Текст книги "«Наследие Дерини»"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Кэтрин Куртц
«Наследие Дерини»

Пролог

Простерли руки свои на тех, которые с ними в мире, нарушили союз свой.¹

Шел июнь года девятьсот двадцать восьмого от Рождества Господа нашего, седьмой год царствования Райса-Майкла Элистера Халдейна, короля Гвиннеда. День выдался прохладным, ночью моросил дождь, к утру небо слегка расчистилось, и все же тяжелые облака вновь собрались на небесах к полудню. Невзирая на пронзительный ветер, две женщины выбрались на крышу самой высокой башни замка и там, у крепостной стены, поплотнее завернувшись в плащи, подбитые мехом, вновь, как и накануне, стали пристально вглядываться в простиравшуюся вокруг равнину.

Это место не хуже любого прочего годилось для ожидания, ибо их мужчины запаздывали уже на несколько дней. К югу на многие мили простиралась долина Йомейра, к востоку она вскоре сменялась Рельянскими холмами, которые загораживали вид на Колдорское ущелье. Именно в ту сторону отряд отправился неделю назад, и именно в сторону Колдора были устремлены теперь взгляды женщин, щурившихся в лучах беспощадного солнца.

Судри Истмаркской не впервой было ожидать возвращения мужа здесь, на крыше башни, ибо она была госпожой и владелицей замка вот уже добрых двадцать лет. Совсем еще ребенком приехала она в Лохалин, невестой герцога, и уже спустя год родила ему дочь, ту самую, что превратилась теперь в очаровательную рыжеволосую, молодую женщину, стоявшую рядом с матерью. После гибели любимого брата, десять лет назад, годы не принесли особых тягот, и единственное, что омрачало их с Хрориком жизнь – это отсутствие других детей. Стэйси оказалась единственной дочерью и наследницей, а сейчас и она стала матерью, дав жизнь младенцу, который едва успел увидеть отца и деда, ибо те спустя несколько часов после его появления на свет, второпях устремились к Колдорскому ущелью, получив известие о нападении торентских войск.

– Должно быть, это вчерашняя буря их задержала, – выпалила Стэйси внезапно, потревожив одного из волкодавов, что лежал у ее ног. Молодая женщина вновь взглянула через укрепления крепостной стены, покрепче прижимая к себе сына. – Боже правый, а вдруг что-то стряслось с Корбаном? Они должны были вернуться несколько дней назад. Что-то случилось… Я точно знаю.

– Успокойся, дитя. Мы пока еще ничего не знаем.

И все же на лице Судри Истмаркской, не сводившей взгляд с укрытых туманом гор, застыло напряженное встревоженное выражение, ибо, сама себе не желая в том признаться, она знала куда больше, чем ей бы, возможно, сейчас хотелось. И касалось это не Корбана, любимого мужа Стэйси, но ее собственного дражайшего супруга Хрорика.

Очень скоро дурные вести достигнут их. Теперь она в этом не сомневалась. И пусть в ее собственных жилах кровь магов, что некогда правили этой землей, была сильно разбавлена, и полжизни она всячески отрицала свое происхождение, однако и этой толики колдовского наследия было достаточно для внезапных ослепительных вспышек нежеланного провидческого знания, в те мгновения, когда она этого меньше всего ожидала или хотела. Она не получила даже самого простейшего образования, ее никто не учил пользоваться своим даром, ибо они с братом очень рано остались сиротами, и воспитывал их дядя, надменный Дерини, столь дерзко злоупотреблявший своей силой и властью, что очень скоро его собственные крестьяне взбунтовались и убили его.

Случилось это как раз накануне дворцового переворота в Гвиннеде, когда погиб король Имре Фестил и к власти вновь пришли Халдейны. Затем в стране начались беспорядки и войны, и случилось так, что они с братом сделались заложниками у отца Хрорика, горделивого, но доброго в душе герцога Сигера Клейборнского, – ибо они с Кеннетом приходились дальней родней правящей фамилии Торента. В ту пору куда благоразумней ей казалось притвориться, будто она и вовсе не обладает никакой магией, а затем она и сама забыла, что когда-то владела ею. И уж менее всего она ожидала, что влюбится в одного из сыновей своего пленителя…

Все эти отрывочные воспоминания ненадолго отвлекли Судри, и поэтому именно Стэйси первая заметила всадников, сперва лишь маленькую горстку, но затем появились и остальные – несколько дюжин мужчин, медленно, с трудом пробиравшихся по затопленной грязью тропе, что вела от ворот замка к Рельянским холмам.

– Возвращаются, – выдохнула Стэйси, щурясь изо всех сил против слепящего солнца. – Смотри, смотри, вон там отцовское знамя.

У Судри прервалось дыхание, ибо теперь и она заметила боевой стяг в руках у одного из всадников. Серебряный полумесяц и два золотых солнца на лазурном поле.

– Матушка, я не вижу флаг Корбана, – воскликнула Стэйси. – Матушка, где же он? Корбан…

Не дожидаясь ответа, она развернулась и стремглав понеслась вниз по винтовой лестнице. Судри не успела даже остановить ее, и теперь до нее лишь издалека доносилисьстоны и тревожные возгласы дочери, испуганно стискивавшей в объятиях маленького сына. Волкодавы устремились вслед за хозяйкой. Судри, не тронувшись с места, вновь окинула взглядом приближающийся отряд, заметив теперь то, что ускользнуло от внимания дочери: темные очертания тела, перекинутого через седло лошади, которую вел в поводу один из всадников, что ехал рядом со знаменосцем. Тело было укутано в зеленый плащ, который она собственными руками подшивала для мужа перед этой поездкой… Казалось, это было целую вечность назад.

Чуть позже она не смогла бы вспомнить, как спустилась по узкой винтовой лестнице, и опомнилась, лишь когда внезапно очутилась внизу, во дворе замка, и вокруг толпились мужчины и лошади, и повсюду был шум, запах крови и смерти. Ее зять, завидев Судри, бросился ей навстречу, превозмогая усталость, окровавленной и забинтованной рукой прижимая к себе всхлипывающую жену.

Вид у Корбана был мрачный и усталый. Он лишился шлема, пропитанные потом черные волосы выбились из косы, кожаные доспехи были потрепаны, замараны грязью и носили следы тяжелого сражения. Подбежав к Судри, он рухнул у ее ног на колени, и широкие плечи содрогнулись от рыданий. Схватив женщину за руку, он уткнулся бородатым лицом в ее юбки.

– Прости, я не сумел спасти его, – выдохнул он. – Они захватили Кулликерн… Один Бог ведает, зачем им это понадобилось. Мы потеряли несколько дюжин человек, и большинство из тех, кто вернулся, серьезно ранены. Они нас заманили, выбросив флаг перемирия, а затем напали исподтишка. Нужно отправить людей предупредить Сигера с Грэхемом и попросить подкрепления… И гонца к королю!

– И что же, торентцы двинутся дальше? – неожиданно спокойно спросила его Судри.

– Не знаю. – Корбан вскинул голову и устремил на нее взор, столь же мрачный и безутешный, как и ее собственный. – На них были доспехи цветов принца Миклоса Торентского. Возможно, это лишь начало нападения на Гвиннед. Нужно выяснить, заметили ли дозоры Сигера что-то неладное при Оранале или вдоль берегов.

В воспоминаниях она вернулась к той встрече, что состоялась несколько месяцев назад в Лохалине. Там была она сама, Хрорик и принц Миклос, поразительно красивый молодой человек, приходившийся ей дальней родней. При нем находился еще один, темноволосый незнакомец, которого представили как оруженосца принца. Хрорик очень неохотно согласился на эту встречу, и отнюдь не из любви к Торенту, но в надежде положить конец переписке, которая тянулась вот уже семь лет между их замком и Белдором, столицей Торента, где, непонятно почему, считали необходимым до сих пор трепать давний вопрос о статусе заложников.

Сама Судри на этот вопрос отвечала совершенно уверенно, она более не считала себя ни заложницей, ни подданной Торента, и вся ее верность принадлежала мужу, а также его сюзерену в Ремуте. Торентского принца это привело в ярость, так что, скорее всего, нынешний конфликт не имеет отношения к пограничному вопросу. Это месть принца Миклоса за ее отказ встать на сторону Марка Фестила, заявлявшего свои права на гвиннедскую корону. Но теперь отказ Судри стоил жизни ее любимому мужу, а также многимдругим преданным истмаркцам.

– Сомневаюсь, чтобы на севере тоже были беспорядки, – прошептала она, глядя поверх склоненной головы Корбана на солдат своего мужа, которые сейчас расседлывали усталую гнедую кобылу, что доставила в замок скорбную ношу. – Это пока еще не война, хотя боюсь, дело может дойти и до такого. Мы с Хрориком опасались подобного поворота событий, но не ждали что это случится так скоро. Пару месяцев назад принц Миклос пытался добиться моей поддержки, вызывая к торентской крови. Я отказала. И вот результат. Все дело в этом самозванце Фестиле.

– Так значит, это проба сил, они показывают зубы? – переспросил Корбан, с трудом вставая, опершись на руку жены.

– Да, скорее всего, это намеренная провокация, чтобы выманить молодого короля из Ремута. Они знают, или, по крайней мере, подозревают, что он не волен в своих поступках. Могу лишь надеяться, что перед лицом этой новой угрозы он сумеет добиться для себя свободы.

– Да благословит его Бог, – с жаром отозвался Корбан. – Но нам нужно сделать все, чтобы Истмарк не достался самозванцу.

Нагнувшись, он коснулся губами чистого лобика сына, а затем, отступив на шаг, окликнул своих военных помощников.

– Ко мне, верные воины Истмарка! Мы отправимся в Марли, чтобы попросить Сигера о помощи. Элген, нам срочно нужны свежие лошади. Николас, займись провизией. Мюррей, тебе я поручаю командование гарнизоном здесь, в Лохалине. С собой я возьму полдюжины человек, не считая Элгена. Тебе хватит людей, чтобы удержать замок.

Стэйси взирала на мужа, словно громом пораженная, хотя Судри прекрасно понимала что Корбан делает лишь то, чего требуют от него обстоятельства. Он был прирожденнымкомандиром, и она любила его как родного сына. В ответ на полученные указания, у ворот замка тут же засуетились солдаты. Во весь голос зазвучали команды готовиться в дорогу.

– Но ты ведь не можешь уехать прямо сейчас! – взвыла Стэйси. – Как же папа, и наш малыш, и как же я?

– Мо рун,сердце мое, твой отец мертв. Я разделяю твою скорбь, но судьбу изменить не могу. – Отвернувшись, он сухо кивнул оруженосцу, который подвел ему свежую лошадь и тут жевскочил в седло. Лошадь нервно попятилась и чуть не сбросила всадника. Другой солдат вручил командиру хлопающее на ветру знамя Истмарка.

– Но… Это же отцовский стяг – выдохнула Стэйси, прижимая к себе сына. Она едва успела отскочить, чтобы лошадь не задела ее копытами, в то время как муж уверенным движением пристраивал древко знамени себе в стремя.

– Стэйси, дорогая, разве ты не слышишь, – повторил Корбан, – теперь это твое знамя, потому что твой отец погиб. Теперь ты – графиня Истмаркская, а я – граф Истмарка. И потому это также и мой стяг. А когда-нибудь придет день, если все мы сумеем остаться в живых, и это станет его знаменем.

Он указал на расплакавшегося сына, а затем вопросительно взглянул на мать жены.

– Госпожа моя, прошу вас, объясните ей, я не могу больше задерживаться. Позаботьтесь о раненых, похороните Хрорика. Постарайтесь удержать замок. Я приведу помощь, как только смогу. Мюррей отошлет гонца в Ремут, чтобы известить короля. Да хранит вас Господь.

И с этими словами он устремился к воротам замка, а за ним и его люди. Ни одна из женщин не успела даже возразить. И вот уже ярко-синее украшенное серебром знамя Истмарка заполоскалось у него над головой. Судри Истмаркская, урожденная Рорау, проводила молодого человека взглядом, а затем, с необычайным спокойствием, которое можно было бы даже принять за бесчувственность, принялась заниматься неотложными делами, взвалив на себя то бремя, которое предстояло нести ей в ближайшие дни. Она не могла позволить себе сейчас предаваться скорби. Время для этого наступит еще не скоро, ибо сейчас скорбь могла лишить ее последних сил.

– Джервис, пожалуйста, переносите раненых в парадный зал, – велела она одному из слуг, в то время как остальные понесли тело, закутанное в зеленый плащ, к дверям часовни замка. – Там мы устроим лазарет на первое время. Пусть на кухне вскипятят воду, и вели женщина готовить повязки. Позови также отца Колумкиля и отца Дерфеля, и эту повитуху из деревни. Ее помощь нам тоже пригодится. Да, и Мюррей…

– Что госпожа?

– Уцелел ли наш военный лекарь при Кулликерне?

– Да госпожа, он здесь. – Мюррей отдал все необходимые распоряжения двоим гонцам, которые должны были отправиться в Ремут. Вид у него был усталый, и ему самому явно пригодились бы услуги лекаря или, по крайней мере, умелой женщины, чтобы очистить и перевязать раны. – Он у конюшни, оказывает помощь тем, кому это необходимо.

– Хорошо, пусть и он, и все остальные, когда смогут, перейдут в главный зал. Нужно навести здесь порядок.

– Слушаюсь моя госпожа.

Наконец она смогла обернуться к дочери и увидела, что Стэйси также, по велению необходимости, сумела собраться с силами, препоручив младенца старшей дочери Мюррея и велев ей отнести ребенка наверх в спальню, после чего уверенно заявила матери:

– Я тоже должна быть сильной. Ради папы. – Стэйси гордо вскинула голову и уголком рукава утерла слезы. – Он воспитывал меня как свою наследницу, и ему было бы стыдно, если бы он увидел, что я не могу позаботиться о его людях… О моих людях.

Среди шума и суеты, всхрапывающих лошадей, среди стонов и криков раненых две женщины, обнявшись, уверенно двинулись ко входу в парадный зал излучая всем своим видом спокойствие и уверенность, а у ворот гонцы, избранные, чтобы отвести в Ремут печальную весть, вскочили в седла и на свежих лошадях галопом устремились прочь из замка.

Глава I

Оттого гордость, как ожерелье, обложила их, и дерзость, как наряд, одевает их.[2]

Загнав нескольких лошадей, гонцы из Истмарка оказались в гвиннедской столице неделю спустя после падения Кулликерна. Изнемогая от усталости, они передали свое сообщение собравшимся второпях королевским советникам Гвиннеда, а затем их подробнее расспросил обо всем гофмаршал лорд Альберт со своими помощниками. Королю сообщили все новости, но никому и в голову не пришло пригласить его на собрание в зале Совета.

– Помимо военной стороны вопроса, я предвижу еще некоторые осложнения, – кислым тоном заявил Ран Хортнесский, откидываясь в кресле. – Прежде всего, король захочет лично отправиться туда.

Лорд Таммарон Фитц-Артур терпеливо кивнул. Будучи канцлером Гвиннеда, он возглавлял собрания совета, когда король не присутствовал на них, – собственно говоря, возглавлял он их и в присутствии короля, – однако сейчас, когда их было всего четверо за этим длинным столом, можно было обойтись и без формальностей этикета.

– Конечно, захочет, – произнес Таммарон. – Это вполне естественно… И если бы решение оставалось за ним, то ни у кого не возникло бы вопросов. Разумеется, тут есть определенный риск. Во-первых, его могут убить, но, кроме того, он может пожелать воспользоваться ситуацией, чтобы добиться независимости. Тем не менее, мне кажется, что обе эти возможности – ничто, перед лицом той угрозы, что нависла сейчас над нами.

Архиепископ Хьюберт Мак-Иннис, восседавший по правую руку от Таммарона, согласно кивнул, поглаживая усыпанное самоцветами распятие на широкой груди. Те, кто знал его не слишком хорошо, увидели бы лишь обманчивую личину добродушного растолстевшего херувима, смиренного и набожного. Розовое личико обрамляли золотистые кудри, коротко постриженные и с выбритой тонзурой. На пухлых губах играла вечная снисходительная полуулыбочка.

Однако внешняя невинность этих широко раскрытых голубых глаз была обманчива, и за этой внешностью скрывался беспощадный хитрый ум, подстроивший гибель многих людей, осмелившихся стать на пути у архиепископа. За последние десять лет примас Гвиннеда стал одним из самых влиятельных людей в королевстве.

– Да, чертовски неприятно, если и впрямь случилось то, чего мы так опасались, – угрюмо пробормотал Хьюберт. – Проклятье, ну что бы им стоило подождать еще хотя бы год. Появился бы второй наследник, и мы могли бы не тревожиться понапрасну.

– Стало быть, ты убежден, что королева носит именно сына, а не дочь? – переспросил старший брат архиепископа, лорд Манфред Мак-Иннис, сидевший напротив Хьюберта. Это был крупный краснолицый мужчина, лет пятидесяти с лишним, дородный, но мускулистый, в отличие от заплывшего жиром брата. Руки его, привычные к мечу, обгорели на солнце и были покрыты шрамами и мозолями.

– Меня не столько тревожат вероятные наследники, сколько тот человек, что носит корону сейчас. И если перед нами, и впрямь, та угроза, которую мы ждали все это время, то именно нынешнему королю придется на нее ответить. И если это ему не удастся, то никакой второй принц-наследник нам не поможет удержать род Халдейнов на престоле… Равно как и нам самим не удастся остаться у власти за троном.

Это было очевидно для всех. Четверо мужчин, сидевшие вокруг стола, – королевские советники Гвиннеда – правили страной вот уже шесть лет, с того самого дня, как подстроили, в подлой засаде, убийство шестнадцатилетнего короля Джавана Халдейна, и одновременно посадили на трон его брата Райса-Майкла, сделав того королем-марионеткой в своих руках.

Дорого же обошлась корона младшему из принцев Халдейнов, который никогда не желал для себя престола. Он не только лишился любимого брата и короля, но кроме того, при виде жестоких убийств, сопровождавших дворцовый переворот, его юная супруга потеряла первенца, которым была беременна, – и в этом заключалась величайшая насмешка судьбы. Ибо именно ради того, чтобы захватить в свои руки несовершеннолетнего наследника трона, и устроили заговорщики этот подлый удар.

В первое время новый правитель не до конца понимал весь размах замыслов своих пленителей.

Они полностью подчинили его своей власти. Во время самого переворота одурманили до бесчувствия и затем держали под воздействием различных снадобий несколько месяцев, в особенности во время похорон брата и церемонии коронации.

Лишь после этого они сочли возможным напрямую объявить ему о своих намерениях, усилив свои требования самыми отвратительным угрозами по отношению к его жене, еслибы только он вздумал не подчиниться. Итак, ему предстояло сделаться королем-марионеткой и дать жизнь новым принцам Халдейнам, которые, в свою очередь, также окажутся целиком и полностью в руках сановников… А если бы Райс-Майкл вздумал им в этом воспрепятствовать, его ждала скорая гибель, а сановники превратились бы в регентовпри малолетних сыновьях.

К счастью для короля, возможность нового цареубийства вскоре стала менее вероятной. Сперва он еще пытался противиться, но постепенно смирился с нетерпимой ситуацией и сделался именно той послушной пешкой в их руках, о которой и мечтали советники.

Покорность понемногу стала приносить свои скромные плоды. Как только король перестал спорить с сановниками и пытаться проявить независимость, ему дали дозволение присутствовать на заседаниях совета. Когда сановники убедились, что и там он остается во всем послушен их воле, ему дозволили также принимать просителей при дворе, хотя там за ним пристально наблюдали, и он ни слова не смел молвить без предварительного согласия членов совета. Время от времени, даже королеве, а затем и маленькому сыну, удавалось получить разрешение при особо торжественных случаях появляться на людях и участвовать в шествиях и процессиях. А спустя год или около того, он добился и самой большой своей победы, когда ему дозволили вновь начать заниматься фехтованием и стрельбой из лука, – именно ввиду опасности, подобной той, что ныне угрожала королевству. Новая беременность королевы как будто подтверждала полную капитуляцию Райса-Майкла, хотя у тех, кто сидел сейчас за столом зала совета, еще оставались определенные сомнения.

– Давайте кое-что уточним, – предложил Таммарон. – В конце концов, все происшедшее едва ли может считаться полной неожиданностью. Еще с прошлой осени мы получалиизвестия о том, что Торент собирает войска на истмаркской границе.

Остальные кивнули в знак согласия, а Ран пробормотал, что предупреждал их об этом уже очень давно.

– Так что все это вполне закономерно, – продолжил Таммарон. – Проба сил, которая…

Внезапно двери в зал совета с грохотом распахнулись, и появился Полин Рамосский, в своем черном одеянии похожий на хищную птицу. Приход верховного настоятеляOrdo Custodum Fideiне удивил никого из присутствующих, ибо он изначально был одним из самых активных участников заговора. Однако они ожидали, что он останется со своим братом Альбертом, пока тот будет расспрашивать гонцов.

– Только что прибыл торентский герольд, под флагом перемирия, – объявил Полин в ярости, усаживаясь на свое обычное место, по правую руку от Хьюберта. – Он требуетнемедленной аудиенции у короля и говорит, что не скажет ни слова без его присутствия.

– Полагаете, его прислал король Арион? – поинтересовался Манфред.

– Нет, не думаю. Сперва я именно так и решил, но у него другой герб. Черный олень с короной. Это брат Ариона.

– Миклос! – воскликнул Ран.

– А истмаркцы утверждали, что именно Миклос стоял за нападением на Кулликерн, – вмешался Таммарон, и на узком лице его отразилось недоумение.

– Вот именно, – согласился Полин. – И я бы сказал, что прибытие герольда Миклоса подтверждает их слова. Вопрос теперь лишь в том, ради кого Миклос так старался – ради своего брата Ариона, или ради Марека Фестила?

При этих словах советники принялись встревоженно перешептываться, ибо угроза со стороны самозванца Фестила, угрожавшего вернуть себе трон Гвиннеда, нависала над ними еще с девятьсот четвертого года, когда Синхил Халдейн, отец нынешнего короля, прервал междуцарствие Фестилов, продлившееся более восьмидесяти лет, свергнув, а затем убив в поединке короля Имре. На этом история могла бы и закончиться, однако оказалось, что сестра Имре, принцесса Эриелла, была беременна от собственного брата. Ей удалось бежать. Позднее законники пытались доказать, будто отцом ее отпрыска был кто-то из придворных… впрочем, незаконность рождения сама по себе не могла служить преградой на пути к трону, и всем было прекрасно известно, что отцом ребенка был никто иной, как сам Имре.

Мальчик, родившийся от этого кровосмесительного союза на следующий год, был наречен Марком Имре Фестилом, хотя сейчас его чаще называли Мареком, – такова была торентская форма его имени, – и он носил титул принца. Род Фестилов принадлежал к младшей ветви правящей дома Торента, и именно Торент в свое время снабдил Эриеллу войсками, во время безуспешной попытки отвоевать трон, утраченный ее братом. Сама Эриелла нашла смерть в том сражении, и ее сын и наследник был воспитан при торентском дворе вместе с остальными принцами-Дерини. Все это время он выжидал благоприятного стечения обстоятельств, дабы, в свою очередь, попытаться отвоевать отцовский престол. Сейчас принцу Мареку сравнялось двадцать три года. Он был на год старше, чем его соперник Халдейн, и не так давно он женился на сестре торентского короля, и уже успел произвести на свет сына.

– Я склонен думать, что за всем этим стоит именно Марек, – задумчиво произнес Таммарон. – Тем не менее, маловероятно, чтобы это была настоящая война. Марек еще не опробовал себя в битве. Кроме того, у него есть наследник, но всего один, а дети часто умирают во младенчестве.

– И все же, они захватили Кулликерн, – указал Манфред.

– Да, но подозреваю, что это сделал Миклос, от лица Марека, – возразил Таммарон. – И я очень сильно сомневаюсь, что они пользуются поддержкой короля Ариона. Ему-то уж точно не нужна сейчас война с Гвиннедом, поскольку его собственный наследник еще также не вошел в возраст.

Помолчав немного, он заключил:

– Нет, мое предположение таково, что это лишь проба сил. Они хотят посмотреть, что мы предпримем в ответ на угрозу. Марек не пользуется достаточной поддержкой, и у него слишком мало войск для полноценного вторжения. Скорее всего, он хочет просто немного размяться и оценить врага… И, возможно, проверить также, правда ли то, что король Гвиннеда – всего лишь подставная фигура на троне.

– Стало быть, – перебил Хьюберт, – все должны убедиться, что король воистину правит Гвиннедом, и делает это умело и достойно. А для этого он должен возглавить войско и освободить Кулликерн. Согласен, есть некоторый риск, что он вздумает, и впрямь, проявить самостоятельность и взять командование на себя, – добавил он, заметив,что остальные советники готовы возразить ему. – С другой стороны, ему прекрасно известно, что если во время военной компании его настигнет смерть – по любой причине, – то новым королем станет юный Оуэн, а значит, мы сделаемся регентами до той поры, пока мальчик не достигнет совершеннолетия.

– Скажу честно, я бы против этого не возражал, – ухмыльнулся Манфред, откидываясь на спинку кресла.

– Это верно, но королеве это едва ли может понравиться, – промолвил Таммарон. – А ей по праву будет принадлежать одно из мест в регентском совете. Не знаю, как насчет ее брата. Что скажете, Хьюберт, он ведь приходится мальчику дядей… Что гласит обычай в таких случаях?

– Короля, хм-м… убедили не назначать брата сестры в регентский совет, – произнес Хьюберт, внимательно изучая ногти. – Сдается мне, речь шла о том, что молодой человек слишком хрупок здоровьем для такой ответственности. Ему это было бы не по силам, ну и так далее…

– Слишком много с ним хлопот, – недовольно пробурчал Ран. – Если бы вы меня послушались, его стоило бы прикончить еще шесть лет назад.

Хьюберт иронично усмехнулся в ответ на эти слова.

– К счастью для него, мой дорогой Ран, вы были слишком заняты в это время с другим убийством, но можете не сомневаться, что сэр Катан вполне осознает всю шаткость своего положения и не сделает ничего, чтобы поставить под угрозу свою жизнь и благополучие сестры. Точно так же как и она не осмелится поставить его жизнь под угрозу, или, что для нее еще страшнее, побоится, что мы лишим ее доступа к сыну. Так что до тех пор, пока они оба будут себя вести со всей скоромностью и послушанием, я готов пойти на то, чтобы Катан Драммонд оставался при дворе, хотя бы ради соблюдения приличий. Кроме того, его присутствие идет на пользу королеве. А если она будет пребывать в добром расположении духа, то, в конечном итоге, это пойдет на пользу и ее сыновьям. Ради этого можно пойти на некоторые жертвы… Но, разумеется, мы можем и отменить свое решение, если хоть один из них вздумает выказать непокорность.

Хмыкнув, Ран тряхнул головой.

– А мне все рано было бы спокойнее, если бы он был мертв.

– Возможно и так, но, по крайней мере, он должен оставаться в полном здравии, пока королева не разрешится от бремени. Я достаточно ясно выразился?

– Достаточно.

– Вот и отлично. Потому что нам нельзя забывать, как бы там ни было, но сейчас она носит во чреве второго наследника Халдейнов. Брата принца Оуэна. Именно об этом вам и следует побеспокоиться. Мы не знаем, уцелеет ли король в грядущей войне, а вот Микаэла вполне может умереть при родах… или хуже того, может потерять ребенка. А если погибнет король, будь то в боях за Истмарк, или по собственной глупости, от горя у нее вновь может случить выкидыш… ведь однажды такое уже случилось.

– Верно, – выдохнул Таммарон. – Так что вся надежда Халдейнов заключена в одном-единственном четырехлетнем мальчике.

– Вот именно. И поскольку они не хотят, чтобы ребенок слишком рано взошел на престол, то я думаю, что и король, и его супруга, и ее брат, будут и дальше покорно исполнять все то, чего мы требуем от них.

При этих словах Хьюберта все согласно закивали. Ни для кого не было секретом, как сильно король любит сына. Однако из пятерых людей, сидевших за столом совета, именно архиепископ лучше других знал Райса-Майкла. Хотя Ран с Таммароном были в числе регентов, правивших Гвиннедом до совершеннолетия короля Алроя, болезненного старшего брата Райса-Майкла, но именно Хьюберт имел возможность часто общаться со всеми троими принцами Халдейнами и получал подробные отчеты от священников, которые были их наставниками и духовниками.

Влияние его на них ничуть не уменьшилось и после времен регентства. Именно Хьюберт вместе с Полином Рамосским стоял у истоков заговора, в результате которого Райс-Майкл взошел на престол, и именно поэтому мнение Хьюберта имело такой вес среди прочих советников, ныне управлявших Гвиннедом.

– Что ж, отлично – объявил Манфред. – Тогда, полагаю, нам следует сделать так, чтобы король принял герольда принца Миклоса.

– Совершенно верно, – поддержал его Хьюберт. – Я уже сообщил ему о том, что произошло в Истмарке. Но прежде, чем мы соберем придворных, я постараюсь еще раз довести до его сведения все политические и прочие тонкости ситуации, а также заставить его осознать, чем грозит ему любая попытка действовать независимо от нашей воли.