Текст книги "Скромница и принц"

Автор книги: Кэтрин Дженсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Антонио наблюдал, как естественно, по-матерински Мария возится с его сыном.

Похоже, она знает и понимает, что нужно ребенку. Когда после купания он стал капризничать, Антонио подумал, что малыш чем-то поранился, она же сразу сообразила, что он просто хочет спать.

Антонио не дыша смотрел па эту восхитительную картину. На Марию. Удивительная, прекрасная женщина, щедро дарящая ласку двум одиноким, заброшенным мужчинам.

Встав на колени, он тронул ее за плечо. Мария открыла глаза.

– Он красивый мальчик, – сказала она. – И хороший.

– Ты очень нравишься Микеле. – Он представить себе не мог, что кто-то может ее не любить -не считая матери.

Почему же он медлит, сдерживает свои чувства? Не то чтобы он считал это изменой Анне -время траура давно завершилось.

Вторжение Марии в его жизнь изгнало ту боль, которая мучила его два года после смерти жены.

И теперь он хочет наслаждаться жизнью! Хочет снова почувствовать все! А больше всего -Марию. Антонио не мог припомнить, когда прежде испытывал такую неистовую, сводящую с ума потребность обладать одной-единственной женщиной. Может, виновато двухлетнее воздержание? Или сеанс «обучения», в результате которого он лишь соблазнил самого себя?

Нет, здесь что-то большее.

Благодаря ей он по-другому стал смотреть на жизнь, смог заглядывать в будущее.

Микеле нужен настоящий отец. Такой, который не просто любит его, но может научить, как стать истинным мужчиной, способным любить женщину и создать семью.

Антонио обнял Марию за талию. Она не напряглась, не отодвинулась. И продолжала смотреть на него холодными серыми глазами.

Он оглядел пляж – купальщики ушли. Никого не было. Он медленно наклонился над ней и поцеловал в гладкий, согретый солнцем лоб. В щеку. В изгиб уха. Она подняла подбородок, и его губы оставили дорожку на нежной, девственной шее.

Антонио растянулся рядом с Марией и придвинул ее к себе. Ему было слышно биение ее сердца. Он так много хотел ей сказать, но не находил слов для выражения чувств, которые и сам не мог объяснить. Он был полон ею. И очень смущен.

Он погладил ее и ощутил покалывание в пальцах. Прижал губы к ее губам.

И вдруг неожиданно она обвила его шею руками и поцеловала в губы.

– Мария, – выдохнул он.

– Все хорошо, – прошептала она и начала целовать его лицо.

Стирает невидимые слезы, подумал он. Слезы, которые он уже не хотел проливать. Впервые за долгое время его переполняла радость. Чистая, прекрасная радость.

Мария накрыла их обоих краем тонкого покрывала. Ее пальцы осторожно ласкали его грудь, поднялись к горлу, где застряли те слова, которые он не мог выговорить, ерошили волосы. Он расслабился, руки сами собой нашли ее бедра.

Тело восстало. Но мозг, слава богу, продолжал работать. Он кричал, что нельзя заниматься любовью здесь, сейчас, на пляже... Когда любой может их увидеть. Когда сынишка может проснуться.

Антонио отодвинулся от Марии и сел.

_ Что-то не так? – прошептала она.

– Я должен возвращаться. У меня много дел.

Она молча смотрела на него. Наконец кивнула, как будто поняла, что его гонит отсюда вовсе не работа.

– Как ты думаешь, Микеле проснется, если перенести его в машину? – спросил Антонио.

Мария села, пригладила светлые волосы, спускающиеся почти до талии, и в нем опять толкну-лось горячее желание.

– Он так хорошо спит, не хочется будить. Мы останемся здесь. Все будет прекрасно. Через час можешь прислать за нами машину.

Не отвечая, Антонио вытащил мобильник из кармана брюк, валявшихся на песке, отошел на несколько шагов, поговорил и захлопнул крышку.

– Сейчас приедет один из моих людей. Я подожду его.

Мария смотрела на небо и молчала. Она понимает, подумал он. Работа – это предлог, чтобы уйти. Мысленно он ругал себя за то, что довел ее до слез. Но он должен был либо уехать, либо нарушить данное слово. Он всего лишь мужчина, а каждому мужчине на планете отведена определенная доза самоограничения. Его запас уже израсходован.

Антонио влез на скалу по прорубленным в ней ступеням и смотрел на Марию сверху. Наконец появился охранник. Антонио уехал не оглядываясь, чтобы не мучить себя, но перед мысленным взором стояла картина: она лежит на одеяле рядом с его сыном под лучами щедрого средиземноморского солнца.

Марии до сих пор не приходилось самостоятельно разрабатывать, организовывать и проводить рекламную кампанию, и она обдумывала каждую деталь, бесконечно все перепроверяла. Но по мере того, как приближалось время съемок киноролика, она успокаивалась, чувствуя, что держит в руках все нити.

И все-таки по ночам ей плохо спалось. Иногда она слышала, как плачет Микеле в маленьком домике напротив; обычно это длилось недолго, и она понимала, что Женевра вставала к нему и успокаивала. Но если Мария знала, что бабушка приняла лекарство, то сама шла к мальчику, брала его на руки, ворковала над ним, стуком в дверь давала Женевре знать, что малыш не один. Он засыпал, уткнувшись головкой в ее плечо, и она уносила его к себе.

В одну из таких ночей дверь спальни Антонио оказалась приоткрытой, и, когда Мария проходила мима, их взгляды встретились. Он сделал шаг, и она замерла, не смея дышать, – столько страсти горело в его глазах. Но он остановился.

Она спросила:

– Хочешь взять его к себе?

Он медлил.

– Нет, ты лучше с ним справишься.

У нее в душе шевельнулась еле ощутимая горечь.

– Он твой сын, Антонио. Я не вечно буду здесь жить и утешать его.

Он вздрогнул, как от удара, но ей было все равно. Она научилась смотреть правде в глаза, пора и ему сделать это!

Он молча взял у нее мальчика, повернулся и скрылся в комнате. Мария закрыла глаза и пожелала себе набраться сил.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

После той ночи, когда Антонио столкнулся в дверях с Марией, державшей на руках его сына, он решил, что нужно что-то менять. Он начал каждый день уделять время Микеле, пусть это даже был только совместный завтрак. Оп заметил, что стал мало есть – так любопытно было наблюдать за сынишкой. Они играли за столом, потом вдвоем прогуливались, и Антонио был счастлив как никогда.

Он также перестал избегать Марию: бесполезно, все равно не удастся выбросить ее из головы. Вдали от девушки он рассеян, думает о ней, и работа не очень-то клеится. Почему бы не радоваться ее обществу, пока это возможно? Недели пролетают одна за одной. Время истекает.

Хорошо еще, что мать стала мягче относиться к Марии, это очень облегчало жизнь. Женевра объявила, что вечеринка, на которую она намекала раньше, должна стать приемом в честь американки. Может, поздновато для приветствия, но по крайней мере это покажет, что Бонифаче гостеприимны и благодарны ей за помощь с Микеле.

– Я боялся, что тебе не нравится Мария, – сказал Антонио, когда мать изложила ему свои планы и назвала дату.

– Она неплохая женщина, – признала Женевра. Она пила утренний кофе; Антонио, сидя рядом, подбрасывал на колене сына. – Мария была так любезна, что смотрела за Микеле, когда я была не в состоянии. Но она не нашего крута.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Антонио.

Мать пожала плечами.

– Американка, к тому же работающая. О чем тут говорить?

– Мама, ты рассуждаешь как сноб. Времена изменились.

– Для некоторых людей – да. Но мы должны беречь чистоту крови. От Бонифаче рождались короли, один император, мужчины и женщины, вошедшие в историю. Ты не должен об этом забывать, Тонио.

– Я не забуду, мама, даю слово, – улыбнулся он. – В любом случае я рад, что ты согласилась принять Марию в нашем доме. Она упорно работает на мою компанию, и это заслуживает уважения.

– Она получит столько уважения, сколько заслужила, – туманно ответила Женевра.

Антонио посмотрел на мать, пытаясь отгадать смысл ее слов. Но она отвела взгляд. Он вздохнул. Наверное, он слишком многого от нее ждет. Хватит того, что она хочет все же выразить Марии признательность.

Гости разбрелись из большого салона на первом этаже главного дома по саду, как разноцветные цветочные лепестки, подхваченные ветром. Меньше чем за две недели сад преобразился. Под бело-зеленым навесом, окруженным цветущим гибискусом и нежными орхидеями, расположился оркестр. Искусно вырезанные скульптуры из льда и столы с изысканными закусками были размещены так, чтобы гости могли свободно передвигаться, выбирать деликатесы и разговаривать, не толпясь и не заставляя других ждать очереди.

Чтобы обслуживать прием, были наняты местные жители. Мария была тронута и щедростью Антонио, и тем уважением, которое горожане оказывали князю и его семье. Но ей по-прежнему остро хотелось ощутить на себе его руки. Втайне она желала навсегда остаться в этом чудесном городе, тысячью нитей связанном с прошлым. Остаться здесь, где так много значит погода, сезон и рыночный день.

Пока она размышляла, заиграл оркестр, и к ней подошел Антонио.

– Позволь пригласить тебя на вальс.

Слезы подступили к глазам, вот ужас! Князь, вальс, бальный зал – все это ошеломляло и приводило в восторг.

– С удовольствием, – сказала Мария и только тогда сообразила, что не умеет танцевать вальс.

Но с Антонио это не имело значения. Он вел ее под размеренный ритм – шаг, шаг, скольжение... шаг, шаг, скольжение... – держал твердо и нежно, следя, чтобы она не выскользнула из его рук, когда они кружились среди прочих пар.

Он посмотрел на нее. Она отвернулась, чтобы он не заметил слез, но он поднял за подбородок ее голову и посмотрел в глаза.

– В чем дело? Тебе не нравится вечер?

– Он очень необычен... Извини, если я испортила тебе праздник.

– Ты не испортила. – Он вдруг разозлился. – Мария, говори, о чем ты думала, почему так расстроилась.

– Я уезжаю.

– Со временем. – Она промолчала, и он нахмурился. Лицо затвердело. – У тебя контракт.

– Я его выполню, – торопливо заверила Мария. – Но мы идем с опережением графика. Съемки рекламы закончатся через месяц, и тогда мне придется уехать. Редактирование фильма, озвучание и концовку надо делать в США. Это все я закончу в Вашингтоне, пока буду координировать печатную рекламу с телевизионными и радиовыпусками.

– Я и не знал. – Антонио расстроился.

– Послушай, – ласково сказала она, – это даже к лучшему. Мы оба знаем, что между нами не может быть ничего другого, кроме того, что было. Мы уже это обсуждали. Я не хочу, чтобы ты чувствовал, будто тебя вынуждают вступать в отношения, которые ты не сможешь достойно завершить. А я не могу променять свое будущее на интрижку, даже если она продлится долго.

– Понятно, – произнес он и впился в нее взглядом, так что она почувствовала, как сжимается горло и подступают предательские слезы. Но тут дипломатичное покашливание и хлопок по плечу заставили Антонио повернуться.

Высокий стройный блондин, улыбаясь, сказал по-английски с легким акцентом:

– Позвольте разбить вашу пару, если леди согласна.

Мария удивилась, но облегченно вздохнула.

Он подошел вовремя: она ни секунды не могла оставаться в руках Антонио, она бы разрыдалась. Мужчина представился, уводя Марию на широкое пространство паркета. Он оказался племянником Женевры Бонифаче.

– Вы местный? – приветливо спросила Мария.

– Я живу в Милане. – Он сообщил, что учится в университете.

Они весело проболтали два следующих танца, потом другой гость отобрал Марию у блондина. Он тоже представился и сказал, что приехал из Неаполя, чтобы познакомиться с ней. Когда он, как и предыдущий партнер, сообщил, что не женат, и обрисовал свое финансовое положение, она начала что-то подозревать.

Мария поискала глазами Женевру: та стояла с двумя молодыми людьми. Один из них повернулся в сторону Марии и понимающе кивнул.

Странные дела, подумала она, кажется, и он сейчас подойдет к ней с приглашением на танец.

Она видела, что Антонио стоит в другом конце зала и хмуро глядит в бокал. Интересно, заметил ли он, что происходит?

Так и есть: как только закончилась мелодия, один из тех, кто беседовал с Женеврой, подошел и представился как новый партнер.

Мария улыбнулась ему, скорее развеселившись, чем обидевшись на хорошо спланированную операцию.

– Скажите, что говорила Женевра Бонифаче вам и вашему другу?

Он смутился.

– А, синьора... она была предельно осторожна. Уверяю вас.

– Осторожна в отношения чего?

– Ну... вашей миссии. Ее настораживает причина, по которой вы приехали в Каровиньо. – Его английский сильно хромал, но она все понимала.

– И какова же эта причина?

Кавалер сбился с шага, но быстро выправился.

– Я не хотел бы доставлять сложности синьоре, – прошептал он.

Мария ободряюще улыбнулась.

– Нет, конечно.

– Она по секрету сообщила мне, что вы хотите найти мужа, – тихо сказал он. – Я не мог поверить, что такая красивая и богатая девушка, как вы, синьорина, не нашла себе мужа в Америке.

Мария разинула рот. Он с гордостью закончил;

– Но она объяснила, что вы любите итальянцев. Это вполне можно понять.

– Вот оно что. – На этот раз улыбка далась ей с трудом. – И вы заинтересовались?

Он энергично закивал:

–Si!

– А что, если я сообщу вам, что не богата? Что у меня нет другого имущества, кроме подержанной мебели и машины десятилетней давности?

Он смутился, заморгал.

– Наверное, синьора Бонифаче ошиблась. Может быть, потому и предлагала щедрое приданое.

– Приданое? – Мария задохнулась. Комнату заволокло красным туманом, пол накренился и покачнулся. Чтобы не упасть, Мария ухватилась за лацканы пиджака партнера. – Приданое...

– Да, она обещала, что, когда вы выйдете замуж, она даст вам в приданое пятьдесят тысяч американских долларов. Очень щедро, правда?

Мария проглотила ком в горле и выговорила:

– Ода, очень!

Она в бешенстве огляделась в поисках Женевры, но та исчезла, может быть, почувствовала, что ее разоблачили. А может быть, как метательный снаряд, бросилась за следующим перспективным кавалером.

Тем временем ее партнер прижался к ней и прожурчал на ухо:

– Давайте начистоту: вам нравится Руфио?

Мария выскользнула из его рук.

– Вы мне очень нравитесь, Руфио. Но не настолько, чтобы выходить за вас замуж. Извините. -Она улыбнулась и ринулась к выходу.

На полпути ее перехватил Антонио. Оп вцепился ей в плечо и притянул к себе.

– Куда вы так спешите, мисс Популярность?

Она хмуро взглянула на него.

– Пусти. Я намерена поговорить с твоей дражайшей матушкой.

– Вот как? Разве тебе недостаточно мужчин? Ты могла бы их всех монополизировать.

О господи, неужели он не нашел другого времени разыгрывать из себя чудовище! Ох уж эти мужчины!

– О да, я наслаждалась от души! – выпалила она. – Всю жизнь мечтала оказаться лотом па аукционе для холостяков Италии!

Антонио ослабил хватку, и она рывком высвободилась. Но он преградил ей путь. Выражение его лица предвещало бурю.

– Женщина, о чем ты говоришь?

– Я говорю об истинном мотиве этого сборища. Твоя мать имела в виду меня!

– Конечно. Она устроила прием в твою честь. Она заранее обсуждала со мной каждую мелочь, чтобы сделать тебе приятное.

– Обсуждая ледяные скульптуры и меню, она случайно не упоминала, что дает за мою голову выкуп в пятьдесят тысяч долларов?

В васильковых глазах Антонио появилось недоумение.

– О чем ты говоришь, Мария?

– Женевра предложила деньги любому, кто сумеет на мне жениться. Думаешь, кто-нибудь из них согласился бы заманить меня в постель за меньшую сумму?

– Я не верю.

– А я – верю. И поговорю с ней! Прямо сейчас!

– Подожди!

Но было уже поздно. Мария ринулась в битву. Антонио выругался сквозь зубы и пошел за ней. Он серьезно сомневался, доживут ли обе дамы до завтра, если он не вмешается.

Но Мария оказалась проворнее.

Пока он пробирался сквозь толпу гостей, она уже отозвала синьору Бонифаче в сторону и тихо с ней разговаривала. Антонио пришел в ужас, но не решился подойти.

Может, ситуация утрясется сама собой? Размечтался! Нет, он вступит, если стороны перейдут к физическим действиям, хотя трудно было представить, как его аристократическая матушка ударит кулаком Марию.

Однако... Мария была явно готова к драке.

Осторожно, кругами Антонио приблизился к женщинам, чтобы уловить хоть несколько слов, не будучи уличенным в подслушивании. Мать хмуро молчала, Мария говорила, оживленно жестикулируя – ни дать ни взять итальянка. Он невольно отметил, что у нее это получалось очень мило.

Оказавшись за спиной матери, Антонио с удивлением увидел, что Мария улыбается. Как будто чему-то радуется, а если это и не так, то она, чертовка, хорошо притворяется. Он придвинулся поближе.

– Я понимаю вашу позицию, – говорила Мария. – Но вам незачем беспокоиться по поводу того, что я уведу ваших мужчин. Через два месяца я закончу все, что должна была сделать, и вернусь в Штаты. Одна. Я сюда приехала только работать.

Антонио надеялся увидеть, как угаснет ее улыбка при этих словах, но тщетно. Это очень его расстроило. Он-то хотел уговорить Марию остаться с ним... У него нет шансов.

Два месяца. Восемь недель желаний и разочарований. Если бы она сдалась и переспала с ним, он мог бы надеяться со временем вырвать ее из своего сердца. По своему опыту и опыту друзей Антонио знал, что при таких отношениях любовь чаще всего проходит через несколько месяцев.

Почему он не может добиться от этой женщины короткой связи? Он готов был пнуть ногой ближайшую ледяную скульптуру, черт бы ее побрал.

Если бы он не принадлежал к столь знатному роду, он мог бы соврать Марии, как это делают другие мужчины. Сказал бы, что любит ее, обещал бы жениться. Может, приплел бы мать, чтобы объяснить, почему нельзя сразу объявлять о помолвке: мол, Женевру нужно подготовить к этому. Если бы Мария осчастливила его на эти восемь недель, он бы пользовался всеми благами любовника.

К сожалению, он не такой человек.

Заговорила мать, и Антонио навострил уши, делая вид, что накладывает еду на тарелку. Женевра говорила по-английски, старательно подбирая слова:

– Мария, я всего лишь думала поощрить кавалеров. Так поступила бы любая мать.

– Но вы мне не мать, – мягко уточнила Мария. – И меня не интересует брак ни с одним из ваших кавалеров.

– Вы молодая, красивая девушка. У вас должны быть друзья среди джентльменов. Как я заметила, вы пока не привлекли ничье внимание.

– Я сюда приехала, чтобы работать, и не хочу отвлекаться на свидания. Я знаю, как вам дороги сын и внук. Даже если бы в моей власти было увезти их от вас, я бы ни за что этого не сделала.

Он с интересом ждал, как отреагирует мать. Она держалась надменно и торжественно.

– Возможно, вы не имеете намерения разбить нашу семью. Но я вижу все. Вы любите Тонио. А он одинок и потому потянулся к вам. Но он больше никогда не женится. Вот увидите, Мария Макферсон.

Мария молча поглядела вслед Женевре, потом опустила глаза.

Подошел Антонио.

– Извини. Она всегда говорит то, что думает. Иногда это бывает неуместно или даже ошибочно.

Мария подняла на него сухие глаза.

– Кажется, на этот раз она попала в точку.

Антонио помотал головой.

– Она права только в том, что я не хочу еще раз жениться, но все остальное...

– Насчет того, что я тебя люблю? – Мария неестественно засмеялась. – Нельзя любить того, кто не отвечает взаимностью. Разве можно так не уважать себя? Я вижу, что ты меня не любишь, значит... – Ее прекрасные серебристо-серые глаза наполнились слезами. С дрожащих губ сорвалось: – О, черт бы тебя побрал, Антонио!

Она резко повернулась и побежала – мимо сверкающей ледяной бабочки, мимо столов с подносами, полными бутербродами с икрой. Он видел краем глаза, что мать за ними наблюдает. Антонио стрельнул в нее взглядом, призванным показать, что он человек самостоятельный, и кинулся догонять Марию.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Марии казалось, что ее сердце искромсано. Неужели она настольно прозрачна? Неужели каждый, кто на нее взглянет, понимает, что она безумно влюблена в Антонио?

И зачем она только приехала! Страшная ошибка! Она же с самого начала понимала, что Антонио стремится к интимным отношениям! Чисто физическим – никаких обещаний, обязательств.

Она это знала! И все равно безрассудно положилась па его слово, а теперь сделала еще хуже – призналась, что любит его. Ей некого винить, кроме самой себя. О чем она только думала?!

Мария остановилась па мгновение, чтобы сбросить бальные туфли, и побежала босиком через сад и дальше, за ворота имения. Она неслась в сторону города, по узким пустым улочкам, все вверх и вверх.

Ругаясь сквозь зубы, сдерживая слезы, она стремительно удалялась от массерии, и ноги уже болели, израненные булыжной мостовой. Наконец она одолела вершину холма, на котором тысячу лет назад вырос Каровиньо, и извилистая тропинка, усеянная галькой, пошла вниз.

Странно, что за все время ей попалось всего несколько пешеходов – похоже, весь город приглашен на бал. И каждого мало-мальски пригодного холостяка известили о ее доступности! От унижения она застонала.

Наконец Мария остановилась на крутом склоне, покрытом валунами и миндальными деревьями. Внизу раскинулась темная оливковая роща, среди деревьев белели хижины с коническими крышами, похожие на детские кубики. Мария упала на траву и разразилась рыданиями. Хорошо бы никогда не было того дня рождения, когда ей исполнилось двадцать пять лет и когда в ее жизнь вошел этот самодовольный, сводящий с ума, изумительный мужчина!

Через какое-то время она услыхала прерывистое дыхание и топот ног. Торопливо стерев с лица слезы, Мария прижалась к земле.

– Ты не говорила... что ты... чемпионка по кроссу, – прошипел Антонио.

– Убирайся, – буркнула она. Никакие слова не заставят ее снова его полюбить, так она решила. Никакие. – Кстати, как ты меня нашел?

– По белому платью. В лунном свете оно как маяк. Я повис... черт! Я висел у тебя на хвосте с тех пор, как ты выскочила на шоссе. Ты меня доконала! – Он отдышался и сел на землю рядом с ней. – Она угадала? Ты меня любишь?

Она повернулась и уставилась ему в глаза.

– Я тебя ненавижу!

Она возненавидела его еще больше, потому что он был дьявольски красив в черном смокинге, при луне, на фоне глыбы гранита. Какая девчонка не потеряет рассудок от одного его вида!

– Ты меня ненавидишь, – протянул он, изучая выражение ее лица.

Она отвела глаза.

– Я не собираюсь тешить твое мужское самолюбие. Давай остановимся на том, что мы – разные. И хотим от жизни разного.

– А что, если я не знаю, чего хочу? – Это было сказано таким голосом, что Мария дрогнула.

Она встряхнула головой, отгоняя неуместное чувство.

– Я тебе не верю. Во всяком случае ты хорошо знаешь, чего не хочешь. Ты не хочешь иметь жену и новых детей. А это как раз то, чего желаю я.

Антонио открыл было рот, чтобы что-то сказать, но она перебила:

– Я хочу самую обычную семью, где два человека любят друг друга и вместе растят детей и каждый знает, что другой не оставит его в беде.

Может быть, ты все еще переживаешь ту трагедию, но я в это не верю. Потому что несколько месяцев наблюдала за тобой. Может, тебя не вдохновляет такой брак из-за твоей княжеской крови. Или он ограничивает твою свободу, не знаю. – Она взглянула ему прямо в лицо. – Но это моя жизнь, и я сама выбираю, как мне жить, черт возьми!

– Конечно, выбираешь ты, – наконец признал он.

– Я не нуждаюсь в твоем разрешении! – Она оттолкнула его, вскочила, собираясь бежать, но Антонио уже был на ногах. Прежде чем Мария успела сделать шаг, он схватил ее за руку.

– Ну нет, не убежишь! Мне не угнаться за тобой – целую милю по бездорожью, ночью! – Одной рукой он прижимал девушку к груди, другой повернул к себе ее лицо. – Поговорим?

– Я не желаю краткосрочных отношений ни с тобой, ни с кем другим!

– А долгих отношений с мужчиной, которому ты глубоко симпатична?

Мария фыркнула. Она снова не услышала слов о любви или свадьбе и вздохнула, понимая, что он ищет компромисс. Ей этого недостаточно, она не делит жизнь на части!

– Послушай, – прошептала она, – я понимаю, ты считаешь, что это самое большее, что ты можешь дать. Но что, если мы займемся любовью, а я забеременею?

Он выглядел неописуемо огорченным.

– Ну, Мария... я думал, что ты...

Неожиданно она расплакалась, злясь на себя за то, что не может сдержать слезы.

– Ты думал, что у меня не может быть ребенка? Что я получу твое княжеское позволение прервать беременность? И этим закончатся мои надежды иметь семью?

Он встряхнул ее за плечи и закричал:

– Прекрати! Мария, послушай меня хоть минуту!

Она всхлипнула.

– Прости, что я вызвала такой переполох. Я тебе благодарна, благодарна больше, чем могу выразить, за то, что узнала тебя. Теперь у меня есть надежда, понимаешь?

Глотая слезы, Мария думала: ну нет, она не даст ему это сделать, не позволит переубедить. Лучше уж кричать. Но, черт возьми, почему он так смотрит?

Она отвела глаза, чтобы уклониться от этого синего взгляда. Ничего она не хочет чувствовать к нему – ни симпатии, ни любви, ни тем более страсти.

– Мария, честное слово, я не знаю, что нам делать. – Он прижал ее к груди, а когда она попыталась вырваться, чуть не раздавил. – Поверь, я борюсь с собой с того самого момента, как тебя увидел. А сюда ты приехала отчасти и для своей пользы. Для карьеры. Сама знаешь, если мы с тобой не потеряем головы, ты уедешь с шикарным резюме.

– Если тебя действительно волнует мое будущее, почему ты только тем и занимаешься, что стараешься меня соблазнить?

Он долго молчал. Тучи заволокли луну. Вдали лаяла собака. Ветерок обвевал голые плечи. Мария ждала, затаив дыхание. Пусть скажет хоть что-нибудь.

– Ты вызываешь желание, саrа. И не обвиняй меня в этом. Я отвечаю за свои действия, но что касается чувств – тут я бессилен. Они такие, какие есть.

Она с ужасом чувствовала, что душой склоняется на его сторону, вопреки собственным интересам. Ну почему, почему женщина всегда готова защищать кого угодно... за свой счет?

– Интрижка со мной не излечит тебя от горя. – Она коснулась его щеки, но тут же отдернула руку. От таких непроизвольных жестов становилось еще хуже. – Я тебя разбудила. Теперь тебе просто нужно найти женщину, согласную играть по твоим правилам.

Ей самой было противно то, что она говорила. Пойди найди себе женщину... Но больше она ничего не могла посоветовать.

– Все не так просто, – сказал Антонио, изучая ее лицо. – Мне не нужен никто другой. Ни одна женщина не действует на меня так, как ты. – Рукой он запрокинул ей голову.

Она приказала себе сопротивляться. Она велела себе не слушать его речей. Не давать себя целовать на этом каменистом склоне, среди ночи.

Если он собирается это делать.

Что же он медлит?!

– Видишь ли, когда ты так смотришь на меня, я почти слышу, как ты просишь тебя поцеловать. Что ж, не могу тебе в этом отказать.

Он наклонился и слегка коснулся ее губ. Босые ноги перестали чувствовать землю. Голова закружилась. Чтобы не упасть, Мария уцепилась за него.

– Не надо, Антонио... – (Он поцеловал еще раз, тверже.) – Ты говорил, что стоит мне сказать «нет», и ты остановишься.

– Но только если ты этого хочешь, – шепнул он.

– Хочу!

– Твое тело говорит мне другое.

– Тело – подлый предатель!

Антонио отстранился, чтобы посмотреть на нее. Мария медленно подняла глаза – и напрасно. Он был так близко, она чувствовала его запах, тепло рук – она была полна им. Больше девушка не противилась судьбе – она наконец решила для себя, что он ее судьба.

Мысль эта пришла к ней как прозрение, как внезапное осознание, и вовсе не являлась следствием потери трезвости рассудка. Пусть не в одно мгновение, но она поняла силу собственного любовного голода.

А может, если она уйдет от Антонио, это станет главной ошибкой в ее жизни? Может, судьбой назначено, чтобы он был ее большой любовью?

Может, если она не рискнет ради него всем, что имеет, второго шанса не будет?

Сколько раз в жизни встречаешь совершенство? Некоторые – никогда. А она закрывает дверь перед замечательным мужчиной! Которого уважает. Как знать, может, когда она все же откроет дверь, за ней не будет стоять Хороший Человек? Если вообще кто-то будет стоять.

Ей двадцать пять, а она все еще девственница. Она все ждала, но никто не приходил. Только Антонио... Мария хотела его отчаянно, всей душой, каждым вздохом. Если она сейчас скажет «нет», то что это будет – отказ ему в удовольствии или отказ себе в единственном шансе на счастье?

– Эта оливковая роща – твоя? – спросила она охрипшим голосом.

–Да.

– А маленькие хижины – тоже твои?

– Да. Они называются трулли. Дальше тропинка ведет в массерию.

– А в них живут? – спросила она, вскинув голову.

В его глазах что-то сверкнуло.

– Одну хижину я держу для себя. Иногда ночую там, как делали отец и дед.

– Веди меня туда.

– Ты уверена? Понимаю, я тебя запугивал... я был...

Она накрыла ему губы пальчиком.

– Настойчивым – да. Но не запугивал. – Мария вздохнула и посмотрела вниз, на имение, -Там я не могла, здесь... Здесь никого нет. Пойдем в твою хижину, пожалуйста!

Он молча нежно поцеловал ее, взял за руку и повел по склону вниз к древнему строению, такому же старому и горделивому, как вся эта земля.

Снаружи хижина была похожа на чум эскимосов, только сложенный из каменных блоков, отесанных вручную. Венчал ее забавный каменный шар. Мария нырнула в низкую дверь. Внутри чувствовался застоялый запах дров, травы и цветов, въевшийся в стены за века.

Она подумала: здесь живет память многих поколений. Память о детях, которых растили отцы и деды. Кто знает, сколько любовников уединялось здесь и, возможно, зачинало новую жизнь.

Хотя издали строение выглядело причудливо-карликовым, оно оказалось практичным. Стены толщиной в полметра могли защитить от стихии и, возможно, от набегов воров и грабителей, некогда рыскавших по окрестностям.

Когда глаза привыкли к темноте, она стала различать мебель, смутно видневшуюся на фоне оштукатуренных стен. Маленький щербатый стол. Два стула с высокими узкими спинками, деревянный буфет, кровать.

Кровать имела деревянную раму, где на веревочных петлях лежал матрас, обтянутый грубым, но чистым тиком. По бугристой поверхности было видно, что он набит сеном.

Мария ощущала единение с веками, ей передавалось нечто изысканное, что принесли сюда когда-то другие женщины, искавшие и нашедшие гнездышко для встречи с любимым.

– Не слишком элегантно, – извинился Антонио за ее спиной. Он обнял ее руками как шалью, и она обернулась, сияя улыбкой.

– Здесь прекрасно, – сказала Мария и уткнулась лицом ему в грудь.

Он пинком закрыл дверь, и в комнате стало темно. Он нагнулся, бережно поцеловал ее и шепнул: «Постой минуту».

Чиркнула спичка, зажегся яркий оранжевый свет, по стенам и потолку забегали тени.

Встретившись глазами с Антонио, Мария увидала множество чувств, сконцентрированных в его взгляде, – она не отказалась бы ни от одного.

– Боишься? – спросил он.

Она покачала головой. Как она может его бояться? Он всегда вел себя так, что она знала: он не причинит ей боли, по крайней мере умышленно. Сейчас ею овладело другое чувство. Антонио всегда был с ней болезненно честен, а это дороже того, что дают другие мужчины. Он никогда не пытался ею манипулировать.