Текст книги "Тело в плюще "

Автор книги: Кэтрин Пейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Тогда, год назад, ее снедала тоска по дому; она отчаянно, до тошноты, хотела уехать, бросить Пелэм, вернуться в привычное окружение. Крис заставляла себя терпеть, держаться. Раньше она никогда не покидала дом, даже не ездила в летний лагерь. Каждое лето их – ее саму, брата и сестер – отвозили на ферму в центральной Пенсильвании, к бабушке и дедушке, где они вместе с двоюродными братьями и сестрами пользовались полной свободой. Взрослые приходили и уходили, но дети были всегда – строили домики на деревьях, купались в озере, кормили животных и ставили комические оперы на самодельной сцене в старом сарае, оперы, позаимствованные у Гилберта и Салливана и навеянные событиями деревенской жизни. Лорд-Палач становился местным налоговым инспектором, а Юм-Юм самой Крис, перевоплотившейся в бедняжку Дороти Гейл. Бабушка Крис была агрономом-самоучкой, и каждый внук в начале летних каникул получал в свое распоряжение отдельный участок, но только Крис каждый год требовался все больший и больший надел. В результате именно на ее долю приходилась большая часть поступавших на стол овощей, а цветов она срезала столько, что дети установили у дороги что-то вроде цветочного киоска.

Неудивительно, что она так морщилась, когда приходило время надевать туфли и возвращаться домой, к жизни в четырех стенах в пригороде Филадельфии. Дети Баркеров ходили в квакерскую школу, хотя семья относила себя к епископальной церкви. Матери Крис нравилась философия школы и высокое качество преподавания. Ее брат отправился в Хаверфорд, одна сестра – в Брин-Мор, другая – считавшаяся бунтаркой – в Стэнфорд, и в конце концов Крис на несколько лет осталась дома с родителями, представленная по большей части самой себе. Кузены и кузины тоже вырастали, и летом компанию ей составляли бабушка и дедушка. Она искренне не понимала, зачем поступать в какой-то колледж; не лучше ли пойти ученицей к хорошему садовнику, который за плату научит ее тому, что ей самой нравится? Родители стояли на своем, и когда Крис увидела Пелэм, колледж показался вдруг не таким уж плохим местом.

Только показался. Ей не нравилось сидеть в чужой комнате – обычно до невозможности задымленной, – сплетничать, перемывать косточки, играть в бридж или вязать. Да, она умела вязать – этому ее давным-давно научила бабушка, – но у нее не было воздыхателя, как ехидно называли своих бойфрендов некоторые девушки, а вязать свитер брату или кому-то еще из родных она не видела смысла – свитеров у всех хватало.

Последнее лето на ферме Крис провела одна, и оно было истинной идиллией. Колледж представлялся чем-то, о чем она читала в книжке или мечтала. Ферма была настоящей. Ей нравилась гулять по саду ранним вечером, низкое солнце наводило резкость на растения, за которыми она ухаживала жарким днем. Зачастую к ней присоединялась бабушка, передвигавшаяся в то лето медленнее, чем раньше – к тайной тревоге Крис. Старушка называла имена цветов, старые, с которыми выросла сама и которые передавала внукам: анютины глазки, царские кудри, молочай. Она учила Крис науке трав: тимьян и эстрагон – для курицы, ясменник – для вина, мята – для свежего горошка. Она предупреждала об опасностях кислицы, наперстянки и милых ландышей: «Корни, моя дорогуша, и вода. У нас был кот, большой любитель пить из ваз с цветами. Уж сколько я его гоняла, но только отвернусь – он уже на столе. Однажды я поставила в свободной комнате букетик ландышей, а он туда забрался. Кончилось все плохо».

В конце августа Крис попросила разрешения остаться на ферме хотя бы на один год. Она хотела пережить в деревне смену сезонов и обещала вернуться в Пелэм следующей осенью. Родители сказали «нет». Ей нужно возвратиться в колледж, быть в компании сверстников. И вообще, проводить все лето одной – вредно, а старики – эгоисты. «Это я эгоистка!» – кричала Крис. – «Это я хочу остаться!» К сентябрю ее доставили в Пелэм, и, как ни странно, второй год пошел лучше. Сестра Элейн, Прин, и ее подружки переехали в Крэндалл. С ними было интересно и весело. Элейн и сама расцвела рядом с сестрой, воспрянула, стала проявлять остроумие, чего Крис раньше не замечала, хотя они и прожили вместе целый год. Теперь они держались вместе, и их комната сделалась местом сбора. Вот что такое иметь друзей, поняла она, хотя по-прежнему частенько уходила в оранжерею.

Крис взглянула на часы, отложила инструменты и отряхнулась. Она изрядно проголодалась, а к чаю всегда подавали что-нибудь вкусненькое.

Гостиная в общежитии с ее современной мебелью неизменно напоминала фойе отеля. Брат Рэчел Гоулд играл на пианино. Рэчел нравилась ей больше всех, и Крис иногда садилась у двери Рэчел и слушала, как та играет. Но никогда не просила разрешения войти. Музыка Рэчел казалась Крис чем-то столь же приватным, как ей самой увлеченность миром растений.

Максу Гоулду всего восемнадцать, а он уже знаменитый музыкант. Крис наблюдала за ним – юноша словно спал в транс. Считается, что музыка способствует росту растений, но она никогда не проводила таких опытов. Крис просто разговаривала с ними. Всегда, сколько помнила себя. Пожалуй, эксперимент получился бы интересный. Взять три растения. С одним разговаривать, другому играть музыку, классическую, а третьему устроить молчанку.

Брат Рэчел влюблен в Прин. Да и кто бы в нее не влюбился. Прин – роскошная. Глаза – цвета ломоноса, темно-лиловые, бархатистые. Закончив играть, Макс Гоулд поднялся, прошел к дивану, где устроились Рэчел и Прин и сел между ними. Он улыбался обеим, но взгляд не сводил с Прин. Будет ли она когда-нибудь так же любить кого-то? Крис много об этом думала. Перед сном в ее воображении появлялась неясная фигура, силуэт на фоне густой листвы. Она почти ощущала его руку в своей – они шли через лес, лужайку, по полю, по цветам… Сейчас рука Макса накрывала руку Прин. Крис слегка поежилась – от страха и необъяснимого восторга.

Мэгги пребывала в полной растерянности, почти в панике. Она ничего не успевала. Ни дописать доклад по политологии, ни подготовиться к тесту по экономике. И то, и другое надлежало сдать к завтрашнему дню. До сих пор она как-то успевала, но этот семестр ее просто доконал. К тому же она так устала. И как только Прин со всем справляется? Соседка вроде бы ничего не делала, но всегда сдавала все в срок. Мэгги вздохнула и обратилась к тексту, но буквы расплывались перед глазами. Может быть, прилечь ненадолго? Немного соснуть? Поставить будильник, чтобы не проспать. Кровать манила. Нет, отдыхать некогда. Она не может позволить себе такую роскошь. Нужно работать. Выпить чашечку кофе и… съесть один, всего один, батончик. На ней халат, а не тугой пояс – никто и не упрекнет.

В этом году ее снова избрали президентом класса, а также, по настоянию Прин, в совет общежития. Они перебрались на новое место, и, как сказала Прин, в совете должен быть свой человек. Мэгги не сомневалась, что ее изберут, потому что второкурсницы уже знали ее по работе на посту президента класса. Столько должностей да еще работа в «Пелэм-газетт» – у нее буквально не оставалось свободной минутки. Может быть, отказаться от газеты до конца семестра? Но это же так интересно – освещать факультетские собрания, брать интервью у разных людей, вести свою колонку, «Пелэмские перспективы».

– Мэгги, проснись! Тебе разве делать нечего?

Прин. Щечки разрумянились, пальцы на плече Мэгги холодные. Должно быть только что вернулась, прошла через пожарную дверь.

– Я только-только закрыла глаза. Вздремнула чуть-чуть. Была с Максом?

– Вроде того.

– Который, кстати, час?

– Почти десять.

– О, нет! Нет. Я не могла столько проспать. Что же делать?

– Прежде всего, сходи и умойся холодной водой, а потом подумаем вместе.

Безутешная Мэгги потащилась по коридору в ванную. Холодная вода в таком деле не поможет – разве что утопиться. Вылетать никак нельзя. Мать была не слишком довольна ее оценками как за прошлый год, так и первый семестр этого, но они по крайней мере не опускались ниже приемлемого уровня, и, конечно, ее не могли не радовать успехи дочери в политической жизни кампуса.

Когда она вернулась в комнату, Прин уже переоделась в пижаму и сидела, скрестив ноги, на кровати с дымящейся сигареткой «галуаз». Мэгги привыкла к табачному запаху, но не до такой степени, когда ей самой уже хотелось закурить.

– Как насчет того, чтобы попросить отсрочку?

Мэгги покачала головой.

– Одну я уже получила. Больше не дадут.

– О’кей. Значит, тебе надо подналечь и продержаться одну ночь. Начни с политологии, а утром, когда встану, я поспрашиваю тебя по экономике. Занятия с одиннадцати, да?

– Да, но столько мне никогда не продержаться, а уж о том, чтобы написать что-то вразумительное, и мечтать нечего.

– Вот почему я и собираюсь дать тебе кое-что… в помощь. – Прин отошла к шкафу, достала саквояж и открыла замок маленьким ключом. Мэгги удивилась, что подруга не держит саквояж в багажной комнате в подвале, но задумываться не стала. Прин вынула из саквояжа пузырек, похожий на те, в которых продают лекарства в аптеке, и вытряхнула на ладонь красную таблетку. Потом закрыла пузырек, убрала его в саквояж и поставила саквояж в шкаф.

– Мгновенная энергия. Проглоти и запей «тэбом», кофеин тоже помогает.

– Что это? – засомневалась Мэгги. Уж не в этом ли секрет поразительно легких успехов соседки? Спит-то она совсем немного.

– Стимулянт. Он подтолкнет тебя по дороге к победе, – рассмеялась Прин. – Ну же, смелее. Ты ведь не думаешь, что я попросила бы тебя сделать что-то опасное?

И Мэгги проглотила таблетку. Эффект не заставил долго ждать. Она вдруг почувствовала небывалый прилив сил. Работа пошла на одном дыхании. Днем, когда Мэгги открыла тест, ответы как будто проступили на бумаге рядом с вопросами. Ничего похожего она прежде не испытывала – энергия бурлила в ней, наполняя уверенностью. Когда Мэгги вернулась в общежитие, Прин лежала на кровати с биографией Моцарта.

– Где можно достать такие таблетки?

– Не беспокойся. – Прин поднялась и погладила соседку по голове. – У меня их много. А теперь, мое маленькое динамо, тебе нужно поспать. Возьми вот это.

Мэгги послушно открыла рот и проглотила.

– Сладких снов, – сказала Прин.

– Это совершенный анахронизм, и я не хочу в нем участвовать.

– Не понимаю. Что на тебя нашло? Твое поведение на празднике… оно абсолютно неприемлемое. Как можно все время сидеть дома. Мы тебя почти не видели. И так обращаться с другом твоего брата, Недом. Ты что, умерла бы, если бы станцевала с ним котильон?

– Может быть.

– Не смешно, юная леди. И бабушка ужасно огорчена, ты же никуда не выходишь. Твой отец подозревает наркотики. Говорит, что прошлым летом ты собиралась отправиться в Сан-Франциско. Но туда же никто не ездит, кроме хиппи и… извращенцев.

– Ты имеешь в виду, геев и лесбиянок?

– Я не позволяю тебе разговаривать со мной подобным тоном!

Люси отвела трубку. Она стояла у платного телефона в коридоре. В комнате Гвен, как обычно, трепалась по телефону с Эндрю, и поэтому мать, придя в ярость после полученного от дочери письма, позвонила на номер общежития. Люси не могла допустить, чтобы отец появился в Пелэме на «отцовский уик-энд». После того случая прошлым летом ее тошнило от одного только его вида. Ей даже не пришлось притворяться, чтобы отказаться от участия в теннисном турнире. Она проболела до конца лета. Врач списывал недомогание на грипп, и только Люси знала, в чем дело. И еще Прин. Да, Прин знала. Она прислала цветы, огромный букет лилий. Приторный аромат держался еще долго после того, как Люси отдала их служанке и попросила либо выкинуть, либо взять себе.

– Люси, ты здесь? Ты меня слышишь? Отвечай!

– Я здесь, мама, – вздохнула она.

– Твой отец уже договорился, что приедет с Тедом Принсом. Они будут к обеду в пятницу, а в субботу вы сходите в «Локе-обер». Места уже зарезервированы. Уверена, найдется место и для кого-то из твоих подруг и их отцов – они сняли целый обеденный зал. В кампус вернешься к танцам. Уик-энд с отцом – одно из моих самых прекрасных воспоминаний. Когда-нибудь ты еще поблагодаришь, что я настояла на своем. Мы, знаешь ли, не вечны.

Люси попыталась сообразить. Если невозможно выкрутиться, нужно хотя бы выторговать что-то для себя.

– Хорошо, я согласна. Но только при условии, что вы позволите мне провести третий год за границей. Не в Сан-Франциско. В Европе. В колледже есть несколько своих заграничных программ, а есть еще и такие, которые спонсируют другие школы. Я могла бы обратиться…

– Ты меня шантажируешь? – оборвала ее мать. Голос ее резал, как нож. Люси вздрогнула.

– Какое ужасное слово. Нет, не шантажирую. Просто я давно хочу это сделать.

По крайней мере ей не пришлось врать.

– Париж?

– Может быть.

– Ладно. Но подумай, как себя вести.

Каждый раз, когда она проникалась жалостью к матери – сколько же раз ее предавали? – миссис Стрэттон говорила или делала что-то такое, что ставило ее на одну доску с отцом, и Люси ничего не оставалось, как только держаться от них обоих как можно дальше.

Она попрощалась с матерью и повесила трубку. В будке было темно и уютно. Люси подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. Ей не хотелось возвращаться в Пелэм, но она знала, что решают другие. Можно попробовать сменить общежитие, но Прин все равно будут на виду. Возвращаясь в колледж после Дня труда, Люси решила, что не позволит Прин победить. А раз так, значит, она не должна ее избегать. Поэтому первое время Люси была с ней вежлива и даже мила, втайне получая удовольствие, когда в глазах Прин читалось недоумение, а на лице отражалась растерянность. Очевидно, она ожидала – и хотела – другой реакции. Но долго притворяться тяжело, и Люси перестала. Теперь она только наблюдала за Прин, отмечая, как та манипулирует ближними. Для нее жизнь была игрой, и чем выше ставки, тем больше удовольствия получала от нее Прин. Рядом с ней всегда была Феб, верный лакей, рабыня, счастливая уже тем, что ее допустили в ближний круг. Люси не сомневалась, что именно умница Феб делает за нее уроки. И, может быть, Макс Гоулд, брат Рэчел, заинтересованный в том, чтобы у них было побольше свободного времени. Парень явно влюбился. Люси не знала, как относится к однокласснице Рэчел, и однажды едва не спросила ее об этом, но в последний момент остановилась. Пусть знание остается тайной, пусть чувства язвят душу, не позволяя забыть. А что же Элейн? Известно ли ей, что затевает ее сестричка, какая она на самом деле?

Отцовский уик-энд. Насколько далеко она зайдет? Будет танцевать с мужчинами, льстить им, флиртовать с ними, пуская в ход безотказное оружие – смесь детской невинности с житейской изощренностью. Пусть танцует с ее отцом – Люси с ним танцевать не будет. Обоим дорога в ад, и чем скорее они туда попадут, тем лучше. Она вспомнила рассказ о том, как когда-то, несколько лет назад, папаша одной студентки умер в танцзале от инфаркта. Может, и ей еще повезет.

– Сделаешь для меня кое-что?

– Конечно, Прин.

– Прошлым вечером я забыла отметиться, и мне нужно, чтобы ты проставила время.

Мэгги подпиливала ногти. На лице ее отразился ужас.

– Я не могу! – Она скорчила недовольную гримасу. – Вчерашние листки уже в кабинете воспитательницы. Доступ к ним имеет только ответственный член совета общежития. Эта неделя не моя. К тому же подделка рапорта серьезное нарушение. Скажешь, что просто забыла отметиться и сразу легла спать – так ведь оно и было, верно? – отделаешься легким наказанием, посидишь в кампусе пару уик-эндов. Я попрошу для тебя снисхождения, – добавила она с улыбкой.

Прин прошла в комнату и села на ручку кресла, в котором устроилась Мэгги. Кресло было удобное, обтянутое ярко-голубым с белым ситцем, – миссис Принс привезла два таких для обеих своих дочерей.

– У меня планы на ближайшие уик-энды, и отсидка в кампусе в них не значится. Кроме того, мне не очень-то хочется представать перед советом. Такое занудство. Ты справишься за пять минут. Спускаешься вниз, достаешь бумаги, проставляешь время – в рапорты еще никто не заглядывал, сегодня только понедельник, а заседаете вы по четвергам, – убираешь папку и возвращаешься.

– А если меня поймает миссис Арчер?

– Скажешь, что неделя трудная, и что ты проверяешь рапорты каждый день, а не откладываешь это дело до четверга.

– Но она же знает, что это не моя неделя. Сейчас очередь Клавдии.

– Честно говоря, я прошу тебя всего лишь о небольшом одолжении, тогда как ты, если мне не изменяет память, обращалась за помощью несколько чаще. – Прин поднялась и отошла к шкафу.

Мэгги запаниковала. Она понятия не имела, что там, в этих волшебных пилюлях, но нуждалась в них все чаще. Если Прин перестанет их давать, что тогда делать? Проставить время в рапорте – дело совсем не трудное. Нужно всего лишь спуститься и удостовериться, что миссис Арчер в кабинете нет. Она уложится в несколько минут.

Прин доставала из ящика золотистую замшевую мини-юбку и белую блузку с высоким воротником т оборками.

– Макс хочет пригласить меня в «Клуб 47». Там сегодня Том Раш. – Прин сделала вид, что полностью поглощена выбором наряда. Достав голубую рубашку, она приложила ее к юбке. – Буду похожа на вывеску «Саноко». Может, надеть джинсы и позаимствовать у Элейн кашемировый свитер? Не понимаю, почему тетя Элеонор отдала его ей, а не мне – он ведь прекрасно подходит под цвет моих глаз. Наверно, бедняжка перебрала мартини и просто перепутала свертки.

– Ладно, ладно, – взорвалась Мэгги. – Сделаю. Но пока меня не будет, тебе лучше помолиться, чтобы я не попалась. Если меня поймают, я полечу с обеих должностей и получу испытательный срок до конца семестра. Может быть и хуже. Меня могут исключить. – Голос ее на последних словах дрогнул.

– Не волнуйся, дорогая, не исключат. Разве я когда-нибудь тебя подводила?

Глава 6

Когда Фейт, громко постучав, открыла дверь – ответное «Войдите» почти утонуло в шуме разыгравшейся бури, – она с удивлением обнаружила, что хозяйка острова уже сидит, одетая, за письменным столом. Судя по всему, появление нанятой кухарки в столь неурочный час в равной степени удивило и мисс Барбару Бейли Бишоп. Она тут же прикрыла то, что писала, чистым листом бумаги.

– Да?

– Боюсь, случилось нечто ужасное. Одна из ваших подруг, Бобби Долан, утонула в джакузи. – Фейт помедлила, ожидая реакции – изумления, сожаления, шока, даже страха, – а когда ее не последовало, не без труда продолжила: – В воде пустая бутылка из-под шампанского…

– Нужно что-то сделать с телом. – Бишоп поднялась, подошла к окну и развела шторы. – Северо-западный в это время обычное явление; такая погода может простоять несколько дней. Гвен расстроится, теперь она застряла здесь надолго.

Фейт и сама толком не знала, чего ожидала от писательницы, но определенно не этого. После короткой реплики насчет тела мисс Бишоп как будто вернулась к размышлениям вслух.

– В каморке между гостиной и кухней есть плащи и сапоги. Вам следует найти Брента. У него домик за лодочным сараем, и он должен быть там, если только уже не в кухне.

– Несколько минут назад его там не было, и, судя по всему, он еще не приходил, – сказала Фейт. Поиски работника, прогулки в бурю и забота о трупе вряд ли входили в ее обязанности, но она кивнула, повернулась и вышла в коридор. Тон мисс Бишоп не оставлял ей никакой альтернативы, к тому же Фейт и сама хотела найти Брента Джастиса. Он человек опытный и, в отличие от нее, знает о таких бурях все. Вглядываясь с нарастающей паникой в темное небо с тяжелыми, обещающими дождь тучами, она все яснее понимала, что вместе с остальными гостями заперта на острове.

– Пройдите сюда, так быстрее. – Элейн – это же Элейн Принс, напомнила себе Фейт – указала на дверь, за которой обнаружилась лестница. Именно по ней писательница и спустилась в первый вечер, эффектно явив себя изумленным гостям. – У нас здесь бывало и похуже, но генераторы ни разу не подводили, так что не беспокойтесь.

Меньше всего в данный момент Фейт думала о свете, тепле и пище, но тем не менее заверение хозяйки произвело успокаивающий эффект.

– Сообщите Бренту, что случилось. Он знает, что делать.

Спустившись по ступенькам и проходя мимо камина, она заметила две упавшие с каминной полки вазы. В лужице лежали несколько роз. Вероятно, вибрация расположенного рядом подоконника передалась полке, и вазы не удержались на грубо обработанной деревянной поверхности и соскользнули. Ладно, этим она займется позже. Сейчас важнее найти Брента и решить, что делать с бедняжкой Бобби Долан.

Плащей, накидок и сапог хватило бы наверно, чтобы экипировать десяток поисковых групп. Она натянула первое, что попало под руку, и взяла с полки фонарик. За порогом ее встретили, громко простучав по капюшону, первые капли дождя. Фейт запахнулась поплотнее, опустила голову и двинулась к лодочному сараю – против ветра. Порывы были столь сильными, что иногда на шаг вперед приходились два шага назад.

За лодочным сараем начиналась тропинка, которая уходила куда-то в лес. Грома слышно не было, значит, не было и молний. Труп или не труп, а отправляться в хвойный лес – или куда-либо еще, за исключением дома – с перспективой получить удар с неба она не собиралась. Пробираясь под балдахином пахучих веток, Фейт заметила, что природное освещение меняется с насыщенного серого на бледно-желтое, штормовое, за которым придет полная, кромешная тьма. Ветер тоже стих. Она словно оказалась в эпицентре урагана. Фейт прибавила шагу, но сапоги, оказавшиеся на пару размеров больше, скользили по влажному мху. Ей было холодно и страшно. Из памяти пришли слова Хоуп: «О такой работе можно только мечтать». Да вот только мечта обернулась кошмаром.

Домик Брента был сложен из крепких сосновых бревен – другими словами, местный строительный материал и отличная маскировка. Чтобы его найти, нужно было как следует присмотреться. Света нет. Может, Брент действительно решил выспаться? Пикника сегодня нет, в огороде делать нечего… Она постучала в дверь. В томительной и немного жутковатой тишине, объявшей остров, как только она вступила в лес, звук получился неестественно громким.

Никто не ответил.

Где же он может быть? А если они разминулись? Если Брент уже пришел и занят чем-то в подвале? Но тогда он должен был пройти через бассейн и мимо джакузи. Вспомнив про джакузи, Фейт зажмурилась, потом резко открыла глаза и снова постучала, уже сильнее.

– Мистер Джастис? Вы здесь? Это Фейт, Фейт Фэйрчайлд. В доме несчастный случай.

Голос ее звучал чуть выше, чуть пронзительнее обычного.

И опять тишина.

Она повернула ручку, и дверь, что нисколько ее не удивило, открылась. В полумраке комната выглядела пустой. Фейт провела лучом по стенам. Брент Джастис определенно был сторонником минимализма – обстановка его жилища напоминала монастырскую. Возле небольшого окна маленький стол с потертым стулом. У дальней стены узкая кровать с туго натянутым темно-зеленым покрывалом, брось четвертак – отскочит. Значит ли это, что Джастис служил в армии? Две масляные лампы, одна на столе, другая на полке над кроватью, на которой, похоже, не спали. Источником тепла в комнате служила дровяная печь. Фейт подержала над ней руку, потом дотронулась до плиты. Камень был холодный. Железный чайник пустой.

За дверью обнаружился встроенный шкаф с рабочей одеждой, толстой зимней паркой и темным костюмом – для похорон, – купленным, судя по форме лацканов, где-то в шестидесятые. Фейт закрыла дверь, уже сожалея, что вообще открыла ее. Зачем она сделала это? Неясное ощущение тревоги, появившееся с того момента, как она переступила порог и поняла, что в доме никого нет, усиливалось с каждой секундой из-за полного отсутствия личных вещей. Может быть, в ящике комоде и отыщется бережно хранимая фотография, но, скорее всего, там только белье и носки.

На полочке раковины, около крана, кусочек мыла «Лава». Выше – крохотное круглое оконце, напоминающее иллюминатор, заглянув в которое, Фейт разглядела уборную. Ясно одно, на зиму Брент здесь не оставался. Либо уезжал на материк, либо перебирался в хозяйский дом. Она поймала себя на том, что не спешит уходить, что задерживается в этом пустом, необжитом домишке, откладывая возвращение в большой и красивый, наполненный гостями дом, где ее ожидало тело в джакузи.

На обратном пути Фейт решила на всякий случай проверить лодочный сарай. Может быть, у него там мастерская. Дорожка стала еще более скользкой, чем раньше. Может быть, Брент складывает в тележку деревянные ставни, коря себя за то, что не установил их накануне. Но знал ли он о шторме? Если верить Элейн, единственное средство сообщения с внешним миром – моторка.

Но, конечно, Брент знал о надвигающейся буре. Знал благодаря шестому чувству, некоему свойственному жителям Новой Англии погодному предсказателю, отмечающему перемену ветра, ритма волн, цвета неба – это так же просто и привычно в здешних местах, как тушеная фасоль по субботам. Каким это присказкам учила ее подруга Прикс своих дочерей? «Красно небо по утру – моряку предупрежденье; небо красно к вечеру – радуйся, моряк». Что-то вроде этого. И тем не менее – существует такая штука, как способность предсказывать погоду, или нет, – Фейт не могла поверить, что местный житель, такой рассудительный и предусмотрительный человек, как Джастис, жизнь которого во многом зависела от погоды и приливов-отливов, отправился бы на остров без надежного приемника. А раз он не поставил ставни, значит, буря налетела внезапно.

Стучать она не стала – снова поднялся ветер, и Брент ее бы не услышал. К тому же, лодочный сарай, в отличие от дома, место более публичное, и, следовательно, этикет можно проигнорировать.

Света внутри не было никакого, потому что не было и окон. Фейт подождала немного, а когда глаза привыкли к темноте, увидела на стене выключатель. Проводов снаружи она не заметила ни здесь, ни возле дома, наверно, они проходили под землей – чтобы не портить вид. Протянуть линию до домика Джастиса стоило бы недорого, вряд ли больше, чем Элейн потратила на икру для приема.

Она щелкнула выключателем и сразу убедилась, что была права. В сарае Брент устроил настоящую мастерскую, укомплектованную мощной циркулярной пилой, которая могла справляться с самыми толстыми деревьями, поваленными возрастом или стихиями. У двери стояли сходни; должно быть помещение и впрямь использовалось когда-то по прямому назначению. Оглядевшись, Фейт увидела вбитые в стену крючья, на которых когда-то висели каноэ. Как и говорила Элейн, плавсредств в сарае не было. Может быть, писательница боится воды? Может быть, даже не умеет плавать? Это имело бы смысл, если бы ее сестра утонула, а не разбилась. Нет, человек, боящийся воды, не стал бы жить на острове. Значит, причина в чем-то другом.

Никаких признаков недавнего пребывания здесь Брента она не обнаружила. Нужно возвращаться в дом. Вообще-то это следовало сделать еще раньше. Протянув руку к выключателю, Фейт задела рукой что-то, лежащее на низкой балке, и это что-то грохнулось на пол. Она опустилась на корточки – весла для каноэ! Новенькие, с четко выбитым названием фирмы-производителя, «Олд таун». Сам Брент Джастис такие вряд ли бы выбрал. Весла подразумевали каноэ, как и лодочный сарай подразумевал лодки. Но где они? И почему хозяйка говорит, что на острове их нет?

К тому времени, когда Фейт добралась до дома, она уже промокла, несмотря на плащ. За порогом лодочного сарая ее встретила разбушевавшаяся буря. Каждый шаг давался с трудом, и путь до кухонной двери занял едва ли не вечность. Наконец за деревьями замигали освещенные окна. Дверь была открыта, Фейт толкнула ее, споткнулась и едва не растянулась на полу. Кухня дохнула на нее теплом и ароматом кофе.

– Миссис Фэйрчайлд? Что с вами? – Рэчел Гоулд шагнула к ней и, протянув руку, помогла удержаться на ногах.

Они все были здесь. Все, кроме Бобби Долан, которая продолжает мокнуть в джакузи, подумала Фейт, переключаясь из одной ситуации в другую, куда более трагическую. Если гости и говорили о чем-то, то ее появление прервало разговор. В комнате стояла тишина. Взгляд Фейт скользнул по хмурым, напряженным лицам. Феб Джеймс, похоже, плакала. Одета только хозяйка, остальные в халатах, причем, Мэгги Хоуорд в потертом синельном, вполне возможно еще пелэмских времен. Люси Стэплтон протянула Фейт чашку дымящегося кофе.

– Возьмите, выпьете, пока будете переодеваться.

Фейт благодарно кивнула и посмотрела на Элейн Принс.

– Брента Джастиса нет ни в домике, ни в лодочном сарае. Он приходил сюда?

Элейн покачала головой.

– Нет, но Брент не домосед. Появится, – сухо ответила хозяйка. – Люси права. Вам нужно переодеться. Потом спускайтесь, обсудим, что делать дальше.

Фейт уже не могла сдерживать раздражения. Они же не собираются обсуждать меню обеда или, если на то пошло, поворот сюжета.

– Насчет Брента не уверена – погода не для прогулок. На острове есть места, где он мог бы укрыться? Там, где вы пишете? – Отправляться на поиски пропавшего работника хотелось меньше всего. Может быть, кто-то еще согласится? Да, они постарше, но почти все в отличной физической форме. Немного дождя им не повредит, а с нее хватит.

Писательница махнула рукой в сторону двери.

– Вы должны быть замерзли. Идите и переоденьтесь.

Фейт ничего не оставалось, как подчиниться. При этом ее вопрос так и остался без ответа.

Когда она вернулась в кухню, на столе уже стояли корзины с кексами и булочками, баночки с джемом и маслом, а Люси делала еще кофе. Есть никто не спешил, но кофе, похоже, пользовался повышенным спросом.

– В спа-кабинете есть кондиционеры. Мы могли бы пока положить Бобби туда, – сказала Элейн, обращаясь к Фейт. Интересно, кого мисс Принс имеет в виду под «мы».

– Как ты можешь так гадко говорить о Бобби! Словно она и не человек! А ее уже нет! – прокричала Феб и закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись от рыданий. Крис попыталась успокоить подругу.

Элейн посмотрела на нее немного удивленно.

– Я вовсе не имела в виду ничего такого. Просто нам нужно как-то разбираться со сложившейся ситуацией. Бедняжка Бобби! Она с таким нетерпением ждала эту неделю. Жаль, что живя в Калифорнии, так и не научилась осторожности – нельзя пить в джакузи, это то же самое, что и горячая ванна.

– У нее и в школе, если помните, постоянно возникали неприятности. Боюсь, наша Бобби рассудительностью не отличалась. – Гвен Мэнсфилд говорила с уверенностью человека, чья собственная рассудительность сомнений не вызывала никогда. Феб подняла голову, как будто собираясь что-то сказать, но вместо этого потянулась за булочкой.

– Нельзя оставлять ее там, где она сейчас, – прошептала бледная Рэчел.