Текст книги "Девушка с приданым"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Разглядывая комод, Родни вдруг почувствовал прилив щемящей грусти. В то время, когда они покупали этот комод, ощущение радости и тайны бытия еще не покинуло его жизнь. Теперь же все эти чувства давно остались в прошлом. Родни осторожно выдвинул правый ящичек и нащупал скрытую кнопочку. Он нажал на нее. Верхняя часть узкой крышки комода медленно приподнялась, обнаружив два отделения, разделенные узкой перегородкой. Родни вновь почувствовал прилив уважения к мастерству мебельщика. Приоткрыв одно из отделений, он нащупал скрытую кнопку и нажал на нее. Тихо приоткрылась небольшая боковая дверца, за которой оказалось маленькое углубление, изысканно украшенное панелями атласного дерева. В памяти всплыл радостный визг Стеллы. Давно это все было… Теперь его жена, должно быть, прячет там свои сломанные украшения. Действительно, большую часть тайника занимала квадратная шкатулка. Родни вытащил ее на свет божий и от нечего делать начал осматривать. Крышку украшала очаровательная перламутровая мозаика. Родни из любопытства приоткрыл крышку. Внутри лежали медицинские пробирки. Две оказались полными, но большинство – совершенно пустыми. На пробирках виднелись приклеенные ярлычки с надписями на двух языках – французском и английском. Прочитав надпись, Родни Принс застыл, ошеломленно уставившись на содержимое шкатулки. Затем он вытащил оттуда лежавшую на дне картонную коробочку, наполовину заваленную пробирками, открыл крышку и обомлел.
Кровь медленно отхлынула от его лица. Словно находясь в состоянии транса, Родни закрыл тайник и, забрав перламутровую шкатулку, возвратился к себе.
То, что он сейчас увидел, было величайшим потрясением за всю его жизнь. Несколько минут Родни Принс вообще не в состоянии был мыслить здраво. Место мыслей заняли чувства. Стоя у окна, он уставился невидящими глазами на засыпанный снегом сад. Остатки уважения к супруге взывали: «Нет! Такого быть не может! Стелла на такое не способна!» Но правда, как ни прискорбно, заключалась в том, что его жена не только способна, но и виновна во всей этой мерзости.
Взгляд Родни метнулся к перламутровой шкатулке. В голове бушевал вихрь. Мысли мучили его, словно раскаленный утюг. Судя по всему, с самого начала, с первой брачной ночи Стелла использовала эти свои чертовы уловки. Кто ее научил? Когда они сочетались законным браком, ей не было еще и двадцати лет! Оказывается, его молодая жена преднамеренно убивала, другого слова не придумаешь, его еще не рожденных детей. А сам Родни даже подумать не мог о подобной возможности. Да и как он мог предположить, что его мягкая, изящная, утонченная Стелла, девственно чистая и непорочная, способна на такую чудовищную низость? Как легко она его одурачила! Как, должно быть, смеялась над его доверчивостью все эти годы!
Родни хорошо помнил, какой удрученный вид принимала жена, когда он заговаривал о детях. Какой несчастной, какой обиженной Стелла казалась тогда! У Родни, помнится, сжималось от сочувствия сердце. Он-то, по простоте душевной, считал, что жена тоскует по детям ничуть не меньше, чем он сам. Теперь до него наконец-то дошло, откуда эта холодность и почему жена каждый раз приходила в ярость, когда ее муж, воспылав страстью, пытался заняться с ней любовью «вне плана». Стелла просто-напросто тогда не предохранялась. И все эти годы эта изысканная, утонченная леди водила его за нос. Сколько же его сыновей она успела за это время погубить? Почему Стелла не дала ему хотя бы одного сына, прежде чем пуститься на все свои хитрости? Жизнь бы тогда была совсем другой. Его сын… Перед внутренним взглядом Родни предстал непоседливый мальчик лет четырнадцати. Его глаза светятся жаждой познания мира. Сейчас сын вернулся бы домой из частной школы на рождественские каникулы и бегал бы всюду по дому, зовя: «Папа! Где ты, папа?»
Родни вслушался в тишину дома. Крик «папа» эхом отозвался в его воспаленном воображении. Он содрогнулся всем телом и заскрежетал зубами. Его переполняла ненависть. Где эта мерзавка? Только бы до нее добраться, а тогда…
Осознав всю глубину своих эмоций, Родни Принс не на шутку испугался. Ему ни в коем случае нельзя видеться сейчас со своей женой. Надо скорее выбираться из этого дома и идти куда глаза глядят, подальше от этого проклятого места. Пусть ярость уляжется в груди и займет свое место среди череды прочих обид, которые Стелла ему нанесла. Если же он увидит эту мразь прямо сейчас, то убьет с таким же хладнокровием, с каким она убивала его сыновей.
Шкатулку Родни положил к себе в чемодан, а затем, надев шинель, спустился вниз.
Из кухни поспешила миссис Саммерс:
– Все готово, сэр! Я надеюсь, что вам понравится…
Кухарка остановилась, как громом пораженная тем, что хозяин одет, а его лицо за какие-то полчаса осунулось. На нем запечатлелись следы недавно пережитого шока. Теперь он стал похож на очень больного человека. Миссис Саммерс знала, что за последние полчаса хозяин ни с кем не встречался, за исключением доктора Суинберна.
«Ага! Вот оно что! Он узнал о похождениях жены».
Миссис Саммерс удивилась такой его впечатлительности. Хозяин и хозяйка давно уже спали в разных комнатах, и она представить себе не могла, что он так будет убиваться.
«Смешные они все же, эти мужчины».
– Извините, миссис Саммерс! Мне надо срочно уйти… по неотложному делу.
В руках доктор Принс мял свою фуражку.
– Все в порядке, сэр, все хорошо, – как можно любезнее сказала кухарка. – Возможно, вам полегчает, когда вы вернетесь.
– Да… Возможно, мне полегчает…
Служанка проводила хозяина взглядом. Прежняя военная осанка исчезла. Теперь он так сутулился, что казался почти горбатым.
Вернувшись на кухню, миссис Саммерс уселась на табурет, а затем вдруг разрыдалась. Почему? Она и сама не знала.
Из дома Родни вышел в три часа пополудни. Он направился через Шилдс прямиком к морю. Но путь ему то и дело преграждали солдаты, и чем ближе к берегу, тем труднее становилось продвигаться вперед. Так и не дойдя до воды, Родни вернулся обратно в город, специально сворачивая в маленькие улочки и переулки, словно пытаясь оторваться от невидимых преследователей. Миновав Тайн-Док, он углубился в Ист-Джероу, направляясь к дому Дэвидсонов. Проходя в спускающихся на землю сумерках мимо квартала Пятнадцати улиц, Родни Принс подавил в себе желание свернуть к Кейт. Не стоит вовлекать любимую в выгребную яму ненависти, которую не может вычерпать ни ходьба, ни доводы чистого разума.
Родни застал Питера, Пегги и двух их детей за поздним чаепитием. Друзья до такой степени были обрадованы неожиданным визитом, что за выкриками радости и бурными рукопожатиями хозяева не заметили изможденный и осунувшийся вид доктора Принса, затравленный взгляд его глаз. Гость улыбался детям, но почти ничего не говорил. Майкл и Кэтлин возбужденно скакали вокруг него.
– Дядя Родни! Где ваша борода? – кричали они.
Суматоха не прекращалась до тех пор, пока Пегги не отправила малышей на кухню под присмотр служанки Анны.
– Поесть не хочешь? – вернувшись, спросила она у Родни.
При этом взгляд миссис Дэвидсон был напряженным. Она уже о чем-то начала догадываться.
Доктор Принс отрицательно замотал головой.
– А как насчет чашечки чая? – не унималась Пегги.
– Ладно. Чашка чая – в самый раз, – уступил Родни.
Пока гость пил чай, муж и жена обменивались встревоженными взглядами.
– Что случилось, Родни? – наконец задал прямой вопрос Питер.
– Ничего. Все в порядке, – кривя рот в подобии улыбки, ответил его друг.
– Как живется на новом месте? – поинтересовалась Пегги.
– Неплохо, Пегги.
– Рад, что приехал к нам? – спросил Питер.
– Да… Я рад…
Короткие, ничего не выражающие ответы, настолько непохожие на всегдашнюю говорливость Родни, не на шутку удивили и встревожили Дэвидсонов. Хозяева дома продолжали болтать, желая как-то расслабить скованного гостя.
Вдруг Родни Принс вскочил на ноги. Дэвидсоны последовали его примеру.
– Мне надо идти. Сегодня я не в настроении. До скорого.
Питер проводил друга до дверей.
– Что случилось, Родни? Или ты не можешь мне об этом рассказать?
– Нет, не могу, Питер. Потому что не знаю. – Родни провел пятерней по волосам. – Меня всего переполняют ярость и ненависть… Ты когда-нибудь хотел убить женщину?
Питер вгляделся в лицо друга.
– Сегодня домой ты не идешь, – беря Родни под руку, спокойным голосом заявил он. – Переночуешь у нас.
– Бесполезно, Питер. Мне надо идти. Я должен посмотреть ей в глаза. Пока я не сделаю этого, покоя мне не видать. Сегодня у нас чертов званый ужин.
– Что она натворила?
– Она… – Родни попробовал, но не смог облечь в слова то, что имел на душе против Стеллы. – Лучше я расскажу тебе когда-нибудь потом…
Когда друг ушел, доктор Дэвидсон обратился за советом к жене:
– Как лучше поступить, Пегги?
– Иди за ним.
– Сегодня у его жены званый ужин. Сейчас половина восьмого, – указывая рукой на часы, сказал Питер. – Они только уселись за стол… Он не сможет ничего натворить в присутствии всех этих людей.
– В любом случае лучше сходить, – посоветовала Пегги. – Можно будет притвориться, что вы не виделись. Скажешь, что узнал о его приезде и решил зайти… Хорошо?
– Родни пошел пешком. Я дам ему время добраться домой, а потом поеду на автомобиле.
Ужин закончился, и все перешли в гостиную – Стелла, три женщины и четверо мужчин. Женщины, хотя и не были женами присутствующих здесь мужчин, отличались исключительной бесцветностью. Они были рады приглашению в этот дом на званый ужин. Еще больший душевный подъем испытывали мужчины. Что может быть приятнее, чем, отужинав у Стеллы Принс, затем сидеть и целый вечер любоваться ее красотой! На всех гостей мужского пола хозяйка дома производила сильнейшее впечатление. Она была такой романтичной, а романтичность притягивает мужчин во все времена. То, что романтизм и ни к чему не ведущий флирт могут со временем вызвать раздражение, Герберт Баррингтон нехотя вынужден был признать. По правде говоря, целомудренные авансы со стороны Стеллы ему порядком надоели. Только раз он пережил с этой женщиной нечто, отдаленно похожее на любовное свидание, а потом разочарование следовало за разочарованием. Все заигрывания ни к чему не приводили, оставляя в душе неприятный осадок. Порой ему казалось, что все его старания бесполезны, что ничего, кроме раздражения и опять-таки разочарования, они ему не принесут. Она пообещала, что в следующий раз будет лучше, но следующего раза так и не наступило. А теперь появился этот Суинберн… Стелла продолжает его дразнить, суля райские наслаждения, а у Герберта не хватало силы воли отказаться от надежды.
Не в первый раз Баррингтон задумывался над тем, стоит ли столь уж самозабвенно доверять всему, что Стелла наговорила о своем муже. В гостиную вошел Родни Принс. Глаза хозяйки дома метнулись в сторону вошедшего, и Герберт, успевший достаточно хорошо узнать Стеллу, понял, что за приветливой улыбкой миссис Принс прячется тревога. Вместе с другими мужчинами Баррингтон поднялся на ноги и присоединил свое приветствие к словам других гостей. Только когда Стелла начала представлять сидевших в гостиной дам, Баррингтон сообразил, что Родни Принс ничего не говорит, даже не улыбается, а лишь кивком головы отвечает на расточаемые ему любезности.
Когда все расселись, Родни занял стул напротив Стеллы. В комнате возникла странная тишина, которую ни у кого, казалось, не хватало духу нарушить.
«Он прослышал о Суинберне и, как всегда, ведет себя по-идиотски», – подумала Стелла.
Мэри уже успела рассказать хозяйке все о встрече мужа и его ассистента, а также о том, что после доктор Принс не захотел остаться на обед… Да, у него жалкий вид. Стеллу начало переполнять самодовольство. Несмотря ни на что, она до сих пор имеет власть над Родни и может довести его до полного уныния. А то его равнодушие уже начинало уязвлять… Она получила то, что хотела: жизнь, свободную от его сексуальных посягательств, но победа не принесла ей истинного удовлетворения. Ладно, судя по всему, она сможет изменить положение вещей, когда только пожелает.
Стелла улыбнулась и, соблюдая светские условности, обратилась к мужу так, словно они не виделись всего несколько часов, а не три месяца:
– Мы не стали ждать тебя, дорогой, так как не знали, когда ты вернешься.
Родни не ответил. Он просто сидел и пристально смотрел на жену с каменным выражением лица.
Стелла почувствовала легкое беспокойство. Муж смотрел на нее, не отрываясь. Что могут подумать ее гости?! Стелла посмотрела на Герберта. Этот молодой человек из тех, кто умеет поддерживать светскую беседу.
– Будете первым читать, Герберт? – мелодичным голосом поинтересовалась хозяйка дома.
Герберт тоже чувствовал себя не в своей тарелке.
– Лучше вы, – сказал он. – Прочтите что-нибудь из самого нового…
– Да! Да! – поддержали его дамы, радуясь возможности нарушить тягостную атмосферу, возникшую с приходом доктора Принса.
Без дальнейших проволочек Стелла взяла со столика тонкий томик, поудобнее устроилась в кресле, окинула взглядом гостей и начала:
Пусть красота живет в моей душе
И роза распускается весною.
Пусть птичка весело порхает в вышине
И свет луны блестит в морском прибое.
Пусть красота живет в моей душе
И воздух зимний наполняет тело.
Пусть тишина пьянит и веселит
И свет играет на покрове белом.
Пусть красота живет в моей душе
И ветер машет голыми ветвями.
Пусть лист танцует томную кадриль
И путь змеится вдаль между холмами.
Пусть красота живет в моей душе
И отблески огня танцуют в темноте.
Пусть смех влюбленных весело звучит
И мир, ниспосланный душе моей, горит…
Резкий неприятный звук заставил собравшихся вздрогнуть. Родни, опершись затылком о высокую спинку кресла, зашелся в громком хохоте.
Внезапно смолкнув, он повернул голову к Стелле и воскликнул:
– Мне понравилось! Так эмоционально! Такое глубокое понимание простых явлений, из которых состоит жизнь! Особенно мне понравилось выражение: «Пусть смех влюбленных весело звучит».
Стелла уставилась на мужа. Гнев и страх боролись в ней. Женщины чувствовали себя оскорбленными, а мужчины не скрывали своего возмущения. Суинберн вскочил с места и, повинуясь безотчетному импульсу, сделал шаг в сторону хозяйки дома. Баррингтон, видя это, подумал, что когда-нибудь и сам отважится на безрассудный поступок. Потом, не сейчас…
От дальнейших раздумий его отвлек звук шагов по гравиевой дорожке за остекленной дверью, ведущей в сад. Он сидел у тяжелых бархатных портьер и вздрогнул, когда в стекло постучали. Шум привлек всеобщее внимание и тем самым разрядил обстановку в комнате.
Все головы повернулись к застекленной двери.
Стелла, с радостью хватаясь за соломинку, воскликнула:
– Кто-то стучит! Кто бы это мог быть? Посмотрите, пожалуйста, Герберт! Но будьте осторожны со свечами.
Баррингтон шагнул за зашторенные портьеры и открыл дверь.
– Кто здесь? – спросил он во тьму.
– Мне нужен доктор Суинберн. Я была у него дома, и мне сказали, что он здесь. Я не смогла найти дверь, а потом увидела свет, – послышался детский голосок.
– Лучше войди вовнутрь, – сказал Баррингтон, – а то ничего не видно.
Когда Энни вышла из-за бархатной портьеры, сидевшим в гостиной людям показалось, что они являются персонажами какой-то рождественской сказки. Все, включая Родни, сидели или стояли, не шевелясь, и взирали на девочку, которая, часто моргая от яркого света, переводила взгляд от одного к другому.
«Господи! – пронеслось в голове поэта. – Что за зрелище!»
Баррингтон смотрел на серебристые волосы, которые, спадая волнами на плечи, свисали до талии девочки. Густая челка изгибалась чуть выше темных бровей. Зеленые глаза миндалевидной формы сверкали на нежной, казавшейся фарфоровой коже. Какая красавица!
Испуганный взгляд Энни блуждал по лицам собравшихся, ища доктора Суинберна. Глаза скользнули, а потом впились в знакомое лицо Родни Принса. Испустив радостный возглас, девочка кинулась к врачу, а тот сделал шаг навстречу ребенку.
– Доктор!
Энни обхватила руками врача и прижалась щекой к ткани его жилетки. Родни погладил девочку по волосам.
Удивленные, не до конца верящие в реальность происходящего собравшиеся взирали на эту сцену.
– Что стряслось, Энни? Что случилось?
– Кейт! – вспомнив о неотложности своего поручения, произнесла девочка. – Дед побил ее ремнем… сильно побил. Острый край рассек ей шею. Кровь течет и течет. Все в крови! Пойдемте со мной быстрее!
Секунду испуганный взгляд Родни сверлил лицо ребенка. Затем он повернулся и поспешил из комнаты. Энни последовала за ним в вестибюль, не отставая ни на шаг. Родни надевал пальто, когда из гостиной вышли Суинберн и Стелла.
– Вы не пойдете! – заявил Суинберн. – Я сам со всем разберусь.
– Родни! Ты что, с ума сошел? – с ледяным спокойствием в голосе спросила Стелла. – Что скажут люди? И как ты смеешь ставить меня в такое неудобное положение? Мне придется объяснять твое поведение нашим гостям! Мне кажется, что ты совершенно не отдаешь отчета своим поступкам. Я в этом уверена…
Не сказав в ответ ни слова, Родни застегнул пальто, потом зашел в гардеробную и положил в свой саквояж инструменты и лекарства из аптечки.
Вернувшись в вестибюль, доктор Принс с подчеркнутой вежливостью обратился к Суинберну:
– Я хотел бы, если вы не против, перекинуться парой слов с женой наедине.
Поджав губы, Суинберн вернулся в гостиную.
Прежде чем Родни успел произнести хотя бы слово, Стелла, задыхаясь, выпалила:
– Кем эта девчонка тебе приходится? Как ты смеешь меня оскорблять? Она же горничная, обыкновенная прислуга! Ты не пойдешь сейчас к ней! Ты слышишь меня? Я выживу ее из города!
– А Баррингтон и Суинберн согласны пойти вместо меня к ней? – не теряя самообладания, спросил Родни.
Доктор Принс надел шапку и взял Энни за руку. Теперь он чувствовал себя спокойным, как никогда. Минули годы с того времени, когда он в последний раз молился, но увидев Энни, вошедшую через застекленную дверь в гостиную, Родни решил, что девочка подобна ангелу, который послан для того, чтобы успокоить его разум и остановить зачесавшуюся руку. Когда Энни обняла его, доктор Принс почувствовал, как пламя ненависти гаснет в его душе и уже не взывает к убийству Стеллы. Про себя он произнес молитву Богу, в которого прежде не верил.
Стелла смотрела в глаза мужу и видела в них ярость. То, что ей предпочли горничную, какие бы обстоятельства этому не предшествовали, было просто возмутительно. Миссис Принс перевела излучающий ненависть взгляд на ребенка. Вот, значит, почему он так привязан к этой девчонке. Ее мать – его любовница. Давно ли? Нет, недавно. Еще три года назад Родни всецело принадлежал ей. Она это хорошо знала. Ладно, он опять будет ее. Вдруг ей ужасно захотелось, чтобы Родни снова стал ее и только ее. Еще ничего никогда ей так не хотелось. Обаяние, которое давно покинуло мужа, вновь возродится. Она будет смотреть на мужа по-другому, иными глазами, так, как на него, должно быть, смотрят другие женщины.
Гнев улегся. На глазах у Родни Стелла растаяла, смягчилась.
– Дорогой! Не ходи, – взмолилась она. – А если иначе нельзя, то скорее возвращайся.
Она прикоснулась к руке мужа.
Родни перевел взгляд с переменившегося лица жены на ее руку и тихо рассмеялся.
– Подожди, – сказал он Энни. – Я вернусь через минуту.
Обернувшись к Стелле, он добавил:
– У меня для тебя сюрприз. Я принесу его сейчас. Не хочу ждать до возвращения.
Стелла проводила мужа взглядом. Родни взбегал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Вернулся он с какой-то коробочкой в руках.
Стелла смотрела на него и думала: «Он обращается со мной, как с пустым местом. Долго же ему придется ждать от меня подарка».
Медленно кровь отхлынула от ее лица, когда она узнала свою перламутровую шкатулку. Она подняла глаза. Их взгляды встретились. Секунду муж и жена стояли, глядя друг на друга. Только теперь Стелла поняла, что муж навсегда потерян для нее. В ее душе вновь закипела разрушительная ненависть.
Родни вышел из дома, не сказав больше ни слова.
Когда они очутились снаружи, Родни схватил Энни за руку.
– Можешь бежать? – спросил он девочку. – Мы сядем на трамвай. Бесполезно будет сейчас пытаться завести мой автомобиль. Им не пользовались уже слишком долго, несколько месяцев. Держись за меня крепче… Побежали!
Они понеслись вниз по саду и выбежали на улочку.
– Что случилось? – на бегу спросил доктор Принс у девочки.
– Дед сказал, что я должна ходить в школу на Боро-роуд, а Кейт не соглашалась. Они постоянно ссорятся, с тех пор как Кейт вернулась домой. Доктор! Она умрет? Дома все залито кровью.
Родни крепче сжал руку ребенка и ускорил свой шаг.
Они дошли до конца улочки, когда чуть не натолкнулись на какого-то человека.
Доктор Принс ойкнул.
– Это ты? Родни! – воскликнул знакомый голос.
– Да, Питер, – удивленно ответил доктор Принс. – Что ты здесь делаешь?
– Зачем ты бежишь? – встревоженно спросил доктор Дэвидсон. – С тобой все в порядке? Что случилось?
Родни быстро догадался, зачем Питер может спешить к его дому. Вытянув вперед руку, врач схватил своего коллегу за рукав.
– Ничего не случилось, Питер, но спасибо, что пришел. Ты, кстати, на машине? Кейт ранена. Старик Ханниген избил ее ремнем. Энни прибежала сюда за Суинберном и вернула мне способность здраво мыслить. Подкинь нас до Пятнадцати улиц.
Питер не стал спрашивать, почему Суинберн не поспешил к больной или почему его друг так обеспокоен судьбой Кейт Ханниген. Довольно и того, что с Родни все в порядке.
Когда они добрались до района Пятнадцати улиц, доктор Дэвидсон распрощался со своими спутниками. Он не предложил Родни вместе идти к раненой. Не то чтобы Питер верил в то, что Энни – дочь его приятеля. Ни в коем случае. У старого врача временами возникало ощущение, что не все тут просто и что не следует вмешиваться в жизнь других людей.
На прощание он, улыбнувшись, сказал:
– Приходи завтра на обед, Родни! Не забудь. В час дня.
– Я обязательно приду. Большое спасибо.
Взяв Энни за руку, доктор Принс поспешил к дому Ханнигенов.
Дверь им открыл мистер Маллен. В слабом свете он пристально вглядывался в лица ночных визитеров.
– Это вы! – наконец воскликнул он. – Вы добрались сюда быстрее, чем я надеялся.
Приглядевшись, сосед удивленно произнес:
– Бог мой! Доктор Принс собственной персоной! Вот уж не ожидал. Я думал, что вы сейчас по ту сторону пролива. Рад вас видеть.
Чуть помедлив, мистер Маллен предостерег врача:
– Смотрите, куда ступаете. Здесь такой беспорядок, что черт ногу сломит.
Охваченный ужасом, Родни Принс взирал на царящий на кухне разгром. Перевернутый стол лежал возле окна. Пол был усеян осколками битой посуды. Репродукцию с лордом Робертсом безжалостно вырвали из рамки и разорвали на две части, отделив военачальника от его лошади и чернокожего телохранителя. В дальнем углу кухни обрывки портрета генерала лежали на куче металлических обломков, прежде бывших решеткой и украшавших камин. Дверь горки для посуды треснула так, словно кто-то ударил по ней ногой. Стена возле ведущей наверх лестницы пестрела пятнами крови.
– Только посмотрите на это! – воскликнул мистер Мален. – За это его надо посадить в каталажку. Я хотел пойти за бобби [10], но Сара меня удержала. Ей, видите ли, не пережить позора, если полиция узнает о ее семейных делах. Но я сказал, что если ее дочь умрет, то дело позором не ограничится. Ее мужа ждет виселица! Чертов маньяк!
– А где он сам? – спросил Родни.
– Смылся. После сильных припадков он всегда сбегает и не появляется дома в течение нескольких дней. Думаю, он подался к своей сестре в Джероу. Надеюсь, этот гад поскользнется и сломает себе шею по дороге. Я даже помолюсь об этом. Видно, куда идти? – спросил он, пока Родни осторожно поднимался по лестнице, а затем обратился к девочке: – Оставайся здесь, со мной, Энни. Нам надо все тут прибрать.
Сара, сидящая у кровати раненой дочери, вздрогнула, когда доктор Принс вошел в комнату. Ее рука нервно дернулась, прикрывая рот.
Склонившаяся возле пылающего в камине огня миссис Маллен приподняла голову и удивленно воскликнула:
– Доктор! Неужто вы?
Кивнув ей головой, Родни подошел к постели Кейт. Лицо раненой приобрело мертвенно-бледный цвет, за исключением следов запекшейся крови. Прижатое к шее полотенце алело свежей кровью.
Врач сбросил с плеч пальто.
– Вам надо отдохнуть, поспать, – мягко, но настойчиво сказал он Саре. – Ступайте… Ступайте.
Что бы там ни было, а при сидящей у изголовья кровати Кейт убитой горем матери работать было психологически трудно. Он не смог бы спокойно исполнять свой долг, чувствуя на себе полный боли и страха взгляд Сары.
– Она умрет? – спросила миссис Ханниген, позволяя врачу помочь ей подняться на ноги.
– Нет, если мне дадут работать, – мягко сказал Родни.
Уже у самой двери Сара обернулась и еще раз взглянула ему в глаза.
– Вы ведь не сделаете моей девочке больно, – попросила она. – Не обижайте Кейт, доктор.
– Нет, я сделаю все от меня зависящее, – сказал врач, а затем добавил: – Идите отдохните. Все будет в порядке.
Сара вздохнула и, немного успокоившись, отвернулась от доктора Принса и пошла к лестнице наверх.
Миссис Маллен, ведя ее за руку, отвлекала внимание разговором:
– Конечно же он не сделает Кейт больно. Ты и сама это знаешь. Если кто и сможет вылечить твою дочь наилучшим образом, так это доктор Принс.
– Будем молиться Богу, чтобы вы оказались правы, – едва слышно произнес Родни, начиная осматривать раненую.
Та лежала тихо. Глаза были прикрыты. Приподняв ей веко, врач убедился, что она находится в сознании. При этом Кейт не подавала признаков того, что узнает Родни.
Он осторожно снял полотенце с шеи и осмотрел рану. Глаза доктора сузились. Сильное кровотечение. Еще немного, и пряжка зацепила бы яремную вену. Случись такое, Кейт потеряла бы намного больше крови и исход мог бы быть плачевным.
Она была одета, хотя и не полностью. Блузка разорвана в клочья, а на обнаженных плечах и груди виднелись багровые полосы. В некоторых местах плоть рассечена, края ран были рваными. Кожа уже покрылась мертвенной бледностью. Сердце Родни зашлось от жалости, а зубы стиснулись в крепком оскале.
– Сможете мне помочь, миссис Маллен? – спросил он у вернувшейся в комнату соседки.
– Я сделаю все, что потребуется, доктор, – ответила она.
– Хорошо. Неукоснительно выполняйте все, что я вам буду говорить, и мы справимся. Во-первых, принесите кипящей воды, и приступим…
– Вы впустую растратили свое призвание, миссис Маллен, – по прошествии некоторого времени сказал Родни. – Вам следовало бы стать медсестрой.
Простодушное лицо женщины порозовело от похвалы.
– В мое время медсестрами не становились, – заявила она. – Доктор, мне надо ее раздеть?
– Не стоит. Завязки и шнуровки ослаблены, так что все будет в порядке.
– Я с ней посижу, – вызвалась миссис Маллен. – Я сейчас сбегаю к моим, а затем вернусь. Думаю, Кейт сейчас не стоит оставлять одну.
– Не стоит, – согласился он. Вымыв руки в тазу, Родни взял полотенце и насухо их вытер. – Лучше вместо вас, миссис Маллен, останусь я.
На секунду миссис Маллен застыла, как громом пораженная.
– Хорошо, доктор, – наконец ответила она. – Я только принесу дров, чтоб огонь не погас.
В конце концов, это не ее дело. До нее, конечно, доходили слухи, но миссис Маллен в них не верила, по крайней мере, до сегодняшнего вечера… Доктор Принс, разумеется, замечательный человек, но он женат. Кейт – католичка… И вообще, такого быть не должно. У нее тоже есть семья, и одному лишь Господу Богу ведомо, что может быть. Посмотреть хотя бы на ее Майкла. Он ходит хвостом за Бетти Фарроу, а та ведь ревностная прихожанка нонконформистской церкви… Никто не знает, что может случиться с нашими детьми. А у таких красивых девушек, как Кейт, дела обстоят обычно еще хуже… Ладно, болтать она не станет. Никто ничего от нее не узнает.
– Я потом принесу вам что-нибудь поесть, – сказала миссис Маллен и вышла из комнаты.
Было около двух часов ночи, когда Родни услышал, как хор распевает колядки где-то на улице. Сначала их голоса звучали далеко и были едва слышны. До них оставалось, по мнению Родни, еще несколько улиц. Он мог только надеяться, что колядующие не приблизятся к дому больной.
Кейт мирно спала под действием лекарств. Мертвенная бледность сошла с ее лица. Родни Принсу начало казаться, что он сидит у постели больной уже целую вечность. Впрочем, несмотря на твердую спинку стула, упирающуюся ему в лопатки, Родни не чувствовал ни усталости, ни явного дискомфорта. Если бы ему предоставили выбор очутиться в любом другом месте на Земле в эту минуту, он, без сомнения, не воспользовался бы им.
С тех пор, как он в последний раз был здесь, комната изменилась. Теперь доски пола покрывал линолеум. Лощеная хлопчатобумажная ткань с рисунком из цветов и птиц украшала столик для умывальных принадлежностей. На комоде стоял ряд книг. Гардины на окнах были последним штрихом, превратившим комнату из символа убогости во вполне приличное жилье, от которого веяло уютом.
Кейт не смотрела на него, она не произнесла ни слова, но Родни верил, что она знает, кто сейчас находится рядом с ней. Он пододвинул свой стул поближе к ее кровати. Как ни странно, сейчас он чувствовал себя намного более умиротворенным, чем в любое другое время за все прошедшие годы.
Песнопения раздались у соседней двери. Родни встрепенулся.
Громкие мужские и женские голоса поднимались к небесам:
Да будет весел праздник!
Пребудет с нами Бог…
От досады Родни прищелкнул языком.
Он уже хотел встать, но слабый голос Кейт остановил его:
– Все в порядке. Мне нравится слушать…
– А я думал, ты спишь, – так же тихо сказал Родни. – Кейт! Посмотри на меня! Как ты себя чувствуешь?
Кейт медленно приподняла веки и взглянула на него. Он склонился над ней. Ее ответ удивил Родни.
– Я чувствую умиротворение.
Они молча смотрели друг на друга.
Кейт пробормотала:
– Ты веришь, что Бог внимает нашим молитвам?
Прежде чем Родни успел ответить, Кейт продолжила свою мысль:
– Нет, не веришь. Ты не веришь в Бога.
– Помолчи, дорогая, – успокаивающе произнес он, нащупывая ее пульс.
– Я должна говорить. Не мешай мне. Если я не заговорю сейчас, то никогда не осмелюсь… Родни.
Впервые она произнесла его имя вслух.
Взяв руку Кейт, Родни поднес ее к своим губам.
– Любовь моя!
– Я молилась о том, чтобы увидеться с тобой до того, как ты направишься во Францию. Бог внял моим молитвам.
– Любимая!
Ее «капитуляция» оказалась настолько неожиданной, что Родни почувствовал легкое головокружение. Пододвинул стул ближе к кровати и опустился на него. Он пробежался губами по ее пальцам.
– Кейт!
– Ничего изменить все равно не удастся, – шептала она. – Я только хотела, чтобы ты узнал прежде, чем уедешь, что…
