Текст книги "Логово дракона"
Автор книги: Кэтрин Джордж
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
– Да, – сказала девушка, нервно прокашлявшись. – Читала в газетах.
– Я бросил репортерам эту кость, что позволило главное сохранить в тайне. Похоже, вы уже поняли, что я хочу сказать. Этот идиотский несчастный случай на горе, на которую до этого я поднимался десятки раз, сразил меня как художника. Короче, я – слеп.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Совершенно растерявшись, не зная, что сказать, смотрела Наоми в угрюмое, полное горечи лицо.
– Ну? – раздраженно настаивал Бран. – Что, язык проглотили? Более чем уверен, у вас есть что сказать по этому поводу. – Он нахмурился. – Ой, только не говорите, что вы – плакса!
– Конечно, нет, – сказала девушка, беря себя в руки. – Все так неожиданно. Просто я потрясена, вот и все. Я понятия не имела…
– Еще бы, проклятие! – огрызнулся Бран. – Не хватало только сообщить об этом по радио. Так что держите это при себе.
– Конечно. Но я могу спросить, кто еще знает?
– Естественно. Мейган и Тал Гриффитс. К счастью, мое состояние проявилось не сразу, поэтому врачи «Скорой помощи» ничего не обнаружили. Я был доставлен в частную больницу, где специалист диагностировал временную слепоту. – Бран, повернул лицо так, что казалось, он смотрит прямо в глаза Наоми. – Как видите, я счастливо отделался: никакого непоправимого ущерба для лица, не считая шрама, но это не самое страшное, о чем стоит беспокоиться. Тщеславие не относится к числу моих недостатков. Глазник заверил меня, что постепенно, мало-помалу зрение вернется. Черт возьми, я надеюсь, что он не ошибается. А пока, чтобы не превратиться в живой труп, я согласился поработать над автобиографией. – Бран ехидно усмехнулся. – Но, конечно, не только бегство от скуки сыграло свою роль. Какой идиот отказался бы от гонорара, предложенного издательством?
Наоми оцепенело смотрела в его широко поставленные глаза, обрамленные ресницами, по густоте напоминавшими соболиные щеточки. Когда девушка рассмотрела глаза Брана, то на какое-то мгновение даже забыла о шоке, произведенном на нее неожиданным известием. Вопреки ее ожиданиям они оказались вовсе не темного, а ясного светло-зеленого цвета и излучали такой блеск, что его слепота казалась просто блефом.
– А вы неразговорчивы, – заметил Бран.
– Не могу придумать, что бы такое сказать, – призналась Наоми, пытаясь скрыть смущение. В любом случае слепота в той или иной форме – ужасная беда для каждого человека, но для художника это просто катастрофа.
– Тогда скажу за вас. Вы очень честны! – Его рот исказился в усмешке. – Ну что, мое положение несколько поубавило у вас энтузиазма к работе?
Поскольку Наоми не испытывала в данном случае ни малейшего энтузиазма, известие о слепоте не внесло большого изменения в ее настроение. Другое дело – чувство вины, которое девушка испытала из-за того, что обманом проникла в дом Брана Ллевеллина.
– Нисколько. Я в любом случае буду рада помочь, – спокойно ответила она. – Может быть, вы покажете мне, где я буду работать?..
– Вовсе не обязательно делать это прямо сейчас. Я не стремлюсь стать эксплуататором.
– Как хотите. Я просто подумала, что это могло бы сэкономить время. – Наоми поднялась, испуганно думая, что же ей дальше делать, но Бран почувствовал ее замешательство и предложил до ужина заняться чем ей угодно.
– До семи тридцати вы свободны. Обычно я ужинаю позднее, но, похоже, придется поменять привычку, чтобы вы успевали затем прочитать мне записи.
– Спасибо. – Наоми поежилась. Она-то надеялась, что ей подадут ужин в комнату.
– Опять что-то не так, – констатировал Бран. – Как странно. Когда я был зрячим, я редко замечал реакции людей. Сейчас же они будто вибрируют в воздухе. Или я просто настроен на ваши импульсы, Наоми Берри. Вы хорошенькая? – спросил он.
– Нет.
– Скромница. Тогда опишите себя. – Он повернул к девушке лицо, его губы сложились в насмешливую улыбку.
Наоми нехотя повиновалась:
– Я невысокого роста, глаза и волосы – коричневые, кожа – оливкового цвета.
– Во что вы одеты?
– Белая блузка, желтый джемпер, голубые джинсы.
– А на ногах?
В первый момент вопрос поразил Наоми, но потом она напомнила себе, что он – художник и цвет – неотъемлемая часть его жизни.
– Желтые носки, армейские ботинки с белыми шнурками и подошвами.
– Отлично. Вы заслуживаете, чтобы на вас посмотреть. – Он поводил ноздрями. – И пахнете вы хорошо.
Наоми вспыхнула.
– Я свободна?
Он резко помотал головой.
– Я имел в виду ваши духи. Терпеть не могу тяжелые мускусные ароматы, а ваш – цветочный, легкий.
– Подарок к Рождеству.
– Вы всегда выражаетесь в телеграфном стиле?
– Я нервничаю.
– Что же заставляет вас нервничать, не считая, конечно, очевидных причин? – Бран удивленно изогнул бровь. – Вы что, беспокоитесь из-за ужина со мной?
– Не то чтобы беспокоюсь. Просто надеялась, что еду подадут мне в комнату.
На этот раз он горько улыбнулся.
– Не бойтесь. Мейган готовит только то, с чем я могу управиться. И слюнявчик мне не нужен.
Наоми хотелось убить себя.
– Я вовсе не это имела в виду, честное слово!
– Так что, черт возьми, вас беспокоит?
Про себя она мрачно подумала, что более всего ее беспокоит сам факт пребывания здесь. Только подумать, что она должна шпионить за частной жизнью Брана Ллевеллина!.. И это после того, что она узнала о его слепоте. Наоми казалась себе отъявленной преступницей. Но она прекрасно понимала, что стоит ей признаться, как он вышвырнет ее из «Логова Дракона», и вылетит она отсюда со свистом, причем гораздо быстрей, чем проникла сюда. Поэтому она заставила себя напрячься и выдумать какую-нибудь правдоподобную причину своего беспокойства.
– Просто волнуюсь, смогу ли выполнять работу достаточно хорошо, чтобы соответствовать всем вашим требованиям, – неубедительно сказала Наоми.
– Конечно, это не настоящая причина, но совершенно очевидно, что это единственное, что я хотел бы услышать. – Он пожал плечами. – Возможно, мои манеры кажутся вам чересчур бесцеремонными для столь короткого знакомства. Если так, Наоми, то не списывайте это на счет слепоты. Я всегда такой. Никогда не считал нужным терять время на глупые формальности, о которых так пекутся женщины.
– Да уж, наслышана, – не удержалась Наоми.
– О, моя репутация, как всегда, бежит впереди меня. В таком случае позвольте высказать удивление безрассудной смелостью, с какой было принято мое предложение.
– Я тоже удивлена своей смелостью, – выпалила Наоми и покраснела до корней волос, заметив ухмылку на его лице.
– Не бойтесь, Наоми! Со мной вы будете в абсолютной безопасности – если захотите, конечно. – Он повернул голову в сторону часов, пробивших шесть. – Бой часов спас вас. Ладно, идите прогуляйтесь, или примите ванну, или вздремните – в общем, делайте до ужина все, что хотите. Увидимся в семь тридцать.
– Пожалуйста, могу я кое о чем попросить?
– Безусловно.
– Могу я сделать два телефонных звонка? Мои родители и сестра были бы рады услышать, что я добралась благополучно. – Наоми кисло улыбнулась, забыв, что он слеп. – Они не очень-то доверяют моему водительскому мастерству.
– Наоми, звоните кому угодно и в любое время. Почти в каждой комнате есть отводная трубка.
Наоми вежливо поблагодарила художника и отправилась звонить родителям. Затем она позвонила Диане, оставила короткое сообщение на автоответчике и, налив себе чаю, устроила ревизию своего скудного гардероба.
Диана, которую по мере приближения дня отъезда сестры начали мучить угрызения совести, умоляла сестру позволить ей оплатить покупку новой одежды для нее, но Наоми и слушать об этом не желала.
– Я еду работать, а не развлекаться на светской вечеринке, – твердо заявила девушка. – Если хочешь, можешь одолжить мне одну из твоих шелковых блузок и, пожалуй, свитер, но и все.
Поэтому Наоми не долго мучилась над выбором туалета для первого обеда в этом доме. К тому же разве так уж важно, как она выглядит? Бран не мог видеть ее – и даже не догадывался, что однажды видел. Однажды. Наоми печально улыбнулась. Если он все время будет просить, чтобы она описывала свою одежду, то скоро его ждет разочарование. Пройдет каких-нибудь несколько дней, и ей придется повторяться. Взглянув на себя в зеркало, девушка усмехнулась. Отчего же она все-таки так старалась аккуратно уложить свои непослушные вихры? Наверное, это еще раз подтверждает, насколько сильна притягательность этого мужчины, каким бы он ни был: слепым или зрячим. Когда Наоми впервые углубилась в эти глаза цвета морской волны, то все ее тело пронзил электрический разряд. Какая разница, сколько женщин пало жертвами его обаяния! Нет, конечно, даже малейшая возможность пополнить ряды этих женщин казалась Наоми нереальной. Если бы эти зеленые глаза могли видеть, Бран сразу же понял бы, что она не в его вкусе. А с другой стороны, в данный конкретный момент у него не было особого выбора, и она была единственным объектом, на который он может распространять свои сексуальные чары. Значит, ей нужно быть особенно осторожной. Бран таков, каким, по мнению Наоми, и должен быть настоящий мужчина. Его сексуальная привлекательность и в обычном состоянии была достаточно велика, но слепота, по какой-то неведомой причине, не только не уменьшала ее, а делала фатальной.
Раздался стук в дверь, и Наоми поспешила открыть. На пороге стояла Мейган.
– Как вы прелестны, мисс Берри! – восхищенно сказала экономка.
– Пожалуйста, зовите меня Наоми.
– Хорошо. – Мейган вошла в комнату с извиняющимся видом. – Надеюсь, вы выпили чаю. Я так ужасно переживала, что не смогла напоить вас внизу, но Бран хочет видеть вас как можно скорей, а накрыть стол на веранде не позволил. – Она тяжело вздохнула. – Понимаете, он не хотел, чтобы вы увидели, как он неловок с чайными приборами.
– Я все прекрасно понимаю, – заверила женщину Наоми. – Не волнуйтесь, я попила чаю здесь и не смогла отказаться от этих чудных бисквитов. Вы сами их испекли?
– Да, конечно. Бран их очень любит. Тогда ужин через десять минут. Бран будет ждать вас в столовой, дверь налево по коридору. – Мейган колебалась, тревожно глядя на Наоми. – Думаете, вы сможете с ним поладить?
– Боюсь, что дело здесь не в моих желаниях. Поладит ли он со мной, – печально сказала Наоми, но потом улыбнулась. – В любом случае я сделаю все, что в моих силах.
Мейган задумчиво посмотрела на девушку, потом кивнула.
– Уверена, что все так и будет. Я, знаете ли, беспокоюсь за него. То, что случилось, так ужасно… – Она глубоко вздохнула. – Ну, мне пора возвращаться на кухню, присмотреть за ужином. Надеюсь, он вам понравится.
– Конечно. Сама я редко готовлю, но очень ценю хорошую кухню.
– Ничего особенно изысканного, – сказала Мейган и заторопилась на кухню.
Прислонившись к оконному косяку и любуясь на потрясающе красивый закат, Наоми ожидала, когда пройдут десять минут. Солнце медленно садилось за разноцветные горы. Когда она наконец вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице, то чувствовала себя Даниилом, которого снова собираются бросить в львиный ров.
Обстановка на веранде имела явную тенденцию к простоте и аскезе, лишь с легким оттенком роскоши. Столовая же оказалась полной противоположностью ей. Наоми замерла на пороге, потрясенная обилием резной мебели из красного дерева и тяжелыми бархатными шторами, стянутыми шелковыми шнурами, такими толстыми, что их вполне можно было бы использовать на океанском лайнере. Над камином висело старое, тусклое зеркало в массивной позолоченной оправе, а на стенах – две картины маслом в одинаковых рамах. Хорошо отполированный пол покрывал ковер приглушенных тонов кораллового, голубого и желтого цвета. Это выглядело так изысканно, что Наоми едва осмелилась наступить на него.
Бран Ллевеллин уже сидел во главе стола спиной к окну, из которого открывался тот же вид, что и из спальни Наоми. Рядом с ним стоял невысокий, но крепкий мужчина, который шептал что-то Брану на ухо, пока Наоми в нерешительности топталась на пороге.
– Входите же, – приказал Бран. Он удивленно поднял бровь, заслышав стук ее каблуков по натертому полу, прежде чем ее шаги утонули в мягком ковре. – Значит, вы не надели к обеду свои армейские ботинки?
– Нет, – сказала Наоми. – Хотя они нанесли бы куда меньший вред этому ковру, чем мои каблуки. Добрый вечер. – Наоми протянула руку мужчине, стоявшему рядом с Браном. – Меня зовут Наоми Берри.
– А это Талисин Гриффитс, – сказал Бран, меж тем как спокойный улыбающийся мужчина пожимал девушке руку. – С недавнего времени на него свалилось безумное количество обязанностей. Теперь он вынужден быть и моими глазами, и шофером, да еще и ухаживать за садом.
– Рад с вами познакомиться, мисс, – сказал Тал и, прежде чем тихо выйти из комнаты, отодвинул для Наоми кресло.
– Я не поднялся при вашем появлении, – довольно грубо сказал Бран. – Я пока еще не очень уклюж, могу что-нибудь сокрушить.
Наоми удивленно оглядела сервировку стола. Никаких поправок на его слепоту. Все выглядело вполне изысканно: высокие бокалы для вина, роскошные серебряные приборы и прочее.
– Что вы притихли? – спросил Бран.
– Просто я задумалась: может быть, вам было бы удобнее, если б на столе было бы поменьше бокалов, ножей и тому подобного?
– Конечно, – подтвердил он. – Но я категорически отказываюсь принимать послабления. Большую часть своей жизни я стремился к роскоши и собираюсь, слепым или зрячим, наслаждаться ею. По-вашему, это идиотский каприз?
– Нет, ни в коем случае. Я восхищаюсь вами за это.
– Я не стремился вызвать ваше восхищение, – отрезал Бран. – Тал сказал, что подаст ужин через минуту-две. Поэтому, пока у нас есть время, опишите, как вы одеты.
– Вы что, будете меня спрашивать об этом всякий раз? – поинтересовалась Наоми. – Если так, то вам это скоро наскучит. Мой гардероб довольно скуден.
Кончики его рта напряглись.
– Вот грубиян, думаете вы. Но, поверьте, тем же самым я донимаю и Мейган и Тала. Правда, Мейган здорово отчитала меня. Она уже устала повторять, что днем неизменно носит синее платье. Но что делать: мне мучительно хочется видеть людей, хотя бы внутренним зрением.
Наоми почувствовала угрызения совести и попыталась посмотреть на свою одежду глазами художника.
– На мне шафраново-желтая шелковая блузка и узкая черная юбка, на талии перехваченная замшевым поясом. Туфли – на каблуках, тоже замшевые, в ушах – серебряные сережки с топазом грушевидной формы.
– Отлично. Спасибо. – Бран поднял голову уже знакомым Наоми движением. – А вот и ужин.
Тал поставил перед каждым из них по блюду, напоминавшему произведение искусства. В центре зеленой тарелки красовалась маленькая изящная чашечка, наполненная майонезом с сильным запахом чеснока. Вокруг нее по кругу располагались нежно-розовые сочные креветки. Тал встряхнул свернутую салфетку, положил ее Брану на колени, налил в бокалы бледно-золотистого вина и вышел.
– В данном случае ничего описывать не нужно, – сказал Бран и, взяв первую креветку, осторожно макнул ее в соус. – Я отлично знаю, как Мейган сервирует это блюдо. Так что я прекрасно могу видеть еду, поглощая ее. Кстати, – добавил он, отправляя креветку в рот, – Мейган восхитительно готовит майонез. Но если вы не любительница чеснока, будьте осторожны.
– Я его обожаю, – с набитым ртом сумела произнести Наоми. – Амм, замечательно! – С замиранием сердца она смотрела, как длинная мускулистая рука Брана протянулась к бокалу, и он перелил вино в рот, не пролив ни капли. Затем поставил бокал на место и в молчании продолжил трапезу.
– Аплодисментов не будет? – наконец спросил он.
Наоми не смогла ответить сразу, так как ее рот был набит креветками. Она поспешно отхлебнула вина, хоть и не так искусно, как Бран, и тоже поставила бокал на место.
– Аплодисменты? – переспросила она, стараясь оттянуть время.
– Наоми, только не делайте вид, что вы не смотрели как зачарованная на мое представление с бокалом вина!
– Ладно, сдаюсь, я была глубоко потрясена! Ну и что? – с вызовом сказала она и тут же прикусила язычок.
– А теперь что случилось?
– Мне очень жаль…
– Что я слепой?
– Нет. Что я была столь фамильярна. Я должна быть деликатнее, прошу прощения.
– Потому, что я слеп? Вы это имели в виду? Наоми хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор.
– Ну да, да, пожалуй, я имела в виду именно это.
– Не надо чувствовать себя виноватой. – Бран отправил в рот последнюю креветку и, вытерев руки салфеткой, повернулся к Наоми. – Давайте сразу же поставим точки над Наоми. Я плачу вам за работу и вовсе не требую скидок на мою увечность. Мы будем общаться с вами гораздо теснее, чем в обычной жизни, но так как наша совместная работа продлится недолго, то имеет смысл отбросить всякие условности. Но пора закончить нотацию. – Он приподнял голову. – Нам уже несут следующее блюдо. И если вы думаете, что я понял это, заслышав тихое позвякивание посуды, то ошибаетесь. Я чувствую запах фирменного блюда Мейган – запеченной говядины.
– Теперь обоняние у вас обострилось? – спросила Наоми между прочим.
– Скорей всего, именно так. И слух тоже обострился. Интересно, останутся ли они такими же, когда я снова смогу видеть. Если, конечно, когда-нибудь это случится.
На этот раз Талу помогала Мейган. Она катила тележку с блюдом, пока ее муж собирал со стола грязные тарелки. Наоми похвалила кухню Мейган, и та просияла от удовольствия.
– Благодарю вас. Надеюсь, что и это блюдо вас не разочарует. – Она ловко выкладывала на тарелке Брана крошечные картофелины и маленькие морковки вокруг куска жирной, ароматной говядины, потом поставила блюда перед Наоми, предлагая ей самой себя обслужить. Тал опять наполнил бокал Брана вином, подал Наоми минеральную воду, оглядел стол, чтобы убедиться, что все на своих местах, и вместе с женой вышел на кухню.
Наоми положила себе всего понемножку.
– Аромат просто божественный, – сказала она восторженно.
Бран слегка улыбнулся.
– Вкусно, да?
– К сожалению, слишком. Если, пока я здесь, я буду так есть всякий раз, то потом все лето придется сидеть на диете.
– Значит, вы не относитесь к тем женщинам, которые питаются исключительно листьями салата, а пудинг считают дьявольским искушением.
– О нет. Я не из той породы. Я снимаю квартиру с отличным поваром, – вздохнув, сказала Наоми.
– Женщиной или мужчиной?
Наоми нахмурилась.
– С женщиной. Так уж получилось.
– Ой, я опять перешел грань дозволенного!
Наоми не стала спорить и просто молча несколько минут наблюдала, как ловко он управляется с едой.
– Восхищены опять? – поинтересовался он.
– Да, – просто ответила Наоми. Бран улыбнулся.
– Знаете, Наоми, я начинаю думать, что для меня это был счастливый день, когда вы обратились ко мне за работой.
Она положила вилку, аппетит вдруг улетучился.
– Это еще неизвестно.
– А что может быть заранее известно? – сказал он с неожиданной горечью в голосе. – Черт подери, я даже не могу в ярости оттолкнуть тарелку, чтобы не свалить чего-нибудь.
– Положить вам еще? Он покачал головой.
– Мейган великолепно готовит пудинг. Хочу оставить для него место. А вы не стесняйтесь, ешьте.
– Нет, спасибо, я тоже хочу пудинга. – Довольная, что Бран не может видеть, сколько еды она оставила на тарелке, Наоми поднялась и осторожно, боясь сдвинуть приборы около Брана, начала собирать тарелки. – Мне позвонить в этот маленький колокольчик? – спросила она.
– Нет. Пока нет. Давайте просто посидим и подождем, когда Мейган придет сама. И все же вы мало ели, – добавил Бран, повернувшись к ней.
– Я… я просто оставила место для пудинга. Обычно мы с Клер довольствуемся на ужин одним блюдом. Дело в том, что мы едим много макарон, что приводит к появлению излишних отложений.
– А по голосу не скажешь, чтобы у вас были излишние отложения. Не та вы девушка.
– Вообще-то да, я не слишком пухлая. И к тому же я вряд ли подхожу под определение «девушка». Мне – двадцать семь.
– Знаю. Я узнал это, прослушав вашу кассету.
– Я думала, вы забыли.
– Я солгал. Мне просто захотелось еще раз услышать это из ваших уст. – Он пожал плечами. – Двадцать семь лет – просто детский возраст по сравнению с моими преклонными летами.
– Так уж и преклонными! Общеизвестно, что вы всего лет на десять старше меня.
Он горько улыбнулся.
– Формально так, но по жизненному опыту я по крайней мере, в два раза старше вас.
Наоми бросила на него гневный взгляд, забыв, что он не может видеть.
– Очевидно, мой голос вводит вас в заблуждение. Достигнуть моего возраста, сохранив детскую чистоту и наивность, невозможно.
– Принимаю упрек, – сказал Бран и поднял голову. – О, наш пудинг уже на пути к нам.
В комнату с подносом вошла Мейган и, заметив еду на тарелке Наоми, неодобрительно покачала головой.
– Вам не понравилось?
– Все было чудесно, – оправдывалась Наоми. – Но я явно пожадничала с первым блюдом, и кроме того, было сказано, что вы готовите превосходные пудинги.
Польщенная Мейган поставила перед ними тарелки.
– Кокосовый пудинг получился нежным и легким, да и фруктовый соус не подкачал. Бран может за это поручиться.
– Святая правда, – согласился он и без тени сомнения взял десертную ложку. – Я бы, конечно, мог изображать светского льва и есть вилкой, но…
– Но тогда соус остался бы на тарелке! – сказала Мейган. – Я накрою кофе на веранде.
– Спасибо, Мейган. – Бран послал женщине воздушный поцелуй, и она, веселая и смеющаяся, вышла из комнаты, катя за собой тележку. Поедая отменный пудинг, Наоми и Бран болтали о том о сем, но наконец он положил ложку и повернулся к Наоми. – А сейчас нам придется разрешить один щекотливый вопрос. Мне позвать Тала или вы сами сможете вывести меня из столовой?
– Постараюсь, – заверила его Наоми, а сердце у нее ушло в пятки. Он встал и отодвинул стул. Потом протянул к ней руки, и она поспешила поддержать его. Прикосновение его теплых, твердых пальцев вызвало цепную реакцию ощущения, поразившего все ее нервные окончания. Она помогла Брану обойти вокруг стола и повела по ковру к двери.
– Как ни жаль, – заметил он, – как бы мне ни нравилось держать вас за руку, оставшийся путь я могу проделать сам. Я не хочу притворяться.
Мускулы живота Наоми напряглись, будто он ее ударил. Она с трудом проглотила слюну и извинилась, ей, мол, необходимо кое-что взять в своей комнате, пусть этот высокий, медленно передвигающийся мужчина сам найдет дорогу на веранду. Она ворвалась в свою спальню и, запыхавшись, уставилась в зеркало, рассматривая отражение своих затравленных глаз. Нет, увы, просто ничего не получится. Мало того что Бран оказался слеп, так он еще способен одним только легким прикосновением превратить ее в жидкое желе. Ей понадобилось время, чтобы кое-как собрать себя по кускам, потом она пригладила волосы и направилась на веранду.
Художник сидел на своем обычном месте, в кресле перед камином. Когда Наоми постучалась и вошла, он повернул голову в ее сторону.
– Что-то вы долго.
– Прошу прощения. Какой кофе вы предпочитаете?
– Крепкий, черный и сладкий.
Молча Наоми до половины наполнила большую чашку, положила сахар и протянула чашку с блюдцем Брану, потом налила кофе себе и присела.
– Знаю, что кофе полагается пить из маленьких чашечек, – неожиданно сказал он, – но для меня такой размер удобней. Спасибо, что не заострили на этом внимание.
Наоми кивнула, потом прикусила губу.
– Я все время забываю, что вы не видите, поэтому кивнула.
– Вам придется научиться говорить «да», если, конечно, такой ответ будет соответствовать вашему ощущению, – добавил он, коварно улыбаясь.
– Постараюсь запомнить.
– Мне кажется, вас что-то беспокоит, Наоми. Неужели мое общество заставляет вас быть в таком напряжении?
– Нет! Ни в малейшем степени. – Наоми лихорадочно перебирала в уме отговорки, чтобы убедить его в своих словах. – Я просто думала, что, будь я на вашем месте, я не смогла бы так твердо держаться.
Складки на его лице стали глубже.
– А, но я не всегда такой. Сегодня я веду себя паинькой, чтобы произвести на гостью хорошее впечатление. Но в иное время темнота сводит меня с ума. Меня мучает клаустрофобия, кажется, я никогда больше не увижу свет… – Он резко прервал свою речь и пожал плечами. – Смахивает на кельтскую мелодраму. Расчет на жалость.
– Чего вам более всего не хватает? – спросила Наоми, приподнимаясь, чтобы взять его чашку.
Бран засмеялся.
– Вы будете шокированы, если я вам скажу.
– Сомневаюсь.
– Тогда не буду и пытаться. – Он немного расслабился и откинулся на спинку кресла. – Не говоря об очевидном отлучении от работы, я скучаю по книгам. Если бы я убедился, что навсегда останусь слепым, я бы начал учиться читать по Брайлю, завел бы себе собаку-поводыря. Но пока мне не до того. Для меня это пока новое состояние, поэтому сейчас мне бы научиться ходить по комнате, не натыкаясь на мебель. – Он помолчал. – Кстати, это важно. А потому, будьте любезны, не передвигайте ничего. У меня в голове четкий план верхних комнат, и я могу в студии подняться к своей кровати, но моя хорошая ориентация целиком основана на том, что у каждой вещи есть свое место. Так что, пожалуйста, пока вы будете здесь, никаких вазочек с цветами, никаких ковриков, чтобы не запутать меня.
Наоми не могла глаз оторвать от его профиля.
– Если это вам поможет, – ласково сказала она, – я могла бы вам читать. Или это ничего не изменит?
Бран, нахмурившись, повернул к ней свое лицо.
– Вы уверены, что вам этого хочется?
– Да. Я могла бы, например, читать вам утренние газеты. Я бы называла заголовки, а вы выбирали бы то, что вас заинтересует. Конечно, если вы не предпочитаете радио.
– До этого момента у меня не было выбора, – задумчиво сказал он. – Возможно, я поймаю вас на слове и воспользуюсь вашим любезным предложением. Давайте попробуем; посмотрим, как получится. Если это окажется слишком затруднительно для вас, я, как всегда, буду слушать радио.
Наоми поставила свою чашку на поднос, размышляя, не настал ли момент удалиться и провести остаток вечера в своей комнате. И опять, как это уже было неоднократно, Бран прочитал ее мысли.
– А теперь вы не знаете, что вам делать: остаться или отправиться в постель, – заметил он.
– Да.
– Ничего. Вы быстро привыкнете. – Он равнодушно пожал плечами. – Если вы устали, даже не сомневайтесь, идите спать.
– Я ничуть не устала. – Она поколебалась. – Чего мне действительно хотелось бы, так это посмотреть место, где я буду работать, и, если я прошу не слишком о многом, побывать в вашей студии.
Бран осторожно поднялся.
– Тогда пойдемте со мной.
Он двигался медленно, но вполне уверенно, трудно было даже представить, что он не видит, куда идет. Наоми послушно шла за ним через прихожую, столовую, прошла через дверной проем, ведущий в узкий коридорчик, в конце которого виднелась двустворчатая дверь.
– В далеком прошлом, когда «Логово Дракона» было фермой, это помещение использовалось как амбар, – сказал он, когда они подошли к дверям.
Бран открыл одну створку, нащупал на стене выключатель. Комната в тридцать футов высотой осветилась. И у Наоми от восторга перехватило дыхание. Северная стена и скошенный потолок пересекались прямо над окном, впереди возвышался помост, на котором Наоми увидела наполовину завершенный портрет молодой женщины.
Студия была заполнена холстами. Они были повсюду: некоторые сложены прямо на полу, другие висели в рамках на каменных стенах вперемешку с рисунками и эскизами, которые Наоми не терпелось рассмотреть. В дальнем конце студии винтовая лестница вела на галерею, где стояла кровать. А в нише под лестницей за китайской ширмой, расписанной летящими цаплями, пряталась старая парчовая софа, покрытая куском желто-коричневого тисненого бархата.
– Ну как? – спросил Бран, приблизившись к девушке вплотную. – Каков будет приговор?
– Похоже на первый акт «Богемы», – не задумываясь, ляпнула Наоми. – Не хватает только печки, в которой Рудольфо сжег свою пьесу.
– Умная девочка. Я именно так оформил недавнюю премьеру в Уэльской Национальной Опере. А вы любите оперу?
Наоми прикусила губу, хорошо еще, что он не может видеть ее залившиеся краской щеки.
– Некоторые. Наиболее мелодичные.
– Тогда вам просто необходимо послушать кое-что из моих записей. Как вы сами понимаете, в моих нынешних обстоятельствах музыка – настоящее благословение Господне.
– Не возражаете, если я осмотрюсь? – смущенно попросила Наоми. – До сих пор мне приходилось видеть только репродукции ваших работ.
– Чувствуйте себя как дома.
Бран прошел между столами, ничего не задев, и присел на софу, пока Наоми изучала это любопытное помещение. Она медленно продвигалась между четырьмя висящими на стенах полотнами.
Два холста – пейзажи – изображали надвигающийся шторм и контрастировали с еще одним морским пейзажем, на котором Наоми увидела жаркое лето в самом разгаре, с золотыми утесами и прозрачным аквамариновым морем. Четвертая картина заставила девушку застыть на месте, ее глаза широко раскрылись, встретясь с глазами художника на автопортрете.
На полотне были изображены голова и плечи более молодого Брана Ллевеллина. С невероятным мастерством художник выписал каждое сухожилие, каждый мускул на обнаженном торсе. Глаза, зеленые и настороженные, как у уэльской горной кошки, пристально смотрели из-под слегка насупленных бровей, рот был сжат, будто художник крепко стиснул зубы, сосредоточенно о чем-то размышляя.
– Вы уже несколько минут стоите неподвижно, – проговорил Бран. – На что вы смотрите?
– На ваш автопортрет, – тихо сказала она, повернувшись к художнику. – Я видела репродукции других ваших работ, но этой – никогда.
– И все по одной простой причине, что ни одна живая душа в мире не знает о его существовании. – Уголки его рта опустились. – Рембрандт так часто писал себя потому, что это было гораздо дешевле, чем нанимать натурщиц, я же никогда не горел желанием копировать свое лицо. Я писал себя только однажды, моя мать попросила меня об этом. Когда она скончалась, портрет вернулся сюда. Здесь он и остался. А я предпочитаю натурщиц, с гораздо более интересными лицами.
Наоми подумала про себя, что за всю свою жизнь она не видела более интересного лица, чем у Брана Ллевеллина, но решила оставить при себе свое частное мнение и направилась к картине, установленной на мольберте. В отличие от его прославленных портретов людей пожилых и побитых жизнью женщина на портрете была молода и безупречно красива. Даже несмотря на незаконченность, картина была великолепна. Бледно-золотистые волосы и прозрачная кожа могли бы показаться безжизненными, но их спасали темные синевато-серые глаза, "которые смотрели на мир с вызывающей самоуверенностью. Вот девушка, которая никогда в жизни не сомневалась в себе, подумалось Наоми.
– Полагаю, вы разглядываете Аллегру, – сказал Бран. – Что вы о ней думаете?