Текст книги "Я. Истории из моей жизни"
Автор книги: Кэтрин Хепберн
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Да. Понимаю. Дряблость кожи. Да. Это оттягивает глаз.
Это не – что вы сказали? – сениле эктропия. Да… Ясно. Но это эктропия. Да… То есть… нижнее веко свисает… То есть опускается… из… Да, обнажается слизистая.
Нет. Не слезятся. То есть слезятся… когда ветер… или от холода. Да, слезятся.
Да, краснеют и чешутся.
Подвержены воздействию, да… Я понимаю. Да, сухие.
Это в самом деле действует на нервы. Вы же знаете, зуд… Да, сэр, это нервирует, естественно. Я, конечно, понимаю, что… Да, мне приходилось слышать. А если взять верхнее веко – верхнюю часть… И использовать для нижнего века…
Да, я понимаю – будет другого цвета. Да, только на некоторое время. Грим? Да, но я не пользуюсь гримом в повседневной жизни…
Да, нам всем когда-то приходится менять некоторые свои привычки, не так ли? Да… Я полагаю, мы…
О!.. А нельзя ли использовать кожу тыльной части уха? Я понимаю. Кожа жестче… прочней. Да, я прекрасно понимаю…
Благодарю… да.
Филлис и я вернулись к машине.
Я никак не пойму, почему, собственно, они не могут сделать подтяжку сбоку. Взять кусочек. Господи, у меня мурашки бегут… Белое пятно под каждым глазом. Буду похожа на енота, вылезающего из ржавой консервной банки. А что будет, если веко останется на глазу? Ты не обращала внимания на тех стариков, у которых глаза прикрыты веками? Кожи у них хватает, а веко все равно опускается. Сениле эктропия. Как бы мне хотелось побольше веры… Жуть какая… Глаза.
– Добрый день. Благодарю, доктор.
– Садитесь сюда, пожалуйста. Да… отлично. Вы хотите сказать – это просто естественное ухудшение. У нас вся семья с рыжим окрасом. Вы понимаете – веснушчатые, рыжеволосые. Ячмени, когда была ребенком. Потом стафилококковая инфекция. Венецианские каналы… Нет, я купалась в одном. Просто нужно было упасть спиной в воду, когда снимали одну картину… Я прыгнула. С широко открытыми глазами. И с широко открытым ртом. Промыть глаза тогда даже мысли не возникло… Обо всех других частях тела, но не о глазах. На следующее утро они были красные, как у рака. Нет, не веки… Белки покраснели.
Нет, мне просто интересно, можно ли взять что-то вроде… ну, лоскутка, что ли… И здесь сбоку… Я имею в виду, нижнее веко вроде как мертвая ткань… И может…
Вы не согласны. Я понимаю… Вы имеете в виду, что единственная возможность – это аппликация. То есть наложение верхнего века под глаз. Ну да… Я понимаю… То есть в моем возрасте я могла бы… Может быть, еще нескольких лет… Я бы предпочла радоваться тому, что не буду похожа на енота. Да. Вы считаете, что стоит попытаться… О, ну да. Это луч надежды. Доктор Мастард в Шотландии…
Послушай, Филлис, поедем в Шотландию. Ты и я. Посмотрим, что он скажет. Попытка не пытка.
– Ну что ж, вот мы и на месте – Шотландия. Еще два часа – и мы в Глазго. Он сказал, что сделает, а жить можно в гостинице. Всего несколько дней. Конечно, газеты сообщат, что я сделала подтяжку кожи лица, если только узнают об этом. Но, может, мы избежим этого… Стоит попытаться… Вперед.
Добрались. Глазго.
Он живет здесь. Гостиница аэропорта находится здесь. Тернбери Лодж – здесь. Насколько мне известно, сама клиника действительно расположена в самом городе. Рискну и позвоню ему. Он так посмотрел на меня…
– Здравствуйте… Да. Доктора, то есть мистера Мастарда, пожалуйста… О, да-да… Да, точно… Добрый день, сэр. Мы только что приехали в Глазго, и я определила по карте, что вы живете совсем рядом… Я хочу сказать, что мы могли бы подъехать и вы бы еще раз осмотрели меня… Отлично… Да, я знаю, где это… Спросить сестру Чарльза… Да, отлично… О, два часа примерно, разве вы не знаете?.. Отлично.
– Думаете, это может помочь? Нет, я понимаю. Это ненадолго. Ну, кто знает. Может, и надолго… Надежда умирает последней. Вы оперируете ребенка в восемь. Господи, какая трагедия. Только половина глаза. То есть возьмут половину нижнего века… и добавят ее к половине верхнего, чтобы получилось одно целое верхнее… Потом что? Делать новое нижнее… Потом стеклянный глаз.
Ну, мой вообще-то ничего, правда? То есть у меня есть глаз… О да. И я им вижу… Еще бы. Конечно, знаю, что очень хорошо использовала все свои способности. В сущности, это вопрос моей будущей деятельности. То есть я хотела бы продолжать работать, покуда на меня есть спрос. Понимаете, та сфера, в которой я занята… Предлагать себя при наличии таких ярко-красных нижних век несколько затруднительно… Помимо всего прочего, они еще и чешутся. И я думаю о них… То есть они меня постоянно раздражают… Ну, как бы там ни было, я полагаю, что стоит попытаться. Значит, вы считаете, что прок будет… Да-да… Увидимся завтра в одиннадцать.
– Заходите. Дэвид (мой английский шофер), заносите сумки. И все продукты.
А что с… Совсем недурно. Не стоило судить по вестибюлю. Я возьму вот эту. В ней есть душ. Мне необходимо вымыть волосы. Возможно, что потом не придется мыть несколько дней… а то и недель.
Обеда как такового у них не было – только сандвичи, но это было прекрасно; сандвичи были вкусные, к тому же у нас хватало своих припасов. Окно было открыто, слышался гул самолетов. Но это не раздражало. А еще можно было взять электрический кофейник, горячую воду, чай, кофе, сахар, молоко, булочки с маслом, которые выпекали к утру. Сносно.
В клинику мы явились рано. Мастард уже приступил к операции, которая длилась дольше, чем предполагалось. Он пытался спасти глаз маленькой девочке. Надо сказать, что это убедило меня в том, что нет никаких оснований для нытья: ведь у меня было два глаза.
Я немножко прогулялась, потом нас позвали внутрь. Поднялись наверх. Очень симпатичная частная клиника. Меня провели в раздевалку медсестер, где я сняла свои габардиновые брюки, чтобы они не помялись, и, конечно же, туфли и рубашку. Мне выдали халат, велели подобрать волосы и надеть на голову медицинскую шапочку. Сделав все, я спустилась в операционную. Очень красивый интерьер.
Легла на стол. Меня накрыли простыней – руки под простынь – и привязали, очевидно, чтобы я их не высовывала.
– …чтобы легче было оперировать. Очень больно не будет.
Укол иглы, слева от левого глаза, – игла, казалось, достала до самого мозга. Ой-ой-ой!
– Анестезия.
– Да.
– Вы что-нибудь чувствуете?
– В общем, да… Нет… Хотя, кажется, – нет.
– Начинаем.
– Да.
Я слышала, как скальпель разрезает кожу. Это была судьба – с неприятным лицом. Потом почувствовала, как по щеке течет вниз кровь. А он или, вернее, одна из медсестер вытирала ее. Видимо, что-то не ладилось с этим, но я, разумеется, могла видеть лишь, как они вытирали кровь. Итак, закончил один глаз. Правый был не так плох. Но его тоже нужно было делать.
Раз!
– А-а-а!
Операция закончилась как-то внезапно. Я чувствовала себя вконец разбитой.
– Вставать?
– Да, потихоньку – сначала посидите с минутку.
– Все нормально?..
– О да, у вас все будет нормально.
Встала со стола, прошлась…
– Да, все нормально. Я поеду сейчас в Тернбери Лодж и лягу в постель.
– Ну что ж, в таком случае советую ехать берегом моря – получите удовольствие.
– Прекрасно, мы поедем берегом моря.
– Я позвоню вам, чтобы узнать, как вы себя чувствуете.
– Отлично. Благодарю.
Я пошла обратно в раздевалку, оделась, вышла из клиники и направилась к машине. Села на переднее сиденье рядом с Дэвидом. Мы поехали.
День был очень жаркий. Сквозь ветровое стекло проникали солнечные лучи. Я очень чувствительна к солнцу. Моя кожа, мои глаза – в сущности, дряблость кожи и, как следствие, опущение века вызваны калифорнийским солнцем. Нет, я никогда не загорала. Всегда укрывалась, особенно когда играла в теннис. Но теннис, я не мыслю себя без тенниса. А в ту пору я не пользовалась защитным козырьком. Если бы пользовалась, капли пота могли бы помешать мне в самый важный момент.
Мы подъехали к берегу моря. Повернули на запад, потом на юго-запад. Солнце палило нещадно.
Остановились, чтобы сделать несколько снимков. Я сказала Филлис:
– Я сяду назад – слишком много солнца.
Мы поменялись с нею местами и поехали дальше.
Надо сказать, что мои большие темные очки закрывали открытые швы. В уголках глаза было пять или шесть швов, направленных вниз. Доктор вырезал лоскутик нижнего века и подвернул его, чтобы приблизить к глазному яблоку.
Приехали в Тернбери Лодж. Типичная гостиница для игроков в гольф переходной эпохи между правлением королевы Виктории и короля Эдуарда. Она стояла наверху холма, у подножия которого находилась площадка для гольфа, за нею – плескались волны Ирландского моря. Наверх вела асфальтовая дорога с многочисленными поворотами. Наверху нужно было сделать круг, чтобы подъехать к парадному входу трехэтажной гостиницы. Большой парадный подъезд. Первый этаж (по-нашему – второй) – именно там мы расположились: две комнаты, две ванные. Не совмещенные, с маленькими балконами. Очень дорогие. Сделали круг и оказались перед главным входом. Два крыла, большая клумба цветов, рядом несколько машин. Припарковались. Не слишком далеко от входа. Я хотела проникнуть внутрь незаметно. Комнаты были сняты на имя Филлис.
– А теперь слушай и запоминай (это мои слова): пройдешь к столику администратора, возьмешь ключи и выяснишь, где находится лифт. Вернешься – отдашь ключи мне. Сумки пока не берем. Дэвид их принесет позже.
Они двинулись к входу. Я осталась в машине.
Боже мой, ну и духота! В кабине жарче, чем на улице. Я вся мокрая. Подняла руку, сняла темные очки и слегка дотронулась ладонью щеки – опустила руку. Ладонь была в крови. Господи! Не может быть. Я снова коснулась щеки. На ладони еще больше крови. Вот тебе раз – шов открылся. Где бумажные салфетки? Развернула несколько квадратиков, сложила их… Господи, как я попаду в гостиницу… Господи… Вот они уже идут. О Боже праведный, с ними швейцар…
– Да… Дэвид, скажи носильщику про багаж… Отведи его к багажнику… Филлис, подожди, у меня, вероятно, открылись швы – течет кровь. Ты знаешь, как попасть в наши комнаты? Ладно, веди.
Я последовала за ней.
– Поворачиваем направо…
– Да.
Было совсем темно. Вокруг никого.
– Где лифт?
– Напротив.
– Отлично.
Мы подошли к предполагаемой двери лифта. Лифта, однако, там не было.
– Где кнопка?
– Не вижу…
(У Филлис глаукома. Внезапно оказавшись в темноте, она ничего не видела. Я тоже ничего не видела, потому что мой глаз был залит кровью.)
– Щупай… У меня свободна только одна рука.
В отчаянии мы ощупывали всю стену. Наконец…
– Вот она.
Зашли в лифт.
– Закрой дверцу.
Поехали вверх. Дверь открылась. Вниз, в холл, спускались люди.
– Какой номер?
– Четыреста тридцатый и четыреста тридцать первый.
– Доставай ключи.
– Вот они.
– Нет, ты – дура…
Мимо шли люди. Мы двинулись в конец коридора.
– Вот она, четыреста тридцатая.
Ключи были огромные. Бедная Филлис – она так силилась… О Боже!
Наконец-то дверь открылась.
– Ладно, все нормально. Закрой дверь, позвони и попроси, чтобы принесли лед. Лед, дура! Для глаза. Надо остановить кровотечение. Звони. По телефону. Я сниму свой пиджак и лягу в ванной на пол – он прохладный. Потом легко будет отмыть, если запачкаем кровью.
Я прошла в ванную – сняла брюки. Осталась в хлопчатобумажной блузке, нижней рубашке и туфлях. Сняла с вешалки банные полотенца – легла на пол и прижала полотенце к глазу. Льется кровь. Дверь открылась.
– Что это?
– Лед.
– Давай сюда и звони доктору.
– Куда?
– Как куда? Откуда мне знать? Ему домой – в его офис. Вызови Дэвида.
– Я здесь, мисс Хепберн.
– Послушай, Дэвид, сними туфли, носки и брюки, встань под душ и попытайся отжать кровь из тех тряпок, что я туда бросила. Просто сполосни в холодной воде и положи на коврик. А ты, Филлис, если не дозвонишься до него самого, звони в клинику. Может, там найдется какой-нибудь врач, который бы подсказал нам, что делать. Номера телефонов у меня в записной книжке – в кошельке.
Филлис принялась звонить – туда, сюда. Врача найти не удавалось. Поэтому она позвонила в клинику.
– Врач у телефона.
– Подожди, я сама.
Я вошла в спальную комнату – выглядела при этом весьма живописно – взяла трубку.
– У меня кровотечение. Я не вижу, откуда течет кровь, потому что не могу надеть свои очки.
– Вы, наверное, немножко испугались, мисс Уилбурн (он думал, что разговаривает с Филлис). Советую вам выпить немножко виски…
– Виски?
– Да, немножко виски. Потом сядьте на кровать, и кровь остановится…
– Сесть – мне?
– Да, ведь вы лежали?
– Да.
– Напрасно. Держите голову выше.
– Да.
– Как вы теперь себя чувствуете? Нормально?
– Да, нормально.
– Мистер Мастард позвонит вам позже. Я его разыщу.
– Благодарю.
– Виски…
– Виски?
– Да, обеим – лед – содовую – кровь останавливается.
Я инвалид законченный.
С Новым годом!Что такое? Что вы сказали? Счастливо провести день… Ах да, с Новым годом. Да, конечно. Как глупо с моей стороны. Вас тоже с Новым годом!
(Звук закрывающейся двери, и палата погружается в темноту.)
Они пожелали мне счастья в Новом году? Что ж, дай мне Бог. Надо полагать, может сбыться и такое пожелание.
Я лежу здесь, в хартфордской больнице. Филлис лежит в трех метрах от меня. Мы занимаем двухместную палату на шестом этаже этой части комплекса хартфордской больницы. Сейчас около 10 часов вечера – с нами только что попрощалась медсестра, работающая с 3 часов дня до 11 вечера. Лин Ремингтон – так ее зовут. Да, она приехала вечером накануне Нового года. Я велела ей пораньше отправиться домой – чтобы не опоздать к торжественным мгновениям полуночи. Просто чертовски мило, что она вообще пришла.
О, они проявляют к нам столько внимания, столько заботы – все, кто нас лечит: Лин и Гейл, Бернис, Сью, Кэти, Диана, Марша и Рада. Действительно, работают не за страх, а за совесть. Рада даже пришла навестить нас в Сочельник. Так благородно. Ведь у других-то у всех дети, а сейчас рождественский и новогодний праздник. Что? Что мы здесь делаем?
О, разве вы не слышали? Я наехала на телефонный столб. Да, переезжала дорогу, что ведет из Фенвика в Сейбрук-Пойнт. Проехала – ну, метров пятьдесят… Потом – то ли вверх глянула, то ли вниз, то ли в сторону, то ли Бог знает чем еще отвлеклась. Ну и в результате мы врезались в телефонный столб – что называется, прямо лбом.
Можете поверить? Я не могу. Я действительно хорошо вожу – или водила? – машину. Может, что-то не то случилось с управлением? Как это случилось? Может, голову что затуманило?
Как бы там ни было, после аварии сознания я не потеряла.
Ни с того ни с сего – прямо перед моим радиатором возникает телефонный столб. Ни с того ни с сего.
Филлис, глядя на меня невидящими глазами – сидела рядом на переднем сиденье, – она как бы стала ниже ростом, потому что сползла вперед, под стекло перед сиденьем.
Помню, что я вроде бы сижу нормально. Из носа хлещет кровь. Правая нога – ступня – все еще на акселераторе. Ну, это просто так говорится. Но что-то не то с этой правой ногой и коленом. Повернута как-то не так, и ощущение какое-то неприятное, очень противное – и в крови. И что же теперь делать?
– Эй, Филлис. Очнись. Ты жива, надеюсь?
Пожалуй, надо нажать на гудок. Кто-нибудь появится.
Пип-пип, пип-пип, пип-пип. Эй! – Кто-нибудь! – Пип-пип-пип!
– Ну же, Филлис. Открой глаза. – Неужели? Эти красные глаза. Этот залитый кровью нос. А – передняя панель. Это лучше. Об нее, наверное, и ударилась носом. – Поднимайся, дорогая… Вот и они едут.
Полицейские явились в великом множестве.
– Сюда, сержант. Нет, со мной все в порядке… То есть я – ладно… Вы, пожалуйста, позвоните моему брату Дику, хорошо? Скажите, чтобы он приехал в Халле Марина… Что я попала в аварию. Позвоните в Хартфорд – моему брату, доктору Роберту Хепберну. Скажите ему, что я попала в аварию, что мы будем в хартфордской больнице. Закажите нам палату на двоих и шесть медсестер обслуги… Вставай, Филлис. Открой глаза.
Что? Да, права есть. Где-то тут, с собой. Сейчас приедет мой брат Дик.
Нет, нет, не занесло. Я бы почувствовала. Нет. Скорей всего, я по глупости отвлеклась – на что-нибудь засмотрелась – не помню на что. Этот телефонный столб – он словно вырос перед радиатором. Ну прямо бросился на меня. Можете себе представить? A-а, милая моя Филлис, это уже хорошо! В аварию попали, дорогая, – очнись же. Я врезалась в телефонный столб. Мы сейчас – погоди минутку.
Что он делает – вот тот полицейский, – фотографирует?
Эй, вы! Не фотографируйте меня. А вот и Дик. О, и «скорая помощь» появилась. Даже две. Да, сержант. Я думаю, у меня лодыжка сломана… Просто…
Спокойно, Филлис… Они хотят положить тебя на носилки.
В хартфордскую больницу. Хотя нет, сначала в клинику на шоссе № 156. Хорошо. Просто подержите мне ногу. Положите ее на…
Вот, отлично. Ну все, едем.
Вытащи все наши манатки из машины, Дик. Мои сумки… В одной из них должны лежать права. Полицейские спрашивали… Ну все, до свидания.
Мы расстались. Едем на двух машинах «скорой помощи»: в одной – Филлис, в другой – я. Едем в клинику, что близ Риджио. Потом, спустя некоторое время, нас перенесли в другие две машины «скорой помощи» и отвезли в хартфордскую больницу.
Положили в отделение «скорой помощи».
– Нам нужно снять с вас одежду, мисс Хепберн.
– Да, да, разумеется.
Потом я услышала:
– Ну-ка, подайте мне вот те ножницы. Мы разрежем брюки.
– Что? Что это? – заволновалась я. – Подождите! Бога ради, не разрезайте – эти брюки я купила в Англии. За двести семьдесят пять долларов… Снимите туфли, тогда легко снимутся и брюки.
Вы спросили, не больно ли было? А вы как думаете, а?
Хотя, в сущности, я бы не сказала, что больно. Похоже… Ну, немножко…
Итак, независимо от наших ощущений, каждая из нас совершает свое собственное путешествие в операционную. Оказалось – у меня неимоверно сложный перелом, в мышце застряло много обломков костей. А у Филлис были сломаны левое запястье и правый локоть, кроме того, повреждены шейный позвонок (откололся кусок) и два ребра.
И вот они слепили нас, а чего недоставало, то соорудили из проволоки и пластинок, после чего отвезли нас в палату.
Я понимаю: прежде чем их удовлетворили рентгеновские снимки, они пять раз накладывали мне на правую лодыжку гипс, каждый раз новый. Доктор Пастернак, которому помогал доктор Баттерфилд. Доктор Биби. Доктор Стивенс делал анестезию.
Что это за запах? Фу-ты. Какой противный. Ах да, мои волосы. О Боже. Я очнулась с гипсом на правой ноге – ступня на крюке.
У Филлис – гипс на левой руке – от локтя до запястья; некое хитроумное приспособление на правом локте; подпорка на шее, поставленная до полного выздоровления – одна для лежания, другая, более жесткая, – для прогулок. Ей разрешалось гулять – да.
Так началась моя жизнь. Я едва могла двигать своей правой ногой – тоже гипс. Он был тяжелый – и, конечно, двигать этот тяжелый гипс приходилось искусственным правым бедром. Тут надо упомянуть о звонке доктора Нира. Доктор Нир, из нью-йоркской пресвитерианской клиники, который семью неделями раньше во второй раз прооперировал мне правое плечо! Да – вращающаяся мышца. (Первая операция была сделана в июне 1980 года. Мне пришлось прибегнуть к ней после съемок в картине «У Золотого озера».) Спустя четыре недели после той первой операции доктор Нир сказал мне, что ее результаты пойдут насмарку, если я начну работать раньше двенадцати, а то и пятнадцати недель. Ну, что я могла сделать? Вся группа меня ждала. Генри Фонда – Джейн – Марк Райделл, режиссер – Билли Уильямс, оператор. Декорации – жилые помещения… Им было нужно незамедлительно начинать. В противном случае предстоящая всеобщая забастовка работников кино остановила бы их и пришлось бы ждать до следующего года. Так что я дала свое согласие.
Ну и доктор оказался прав. Я повредила плечо – первый раз. Разумеется, я не собиралась отказываться от второй операции.
– Да, доктор Нир. Я понимаю. Согласна, сэр.
Никаких костылей – никаких грузов…
Как приспособиться: лодыжка в тяжелом гипсе не должна касаться пола. Поскольку правое бедро искусственное, нужно внимательно следить за тем, чтобы – не дай Бог – не произошло растяжения. Таким образом, весь вес тела приходился на левую ногу и ступню.
Например, чтобы попасть с кровати в коляску, надо спустить поврежденную ногу в гипсе. Медсестра поддерживает, чтобы она невзначай не коснулась пола. Я ставлю левую ступню на пол и – хоп! – подпрыгиваю на левой ноге, пытаясь усесться на коляску. Медсестра опускает подставку для ног, а потом ставит на нее и больную ногу. Мы отправляемся в туалет. Через дверь.
– Осторожно! Дверь узкая! Следите за руками – следите за локтями!
Ставлю коляску на тормоз. Приподнимаю больную ногу. Медсестра поддерживает ее, не давая ей коснуться пола. Опускаю вниз левую ступню. На кафельном полу можно повернуться, поджимая пальцы к пятке. Поджимаю – скольжение, пятка двинулась чуть вперед, опустилась, снова пальцы, снова пятка. Так мало-помалу подвигаюсь к кое-чему, сажусь… Потом встаю и таким же образом: пальцы под себя – пятка вперед – пятка на пол – и новый цикл – боком к коляске. Обратно в палату. Сижу в коляске до второго завтрака – потом до обеда. Потом снова в постель. Приподнимаю ступню над кроватью, чуть сползаю всем телом, чтобы лежала пониже голова. Сплю. А медсестры поочередно легонько массируют кончики пальцев, торчащих из гипса. Успокоение – сон, сон, сон.
Да, так вот… То есть такова моя история. А теперь вот Новый год. Все это было почти четыре недели назад. Мы не могли никого уговорить подежурить от трех до одиннадцати. Неудивительно – в преддверии новогодней ночи. Мы намеревались поехать домой к моей сестре Мэрион, живущей в западном Хартфорде, на первый день Нового года.
Я рано проснулась в то утро и мимо дежурной медсестры, которая заступила на смену в семь часов, проехала в коляске в ванную комнату. У меня были такие грязные волосы. Чистота идет рука об руку с благочестием. Но что поделаешь? Я подняла голову – над ванной висела какая-то штуковина, нечто вроде шланга с наконечником – пульверизатор.
– Гейл, что это за штуковина – вот тот шланг и пульверизатор?
– Это для мытья подкладных суден.
– А вот те краны – для холодной и горячей воды?
– Да – горячей и холодной.
– А можно мне помыть волосы?
– Где?
– Над ванной. Я могла бы наклониться над раковиной. Ты могла бы подержать шланг. Понимаешь, что я имею в виду? Левую ногу ставлю сбоку. Ясно? Голову держу над ванной. Сидеть буду в коляске – подгоню ее вплотную. Больную ногу поставлю в поддон душа, гипсом зацеплюсь за край, чтобы он не соскользнул. И голову над ванной. Давай, пошли. Возьми мое мыло. Ну, давай же, все получится.
И вот мы идем – действуем – правую ногу убираем. Правильно. Ты берешь шланг. Подай мне мыло. Так, хорошо. Отлично. Мочим волосы. Еще воды – лучше погорячей. Нормально – достаточно. А теперь мыло. Хорошо – хватит. Я намылю. О, так приятно. Отлично, отлично… А теперь, Гейл, – здесь – почеши. Лей воду. Хорошо, хорошо – а теперь полотенце. Выключи воду – больше не надо.
– Все, закончили. Обмотай голову полотенцем.
Это начало. Можете себе представить! Какой триумф! Да еще в утро Нового года! Какой знак – пусть мне улыбнется счастье в Новом году! Да, о чем может быть речь, – он будет счастливым, этот наступивший Новый год!
