Текст книги "Скромница и принц"

Автор книги: Кэтрин Дженсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

В фирме «Клейн энд Клейн» бытовала поговорка: любая гласность хороша. Правильно процитировали клиента или нет, или писатель попал в самый заурядный книжный обзор, или последнее выступление артиста подвергли разгромной критике – главное, ты попал в прессу, о тебе упомянули, вот и бери от этого все, что можешь.

Антонио дал ей прекрасную работу и шанс увидеть мир, а теперь дает ей свое тело. Его душа и сердце для нее закрыты, он предупредил. Что ж, она возьмет все, что он может дать. А когда истечет ее время, она уедет с высоко поднятой головой, перенесется в другую жизнь, где не будет его.

А если появится человек, за которого она захочет выйти замуж... Что ж, если он не смирится, что она спала с мужчиной, которого искренне любила, значит, в нем нет сочувствия, которое она хочет видеть в муже.

Антонио подошел и подхватил Марию па руки. Внутренний голос ругал его – зачем он привел ее сюда, хотя она сама высказала такое желание. Как смеет он отнимать у нее единственное сокровище, которое она надеялась отдать другому! Но все обвинения он отбросил. Пусть потом он возненавидит себя за то, что сделал, – сейчас он должен думать только о Марии.

Он будет бережным. Он сделает так, чтобы она испытала лишь радость в эти драгоценные моменты, что они будут вместе. А когда придет время расстаться, он постарается защитить ее от сердечной боли.

Но он может кое-что еще:

– Мария, – шепнул он, держа ее на руках. – Да?

– Никаких обещаний.

– Я знаю.

– Кроме одного. – Антонио нежно поцеловал светлый локон. – Если когда-нибудь тебе потребуется помощь... любая – деньги, совет, – приходи ко мне. Я не откажу. Она посмотрела па него.

– Я не хочу твоих денег, Антонио.

– Просто запомни. Если когда-нибудь тебе понадобится покровитель, я все сделаю, чтобы помочь тебе. Все.

– Ты не обязан искупать вину, – шепнула Мария. – Я иду на это с открытыми глазами. Может, это моя судьба – встретить тебя и спать с тобой до того, как я пойду по жизни дальше.

Спать, подумал он. Звучит грубо и вульгарно. Чувства, которые он надолго запер в себе, мысли о Марии... они парили над заурядностью...

Антонио хотелось поспорить с ней, встряхнуть ее, крикнуть, что она не просто любовница, не просто половинка безвкусной связи, но он не мог найти определения тому, что происходило в эти месяцы между ними.

Она была нужна ему. Он хотел ее так, как никогда в жизни не хотел ни одну женщину.

– Что ты делаешь со мной? – простонал он и поцеловал ее с таким жаром, что сам был поражен.

Ему никогда и никто не был нужен до такой степени. Даже Анна. У них был традиционный брак – породнились две семьи. Да, он ее любил, и, наверное, для какой-то части души эта потеря останется невосполнимой. Но Мария затронула в нем такие струны, которых никогда не касалась Анна. Власть Марии над ним пугала и возбуждала.

Он неистово целовал ее, чтобы отогнать скорбь о том, что у них нет будущего. Она не сопротивлялась и отвечала так же страстно.

Он нащупал молнию на спинке платья, расстегнул, спустил платье с плеч, за ним лифчик. Полные груди влекли к себе, он накрыл их ладонями. Она выгнулась. Как ты прекрасна.

– Ты не обязан это говорить. – Ее глаза сверкнули.

– Я ничего не обязан. Я хотел сказать тебе, как ты хороша, потому что это правда.

Мария улыбнулась, не веря. Обняв его за шею, она смотрела на него застывшими серыми глазами. Он почувствовал, как в его грубые ладони уперлись набухшие соски, символ желания, и медленно погладил ее.

Он хотел се так, словно никогда в жизни не знал женского тела.

Когда он отнес ее на кровать, она дала ему раздеть ее до конца, не противясь и не помогая. Он обхватил пальцами узкие лодыжки и провел руками вверх – по икрам, коленям, бедрам... – потом опять вниз. Повторяя движения, он следил, как расширялись ее глаза, понимал, что она хочет большего. Как и он.

Был момент, когда он задумался: она – его служащая, гость в чужой стране. По разным причинам все еще девственница. Она не передумала найти мужа. Все сходилось к тому, что Антонио – ее кошмар, конец ее мечтаниям.

Даже в последний миг, когда иссякло терпение, он медлил. Давал ей шанс остановить его. Скажи она слово – и он отпустит ее.

Ему бы это очень не понравилось. Но зато не мучили бы угрызения совести. Одно слово.

Он его не дождался.

Мария притянула его к себе. Он был полностью одет, она лежала под ним обнаженная и прекрасная, на матрасе, в доме, где когда-то обитали его предки. Мужчины, отвоевавшие эту землю, победившие греков, посадившие здесь оливы. Мужчины, построившие замки для защиты от сарацин, от вторжения с Севера, а под конец – от феодалов-захватчиков.

Он был воспитан в традициях аристократов-воинов. Это было у него в крови, это было его наследием. Но сегодня князь Антонио Бонифаче беспомощен перед американской девушкой, которая просит у него такую малость. Ей не нужны деньги, титул, имение. В этот момент он мог дать ей только одно – ощущение своего женского естества.

О да, многое он ей уже показал, удовлетворяя ее любопытство. Но теперь не любопытство привело ее в эту кровать. Чувство. Сильное, нежное, возможно, близкое к любви. Она была так доверчива, что он не хотел ее напугать и оставить в памяти что-то другое, кроме восторга.

Он брал ее медленно.

Потерся губами о губы. Поцеловал шею, языком коснулся груди. Когда Мария тихо застонала и обняла его за шею, как бы стараясь удержать, он взял вспухший сосок губами и подразнил его. Она всхлипнула и изогнулась. Он перешел на другую грудь, снедаемый голодом, который кружил голову. Ее руки протиснулись между их телами. Она ласкала его так, как он учил, интуитивно сжала, обострив наслаждение.

Антонио со стоном расслабился. Он выгибался, трепетал и желал, чтобы это никогда не кончалось. Уткнувшись лицом ей в шею, он вдохнул запах нежной кожи и скрипнул зубами, когда по телу прокатилась следующая волна, требовавшая освобождения. В тот же момент у него мелькнула мысль. Предохранение.

Антонио вспомнил, что в бумажнике лежит презерватив. С тех пор как Мария приехала в Италию, он стал носить его с собой. Потому что собирался затащить ее в постель и разумно было подумать о предохранении.

Он откатился, вынул из кармана кожаный бумажник, вынул пакетик, бумажник положил па прикроватный столик. Она с интересом наблюдала.

– Спасибо, что подумал об этом.

Он кивнул, слишком занятый, чтобы разговаривать... Идиот! Он чувствовал себя как школьник, впервые приступающий к этому занятию.

– Давай подержу, – Мария взяла у него из рук колечко.

Антонио срывал с себя одежду и швырял ее на стул, одну вещь за другой. Мямля, мямля, ругал он себя, стараясь собраться и опять укладываясь рядом с ней на кровать. Она с любопытством разглядывала презерватив.

– Хочешь, ты сама это сделаешь?

– Я не знаю как, – призналась она, чуть пожав плечами. У него екнуло сердце.

Он показал. Внутри у него все клокотало.

– Какой ты стал... большой, – хихикнула Мария.

– Никогда не смейся над этим. Боишься, что не подойдет тебе? – Полегче, сказал он себе, хотя в нем звенел каждый нерв. Если он сейчас же не успокоится, то потеряет контроль над собой. А больше всего он не хотел причинить ей боль. Разрушить очарование. – Я обещаю, что твое тело будет вполне совместимо с моим, – мягко сказал Антонио, отводя с ее глаз прядь волос. – Мы подходим друг другу.

У нее был скептический вид, но она подняла руки и погладила его по груди. Новая волна жара пронеслась по телу.

Он склонился над ней. Кончиками пальцев прорисовал уголок между бедер, нежно раздвинул ноги. Под его рукой ее тело расцвело – для него. Она была готова.

Он не хотел, чтобы следующий этап причинил Марии боль, и стал целовать жарче, сильнее, и она тяжело дышала и извивалась под ним, и только тогда он снял печать. Подняв голову, Антонио увидел, что ее глаза сверкают. В них не было признака дискомфорта.

– Дальше будет легче, – прошептал он. – Но если...

– Прошу, не останавливайся! – Она сомкнула ноги вокруг его бедер, открываясь ему.

Войти в нее он желал более всего на свете, чтобы не оставалось сомнений, что он овладел его. Хотя бы на эти несколько минут.

Но ей сейчас нужен не такой любовник.

Он проникал в нее осторожно, понемногу, проверяя. Как корабль, четко и безболезненно прорезающий воды.

Он уже готов был спросить, все ли у нее хорошо, когда Мария рывком притянула его к себе. Ему не оставалось ничего другого, как закрыть глаза и наслаждаться ее горячим, шелковистым телом. Потом ему показалось, что ей неудобно под его весом, он приподнялся на локтях и устремил на нес благодарный взгляд.

– Ну как ты?

– Хорошо, – прожурчал ответ. – Это все? Он засмеялся.

– Нет. – Господи, надеюсь, что нет, подумал ом. – Ты готова идти дальше?

–Да!

Больше они не разговаривали. Он хотел довести ее до пика раньше, чем дойдет сам. Это было почти невозможно, потому что он уже балансировал на грани, как альпинист на кромке скалы.

С этой секунды вся его энергия ушла на то, чтобы им обоим было приятно. Антонио не остановился, когда Мария, задыхаясь, отяжелела.

Когда выкрикнула его имя. Когда задрожала в волне экстаза – уже четвертой, кажется?

Только когда ее глаза приоткрылись, и пальцы вцепились в волосы, и она захлебнулась в изнеможении, он нанес последний удар и позволил себе разрядку.

Его охватило пламя. Время исчезло. Взорвалось пространство, сметая барьеры и формы, и он уже не знал, где он, кто он, кем был или кем не был.

Ничего не осталось, кроме этой женщины, лежащей рядом. Восторг. Зной. Вечность. Чувства, которые не имели смысла, но были реальнее всего, что он знал раньше.

И все это время Мария крепко держала его. Держала и не давала упасть. На несколько неоценимых секунд Антонио почувствовал себя бессмертным.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Шли дни, наполненные солнцем, пьянящим счастьем, любовью. Единственное, что могло бы сделать Марию еще более счастливой, – это уверенность, что Антонио навсегда останется в ее постели, в ее жизни.

Но она никогда не принадлежала к людям, считающим, что их чаша полна наполовину. Ей было достаточно того, что он ее хотел и не хотел никого другого. Да, ради него она рассталась с какой-то частью своей мечты. Она больше не была девственницей, но все равно верила, что рано или поздно у нее будет муж и будут дети. А пока она воображала, что Антонио – ее муж. Ей легко было представить себе Микеле собственным ребенком. С этой фантазией она ходила в оливковую рощу, заканчивала работу и училась становиться счастливее с каждым прожитым днем.

Хотя синьора Бонифаче ничего не говорила Марии о ее отсутствии в доме после обеда, который, по заведенному в Италии обычаю, подавался в девять часов, девушка понимала, что Женевра, как умный человек, знает, что она где-то встречается с ее сыном. Она просто не затрагивала эту тему; Мария вела себя так же.

У синьоры участились приступы головной боли во время обеда. Она выходила из-за стола и просила Марию присмотреть за Микеле, хотя в это время мальчик уже спал.

Когда это случилось в третий раз, Антонио отставил бокал вина и воскликнул:

– Мама, но он же спит! Пусть за ним присмотрит Анжела. Мария занята.

– Значит, занята? – буркнула Женевра, вставая. – Подумай о сыне, Антонио! Уважай память его матери!

Потрясенная, Мария смотрела в спину уходящей женщины. Предупреждение касалось ее не меньше, чем Антонио. Она увидела, что он сидит, уставившись в тарелку. Мария подошла и опустилась на колени возле его стула.

– Извини. Мое появление все разрушило.

– Нет! – вспылил Антонио. – Разве я не имею права на новую жизнь? На счастье? – Его глаза стали цвета бурного моря. – Я говорил с ней о нас, пытался разуверить. Она не слушает.

– Понимаю, – прошептала Мария. – Женевра нам не верит.

– Какое ребячество! Я объяснял ей, что ты пробудешь здесь недолго.

От этих слов у нее набежали слезы на глаза. Жестокость была неумышленной, но от этого не стало легче. Мария решила для безопасности переменить тему.

– Я разработала сопроводительный текст к телерекламе. Хочешь послушать?

Он взял ее за руку.

– Да. Но не сейчас. Через несколько часов. Сейчас наше время. Не хочешь же ты нарушить традицию?

Она улыбнулась. Разговору о работе он предпочел любовь. Многие ли женщины могут похвастаться, что их мужчина так ревностно охраняет свою личную жизнь?

– Ладно. После, – согласилась она.

И несколько часов спустя, когда они лежали в хижине в объятиях друг друга, а сбитые простыни явственно свидетельствовали о бурных играх, Антонио предложил:

– Рассказывай о своих планах.

Мысли Марии плавали в сладком тумане. Пришлось сделать над собой усилие и сосредоточиться на стратегии, которую она вырабатывала вес это время. Весну сменило лето, близилась осень, оливки налились спелостью, созрел урожай – пришло время и ей собирать урожай своих упорных трудов.

– Для этого надо вернуться в офис. Я должна тебе кое-что показать.

Он застонал и прижал ее к своему крепкому телу, блестевшему от пота.

–И я должен спуститься с этой возвышенной позиции?!

– Ну извини, – ехидно ответила она.

Они оделись и пошли рука об руку через поле и сад домой. Была полночь, все спали.

V себя в офисе Мария села за компьютер, Антонио придвинул стул и с интересом наблюдал, как она вставила дискету и открыла файл.

– Вот конкуренты, – сказала она и ткнула клавишу.

Увидев список, Антонио забеспокоился.

– Что же делать? Как втиснуться на этот рынок? Мы сможем?..

– Думаю, сможем. Прежде всего нужно убедить покупателей вместо привычных марок попробовать «Бонифаче олив ойл».

– Наша семья веками выращивает оливы. Наше масло знаменито, у него изысканный вкус и тягучая консистенция! И я уверен, что смогу перебить цену конкурентов!

– Я не сомневаюсь в его вкусе и в твоей способности справиться с ценами. Но я бы сделала упор на качестве. Это как разница между столовым вином и шампанским. – Мария схватила карандаш и что-то черкнула в блокноте.

Выключив компьютер, она стала рассказывать:

– Здесь нужно подключить воображение. Я хочу представить американцам твое масло и одновременно земли Апулии. – Эта концепция сформировалась у нее за недели работы. Она очень надеялась, что Антонио разделит ее энтузиазм. Она говорила, не давая ему вставить слово. – Никто про это место не слышал. Я хочу, чтобы у американцев твое масло прочно ассоциировалось с массерией, замком, городом, рощами. Чтобы покупательница, беря с полки бутылку твоего масла, сразу представляла себе дикие и прекрасные узловатые деревья, древнее имение, улочки Каровиньо. Чтобы, готовя еду на твоем масле, она мысленно совершала маленькое путешествие в Италию.

Он засмеялся.

– Грандиозный трюк! Как ты его протащишь?

– Я отыскала в Риме киногруппу; они освободятся через пару недель и заснимут рощу и окрестности. Мы подчеркнем, что в традициях вашей семьи всегда было качество и забота о продукте, начиная от сбора плодов и кончая кухней покупателя.

Она ждала реакции Антонио. По его лицу расползалась улыбка.

– Неплохо, Мария. Даже очень хорошо. Мне нравится.

– Отлично! Мы пустим ряд коротких сцен, дающих представление о теплых краях, солнце, запахе спелых маслин. Но это еще не все.

–Другие сцены?

– Другой угол. Покупатель не только увидит прекрасный край и услышит по радио его описание, он – или она – получит возможность посетить Каровиньо. Чтобы участвовать в конкурсе, покупатель должен просто нам написать, как он применяет «Бонифаче ойл». Победитель тот, кто ответит оригинальнее всех.

Он долго думал; взгляд стал отвлеченным, и Мария гадала, что может его не устраивать во второй части проекта. Если Антонио его отвергнет, у нее есть запасной вариант, но она считала его менее эффективным.

– Кажется, все замечательно, – наконец сказал он и обнял ее. – Когда начнем?

– Через две недели. То, что ролик будут снимать итальянцы, придаст ему особый колорит, непохожесть, а ты получишь дополнительный пиар в Италии. Но если в группе никто не говорит по-английски, мне понадобится переводчик.

– У меня есть кое-кто на примете. Я тебя с ним свяжу. Как насчет текста?

Какой шустрый, подумала Мария.

– Я его разрабатываю. К началу съемок будет готов.

Он улыбнулся.

– Ты не просто прелестна, ты блистательна. Мария опустила глаза. Похвала была приятна

больше, чем ей хотелось признаться. Но еще больше она гордилась выполненной работой.

Ей очень хотелось все сделать хорошо – ради Антонио и ради себя. А конкуренция огромна! От успеха этого проекта зависит ее дальнейшая жизнь. Раз у нее нет будущего с Антонио она вольна сама выбирать себе дорогу.

Был солнечный сентябрьский день, когда итальянская съемочная группа впервые появилась в массерии. Неделю они снимали рощи, давильню и фабрику, а потом сделали ряд красочных кадров в окрестностях Каровиньо. Свет, атмосфера, оттенки – все было важно для Марии, которой предстояло убедить зрителей. И хотя она не была специалистом в производстве фильмов, однако нашла отличную бригаду. Они извели кучу пленки на этот ролик.

Ей достался тяжелый труд по редактированию. Из огромного фильма надо было сделать ролик в шестьдесят секунд, чтобы представить «Бонифаче олив ойл» в наиболее выгодном свете.

В эти долгие, напряженные дни одно было неизменно: она в своем офисе, а Антонио в поле прекращали работу ровно в восемь, вместе обедали в его патио, а потом шли в хижину. Они занимались любовью каждую ночь. Иногда это было что-то нежное, ласковое, отчего, казалось, таяли кости и уходили все тревоги; в другой раз – быстрое, резкое, жадное, и это выбивало из головы те мелкие неприятности, о которых приходилось думать днем.

В это утро, сидя за чашкой крепкого кофе-экспрессо, Мария увидела, как Антонио выходит из сада – в широкополой шляпе, белой муслиновой рубашке, распахнутой на груди, и широких штанах из того же материала, в сапогах, поскольку вчера прошел дождь и землю развезло. Он был похож на джентльмена-фермера и в то же время как будто сошел со страниц журнала для женщин. На фоне стены буйно-красного гибискуса он напоминал картину Гогена полинезийского периода.

– Чао, – сказала Мария.

Он поцеловал ей руку.

– Куда сегодня отправится твоя бригада?

– Опять на фабрику. Я уже позвонила управляющему; думаю, все пройдет как надо.

– Ну и лады. Мне пришлось встать пораньше – вчера ветер унес из-под деревьев сетки. Мы потеряли часть первосортных плодов, но сетки вернули на место, ущерб будет невелик.

– Мне тоже придется поехать на фабрику, – со вздохом призналась Мария. – А в саду так хорошо – сидишь себе и пьешь кофе.

Она провела пальцем по краю кофейной чашки ручной росписи: горделивый петушок, символ города, где сделали чашку. Она будет скучать по этим местам, этим людям. На сердце легла грусть.

Она собралась встать из-за стола, но тут с дальнего конца сада донесся пронзительный крик. Женевра прорывалась через кусты, отчаянно размахивая руками.

– Тонио, Тонио! Пропал Микеле!

Антонио побежал навстречу матери.

– Он не мог далеко убежать, – сказал он по-итальянски.

Мария улавливала немногое, но и этого было достаточно, чтобы встревожиться. Женевра проснулась утром и, не слыша возни мальчика, решила, что он еще спит. Когда она вошла к нему в комнату, малыша в кровати не было.

Антонио снисходительно улыбнулся. Сынишка – любитель приключений. Он и сам в детстве выбирался из кроватки, чтобы исследовать запретные уголки массерии.

– Мы его найдем, – успокоил он Женевру.

Мария вызвалась помочь:

– Я поищу в доме и расспрошу горничных. Он часто забегает в мою комнату. Может быть, увидел, что бабушка спит, и отправился искать меня.

Женевра одарила ее ядовитым взглядом.

– Вы все время старались оторвать его от меня. Теперь видите, что из этого получилось.

Антонио резко сказал:

– Сейчас не время сводить счеты. Мария только помогала семье. Давайте искать. – Он выскочил за ворота, чтобы поднять по тревоге своих людей. Потрясенная, разбитая Женевра встала и побрела к своему дому.

Мария вздохнула. Надо как-то с ней помириться. Она ее не слишком любила, но понимала. Та не хотела, чтобы ее, бабушку, обвинили в потере ребенка, вот и сделала из Марии козла отпущения.

Мария застала се сидящей на каменной скамье возле дома. Лицо старой дамы было белым, она стиснула па коленях руки так, что посинели косточки пальцев.

Мария села рядом, положила руку ей на плечи.

– Его найдут. Давайте я провожу вас в дом и приготовлю чай.

Женевра медленно повернула к ней голову. Солнце Италии подчеркнуло глубокие складки на лбу и в углах рта. Глаза у нее были цвета земли Каровиньо, волосы поседели.

Великое дело – традиции, подумала Мария. Здесь принято почитать старость; возможно, она невольно нарушила тонкий баланс семейных отношений.

Она под руку провела Женевру в дом, усадила в кухне па жесткий деревянный стул. Поставила чайник па газ. В буфете нашла чашки, блюдца, заварку и мед, выставила все ла стол. Мать Антонио угрюмо молчала.

– Вам холодно? – спросила Мария, видя, что Женевра обхватила себя руками.

Та как будто не слышала.

– Что будет с моим бамбино? Один, далеко от дома...

– Его найдут. – Марии самой хотелось бы в это верить. Оставалось только надеяться.

Она пошла искать черную шаль, в которую Женевра обычно куталась по утрам. В спальне ее не было, в гостиной тоже. Из холла она увидела, что в комнате Микеле что-то черное свисает с кресла-качалки.

Она собралась подобрать вязаную шаль и тут заметила приколотую булавкой записку. Подойдя ближе, Мария прочла накарябанные чернилами слова. Сердце упало. О господи!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Полиция приехала и уехала ни с чем. Они обыскали массерию и прилегающую местность, хотя люди Антонио уже несколько часов прочесывали окрестности в поисках мальчика.

Сняли отпечатки пальцев в комнате Микеле. Распространили фотографию малыша. Записку похитителей предстояло исследовать экспертам, прилетевшим из Рима.

Никто ничего не мог обещать. Обычно похищение детей ничем хорошим не кончается – жертву или не находят, или находят мертвой.

Все это знали, но вслух не говорили.

– Я так не могу! – рычал Антонио, меряя шагами кабинет. – Мы могли бы что-то делать...

Мария была полна жалости и к нему, и к мальчику.

– Полиция сообщит нам, как только что-то узнает. А ты через два дня оставишь деньги в том месте в Бриндизи, как они требуют, больше ты ничего не можешь сделать.

– Деньги! – Он разразился бранью по-итальянски. – Это работа Марко. Я доберусь до этого идиота, убью его!

– Антонио, у нас нет доказательств, – пыталась остудить его Мария. – Капитан уверен, что это мог быть кто угодно. Ты сам ему сказал, что у тебя много врагов.

– Не врагов, конкурентов! Это большая разница! – Он свирепо потряс головой.

Полиция проверяла, у кого мог быть зуб на князя и его семью, но сам он думал только о Марко. Он продолжал следить за братьями Серило до последнего времени. Его люди божились, что минувшей ночью оба были дома; однако, когда пришла полиция, жена Фредерико не могла сказать, где муж и шурин.

Полиция допускала возможность акции террористов. При этих словах Антонио увидел на лице Марии выражение ужаса. Он разделял ее чувства. Однако в богатой Италии уже не раз случалось, что ребенка похищали с целью выкупа, а на эти деньги приобретали оружие.

– Не знаю, что думать... что делать. – Антонио стоял у окна и смотрел в сад, бессильно сжимая кулаки. – Террористы... не похоже. В записке говорится о деньгах, которые устроят бедняка, но не армию.

Он круто повернулся и так сжал Марию, как будто цеплялся за якорь.

– Оставайся здесь. – Он поцеловал ее в макушку. – Я иду искать этого бандита и своего сына.

– Но твои люди и полиция ничего не нашли.

– Я подумаю, куда Марко мог забраться. Где бы он чувствовал себя в безопасности.

Антонио ушел; Мария закрыла глаза, она испытывала острое чувство жалости. Бедный мальчик, как он сейчас напуган. Она молилась, чтобы похитители, кто бы они ни были, не причинили ему зла.

Вошли две молоденькие заплаканные горничные.

– Мы можем чем-нибудь помочь, синьорина? – спросила одна из них.

– Нет. Ступайте к хозяйке. Врач сказал, успокоительное скоро перестанет действовать, тогда нужно будет дать ей еще одну таблетку. – Врач беспокоился за сердце Женевры, шок тяжело отразился на старой женщине, давление подскочило.

Еще три часа Мария провела в бессильном ожидании. Солнце перевалило зенит и неумолимо клонилось к горизонту. Через несколько часов стемнеет, и поиски будут невозможны.

Сердце разрывалось, голова болела немилосердно. Хорошо бы прилечь, но не было ни сил, ни воли дойти до своей комнаты.

Если Антонио прав и за всем этим стоит Марко, копец может быть благополучным. Хотя она видела его на рынке совсем недолго, ей не показалось, что он в состоянии убить ребенка.

Если бы знать, чем помочь...

Антонио появился около полуночи. Мария ждала в саду, освещенном фонарями. Он был мертвенно-бледен, глаза провалились. Казалось, последние силы покинули его.

– Саrа mia, – выдохнул он, падая ей на руки. Она не задавала вопросов, просто ждала, когда он придет в себя. Потом прошептала:

– Пойдем, тебе надо отдохнуть.

Антонио оттолкнул ее и свирепо уставился в сторону рощи. Плечи его дрогнули, но он сдержался.

– Не могу. Наверняка есть место, куда я не заглянул.

– Я уверена, что полиция побывала везде. Микеле не будет пользы от того, что ты изнуряешь себя. – Она погладила его по лицу. Он был сейчас такой ранимый, хрупкий. За это она его еще больше любила. – Пойдем. Ты поспишь часа два и будешь яснее мыслить.

Он молча дал увести себя в, спальню. Она закрыла дверь, включила одну, ближайшую, лампочку. В полутьме Антонио выглядел еще более измученным.

Он сел на кровать. Мария опустилась на пол, расшнуровала ботинки, сняла их, потом носки. Встав, расстегнула пуговицы на рубашке, стянула ее с мощных плеч и рук. Сейчас Антонио не казался сильным.

Она расстегнула брюки и ремень, легким толчком в грудь уложила его на кровать головой на подушку. Когда она накрывала его простыней, он схватил ее за руку.

– Ляг со мной, саrа. Пожалуйста, – хрипло прошептал он.

Мария скинула туфли, платье и нырнула к нему под покрывало. Вытянувшись, положила голову ему на плечо и стала поглаживать грудь.

Всей душой ей хотелось совершить чудо: вернуть ему сына. Она знала, о чем он сейчас думает: терзается, что не уберег мальчика. Может быть, в некотором отношении он и был не очень внимательным отцом, но он любил Микеле!

Через какое-то время дыхание Антонио стало ровным. Мария подумала, что он заснул, но, как только попробовала изменить положение, он крепко сжал ее.

– Не уходи. Пожалуйста, – прошептал он. Эти слова были ей дороже бриллиантов – значит, она нужна Антонио даже в это жуткое время.

Был только один способ хоть немного успокоить его. Она стала медленно, по спирали гладить ему грудь, ребра, снимая напряжение. Постепенно он расслаблялся. Голова запрокинулась. Антонио вздохнул.

– Наверное, сейчас не время, – с сожалением сказал он.

– Самое время, – возразила она. – Мы нужны друг другу.

– Не знаю, насколько я нужен тебе, Мария, но ты мне нужна как никогда.

Мария стянула с себя лифчик и трусики, бросила их на пол. Антонио смотрел серьезными, неподвижными глазами. Она легла на него, и тело ее растаяло.

– Расслабься, – прошептала она. – Давай я.

Антонио поднял на нее глаза, горевшие страстью. Она села, он обхватил ее бедра, приподнимая.

Содрогаясь, Антонио простонал:

– Женщина...

Она чувствовала, как парализующее напряжение отпускает его. Потом он раз за разом кричал ее имя, содрогаясь всем телом, притянул себе на грудь, и их тела сплелись в бесконечном единении.

Потом он заснул.

Мария открыла глаза и увидела, что кровать пуста.

Может быть, есть новости о Микеле?! Она соскочила с кровати, быстро оделась и побежала на кухню. Там София кормила завтраком прислугу, полевых рабочих и четырех офицеров полиции. Антонио не было. При ее появлении люди в униформе встали.

– Что нового? – спросила она.

– Наши все еще обходят дом за домом в Каровиньо и по соседству. – Офицер говорил по-итальянски, но медленно, и она понимала. – Другие прочесывают поле. Синьорина, мы боимся, что похитители могли увезти его куда-то далеко. Но один из них все равно придет за выкупом.

При мысли, что чужие люди увезли Микеле в неизвестную даль, ей стало страшно. Она обратилась к Анжеле:

– Где синьора?

– Я отнесла ей завтрак, но она не стала есть. Врач сказал, пусть она лучше спит. Он сделал ей укол, потому что она не принимает таблетки.

Мария кивнула. Что ж, врач поступил мудро.

– Кто-нибудь знает, где Антонио? – спросила она.

– Час назад он был в саду, – ответил один из рабочих.

– Я видел, как он недавно вышел через задние ворота, – добавил юноша, работающий в доме.

Мария отказалась от завтрака, предложенного кухаркой. Аппетита не было. Она вышла из дома, но ни в саду, ни во дворе Антонио не было. Машина стояла на месте, ключи торчали в замке зажигания.

До конца дня он так и не появился, и никто не мог сказать, где он. О Микеле тоже не было вестей. Мария сходила с ума от беспокойства. Полицейские сказали, что не остается ничего другого, как ждать, и, когда завтра похитители получат выкуп, малыш вернется домой. Было заметно, что ситуация их удручает.

Никогда в жизни ей не было так страшно.

Повинуясь импульсу, Мария вскочила в «феррари» и поехала к воротам, заверив охранника, что вернется до темноты.

По дороге Мария вспоминала те места, где бывала с Антонио. Где можно спрятать мальчика?

По берегу были разбросаны рыбацкие деревушки. Если это дело рук Марко, он мог увезти Микеле на лодке и сейчас держит его в открытом морс; но она понимала, что ресурсы Марко ограниченны, и лодку он мог только украсть.

Показался пляж возле Спеччиолы, куда они однажды приезжали. Антонио рассказывал, что мальчишкой играл там в пещерах. Кажется, и другие играли. А Марко с братом приходил сюда, чтобы подцепить женщину, как сообщали наблюдатели Антонио. Не мешало бы поискать там, решила Мария, катя по извилистой дороге. Вдоль синего моря пролегла полоска белого песка. Итак, куда Марко затащил мальчика? Где он чувствует себя в безопасности? Там, где никто не станет его искать.

Сердце забилось быстрее. Мария свернула с шоссе на проселок.

Пещеры, думала она. Пещеры в известняковых скалах – вот идеальное место, чтобы спрятаться.

Припарковав машину, она прошлась по деревне, вытянутой вдоль берега, спросила нескольких женщин, не видели ли они братьев Серило и мальчика, но те покачали головами.

Дальше она шла по песку. Рыбацкие лодки вышли в море, на берегу оставались только сети, развешанные для просушки. Старик сидел на камне и чинил сеть, глядя на воду; его руки двигались автоматически. Подойдя ближе, Мария увидала затуманенные глаза и подумала, что он почти слепой. Но петли он вязал крепко и точно.