355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кэтрин Ирен Куртц » Ложа рыси » Текст книги (страница 4)
Ложа рыси
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 22:50

Текст книги "Ложа рыси"


Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц


Соавторы: Дебора Харрис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Глава 5

Заросшие густым лесом холмы к северу от Блэргаури были укрыты свежевыпавшим снегом. Перебирая в памяти двадцать семь лет службы лесничим, Джимми Макардль мог вспомнить всего несколько случаев, когда снег ложился так рано. До первого декабря оставалось еще две недели. В этом году олени раньше обычного выйдут из чащи. Нужно позаботиться, чтобы не переводилось сено, кормушки были выставлены на обычных местах, и следить за браконьерами, которых привлечет уязвимость оленей.

Стоя на побелевшей тропинке, Джимми глубоко вдохнул острый запах сосновой смолы и посмотрел на темный круговорот звездного света над головой. Потом снял с плеча винтовку, чтобы в оптический прицел полюбоваться великолепием Сириуса, мигающего красным, зеленым и белым огнем, как маяк. Безлунная, но белая от выпавшего снега ночь была просто предназначена для браконьеров. Он вздохнул, и на фоне россыпи звезд появилась густая струйка пара. Джимми опустил ружье, жадно впитывая ночные звуки, наслаждаясь тишиной и одиночеством.

Джимми любил эти леса и холмы, особенно зимой. Однако теперь, когда погода наладилась, озноб начинал пробирать до костей. Пройдет еще несколько лет, и он станет слишком стар для такой работы. Не зря в последнее время он больше обращает внимания на холод… Почувствовав болезненные укусы мороза, Джимми опустил на землю красный лесной факел, который всегда носил, но редко использовал, и нашарил под паркой плоскую фляжку с бренди, прекрасным согревающим средством. Неуклюжими в толстых перчатках пальцами отвинтил крышку и поднес фляжку к губам.

В тот миг, когда бренди обожгло язык, тишину окрестных лесов нарушил приглушенный звук, весьма похожий на крик. Он донесся с вершины холма, откуда-то справа. Непохоже на рев оленя. Мгновенно насторожившись, Джимми склонил голову набок и прислушался. Немощеная частная подъездная дорога к лесным угодьям шла с другой стороны холма, в этот час ею никто не должен бы пользоваться, тем более без ведома Джимми. Поспешно спрятав фляжку, лесничий сунул винтовку под мышку и поднял факел. Его предупреждали, чтобы он не связывался с браконьерами самолично, ибо в последнее время на Северном нагорье случались неприятные инциденты и даже несколько убийств, но если бы он смог подобраться достаточно близко, оставаясь незамеченным, то по крайней мере получше рассмотрел бы правонарушителей в оптический прицел.

Увязая в рыхлом снегу по щиколотку, Джимми начал пробираться к источнику звука, укрываясь за укутанными снегом деревьями. Он был почти у цели, когда негромкий монотонный вопль, разнесшийся по окрестным лесам, заставил его замереть. Едва стихло эхо, раздался тихий хор голосов – какое-то жуткое пение, становившееся то громче, то тише. От этих звуков по телу Джимми поползли мурашки. Мгновение он был не в силах двинуться с места. Потом покрепче сжал винтовку и заставил себя шагать быстрее.

За деревьями показался тусклый красный свет. Двигаясь вперед почти против воли, Джимми добрался до гребня холма и заглянул в неглубокую лощину, внезапно показавшуюся незнакомой, хотя он знал ее всю жизнь.

Примерно дюжина фигур в белых балахонах с капюшонами выстроились кругом на большой поляне. В центре ее, на плоском сером камне, во времена юности Джимми часто служившем столом на пикниках, закинув назад голову в капюшоне и воздев руки, возвышался еще один человек в белом. Перед ним, у края камня, стоял на коленях человек с обнаженной седой головой. Зловещие огни делили круг на четыре четверти, от них поднимались тяжелые спирали густого черного дыма. Трепещущее пламя отбрасывало жуткие тени на коленопреклоненного человека. Приглядевшись, лесничий понял, что руки у него связаны за спиной.

Объятый гипнотическим ужасом, Джимми не мог отвести взгляда от этого сборища. Пение резко оборвалось.

* * *

Старик не сопротивлялся, когда похитители тащили его по свежевыпавшему снегу на холм, да и не мог сопротивляться – об этом позаботились. С того мгновения, как его схватили – набросившись сзади и зажав пропитанной хлороформом салфеткой нос и рот, – старик был полностью во власти похитителей. Он даже не знал, сколько времени прошло, ибо ему ни разу не позволили прийти в себя. Следующие одна за другой инъекции держали несчастного в полубессознательном состоянии. Он помнил, как пару раз его приводили в чувство, но лишь для того, чтобы он мог воспользоваться туалетом, а несколько часов назад покормили черствой овсяной лепешкой и напоили неприятным красным вином. Вскоре после еды ему сделали еще один укол, перед тем как запихнуть в закрытый кузов большой машины. Потом его долго везли, небрежно укрытым на полу клетчатым ковриком. Как ни старался он не заснуть, но все-таки продремал большую часть пути, и скоротечные сны его были полны кошмаров.

Пленник очнулся, только когда его вытащили из машины. Ноги не держали, голова гудела от наркотиков и страха. Похитители остановились под деревьями в лабиринте тесно переплетенных зеленых ветвей, чей резкий запах был разлит в морозном ночном воздухе. Старик понятия не имел, что они намерены делать, но понимал, что жизнь его в смертельной опасности, а сил для борьбы у него нет.

На заснеженной лесной поляне единственным источником света служили электрические факелы: один человек шел впереди, один сзади, чтобы осветить дорогу остальным. Старику казалось, что их не меньше дюжины, но уверен он не был. Они шли слишком быстро, и все были одеты в одинаково безликие, длинные белые балахоны, похожие на облачение каких-то странных священников, с низко надвинутыми капюшонами. Это давало ему надежду, что в конце концов его отпустят, ведь он наверняка не сможет никого опознать.

Больше всего пленника беспокоило, что и на него надели белый балахон. Наверное, это сделали в машине, пока он плавал в наркотическом забытьи. Сейчас на балахон напялили пальто, а на босые ноги – высокие резиновые сапоги; он чувствовал, что под балахоном никакой одежды не осталось. Даже замутненный наркотиками рассудок подсказывал ему, что будущее не сулит ничего хорошего. У него забрали очки, однако, вглядываясь вперед, он смутно видел, что они приближаются к вершине холма.

Перевалив через гребень, процессия спустилась в окруженную деревьями лощину. Поляна словно была укрыта белым одеялом, вся, кроме плоского серого камня размером с автомобиль, что торчал посередине. Ледяной воздух был неподвижен, как в могиле, призрачные охранники не произносили ни слова. Страх сжал похищенного, будто тисками; старик вскрикнул и попытался вырваться. Сторожа ничуть не встревожились и легко преодолели его слабые усилия, вытолкнув в центр поляны. Там с несчастного грубо сорвали пальто и завели голые, замерзшие руки за спину, связав их тонкой веревкой, пока другие стаскивали сапоги. От ледяного прикосновения снега к босым ногам у пленника перехватило дыхание, а веревка мучительно врезалась в запястья. Он подавил всхлип боли и недоумения, когда его заставили встать на колени у самого края огромного гладкого камня.

Ноги старика начали неметь от холода, снег промочил тонкий балахон, холодя кровь, угрожая парализовать последние остатки рассудка. Он тупо смотрел, как похитители обводят выбеленную снегом поляну широким кольцом пепла. В темноте вспыхнуло красно-золотое пламя маленьких костров, за каждым из которых следил один из людей в белом. По знаку предводителя в костер бросили пригоршню порошка. Порошок вспыхнул, как порох, затем испустил темные клубы ядовитого дыма.

Запах дыма, приторного, тяжелого, словно опиум, дразнил ноздри. Ужас вытеснил холод, ибо старик, казалось, внезапно начал постигать намерения похитителей. Когда двое сторожей попятились от него, а предводитель властно ступил на плоский камень, пленник сделал последнюю, героическую попытку встать. Увы, замерзшие ноги отказались ему повиноваться. Усилие это чуть не опрокинуло его, и он закачался на онемевших коленях, пока один из сторожей не наклонился на миг, чтобы поддержать старика. Когда сторож отстранился, предводитель воздел обе руки над головой и начал декламировать гортанное заклинание на языке, полном вибраций и гласных, вроде бы знакомом, но не совсем узнаваемом. Прочие, стоящие в кругу, присоединились, их негромкие голоса были полны угрозы. Речитатив сменился горловым пением, резким, как удар камня о камень. Вонючий дым от костров наполнил ноздри старика. Парализованный этим пением, он балансировал на грани обморока.

Внезапно пение поднялось до крещендо и оборвалось. Предводитель скрестил руки на груди и отвесил поясной поклон, затем вытащил из-под балахона что-то темное и металлическое и грациозно опустился на колени перед стариком, поднеся ему предмет на вытянутых руках, словно для осмотра. Это был торк из черненого металла, покрытый примитивным серебряным рисунком и украшенный темно-желтыми камнями. Старик уставился в полном непонимании, съежившись, когда чьи-то руки схватили его за плечи, а другие сдавили голову, зажав нос и рот. Резкий запах нашатыря прочистил голову, и он внезапно понял, что именно должно произойти. Потом что-то обрушилось на старика сзади. Боль взорвалась в затылке, однако проснувшееся сознание продержалось еще несколько мгновений, пока дыхание внезапно не пресеклось в горле и что-то не обожгло шею под правым ухом.

Трясущийся Джимми, наблюдая за всем этим в оптический прицел, подавил крик ужаса, когда сверкнул металл. Яркая кровь хлынула из шеи старика, пролившись дымящимся потоком на предмет, который держал на вытянутых руках коленопреклоненный предводитель. Тело старика дернулось, рот распахнулся в немой агонии, спина изогнулась, несмотря на усилия державших его сторожей… но никто не проявил милосердия. За несколько секунд кровь промочила балахон, сторожей и снег вокруг – темно-красная в свете костров. Потом конвульсии ослабли, ибо вместе с кровью уходили силы. Способный двигаться не более чем жертва, по-прежнему поддерживаемая безжалостными убийцами, Джимми продолжал в ужасе смотреть, как кровь заливает сложенные чашей ладони предводителя и течет по рукам, испаряясь на темном металлическом предмете. Предводитель торжественно поднял его, и тогда палачи позволили наконец безжизненному телу старика рухнуть на пропитанный кровью снег.

Абсолютная безжалостность убийства наконец разрушила чары и освободила Джимми от столбняка. Настолько же разъяренный, насколько перепуганный, он попытался передернуть затвор, но механизм заклинило в трясущихся руках. Щелчок прозвучал почти как выстрел. Белые фигуры в лощине застыли, скрытые капюшонами лица повернулись на звук. Повинуясь короткому жесту вожака, трое отделились от круга и, рассыпавшись веером, направились в сторону Джимми.

Перепуганный лесничий упал на живот и пополз назад с наивозможнейшей скоростью, таща за собой винтовку и молясь, чтобы его не заметили. Добравшись до звериной тропы внизу, он вскочил на ноги и пустился наутек, как человек, спасающий свою жизнь.

Глава 6

Воскресный ночной кинофильм по каналу Би-би-си закончился в третьем часу ночи. Показывали черно-белую классику, «Морской ястреб» 1940 года с участием Эррола Флинна, Клода Рейнса и массы других знаменитостей. Старший инспектор Ноэль Маклеод (Эдинбургское отделение) досмотрел титры в конце фильма, заслушавшись героической музыкой Корнголда, потом выключил телевизор, подумав о том, что старые фильмы были лучше. Рядом с ним на диване спали жена и кошка. Он с улыбкой вспомнил, как вечером Джейн мужественно вызвалась составить ему компанию и задремала во время одной из романтических интерлюдий между морским боем и поединком на шпагах. Большая же серая кошка у нее на коленях засыпала всегда, когда хозяйка оказывалась в ее распоряжении.

В отличие от них Маклеоду не спалось, его снедало странное беспокойство. Весь вечер он пытался отвлечься то одним, то другим. Сначала решил раскрасить новые утки-манки, которые дюжинами сидели на полых карнизах над окнами гостиной – что по крайней мере освобождало Джейн от обязанности регулярно стирать с них пыль, – потом занялся оригами. Он научился ее основам у японского коллеги, с которым вместе занимался в финансируемой ФБР Национальной Академии в Квантико. С тех пор Маклеод много работал и стал настоящим профессионалом в этом искусстве.

Сегодня вечером ему не удалось как следует сосредоточиться даже на оригами. Кофейный столик был завален разноцветными кусочками тонкой рисовой бумаги, но все у инспектора валилось из рук. Что-то не давало ему покоя, а он не мог даже понять, что именно. Когда он подумывал, не выйти ли подышать свежим воздухом, зазвонил телефон. Джейн вскинулась, потревожив возмущенно мяукнувшую кошку. Маклеод потянулся за трубкой, размышляя, какая беда свалилась на него в такой час.

– Эдинбург 7978, Маклеод слушает.

– Инспектор Маклеод? – Мужской голос на том конце провода был совершенно бодр, несмотря на поздний час, укрепляя подозрения о служебном характере звонка. Хотя голос был незнакомый.

– Угу, – проворчал он. – С кем я говорю?

– Сержант Келлум Керкпатрик из полицейского участка Блэргаури. Возможно, вы помните меня, инспектор, я из Хантингтауэрской Ложи, что в Перте. Мы встречались в прошлом году на собрании большого совета. Простите, что тревожу вас в такой час, брат Маклеод. У нас здесь, кажется, возникла проблема, и нужен человек с вашим опытом.

После этих слов Керкпатрика Маклеод вспомнил, как его представили полицейскому сержанту из Хантингтауэра, приятному, начитанному парню, страстному любителю американских ковбойских фильмов и меткому стрелку, чемпиону Тейсайдской полицейской спортивной команды. Но дрожь предчувствия в нервных окончаниях вызвало обращение Керкпатрика к нему не только как к коллеге-полицейскому, но и как к собрату-масону. Маклеод был масоном почти всю сознательную жизнь и хорошо знал, что Керкпатрик не воззвал бы к братским узам без серьезной причины.

– Незачем извиняться, брат Керкпатрик, – сказал он, переходя на профессиональный тон. – Рассказывайте.

На том конце провода произошла заминка, словно Керкпатрик не знал, с чего начать. Потом поспешно заговорил:

– У нас тут в участке один человек по фамилии Макардль – работает лесничим в поместье Балтэрни. Он клянется… это, конечно, полный идиотизм… клянется, будто видел в лесу Балтэрни что-то вроде человеческого жертвоприношения. Говорит, черная магия.

Керкпатрик умолк, словно извиняясь, и Маклеод заставил себя глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть.

– Весьма серьезное заявление, – пробормотал он, спрашивая себя, не это ли не давало ему покоя весь вечер. – Вы проверили его рассказ?

– Нет еще. – Керкпатрик явно чувствовал себя неуютно. – Эти места ужасно труднопроходимы, так что все равно придется подождать до рассвета. Должен сказать, что всегда считал Макардля надежным свидетелем. Он служит у лорда Балтэрни больше сорока лет и лет двадцать был главным лесничим. В городе его очень уважают.

– Хотя когда Макардль пришел, от него здорово пахло спиртом, – продолжал Керкпатрик. – Дежурный офицер – новичок в Блэргаури и не знал Макардля. Он подумал, что это просто пьяная болтовня, и посоветовал ему пойти домой и проспаться. Но Макардль продолжал настаивать на своих показаниях – мол, видел то, что видел, и только потом глотнул чуточку для успокоения нервов, прежде чем идти в полицию. Он так разволновался, что дежурный в конце концов согласился сделать тест на содержание алкоголя в крови.

– И? – подтолкнул Маклеод, когда сержант умолк.

– Абсолютно ничего; трезв, как камень, если верить аппарату.

– Ясно, – пробормотал Маклеод.

– Вот тогда дежурный вызвал меня, – продолжал Керкпатрик. – Он рассказал по телефону, что тут заявлено и кем, и я, когда пришел туда, заставил Макардля повторить историю дважды.

Он вздохнул.

– Инспектор, я знаю Джимми Макардля почти десять лет. Не думаю, что он лжет. Но если он прав… если на его участке действительно убили человека при помощи черной магии… то у нас в Блэргаури, конечно, нет специалистов для такой работы. Наши обычные клиенты – взломщики, буяны в пабах, даже браконьеры, но не убийцы… и уж тем более не психи, балующиеся черной магией. Я вспомнил, как кто-то говорил мне, будто в полиции Лотиана и Пограничья именно вы занимаетесь подобными случаями. Поэтому позвонить вам показалось лучшей идеей, чем пытаться лезть в это дело самим.

– Понимаю, сержант, – сказал Маклеод, – но прежде чем дать совет, мне не помешало бы еще немного информации. Почему ваш человек так уверен, что видел какой-то оккультный обряд?

– По его словам, преступники носили белые балахоны с надвинутыми на лица капюшонами. Он утверждает, будто слышал, как они бормотали над жертвой какую-то песню, прежде чем убить. – Помолчав, Керкпатрик нерешительно добавил: – Вероятно, все это мистификация… университетская шуточка, что ли.

– Угу, возможно, – сказал Маклеод, – но вряд ли мы рискнем исходить из этого предположения. Ваш свидетель кажется серьезным. Пожалуй, мне лучше приехать в Блэргаури самому.

– Я надеялся на это, – откровенно признался Керкпатрик, – и был бы очень благодарен, если бы вы приехали. Мне страшно не хочется вытаскивать вас из дому в такую ночь, однако… когда вы сможете быть здесь?

– Постараюсь выбраться за полчаса. Как дороги?

– Вчера после восьми вечера выпало дюймов четыре-пять снега, но главные дороги проходимы. Когда вы приедете, возьмем полноприводную машину, чтобы добраться до места. Что еще мы можем сделать до вашего приезда?

Маклеод рассеянно нахмурился.

– Постарайтесь не дать прессе пронюхать об этом, пока мы не поймем, с чем имеем дело. Сомневаюсь, что у вас есть специалист по убийствам.

– Боюсь, что нет, инспектор.

– Ну, сейчас это не имеет значения. Если ваш свидетель прав, – продолжил он мрачно, – то ради жертвы спешить уже незачем, а самих преступников давно и след простыл.

Он подумал еще минуту.

– Мне хотелось бы привезти с собой еще одного человека, если он согласится поехать. Это мой друг-психиатр с большим опытом в подобных делах. Фактически именно ему я звоню, когда мне нужен эксперт. Я много раз работал с ним и ценю его мнение.

– Если, по-вашему, он может помочь, то я не возражаю.

– Сначала мне надо связаться с ним… но это моя проблема, а не ваша, – сказал Маклеод. – Бог даст, я буду у вас в Блэргаури часа через три. До встречи.

С этими словами он положил трубку и повернулся к жене. Джейн тихо сидела на диване, рассеянно поглаживая кошку. Она подняла рыжеватую бровь с многострадальным смирением.

– Можешь не говорить. Тебе надо уезжать. Сделать термос кофе?

– Ага, – уныло кивнул Маклеод, – неплохо бы. – Он ласково обнял ее за плечи и добавил веселее: – Ты храбрый солдатик, Дженни, девочка моя. Обещаю наверстать, когда попаду домой.

– Да уж, Ноэль Маклеод, наверстаешь, – согласилась она с некоторой суровостью. Но темные глаза блестели. Маклеод обнял ее крепче, потом с трудом отпустил. Когда она встала и ушла на кухню (кошка поспешила следом), он снова поднял трубку и набрал номер Стратмурн-хауса.

* * *

Пока инспектор Маклеод разговаривал по телефону с Керкпатриком, Адам Синклер давал официальный прием для нескольких дюжин коллег-патронов «Societas Musica Escotia», общественной организации, занимающейся развитием и поддержкой музыкального искусства Шотландии. Это был официальный прием: мужчины облачены в одежду горцев или по крайней мере жилеты цветов клана, а женщины в вечерних платьях, многие также с клетчатыми шарфами и другими аксессуарами. По ходу долгого вечера гости съели великолепный обед, украшенный такими шотландскими кулинарными деликатесами, как сваренный на пару дикий лосось, жареный фазан в овсяной каше и «Creme Auld Alliance», тяжелая, сладкая смесь верескового меда, виски и сливок. Потом президент Общества пригласил всех в гостиную для кофе и музыкальной программы (последнюю представили, как обычно, добровольцы из числа членов общества). Закругленный конец зала был превращен в сцену, и несколько гостей занимались последними приготовлениями, пока остальные, в том числе и Адам, входили и рассаживались на приготовленных для зрителей местах.

Леди Дженет Фрейзер наклонилась вперед и ласково положила стройную, унизанную драгоценными камнями руку на плечо Адаму.

– Мой дорогой Адам, ты действительно устраиваешь великолепнейшие званые обеды! – прошептала она. – Истинное гостеприимство, конечно, должно считаться формой искусства, вы не согласны, Кэролайн?

Вопрос был обращен к похожей на сильфиду блондинке, сидевшей рядом с Адамом. Леди Кэролайн Кемпбелл ответила трепетом длинных, искусно накрашенных ресниц.

– О да, – сказала она, бросив на Адама шаловливый взгляд, – просто не представляю, как вы сумели все устроить. Наверное, это очень трудно, когда, кроме Хэмфри, некому помочь с приготовлениями.

Адам мысленно поморщился. После вечера, проведенного в обществе этой леди, он всей душой желал, чтобы Дженет оставила наконец попытки найти ему супругу, хотя леди Кэролайн была, конечно, красавицей. Кожа, как тонкий фарфор, фигура балерины, а изумруды на молочно-белой шее лишь немного светлее платья из бархата бутылочно-зеленого цвета, стоимости которого хватило бы для перестройки всего восточного крыла Стратмурн-хауса. Однако, несмотря на броскую красоту, в ее смехе ему слышалась легкая нотка визгливости и даже отчаяния, казалось, что она выжимает смех ради него – и не просто из желания доставить ему удовольствие. С такой реакцией Синклер встречался слишком уж часто. Он прекрасно сознавал, что считается превосходной добычей на брачном рынке. Не то чтобы он винил Дженет. Она старалась. Она и ее муж Мэттью, лучшие друзья его детства, идеально подходили друг другу по интересам и симпатиям; достигнув такого совершенства в своем браке, Дженет Фрейзер всем сердцем стремилась помочь Адаму найти такую же подходящую невесту.

Адам уже начинал уставать от игры в словесные кошки-мышки с леди Кэролайн. Вежливо отвечая на ее последнее остроумное замечание, он с нетерпением ждал музыки, которая вскоре положит конец беседе.

В северо-западном углу гостиной стоял клавесин, принадлежавший бабушке Адама, очень красивый инструмент: крышка из дерева медового цвета, инкрустированная узорами из тонкой золотой фольги. Несколько стульев с прямыми спинками были расставлены полукругом справа от клавесина, перед каждым – нотный пюпитр. На полу возвышалась кельтская арфа, все еще укрытая зеленым бархатным чехлом.

На плечо Адама упала тень – Перегрин Ловэт присел рядом на корточки, придерживаясь одной рукой за спинку стула.

– Господи, Адам, я не играл на публике со школы, – простонал молодой человек, ослабляя шелковый галстук-бабочку над элегантным воротничком. – Не знаю, почему я дал Джулии уговорить меня!

Адам улыбнулся замешательству Перегрина и, окинув взглядом комнату, нашел стройную девичью фигурку в атласном белом платье с боа цветов клана на плечах и такими же лентами, вплетенными в распущенные рыжевато-золотистые волосы. Перегрин познакомился с Джулией Барретт около месяца назад, и с тех пор их роман расцвел, что тоже оказало благотворное влияние на неуклюжего, подавленного молодого человека, запомнившегося Адаму по первой встрече.

– Просто все время напоминайте себе, что это общество любителей музыки, а не собрание критиков, – подбодрил он. – А теперь расслабьтесь и помните, что вы среди друзей.

Перегрин закатил глаза, однако вышел на сцену и сел за клавесин, поправив складки килта с неосознанной небрежностью, невозможной еще два месяца назад. Через мгновение к нему присоединилась Джулия в сопровождении дяди, сэра Альфреда Барретта – крепкого, изысканного джентльмена с блестящими голубыми глазами.

– Друзья и коллеги, – начал сэр Альфред с шуточной официальностью, – как старшему члену трио мне доверили сообщить вам, что в нашей части программы мы исполним избранные места из «Нотных тетрадей» Анны-Магдалены Бах. Прежде чем мы начнем, мне хотелось бы заверить вас, что мы приложим все усилия, чтобы соответствовать нотам.

Это забавное заверение вызвало смешки по всей комнате. Комически поприветствовав друзей среди слушателей, сэр Альфред сел на стул напротив клавесина и поднял свой инструмент – итальянскую виолончель из мастерской ученика Страдивари. Джулия, тайком улыбнувшись Перегрину, осталась стоять на импровизированной сцене; перед ней была нотная тетрадь в черном переплете. Выжидательная тишина воцарилась в комнате, когда члены трио приготовились начать. Выбранные ими три песни были одни из самых любимых Адама. Хрустальный звон клавесина и мягкое звучание виолончели составляли изысканный контрапункт светлому и чистому, как у мальчика, сопрано Джулии. Все члены трио были безупречны. Их выступление вызвало взрыв восторженных аплодисментов.

– Да, Дженет, – сказал сэр Мэттью Фрейзер, когда приветственный шум затих и исполнители начали менять реквизит на сцене. – Похоже, теперь очередь твоя и Кэролайн.

Они с Адамом встали, а дамы с нотами в руках приготовились занять свои места. Кэролайн бросила довольно хмурый взгляд на сцену, где Перегрин помогал Джулии установить арфу.

– Надеюсь, у этой девочки есть опыт аккомпаниатора, – заметила она («из ревности не меньше, чем из беспокойства», заподозрил сидящий в Адаме психиатр). – Если она не справится, это совершенно испортит впечатление.

– Не бойся! – засмеялась Дженет. – Я слышала, как играет Джулия, и уверяю тебя, я совершенно уверена в ее способностях.

Поглядев на ноты на коленях у Дженет и Кэролайн, Адам понял, что дамы выбрали серию дуэтов, основанных на стихотворениях Роберта Бернса. Но, несмотря на нежную любовь к творчеству великого шотландского барда, первая песня его несколько разочаровала. Дженет, не строившая иллюзий насчет своих способностей, выступала весьма похвально, приятный отпечаток накладывала ее искренняя любовь к музыке. Со своей стороны, Кэролайн, казалось, нападала на музыку, исполняя партию сопрано скорее агрессивно, чем технично. Вспоминая лирическую нежность чистого голоса Джулии Барретт, Адам поморщился. Он собрался с духом, чтобы высидеть до конца выступления, когда почувствовал легкое, уважительное прикосновение к рукаву.

– Прошу прощения, сэр, – прошептал Хэмфри, – вас к телефону. Инспектор Маклеод.

Адам постарался незаметно выскользнуть из гостиной. Что могло вынудить Маклеода позвонить так поздно, около трех ночи?.. Он быстро прошел в библиотеку и сел за стол, ожидая, когда Хэмфри переведет звонок. Телефон зазвонил, и он поднял трубку.

– Алло, Ноэль, я слушаю. Что случилось?

– Я не совсем уверен, – произнес скрипучий бас Маклеода. – Простите, что отвлек вас от гостей, но у меня только что был чертовски странный звонок от сержанта полиции Блэргаури по фамилии Керкпатрик. Несколько часов назад один местный лесничий заявился в участок, утверждая, что оказался свидетелем ритуального убийства где-то в лесу на севере поместья Балтэрни.

Адам с растущим интересом выслушал подробности.

– Я сказал сержанту Керкпатрику, что приеду в Блэргаури и постараюсь помочь, – закончил Маклеод. – Хотел пригласить вас, но я не знал, что у вас гости.

– О, не стоит извинений, – сказал Адам. – По нескольким причинам я даже рад вашему звонку. В свете последних событий мы не можем позволить себе беспечность. У меня еще не было случая рассказать вам о том, что мы с Кристофером обнаружили вчера в Эдинбурге. Сейчас это уже довольно слабый след, но, похоже, наши ребятки-рысятки порезвились там около года назад.

– Да ну? – сказал Маклеод. – Тогда, может, вы все-таки съездите со мной в Блэргаури, а по пути расскажете о вчерашнем.

Вспышка вежливых аплодисментов из гостиной напомнила Адаму о леди Кэролайн и ее хищном кокетстве. Что бы ни скрывалось за рассказом лесничего, перспектива ночной поездки в Блэргаури неожиданно показалась ему соблазнительной, вроде глотка свежего воздуха.

– Собственно говоря, это неплохая идея, – сказал он твердо. – Гости все равно скоро отправятся по домам. Когда вы будете здесь?

– Минут через тридцать-сорок – если дороги на север еще не слишком плохи.

– Прекрасно. Мне хватит времени, чтобы переодеться. Мы можем взять «рейнджровер». Подъезжайте к гаражу, Хэмфри вас впустит.

С этими словами Адам положил трубку и, дав по внутреннему телефону необходимые инструкции Хэмфри, вернулся в гостиную. Джулия, Дженет и леди Кэролайн как раз раскланивались, когда он появился в дверях и учтиво подошел к ним, едва они сошли с импровизированной сцены.

– Дамы, покорнейше прошу простить меня за то, что был вынужден пропустить финал вашего выступления, – сказал Адам, потом обернулся к остальным собравшимся: – Минуточку внимания, пожалуйста!

Негромкий, ясный голос проник в самые дальние углы комнаты. Когда головы повернулись в его направлении, Адам сложил руки у груди в изящном жесте сожаления.

– Простите, что прерываю чудесный концерт, леди и джентльмены, но, боюсь, произошло кое-что, требующее моего профессионального участия. Вы все можете оставаться, сколько пожелаете. Я прошу извинить меня.

Ропот разочарования встретил это объявление. Поклонившись, Адам направился к дверям, уловив взгляд Перегрина с другого конца переполненной комнаты. Художник слегка кивнул в знак того, что намерен присоединиться, и, наклонившись, шепнул что-то на ухо Джулии. Через минуту он догнал Адама в коридоре. Светло-карие глаза юноши были широко раскрыты от любопытства.

– Мне только что позвонил Ноэль Маклеод. – Адам перешел прямо к делу. – Полиция Блэргаури получила сообщение от лесничего, который утверждает, будто видел в лесу человеческое жертвоприношение. Мы с Ноэлем едем в Блэргаури, чтобы проверить этот рассказ. Мне пришло в голову, что вы тоже захотите поехать.

– Человеческое жертвоприношение! – прошептал Перегрин. – Господи, конечно, я поеду, если, по-вашему, от меня может быть толк.

– Пока слишком рано говорить, – ответил Адам. – Сам Ноэль признает, что это может оказаться преувеличением. Но если нет… если лесничий говорит правду, то ваши особенные таланты могли бы очень пригодиться. Хотя должен предупредить, улики будут далеко не приятными.

Он выжидательно замолчал, и Перегрин решительно расправил плечи.

– Пытаетесь оставить мне элегантный выход из положения? Ценю, – спокойно произнес художник. – Однако вы внушили мне, что я способен внести весьма серьезный вклад в ваше с Ноэлем дело… и брезгливость едва ли хороший предлог для попытки уклониться от ответственности. Это не означает, что я не упаду в обморок или меня не вырвет, если будет много крови, но физическая слабость не помешает мне приложить все старания.

Шесть недель назад он ни за что не сказал бы подобных слов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю