, глядя на нее. Секунду влюбленные стояли, слившись в молчаливом экстазе, а затем, разом повернувшись к служителю, предъявили билеты и так же молча прошли за ограждение. По обоюдному согласию они вместе направились к дальнему концу платформы, туда, где никого не было. Потом они страстно обнялись, опять-таки в полном молчании.
Их губы слились в страстном поцелуе. Тела крепко прижались друг к другу и медленно закачались из стороны в сторону, стараясь продлить этот миг, желая, чтобы он длился вечность…
Когда Родни наконец ослабил объятия, Кейт безвольно повисла у него на руках. Ее била нервная дрожь.
Его губы продолжали метаться по ее лицу; он целовал ее брови, глаза. Родни шептал слова любви, из-за которых она начинала светиться от счастья.
Наконец Кейт все же нашла в себе силы спросить:
– Дорогой! Ты едешь во Францию?
– Да, – лаская ее, прошептал Родни.
– Ну почему меня не было дома, когда ты заходил?!
– И не говори… Я так расстроился, когда не застал тебя. Кстати! Ты получила мое последнее письмо?
– Я уже неделю не получаю от тебя писем!
– Вот как! На этой неделе я написал тебе два письма. Последнее – три дня назад. В нем написал о моем приезде. По правде говоря, я надеялся приехать еще вчера, но с транспортом сейчас происходит нечто неописуемое.
– Думаю, во всем виноват предрождественский ажиотаж, – предположила Кейт. – На почте сейчас настоящее вавилонское столпотворение. Дорогой! Я так волновалась!
– Правда, любимая? Мне жаль, но я счастлив, что ты обо мне беспокоилась. Дай-ка я рассмотрю тебя получше, – сказал он, увлекая Кейт в круг слабого света, льющегося из газового рожка. – Как поживаешь?
