Текст книги "Камбер - еретик (Дерини - 3)"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

– Ad Deum qui laetificat juventutem meam,– ответили остальные.

Я подойду к алтарю Господнему и к Господу, который дает мне радость в этой жизни...

– Judica me, Deus.-продолжал Камбер.-Воззрись на меня, о Господи, и уведи меня от тех, кто несправедлив и лжив.

– Quia tu es, Deus... В Тебе, о Господи, моя сила. Почему Ты выделил меня? И почему печаль переполняет меня, -отвечали остальные.

Они служили в память о Дэвине. Они хотели, чтобы значение каждого слова пересилило их горе и возродило их для борьбы. В ту ночь у них не было книги, по которой можно было бы читать, поэтому каждый сказал то, что помнил и что имело для него какое-то значение в их общей печали, что-то для надежды, силы и мужества, для движения вперед.

Камбер служил по обычаям Ордена святого Михаила, подавая причастие каждому участнику обряда. Он опускал священный хлеб в благоговейно протянутую руку, за ним следовал Йорам с чашей. Когда они закончили, Камбер обрел покой, позволивший почти забыть о горе. Теперь по крайней мере он знал, что смерть Дэвина не была напрасной.

* * *

Той же ночью Энсель вернулся в Грекоту вместе с Камбером и Йорамом. Теперь, когда указ регентов был разослан, в Гвинедде не осталось места, где последний граф Кулдский мог бы показаться, не опасаясь за свою жизнь. А появление нового монаха в большом доме епископа останется незамеченным. После того как в его волосах была выстрижена тонзура, а сами они были перекрашены в светло-каштановый цвет, Энсель был представлен общине Грекоты как брат Лоркэн, писец-михайлинец в штате епископа Алистера. Смены одеяния и цвета волос оказалось достаточно, чтобы спрятать Энселя и без помощи волшебства.

Отец Вилловин и остальные члены братства оказали новому писцу теплый прием. Никого не смутило приглашение новичка уже на следующий день после праздничной мессы в капитуле в епископские покои для праздничного обряда в честь дня святого Михаила в обществе Алистера Каллена и его секретаря. Всем было известно, что михайлинцы держатся вместе, особенно в такой важный день. Камбер же и Йорам с выгодой использовали это время для того, чтобы посвятить Энселя в тонкости монашества и устава Ордена, членом которого он притворялся. В несколько дней он узнал достаточно, чтобы свободно общаться со священниками и монахами, не вызывая подозрений.

Остальные участники поминовения вернулись в свои дома, в следующие дни и недели они более старались не привлекать внимания. Теперь, когда отпала необходимость наблюдать за Дэвином, Грегори в Эборе начал потихоньку готовить переезд своей семьи из Гвинедда. Сам Он был намерен возвращаться по всем делам Совета. Джебедия вернулся в Аргод, чтобы попрощаться со своими братьями. Рис и Эвайн провели праздник святого Михаила в Шииле со своими детьми, омрачив торжественный день сообщением о смерти Дэвина. Тиэг был еще мал, чтобы понять, что случилось, а восьмилетняя Райсил все время плакала.

Джеффрэй был в Ремуте, чтобы на следующее утро вместе с архиепископом Ориссом служить в соборе святого Георгия. Однако ночью он выскользнул из своих апартаментов в резиденции Орисса и пробрался в мало кому известный Портал в ризнице собора, откуда перенесся в аббатство святого Неота в свой старый Орден.

Всю ночь отец Эмрис и старейшины гавриллитов обсуждали нападение на принцев и суд короля Элроя. Когда Джеффрэй предстал перед Камберианским советом на следующей неделе, он рассказал о растущем беспокойстве братии. Гавриллиты считали, что если заговор дня святого Михаила (как его теперь называли) подвел людей к решающей черте, то деринийские религиозные общины должны одними из первых испытать на себе гнев регентов. Кроме того, Ордена станут главной мишенью как центры обучения и развития деринийских способностей.

Следовало побеспокоиться и о других-Варнаритской школе, Хлентиете неподалеку от Коннаита и недавно образованной школе рядом с Найфордом, которая уже была однажды сожжена, и Совет проследил, чтобы все были предупреждены. Камбер и Джеффрэй,. пользуясь епископским саном, помогли религиозным общинам разработать планы бегства. Оставалось только надеяться, что, прежде чем случится самое худшее, останется время на исполнение этих планов.

Почти месяц удача не покидала их. Но в конце октября, когда ушедшее лето в последний раз напомнило о себе, шаткое равновесие рухнуло.

Вновь вернулась невероятная для поздней осени жара и опять принесла деринийскую чуму, поразившую Гвинедд летом. В Валорете толпа разбушевавшихся горожан и фермеров растерзала семейство торговца, которое сочли разносчиком болезни и подозревали в принадлежности к расе дерини. Беспорядки начались, когда городская стража пыталась вывезти предполагаемых жертв болезни, и солдатам пришлось призвать на подмогу гвардию архиепископа.

Это случилось в один из его теперь нечастых визитов в Валорет, и Джеффрэй, в белом плаще поверх кольчуги и шлеме с опущенным забралом, лично повел отряд. Единственным оружием был епископский посох в руке, а к шлему прикреплено бронзовое распятие-он, как и все гавриллиты, был связан клятвой: не применять силу ни при каких обстоятельствах. Джебедия, навестивший собрата на обратном пути из Аргоды в Грекоту, ехал рядом с Джеффрэем в доспехах рыцаря-михайлинца.

В полуденном свете на городских улицах два десятка хорошо вооруженных мужчин не видели опасности. Кого могла испугать толпа ремесленников и поселян, размахивающих чем попало? Воины теснили противника, топтали лошадьми и разили мечами.

Один Джебедия оценил, как опасны были мотыги, вилы и камни, свистевшие вокруг и бьющиеся о стальные щиты и шлемы. Слишком поздно он попытался перестроить солдат и сомкнуть ряды, слишком поздно-один из людей Джеффрэя с криком свалился с лошади и был погребен под ногами орущей, визжащей, вопящей толпы. В то же мгновение сборище взвинченных, но еще способных повиноваться людей обратилось в ненасытного зверя, готового пожрать все на своем пути.

Быстрый меч Джебедия на этот раз оказался недостаточно скор, и лезвие мотыги, которую не успел отбить старый воин, вонзилось в щель для глаз на шлеме Джеффрэя, Архиепископ Валорета был мертв прежде, чем его тело грянулось о мостовую.

Ошеломленные кощунственным убийством духовной главы Гвинедда, участники стычки отшатнулись от неподвижного тела в белом. Казалось, небеса разверзнутся над ними и молния поразит нечестивцев.

Но Божья кара никого не постигла. И это не отрезвило, а вдохновило бунтовщиков. Выходило, что люди могут не только чинить расправу над обыкновенными безбожными дерини, но и убить примаса всего Гвинедда, если он дерини, и не страшиться гнева Небес.

Больше их не могли остановить ни кони стражников, ни мечи, ни смерть. В последовавшей резне погибла вся семья торговца, множество горожан и треть усмирявших бунт. Михайлинское одеяние Джебедия делало его готовой мишенью, к счастью, мало уязвимой. Тем не менее он выбрался невредимым благодаря удаче и инстинктам старого вояки, повинуясь которым, он действовал в схватке, совершенно потрясенный ужасной гибелью Джеффрэя. Позже он утверждал, что его спасло участие в кортеже с траурной ношей. Толпа расступалась перед горсткой рыцарей, везущих тело Джеффрэя, смиряя свою ярость при виде мертвого тела в белом, похожего на роковой призрак.

Джебедия проводил рыцарей до ворот епископского дворца, вернул себе способность здраво рассуждать, покинул их и стал выбираться из города. Со смертью Джеффрэя в Валорете не осталось ни одного высокопоставленного дерини. А реакция толпы на смерть Джеффрэя и присутствие Джебедия лишний раз показала, что Валорет для дерини перестал быть безопасным местом. Об этом девять месяцев назад предупреждал Торквилл де ля Марч. Проезжая мимо отряда, спешившего на помощь воинам епископа, Джебедия размышлял, долго ли будет оставаться для его собратьев хотя бы одно безопасное место.

ГЛАВА 22

Пусть верховный священник служит, как положено, а священникам их место уже указано.

Клементий I 18:18

Той же ночью новость о кощунственном убийстве архиепископа Джеффрэя облетела Валорет, выпорхнула за городские ворота и пошла гулять по Гвинедду. В ней почти ничего не осталось от истины, солдаты герцога Эвана, выручившие гвардейцев и разогнавшие смутьянов, в большинстве были уверены, что одержали победу над дерини, Джебедия молва превратила в тайного зачинщика мятежа, а кое-кто поговаривал, что именно он сразил архиепископа. Войска не помогали горожанам в их охоте на дерини, но и не пытались остановить ее. В тот день более пятидесяти было убито, причем не все были дерини, многих просто обвиняли в этом. Несколько дерини были захвачены и повешены "из самозащиты" прежде, чем Эван вмешался и остановил убийц.

Единственной доброй новостью того дня было, то, что барон Рун вышел из себя и снял почти половину валоретского гарнизона с учений, чтобы охладить пыл наиболее ретивых и агрессивных по отношению к дерини, иначе даже Эван со своими людьми мог не справиться. Введением комендантского часа удалось восстановить порядок после наступления темноты, но прежде чем страсти улеглись, прошло еще несколько дней.

Камбер и другие члены Совета, разумеется, узнали о смерти Джеффрэя сразу же, как только она наступила, а детали стали известны, когда Джебедия, воспользовавшись Порталом в Шииле, вместе с Рисом и Эвайн прибыл в киилль. Предстояло решать, как быть и что делать дальше. Двое близких им людей уже пали жертвами слепой ярости, бесцельной, обращенной сразу против всех и вдруг полыхнувшей неожиданной силой.

О валоретской смуте скоро узнали и в Ремуте. Герцог Эван приказал одному из своих деринийских агентов отослать гонца через Портал. Ремутский двор получил известие как раз в конце ужина. Гонец докладывал коротко и испуганно: регенты, король и принцы ловили его слова с жадностью, у каждого был к этому особый повод. Мальчики приняли известие с неподдельным ужасом и горем, все они любили архиепископа Джеффрэя, в особенности Джаван. Регенты притворно сожалели о потере члена Регентского совета. Хуберт даже прочитал молитву за упокой его деринийской души. Однако скоро на смену благочестивым речам пришла оживленная беседа о возможных претендентах на высокие посты покойного.

На целый час Джаван и Рис Майкл были забыты-регенты перебирали имена всех епископов Гвинедда. На Элроя тоже не обращали никакого внимания, если бы не имели намерения заручиться поддержкой короля в выборе кандидата, которого они в конце концов представят епископскому синоду. Нового главу церкви избирали особы духовного звания, но предлагал достойнейшего король или Регентский совет. Только когда выбор удалось сузить и Хуберт остался единственным приемлемым кандидатом, регенты снова удостоили вниманием молодого короля. Используя все свое влияние, они очень скоро убедили его, что избрание Хуберта, более всего соответствует интересам королевства, и потребовали от мальчика обещания подписать официальную рекомендацию, как только документ будет подготовлен.

Далее было решено, что двор как можно скорее должен перебраться обратно в Валорет, чтобы регенты могли проследить за выборами. Условия жизни там были куда более приемлемы-Ремутский замок так и не приобрел роскоши, которую любили регенты. Поэтому зимой в Валорете будет много удобнее, а особенно хороши будут там рождественские праздники.

В приподнятом расположении духа регенты призвали мажордомов и гофмейстеров, чтобы сделать необходимые распоряжения по сборам к переезду. Тихий уход Джавана и Тависа остался незамеченным. К этому времени Рис Майкл уже заснул в своем кресле, так что Тавис взял на руки посапывавшего принца и следом за Джаваном вышел из холла. Что же до Элроя, то он ничего не мог. поделать. Ему не разрешат идти спать до тех пор, пока королевская подпись не скрепит все необходимые документы.

Однако Джаван только изображал усталость, Тавис заметил это, когда они поднимались по винтовой лестнице на предпоследний этаж, где располагались апартаменты мальчиков. Уложив Риса Майкла в постель, Тавис вошел в комнату Джавана и застал его сидящим с единственной свечой у окна.

Джаван не противился, когда Тавис завернул его в меховой плащ, укрывая от холода, сквозившего в оконные щели. Мальчик молча грел замерзшие пальцы над пламенем свечи. Он весь был в своем горе. Тавис накинул плащ и опустился на подушку напротив принца. Он хотел было коснуться лба мальчика, чтобы снять исходившее от него напряжение, но Джаван не позволил, покачав головой, и еще больше замкнулся в себе.

– Пожалуйста, не надо,-пробормотал он, плотнее заворачиваясь в плащ.-Больно-я хочу, чтобы так было. Мне не избежать того, что я должен тебе рассказать.

– О чем ты говоришь?

Мальчик вздохнул.

– Тавис, я не хочу, чтобы епископа Хуберта избрали архиепископом.

– Я безоговорочно с тобой согласен,-сказал Тавис.-Но почему ты не хочешь его избрания?

– Потому что он... лжет,-прошептал Джаван, полуоборачиваясь к окну, отражавшему пламя свечи.-Лгать некрасиво. Ты слышал обсуждение кандидатов в архиепископы. Я даже не знаю большинства из них, но я знаю, что Хуберт лгал, чтобы продвинуть самого себя. Служитель Бога никогда не должен делать такого, Тавис.

Долгую минуту Тавис смотрел на профиль принца, потом опустил глаза, почти боясь высказать вслух свое подозрение.

– Джаван, мне показалось, что ты не столько обеспокоен ложью Хуберта, сколько тем, что ты узнал об этом.-Джаван кивнул.-Ты ищешь способ сказать, что ты... не понимаешь, как ты узнал.

Джаван беспомощно кивнул.

– Я замечаю это за собой уже несколько недель. Как будто я слышу его настоящий голос, но он противоречит тому, что Хуберт говорит вслух; С другими происходит так же.

– Считывание мыслей,-выговорил Тавис еле слышно.

– Что?

Тавис вздохнул и положил руку на плечо мальчика.

– Это похоже на считывание мыслей, мой принц. Это... еще одна способность дерини.

– О, Боже!-Джаван закрыл лицо руками, но потом снова поднял голову.-Это как защиты?

– Отчасти. Но эффект обратный. И более выгодно. Значительно более выгодно.

– Но это работает не всегда!-слабо возразил Джаван.

– Зато, готов поспорить, на это стоит положиться. Джаван неохотно кивнул, а Тавис вздохнул и с раздражением хлопнул себя ладонью по бедру.

– О, Боже, я бы все отдал за то, чтобы узнать, что случилось с тобой в ночь смерти твоего отца,-прошептал он.-Здесь должна быть связь!-Он снова вздохнул и положил руку на руку Джавана.

– Они с тобой что-то сделали, Джаван. Я все больше и больше убеждаюсь в этом, хотя нам не удалось узнать ничего. Это было нечто странное, секретное, мистическое и...-Он сжал руку мальчика и отпустил ее.-И у меня нет ни малейшего представления, что это было. Ты развиваешь некие умственные способности, но не должен. Это почти так, как если бы ты был дерини.

Джаван вздрогнул, стиснул руку, уперев большие пальцы друг в друга, и внимательно изучал их, прежде чем снова взглянуть на Тависа.

– Ты помнишь, после смерти Дэвина мы разговаривали о Рисе, и ты сказал, что вы с ним оба Целители и что, возможно, удастся заставить его говорить его же собственными методами?

– Я помню.

– Я просто Подумал, а почему бы ему не наведаться в Валорет, раз епископ Алистер будет заседать в синоде. Ты знаешь, они с леди Эвайн живут в Шииле. Это недалеко. Епископу Алистеру может понадобиться Целитель, ведь он становится старым. И если Рис приедет, в Валорет, может быть, мы пригласим его навестить нас? Тавис поднял бровь.

– Просто навестить нас, мой принц?

– Не совсем,-Джаван посмотрел на пламя свечи.-Это ведь обычная вежливость-предложить человеку чего-нибудь освежающего, когда он заехал в гости, особенно когда на улице холодно и он долгое время провел в седле. А если в напиток подсыпать какой-нибудь порошок...

– То он сразу определит это,-ответил Тавис.-Последнее время мы относились к нему враждебно, и он сразу заподозрит неладное, когда его пригласят сюда.

– Это если нам не нужен Целитель,-возразил Джаван.– Предположим, что ты послал известие о моей болезни и о том, что тебе нужна его помощь. Думаешь, тогда он тоже не приедет?

– Может быть, и приедет.

– А что если ты дашь мне вина, а потом предложишь и ему, как бы невзначай?

– То же самое питье, что и тебе? Джаван кивнул.

– Оно подействует и на тебя, ты же знаешь,-осторожно предупредил Тавис.

– Но ты сможешь прочесть его память,-прошептал Джаван.-Стоит и потерпеть, чтобы ты выяснил, что он со мной сделал в ту ночь. Я не могу так больше жить. Иметь защиты, знать, что люди лгут, и не знать, откуда это взялось и почему!

Тавис на мгновение закрыл глаза, задумался, затем снова посмотрел на Джавана.

– Самым трудным будет заставить его принять нужную дозу, достаточную, чтобы сломить сопротивление, но недостаточную, чтобы он перестал быть Целителем. Он этого не заслуживает. Когда он тоже выпьет наркотики, я сниму их действие с тебя, но потом, возможно, будет страшная головная боль.

– Мне совершенно все равно, если удастся раздобыть ответы. Ты правда можешь сделать так, что он ничего не поймет?

Тавис кивнул.

– Думаю, да. То, что я придумал, не имеет ни запаха, ни вкуса. Смесь не бесцветна, но в темном вине ее нельзя будет заметить.-Он взглянул на Джавана.-Придется подумать, как вызвать в тебе симптомы болезни, чтобы он не распознал мнимый их характер, и в то же время не слишком серьезные, чтобы реально угрожать тебе. В любом случае это будет довольно неприятно. Какое-то время ты действительно будешь болен.

– Я же говорил, мне все равно, лишь бы узнать правду. Итак, мы попробуем?-Джаван схватил здоровую руку Тависа и заглянул в глаза.

– Да, мой принц. Мы попробуем.

* * *

После смерти Джеффрэя минуло несколько недель, и все епископы Гвинедда были приглашены собраться в Валорете для выборов его преемника. В День всех святых Джеффрэя похоронили рядом с его другом и предшественником Энскомом под собором, где покойный имел кафедру последние двенадцать лет. На похоронах присутствовали Камбер, Джебедия и Рис, последние двое уехали сразу после погребения. Беременность Эвайн задержала ее в Шииле с детьми. Там был и Кверон, приехавший поработать с Рисом, а Грегори вывозил семью в Коннаит.

Двор Элроя, как и предполагалось, вернулся в Валорет, однако, к огорчению Джавана, только на следующий день после похорон Джеффрэя. Разумеется, регенты выразили подобающие соболезнования. И Хуберт немедленно отправился приветствовать уже прибывших епископов.

Епископ Эйлин МакГрегор, который только год назад стал помощником Джеффрэя, играл роль хозяина, распределяя комнаты между приезжими епископами и их прислугой в резиденции архиепископа, а затем занялся свитой и охранниками, которых нужно было определить на постой. Епископы не особенно чинились, почти каждый из них надеялся, что еще до конца года вся резиденция будет принадлежать ему. И только Хуберт, на правах регента живущий в замке, и Орисс, которому Хуберт, отвечая на его гостеприимство в Ремуте, нашел помещение в замке, пользовались настоящим комфортом.

К середине второй недели ноября, за несколько дней до дня святого Камбера, в Валорете собрались все прелаты: пять епархиальных епископов, два помощника и пять странствующих епископов, не имеющих вотчин. Только трое из двенадцати были дерини, и в сложившихся обстоятельствах ни один из них не мог рассчитывать на сан архиепископа. Найэллан Трэй, неохотно вернувшийся из своего уединения в святом городе-храме Дасса, мог не опасаться регентов, потому что за свою долгую жизнь только и делал, что ни во что не вмешивался.

Многострадальный Кай Дескантор, с которым регенты так круто обошлись после смерти Синила, приехал лишь по настоятельной просьбе Камбера. Лето он провел в Келдуре, где влияние регентов сказывалось совсем мало, да и то стараниями графов Грорика и Сайхира, братьев Эвана, которые обращали внимание на Валорет и Ремут только тогда, когда было выгодно: Келдур слишком долго был независимым графством, почти княжеством, чтобы склонять голову перед сыновьями покойного Сайхира, даже если старший был теперь регентом. Однако епископства в Келдуре еще не было, и у Кая было полно забот.

Разумеется, кандидатура Алистера Каллена была наименее желательной из всех, раз его уже изгнали из Регентского совета. Камбер прибыл в Валорет за несколько дней до погребения Джеффрэя в сопровождении Йорама, небольшого эскорта и Энселя. С отпущенной бородкой, тонзурой и перекрашенными волосами брат Лоркэн не имел ничего общего с графом Энселем Кулдским, которого все еще разыскивали регенты. И где еще можно было найти такое укромное место, как не у них под носом? В Валорете, под неусыпным наблюдением Камбера и Йорама, Энселю будет куда безопаснее, чем заточенному в Грекоте среди тех, кто даже не узнает, когда ему будет необходима защита. Кроме того, под именем брата Лоркэна Энсель мог большую часть времени находиться в комнатах своего наставника, выполняя всяческие поручения.

Собрание возглавлял Роберт Орисс, архиепископ Ремутский. Ему помогали епископы Найфордский и Кашинский, Уллиэм эп Лай и Дермот О'Бейрн, оба-старейшины синода, выбиравшие Джеффрэя архиепископом и двенадцать лет назад канонизировавшие Камбера, и оба возможные кандидаты в архиепископы, хотя Дермот был по-прежнему молод для высшего сана.

Трое из пяти странствующих епископов также были давними членами синода: Давит Ниван, смешливый Юстас Фэйрлийский и, конечно, Кай Дескантор. Турлог, не участвовавший в последнем синоде, на этот раз прибыл одним из первых. Зефрам Лордасский, бывший настоятель Ordo Verb Dei, во время последнего собрания синода не был епископом, но присутствовал на канонизации Камбера, и именно его избрали на место, освобожденное Джеффреем после избрания в архиепископы. Камбер не знал, какого мнения держались Зефрам и Турлог, но, по мнению Юстаса, Зефрам был склонен поддержать Хуберта.

Разумеется, Хуберт МакИннис не присутствовал на том знаменитом синоде. В те поры он был бедным неприметным священником тогда еще барона Мердока Картанского. Он поднялся вместе с вошедшим в милость Мердоком. Возвращение Мердоку земель, издавна принадлежавших его семье, и графского титула принесло Хуберту сан странствующего епископа. А за год до смерти Синила он стал епископом Ремутским, тогда Роберт Орисс отказался стать регентом, сославшись на возраст, и порекомендовал Хуберта.

А теперь епископ-регент Хуберт МакИннис восседал в здании капитула в Валорете на первом троне, по правую руку от архиепископа Орисса. Следом за Хубертом сидел Найэллан Трэй, занимая это место скорее по старшинству, между Хубертом и дерини Найэлланом не осталось приязни. Далее, справа от Найэллана, расположились Дермот О'Бейрн и трое странствующих епископов с Каем посередине. В противоположном конце комнаты стояли пять кресел. Первое за пустующим креслом примаса занимал Айслин, далее Уллиэм, Юстас, Камбер и Турлог, слева от каждого на скамеечке помещался секретарь-помощник.

Первый день заседания был посвящен рутинным делам: разработке правил, перечислению предшествующих событий, увеличению Совета епископов за счет назначения трех новых странствующих епископов. Назначение двух первых из них Камбер предвидел, но третье было совершенной неожиданностью. Несомненно, дело не обошлось без Хуберта.

Альфред Вудбурнский, долгое время бывший духовником Синила и его семьи, был первой очевидной кандидатурой, и против него Камбер ничего не имел. Единственное, что по-настоящему беспокоило Камбера, так это излишнее приближение Альфреда к регентам, которые не преминут манипулировать им, толкуя о благе принцев.

Вторым по списку шел Арчер Аррандский, еще один священник Ordo Verbi Dei, снискавший славу теолога. Камбера настораживали его разговоры на тему сомнительной набожности дерини как расы. Несколько раз Камберу приходилось слышать его проповеди, после которых он чувствовал, что ему не очень нравились выводы, к которым приходит Арчер. Если этот человек действительно верит в то, что проповедует, то очень легко может стать орудием в руках регентов. Поэтому Хуберт, скорее всего, уже считает будущие ходы этой фигуры.

Но даже Арчера можно было вытерпеть, если бы не третий, неожиданный кандидат. Полин Рамосский получил отличные рекомендации со стороны регентов, и одного этого было достаточно, чтобы Камбер еще пристальнее пригляделся к нему. Около пяти лет назад Полин организовал маленький, но неуклонно растущий Орден под названием "Маленькие братья святого Эркона". Орден этот нашел себе пристанище на реке в родном Рамосе Полина, чуть южнее Валорета. Святой Эркон был ученым, историком и, как утверждает легенда, братом святого Виллима. Эркониты, посвятившие себя по большей части обучению других, не были так явно настроены против дерини, как виллимиты, однако они и не осуждали виллимитов. По слухам, связь между двумя этими религиозными группами была куда более прочной, чем просто родство их святых, но доказать ничего было нельзя. Камберу хотелось бы полагаться на нечто большее, чем просто недоверие к тому, кого регенты хотели видеть рядом с собой.

Возражения Камбера не помешали одобрить все три кандидатуры, и следующий день увидел их посвящение в епископы со всей церковной пышностью. Когда синод наконец обратился к своей главной цели, в его состав входили уже пятнадцать, а не двенадцать епископов, а дерини было по-прежнему только трое. Для избрания нового примаса кандидату необходимо было набрать десять голосов.

Они заседали ежедневно, кроме воскресений. Первой задачей было разобраться в состоянии дел в королевстве и с теологической точки зрения решить, какого курса следует держаться в будущем. Наступило время оценить действия Джеффрэя. Камбер и двое других дерини с большим трудом умерили гнев, когда Хуберт в первый раз заявил претензию на власть, объявив Джеффрэя лишь амбициозным дерини, который использовал свое положение ради собственной выгоды в ущерб интересам государства. Только епископ Уллиэм отважился возразить ему, да и то только в общих чертах, а затем предложил сменить тему обсуждения. Каждый из титулованных епископов сделал отчет о состоянии дел во вверенной епархии, а странствующие епископы доложили о своих деяниях, предпринятых со времени последнего собрания синода. Обсуждение деринийского вопроса, не сговариваясь, старались отложить.

Но это не могло продолжаться вечно, Хуберт вернулся к щекотливой теме, получив в противники епископа Альфреда, который этим нимало удивил регента, никак не ожидавшего таких речей. Альфред присутствовал на допросе изменников-дерини и на казни, и его поразило то, что дерини натравливают друг на друга, а осужденным отказывают в исповеди и последнем причастии.

Это, разумеется, еще больше распалило Хуберта. Укорив Альфреда, "очень молодого епископа", за сомнения в правильности методов регентов, Хуберт открыто обрушился на дерини. Уже доказано, подчеркнул Хуберт, дерини дважды пытались убить принцев Джавана и Риса Майкла. Деринийские банды продолжают разъезжать по дорогам страны и нападать на мирных жителей и офицеров короны, исполняющих свои обязанности. Дерини, безусловно, представляли огромную опасность, и поэтому любые средства для раскрытия их заговоров были оправданы.

Это вывело дискуссию на обсуждение сосуществования магии и церкви, тему, которую три деринийских прелата предпочли бы обойти стороной и о которой другие знали слишком мало, чтобы обсуждать ее. Ничего хорошего не вышло из попытки объяснить, что большинство способностей дерини вовсе не волшебство, а только особая форма сознания, вид психической энергии, недоступной людям.

Епископ Найэллан прервал хранимое им до этих пор молчание и остаток дня провел в попытке растолковать остальным, сколь велика духовность дерини в самосозерцании и молитве. Кое-кто удивлялся, но значительно больше епископов насторожились и ощутили зависть оттого, что дерини, даже миряне, могут оказаться ближе к Богу, чем они сами. К несчастью, Найэллан этого не понимал и своей речью принес больше вреда, чем пользы.

Разумеется, в синоде не прозвучало ни слова о таком могуществе дерини, которое было подлинным волшебством. То, чему Камбер стал свидетелем в ночь смерти Синила, не объясняло ничто, кроме магии. Можно было привести немало подобных явлений.

Но было ли это волшебство или это была религия? Или это одно и то же?

Синод собрался в не самое удачное время-на целую неделю отвлек праздник святого Камбера. Самого Камбера торжества смущали, они порождали все новые вопросы у других. Обсуждение синодом канонизации Камбера пока не состоялось, но даже обычно доброжелательный Юстас заметил, что с течением лет движение Камбера отчасти утратило первоначальный блеск в глазах простых людей. Полин Рамосский поспешно согласился и добавил, что невмешательство деринийского святого во время чумы не осталось незамеченным в народе.

Камбер и двое его соплеменников промолчали. В результате никакого решения относительно канонизации Камбера синод не принял; успокоились на отнесении в будущем преподобного Камбера к разряду второстепенных местных святых, культ которых-частное дело каждого. Хуберт выступил более жестко, однако поддержки не получил-слишком многие его коллеги имели свидетельства очевидцев святости Камбера.

К началу рождественского поста епископы едва добрались до цели своего собрания-выборов главы церкви. Регенты наконец огласили королевскую волю о персоне, желательной на высоком посту. Во вторник первой постной недели в большом зале замка король обратился к епископам с тщательно затверженной речью.

– Ради будущего благосостояния нашего королевства,– Элрой говорил свое (или регентов) последнее слово,-мы предлагаем вам нашего преданного слугу Хуберта МакИнниса и именем вашей любви и повиновения нам как вашему монарху рекомендуем избрать его архиепископом и примасом нашего королевства.

В продолжение речи и после ее окончания Хуберт изображал саму скромность. До возвращения в здание капитула епископы говорили мало. Но там Дермот О'Бейрн, сам мечтавший об этом сане, опрометчиво высказался за несоответствие Хуберта такому посту; сторонники Хуберта и он сам принялись возражать, и словопрения закончились только тогда, когда все разошлись на ночь.

Камбер получил несколько приглашений от епископов, обеспокоенных столь активным нажатием регентов. Если еще до голосования страсти накалились, то каков шанс на разумный выбор?

На следующее утро волнения поулеглись, и каждый получил возможность предложить синоду себя в качестве претендента. Найэллан ошарашил всех, заявив, что снимает свою кандидатуру, потому что епископ Дасский должен оставаться нейтральным и продолжать служить на своем ответственном и независимом посту. Более того, он откажется стать примасом Гвинедда, даже если на этом будут настаивать Другие, и полагает, что регенты правильно оценят такое решение. При упоминании регентов Хуберт приободрился.