Текст книги "Ложа рыси"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

Соавторы: Дебора Харрис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Поблагодарив, Адам взял папку и откинул клапан. Внутри лежала целая куча бумаг; к верхнему листу была приколота записка, нацарапанная пресловутым ужасным почерком большинства врачей. Она гласила:

Доктору Синклеру. Вам будет гораздо проще, если Вы ознакомитесь с этим. Э. Огилви.

Подпись еле-еле поддавалась расшифровке. Это добровольное предложение сотрудничества свидетельствовало в пользу лечащего врача Джиллиан. С облегчением обнаружив, что ему не придется тратить время на ублажение расстроенных чувств коллеги-консультанта, Адам занялся просмотром папки. Филиппа, посмотрев карту, читала через его плечо. Беглый просмотр показал, что состояние Джиллиан с его последнего визита в Лондон резко ухудшилось.

– Боюсь, дело плохо, – мрачно сказал он Филиппе. – Спасибо, мисс Рейнольдс. Пожалуй, сейчас мы посмотрим пациентку и встретимся с Толбэтами.

Джиллиан перевели из отделения в отдельную палату. Родители сидели в креслах рядом с кроватью, держась за руки и жадно глядя на дочь. Когда Адам и Филиппа вошли, оба Толбэта вскочили с нервным проворством, рожденным, несомненно, напряжением из-за таинственной болезни Джиллиан.

– Доктор Синклер! Огромное вам спасибо за приезд! – воскликнула Айрис Толбэт, испуганно вцепившись в руку мужа. – Это Джордж, отец Джиллиан. По-моему, вы уже говорили по телефону.

Айрис Толбэт почти не изменилась с их предыдущей встречи: миловидная блондинка лет тридцати пяти – сорока – только ее привлекательность потускнела от прошедших недель бессонницы и тревоги. Ее муж был крепким мужчиной, очки в роговой оправе выдавали в нем ученого; его можно было бы назвать «уютным», не выгляди он таким изнуренным.

– Конечно. Рад встретиться с вами лично, мистер Толбэт, – сказал Адам, протянув руку. – Это моя мать, доктор Филиппа Синклер, научившая меня многому из того, что я знаю. Мы надеемся, что вместе сможем добраться до сути заболевания вашей дочери.

– Я тоже надеюсь, доктор! – горячо воскликнул Джордж Толбэт. Его рукопожатие было твердым, но карие глаза с глубокой тревогой смотрели на неподвижное тело дочери. – Так тяжело видеть, как она увядает…

Он резко умолк, прежде чем его голос дрогнул. Проследив за взглядом отца, Адам прекрасно понял его горе. Хотя Джиллиан уже болела, когда он видел ее месяц назад, тогда она все еще была красивой, румяной девочкой, эдаким сорванцом.

Теперь, распростертая на спине на накрахмаленной больничной постели, она казалась хрупкой и высохшей, круглое личико приобрело восковую бледность, россыпь веснушек выделялась на фоне бледной кожи. Корона золотых кудрей распрямилась, глаза закрывали голубоватые веки. Носовая питательная трубка шла вдоль впалой щеки, трубка для внутривенных вливаний змеилась к капельнице возле кровати… зловещее подтверждение того, что Джиллиан не может даже сама есть.

– Если бы хоть кто-то мог дотянуться до нее, – беспомощно сказала Айрис Толбэт. – Мы с Джорджем старались изо всех сил, приходили каждый день, но…

Она махнула рукой, признавая поражение; было ясно, что и отец, и мать в ужасе из-за несомненной неспособности общаться со своей единственной дочерью.

Отрывистый голос Филиппы прервал их страдальческое молчание, как глоток свежего воздуха.

– Вряд ли любовь способна здесь хоть что-то решить. Будь оно так, проблема была бы решена уже давно. Вы не должны винить себя.

Толбэты переглянулись, словно пораженные прямотой Филиппы.

– Полностью согласен, – кивнул Адам. – Полагаю, доктор Огилви подробно обсуждала с вами сложности, связанные с лечением аутизма?

– Обсуждала-обсуждала… в такой мере, в какой клинические формулировки можно применить к данному случаю, – раздалось у него за спиной практичное контральто. – И тем больше причин для всех вовлеченных приветствовать вклад специалиста вашего калибра.

Адам и Филиппа обернулись. В дверях стояла высокая, крепко сбитая женщина лет сорока пяти – пятидесяти. Проницательные серые глаза смотрели на Адама и Филиппу с дружелюбной иронией.

– Доктора Синклер, полагаю? Здравствуйте. Я Элен Огилви.

Следующие полчаса были посвящены обсуждению медицинских тонкостей данного случая и краткому неврологическому осмотру. С точки зрения Адама, этот обмен мнениями был полезнее родителям Джиллиан, чем самой девочке. Он и Филиппа и так уже знали истинную природу недуга Джиллиан, однако им было важно завоевать доверие семьи Джиллиан и ее лечащего врача.

Перебрав все вопросы, какие Адам смог придумать, он предоставил Филиппе продолжать разговор с Толбэтами, а сам вышел поговорить наедине с доктором Огилви.

– Я высоко ценю ваше сотрудничество, – сказал он с улыбкой. – Уверен, нам обоим в прошлом приходилось иметь дело с консультантами, от которых не было никакого толку.

Доктор Огилви пожала плечами и дружелюбно улыбнулась.

– Это большая больница в центре города, доктор Синклер. Психиатрические проблемы, с которыми мы ежедневно имеем дело, обычно связаны с наркотиками, алкоголизмом и острыми неврозами на почве стрессов. У большинства попадающих к нам детей имеются все основания для неуравновешенности. Это следствие распавшихся семей, отсутствия родительского внимания, случаев насилия или злоупотребления алкоголем и наркотиками – или всего вышеизложенного вместе. Аутичные дети редки – и это совершенно не моя область специализации. А Джиллиан не подходит и по остальным параметрам. – Она вздохнула. – Поскольку я действительно не понимаю, как помочь Джиллиан, я только рада передать ее на попечение кого-то, у кого есть шансы добиться позитивного результата.

Адам улыбнулся ее прямоте.

– Спасибо за вотум доверия. Обещаю сделать все возможное, чтобы быть достойным его.

– Вы слишком скромны, – сказала доктор Огилви. – Ваша репутация известна даже в Лондоне. – Она заглянула в комнату, где Толбэты все еще были поглощены разговором с Филиппой, и продолжала напрямик: – Откровенно говоря, когда мисс Толбэт рассказала мне, что связывалась ранее с вами по этому поводу, я удивилась, почему она и ее муж не предпочли обратиться к вашим услугам с самого начала. Я – квалифицированный и опытный врач, но не стыжусь признать, что мне этот случай не по зубам.

Адам пожал плечами.

– Ничего удивительного. Когда я впервые увидел Джиллиан, казалось ясным, что все, что может быть сделано, делается – и рядом с домом, где родные и друзья регулярно могли ее навещать. Всегда есть шанс, что контакт с кем-то хорошо знакомым может вывести ее из этого состояния. Но, поскольку этого не произошло, пора пересмотреть нашу стратегию.

– Хотите перевести ее в другую больницу?

– Уверяю вас, только для моего профессионального удобства, – сказал Адам. – Я практикую в Эдинбурге и не могу работать с девочкой здесь. Если мистера и мисс Толбэт удастся уговорить, я намерен рекомендовать перевезти ее в Джорданберн. – Он улыбнулся. – Здесь, в Лондоне, вы, наверное, знаете клинику как королевскую эдинбургскую больницу. Переименовали ее несколько лет назад, но старые привычки отмирают с трудом. В любом случае я и моя мать, у которой тоже немалый опыт со случаями, подобными Джиллиан, сможем уделять ей гораздо больше внимания.

Толбэты, когда Адам объяснил свои намерения, выказали некоторые признаки неуверенности. Выслушав Адама, они попросили оставить их одних, дабы обсудить вопрос, и Адам, Филиппа и доктор Огилви вышли в коридор. Когда через несколько минут Толбэты присоединились к ним, Джордж Толбэт был бледен, но держался решительно.

– Мы обдумали все, что вы сказали, доктор Синклер, и решили, что хотим, чтобы вы наблюдали Джиллиан. Мы… заложим дом, если понадобится. Важно только, чтобы наша дочь поправилась и смогла вести нормальную жизнь.

Адама озарило.

– Вы беспокоитесь о расходах, мистер Толбэт? Пожалуйста, не тревожьтесь на этот счет. Я позабочусь, чтобы больничные издержки были покрыты из фондов Минздрава. А моя мать и я предлагаем наши профессиональные услуги бесплатно, gratis pro bonum. Скажем так: случай вашей дочери представляет собой интересную проблему.

Оба Толбэта выглядели изумленными и заметно успокоенными.

– На редкость щедрое предложение, доктор Синклер, – промолвил Джордж Толбэт. – Мы… я просто не знаю, что сказать…

– Что мы от всего сердца благодарны вам! – выпалила его жена, смеясь и плача одновременно. – У нас наконец появилась надежда.

Филиппа и Адам переглянулись. Вера Толбэтов была трогательна – и вызывала тревогу. Со своей стороны, Синклеры знали, что сражение за жизнь Джиллиан только начинается.

Глава 18

В то же самое утро инспектор Маклеод, ненадолго заглянув в Главное управление полиции в Эдинбурге, отправился в Перт на очередную пресс-конференцию, посвященную убийству Рэндалла Стюарта. Он уехал до прихода утренней почты, и потому некий коллега, весьма заинтересованный передвижениями Маклеода, не смог обнаружить его.

Инспектору Чарльзу Нейпиру перевалило за сорок; это был крупный человек с темными, густыми волосами и лохматыми бровями, придававшими ему нахмуренный вид ротвейлера. У него была репутация молчуна, но на этот раз он казался менее замкнутым, чем обычно: расхаживал по всему управлению, то и дело останавливаясь переговорить с подчиненными. Вот так незаметно он ухитрился оказаться недалеко от кабинета Маклеода, как раз когда появилась секретарша, толкающая многоярусную проволочную тележку с пачками писем, стянутыми резинками.

– Доброе утро, мисс Десмонд. Есть что-нибудь для меня?

– Да, сэр.

Пока она, порывшись среди верхних пачек, вытаскивала аккуратную связку писем, Нейпир смог убедиться, что картонная папка, которую он рано утром засунул в щель почтовой комнаты, действительно попала в пачку Маклеода.

– Пожалуйста, инспектор, – сказала секретарь.

– Спасибо. Прекрасно.

Проглядывая корреспонденцию, Нейпир дождался, чтобы секретарь нырнула в кабинет Маклеода и оставила пухлую связку почты на письменном столе. Потом, убедившись, что капкан успешно поставлен, он ушел в свой кабинет – ждать развития событий.

Но Маклеод в тот день не вернулся в управление. Хотя Нейпир, якобы разбирая бумаги, старался держаться поближе к кабинету своей дичи, во время ленча, а потом и днем Маклеод не пришел. К половине шестого Нейпиру пришлось сделать вывод, что сегодня жертва так и не покажется.

Он без удовольствия подумал о предстоящем звонке. Наконец, отложив бумаги, запер кабинет, расписался за день и спустился по лестнице. В вестибюле бросил монетку в телефон-автомат и набрал номер. Ответил ему кроткий, почтительный голос с акцентом, указывающим на северо-запад Пакистана.

– Это Чарльз Нейпир, – кратко сказал звонивший. – Если мой дядя свободен, я хотел бы поговорить с ним.

Через мгновение в трубке раздался голос Ребурна.

– Ну?

– Все на месте, как вы и приказали, – сказал Нейпир. – К сожалению, желаемого события придется подождать до завтра. Сегодня он не вернулся в управление.

Молчание.

– Ладно, – сказал холодно Ребурн. – Помните о цене провала.

* * *

На следующее утро Маклеод притащился на работу, чувствуя себя так, словно год не был в отпуске, и более чем готовый к потере выходных. Встречи и дискуссии предыдущего дня в Перте не принесли ничего нового в расследовании убийства Рэндалла Стюарта. Не улучшала настроения и мысль обо всех других делах, накапливающихся из-за вынужденного пренебрежения. И предчувствие оправдалось, когда, открыв дверь кабинета, он обнаружил, что письменный стол практически погребен под аккуратными пачками папок, компьютерных распечаток, писем, служебных записок и протоколов.

Маклеод сердито посмотрел на этот хаос с порога. В тот же миг одетый в аккуратную форму констебль Кохрейн протолкнулся в главную контору через дверь архива и подошел поздороваться.

– Доброе утро, инспектор, – бодро сказал он. – Как там прокурор?

– Никак, – проворчал Маклеод, многозначительно взглянул на подчиненного и спросил: – А как там взлом у Макинтоша? Суперинтендант поймал меня по дороге сюда. Есть какой-то прогресс?

– Очень небольшой. Кое-что из барахла обнаружилось в ломбарде в Карлайле. Карлайлская полиция свяжется с нами, как только проверят след, который им дал ростовщик. А еще, – добавил Кохрейн, – я закончил перепечатывать записи по опросам в Стерлинге. Они у меня на столе, если желаете поглядеть.

– Спасибо. Не сейчас. Дай мне по крайней мере сначала разобраться с макулатурой.

Кохрейн посмотрел на горы бумаг и сочувственно усмехнулся.

– Ага, сэр, понимаю, о чем вы.

– И это только верхушка айсберга, – сообщил Маклеод с проблеском вернувшегося юмора. – А пока, если действительно хочешь помочь, найди мне чашечку кофе.

Хмыкнув, Кохрейн ушел выполнять поручение. Оставшись один Маклеод закрыл дверь, потом откатил кресло с нескольких упавших на пол писем и сел. С чего начать? Вздохнув, он поднял упавшие конверты и бросил на стол, передвинул кучку компьютерных распечаток к боковому креслу и водрузил сверху связку папок. Потом занялся вскрытием почты.

Первая пачка оказалась обычным собранием всякой всячины: огромными каталогами немецкой оружейной компании и американской фирмы, специализирующейся на кобурах и прочих изделиях из кожи; пригласительный билет на уже прошедшие курсы повышения квалификации; письмо с запросом о присутствии офицера на встрече Квартальной Стражи; и две жалобы от якобы озабоченных граждан, возражающих против его недавнего заявления прессе о принадлежности Рэндалла Стюарта к Вольным Каменщикам.

Он бросил пригласительный билет и ненужные конверты в мусорную корзину, переадресовал запрос Квартальной Стражи в Отдел связей и бросил в корзину исходящих, а остальное свалил в корзину входящих, чтобы разобраться потом. Внимательно прочитал обновленную внутриведомственную инструкцию по процедуре связанных с наркотиками арестов, размышляя, куда подевался Кохрейн с кофе, потом снова потянулся к пачке.

Следующим был большой картонный конверт для внутренней переписки с напечатанными на белом самоклеющемся ярлыке фамилией и номером кабинета Маклеода и красным штампом «Лично». Любопытно. Конверт оказался плотно заклеен, вскрывать его пришлось ножом для бумаги. Инспектор заглянул внутрь, потом перевернул конверт и вытряхнул содержимое на стол.

К его удивлению, выпала блестящая золотая фигурка-оригами длиной около шести дюймов, изображающая какое-то животное. Он ухмыльнулся: явно снова дразнит кто-то из коллег, ибо его увлечение было известно во всем управлении. Пробковую плиту на стене у него за головой оживляла разноцветная, хоть и потрепанная коллекция чужих работ и его собственных лучших экземпляров.

Хмыкнув и размышляя, кто же мог прислать это новое вступление в его коллекцию, Маклеод поднял фигурку.

И немедленно понял, что совершил ошибку. В тот миг, когда пальцы коснулись бумаги, яростный удар энергии сотряс руку. Обжигая, как удар молнии, заряд пробежал по нервной системе, парализовав его с головы до ног. Пронзенный шоком, он покачнулся в кресле; оригами выпала из бессильных пальцев.

С потерей физического контакта нападение не закончилось. Материальный мир вокруг Маклеода слился в кошмар. Словно во сне, он падал спиной мимо призрачных стен тумана, потрескивающих огнем. Ощущение падения закончилось еще одним ослепительным ударом. Он боролся, пытаясь восстановить, контроль сознания над телом, но единственным физическим образом, пробившимся сквозь обволакивающий все психический туман, была фигурка оригами, лежавшая теперь на полу между ног и изображавшая, как он теперь ясно видел, рысь.

Со злобным шипением, похожим на кобру, но громче, оригами словно бы испустила вздымающийся столб бледно-желтого дыма. Когда Маклеод сжался, пытаясь отвратить атаку, дым сгустился во вставшую на задние лапы кошку с пушистыми бакенбардами и горящими темно-красными глазами. Рысь фыркнула на него со смесью голода и пренебрежения, показав клыки, с которых капала слюна, похожая на густой яд. Не успел Маклеод собраться с силами, чтобы шевельнуться или закричать, зверь бросился на него, обдав ядовитыми испарениями, как газовым облаком.

Удушающий огонь обжег глаза и легкие, подобно слезоточивому газу, только хуже, много хуже. Интенсивность боли разрушила паралич. Терзаемый тошнотой, он в кружащемся тумане вслепую искал внутренний карман пиджака. Через мгновение трясущиеся пальцы нащупали его, схватив внутри единственное, что могло спасти его в миг крайней опасности.

Кольцо Охотника, теплое и твердое, само ткнулось в руку. К тому времени боль превратилась в терновый венец, все туже сдавливающий голову. Дыхание вырывалось всхлипами. Маклеод надел кольцо на средний палец, призывая все, что оно символизировало, сосредоточив истощающиеся запасы силы, чтобы отбить убийственную атаку рыси.

Один ужасный миг казалось, что он опоздал спасти себя.

Через несколько секунд он понял, что давление на череп стабилизировалось. Потом тесный обруч боли стал потихоньку поддаваться. Да, возникали признаки ослабления. Если бы только…

Настойчивый голос пробился сквозь окружающий туман.

– Инспектор? Инспектор Маклеод, вам плохо?

Слова резонировали и гудели. Прилив психических отзвуков на миг грозил снова погрузить Маклеода в хаос. Настойчивые руки схватили его за плечи, требуя ответа.

Сосредоточив все свое внимание на этих руках, Маклеод заставил глаза открыться и смутно увидел лицо Дональда Кохрейна.

– Дональд, – выдохнул он.

– По-моему, лучше вызвать «скорую». – Кохрейн потянулся к одному из телефонов.

– Нет! – Рука Маклеода крепко сжала рукав констебля. Часть его смутно удивилась, когда выяснилось, что он все еще сидит в кресле, хоть и неуклюже сгорбившись.

– Буду в порядке, – сумел проскрежетать инспектор, изо всех сил стараясь заставить работать голосовые связки. – Не суетись! – Видя, что Кохрейн колеблется, он добавил убедительнее: – Это… не медицинское, Дональд! Никакого внешнего вмешательства!

Маклеод хотел подчеркнуть приказ, покачав головой. Попытка пошевелиться чуть не лишила его сознания. Давясь желчью, он повторил:

– Буду… в порядке через несколько минут. Закрой жалюзи. Пожалуйста, Дональд!

К его огромному облегчению, Кохрейн послушался. К тому времени, как молодой констебль снова повернулся к нему, Маклеод сориентировался. Каким-то чудом дверь кабинета была почти закрыта. Бумажная рысь, целая и невредимая, лежала в нескольких футах от кресла. Огонь явно был лишь иллюзорным проявлением пуска реакции.

– Закрой дверь, – прошептал Маклеод, судорожно махнув рукой и борясь с новой волной тошноты. Кохрейн повиновался. – Видишь? – проскрипел он, указывая трясущимся пальцем на рысь. – Шелковый платок… носовой… здесь, в кармане. Заверни это и подними… но не дотрагивайся… Ради Сына Вдовы…

С широко открытыми глазами Кохрейн подошел к нему и вытащил платок. Молодой констебль ничего не знал об эзотерических связях Маклеода, кроме Вольных Каменщиков, но обучение в одной масонской ложе с Маклеодом выковало узы доверия, не позволявшего отказать мольбе, заклинающей общим братством. Он защитил руку несколькими слоями шелка и осторожно поднял рысь с пола.

– Что это за чертовщина? – прошептал Кохрейн, окидывая ее подозрительным взглядом и держа на расстоянии вытянутой руки. – Совсем как одна из ваших фигурок-оригами.

– Заверни и положи в ящик стола, – выдавил Маклеод. – Не могу сейчас объяснить. – Он чувствовал, как боль пульсирует за глазными яблоками, и прижал кулаки ко лбу, пытаясь думать. Последствия атаки продолжали воздействовать на него, кружась по всему мозгу и телу, как вирус, только и ждущий случая напасть.

«Я не могу бороться сам, – крутилось в голове. – Слава Богу, что меня нашел именно Дональд, но он не справится. Нужна помощь».

Адам должен вернуться из Лондона после полудня, но сейчас это не поможет. Маклеод с трудом сглотнул и снова попытался думать, хотя усилие пронзало мозг раскаленными иглами боли. Кажется, становилось хуже, а не лучше.

Перед ним материализовался пенопластовый стаканчик, с ним и очки.

– Вы уронили очки, – встревоженно сказал Кохрейн, – А кофе не поможет? Вы уверены, что не надо вызвать доктора?

Маклеод отмахнулся от стаканчика и пробормотал:

– Нет, ни того, ни другого. – Он глубоко вздохнул и сказал отчетливее: – Моя записная книжка. Вызови Кристофера Хьюстона.

Не спуская глаз с пепельно-бледного начальника, Кохрейн взял одну из трубок и позвонил. Снова и снова гудки. Нет ответа.

– Похоже, никого нет дома, – сказал Кохрейн. – Вы выглядите просто ужасно. Позвольте мне позвонить доктору.

Комната, казалось, снова исчезала. Маклеод осторожно сглотнул и на время взял себя в руки.

– Попробуй найти Перегрина Ловэта, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Позвони Хэмфри в Стратмурн… номер записан на Синклера. Хэмфри будет знать, где его найти.

* * *

У Джона Эдуарда Мьюира, бывшего лорд-мэра Эдинбурга, было лицо, которое в другую эпоху могло бы принадлежать вождю Пограничья. Отступив от мольберта, чтобы оценить работу критическим взором, Перегрин с удовлетворением отметил, что сумел полностью показать отважный, предприимчивый дух, который ощущался за внешним хладнокровием бывшего мэра. Он задумчиво оглядел старика, терпеливо сидящего в полном церемониальном облачении на расстоянии нескольких ярдов.

– Простите, сэр, не могли бы вы немного поднять голову?

Сеанс позирования происходил в гостиной Мьюира в престижном эдинбургском районе Рэвелстоун-дайкс. Мэр исполнил просьбу и сказал с сердитым огоньком в глазах:

– Сколько еще надо времени, чтобы полностью обессмертить меня на полотне?

– Думаю, передо мной вам приходится сидеть в последний раз, – ответил Перегрин, сосредоточив внимание на мазках кисти, добавивших несколько еле различимых штрихов красно-коричневого цвета в уголок рта портрета. Он закончил корректировку, ухмыльнулся, одобряя ее, и расслабился. – Ну вот, сэр. Можете на минутку встать и потянуться, если хотите.

Дверь гостиной открылась, и в комнату вошла жена мэра; она явно была в некотором замешательстве.

– Простите, что прерываю сеанс, мистер Ловэт, – сказала она, – там у телефона некий констебль Кохрейн, спрашивает вас.

Озадаченный, ибо не мог даже вспомнить, встречался ли он с констеблем по имени Кохрейн, Перегрин отложил кисти и палитру, вытер пальцы чистой тряпкой и последовал за мисс Мьюир в коридор. Она указала на телефонную трубку. Вероятно, Кохрейн – один из подчиненных инспектора Маклеода. Но зачем Маклеоду понадобилось звонить Перегрину сюда?

– Перегрин Ловэт слушает, – сказал он.

– Констебль Дональд Кохрейн, – раздался голос на другом конце провода. – Я звоню по просьбе инспектора Ноэля Маклеода. Он просит вас немедленно приехать к нему на работу, в Главное управление полиции, по крайне срочному делу.

Преувеличение было не в характере Маклеода. И почему инспектор не позвонил сам? В голове Перегрина сработала аварийная сигнализация.

– Что случилось? Вы можете сказать, в чем дело?

– Это… трудновато объяснить по телефону, сэр, – сказал голос. – Было бы лучше, если бы вы тотчас же приехали сюда и посмотрели сами.

Все любопытнее и любопытнее. «Почему Маклеод не позвонил лично? – Мысленный сигнал тревоги зазвучал всерьез. – Не случилось ли чего с Адамом?»

– Хорошо, – сказал Перегрин. – Передайте инспектору, что я немедленно выезжаю и буду у него, как только смогу.

Поспешно извинившись перед Мьюирами, он быстро уложил рисовальные принадлежности и отнес в машину. Взгляд на карту Эдинбурга подтвердил, что Главное управление полиции находится на Фетес-авеню, менее чем в двух милях. Отъезжая от тротуара, художник воображал всевозможные бедствия и вел маленький «моррис-майнор» со скоростью, вызвавшей немало возмущенных взглядов более спокойных автомобилистов.

Он доехал меньше чем за десять минут. Едва избежав столкновения с фургоном стекольщика, Перегрин влетел на полицейскую стоянку и обнаружил, что свободных мест нет. Пробормотав проклятие и моля какого угодно бога держать подальше инспектора дорожного движения, он оставил «моррис» у тротуара на двойной желтой линии и бросился к парадному входу.

Дежурный офицер поднял голову, когда он вошел в стеклянную дверь. Перегрин назвал себя и объяснил цель прихода, офицер поднял телефонную трубку и позвонил наверх. Не прошло и минуты, как крепкий рыжеватый человек в форме, примерно ровесник Перегрина, появился из-за двери позади стола дежурного и поманил его.

– Мистер Ловэт? Идите со мной, пожалуйста.

– Что случилось? – пробормотал Перегрин, когда они шли к черной лестнице.

Кохрейн покачал головой.

– Пожалуйста, не здесь, мистер Ловэт. Он объяснит сам… если сможет. Постарайтесь не выглядеть встревоженным, когда мы будем идти через контору.

Они поднялись на самый верх и свернули в застекленный коридор, ведущий вдоль задней части здания. Кохрейн провел Перегрина через большой зал главной конторы к ряду пронумерованных дверей на дальнем конце. Табличка с именем Маклеода была на двери с номером «5В»; изнутри слабо доносился настойчивый звон телефона.

Кохрейн быстро постучал в дверь, прежде чем открыть и впустить Перегрина, и сразу же направился к телефону – ибо Маклеод явно не сознавал ни звонков, ни их приход: он сидел, тяжело навалившись на стол и неловко уткнувшись головой в правую руку.

Пока перепуганный Перегрин закрывал за собой дверь, Кохрейн схватил трубку.

– Кабинет инспектора Маклеода, – сказал он, немного задыхаясь. – Нет, боюсь, он на заседании. Это констебль Кохрейн, его помощник. Чем могу помочь?

Пока Кохрейн разбирался с абонентом, Перегрин подошел поближе и внимательно пригляделся к Маклеоду. Искаженное болью лицо инспектора было цвета штукатурки, тело напряжено.

Как только Кохрейн положил трубку, Перегрин повернулся к нему.

– Что случилось? – спросил он, понизив голос. – Что с ним?

– Честно говоря, не знаю, – тихо сказал молодой констебль. – И он не позволил мне вызвать доктора. Происходящее как-то связано с вот этим. – Он выдвинул левый ящик стола. – Дотрагиваться до нее можно только через шелк.

Заинтригованный Перегрин осторожно поднял уголок платка и увидел оригами из золотой бумаги. Какое-то животное. Приглядевшись, он понял, что это рысь.

Краткий приступ дурноты от отвращения завязал желудок узлом. Постаравшись не коснуться золотой бумаги, Перегрин поспешно накрыл ее платком и задвинул ящик, после чего снова повернулся к Маклеоду.

– Инспектор, – позвал он тихо, положив руку ему на плечо. – Ноэль, это я, Перегрин. Вы просили меня приехать, и я здесь. Пожалуйста, можете сказать мне, что я должен сделать?

Маклеод не ответил. Беспокоясь все больше и больше, Перегрин оглянулся на Кохрейна, встревоженно топтавшегося у двери.

– Давно он так?

– Я нашел его около получаса назад, – прошептал Кохрейн. – Сначала он мог говорить, но в последний раз я его слышал минут десять – пятнадцать назад… вскоре после того, как позвонил вам. – Увидев выражение лица Перегрина, констебль добавил: – Он сначала велел мне позвонить отцу Кристоферу Хьюстону. Когда там не ответили, попросил связаться с Хэмфри, слугой сэра Адама Синклера, и узнать, где вы. Я умолял его позволить мне вызвать доктора, но он и слышать не хотел. Заставил меня пообещать не звать на помощь, пока вы не приедете.

«Почему я?» – удивился про себя Перегрин, снова возвращаясь к Маклеоду. Ответ он мог придумать только один: у Маклеода явно были причины считать, что Перегрин сможет помочь там, где традиционная медицина потерпит неудачу.

Эта мысль обескураживала. Молодой человек снова поглядел на Маклеода и подавил сильнейший приступ страха и неуверенности в себе.

«Боже, Маклеод, надеюсь, вы правы, – размышлял он мрачно. – Думай, Ловэт! Что сделал бы Адам, будь он здесь?»

Художник постарался успокоиться, отыскивая в недавних воспоминаниях образы Адама за работой. Среди них необъяснимо всплыл образ кольца Майкла Броуди. Получив его от леди Джулиан, Перегрин, подражая Адаму, всегда носил кольцо с собой в кошелечке из китайского шелка. Сейчас оно было в кармане брюк, и внезапно ему очень захотелось надеть его.

Сама идея казалась дерзкой, особенно поскольку он еще не вошел в состав Охотничьей Ложи и не получил официального разрешения Адама носить кольцо как символ членства. В то же самое время в нем росла убежденность, что кольцо понадобится для фокусировки, если он хочет попытаться помочь Маклеоду в его нынешнем положении. Взгляд на правую руку Маклеода подтвердил, что тот свое кольцо носит. Перегрин мог бы использовать свое, чтобы как-то связаться с кольцом Маклеода, надеясь, что опыт инспектора поможет ему.

Закусив губу, он сунул руку в карман и сжал кошелек с кольцом в кулаке. Вытащив руку из кармана и прижав кулак к губам, молодой человек обратился к духу кольца.

«Простите меня, сэр Майкл, если это не получит вашего одобрения, – сказал он мужу леди Джулиан, – но инспектору нужна помощь, а я не знаю, что еще делать».

Стоя спиной к Кохрейну, он быстро расстегнул замочек и вытащил кольцо, сунув кошелек обратно в карман, а кольцо надев на средний палец правой руки.

Перегрин ожидал карающего удара силы. Вместо этого успокаивающее ощущение ласкового тепла распространилось по руке. Ободрившись, он повернулся к Кохрейну.

– Погляжу, что я смогу сделать, чтобы облегчить его положение. Постарайтесь, чтобы нас не потревожили.

Кивнув, констебль подошел и выдернул шнуры обоих телефонов.

– Я и так собирался вывести их из строя, чтобы звонящие думали, что его нет. Мне пришлось ответить на несколько звонков, но я не люблю лгать. Так безопаснее, если мы не хотим возбудить подозрений.

Перегрин не мог не согласиться с этой логикой. Убрав папки и распечатки со второго кресла, он поставил его слева от инспектора и сел, оставив Кохрейна охранять дверь. Мысленно повторив все, чему обучил его Адам с их первой встречи, он сначала сосредоточился на вхождении в состояние полутранса, регулируя дыхание, пока не сумел привести чувства и мысли в состояние равновесия.

Ощущение глубокого покоя постепенно снизошло на него. Он почувствовал, что и Маклеоду тоже надо бы установить подобное равновесие, по крайней мере, насколько возможно в его нынешнем состоянии. Через мгновение, полностью успокоившись, Перегрин протянул руку с кольцом и легко прикоснулся кончиками пальцев ко лбу Маклеода, подражая гипнотическому жесту, который не раз видел у Адама.

– Расслабьтесь, Ноэль, – прошептал он. – Погрузитесь глубже в сон.

К его облегчению и удивлению, Маклеод, вздрогнув, сделал глубокий вдох, как ныряльщик, готовый окунуться в воду, и тяжело выдохнул. Инстинктивно Перегрин уровнял дыхание, мобилизовав все внутренние силы.

– Ноэль, это Перегрин, – тихо позвал он, сжимая правой рукой запястье Маклеода и нащупывая кончиками пальцев пульс. – Если вы слышите меня, попытайтесь помочь мне. Покажите, что вас беспокоит.