Текст книги "«Наследие Дерини»"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

По приказу тут же поднялась суета, солдаты повскакивали в седла, и тут же пустили лошадей рысью. Кверон вновь опустился на колени рядом с Эйлином, Ансель вырвал его из объятий сна, и сам также вышел из легкого транса, в который погрузился, дабы восстановить энергию.

– Получше? – спросил Кверон, когда Эйлин с изумлением воззрился на Целителя.

Ансель помог епископу встать на ноги, и тот с удивленным вздохом потер ноги, а затем поднял взгляд на Кверона.

– Просто чудо, – прошептал он. – Как может кто-то говорить, будто в этом есть зло?

Склонив голову набор, Кверон пожал плечами.

– Я-то уж точно не знаю. Впрочем, можете поразмыслить об этом, пока будем ехать дальше.

Через пару минут они все уже вновь двинулись в путь, в ожидании следующей остановки, которая будет уже совсем неподалеку от Ремута.* * *

А в Ремуте, когда сумерки уже начали опускаться на город, самозваные регенты Гвиннеда вновь собрались в одном из залов дворца, – здесь были Хьюберт, Ран, Манфред и Таммарон.

– Значит, просто запрем ворота перед носом у Клейборна и Марли, – заявил Таммарон. – Не пустим их в город. Ведь стража наверняка их узнает.

– Верно, – согласился Манфред. – Но очень многое будет зависеть от того, сколько людей они приведут с собой. Ворота мы закрыть, конечно, можем, но рано или поздно все равно придется держать ответ, а как только они повсюду раззвонят о существовании приложения к завещанию, будет очень трудно не впустить их в город.

– Ричард готов выслать войска на север, чтобы их перехватить, – промолвил Ран. – Если угодно, мы можем отправить их сегодня же вечером.

– Сколько человек? – Хьюберт задумчиво принялся постукивать пухлыми пальцами по поручню кресла.

– Около двухсот, – отозвался Ран. – Сводный отряд картанских пикеносцев и рыцарейCustodes.Думаю, этого больше чем достаточно, чтобы справиться и с Клейборном, и с Марли. Уж эти мне пограничники, – хмыкнул он. – Ричард утопит их прямо в реке.

– Манфред, что ты думаешь об этом, – спросил Хьюберт.

Тот кивнул.

– Я дал указание Ричарду. Мы можем на него положиться.

– Тогда отправляйте войска, – кивнул Хьюберт. – А как насчет восточных ворот. Могут ли они приехать оттуда?

– Едва ли, – отозвался Манфред. – С востока путь короче, но там не пройдет большой отряд, особенно если они будут торопиться. Там очень плохие дороги, а местами и вовсе непроходимые. Так что, полагаю, чтобы выиграть время, они двинутся вдоль реки… А Ричард будет их там поджидать. А если они все же зайдут с востока… Что ж, отдадим приказ, чтобы никаких приграничников в город не пускали. В любом случае, сомневаюсь, чтобы это случилось завтра.

– Отлично, – заявил Хьюберт. – В таком случае предлагаю нам всем отправиться на покой.

Глава XXXIV

Тела их покоятся с миром; но имена будут жить вечно.[35]

Наутро, когда были назначены похороны короля, и колокол «Большой Георгий» медленно начал звонить на колокольне собора, Галлард де Бреффни вместе со стражникамиCustodesвывел Катана из его темницы. Час спустя, после того как его выкупали, побрили и одели в черное, по-прежнему под надзором, Катана отвели к Манфреду Мак-Иннису, в сопровождении неизбежного монахаCustodesпо имени брат Эмберт.

– Сдается мне, что день выдался прекрасный для похорон, – холодно произнес Манфред, в то время как Галлард опустил тяжелые руки Катану на плечи, чтобы не дать ему подняться. В руках у графа был меч Катана с белым поясом, обмотанным вокруг ножен, а Эмберт держал в руке чашу. – Надеюсь, ты не станешь портить нам этот прекрасный день. Мне бы менее всего хотелось огорчать королеву.

Катан покачал головой, не разжимая губ, прекрасно сознавая, что за снадобье готов предложить ему Эмберт.

– Хорошо, я рад, что ты все понимаешь правильно. А теперь будь так любезен и выпей лекарство, которое принес тебе наш добрый монах. Думаю, вкус его тебе знаком.

Катан взял протянутую чашу и с ненавистью взглянул на Манфреда.

– А что вы сделаете, – промолвил он негромко, – если я вылью эту гадость на пол?

Лицо Манфреда застыло, прозрачные глаза сузились.

– Тебя заставят встать на колени и вылакать все до капли, как собаку, а затем брат Эмберт опять пустит тебе кровь.

Подняв брови, Катан поприветствовал чашей всех присутствующих, – он почувствовал, как напряглись при этом руки Галларда, – а затем одним глотком осушил содержимое и поморщился, протягивая чашу обратно Эмберту.

– Эль скверный, но угроза хороша, Манфред. Куда оригинальнее, чем я думал. Ладно, да будет вам. Вы же не думали, что я и впрямь буду настолько глуп, чтобы отказать сестре в утешении именно сегодня, из всех дней, только для того, чтобы досадить вам. Галлард, прочь руки. Я едва ли сейчас в таком состоянии, чтобы бросить вызов кому бы то ни было. Я принял ваше снадобье… еще повезет, если я смогу продержаться на ногах.

– Еще повезет, если ты останешься в живых, коли будешь продолжать в том же духе, – пробормотал Манфред и всучил Катану его меч. – Надень.

– Ну, конечно.

И хотя Галлард по-прежнему не отпускал его, Катан поднялся, размотал пояс и застегнул его на талии, отметив, что кто-то успел вычистить белую кожу. Кроме того, хотя это его уже почти не удивило, у самых ножен была закреплена тоненькая проволока, протянутая сквозь кольца таким образом, чтобы не дать обнажить оружие. Его тюремщики не желали рисковать.

Когда он застегнул пояс, продев его в петлю и затянув потуже, то обернулся за принесенной специально для него черной шапочкой, надел ее на голову, а затем повернулся к Манфреду.

– Я в вашем распоряжении, милорд.

– Это правда, – подтвердил Манфред издевательским тоном. – И постарайся не забывать об этом до конца дня, в особенности, если тебе придет мысль предпринять что-либо такое, против чего я мог бы возразить. Займись им, – велел он Галларду.

Его отвели вниз по лестнице, чтобы дожидаться там сестру с маленьким королем. Наркотик начал действовать уже на полпути, и тут же все чувства затуманились, и его охватило головокружение, так что пришлось даже ухватиться за руку Галларда, чтобы не свалиться с лестницы.

К тому времени, как он добрался до двора и сел верхом на белого скакуна, которого ему подвели, – поскольку с ним в седле до собора должен был ехать маленький король, – он понял, что все силы сегодня у него уйдут на то, чтобы им с Оуэном удержаться на лошади и не опозориться прилюдно. Под солнцем было очень жарко, в особенности в траурных одеждах, и в ожидании королевской свиты он даже слегка задремал в седле.

А королевская свита тем временем завершала приготовления к выходу. Придворные дамы королевы взволнованно порхали по гостиной, словно стайка черных птиц, в ожидании своей госпожи, а королева с Райсиль тем временем одевали Оуэна. За этим процессом надзирали рыцари, изображавшие папу и дядю Катана, которых мальчик поставил рядом на столик у ларца с драгоценностями.

– Стой спокойно, – прошептала Микаэла, потрепав сына за ухо. – Сейчас Лизель принесет зеркало, чтобы ты мог на себя полюбоваться.

С этими словами она закрепила у него в мочке уха Глаз Цыгана, а прежнюю серьгу из витой золотой проволоки убрала в шкатулку, после чего наскоро пригладила черные волосы костяным гребнем. У нее самой из всех украшений, если не считать державной короны и обручального кольца, была только фибула со львом Халдейнов, застегивавшая платье на шее.

– Все отлично, – промолвила она, оборачиваясь к одетой в черное Райсиль, которая держала в руках зеркало. – Серьга не очень тяжелая, нет? Она чуть большая, чем та, которую ты носил раньше.

Мальчик неуверенно коснулся Глаза Цыгана и с серьезным видом начал оборачиваться… И внезапно застыл, узрев свое отражение в зеркале, и рот его приоткрылся от изумления. После того как ему два дня пришлось носить простые черные туники, он почти не обратил внимания на новую одежду, которую принесла для него мать, но теперь с благоговением провел ладошкой по алому с золотом гербу Халдейнов, вышитому на накидке из черного бархата. Кольцо Огня висело на цепочке у него на груди, однако сейчас его интересовал только золотой лев.

– О, мама, какой он красивый, – прошептал мальчик.

– Да, милый, я так и думала, что тебе понравится, – отозвалась она, надевая сыну черную бархатную шапочку, отороченную горностаем, с закрепленным на ней золотым обручем. Его розовые губки округлились при виде столь роскошного головного убора, и у Микаэлы самой перехватило горло, ибо вид сына напомнил ей о муже так сильно, что ей на миг показалось, что у нее вот-вот разорвется сердце.

– Мама, я стал совсем как папочка, – прошептал он и коснулся своей крохотной короны. – Мама, думаешь, папа выглядел точно также, когда был маленьким?

Райсем, уж конечно, не выглядел так в его возрасте, будучи третьим сыном короля, но Микаэла вспомнила, что именно так он выглядел на похоронах Джавана, единственный раз, когда она, вообще, видела его в трауре. Сморгнув слезы, она поспешила изгнать этот образ из памяти и, опустившись на колени, обняла сына.

– Да, дорогой мой, ты очень, очень похож на папу, – прошептала она, глотая слезы. – Папа бы гордился тобой…

– Не плачь, мама, – прошептал он, гладя ее по щеке, – ты же сама сказала, мы должны быть храбрыми ради папы.

– Да, милый, я знаю.

– Тогда улыбайся, мама. Надо быть смелой.

– Да, милый, мама будет смелой, – промолвила она и крепко расцеловала его в обе щеки, а затем неуверенно поднялась на ноги.

«Помоги мне, Райсиль, – мысленно передала она молодой женщине, которая поспешила поддержать ее. – Не знаю, как долго я еще смогу это вынести».

– Ваше величество, вам нужно быть сильной, – прошептала Райсиль, увидев, что придворные дамы уже начали заглядывать в опочивальню из гостиной, в нетерпении дожидаясь выхода королевы. – Позвольте, я закреплю вам вуаль. – В то же самое время она мысленно потянулась к сознанию Микаэлы, успокаивая ее, приглушая скорбь, внушая отвагу и надежду.

Микаэла вполне пришла в себя и, наконец, миновав гостиную, вышла в коридор, где Таммарон уже ожидал, чтобы сопровождать вниз их с Оуэном. Поскольку по протоколу она должна была взять его под руку, то Райсиль двинулась впереди вместе с маленьким королем, а прочие придворные дамы сопровождали их, продолжая о чем-то щебетать, преисполненные гордости, что составляют свиту королевы. В последнюю минуту Оуэн принялся настаивать, чтобы ему позволили взять с собой папу-рыцаря, и Райсиль пришлось сходить за ним, но она уговорила малыша, что и дальше понесет игрушку сама, потому что в собор ему предстояло ехать в седле, вместе с дядей Катаном.

Когда они вышли на лестницу, ведущую во двор, то стражники, выстроившиеся по обе стороны, взяли на караул, и почетный эскорт из двух десятков конных рыцарейCustodesприветственно склонил копья. Все они были в траурных одеяниях и черных плащах поверх черной брони. На сей раз, понимая, что тем самым ему оказывают большую честь, Оуэн не испугался и проследовал вниз по лестнице вслед за матерью и Таммароном, высоко вскинув голову. Затем, проследив, чтобы Райсиль никуда не спрятала его драгоценного папу-рыцаря, а, как и было обещано, поставила его к матери в паланкин, помахал ей рукой, и лишь затем вместе с Таммароном направился к Катану, который наблюдал за ним, восседая верхом на белом жеребце. Поблизости ожидали и Ран с Манфредом, верхом на вороных конях, а Галлард де Бреффни держался слева от Катана.

– Дядя Катан, – воскликнул мальчик и, вырвав ладошку из руки Таммарона, метнулся вперед, ухватившись за стремя Катана.

Медленно нагнувшись, ибо от резких движений у него начинала кружиться голова, Катан взял мальчика за руку и поднес ее к губам.

– Доброе утро, – прошептал он, и в этот момент Таммарон, подхватив мальчика, усадил его в седло перед Катаном.

– Только без фокусов, Драммонд, – шепотом предупредил его граф, помогая усадить мальчика. Во взгляде его, устремленном на Катана, также читалась угроза, но тот лишь стиснул племянника в объятиях, взял из рук конюха алые кожаные поводья и отвернулся. Его приободрило то, что он заметил Глаз Цыгана, красовавшийся в мочке уха Оуэна, и Катан понадеялся, что Мика в точности исполнила все его указания. Более того, ему даже показалось, он заметил фибулу Халдейнов у нее на груди, пока она поднималась в свой паланкин.

– Рад тебя видеть, Оуэн, – прошептал он, отчаянно желая, чтобы в голове у него прояснилось, и как можно скорее прибыла помощь. – Ты чудесно выглядишь сегодня, папа гордился бы тобой.

– Мама сказала, мы должны быть храбрыми ради папы, – прошептал Оуэн в ответ. – Ты тоже будешь храбрым, дядя Катан?

Нагнувшись, Катан поцеловал мальчика в затылок.

– Мы все будем очень храбрыми, мой принц. Да поможет нам Бог. Мы постараемся быть храбрыми.

Королевская процессия медленно выехала из ворот замка и двинулась по улицам Ремута, – это был не настоящий похоронный кортеж, ибо тело покойного короля немедленно по приезде в город поместили в собор, и все равно люди толпились вдоль улиц, чтобы хоть краем глаза взглянуть на своего нового короля и его овдовевшую мать, причем многие поражались, как замечательно выглядит мальчик, и как уверенно и прямо он держится в седле. Многие кланялись ему, даже не пытаясь сдержать слезы.

И вновь архиепископ Хьюберт встретил их на ступенях собора вместе со всем клиром, готовый сопроводить королевскую свиту внутрь на заупокойную мессу, после которой тело Райса-Майкла Элистера Халдейна должны были похоронить рядом с отцом и братьями. Передав Оуэна Таммарону, Катан осторожно спустился с седла и был вынужден на мгновение опереться на плечо графа, поскольку сейчас действие наркотика достигло наивысшей точки.

– Ты лучше соберись с силами, а не то пожалеешь, – угрожающе прошептал Таммарон.

Головокружение миновало, и Катан ровным голосом отозвался.

– Если я свалюсь прямо в соборе, скажите спасибо за это вашему благословенному архиепископу. Я тут ни при чем.

С этими словами он осторожно распрямился, взял Оуэна за руку и подвел его к паланкину, откуда выходила Микаэла, с видимой неохотой опираясь на протянутые руки Манфреда и Рана. Однако когда Оуэн потянулся, чтобы забрать своего папу-рыцаря, Манфред хотел было запретить ему это.

– Папа, – захныкал Оуэн и полез за игрушкой.

– Его нельзя брать с собой в собор, – возразил Манфред, убирая рыцаря, и на глазах у Оуэна выступили слезы. – Так не подобает.

– Ради Бога, милорд, позвольте ему взять игрушку, – взмолилась Микаэла. – Это его утешит, он ведь еще ребенок.

– Он король.

– Ему четыре года, – мягко произнес Катан, ухватив Манфреда за запястье.

– Драммонд, ты испытываешь мое терпение, – прошипел Манфред, однако рука его начала опускаться.

– Просто верни мальчику игрушку.

Хмыкнув, Манфред отдернул руку, но все же сунул деревянного рыцаря Оуэну, а затем, что-то бурча себе под нос, отошел к Рану. Катан поймал на себе взгляд Рана, преисполненный ненависти, но тут же поспешил выбросить это из головы и нагнулся, чтобы утешить мальчика, который с дрожащими губами прижимал к себе деревянную игрушку, одновременно цепляясь за материнскую руку.

– Ну ладно, ладно, что тут у нас такое, – прошептал он, легонько щекоча мальчику подбородок. – Я же обещал твоему папе, что мы все будем очень храбрыми. Постарайся вести себя как настоящий король, когда мы пойдем внутрь, чтобы папа тобой гордился.

В последний раз шмыгнув носом, Оуэн поднял голову и кивнул, и даже почти сумел улыбнуться. Катан поправил на нем шапочку и корону, а затем встал рядом с Микаэлой.

– Спасибо, – прошептала она, не решаясь встретиться взглядом с братом, когда он взял ее под руку, и был вынужден опереться на нее, чтобы восстановить равновесие. – Катан, что с тобой такое?

– Ничего, – пробормотал он в ответ. – Просто голова кружится.

«Расскажу позже», – добавил он мысленно.

Он подождал, пока процессия двинулась в собор, заполненный клубами благовонного дыма, и послышался голос певчих, и лишь тогда решился мысленно обратиться к сестре:

«Помнишь, что они делали с Райсемом, после того как умер Джаван. Так вот, за эти шесть лет они ничего не забыли. С того дня, как Райсем умер, мне два раза отворяли кровь, и все время давали какие-то снадобья. Сейчас все в порядке, – добавил он, ощутив ее ужас. – Я просто ослаб, и немножко подташнивает. Но… если келдорцы не подоспеют вовремя, то шансы уцелеть у меня невелики».

«Думаешь, они приедут сегодня?» – осмелилась она спросить.

«Возможно», – отозвался он.

«Молю Бога, чтобы они успели».* * *

В это самое время келдорцы во весь опор приближались к городу, во время последнего привала постаравшись сделать все возможное, чтобы скрыть свое происхождение. Теперь отряд возглавлял епископ Эйлин в алой епитрахили и с большим нагрудным распятием, которое ясно провозглашало его высокий церковный сан.

Рыцари, которых он взял с собой из Валорета, ехали следом, в синих с золотом плащах, украшенных гербом Валоретского духовного престола. Чуть позади Эйлина скакал Тиег, переодетый оруженосцем, и нес стяг с епископским гербом Эйлина. На Квероне вновь была простая коричневая монашеская ряса, в которой он явился в монастырь святой Остриты, и он изображал из себя капеллана Эйлина. Позади епископских рыцарей ехали Грэхем, Сигер и их приграничники, которые переоделись в самые простые доспехи и одежду, надежно скрыв слишком приметные горские одеяния в седельных сумках. Среди них скакали также отец Дерфель, Ансель и его михайлинцы. В общей сложности, в их отряде было около пятидесяти человек. Не так уж много, но учитывая, что их возглавлял епископ, поддерживаемый Дерини – с такой силой следовало считаться.

Именно Эйлин помог им без помех войти в город через восточные ворота.

– Я Эйлин Мак-Грегор, епископ Валоретский. Почему ворота закрыты? Меня пригласили сюда на конклав, дабы избрать нового архиепископа Ремутского, а в дороге мы узнали о смерти короля.

– Да, все верно, ваша милость. Его хоронят прямо сейчас, в соборе, – отозвался стражник, отдал честь и подал знак открыть ворота. – Но, возможно, вы не слыхали, что на севере, в Келдоре начался какой-то бунт. Поговаривают даже, что именно келдорцы виноваты в смерти короля, а теперь они движутся на юг.

– Быть не может! – выдохнул Эйлин.

– О, не думаю, что они доберутся сюда. Граф Картанский уже повел отряд в две сотни человек им наперерез по главной дороге, и он задержит их, если они осмелятся сунуться в столицу. В любом случае, если это и случится, то не раньше, чем через пару дней.

– Похоже, мы поспели как раз вовремя, – бросил Эйлин своему «капеллану». – Спасибо, сержант.Dominus vobiscum.

Он поднял руку в благословении, затем пришпорил лошадь и устремился через ворота в город, давая знак своим людям следовать за ним. По его сигналу «капеллан» чуть приотстал, чтобы о чем-то посовещаться с людьми, ехавшими в хвосте колонны.

Улицы города оказались пустынны, равно как и подступы к собору, поскольку горожане в большинстве своем собрались на главной площади, в надежде полюбоваться на своего нового короля. Когда отряд епископа подъехал ближе к площади, Ансель отдал приказ михайлинцам и северянам окружить всю эту территорию, тогда как Эйлин продолжил ехать прямо, чтобы занять непосредственные подходы к собору. Грэхем с Сигером, а также Кверон и отец Дерфель держались позади, и старались не поднимать головы, в особенности Сигер, который спрятал свои слишком приметные рыжие волосы под шлемом, и даже сбрил густую рыжую бороду и усы, чтобы остаться неузнанным.

На площади перед собором было полно народу, но, в основном, все толпились с той стороны, куда должна была двинуться королевская процессия. Большой колокол собора как раз начал звонить, показывая, что служба подходит к концу, и Эйлин со своими людьми натянули поводья и перевели лошадей на шаг, с достоинством выехав на площадь. Два десятка рыцарейCustodes,сопровождавшие короля из замка, уже строились, готовились к возвращению, но, заслышав шум, с любопытством обернулись на новоприбывших. Они тут же заметили штандартв руках у Тиега и опознали герб епископа. Несколько человек, подчинявшихся лорду Эйнсли, держали оседланных лошадей, принадлежавших тем, кто был сейчас внутри собора. Эйлин окликнул своего капитана, что-то негромко сказал ему, а затем искоса бросил взгляд на Тиега.

– Сынок, мы сейчас подъедем к этому капитануCustodesи постараемся отослать его подальше, – заявил он. – Ты просто держись рядом со мной и не удивляйся ничему, что бы я ни сказал.

– Хорошо, – пробормотал Тиег в ответ, мысленно послав предупреждение Кверону.

В тот же миг офицерCustodesотделился от своих людей и на рысях отправился к ним навстречу.

– Мак-Грегор из Валорета, капитан, – представился Эйлин, прежде чем тот успел раскрыть рот. – Мы прибыли, чтобы вас сменить. По дороге сюда столкнулись с гонцом, и он сообщил, что вы нужны им на северной дороге. Можете взять еще людей вArx Fidei.Похоже, что келдорцы и впрямь движутся к Ремуту.

– Вы здесь из Валорета? – переспросил рыцарь. – Но как…

– Мы прибыли восточной дорогой, – пояснил Эйлин. – Меня вызвали на конклав, который должен избрать нового архиепископа. Провели в дороге три дня, почти не делая привалов. Я не могу сейчас попросить своих людей развернуться и без отдыха отправиться на север. Мы готовы взять на себя ваши обязанности почетного эскорта, а вы езжайте скорее. Я все объясню сановникам.

Капитан неохотно кивнул: он не мог ослушаться приказа вышестоящего прелата.

– Тогда оставляю здесь все в ваших руках, ваша милость. Можете занять наши места. Они появятся где-то через четверть часа. Полагаю, что сейчас гроб как раз опускают в крипту.

Эйлин отдал ему честь своим хлыстом.

– Благодарю вас, капитан.

ОтрядCustodesустремился прочь, а Эйлин тут же дал знак валоретским рыцарям занять их место, расставив двадцать человек в шеренгу на ступенях собора. Из бокового придела выглянул лорд Эйнсли и, заметив Эйлина, который спешился вместе с десятком оставшихся рыцарей, тут же велел своим людям принять у них лошадей, а затем взбежал по ступеням, чтобы встретить Сигера и Грэхема.

– Так это правда? – спросил он Сигера, бросив взгляд на герцога Клейборнского, но пока не обращая внимания на остальных.

Вместо ответа Сигер достал свой экземпляр королевского кодицилла и протянул Эйнсли, который быстро пробежал глазами пергамент и с улыбкой вернул его владельцу.

– Все остальные уже на позициях, милорд. Господи, как же хорошо, что у нас в королевстве наконец появятся честные регенты! Хьюберт с королем и сопровождающими уже спустился в крипту. У нас будет минут десять, пока они не двинутся обратно.

– Вот и отлично. Тогда пора начинать, – произнес Сигер и уверенно двинулся в собор. – А кто там вместе с королем? Кстати, познакомься с епископом Эйлином Мак-Грегором. Если бы не он, то нас бы здесь не было. Слушай его приказов как моих собственных. Он знает, что делать.

Кивнув в знак согласия, Эйнсли двинулся внутрь вместе с Сигером, Грэхемом, и Кверон с отцом Дерфелем также последовали за ними, а Эйлин принялся расставлять своих рыцарей на ключевых постах.

– Значит, так, – начал Эйнсли загибая пальцы. – Там внизу королева и король, разумеется, а также Хьюберт, Ран, Манфред, Таммарон, аббат Секорим, – который, кстати, должен стать следующим архиепископом Ремутским. Также Катан и рыцарьCustodes,который его охраняет, – знаешь, Сигер, они с ним сделали что-то ужасное… Да, и еще четверо монаховCustodes,которые внесли гроб в крипту. Но не думаю, что с ними у тебя возникнут проблемы.

– Я, вообще, не думаю, что у меня возникнут проблемы с кем бы то ни было, – зловеще отозвался Сигер, берясь за рукоять меча. – Ну, пора очистить собор и подготовить торжественную встречу, когда они выйдут наружу.* * *

В прохладном тихом подземелье, освещенном факелами и свечами, обряд захоронения близился к завершению. МонахиCustodesопустили гроб короля в заранее подготовленный саркофаг, после того как Хьюберт окропил его святой водой, а Секорим воскурил благовония, сладкий аромат которых не мог полностью заглушить влажный запах тления, витавший в крипте, которая простиралась анфиладой залов почти под всем собором.

– Ego sum ressurectio et vita, – начал Хьюберт. – Я есмь воскрешение и жизнь, и тот, кто верует в Меня, даже если умрет, будет жить, а тот, кто жив и верует в Меня, не умрет вовеки…

Хьюберт продолжил молитву, монахи отвечали ему, а Микаэла на мгновение отвлеклась, стараясь не думать об этой мраморной плите, которую Ран, Манфред, Таммарон и помогавшие им монахи, медленно опускали поверх саркофага… Все было лучше, чем думать о том человеке, который покоился сейчас в этом гробу, а ведь ей даже не позволили его увидеть, после того как привезли сюда в собор… Нет, ей не хотелось помнить его таким, не нужно вспоминать это обескровленное неподвижное тело, эти затуманенные серые глаза, этот погребальный саван и гроб… руку, отсеченную от тела. Сильную изящную руку, что должна была уверенно сжимать бразды правления… Руку, что так часто дарила ей наслаждение…

Зажмурившись, она заставила себя перестать думать и об этом тоже, и на миг отпустила плечо Оуэна, чтобы вытереть слезы под вдовьей вуалью.

Мальчик стоял прямо перед ней, и слезы катились по его щекам. Папу-рыцаря он изо всех сил прижимал к груди. Справа от королевы, чуть покачиваясь, держался Катан, а рядом с ним неотступно находился отвратительный Галлард де Бреффни. За могилой Райсема находились могилы трех последних королей Халдейнов: Синхила и его несчастных сыновей.

Изваяния, высеченные на крышках саркофагов, изображали тех, кто покоился внутри. Скульпторы постарались представить их в наилучшем виде, и даже Алрой, слабый и болезненный, выглядел здесь здоровым и полным жизни юношей, сорванным безжалостной рукой смерти в расцвете своей молодости. Микаэла задумалась, каким изобразит художник ее Райсема, который, возможно, был самым отважным из них из всех…

– Дражайшие братья и сестры, – произнес Хьюберт. – Мы будем с верой и любовью вспоминать брата нашего, Райса-Майкла Элистера, которого Господь взял к себе и избавил от испытаний бренного мира…

Они все преклонили колена для последней молитвы, и Катан оперся рукой о край саркофага Джавана, лбом упираясь в прохладный камень.

То, что Райсем тоже оказался здесь, и так скоро, по-прежнему казалось ему величайшей несправедливостью. С такой отвагой, с такой верой в свои силы, как он мог не преуспеть? Неужто никто и никогда не сможет свалить власть старых регентов? Отчасти он винил в этом короля Синхила, который сделал столь неразумный выбор.

После его смерти казалось, что звезда Халдейнов начала свое стремительное падение. Он отчаянно надеялся, что именно Райсему удастся вернуть Халдейнам утраченную славу и величие, в особенности после той судьбы, что постигла Джавана. Но теперь, даже если обстоятельства сложатся наилучшим образом, пройдет много лет, пока наследник Райсема, юный Оуэн, повзрослеет достаточно, чтобы исполнить мечту своего отца.

– Kyrie eleison… kyrie eleison… Christe eleison… Pater noster…

Скорбь тяжким гнетом давила ему на плечи, и к этому примешивалась еще физическая слабость и действие наркотиков, которыми его напичкали, так что больше всего сейчас Катану хотелось разразиться беспомощными рыданиями, однако он сумел, сосредоточившись на привычных словах молитвы, все же взять себя в руки.

Наверняка еще не все потеряно. Друзья спешат на помощь. Поспеют ли они вовремя, еще неизвестно, но, возможно, они сумеют добиться исполнения последней воли Райсема.

– A porti inferi.

– Erue, Domine, animam eius.

Из врат ада вызволи его душу, Господи. Да упокоится он с миром… Аминь.

– Domine, exaudi orationem meam… – молился Хьюберт.

И Катан тоже принялся молиться, чуть заметно шевеля губами:

– О, Господи, услышь мою мольбу, и позволь мне воззвать к тебе. Отмсти за него, Господи. Враги принесли его в жертву своим нечестивым помыслам, творя зло во имя Твое. Порази их, Господи. Дай силу тем, кто желает исполнить его волю и сделай меня орудием в руках Твоих, Господи. Руками моими исправь причиненное зло, прошу Тебя, Господи.

– Господи, молим тебя даровать милосердие рабу твоему, Райсу-Майклу Элистеру, которому ты повелел оставить мир сей, – молился Хьюберт, и Катан поразился, насколько фальшиво звучит молитва архиепископа. – И пусть он, всегда исполнявший верно волю твою, за деяния свои не понесет кары, но обретет место в свете и покое, вместе с ангелами небесными. К Христу, Господу нашему, взываю. Аминь.

– Аминь, – раздался ответ.

– О, великий и всемогущий Судия над живыми и мертвыми, пред коим все мы предстанем в конце жизни своей, дабы дать отчет о делах своих, молим Тебя, пусть смерть эта глубоко тронет наши сердца, и когда мы предаем земле тело раба Твоего Райса-Майкла Элистера, напомни нам о собственной бренности и близкой смерти, и не дай нам уклониться с путей Твоих и верно следовать заповедям Твоим, дабы, после того как покинем мы мир сей, Ты был бы милосерден к нам, и вознес нас к счастью вечному. Аминь.

– И даруй ему, Господи, вечный покой, – поддержал Хьюберта Секорим.

– И да воссияет над ним свет вечный.

– И да упокоится он в мире.

– Аминь.

– И пусть душа его, и души всех истинно верующих милостью Божией упокоятся в мире.

– Аминь.

Завершив молитву, Хьюберт осенил себя крестным знамением и с трудом поднялся на ноги, ухватившись за край саркофага. «Большой Георгий» продолжал звонить где-то вдалеке. Секорим извлек из боковой ниши канделябр с тремя незажженными свечками и поставил на крышку саркофага, тогда как Хьюберт, взяв вощеный фитиль, поджег его от ближайшего факела, и подозвал к себе Микаэлу, Катана и маленького Оуэна.

– Вы можете каждый зажечь по свече, ваши величества, – произнес он негромко, протягивая фитиль, – присоединяя свои молитвы к нашим.

Микаэла, взяв себя в руки, откинула назад вуаль, затем подняла Оуэна и свободной рукой взяв фитиль у Хьюберта, зажгла первую свечу, после чего, вложив фитиль в ручонку сына, помогла ему сделать то же самое со второй.

– Да благословит Бог папу, – подсказала она тихонько. – И пусть он возьмет его к своим ангелам. Аминь.

– Да благословит Бог папу, – послушно повторил Оуэн, в то время как Микаэла передала горящий фитиль Катану. – Мама, а ангелы тут повсюду. Они что, пришли вернуть нам папу обратно?

Услышав это, Катан едва не выронил фитиль, но Микаэла, слегка побледнев, покачала головой, не осмеливаясь признаться, что тоже слышит трепетание незримых крыл, и молча возблагодарила небесные Создания, за то, что они явились сюда в этот час… одновременно молясь в душе, чтобы Хьюберт не обратил особого внимания на слова Оуэна и не стал расспрашивать его о том, каких это ангелов тот видит на самом деле.