Текст книги "Я. Истории из моей жизни"
Автор книги: Кэтрин Хепберн
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Майер был очень добр ко мне. Он давал мне возможность проявить себя в кино в любой ипостаси – режиссера, продюсера, актера. Выбор зависел только от меня.
Что до меня, то я умею делать что-то одно, а не одновременно. В ту пору я была актрисой. Будучи очень консервативным в своих политических пристрастиях, Майер был совсем иным в том деле, которому посвятил свою жизнь.
Он был неистовым. Он был романтиком. Он верил.
КинофильмыКогда я делала пробы для кино, я чувствовала непосредственный контакт – было безумно интересно и не страшно. Почему – не знаю. Просто я считала эту среду своей, дружелюбной. Должно быть, из-за отсутствия публики – и критики – в ситуации непосредственного контакта. И камера бесстрастна по отношению к вашим действиям. Это здорово.
Я снялась в сорока трех картинах. Разумеется, я восхитительна во всех них. Я вовсе не хочу никого поразить, ведь некоторые из них просто-напросто скучны. Покидая Голливуд, я думала, что всегда буду помнить большинство картин и тех, кто в них снимался. Но оказалось, это вовсе не так – пытаюсь вспомнить и не могу. Удивительны причины, в силу которых мы что-то запоминаем, – обычно это какая-нибудь история или что-нибудь особенное, что сохраняется в памяти.
Джордж Стивенс снял много замечательных картин, в том числе «Место под солнцем» и «Гигант».
Мы впервые встретились с ним, когда помощник режиссера Эдди Килли, работавший со мной на многих картинах, предложил его кандидатуру в постановщики «Элис Адамс». Джордж тогда снимал – не могу припомнить какую именно – малозатратную картину. Эдди Килли помогал ему и пришел к выводу, что он очень талантлив. Стивенс снял несколько комедий по сценариям Уилера и Вулси, и мне казалось, что «Элис Адамс» может получиться, если ее поставит режиссер, обладающий хорошим чувством юмора. В противном случае может выйти что-нибудь тяжеловесное.
Вместе с Чарльзом Бойером я снималась тогда в «Разбитых сердцах». И попросила Эдди познакомить меня со Стивенсом. Однажды вечером, после съемок, сидя на переднем сиденье своей машины и безуспешно кокетничая с Чарльзом Бойером, я подняла глаза и вдруг увидела сквозь ветровое стекло глядящее на меня лицо.
– Да?
– Меня зовут Джордж Стивенс.
– Да… Хорошо… Идите в офис Пандро Бермана, я подойду туда через десять минут.
Каково?
И вот, слегка растерянная, повернувшись в Бойеру, я извинилась и распрощалась с ним.
Поднялась в офис Бермана. Джордж был уже там.
Начали разговаривать. Мне показалось, что его привлекла «книга». Я уже поняла для себя, что известные режиссеры, проявляющие интерес к тому или иному проекту, в большинстве своем прельщаются скорей возможностью работать со мной, чем конкретным сценарием.
Как бы там ни было, Джордж Стивенс дал согласие снимать картину.
«Элис Адамс» – это история о стремительном социальном взлете девушки, которая ни по своему происхождению, ни по своему финансовому положению не могла и пробиться наверх. И она начала гонку, которую не могла выиграть.
Потом как-то в воскресенье Стивенс пришел ко мне вместе с Берманом, чтобы обсудить сценарий, но не сказал при этом ни слова.
– Ну что, Пандро, – сказала я после того, как он ушел, – кажется, мы совершили большую ошибку. Похоже, ему было непонятно, о чем мы с тобой говорили.
Позже Джордж рассказал мне, что к тому времени он еще не прочел книги и что всегда мечтал поработать со мной. Тогда он был так занят работой по завершению картины, которую снимал, что к моменту нашей первой встречи не имел возможности прочесть сценарий. Неудивительно, что он показался мне чуточку отстраненным.
Интересный был человек Стивенс – действительно блестящий режиссер. Особенно комедийный. Работая с комиками и наблюдая за ними, он овладел всей гаммой замечательных приемов. Заставить людей смеяться – как же это здорово!
Мы несколько раз встречались, чтобы подработать сценарий. Стивенс вел себя странно: мало говорил, отвечал односложно. Обсуждение вели в основном Пандро и я. Признаюсь, у меня было такое ощущение, что мы пригласили весьма своеобразного режиссера.
Наконец он начал распределять роли. Фрэнки Альбертсон получил роль брата. (Я считала тогда, что в сравнении со мной он несколько ординарен. Объявить это во всеуслышание я, к счастью, не осмелилась, ведь сыграл он просто замечательно.) Фред Стоун получил роль отца. Энн Шумейкер – матери. Хэтти Макдэниэл – служанки.
Мы приступили к съемкам. Я успела к тому времени приобрести необходимые мне костюмы, истратив на них совсем немного денег. Единственная вещь, которая обошлась достаточно дорого, – это вечернее платье от Хэтти Карнеги. Я добавила ему еще больший шик, нашив на него красивые черные бантики; вплела я их и в волосы.
Работа началась. Все шло вполне сносно до сцены в моей спальне после танцевального бала, на котором я чувствовала себя униженной, поскольку меня никто не приглашал. В соответствии с романом (который был как бы моей Библией) я возвратилась домой, поднялась наверх, подошла к родительской спальне и сказала: «Я вернулась». Потом направилась в свою спальню, закрыла за собой дверь, бросилась на постель и разразилась плачем.
Стивенс подошел ко мне и сказал:
– Мне кажется, было бы куда интересней, если бы ты прошла к окну и, сильно подавшись вперед, выглянула бы наружу. Идет дождь, ты глядишь на него, твои глаза начинают медленно наливаться слезами, они катятся по щекам, катятся все сильней, ну и так далее.
Эта мысль показалась мне великолепной. Но холодная дождевая вода, попадавшая внутрь через открытое окно, заливала мне руки, холод сковывал мои пальцы и осушал слезы.
Что делать?
Мне никак не удавалось сыграть сцену. Сказать же Джорджу о том, что мешало, я не решалась, потому что прекрасно понимала, что сделать так, чтобы вода не попадала внутрь, практически невозможно.
Наконец после четырех или пяти попыток я поднялась к Джорджу и довольно резко сказала:
– Понимаешь, я настроилась делать эту сцену, как это было запланировано в…
Джордж, вдруг разозлившись, воскликнул:
– Так ты будешь!..
Его внезапная ярость раскрепостила меня, и я решительно сказала:
– Снимайте.
И великолепно справилась со сценой – с окоченевшими пальцами и так далее. Сама удивилась.
– Нормально, правда?
Джордж сказал:
– Да… отлично. – Но все еще был зол. Я объяснила ему свою трудность спустя несколько недель. Он сказал мне, что был очень близок к тому, чтобы уйти с картины.
Мы с Джорджем остались хорошими друзьями. Впоследствии я снималась еще только в двух картинах Стивенса: в «Дорогой улице» – так себе, и в «Женщине года» – первой своей картине, где я играла вместе со Спенсером Трейси, – очень удачной.
Я многому научилась у Стивенса. Нередко мы вместе отрабатывали определенные «штампы».
Однажды на картине «Отсутствие любви» в интимной сцене Спенсеру надо было лечь ко мне в постель.
– Ну нет! – воскликнул Джордж. – Если мужчина ложится в постель, а в ней женщина – это серьезно, опасно. Вам надо встать с постели, ну, скажем, чтобы набрать в бутылку горячей воды. Вы идете в ванную комнату, а Спенс тем временем раздевается и ложится в пустую постель. Публика смеется. Кэтрин возвращается и ложится…
– Вот так вот.
Стивенс был специалистом в такого рода вещах. Несмотря на то, что снятые Стивенсом «Гигант» и «Место под солнцем» имели большой успех, мне всегда было жаль, что он тратил свой талант на них. Но заставить людей смеяться…
Приезжая в Нью-Йорк, он часто приходил ко мне в гости. Хорошо помню один такой вечер. Мы сидели перед камином, Джордж не в меру много пил. Время от времени я подбрасывала дрова в огонь. Вдруг услышала треск в дымоходе.
Я вскочила и очень деловито воскликнула:
– Джордж, дымоход горит! Я позвоню в пожарную часть. Спустись в кухню, наполни водой кастрюлю, вернись и, если из дымохода прорвется огонь, – заливай! А я побегу на крышу посмотреть, чтобы она не загорелась от искр из трубы.
Я помчалась вверх по лестнице. После того, как все страсти-мордасти улеглись, Джордж рассказал мне следующее.
Он спустился в кухню, нашел кастрюлю, налил воды и тут услышал, что стучат в парадную дверь. Он открыл ее, все еще держа в руках кастрюлю. В прихожую вбежали шесть громадного роста – все выше 180 сантиметров – мужчин (в Джордже было примерно 166 сантиметров).
– Где горит? – спросили они.
– В камине, – ответил Джордж.
Так оно и было в действительности, но ответ его звучал несколько глуповато. Они оттеснили Джорджа в сторону и помчались дальше. Джордж последовал за ними с кастрюлей в руках.
– Где Кэтрин? – спросили пожарники.
– На крыше.
Все понеслись наверх. Надо сказать, что когда они вылезли на крышу, то показались мне невероятно большими.
Я предупредила:
– Осторожней, можно провалиться.
В ответ на мое предупреждение один из них подпрыгнул несколько раз на кровле.
– Вот видите, ничего страшного!
Когда они ушли (огонь, конечно, загасили) и я вернулась в гостиную, Джордж все еще держал в руках кастрюлю. Я рассказала ему о пожарнике, проверявшем прочность крыши.
Он улыбнулся:
– Если бы он провалился, то приземлился бы прямо в кастрюлю.
Он был шутник, Джордж.
«Сильвия Скарлетт» (с участием Кэри Гранта) – несомненный провал. Наша первая совместная картина. Это был странный проект. Комптон Маккензи написал сценарий. По ходу съемок я стала задаваться вопросом, что думает Кьюкор. Работа почему-то меня тяготила – было скучно.
Перед съемками я остриглась наголо, и на протяжении трех четвертей картины играла мальчика. В картине снимался также Брайан Ахерн, а Тедди Гвенн играл моего отца. Игра Кэри Гранта в этой картине была поистине волшебной. Он был самим собой – истинный кокни [3]3
Представитель нижнего сословия в г. Лондоне, почти босяк.
[Закрыть], – слегка неуклюжий и необыкновенно башковитый. Он заражал своей энергией, своим смехом, сочным и неудержимым. Мы с Тедди Гвенном подыгрывали ему. Это была замечательная постановка, не имевшая коммерческого успеха. И отношения с Брайаном Ахерном были не самыми радужными. Не по вине Брайана.
Картину снимал Джордж Кьюкор. Мы представили ее на просмотр. После закрытого просмотра продюсер Пандро Берман приехал домой к Кьюкору и сказал, что фильм подвергли жесточайшей критике.
– Не переживай, Пандро, – сказали мы с Кьюкором, – мы бесплатно снимем другую.
Пандро, глядя исподлобья, подавленно буркнул:
– Не стоит беспокоиться!
После «Разбитых сердец» была «Мария Шотландская». Эту картину снимал Джон Форд. Продюсером, кажется, был опять Пандро Берман, хотя, возможно, что и Клиф Рид, который обычно делал фордовские картины, потому что Форд любил тех, кто ему не возражал. Нет, все-таки в этом случае был Берман.
Меня никогда не интересовала Мария. Мне казалось, что она немножко чокнутая. Я бы предпочла сделать сценарий об Елизавете. Фредрик Марч играл Джеймса Хепберна (графа Ботуэллского). Его жена, Флоренс Элдридж, играла Елизавету. Сценарий был не очень интересный. Я так и не поняла, почему Джек Форд решил реализовать его. Джек, безусловно, был исключительно интересным человеком. Мы подружились с ним и время от времени, пока он был жив, встречались. Я ходила в море на его яхте «Аранер».
Джек Форд, конечно, был одним из самых выдающихся режиссеров.
Когда я в 1932 году приехала в Калифорнию на съемки «Билля о разводе», он работал на РКО. В студии, совсем маленькой, поневоле приходилось здороваться едва ли не с каждым. И все смотрели на Форда как на бога. Он обладал потрясающей памятью. У него была «обойма» актеров, снимавшихся в его картинах, если для них имелась подходящая роль. Одним из его любимцев был Джон Уэйн. Джек его открыл.
Это была группа из шести-семи человек (в том числе Уорд Бонд), каждый выше метра восьмидесяти. Собираясь вместе, они выходили в море на яхте Джека «Аранер» (парусник длиной в 40 м, насколько я помню), плавали вдоль побережья Калифорнии и Мексики и допьяна напивались. Потом возвращались, трезвели, и он делал новую картину, используя каждого из них, насколько это позволял сценарий. Он снял «Гроздья гнева» с Хэнком Фонда. Потом снимал Джона Уэйна в «Администраторе». В «Информаторе» снялся Маклэглен. Мы с Фордом довольно быстро подружились. Он был очаровательный человек, но общаться с ним было очень трудно. Он строил свою жизнь, исходя из собственного «я», и потому лучше было ему не прекословить. Вся его «команда» состояла исключительно из мужчин, но какое-то время он терпел меня. Клер Тревор и Морин О’Хара были его любимыми актрисами, он назначал их на главные роли. Уверена, что они никогда не прекословили ему. Морин была очень красивой женщиной. Джек делал картины в расчете на мужчин, а женщин в лучшем случае использовал как декорацию.
Однажды ко мне пришел Клиф Рид и сказал, что им срочно нужен Форд – надо было что-то подправить в одной из его лент, – но он пьянствует у себя дома на Голливуд-Хиллз и наотрез отказывается помочь. Не могу ли я что-нибудь предпринять?
– Ну что же, дорогой Клиф, я могу предпринять?
– Ну, сделай так, чтобы он протрезвел!
– Но почему именно я?
Клиф сказал, что он уже пытался сделать это сам, но у него ничего не вышло.
Я отправилась в дом к Форду и, не помню как погрузив его в свою машину, привезла на студию РКО, где у меня была своя просторная костюмерная. Затащила его кое-как в комнату. И уж не знаю как, уговорила выпить коктейль, составленный из убийственной дозы виски и касторового масла.
Мне никогда не доводилось видеть человека в столь плачевном состоянии – его так рвало, что на него было страшно смотреть. Я думала, что он отдаст Богу душу. И он думал, что он умрет. Потом он заснул, и я решила, что все – конец.
Наконец, спустя часа два, он проснулся. Я отвела его в Голливудский спортивный клуб, и они привели его в порядок. Он исправил в картине то, что нужно было исправить. Господи! Никогда не забуду. В сущности, я чуть не погубила его.
Помню, как однажды Форд сошел со съемочной площадки и сказал мне:
– Эту сцену ты снимаешь.
Я сказала: «Ладно», но усомнилась в том, станет ли работать со мной Фредди. Фредди Марч сказал, что станет, и я снимала сцену в башне.
Просто Форд потерял интерес к фильму. Это был провал.
Благодаря ему я не сломала себе шею.
Я ездила верхом, сидела на седле боком – изображая королеву Марию, разумеется.
Снимался эпизод, в котором я скакала во весь опор. Джек своевременно крикнул: «Кейт, пригнись!» Я пригнулась и избежала удара о сук, который наверняка снес бы мне голову.
Мы остались друзьями. Он был замечательный парень. Ирландцы жесткие ребята. Память у него удивительная.
Последний раз я видела его, когда он болел и уже не вставал с постели – да, он умирал.
Жесткий, он любил своих друзей и ненавидел своих врагов, любил Ирландию, любил кино, любил свои хиты, обожал свои провалы.
Капризный, упрямый, непреклонный, высокомерный и большой друг.
И… ой какой опасный враг.
Режиссер – Грегори Ла Кава. В ролях – Джинджер Роджерс и я. Были также приглашены все лучшие девушки РКО: Люсиль Болл, Гейл Патрик, Андреа Лидс, Ив Арден, Энн Миллер.
Моя карьера шла на спад, и когда мы начали снимать «Служебный вход», я сразу обратила внимание, что во всех снятых сценах я – не главное действующее лицо, а скорей статистка, которая все больше помалкивает да слушает, что говорят другие.
Недели через две после начала съемок я пошла к Пандро Берману и сказала:
– Пандро, не кажется ли тебе…
Он ответил:
– Послушай, Кейт, ты должна бы быть довольной, что у тебя шестая роль кряду в удачной картине.
Я решила пожаловаться Ла Каве:
– Эта моя героиня, Грегори, я не знаю, кто я. Кто я, Грегори?
– Ты ходячий вопросительный знак.
– Что ты имеешь в виду?
Он взглянул на меня серьезно:
– Черт, если б я знал, Кейт.
Выслушав его, я сказала: «Благодарю» – и отчалила. Сдалась. Заткнулась. Я понимала, что жаловаться больше некому. Поняла, что нет ничего более жалкого, чем актер на подхвате, жалеющий самого себя.
Решив молчать в тряпочку и не вешать носа, я поступила как никогда благоразумно. Ла Кава сжалился надо мной, игравшей богатую девушку, и изменил сценарий так, что я не сходила с экрана всю заключительную часть картины.
Лишь годы спустя я узнала, что при первом просмотре Джинджер Роджерс стояла впереди меня в титрах. Вряд ли знала об этом и сама Джинджер. После этого просмотра во многих бюллетенях значилось: «Самая лучшая картина Кэтрин Хепберн изо всех ее фильмов, какие мы видели; она великолепна». Я говорю о бюллетенях, которые выдают зрителям перед началом сеанса, чтобы они высказали свое мнение. Они помогли мне вновь занять ведущее положение. Фортуна мне улыбнулась.
Затем, в 1937 году, была картина «Воспитывая Бэби».
Режиссер – Говард Хоукс. Снимались: Кэри Грант, Чарли Рагглис, Мей Робсон и леопард.
На сей раз сценарий был добротным. Кэри Грант по-настоящему блистал. Я тоже очень хорошо сыграла. А леопард был просто великолепен.
Кэри наотрез отказывался работать с леопардом. Даже и не думал этого делать. Однажды, чтобы проучить его, мы выпустили голодного леопарда на крышу его костюмерной. Кэри выскочил оттуда молнией.
Грант был такой смешной на этой картине. Он потолстел, и в этом состоянии его кипучая энергия проявилась во всем блеске. Мы смеялись с утра до вечера. Хоукс тоже был забавный. Как правило, он опаздывал на работу. Кэри и я приходили всегда рано. Каждый в меру своего воображения внес свой вклад в тот сценарий.
Должна добавить, что у меня не хватало ума быть осторожной, поэтому во многих сценах я снималась с леопардом, который кружил возле меня. Ольга Челесте, укротительница, была вооружена большим хлыстом. Мы находились внутри клетки – Ольга, я и леопард, – больше никого. Клетка была устроена только для нас. Камеру и микрофон просовывали внутрь между прутьями клетки. Я была в ночнушке до пят и ходила кругом. И, как дурочка, разговаривала по телефону на длинном шнуре. Леопард тыкался мне мордой в бедро, опрысканное духами. Я шлепала его по загривку. Сцена удалась вполне сносно. Потом я переоделась в короткое – до колен – платье. Оборки по низу юбки прикрывали металлические пластины – это придавало моему наряду особый шик. Но – весьма весомое это «но» – один резкий поворот и… леопард стремительно прыгнул, нацеливаясь на мою спину, Ольга едва достала его хлыстом прямо по голове.
Наступил конец моей вольности в обращении с леопардом.
Мы жутко сорвали график. Это была моя последняя картина на РКО.
Как ни странно, эта картина не слишком удачно прошла в первом прокате. Теперь же считается большим хитом. Но мне думается, что причина была в моем участии – в той «отраве», какой я была для хозяев кинотеатров.
Кто бы поставил?!
Мне казалось, что лучше всех это может сделать театр «Гилд» – Лоуренс Лангнер, Терри Хелберн – и отдала им предпочтение.
Фил Барри не соглашался, ссылаясь на то, что они запороли его последний сценарий.
Я настаивала, и Фил наконец сдался – пусть будет «Гилд».
Я была не в курсе, что театр «Гилд» находится в плачевном состоянии. Как, впрочем, и Барри. И как я. У них было несколько серьезных неудач, и они переживали не самое лучшее время.
Как бы там ни было, нужно было действовать. В театре «Гилд» тоже не знали, как обстоят мои дела. Не знал этого и Барри. Я ровно столько же знала о театре «Гилд». Но все три стороны пребывали в весьма трудном положении.
Вот потому мы и начали действовать. Я хотела, чтобы пьесу ставил очень сильный режиссер, работающий в традиционной манере. Боб Синклер только что поставил «Женщин». Мне нужен был режиссер, который не считал бы меня чем-то вроде «второго пришествия». Такой, который не парил бы в облаках и позволил бы мне быть – ну, прихотливой, что ли.
Мы взяли Ван Хефлина на роль репортера, Ширли Бут – на роль жены репортера, кроме того, я уговорила Джо Коттена исполнить роль Декстера Хевена. Он был правой рукой Орсона Уэллеса, но, мне кажется, я убедила его в том, что ему пора было заявить о себе во весь голос. Энни Бакстер предстояло сыграть двенадцатилетнюю девочку. Ее потом заменили на Ленору Лонерган, которой было десять лет и которая больше подходила для этой роли.
Замечательная пьеса. Готовая к постановке.
Но где третий акт?
Звоню Филу. Ответили, что он во Флориде.
К счастью, Фил сам мне позвонил. Спросил, как идут дела.
К счастью (повторяю), я не сказала: «Где, черт возьми, третий акт?» А просто: «В общем-то ничего особенного тут не происходит. Знакомимся с актерами, режиссер у нас отличный, стараемся все сделать серьезно».
Поговорив еще немного, мы повесили трубки.
Спустя четыре дня третий акт был получен.
Можете себе представить? Позже Фил сказал мне, что ужасно переживал, что мы окажемся готовыми раньше, чем он успеет все как следует обдумать. После нашего разговора он решил отдохнуть и потом все доделал в одночасье. К счастью для меня: обычно я не очень-то миндальничаю.
Между прочим, «Филадельфийской истории» с самого начала сопутствовал успех. Мне хотелось обкатать ее сначала на гастролях в течение года или около того. Но Барри и театр «Гилд» настаивали на том, чтобы премьера состоялась в Нью-Йорке.
В безуспешной попытке обмануть самое себя я заказала комнату в «Ривер-Клаб» на вечер накануне премьеры и сделала так, чтобы казалось, будто я нахожусь в Чикаго и ничего особенного не намечается. Итак, я была в Чикаго, и мы сыграли премьеру в Шуберт-театре…
Да, огромный успех.
Мне запомнился эпизод на этой премьере, когда Лоренс Лангнер вернулся вечером и сказал:
– Кейт, мне кажется, что девочка, Ленора Лонерган, – как бы это сказать, – она, кажется, копирует вас.
– Да ну что ты, Лоренс! Ты ошибаешься. Наоборот, это я копирую ее. Разве она не великолепна?!
